…Да, юнкер, не могу возразить… в Логрии крепко пьют. Светлое пиво пьют и темное, то, что зовется болотным медом. И турецкое вино пьют, что привозится из Тавриды, и греческую мастику… Свое винцо тоже тянем, не без этого. Оно хоть и кислое, и пена в нем, зато свое. И себе удовольствие и, опять же, поддержка отечеству. Наше вино сводит зубы, как столярный клей… крамольного слова и во хмелю не ляпнешь....
— Яблоку, говоришь, негде упасть? Ну, яблочек, конечно, мы на гостей сыпать не будем, а вот гвоздички — можно. «Денег нет, денег нет…» Экий ты скучный тип, Клод. Два месяца в моих секретарях бегаешь, а все никак не сменишь песенки. Перед гостями опозоришь, сквалыга. Ладно, давай сюда бумаги, плащ и розу. Силы небесные, он опять выпучил зенки! Пора бы запомнить, in cathedrae[1] я не знаю, куда девать руки, мне спокойнее, когда они заняты. Не с веером же мне выходить. Да нет, чайные я терпеть не могу, краснею. Так… зеркало… Ничего, недурно… Я бы даже сказал: шарман. Шарман, дурак, значит — «очаровательно». Присядем на дорожку. Ну, с Богом! Пошли!...
