Я и хотел написать рассказ о Ниночке Крохиной.
   И сюжет хороший, и настроение у меня было такое, что по силе и яркости написанного — критика признала бы «Ниночку Крохину» одним из удачнейших моих рассказов.
   Не судьба.
   Так читатель никогда и не узнает изумительной потрясающей судьбы редкой девушки — Ниночки Крохиной.
   Только что я, дрожа от нетерпения и острого стремления окунуться в океан увлекательного творчества, взял несколько листов чистой бумаги и придвинул чернильницу поближе, как телефонный аппарат, стоящий на письменном столе, неистово зазвенел.
   — Что?! — грубо бросил я в трубку. — Что надо?!
   — Ой-ой, что за кровожадность, — засмеялся где-то за несколько верст женский голос. — Не в духе?
   — А-а, здравствуйте, — с напряженной радостью протянул я, сжимая свободную руку в кулак. — Ну, что новенького?
   — Нет, вы лучше скажите, почему у вас был такой сердитый тон?
   — Да нет… так просто… Это аппарат шалит.
   — Сердечный? — слышится лукавый вопрос.
   — Телефонный.
   — Вы, может быть, на меня сердитесь, а? За то, что я позавчера каталась на островах не с вами, a с Дрягиным.
   — Нет, что вы… Пожалуйста…
   — Ах, так?!. Нечего сказать — красиво. Так почему же выбыли такой злой сейчас, а? «Что»?!! Будто из пистолета выстрелил.
   — Простите, но когда я спросил: «что?» я ведь не знал, что это вы меня вызываете!..
   — А если не я, так с другими нужно быть грубым?
   — Да нет… Но дело в том, что я только что уселся писать, — и поэтому всякий звонок может легко сбить меня с настроения.
   — Даже мой звонок?
   Свободная, уже ранее сжатая в кулак рука закачалась в воздухе.
   — О, нет, что вы… Я очень рад, что вы позвонили. Ну, до свиданья, всего хорошего.
   — Успеете там с вашим писаньем. Все равно, всего не испишете… А что, вас, все-таки, часто отрывают от работы?
   — Очень часто. То звонки, то визиты. Прямо ужас…
   — А вы бы трубку с телефона снимали…
   — Не всегда удобно. Иногда бывают важные звонки, по экстренному делу.
   — Бедняжка! Ждете важных звонков, a к вам звонят не важные звонки.
   — Да.
   — Вы бы говорили, что вас дома нет.
   — Да.
   — Или время бы какое-нибудь назначили определенное.
   — Да.
   — Что это вы как будто чем то недовольны?
   — Нет.
   — Я замечаю, что вы в последнее время какой то нервный.
   — Да.
   — Я сама понимаю, что когда собираешься что-нибудь сделать, a тебе помешают — так теряешь наверное.
   — Да.
   — И, наверное, большей частью, без дела звонят?
   — О, да, да, Конечно. Действительно!
   — Не понимаю таких людей…
   — Да. Ну, до свиданья!
   — Всего хорошего. Завтра что делаете?
   — Нет.
   — Что «нет»?
   — Да. Делаю, вообще. Я вам позвоню. До свиданья.
   — Всего хорошего. Пишите ваш рассказ. Вчера не видели Птицына?
   — Да.
   — Видели? Ну, расскажите, что он делает вообще?
   — Ничего. Спасибо. Гуляет. Ну, до свиданья.
   — Боже, как вы хотите от меня избавиться!.. Ну, до свиданья. Не буду вас больше мучить. Теперь вы на меня не сердитесь?
   — Нет.
   — Ага! Значит, раньше сердились!
   — Нет.
   — Мне этот Дрягин не нравится. В нем есть что-то вульгарное… Или нет? Как вы находите?
   — Да.
   — Что — «да»? Согласны вы со мной или нет?
   — Согласен. Ну, до свиданья.
   — Еще бы вы были не согласны!.. Когда при вас выругаешь мужчину, вы всегда согласны, a похвалишь кого, так вы на стену лезете. Только таких циников, как Мочугов, — вы и можете хвалить. Давно его видели?..
   — Да, Давно. Спасибо. Гуляет. Ну, до свиданья.
   — Нет, постойте… Разговор становится интересным! Это мне нравится; я назвала Мочугова циником, a вы даже не протестуете… Почему же вы раньше так горой за него стояли?! Ну-ка, вы, «мужская логика», отвечайте!..
   — Да. Гуляет. Спасибо.
   — Кто?
   — Этот… Мочугов. Вообще это все трудные задачи. Ну, до свиданья. Позвоню.
   — Ну, теперь окончательно: до свиданья!
   — Послушайте… Только не звоните после трех. Меня дома не будет. И до одиннадцати тоже. Или нет, в десять. Даже немножко раньше. Не спутаете?
   — Да. Ну, до свидания. Дрягине и не думайте. Он для вас не опасен. Может быть, кто другой…
   — Да. Ничего. Он гуляет. Ну, до свиданья.
   — Кто гуляет? Что вы затвердили: «гуляет да гуляет»!
   — Да. Все вообще. Погоды хорошие, они и тово…
   — Стыдитесь! О погоде заговорили. Неужели, у вас с дамой нет более содержательного разговора?
   — Да. Кхе, кхе!.. Кх…
   — Что это вы как будто кашляете? Простудились?
   — Нет. Нервное.
   — Почему?
   — Да, знаете, мешают все. Приходят, звонят…
   — А вы бы трубку снимали. Или просто говорили, что заняты, работаете, мол.
   — Я и говорю. Не помогает.
   — Вот, ей Богу, наказание. Действительно, положение! Ну, если они такие не чуткие — вы бы сказали «извините», но я сейчас не могу разговаривать!
   — Извините, но я сейчас не могу разговаривать.
   — Вот так. Молодец. Запомните это?
   — Ну, до свиданья.
   — Послушайте… А мне пришло в голову: может, вы и меня так же потом ругаете за мои разговоры, как и других, а? Я вам ведь, кажется, тоже помешала?
   — Да. Ну, конечно!
   — Ну, вот вы уже и шутите… Вот и хорошо. Я, значит, разогнала ваше дурное настроение. А если, предположим… Неужели повесили трубку?! Свин… положим… Что эт…

* * *

   — Барина дома нет.
   — Да как же нет, если он сейчас по телефону разговаривает. Я ведь зашел на одну секунду.
   Входит человек. Не на четырех ногах, a как любой человек — на двух ногах.
   — Я вам помешал сейчас?
   — Собственно, как сказать?.. Я ведь пишу рассказ…
   — А вы вон сейчас по телефону разговаривали…
   — Да; это одна дама оторвала меня. Только сбила с настроения…
   — А вы бы сказали, что заняты.
   — Говорил. Не помогает.
   — Ни на одну йоту у этих дам нет чуткости! Трубку бы не снимали на это время.
   — Да.
   — Или просто: нет дома — и конец.
   — Да.
   — Я вам, может, мешаю? Я только на десять минут. Ну, что у вас слышно с вашей газетой?..

* * *

   Я люблю людей.
   Я готов их всех обнять. Обнять и крепко прижать к себе.
   Так прижать, чтобы они больше не пикнули.
   Отчего я писатель? Отчего я не холера?
   И знал бы тогда, кому следует захворать…