Из славнова Ростова, красна города,
   Как два ясныя соколы вылетывали,
   Выезжали два могучии богатыри:
   Что по именю Алешинка Поповичь млад
   А со молодом Екимом Ивановичем.
   Оне ездят, богатыри, плеча о плечо,
   Стремяно в стремяно богатырское.
   Оне ездили-гуляли по чисту полю,
   Ничего оне в чистом поли не наезживали,
   Не видали птицы перелетныя,
   Не видали оне зверя прыскучева,
   Толко в чистом поле наехали –
   Лежит три дороги широкия,
   Промежу тех дорог лежит горючь камень,
   А на каменю подпись подписана.
   Взговорит Алеша Поповичь млад:
   – А и ты, братец Еким Ивановичь,
   В грамоте поученои человек!
   Посмотри на каменю подписи,
   Что на каменю подписано.-
   И скочил Еким со добра коня,
   Посмотрил на каменю подписи,
   – Росписаны дороги широкия:
   Первая дорога во Муром лежит,
   Другая дорога – в Чернигов-град,
   Третья – ко городу ко Киеву,
   Ко ласкову князю Владимеру.
   Говорил тут Еким Ивановичь:
   – А и братец, Алеша Поповичь млад,
   Которой дорогой изволишь ехать? -
   Говорил ему Алеша Поповичь млад:
   – Лутче нам ехать ко городу ко Киеву,
   Ко ласкову князю Владимеру.-
   Втапоры поворотили добрых коней
   И поехали оне ко городу ко Киеву.
   Не доехавши оне до Сафат-реки,
   Становились на лугах на зеленыех,
   Надо Алеши покормить добрых коней,
   Раставили тут два бела шетра,
   Что изволил Алеша опочив держать,
   А и мало время позамешкавши,
   Молоды Еким со добры кони,
   Стреножемши, в зелен луг пустил,
   Сам ложился в свои шатер опочив держать.
   Прошла та ночь осенея,
   Ото сна Алеша пробужаетца,
   Встает рано-ранешонко,
   Утреней зарею умываетца,
   Белаю ширинкаю утираетца,
   На восток он, Алеша, богу молитца.
   Молоды Еким сын Ивановичь
   Скоро сходил по добрых коней, «
   А сводил он поить на Сафет на реку,
   И приказал ему Алеша
   Скоро седлать добрых коней.
   Аседлавши он, Еким, добрых коней,
   Нарежаютца оне ехать ко городу ко Киеву.
   Пришол тут к ним калика перехожей,
   Лапатки на нем семи шелков,
   Подковырены чистым серебром,
   Личико унизано красным золотом,
   Шуба соболиная долгополая,
   Шляпа сорочинская
   Земли греческой в тритцать пуд.
   Шелепуга подорожная в пятдесят пуд,
   Налита свинцу чебурацкова,
   Говорил таково слово:
   – Гои вы еси, удалы добры молодцы!
   Видел я Тугарина Змеевича,
   В вышину ли он, Тугарин, трех сажен,
   Промеж плечеи косая сажень,
   Промежу глас калена стрела,
   Конь под ним как лютой зверь,
   Из хаилиша пламень пышет,
   Из ушей дым столбом стоит.-
   Привезался Алеша Поповичь млад:
   – А и ты, братец калика перехожея!
   Дай мне платье каличее,
   Возми мое богатырское,
   Лапатки свои семи шелков,
   Подковырены чистым серебром,
   Личико унизано красным золотом,
   Шубу свою соболиную долгополую,
   Шляпу сорочинскую
   Земли греческой в тридцать пуд,
   Шелепугу подорожную в пятдесят пуд,
   Налита свинцу чебурацкова.-
   Дает свое платье калика
   Алеши Поповичу, не отказываючи,
   А на себе надевал то платье богатырское,
   Скоро Алеша каликою нарежаетца
   И взял шелепугу дорожную,
   Котора была в пятдесят пуд,
   И взял в запас чингалиша булатное,
   Пошол за Сафат-реку.
   Завидел тут Тугарин Змеевичь млад,
   Заревел зычным голосом,
   Подрогнула дубровушка зеленая,
   Алеша Поповичь едва жив идет,
   Говорил тут Тугарин Змеевичь млад:
   – Гои еси, калика перехожея!
   А где ты слыхал и где видал
   Про молода Алешу Поповича?
   А и я бы Алешу копьем заколол,
   Копьем заколол и огнем спалил.–
   Говорил тут Алеша каликаю:
   – А и ты ои еси, Тугарин Змеевичь млад!
   Поезжай поближе ко мне,
   Не слышу я, что ты говоришь.-
   И подъезжал к нему Тугарин Змеевичь млад.
   Сверстался Алеша Поповичь млад
   Против Тугарина Змеевича,
   Хлеснул ево шелепугою по буйной голове,
   Розшиб ему буину голову,
   И упал Тугарин на сыру землю,
   Скочил ему Алеша на черну грудь.
   Втапоры взмолитца Тугарин Змеевичь млад:
   – Гои еси ты, калика перехожея!
   Не ты ли Алеша Поповичь млад?
   Токо ты Алеша Поповичь млад,
   Сем побратуемся с тобой.-
   Втапоры Алеша врагу не веровал,
   Отрезал ему голову прочь,
   Платья с него снимал цветное на сто тысячей,
   И все платья на себе надевал,
   Садился на ево добра коня
   И поехал к своим белым шатрам.
   Втапоры увидели Еким Иванович
   И калика перехожея,
   Испужалися его, сели на добрых коней,
   Побежали ко городу Ростову.
   И постигает их Алеша Поповичь млад,
   Обвернетца Еким Иванович,
   Он выдергивал палицу баевую в тритцать пуд,
   Бросил назад себе:
   Показалося ему, что Тугарин Змеевичь млад,
   И угодил в груди белыя Алеши Поповича,
   Сшиб из седелечка черкескова,
   И упал он на сыру землю.
   Втапоры Еким Ивановичь
   Скочил со добра коня, сел на груди ему,
   Хочет пороть груди белыя,
   И увидел на нем золот чюден крест,
   Сам заплакал, говорил калики перехожему:
   – По грехам надо мною, Екимом, учинилося,
   Что убих своего братца родимова.-
   И стали ево оба трести и качать
   И потом подали ему питья заморскова,
   Оттого он здрав стал.
   Стали оне говорити
   И между собою платьем меняти:
   Калика свое платье надевал каличье,
   А Олеша – свое богатырское,
   А Тугарина Змеевича платье цветное
   Клали в чебодан к себе.
   Сели оне на добрых коней
   И поехали все ко городу во Киеву,
   Ко ласкову князю Владимеру.
   А и будут оне в городе Киеве
   На княженецком дворе,
   Скочили со добрых коней,
   Привезали к дубовым столбам,
   Пошли во светлы гридни,
   Молятся Спасову образу
   И бьют челом, поклоняютца
   Князю Владимеру и княгине Апраксевне,
   И на все четыре стороны.
   Говорил им ласковой Владимер-князь:
   – Гои вы еси, добры молодцы!
   Скажитеся, как вас по именю зовут,
   А по именю вам мочно место дать,
   По изочеству можно пожаловати.-
   Говорит тут Алеша Поповичь млад:
   – Меня, асударь, зовут Алешою Поповичем,
   Из города Ростова старова попа соборнова.-
   Втапоры Владимер-князь обрадовался,
   Говорил таковы слова:
   – Гои еси, Алеша Поповичь млад!
   По отечеству садися в большое место,
   В передней уголок,
   В другое место богатырское –
   В дубову скомью против меня,
   В третье место, куда сам зохошь.-
   Не садился Алеша в место болшее
   И не садился в дубову скомью,
   Сел он со своими товарищи на полатнои брус.
   Мало время позамешкавши,
   Несут Тугарина Змеевича
   На той доске красна золота
   Двенатцать могучих богатырей.
   Сажали в место долшое,
   А подле ево сидела княгиня Апраксевна.
   Тут повары были догадливы:
   Понесли ества сахарные и питья медяныя,
   А питья все заморския.
   Стали тут пить, есть, прохложатися,
   А Тугарин Змеевичь нечестно хлеба ест:
   По целой ковриге за щеку мечит,
   Те ковриги монастырския;
   И нечестно Тугарин питья пьет:
   По целой чаше охлестовает,
   Котора чаша в полтретья ведра.
   И говорил втапоры Алеша Поповичь млад:
   – Гои еси ты, ласковой сударь
   Владимер-князь!
   Что у тебя за болван пришол,
   Что за дурак неотесонои?
   Нечестно у князя за столом сидит,
   Ко княгине он, собака, руки в пазуху кладет,
   Целует во уста сахарныя,
   Тебе, князю, насмехаетца!
   А у моево сударя-батюшка
   Была сабачишша старая,
   Насилу по подстолью таскалася,
   И костью та сабака подавилася,-
   Взял ее за хвост, под гору махнул;
   От меня Тугарину то же будет! -
   Тугарин почернел, как осеньня ночь,
   Алеша Поповичь стал как светел месяц.
   И опять втапоры повары были догадливы:
   Носят ества сахарныя.
   И принесли лебедушку белую,
   И ту рушала княгиня лебедь белую,
   Обрезала рученку левую,
   Завернула рукавцом, под стол опустила,
   Говорила таково слово:
   – Гои вы еси, княгини-боярыни,
   Либо мне резать лебедь бедова,
   Либо смотреть на мил живот,
   На молода Тугарина Змеевича.-
   Он взявши, Тугарин, лебедь белую,
   Всю вдруг проглатил,
   Еще тут же ковригу монастырскую.
   Говорит Алеша на податном брусу:
   – Гои еси, ласковой асударь Владимер-князь!
   Что у тебе за болван сидит?
   Что за дурак неотесонои?
   Нечестно за столом сидит,
   Нечестно хлеба с солью ест:
   По целой ковриге за щеку мечит
   И целу лебедушку вдруг проглотил.
   У моево сударя-батюшка,
   Федора попа ростовскаго,
   Была коровишша старая,
   Насилу по двору таскалася,
   Забилася на поварню к поварам,
   Выпила чан браги пресныи,
   Оттого она лопнула,–
   Взял за хвост, под гору махнул.
   От меня Тугарину то же будет! -
   Тугарин потемнел, как осеньня ночь,
   Выдернул чингалишша булатное,
   Бросил в Алешу Поповича.
   Алеша на то-то верток был,
   Не мог Тугарин попасть в него,
   Подхватил чингалиша Еким Ивановичь,
   Говорил Алеши Поповичу:
   – Сам ли ты бросаешь в ево али мне велишь? -
   – Нет, я сам не бросаю и тебе не велю,
   Заутра с ним переведаюсь:
   Бьюсь я с ним о велик заклад -
   Не о сте рублях, не о тысячи,
   А бьюсь о своей буйной голове! -
   Втапоры князи и бояра скочили на резвы ноги
   И все за Тугарина поруки держат:
   Князи кладут по сту рублей,
   Бояра – по пятидесят,
   Крестьяна – по пяти рублев.
   Тут же случилися гости купеческия,
   Три карабля свои подписавают
   Под Тугарина Змеевича,
   Всяки тавары заморскии,
   Которы стоят на быстром Непре,
   А за Алешу подписавал
   Владыка черниговской.
   Втапоры Тугарин звился и вон ушол.
   Садился на своего добра коня,
   Поднялся на бумажных крыльех
   Поднебесью летать.
   Скочила княгиня Апраксевна на резвы ноги,
   Стала пенять Алеши Поповичю:
   – Деревеншина ты, заселшина!
   Не дал посидеть другу милому.-
   Втапоры тово Алеша не слушался,
   Звился с товарыши и вон пошол.
   Садилися на добры кони,
   Поехали ко Сафат-реке,
   Поставили белы шатры,
   Стали опочив держать,
   Коней опустили в зелены дуга.
   Тут Алеша всю ночь не спал,
   Молился богу со слезами:
   – Создай, боже, тучю грозную,
   А и тучи-то з градом дождя! -
   Алешины молитвы доходны ко Христу.
   Дает господь бог тучю з градом дождя,
   Замочила Тугарина крылья бумажныи,
   Падает Тугарин, как собака, на сыру землю.
   Приходил Еким Ивановичь
   Сказал Алеши Поповичю,
   Что видел Тугарина на сырой земле.
   И скоро Алеша нарежаетца,
   Садился на добра коня,
   Взял одну сабелку вострую
   И поехал к Тугарину Змеевичю.
   И увидел Тугарин Змеевичь Алешу Поповича,
   Заревел зычным голосом:
   – Гои еси ты, Алеша Поповичь млад!
   Хош ли, я тебе огнем спалю?
   Хош ли, Алеша, конем стопчу
   Али тебе, Алешу, копьем заколю? -
   Говорил ему Алеша Поповичь млад-
   – Гои ты еси, Тугарин Змеевичь млад!
   Бился ты со мною о велик заклад -
   Битца-дратца един на един,
   А за тобою ноне силы-сметы нет
   На меня, Алешу Поповича -
   Оглянетца Тугарин назад себя,
   Втапоры Алеша подскочил,
   Ему голову срубил,
   И пала глава на сыру землю, как пивной котел
   Алеша скочил со добра коня,
   Отвезал чембур от добра коня,
   И приколол уши у головы Тугарина Змеевича,
   И привезал к добру коню,
   И привез в Киев на княженецкои двор,
   Бросил середи двора княженецкова.
   И увидел Алешу Владимер-князь,
   Повел во светлы гридни,
   Сажал за убраны столы,
   Тут для Алеши и стол пошел.
   Сколко время покушавши,
   Говорил Владимер князь
   – Гои еси, Алеша Поповичь млад!
   Час ты мне свет дал,
   Пожалуй ты живи в Киеве,
   Служи мне, князю Владимеру,
   До люби тебе пожалую! -
   Втапоры Алеша Поповичь млад
   Князя не ослушался,
   Стал служить верою и правдою;
   А княгиня говорила Алеши Поповичю:
   – Деревеншина ты, заселшина!
   Разлучил меня з другом милым,
   С молодым Змеем Тугаретиным,–
   Отвечает Алеша Поповичь млад:
   – А ты гои еси, матушка княгиня Апраксевна!
   Чють не назвал я тебе сукою,
   Сукою-ту – волочаикаю! –
   То старина, то и деянье.

 
   ***
   Сейчас, конечно, трудно судить со всей определенностью: был или не был в конце XII – начале XIII века у Всеволода Большое Гнездо, у Константина Ростовского и Мстислава Киевского такой богатырь – Александр Попович? Или же летописные известия, сказания и повести о нем «вставлены» в летописи уже в XV-XVII веках? И какого Александра Поповича можно считать прототипом былинного Алеши Поповича: погибшего с семьюдесятью русскими богатырями в исторической битве на Калке в 1223 году или другого Поповича и другого Александра, который, согласно тем же летописям, был современником Владимира Мономаха и в 1001 году (за два с лишним столетия до Калкской битвы) убивый самого могучего печенежского богатыря, пленил и привез в Киев их князя Родмана (почти так же, кстати, как Илья Муромец привез в Киев Соловья-разбойника), а в 1004 году вновь пошел на печенези, которые в ужасе побегоша в поле, услышав о его приближении? Или же речь идет о двух разных богатырях с одним именем: мало ли на Руси было «поповичей», а среди них Александров? Или же все три – плод фантазии и былинный Алеша Попович вовсе не имел ровно никакого отношения к тем, другим, реально существовавшим... Вот уже более столетия ученые пытаются найти ответ на эти вопросы.
   «Алеша Попович и Тугарин» – самый древний былинный сюжет, основанный на мотивах змееборчества. Каждый из былинных героев бьется со своим чудищем: Илья Муромец с Соловьем-разбойником, Идолищем или Сокольником, Подсокольником, Жидовином, Добрыня Никитич – со Змеем Горынычем или киевской колдуньей Маринкой Кайдаловной, а на долю Алеши Поповича достался Тугарин.
   Но былинный Тугарин, как считают исследователи, не просто художественный образ. У него есть вполне реальный исторический прототип: половецкий хан Тугоркан, ставший в 1094 году тестем Святополка и убитый киевлянами в 1096 году. Убийство в Киеве исторического Тугоркана и былинного Тугарина действительно дает основание для такой параллели.
   Впрочем, это толкование не единственное. Существует общеславянский корень «туг» в значении «горе, печаль, обида» (тужить, туго – слова того же корня). Таким образом, имя Тугарин вполне могло быть нарицательным, со значением – «обидчик, насильник, угнетатель». «Имя Тугарин,– замечают исследователи Ю.И. Смирнов и В.Г. Смолицкий,– наряду со многими другими эпическими именами (Богатырь, Добрыня, Дунай, Залешанин, Казарин, Пересвет, Рахман, Салтан, Соловей, Сухан, Тороп, Хотен и другие), было собственным «некалендарным» именем у русских вплоть до конца XVII века. Оно пользовалось определенным распространением среди низших и средних слоев населения центральных районов Московской Руси, в частности у «служилого сословия». Лингвистически нельзя объяснить бытование этого имени влиянием былинного образа. Лингвистически мог происходить лишь обратный процесс. Неизвестно, какое значение вкладывали русские в имя «Тугарин» в XVI-XVII вв. Более вероятным кажется, что оно было для его носителей своего рода оберегом, предохраняющим от сглазу, нечистой силы. Выбор нарочито «дурного» имени в качестве оберега известен как обычай у многих народов, в том числе и у славян».
   Существует два варианта боя Алеши Поповича с Тугарином. Один – чисто мифологический, «змееборческий», где он встречает и убивает Тугарина в поле, по пути в Киев; и второй – более «исторический», где он убивает его в Киеве, на пиру у князя Владимира. В «Сборнике Кирши Данилова» обе эти версии совмещены. В результате в одной былине Алеша Попович убивает Тугарина дважды.
   Текст публикуется по изданию: Сборник Кирши Данилова, №20.
   В.И. Калугин