В воскресенье мой отец купил книжку «Внушение на расстоянии». Он читал её весь день, то и дело говорил: «Странно… странно…» — и на все мои вопросы отвечал: «Отстань… возьмись за уроки…»
   Тогда я попросил его помочь мне решить задачу. Он понял, что просто так от меня не отвязаться, и рассказал, как на американской подводной лодке один человек почти без ошибок делал рисунки, которые ему диктовали через воду и на большом расстоянии другие люди. Ещё он рассказал про опыты нашего профессора. Профессор, сидя в изолированной будке, тоже на расстоянии усыплял, а потом успешно будил девушку.
   — В общем, — сказал мой отец, — учёные сейчас спорят и продолжают делать опыты. А ты решай задачку.
   Но я уже не мог успокоиться. Я сразу размечтался, как я проведу серию опытов и совершу научное открытие. Открою какой-нибудь закон. Закон имени Вовки Рыжикова! Главное, меня очень обрадовало, что для опытов передачи мыслей на расстояние не нужно ни проволоки, ни стеклянных трубочек, ни разных прожигающих брюки жидкостей. Я сказал:
   — Пап! Пойду к Ленче. Проверю задачку. Всё равно в учебнике нет ответа.
   Мой отец только махнул рукой, и я пошёл к Ленче. Так звали мою одноклассницу и соседку по подъезду Лену Котенкову. В третьей четверти ей не повезло. Она увлекалась книжками и нахватала плохих отметок по всем предметам.
   Дверь мне открыла Ленчина мама. Я прошёл в маленькую Ленчину комнату и нарочно громко сказал:
   — Давай решать задачку!
   Ленчина мама вздохнула за дверью.
   — Давай! — тоже нарочно громко сказала Ленча. Она поняла, что я пришёл с чем-то интересным.
   Под шелест тетрадей и учебников я шёпотом рассказал ей всё, что услышал от отца о передаче мыслей на расстоянии.
   — Это всё неправда, — сказала Ленча, — как о снежном человеке. Говорили… говорили…
   — Нет, правда! Надо нам сделать опыт и не один, а штук десять и всё проверить! Представляешь, что тогда будет?.. Один пешеход А вышел из пункта Б… (Это на цыпочках вошла Ленчина мама, улыбнулась, взяла кофточку и ушла.) Знаешь, что будет? Всё по-другому! — я собрал в кулак весь свой ум, чтобы сразу поразить Ленчу сильным примером. — Вот смотри. Сидим мы и решаем задачку, а ответа в учебнике нет. Что делать?
   — Позвонить любому отличнику, — сказала Ленча.
   — Не надо нам звонить и попрошайничать. Мы лучше подойдём к окошку и скажем про себя: «Эй… товарищ Сырнева, вы почему ответа не дали на задачку? Жалко стало? Говорите нам ответ! Говорите! Говорите!» А она вдруг за письменным столом спохватится: «Ай-я-яй! Ответ и не дала на 235 задачку». И подумает: «А и Б встретятся через 8 часов». А её мысль перелетит к нам вместе с ответом.
   Вдруг я замолчал и замер. Мне показалось, что кто-то в моей голове говорит: «Через 8 часов… 8 часов… 8 часов».
   Я, заикаясь, спросил Ленчу:
   — У тебя какой ответ?
   — А увидит Б через 1467 часов.
   Я бросился за стол:
   — Так долго они не могли ходить. У меня через 29 часов.
   Мы заново решили задачку и остолбенело уставились на цифру ответа «8», которую я вывел дрожащей рукой.
   Ленча побежала звонить, а я просунул голову в форточку, чтобы немного остыть.
   — Ой! Вовка! — крикнула Ленча в коридоре и повесила трубку.
   Я взял себя в руки и встретил её спокойно.
   — Ну что! А ты — «снежный человек… говорили… говорили…» Будешь делать опыты?
   — А уроки? — сказала Ленча. — Завтра география, русский, история. У меня по ним двойки! Я же две недели собрание сочинений Чехова читала. Ну и… вот.
   — Ха! — меня осенило. — Самый опыт! Ты и не учи уроков. Совсем. А завтра, только начнётся урок, поднимай руку. Они же любят, когда мы сами вызываемся. Только не бойся. Выходи к доске и смотри на меня. Я сегодня всё выучу назубок, отцовскую книжку почитаю и передам тебе на расстоянии домашние уроки.
   — А вдруг?
   — Ты же видела! — я сжал Ленчину руку. — Ничего не учи. Посмотришь, пятёрка будет.
   Но Ленча продолжала сомневаться:
   — Давай лучше ты сначала ничего не выучишь…
   — Кто сильней? Я! Я! Вдруг у тебя силы не хватит переслать мысль от парты до доски. И потом, тебе же лучше. Не будешь сегодня учить уроки и пятёрку получишь.
   — Ну ладно, — сказала Ленча и вздохнула. — Так и так ничего не успею выучить.
   Я обрадовался, что мы успели договориться, потому что за мной пришла моя мама. Она погладила меня по голове и сказала:
   — Кажется, мой взялся за ум. Я им довольна вот уже двадцать пять дней.
   — А моя невыносима, — страдала Ленчина мама. — Её вызывают отвечать, а она молчит. Недавно мне стало ясно почему. Вместо занятий Лена буквально глотает книгу за книгой. Я была вынуждена вынести из дома всю художественную литературу. И не верну, пока не исправит отметки. Пусть ваш Вовочка почаще заходит. Он так хорошо влияет на Лену. А ты… — Ленчина мама чуть не заплакала. — Если бы ты у доски хоть на секунду вспомнила о своей маме!..
   Мне это надоело. Я заторопился и напоследок твёрдо пронзил Ленчу взглядом: «Не учи уроки!» Ленча молча кивнула.
   Дома за обедом я рассказал моему отцу, как мне и Ленче удалось получить правильный ответ на расстоянии. Мой отец буркнул, не отрываясь от книжки:
   — Случайное совпадение.
   Спорить с ним было бесполезно. Вместо того чтобы пойти к Петьке, я засел за уроки, выучил их как следует, а вечером, когда мой отец уснул, взял у него книжку «Внушение на расстоянии» и читал её под одеялом, пока не разрядилась батарейка ручного фонарика…
   Утром по дороге в школу я сказал Ленче:
   — Только не бойся. После опытов будет легче. Домашние уроки начнём учить через день. День — ты, день — я. Времени свободного — во! Отметки — во! Между прочим, сегодня я называюсь телепат, а ты ещё как-то. Завтра поменяемся…
   Мы уже подходили к школе. Я постарался создать в себе большой заряд воли и напряжения, как учёные в книжке моего отца.
   На первом уроке у нас была география. Пока Матвей Иванович отмечал присутствующих, я написал на новой общей тетради «Дневник опытов» и посмотрел на Ленчу. Она трусила, но подняла руку. Матвей Иванович удивился:
   — Котенкова? Отвечать? Приятное событие. Прошу.
   Ленча вышла к доске. Я, волнуясь, сказал про себя: «Начали!» — и стал про себя же рассказывать урок географии. При этом я глаз не сводил с Ленчи. Она всё повторяла за мной почти слово в слово и вслепую не тыкала в карту указкой. Матвей Иванович прямо расцвёл.
   Я не выдержал и крикнул:
   — Ура-а!
   Матвей Иванович сказал:
   — Рыжиков, дневник. Котенкова, пятёрка. Больше не читай на уроках.
   Он отдал Ленче «Трёх мушкетёров», а в моём дневнике написал: «Крикнул «ура».
   Я ни капли не обиделся, потому что мне хотелось заплясать на парте от удачи. Я записал в «Дневник опытов»:

   Вышла. Ответила. Пятёрка. Расстояние четыре шага.

   На русском я решил усложнить опыт и, когда Ленча сама вызвалась отвечать, заизолировался от неё учебниками. Игорь Павлович задал вопрос по грамматике. Я сразу про себя ответил, Ленча без запинки повторила. Тогда я пригнулся, поставил перед головой два портфеля, свой и Петькин, и послал Ленче ответы на несколько вопросов Игоря Павловича. Мне было жарко, и заболела шея. Наконец он сказал:
   — Видишь, Лена, всё очень просто.
   И опять я не выдержал и рассмеялся от радости.
   — А за тобой, Рыжиков, я давно и терпеливо наблюдаю. Положи портфели на место, — сказал Игорь Павлович.
   Я покраснел, но зато записал в «Дневнике опытов»:

   Русский. Вышла. Уроки прошли через два портфеля. Кожаный и дерматин.

   На переменке я пожал Ленче руку.
   — Только тс-с!
   Мне хотелось сказать ей что-нибудь хорошее. Ведь любой мальчишка струсил бы на её месте. И я сказал:
   — У старших классов есть какой-то закон Джоуля и Ленца. Я тебя возьму в свой закон. Рыжикова — Котенковой он будет. Продержись ещё на истории.
   На истории Вера Адамовна сама вызвала Ленчу. Я с «Дневником опытов» залез под парту и стал оттуда пересылать Ленче всё, что выучил дома. Она отвечала не совсем уверенно, но и не запутывалась в датах.
   — Рыжиков, вылези из-под парты!
   Я засунул «Дневник опытов» за пазуху и вылез.
   — Что ты там делал?
   Я хотел промолчать, но почему-то гордо заявил:
   — Научное открытие!
   Все, кроме Веры Адамовны, засмеялись.
   — Дай дневник. Продолжай, Котенкова.
   Я положил дневник на стол и, когда Вера Адамовна отвернулась, снова залез под парту.
   Вдруг Ленча замолчала. Я продолжал передавать, а Ленча всё молчала. Тогда я снова вылез, и Ленча заговорила. Я вздохнул с облегчением. Ей поставили четвёрку, а мне в дневник записали: «Вёл себя вызывающе. Сидел под партой». Но я подумал, что на Галилея тоже гонения были, и успокоился. Я даже решил, что раз опыты удались, можно рассказать о них Петьке и на что-нибудь поспорить. Петька, конечно, не поверил, и мы поспорили. Я на его японский значок, а он на мои бамбуковые палки.
   После уроков на школьном дворе я спросил Ленчу:
   — Ты почему замолчала? Всё могло рухнуть.
   Ленча была весёлой-весёлой. Она сказала:
   — Я на секунду вспомнила у доски о своей маме. Помнишь, она просила?
   Я стал ругать Ленчу и занёс в «Дневник опытов»:

   Молчала, потому что на секунду вспомнила у доски о своей маме. Чуть всё не испортила.

   Ленча нагнулась и стала гладить нянечкину кошку. Я подкинул портфель в воздух, крикнул Ленче:
   — Завтра я! Учи ботанику с французским! — и побежал на стадион, где уже тренировалось «Торпедо»…
   На следующий день, когда начался урок французского, я даже не волновался. Меня вызвали третьим читать наизусть стихотворение.
   Я выставил вперёд левую ногу, откинул в сторону руку, выпятил грудь и раскрыл рот, как Пушкин в лицее перед Державиным, но ни одной строчки в моей голове не появилось, хотя Ленча смотрела на меня так, как я её учил, — в упор и даже слегка шевелила губами. Я стоял в торжественной позе под смех всего класса, пока Нелли Петровна не сказала:
   — Садись, двойка.
   Я сидел, ничего не понимая. Всю перемену кричал на Ленчу и велел ей сократить расстояние. Она пересела на первую парту и испуганно сказала:
   — Это… как снежный человек… Говорила?..
   На ботанике я мучительно искал ошибку в опыте и подумал, что, если Ленче не хватает напряжения ума, значит, надо его усилить у себя. Я обрадовался, вспомнив заметку в «Технике — молодежи». Там говорилось про то, что в наших мозгах иногда водятся биотоки.
   На подоконнике рядом со мной стоял аквариум. За ним горела лампа, согревавшая рыбок.
   Я вывернул лампу, помочил палец в воде, зажмурился и всунул его в патрон. Меня трясануло так, что я чуть не вылетел из-за парты.
   — Вот ты чем на уроках занимаешься, Рыжиков! Сейчас же иди отвечать!
   Набравшись тока, я смело вышел к доске. Ленча усиленно зашевелила губами. Я молчал, уставившись на неё, и наконец уныло сказал:
   — Мичурин…
   — Ну, ну, продолжай… Положи лампу на стол.
   — Мичурин… он… — в голове моей опять-таки не появилось ни одной мысли даже на тройку. — Он… сначала родился… в Мичуринске…
   — Допустим. Дальше.
   Я вроде Ленчи вспомнил на секунду моего отца и маму, но и это не помогло.
   — Он очень любил яблоки и многие другие фрукты и овощи… Он потом захотел помочь…
   — Кому?
   — Народу, конечно, — я разозлился и выпалил: — Кандиль с китайкой он скрещивал… Сам товарищ Калинин за опыты орден Ленина ему вручил. За научные открытия тоже.
   Ленча схватилась за голову.
   — Садись. Очень плохо. Это неудивительно при такой дисциплине.
   Я пошёл на место, согнувшись от горя. За два дня нахватал замечаний и двоек, проиграл Петьке бамбуковые палки, а опыт не вышел.
   Я с надеждой написал Ленче записку.

   «Может, ты всё выучила тогда? Вова».

   Ленча ответила мне на синей промокашке:

   «Я на всякий случай выучила. Лена».

   Я, выходя из себя от ярости, написал:

   «Марковь пареная!!! Что же ты не сказала!!!»

   Ленча ответила:

   «Не марковь, а морковь. Ты и не спрашивал».

   А после уроков ко мне пристал Петька:
   — Пошли к тебе. Я заберу палки. Отдашь?
   Мне, конечно, было жалко их отдавать. Я сказал:
   — Отдам. Только, чур, уговор. Если учёные докажут, что мысли всё-таки передаются, ты мне вернёшь палки. Идёт?
   — Идёт! И значок японский в придачу, — на радостях пообещал Петька.
   — Ну пошли!
   — Пошли, пошли, — сказал я. И подумал: «А что дома бу-у-дет?..»