Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке BooksCafe.Net
Все книги автора
Эта же книга в других форматах
Приятного чтения!
Ой, батюшки, вот так напасть… Ой-ой!
Хоть лютую бы смерть послали боги
Вновь купленному, злому Пафлагонцу,[3]
И всем его советам. Ведь с тех пор
Как на беду ввалился он к нам в дом,
Без устали на слуг побои сыплет…
Чтоб сдохнул он с своим злословьем вместе,
Краса всех Пафлагонцев…
Бедный, что
Ты, как?
Да плохо мне… как и тебе.
Иди ж сюда: споем концерт Олимпа.[4]
10 Му-му, му-му, му-му, му-му, му-му…
Что даром ныть?.. Не лучше ли, чем плакать,
Нам к избавленью средство отыскать…
Какое средство?
Ты скажи…
Нет, ты,
Чтоб не попасть мне в переделку…
15 Клянуся Аполлоном, не скажу.
Смелей высказывай, — тогда и я…
А что бы на моем сказал ты месте?
Мне духу не хватает… Как сказать?
Начну, как Еврипид: красно, туманно…
20 Нет, нет… не разводи бобы.[5] Скорей
Ищи, как нам от барина удрать…
Сложи же связно и скажи: «бе-жим».
Бежим.
Теперь за этим словом вслед
«Пе-ре».
Пере.
Отлично. Так теперь,
25 Как будто бы маслом смазали тебя,
Тихонько начинай «бежим», потом
«Пере», потом — «бежим», все чаще, чаще…
Бежим, перебежим, перебежим.
Что, плохо?
Нет, ей-ей, да только страшно,
30 От заклинанья шкуре б не досталось…
Как так?
За бегство-то без кожи будешь.
А лучше бы всего нам в нашем деле
Повергнуться пред алтарем богов.
Пред алтарем? В богов ты, братец, веришь?
Я верю.
35 Чем же их докажешь ты?
Мне бог враждебен, стало быть… он есть.
Ты убедил меня. А все ж искать
Иное средство нужно. Вот, коль хочешь,
Я зрителям все дело расскажу…
40 Пожалуй. Об одном мы их попросим,
Чтоб ясно видно было нам на лицах,
Понравится ли им игра и речь…
Так я уж расскажу. У нас хозяин
Сын Пникса[6] Дем,[7] брюзга, глухой старик,
45 Свирепый, вспыльчивый и до бобов охотник.[8]
Он первого числа купил раба,
Кожевника и родом Пафлагонца,
Мерзавца, подлого клеветника…
Так этот «пафлагонский-то кожух»,
50 Нрав старика узнав, к нему подъехал;
Стал льстить ему, ласкать, в глаза хвалить
И обморочил тонким угожденьем…
Вы б, барин, говорит, одно хоть дельце
Решив в суде, пошли сейчас же в баню,
55 Потом прилечь бы вам, испить, покушать,
А там и три обола получить.[9]
Прикажете, подам вам ужин?.. С этим
Хватает все, что кто из нас сготовит,
И ублажает барина. На днях
60 Лаконское я тесто замесил
В корыте; он, меня надув ехидно,
Из рук схватил мои труды… и подал[10]…
Он нас гоняет, барину служить
65 Не позволяет никому другому…
В венке из кожи за обедом стоя,
Ораторов он пришлых изгоняет,
Священные оракулы поет;
А старец, как Сивилла,[11] восседает…
Как видит же, что барин осовел
70 За ремесло берется Пафлагонец:
Он ложь на слуг в глаза наговорит,
А нас потом стегают, сам же он
Вкруг нас юлит, нас треплет, вымогает,
Подарков требует, — все с приговоркой:
75 «Смотрите, как я Гила[12] отстегал:
Коль не задобрите, — вам смерть сегодня…»
И мы даем. Не то от старика
Живот расстроится раз в восемь больше.
Теперь, дружок, как все мы рассказали,
80 Подумаем, к кому и как держать нам путь…
Всего верней бы, милый… той дорогой…
Не скроешь ничего от Пафлагонца…
За всем он в оба смотрит. Он в Пилосе
Одной ногой стоит, другой — в собранье.
85 И так широк его могучий шаг,
А руки — у Этолян, ум — в Клопиде[13]…
Ах, помереть бы нам — один конец.
Да как бы пославней — стараться нужно.
Да как? Какая смерть всего славней?
90 Бычачьей крови выпить бы отлично:
Нет благородней смерти Фемистокла.[14]
Так, так. А как насчет вина «без смеси»,
В честь бога доброго? Быть может, мы
Проникнемся решеньями благими…
95 На! Чистое! Тебе бы все попойки…
Что может доброго придумать пьяный?
Что? — Истину. Сосуд ты водяной,
Ты вот вино за смысл позорить смеешь,
Найди-ка мне вещицу попрактичней…
100 Смотри: пьют люди — богатеют,
Дела вершат, выигрывают тяжбы,
Счастливы сами и друзьям — опора.
Неси скорей мне чистую струю,
Чтоб спрыснуть ум и говорить остро…
105 Ох, что-то пьяный сделаешь ты с нами.
Добро. Тащи… Прилягу я. Когда
Я буду пьян, усыплю все кругом
Решеньями, и мненьями, и мыслью…
Ну счастье, не попался я в дому,
110 Как крал вино.
Чем занят Пафлагонец?
Пирог из конфискаций[15] он смакует,
И дрыхнет пьяный ябедник на кожах.
Налей же до краев мне влаги чистой.
Бери — в честь бога доброго возлей.
115 Тяни, пей кубок Прамния,[16] душа.
О гений добрый, твой совет — не мой…
Да что, скажи?..
Оракулы неси,
Скорей у Пафлагонца там стащи,
Пока он спит…
Идет… Да вместо «бога»[17]
120 Как не напасть бы мне на домового…
А я уж сам себе подам стаканчик.
Так Пафлагонец здорово храпит,[18]
Что я тайком стянул святой оракул,
Которого берег он так…
Ах, умник,
125 Дай мне взглянуть. Ты ж, дело сделав, лей
И пей себе… Узнаю, что тут есть…
О слово мудрое… Дай чарку, живо…
Ну, что же речет оракул?
Лей другую…
Так говорит оракул — «лей другую»?
130 О Бакий![19]
Что?
Дай чарку поскорей.
Частенько ж Бакий чарку потребляет.
О мерзкий Пафлагонец, то-то ты
Все, о себе пророчества боясь,
Берегся…
Что?
Как он погибнет, — есть тут.
А как?
Так прямо говорит оракул,
Что первым явится торговец паклей,[20]
Который править государством будет…
Один торговец есть… Ну, что же дальше?..
140 Вторым за ним тотчас торговец мясом.[21]
Два торгаша… Что ж будет этот делать?
«Владеть», пока не явится другой,
Его почище.[22] Тут ему погибель.
Ведь вслед за ним — кожевник Пафлагонец.
145 Горлан шумнее Киклобора[23]… хищник…
Так от кожевника погибнуть должно
Торговцу мясом?
Да.
Ах, бедный он
Откуда же еще торгаш возьмется?
Есть, есть один, и дивного искусства…
Да кто ж такой?
Сказать тебе?
Конечно…
150 Колбасник тот, кто Пафлагонца свергнет.
Колбасник? Он?.. О Посейдон искусства.
Да где же малого нам разыскать?
Давай искать.
Да вот он сам на счастье,
Идет на площадь.
О колбасник милый,
Сюда, сюда, счастливец, подойди…
Спасителем будь города и нашим.
В чем дело? — Что зовете вы?
Иди,
Узнай, как счастлив и блаженен ты…
Ступай, лоток с него сними и бога
160 Пророчество ему ты разъясни,
А я смотреть пойду за Пафлагонцем.
Ну, брат, сперва багаж с себя сними,
Потом богам и в землю поклонись…
Ну. Что такое?
О богач счастливый,
165 Никто — сегодня, завтра — выше всех;
О вождь Афинян, счастьем озаренных.
Чего смеяться… Продавать мешаешь
Колбасы и желудки очишать…
Дурак, какие там желудки. Глянь,
170 Ты видишь ли ряды народа?
Вижу.
Над всеми ими будешь сам царем,
Над площадью и гаванью и Пниксом;
Совет[24] затопчешь, сломишь полководцев,
Вязать и охранять начнешь и крик
Подымешь в Пританее.[25]
Я?
Да, ты!
175 Всего еще не видишь, — стань на лавку;
Смотри: кругом на море острова…
Я вижу…
Что — торговые суда
И порты?
Да.
Не верх ли счастья это?
Теперь на Карию[26] брось взгляд направо,
А влево посмотри на Карфаген…
Так, счастлив буду, вывернув глаза?
Нет, этим всем ты будешь… торговать.
Ты, истинно, как говорит оракул,
Великим мужем станешь.
Как же я,
185 Колбасник от рожденья, стану мужем?
Через это-то и будешь ты великим,
Что площадью рожден и подл и дерзок…
К большим делам я, признаюсь, негож…
Ох, ох, да почему ж негож? Сдается,
190 Достоинства ты знаешь за собой:
Ты полноправными рожден?
А как же,
От полноправных я… без прав.
Счастливец:
Какое преимущество для дел!
Дружок, да я наукам не учен,
Лишь грамоте, и той — худого хуже…
195 Одно вот это, что «худого хуже»
Тебе вредит. Искусство демагога
Не ищет уж теперь образованья
И для натуры честной не годно:
Ушло оно к бесстыдным и невеждам…
Не упусти ж пророчества даров.
200 А как речет оракул?
Он загадан
Ей-ей отлично: и пестро и мудро:
«Только лишь клювом схватит „из кожи орел“ цепконогий
Дурня дракона, сосущего кровь, — погибнет в то время
Из чесноку пафлагонцев любимая с солью похлебка…
И возвеличит бог колбасников дивною славой,
205 Только бы не предпочли торговать они колбасою…»
Да я-то как при этом, объясни?
«Орел из кожи» Пафлагонец сам.
А цепконогий?
Это значить должно,
210 Что он берет загребистой рукой…
Дракон же тут при чем?
Чего ясней?
Дракон ведь длинен, колбаса — длинна,
И оба кровопийцы.[27] И дракон
«Орла из кожи» одолеет тотчас,
215 Коль он пред речью бранной не спасует.
Оракул льстит мне. Удивляюсь только.
Как я народом управлять смогу!
Пустая вещь! Что делал, то и делай!
Мути и вперемежку все дела
220 Крути. Народ же приручай всегда,
Словечками из кухни услаждая…
Все ж прочее, и «площадь», и рожденье,
И голос мерзкий — демагогу в пользу.
Имеешь ты для власти — все, что нужно,
225 И Пифия с оракулом согласны.
Венчайся же, возлей вина в честь «Дурня»[28]
И отражай того.[29]
Да кто же будет
Со мной в союзе: богачи боятся,
А бедный люд гнушается его.
230 Есть тысяча всадников, мужей отборных,
Им ненавистен он — они помогут.
Из граждан знатные тебя поддержат
И зрители, которые с умом,
И с ними я, и бог придет на помощь.
235 Не бойся, здесь он не похож.[30] Со страху
Никто ведь из актеров не хотел
Его изображать. А все ж, поверь мне,
Его узнают: публика умна.
Выходит Пафлагонец.
Ох, бедный я.
240 Не в радость будет вам, клянусь Олимпом,
Что против Демоса тогда клялись…
Что халкидийской[31] чарке делать тут?
Уж не мутите ли вы Халкидян?..
Погибнуть бы и сгинуть вам, мерзавцы.
245 Эй, что бежишь? Колбасник честный, стой.
Не изменяй общественному делу…
Мужи всадники, явитесь.
В пору время подошло.
Быстро, Симон и Панайтий,[32]
250 Двиньте правое крыло…
Слышь, подходят. Возвратись-ко,
Защищай себя…
Пыль столбом летит — знать, близко
Подошли они…
255 Отражай его,[33] преследуй,
В бегство обрати…
Бей, побей плута-злодея,
Что пятнал нас в клеветах,
Сам же прорва и Харибда[34]
260 И пучина в грабежах.
Клеветник и плут — все то же
Буду я об нем твердить.
Он не раз во дне клевещет,
Так помять его, побить,
265 Гнать, запутать постарайся…
И стыдись его в душе.
Мы, и тот,[35] что нападет,
Все взываем тут к тебе…
Но будь строг; он бегать — хват,
270 Он ведь знает все пути;
Прямо к рынку, как Евкрат[36]
Путь умеет он найти.
Мужи старцы, гелиасты[37]
Вы, трех óболов[38] друзья,
275 В лжи и в правде распинаясь,
Ваш союз питаю я,
Помогите, в заговоре
Люди эти бьют меня…
Поделом, — ты до раскладки
280 Земли граждан поедал.
Подчиненных словно смокву
Жал и пробовал — пытал,
Кто незрел, кто спел, кто зелен,
И союзных — кто без сил,
285 Без энергии — узнавши,
С Херсонеса ты сводил,
Клал в повалку, гнул им плечи;
В… спину колотил;
И следишь ты, кто из граждан
290 Овцевод и кто богат,
Кто не низкого рожденья
И в делах кто трусоват.
На меня и вы идете?
А за то ль меня вы бьете,
295 Что проект хотел подать
В граде памятник поставить,
Что за доблесть вас прославить
И по праву вам воздать?..
Эка хвастает, пролаз,
300 Видишь, к нам он подъезжает,
Словно стариков негодных,
Обморочить хочет нас…
Если здесь он одолеет,
Там-то будет уж побит,
305 Уклоняться же затеет,
Так по ребрам затрещит…
Город и народ. Терплю я
От таких скотов позор.
310. . . . . . .
. . . . . . .
И кричал и криком город
Вечно в страхе держишь ты.
Вот сейчас тебя я в бегство
Криком этим обращу.
315 Если криком одолеешь
Гимн победы за тобой,
Если ж он возьмет бесстыдством,
Так у нас с ним — пир горой…
Человека, что пред вами,
320 Обвиняю: возит он
На судах пелопоннесских
Контрабандою… бульон.
Я ж его, клянусь богами
В том, что с брюхом он пустым
325 В Пританей вошел, назад же
Вышел — с тугонабитым.[39]
Зевс свидетель — контрабандой
Вывозил он мясо, хлеб,
Солонину, что Перикл сам
330 Не дозволил есть себе б…
Чтоб ты тут же сдох.
Втрое страшней завоплю.
Криком тебя дойму.
Ревом тебя возьму.
335 Если в стратеги пойдешь
В миг возведу клевету.
Спину набью, как псу.
Хвастая всем — превзойду.
Я ж тебе путь пресеку.
340 Глянь на меня — не моргни.
Площадью вскормлен и я…
Не бормочи, — разнесу.
Слово еще, — оплюю.[40]
Крал я, а ты, что ли, — нет?
345 Будь мне порукой Гермес,
Видевшим кражу готов
Клятву подложную дать.
Со слов-то чужих ты умен;
Я же пританам[41] скажу,
350 Как ты желудкам богов
Не посвящал десятины…
О презренный крикун. Вопиет вся страна
О нахальстве твоем несказанном,
И собранье народа, и суд, и казна,
355 И архивы — полны им до края…
И в грязи копошась, ты весь город смешал,
Оглушил громким криком Афины,
И за взносами дани следишь ты со скал,
Как в морях рыбаки за тунцами…
360 Знаю я, где дело шито
И откуда шьют давно…
Если ты в шитье не смыслишь,
Я — в колбасах, все равно…
И чиня-то продавал ты
365 Кожу скверного быка;
Толще швы для виду ставил
И морочил мужика…
Да башмак не надевался
Шире был уж в два вершка.
370 И со мной он то же сделал,
Чтоб в друзьях и земляках
Громкий вызвать смех — ей-ей же:
До Пергасы[42] не добравшись,
Я уж плавал в башмаках.
375 Ты и начал без совести… Сила одна
У ораторов — наглости сила.
Ей доверясь теперь и у власти стоя,
Ты богатых союзников треплешь,
А такие, как сын Гипподама,[43] глядят
380 И слезу проливать лишь умеют…
Но явился другой, он грязнее в стократ,
Ликовать уж тебе не придется;
Он забьет — уж заметно теперь — обойдет,
И в лукавстве и в наглости, в кознях.
Расскажи ж нам теперь, где рождается тот,
385 Кто у нас называется «мужем»…
В воспитанье разумном — значения нет,
Ты, «воспитанный», это покажешь.
Так слушайте же в самом деле,
390 Какой такой он гражданин…
Опять не дашь сказать?
Конечно.
И я прохвост, не ты один.
А если в этом не уступит,
Напомни, кем ты был рожден…
Опять не дашь?
Клянусь Зевесом.
О свят-Зевес!
О Посейдон!
За то, во-первых, биться буду,
Чтоб речь всегда была за мной…
Ой, разорваться мне придется…
400 Так я и дам тебе, постой.
Позволь, позволь же ради бога
Ему и рваться, и трещать…
И чьею властью ты дерзаешь
Перечить мне и возражать?
403 А потому, что я умею,
Как ты, — и стряпать и болтать…
Болтать… Конечно. Клюнет дельце
Его сумеешь ты прибрать,
И хорошо и не без пользы
410 Сырым и свежим в руки взять.
А знаешь, что с тобой бывает,
Мне кажется, как — с большинством:
В пустом процессике с метойком[44]
Ты скажешь слово молодцом
415 А перед тем болтаешь ночи,
В пути трещишь — все сам с собой,
И на показ, друзьям наскучив,
Питаешься водой одной
И мнишь, ты стал великим в слове,
420 Глупец безумный и шальной…
А ты-то, пьяный, что наделал:
Весь город ты заговорил,
И ты один, ты этим нынче
Его к молчанью принудил.
425 Кого же из людей найдешь ты,
Кто мне противостать бы мог,
Чтоб он, горячей рыбы скушав,
И «чистого» хлебнув глоток,
Задал бы в Пилосе стратегам?
430 А я так съем свиной желудок,
Бычачьим чревом закушу,
Хлебну похлебки и немытый
Говорунов перекричу
И Никия введу в смущенье…
435 Твои мне все по сердцу мненья,
Одно не радует меня.
Что ты, сварив из дел похлебку,
Один ее поесть взялся…
Да хоть поешь ты «щук Милесских»[45]
440 А все тебе их не пронять…
Я ж, проглотив кусок побольше,
Примусь на откуп копи брать.
В совет ворвусь я и насильно
Его в смущенье приведу.
445 Тебя я. . . . . .
Как колбасу. . . . .
В бараний рог кольцом согнувши,
За двери вышвырну тебя.
Вот Посейдон, его потащишь,
450 Так стащишь вместе и меня.
Забью тебя в колодки.
За трусость обвиню.
Стяну с тебя всю кожу.
А я, стянувши шкуру,
455 Мешок ворам сошью.
Ничком тебя распну.
В окрошку изрублю.
Повыщиплю ресницы.
Тебе же отрежу зоб…
460 Как с тушей — повара,
Мы в глотку кол забьем
И, вздернув за язык,
Посмотрим, что спина.
Как станет он зевать
Во весь свой храбрый рот,
Появятся ль на ней
С градинку — пузырьки?..
Вот нашелся у нас и огонь горячей
И речей тех бесстыднее речи,
470 И наш план недурен…
Ну, смелей — на него, до конца запугай,
Он в руках у тебя вполовину,
И теперь коль сомнешь, он сробеет: ты знай
Мне знакомы его ведь привычки.
475 Все ж он был всю жизнь такой,
И к тому ж, кажись, способен
Урожай сбирать чужой,[46]
И теперь «колосья эти»,[47]
Что оттуда он привез,
480 В пук связавши, поджигает,
Хочет, чтоб за них кто внес.
Мне не страшны вы, покуда
Наш совет еще живет,
И пока народ в собранье,
485 Словно баба — вздор несет.
И всегда и во всем он бессовестен так,
Он окраски своей не меняет…
И не будь я тебе ненавистнейший враг,
Я б годился в подстилки Кратину[48]
490 B учился бы хором тогда управлять
В драматических пьесах Морсима[49]…
О, искусный дары со всего собирать,
Как пчела с плодоносных цветочков,
Чтоб ты пищу свою так же зло потерял,
495 Как добыл ты ее нечестиво.
«Пей на счастье себе», — я б одно напевал,
И старик, сын Желанья,[50] веселый,
Что охотник до юношей, в радости б стал
Прославлять Аполлона и Вакха…
500 Будь Посейдон моей порукой
Бесстыдством вам не превзойти,
Иль мне на площадь к жертвам Зевсу
Уж не приходится идти.
Клянусь побоями, что с детства
505 За все во множестве терпел,
И шрамами от бритв, — что этим
Тебя, кажись, я превзошел…
К чему ж мое бы воспитанье,
К чему б комочки хлеба ел?..[51]
510 Комочки, как собака. Подлый.
Как ты, собачий корм едя,
Кинокефала[52] бить взялся?
Вот так же, Зевс, свидетель, с детства
Бывали штуки уж за мной.
515 Обманывал я поваров, бывало,
К ним с речью обратись такой:
«Смотрите, братцы, вы видали ль,
Нам ласточка несет весну…»
Они — глазеть, я ж в ту минутку
520 Кусочек мяса утяну…
Ах, ты, достойнейший «кусочек»,
Ты мудро как предусмотрел,
Так красть «до ласточек» ты начал,
Когда еще крапиву ел?
525 И, так я делая, скрывал.
А если кто из них заметит,
За пазуху невидно клал
И клялся всеми божествами…
Оратор даже там какой-то
530 Сказал, меня поймав на том:
«А малый-то весьма возможно
Народным явится вождем…»
Сравнил отлично. Но понятно,
Тебе простил он почему:
535 Украв, ты ложную дал клятву.
С тебя я смелость эту скину
И на тебя со всею силой,
Как ураган, я налечу;
И землю и моря попутно
540 В хаосе страшном замучу…
А я, «собрав» свои колбасы,
Пущусь с попутною волной,
А ты — кричи себе и вой…
Я ж буду сторожить за трюмом,
545 Чтоб течи не дал он какой…
А это не пройдет уж даром,
Клянусь Деметрой, что стократ
Ты крал таланты у Афинян…
Слышь, «отпусти-ка ты канат»,
550 Он «сикофантом»[53] уж подул,
И северо-восточным ветром.
Я верно знаю, — с Потидеи[54]
Талантов десять ты стянул.
Так что ж. Не хочешь ли, принявши
555 Один талант, ты замолчать?..
Он с радостью готов бы взять.
Эй, ты, стяни канаты
Стал ветер утихать…
Ты будешь присужден
560 К четырехстам талантам.
А ты за дезертирство
К талантам двадцати,
И к тысяче, и больше
За воровства твои.
565 Ты родом — говорю
От «грешных пред богами»[55]…
Твой дед — и я скажу
Простой оруженосец.
Да чей, сказать прошу!
570 Борсины, Гиппья[56] дочки…
Ты дьявол.
Ты лукавый.
Смелее бей.
Ой-ой!
Бьют в заговоре с клятвой…
Бей смелою рукой,
575 Вали его по брюху,
И жилой, и кишкой,
Чтоб малый был наказан…
О, благороднейший «кусочек»,
Душой всех выше во сто раз,
580 Спаситель города явленный,
И граждан спасший и всех нас.
Как хорошо и остроумно
Его ты в речи обошел,
Как похвалить тебя настолько,
585 Насколько в радость нас привел?..
Клянусь Деметрой, от меня не скрылась
Постройка эта вся. Но знал ведь я,
Как склеплена и склеена она…
Ты ж в Аргосе, что делаешь — не скроешь.
590 Для виду он дружит Аргивян с нами,
А сам с Лаконцами сошелся там…
Ох, по-кузнецки ничего не скажешь?
И знаю, это «сварено» на что:
Он против пленников кует железо…
595 Вот так, отлично: «куй», а он пусть «клеит».
Там вновь они сколачивают тоже,
И злато хоть давай, хоть серебро,
Хотя б друзей послал, не убедишь
Афинянам про это не сказать…
600 Так я сейчас же устремлюсь в Совет,
Про заговоры ваши все скажу,
Про сходки ночью — против государства.
Про все, чем Мидянам, царю вы клялись.
И что с Беотией «заквашено».[57]
605 А сыр почем в Беотии теперь?
Клянусь Гераклом, растяну тебя.
Ну что же думаешь иль мнишь ты делать?
Теперь покажешь, спрятал ты б тогда
За пазуху кусок, как сам сказал…
610 Ты должен бы бегом спешить в Совет:
Ведь он, туда нагрянув, наклевещет
На всех на нас и страшный крик подымет…
Иду, и первым делом — что имею,
Колбасы и ножи я здесь сложу.
615 На, разотри ж себе вот этим шею,
Чтоб от подвохов мог ты ускользнуть…
Отменно, как гимнаст, ты в этом судишь.
Так на ж, возьми и проглоти.
Что это?
Чеснок. Чтоб с ним ты, милый, лучше бился[58]…
620 Спеши ж скорей.
Спешу.
Ты не забудь:
Кусай его, бросай, дери хохол
И, бороду отклюнув, вновь кидайся…
Будь ты счастлив. Твори,
Как мой разум велит,
625 И тебя да хранит
Зевс «собранья»[59]…
И его победив,
К нам ты снова потом,
Награжденный венком,
Возвращайся.
Вы же внимайте моим Анапестам…
630 Принуждай нас, комедии древней поэт.
Пред театром явиться с речами,
Не легко б он добился… Но ныне поэт
Этой части по праву достоин:
Ненавистных он ненавидит душой
635 И правдивых речей не боится,
И с Тифоном[60] на бой и на битву с «грозой»[61]
В благородной отваге стремится…
Говорил он, как вы изумленной толпой
Приступали к нему и пытали,
640 Почему уж давно, не скрываясь,[62] поэт
Для себя не «потребует хора»?..[63]
Так сказать вам велел он на это в ответ:
Не с безумья он медлит и времени ждет,
Дар комедии — мнит он — труднее всех дел:
645 Много ищут его, а немногим в удел
Достается в нем радость успеха.
Вы ж, познал он давно, только на год верны
От природы таков ваш характер
И поэтам своим, если стары они,
650 Вы и раньше всегда изменяли…
Так, он знает, что выстрадал Магнес[64] поэт,
Убелился когда сединою;
Над хорами других много знаков побед
Он воздвиг… Царство звуков открыл вам,
655 Услаждая вас пением птиц и жуков,
И хорами лягушек и лидских певцов,
И игрой вдохновенной на лире…
Но угоден не стал, — не во цвете уж лет,
В завершенье освистан был старый поэт,
660 Что шутить уже был он не в силах…
Он и Кратина[65] помнит… Венчанный хвалой,
Уносился тогда он в пространство;
Вдохновенным порывом он влек за собой
И дубы, и платаны с их почвы,
665 И соперников с корнем он всех вырывал,
На пирах лишь «Добро с башмачком» воспевал
И «Творцов звучных гимнов»[66]… Так цвел он…
А теперь, уж в бреду, вам не жалок поэт,
Пали звенья янтарные… тона уж нет…
670 И распались все связи, а он стариком,
Как Коннас,[67] уж поблеклым увитый венком,
Все бродил, погибая от жажды…
А ему б за победы с пританами пить,
Не болтать, а блестящим бы зрителем быть
675 Наряду со жрецом Диониса…
Сколько Кратес[68] от вас оскорблений принял;
Он же пищей простой вас кормил и питал.
И из уст своих чистых мир светлых идей
Вам открыл, и судьбе подчинялся своей
680 Он один, то в паденье, то в славе,
Так все медлил поэт… И к тому ж, он судил
Быть гребцом должно прежде, чем стать у кормил,
И командовать носом, и ветры узнать,
Уж тогда самому управлять…
685 Вы ж за то, что с умом поступал
И с порыва вам вздор не болтал,
Громче плеск подымите,
И с ладьями и с праздничным шумом Леней[69]
Вы его проводите,
690 Чтоб он радостный шел
Гордый мыслью своей
И челом просветленным сияя.
[Стихи 693–706. Хор молит бога Посейдона явиться в Афины.]
Мы жаждем славу воспевать отцам,
Достойным родины и «покрывала»,[70]
Они в боях, на суше, по морям,
710 С победой всюду город украшали…
Из них никто, заметивши врагов,
Их не считал, но в миг бойцом был грозным…
Случись рукой припасть в пылу боев,
Стряхнувшись, в том не признавались,
715 И бились вновь. Стратег из прежних лет
Не требовал у Клеайнета[71] «корма».[72]
Теперь коль «кресла»[73] им и корма нет,
Так в бой нейдут… А мы за честь считаем
Наш град, богов туземных защищать
720 И об одном лишь просим: мир коль будет
И станем от трудов мы отдыхать,
Нарядам нашим и кудрям не смейтесь…
[Стихи 723–736. Хор молит Афину-Палладу явиться и возвеличить мужей победой.]
Хотим воспеть, что знаем о конях;
Хвалы они достойны: много с нами
Несли они в вторженьях и в боях…
740 Но на суше не будем им дивиться:
Без страха на суда тогда вбежав,
Купивши ранцы — кто чеснок и луку
Так в гребле и кипели… «Гей, кто в веслах?»
«Берись…» «Что там, Самфорас, не гребешь?»
745 И на Коринф вскочили[74]… Ложа стлала,
Копьем землянки рыла молодежь…
И ели, вместо трав Мидийских, крабов,
На берегу поймав иль в глубине…
750 — Так говорил Теор,[75] стал рак «Коринфским»
Посейдон. Страшно… Не уйти на дне,
Так и нигде от всадников не скрыться…
Милейший и достойнейший из смертных,
Какую дал ты нам, уйдя, заботу.
Теперь, назад вернувшись невредим,
755 Вещай нам, как ты в деле состязался.
Чего там… Победитель я Совета.
Радостно все пусть приветствуют ныне…
Дивный в речах ты и, слов всяких лучше
Дело свершивший, расскажешь
760 Все по порядку…
Так мне угодно
Дальний хоть путь предстоит нам
Выслушать все. Для того-то
Смело, достойный, рассказывай:
765 Всем ты нам ведь на радость.
И правда, стоит выслушать о деле.
За Пафлагонцем следом я держался…
Он там, громовой речью разразясь,
С враньем на всадников стал нападать,
770 «Ломя во всю», виня их убежденно
В союзе тайном… Слушая, Совет
Весь полон чрез него стал дрянью лживой
И, словно съев горчицы, поднял брови…
Увидевши, что он словам поверил
775 И штуками его уж проведен,
«О, Скиталы,[76] воззвал я, и Фенаки,[77]
Бес наглости, Глупец и Домовой,
И площадь, где я в детстве был воспитан
Мне смелость ныне дайте, бойкость речи,
780 Бесстыдный голос…» Только пожелал,
Как справа кто-то…
Поклон отвесил я, потом, напрягшись,
Дверь вышиб и, раскрыв широко рот,
Воскликнул: «О Совет, хочу я первый
785 Вас весточкой порадовать приятной:
С тех пор как разразилась здесь война,
Не видел никогда сельдей дешевле…»
Совет сейчас лицом повеселел
И увенчал меня за весть… А я,
790 Прося хранить в секрете, дал совет,
Чтоб за обол скупить могли сельдей,
Скорей у продавцов забрать посуду.
Они ж мне хлопали и рты раскрыли…
Смекнувши тут и зная Пафлагонец,
795 Какая речь Совету по душе,
Им мненье подал: «Мужи, мне сдается,
За возвещенные удачи к счастью
Богине должно сто быков заклать…»
Расположился вновь к нему Совет…
800 А я, узнав, что победило мясо,
Двустами поразил его быками
И увещал на завтра Агротере,[78]
Чтоб тысячею коз обет свершили,
Коль будут сто сельдей обол лишь стоить.
805 Вновь поднял голову ко мне Совет…
Он слыша, пораженный, потерялся…
И повлекли его пританы с стражей…
Они ж, встав с мест, шумели о сельдях.
Он умолял их подождать немножко,
810 Чтоб от посла из Спарты разузнать,
Что скажет он, — ведь с миром он идет.
Но все тут, как один, подняли крик:
«Теперь-то с миром, дружище, узнали
Когда, что дешева у нас селедка?
815 Не нужно мира нам, война пусть длится».
И, приказав пританам уходить,
Перескочили через все решетки,
А я, тайком удрав, кореньев пряных,
Что были только в рынке, накупил
820 И тут-то им, беспомощным, к сельдям
Приправу даром дал и их утешил…
Они ж превозносили все меня,
И так хвалили, что Совет я целый
За обол лишь кореньями увлек.
825 Все ты свершил, как и должен счастливый;
Он[79] же, лукавый, иное придумал,
Прежнего много запутанней.
Хитрыми штуками,
Лестью злокозненной;
830 Ты же в борьбе предстоящей
Выйти со славой старайся;
В нас, ведь издавна ты знаешь,
Верных имеешь союзников.
Пафлагонец входит на сцену.
Да вот подходит Пафлагонец сам,
835 Как грозный вал, бушуя и крутя,
Чтоб поглотить меня… Мормог[80] он страшный.
Коль я тебя не погублю, и будь
Частица прежней лжи во мне — пусть сгибну…
Угрозам рад, смеюсь пустому звону,
840 Пляшу себе трепак и издеваюсь…
Клянусь Деметрой, из земли коль этой
Не выгрызу тебя, то жив не буду…
«Не выгрызешь». А я — коли не «выпью»,
Хоть сам бы лопнул, проглотив тебя…
845 Сгублю тебя, клянусь театра «креслом»,[81]
Что я за Пилос ныне получил.
Пусть — «креслом». А как с «кресла» — то тебя
Увижу зрителем в ряду последнем…
Забью в колодки — небом в том клянусь.
Вот прыткий. Ну-тко, что тебе дать съесть?
850 Что рад он был бы закусить?.. Кошель?..
Тебе я внутренность ногтями вырву.
Лишу тебя кормленья в Пританее.
К ответу пред народом потащу.
И я стащу, и больше наскажу.
855 Тебя, прохвост, не слушает ни в чем он,
А я, как захочу, — над ним смеюсь…
Как смело ты своим народ считаешь.
Питается он чем, я знаю — вот!
И потому, как мамки, скверно кормишь:
860 Жуя, ему ты мало оставляешь,
А сам с него всегда срывал втройне.
Вот Зевс, с моим уменьем я могу
Народ и узким и широким сделать…
. . . . . . . . . .
865 Нет, не сочтут,
Дружок, что одолел меня в Совете,
Пойдем-ка к Демосу.
Пойдем, изволь.
Иди.
Колбасник и Пафлагонец подходят к двери дома Демоса и стучат в нее.
Ничто пусть нас не держит.
О Демос, выйди сюда.
Ей-ей, отец,
870 Милейший ты Демочек, выходи.
Кто там кричит? Уйдете ль вы от двери?
Вы праздничный сорвете мне венок,
О, выйди, чтоб узнать, как оскорблен я.
Кто, Пафлагонец, твой обидчик?
Бьют
875 Из-за тебя юнцы и он.
За что?
Что, Дем, люблю тебя и твой любовник.
Ты ж, вправду, кто такой?
Его соперник,
Давно в любви тебе хотящий сделать
Добро, и как все знатные другие…
880 Но мы не можем чрез него. Ведь ты
Подобен мальчикам, которых любят:
Хороших, знатных ты не принимаешь,
Торговцев маслом, кожами, себе
Сапожников и шорников даришь…
885 Народу благодетель я.
Да чем?
А вот: когда стратеги замешались,
Я, всплыв туда, с Пилоса свел Лаконцев.[82]
А я — так, шляясь попусту, из лавки,
Пока другой варил, стащил горшок…
890 Так ты, о Дем, сейчас созвав собранье,
Чтоб видеть, кто из нас тебе милей,
Решай и дай тому свою любовь…
Да, да, решай, да только не на Пниксе.
В другом я месте восседать не стану
895 По-старому, пусть явятся на Пникс.
Увы, несчастный я погиб. Ведь старец
В дому своем милейший из людей,
Когда ж на эту он скалу садится,
То, как за смоквой, разевает рот…
900 Теперь ты должен в ход пустить все средства,
Отважный пыл явить и речь заплесть,
Чтоб превзойти его, — он малый тонкий,
И без путей найти способен путь…
А тут предстань ему блестящим, сильным;
905 Но берегись и прежде, чем напал он,
«Дельфинов вверх вздыми и брось ладью…»[83]
Я Афине, царице державной, молюсь…
Коль славнейшим в народе моем окажусь,
После Кинны, Лисикла[84] и Салабакхо,[85]
910 Чтоб тогда, как теперь, не свершив ничего,
Мне бы «стол» получить в Пританее…
Коль тебя не люблю и на бой за тебя
Коль один на один не пошел бы,
Пусть погибну тогда, пусть распилят меня,
915 Пусть ремни из спины моей режут…
Дем… И я, коль тебя не люблю, не ценю,
Пусть в кусочки разрежут и варят меня;
А не веришь, — пусть с сыром в приправу столкут
На столе, пусть в Керамик крюками влекут.[86]
920 Демос! Может ли он, по сравненью со мной,
Для тебя гражданином быть лучшим?
Ведь же с первых шагов, как в Совете я был,
Тьму сокровищ в казне для тебя я открыл;
Я с людей вымогал, их тянул и душил!
925 Без зазренья, — тебе б быть угодным…
Эка штука, о Демос… Я тоже могу
Хлеб чужой утащу и тебе поднесу.
Покажу ж я сперва, как не любит, не друг
Он тебе, разве в том, что твой делит очаг…
930 Ты, кто Мидян рубил в Марафонских полях,
Чьи победы величье нам дали в речах,
Что так жестко тебе на скалах восседать,
Во вниманье он это не примет;
Он — не я, чтоб тебе это сшить и подать…
935 Сядь помягче…
Кто ты, муж? Не от тех ли Армодья[87] сынов?
Твой поступок такой благородный
И воистину Демос любить ты готов…
Небольшими услужками мил уже стал.
940 Ты же и меньшей приманкой его привлекал…
Головой поручусь, если явится кто,
Иль в любви иль в защите для Дема сильней…
Как, любя его так, не жалеешь, что он
Вот восьмой уже год и в щелях принужден,
945 И на башнях, и в бочках спасаться?
Ты же теснишь его, давишь… ты мир разогнал,
Принесенный нам Архиптолемом,[88]
И послов с предложением мира ты гнал
И гоняешь из града в затылок…
950 Чтоб Элладой он правил… Оракул речет,
Если выдержит он терпеливо,
Гелиастом в Аркадию[89] он попадет
И получит пять óболов платы…
И питать я его, и ему прислужить
955 Я уж всячески буду стараться,
Хорошо или худо стараясь добыть
Для него три обола наградных…
Нет, Зевесом клянусь, твой план не таков,
Чтоб в Аркадии властвовал Демос,
960 А чтоб грабить и взятки хватать с городов…
Чтоб войной и туманом народ ослеплен
Им нарочно его ты окутал
Не смотрел за тобой, а, нуждою стеснен,
Из-за денег кричал в твою пользу…
965 Если ж, в поле уйдя, станет мирно он жить,
И подбодрится кашей, и вкусит плодов,
То узнает, каких он лишился даров
Чрез тебя из-за платы ничтожной…
И свирепым и грубым он станет к тебе,
970 Под тебя поведет он подкопы…
Зная это, морочишь его, о себе
Небылицы и сны напевая…
Не смешно ль так тебе говорить обо мне,
Пред народом Афин на меня клеветать,
975 Что для города больше, чем сам Фемистокл,
Сделал блага — клянусь в том Деметрой…
Город Аргуса[90]… Слышишь ты речи его?
Ты равняешь себя с Фемистоклом.[91]
Кто наполнил, с избытком наполнил наш град
980 И Пирей[92] нам на завтрак сготовил,
И, не тронув из прежних богатств ничего,
Новой рыбы ему предоставил…
Ты ж Афинян загнать в городишко хотел,
Вкось построил им стену, оракулы пел,
985 Фемистоклу в заслугах ты равный.
Но смотри, — ведь и он из земли полетел,
Ты же «чистишься хлебом Ахилла».[93]
От него мне не странно ли это слыхать?
Ведь тебя я люблю…
Перестань ты брехать…
990 Без конца и теперь мне ты шепчешь тайком…
Дем великий! Подлец он! Пока ты зевнешь,
Много пакостей делает он:
Из отчетов[94] он сок выжимает,
И рукою, и той и другой,
995 Из народной казны загребает…
Не взликуешь… Тебя уличу
В воровстве я на три мириады…
Зря что воду толчешь ты и бьешь,
О гнуснейший в народе Афинском?
1000 Ведь и я на тебя покажу.
Вот Деметра, иль жив я не буду,
Что мин сорок и больше того
Своровал с Митилены ты взяткой…
Всем людям о могучая опора,
1005 Дивлюсь я дару слова твоему,
Коль так пойдешь, — славнейшим Греком будешь.
Один все сдержишь здесь и, вождь союзным,
Тьму дел свершишь, трезубцем помавая…
Но не пускай его, ведь он «открылся»…
1010 С такою грудью ты легко возьмешь…
Нет, милые, не так-то это,
Будь Посейдон порукой вам.
Такое совершил я дело,
Что рты зажал своим врагам,
1015 Пока хоть что-нибудь с Пилоса
Останется от тех щитов[95]…
Постой со щитами. Ты проврался:
Коль ты народ любить готов,
Тебе бы с умыслом не надо
1020 Позволить жертвовать их в храм,
Как были — вместе с рукояткой…
Но тут — злой умысел, о Дем:
Чтоб, наказать его желая,
Не мог ты это сделать, — с тем…
1025 Ты видишь, тут какая свита
Кожевников-юнцов за ним…
Вокруг же них — торговцы медом
И сыровары; все с одним
Намереньем толпа собралась:
1030 Коль в гнев впадешь и станешь ты
Смотреть, как в «черепки» играют
Они, сняв ночью те щиты,
Бегом займут все входы к рынку…
Ах, бедный я. Ремни у них.
1035 Мерзавец… Время только отнял,
Меня мороча вкривь и вкось…
С ним заодно не будь, милейший,
И друга лучшего найти,
Чем я, когда-нибудь, не думай;
1040 Один я мог их извести.
Союз злокозненный, и в граде
Все, что творится, от меня
Не скрылось; тотчас крикнул я…
С тобой бывает то, что с теми,
1045 Что занят ловлею угрей:
Пока вода стоит спокойно,
Не ловят ничего; как в ней
Начнут месить со дна всю тину,
Так ловят. Так и ты берешь,
1050 Как взмутишь, город. Об одном мне
Скажи — ты кожи продаешь
В таком обилье — подарил ли
Ему подошву к башмакам
Ты от себя… его любя?
1055 О Аполлон, конечно — нет.
Узнал теперь, каков он? Я же,
Купивши пару башмаков,
Тебе их приношу в подарок…
Из граждан тут, знакомых мне,
1060 Ты — самый преданный и лучший
Для города и ног чужих.
Не странно ль, — башмаки так сильны.
А от меня что получил,
Не помнишь ты: как, выгнав Гритта,[96]
Я многих тут освободил…
1065 Не странно ль то, что охраняешь
. . . . . . . . . .
Быть может, дал ты им свободу
Из зависти, чтобы речей
Блестящих говорить не стали?
1070 Его же видя без хитона,
Не думал, чтоб старик такой,
Чтоб дряхлый Демос мог одеться
В широкий плащ хотя б зимой…
Так я ж его тебе дарую.
1075 И Фемистокл не изобрел
Такой бы вещи, хоть и мудро
Пирей тогда он приобрел…
По мне ж, удачней нет находки,
Как этот плащ.
Ах, бедный я.
1080 Какою обезьяньей штукой
Кругом обходишь ты меня.
Нет, я, как тот, в гостях кто, выпив,
Вдруг застрадает животом,
Твоею пользуясь системой,
1085 Как тот — хозяйским башмаком.
Меня ты в лести не осилишь:
Ему одеть я это дам,
А ты вопи себе, мерзавец…
Ой, уберешься ль ты к чертям?
1090…Невыносимо кожей пахнет.
Одеть тебе нарочно дал,
Чтоб ты задохся. Ведь и прежде
Он на тебя злоумышлял…
Тебе знаком ли сок сильфия,[97]
1095 Что дешев стал?
Да как не знать.
Так он нарочно постарался
Нам сок дешевле доставать,
Чтоб судьи, покупая, ели
И с диарреи в гелиейе[98]
1100 Друг друга стали убивать…
Вот Посейдон, один «Копреец»[99]
То самое мне говорил.
С таким расстройством вы, конечно,
Не явите чрезмерный пыл…
1105 Клянусь Зевесом, эта штука
«Пиррандром»[100] сделана была.
Каким меня, прохвост, сбиваешь
Ты шутовством.
Мне победить
Богиня хитростью велела…
1110 Не победишь. Тебе, о Дем,
Я обещаю блюдо денег
На поедение; причем
Не будешь ничего ты делать…
Я ж мазь и баночку даю,
1115 Чтоб в голенях ты смазал раны.
А я вот молодость верну
Тебе, повыбравши седины.
На, получай, на хвост от зайца,
Чтоб глазки протереть себе.
1120 Сморкнувшись, Дем, ты вытри пальцы
Об голову мою…
Нет, об мою.
Нет, об мою.
Устрою так,
Что будешь ты
На флоте триерархом,[101]
1125 Старик-корабль
Возьмешь себе
И бездну будешь тратить,
Его чиня…
Устрою я,
1130 Чтоб был с гнилой он мачтой…
Ай, муж «кипит».
Постой, постой
Ты через край хватаешь.
Унять огонь,
1135 Счерпнуть угроз
Своей ты должен ложкой…
Отлично ты
Отплатишь мне,
Как взносами притиснут:
1140 Тебя ведь я
В богатых ряд
Зачислить постараюсь…
Тебе грозить
Не стану я
1145 Ничем; о том молюсь лишь
Уха из рыб
Кипела б тут;
Ты ж об Милете мненье
Сбирался б дать,
1150 И взять талант,
Удастся если, в прибыль,
Ты б тут спешил,
Чтобы успеть
Себя едой наполнить…
1155 Потом держать
В собранье путь…
И вдруг бы раньше кто-нибудь
Пришел, чем есть ты начал,
И в жажде получить талант,
1160 Едой ты б подавился.
Ах, хорошо бы это было, клянусь Зевсом
Аполлоном и Деметрой…
И для меня все остальное ясно,
О, славный гражданин, каких давно
1165 Уж нет в толпе поклонников обола…
Ты ж, Пафлагон, любя — меня лишь гневал.
Теперь отдай печать — не будешь больше
Правителем моим.
На, знай одно:
Коль мне служить ты не позволишь,
1170 Другой вредней окажется тебе…
Не может быть, чтоб то моя была
Печать… Кажись, на ней не мой рисунок,
Иль плохо вижу…
Твой какой рисунок?
Бычачий жир, поджаренный в листе…
1175 Тут нет…
Листа? А что же тут?
С раскрытым клювом чайка на скалах,
Народу речь держащая…
Несчастье…
В чем дело?
Прочь бери, — он не мою,
А Клеонимову[102] имел печать…
1180 Прими-ка это от меня и правь.
[Несмотря на то что Народ уже готов передать правление государства Колбаснику, Клеон и Колбасник снова наперебой каждый стараются заманить Народ на свою сторону толкованием пророчеств и угощением. ]
Колбасник вновь появляется на сцене, совершенно преображенный.
Говорят, сошлись триеры
1265 Как-то вместе поболтать,
И одна из них, постарше,
Так начала речь держать:
- Все, что в городе творится,
Вам, девицы, не узнать;
1270 Говорят, что наших сотню
К Карфагену просит гнать
Гражданин во всем негодный,
Весь прокисший Гипербол.[103]
Круг триер невыносимой
1275 Эту весть и страшной счел;
Тут одна — она с мужчиной
Близко в дружбе не была,
Говорят, им так рекла:
«Бед ужасных отвратитель[104]
1280 Мной не будет он[105] владеть;
Если ж нужно, то состарюсь,
От червей здесь буду тлеть;
Так — Навзона и Науфантой[106]
Клятву, боги, в том даю,
1285 Хоть сосною я зачата
И из досок состою;
Если ж то Афинян воля,
Плыть бы нам в Тесейон,[107] там
Мы на якорях возляжем,
1290 Иль „богинь святых“[108] где храм.
Нет, не будет нам стратегом
И наш град не осмеет,
Пусть один без нас плывет,
Если хочет — прямо к черту.
1295 Пусть-ка „спустит“[109] ту посуду,
В чем он масло продает».[110]
Прославлять и устами хвалы расточать
Воздержаться должно от свидетельств,[112]
И любимые градом суды запирать,
1300 В новой доле театру петь гимны.
Свет священных Афин и отец островам,[113]
С дивной вестью какою идешь ты?
Не наполним ли стогны, услышав ее,
Фимиамом от жертвы сожженной.
1305 Вот я Демоса вам, как Медея, сварил
И из подлого сделал хорошим.
Ныне где он, поведай, о ты, что открыл
Удивительной выдумки силу…
Он в Афинах, в тех древних Афинах живет,
1310 Что увиты цветами фиалок.
Как нам видеть его, и во что он одет,
И каким-то он сделался ныне?
А таким, как за трапезой он возлегал
С Аристидом[114] тогда, с Мильтиадом[115]
1315 Вы увидите… Вот уж и шум прозвучал:
Отомкнули преддверие дома;
Вы ж ликуйте явлению древних Афин,
Упоительных, много воспетых Афин,
Где наш Демос живет прославленный.
Из дома появляется Демос, помолодевший и преображенный.
1320 О Афины, во блеске, заметном очам,
Напоенные цветом фиалок,
Покажите Эллады правителя нам
И владыку страны всей окрестной.
Вот он виден: украшен убором цикад,[116]
1325 Одеянием древних блистает,
Мир несет он собой, а не раковин[117] чад,
Благовонным он маслом умащен.
Здравствуй, Эллинов царь… Мы ликуем с тобой,
Ты достойное града творишь, как герой
1330 Марафона победных трофеев.
Иди сюда, милейший из людей…
О, сколько блага сделал Агоракрит,
Мне молодость вернув своею варкой.
Но, друг, не знаешь, прежде был каким
1335 И что творил: меня считал бы богом.
Скажи ж, что делал раньше, чем я был?
Ведь прежде, кто б тебе сказал в собранье:
«О, Дем, я твой любовник, я люблю,
Забочусь и один все предрешаю»,
1340 Как кто б пришел с прелюдией такой
Забил ты б крыльями, рога бы поднял.
Кто, я?
А тот, надув пошел бы против.
Да что ты!
Со мной так поступали, я ж не знал?
Свои ты уши слишком распускал,
1345 Как зонт, ей-ей, потом опять смыкал их.
Ох, как нелеп я сделался и стар.
Демос низко опускает голову.
Вот Зевс, коль два б оратора стояли,
Один — за стройку длинных кораблей,
Другой — за новую раскладку платы.
1350 Второй бы первого, клянусь, побил.
Что клонишь лик, — не устоишь на месте?
Ох, стыдно мне за прежние ошибки.
Но в них ты не повинен, не заботься.
Тебя так надували, но скажи,
1355 Сказал какой бы блюдолиз защитник:
«Вам, судьям, хлеба не придется есть,
Коль в нашу пользу дела не решите»
Что сделаешь с защитником, скажи?
Его, подняв на воздух, в пропасть ввергну,
1360 Гипербола привесивши на шею…
Разумную уж слышу речь, прямую…
Скажи ж, как будешь править в остальном?
Начальников судов больших, во-первых,
Собрав, я платой награжу отменной.
1365. . . . . многим угодишь.[118]
Потом, кто раз внесен гоплитом в список,[119]
Не перепишется через друзей,[120]
Останется, где раньше был записан.
Куснуло Клеонима под щитом.
1370 Валандаться на площади не будет
Никто из безбородых…
Где же будут
Клисфен и Агоракрит[121] пребывать?
Об тех птенцах я говорю, что в лавках,
Где благовоньями торгуют, сидя,
Все время так болтают меж собой:
«О, Фаякс[122] мудр: он выучился лихо,
Связать умеет он и заключить,
И в мненьях — боек, ясен и бодлив,
И дивно в шуме спора всем владеет».
1380 А ты бодливого не всадишь на кол?
Нет, нет. Охотиться[123] я принужу
Их всех: пусть толки о «решеньях»[124] бросят.
Коль так, бери ты этот низкий стул
И мальчика — нести его он будет;
1385 Коль вздумаешь, его поставить можешь.
Счастливым становлюсь на прежний лад.
Ты скажешь это, как тебе отдам
Тридцатилетнюю о мире харту.[125]
Сюда, о харта мира, — поскорей!
1390 О многочтимый Зевс, как хороша.
Но, боги, тридцать лет ведь можно было
По ней жить в мире… Где ж ее ты взял?
Не Пафлагонец ли в дому скрывал,
Чтоб не взял ты?.. Тебе теперь дарую,
1395 Бери ее и с ней иди в поля…
Скажи, что сотворишь ты с Пафлагонцем,
Какое зло за все, что он наделал?
Да больше ничего, как ремесло
Возьмет мое: колбасы у ворот
1400 Он станет продавать в уединенье,
Смешав ослиное с собачьим делом,
Ругаться будет с девками, хмельной,
И будет пить из бани воду с грязью.
Прекрасно ты решил, чего он стоит:
1405 С прислугой бань и с девками орать;
Тебя ж, напротив, в Пританей зову я
И на почетный стул, чтоб он козлом
Был отпущенья; следуй же за мной,
Взяв это праздничное платье;
1410 Его же пусть ведут на ремесло,
Чтоб видели позор великий гости.
Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке BooksCafe.Net
Оставить отзыв о книге
Все книги автора