I

   Первый раз в жизни я имел свой собственный телефон. Это радовало меня, как ребенка. Уходя утром из дому, я с напускной небрежностью сказал жене:
   — Если мне будут звонить, — спроси кто и запиши номер.
   Я прекрасно знал, что ни одна душа в мире, кроме монтера и телефонной станции, не имела представления о том, что я уже восемь часов имею свой собственный телефон, но бес гордости и хвастовства захватил меня в свои цепкие лапы, и я, одеваясь в передней, кроме жены, предупредил горничную и восьмилетнюю Китти, выбежавшую проводить меня:
   — Если мне будут звонить, — спросите кто и запишите номер.
   — Слушаю-с, барин!
   — Хорошо, папа!
   И я вышел с сознанием собственного достоинства и солидности, шагал по улицам так важно, что нисколько бы не удивился, услышав сзади себя разговор прохожих:
   — Смотрите, какой он важный!
   — Да, у него такой дурацкий вид, как будто он только что обзавелся собственным телефоном.

II

   Вернувшись домой, я был несказанно удивлен поведением горничной: она открыла дверь, отскочила от меня, убежала за вешалку и, выпучив глаза, стала оттуда манить меня пальцем.
   — Что такое?
   — Барин, барин, — шептала она, давясь от смеха. — Подите-ка, что я вам скажу! Как бы только барыня не услыхала…
   Первой мыслью моей было, что она пьяна; второй — что я вскружил ей голову своей наружностью и она предлагает вступить с ней в преступную связь.
   Я подошел ближе, строго спросив:
   — Чего ты хочешь?
   — Тш… барин. Сегодня к Вере Павловне не приезжайте ночью, потому ихний муж не едет в Москву.
   Я растерянно посмотрел на загадочное, улыбающееся лицо горничной и тут же решил, что она по-прежнему равнодушна ко мне, но спиртные напитки лишили ее душевного равновесия и она говорит первое, что взбрело ей на ум.
   Из детской вылетела Китти, с размаху бросилась ко мне на шею и заплакала.
   — Что случилось? — обеспокоился я.
   — Бедный папочка! Мне жалко, что ты будешь слепой… Папочка, лучше ты брось эту драную кошку, Бельскую.
   — Какую… Бельс-ку-ю? — ахнул я, смотря ей прямо в заплаканные глаза.
   — Да твою любовницу. Которая играет в театре. Клеманс сказала, что она драная кошка. Клеманс сказала, что, если ты ее не бросишь, она выжжет тебе оба глаза кислотой, а потом она просила, чтобы ты сегодня обязательно приехал к ней в шантан. Я мамочке не говорила, чтобы ее не расстраивать, о глазах-то.
   Вне себя я оттолкнул Китти и бросился к жене.
   Жена сидела в моем рабочем кабинете и держала в руках телефонную трубку. Истерическим, дрожащим от слез голосом она говорила:
   — И это передать… Хорошо-с… Можно и это передать. И поцелуи… Что?.. Тысячу поцелуев. Передам и это. Все равно уж заодно.
   Она повесила телефонную трубку, обернулась и, смотря мне прямо в глаза, сказала странную фразу:
   — В вашем гнездышке на Бассейной бывать уже опасно. Муж, кажется, проследил.
   — Это дом сумасшедших! — вскричал я. — Ничего не понимаю.
   Жена подошла ко мне и, приблизив свое лицо к моему, без всякого колебания сказала:
   — Ты… мерзавец!
   — Первый раз об этом слышу. Это, вероятно, самые свежие вечерние новости.
   — Ты смеешься? Будешь ли ты смеяться, взглянув на это? Она взяла со стола испещренную надписями бумажку и прочла:
   Номер 349 — 27 — «Мечтаю тебя увидеть хоть одним глазком сегодня в театре и послать хоть издали поцелуй».
   Номер 259 — 09 — «Куда ты, котик, девал то бриллиантовое кольцо, которое я тебе подарила? Неужели заложил подарок любящей тебя Дуси Петровой?»
   Номер 317 — 01 — «Я на тебя сердита… Клялся, что я для тебя единственная, а на самом деле тебя видели на Невском с полной брюнеткой. Не шути с огнем!»
   Номер 102 — 12 — «Ты — негодяй! Надеюсь, понимаешь».
   Номер 9 — 17 — «Мерзавец — и больше ничего!»
   Номер 177 — 02 — «Позвони, как только придешь, моя радость! А то явится муж, и нам не удастся уговориться о вечере. Любишь ли ты по-прежнему свою Надю?»
   Жена скомкала листок и с отвращением бросила его мне в лицо.
   — Что же ты стоишь? Чего же ты не звонишь своей Наде? — с дрожью в голосе спросила она. — Я понимаю теперь, почему ты с таким нетерпением ждал телефона. Позвони же ей — Номер 177 — 02, а то придет муж, и вам не удастся условиться о вечере. Подлец!
   Я пожал плечами.
   Если это была какая-нибудь шутка, то эти шутки не доставили мне радости, покоя и скромного веселья.
   Я поднял бумажку, внимательно прочитал ее и подошел к телефону.
   — Центральная, номер 177 — 02? Спасибо. Номер 177 — 02?
   Мужской голос ответил мне:
   — Да, кто говорит?
   — Номер 300 — 05. Позовите к телефону Надю.
   — Ах, вы номер 300 — 05. Я на нем ее однажды поймал. И вы ее называете Надей? Знайте, молодой человек, что при встрече я надаю вам пощечин… Я знаю, кто вы такой!
   — Спасибо! Кланяйтесь от меня вашей Наде и скажите ей, что она сумасшедшая.
   — Я ее и не виню, бедняжку. Подобные вам негодяи хоть кому вскружат голову. Ха-ха-ха! Профессиональные обольстители. Знайте, номер 300 — 05, что я поколочу вас не позже завтрашнего дня.
   Этот разговор не успокоил меня, не освежил моей воспаленной головы, а, наоборот, еще больше сбил меня с толку.

III

   Обед прошел в тяжелом молчании.
   Жена за супом плакала в салфетку, оросила слезами жаркое и сладкое, а дочь Китти не отрываясь смотрела в мои глаза, представляя их выжженными, и, когда жена отворачивалась, дружески шептала мне:
   — Папа, так ты бросишь эту драную кошку — Бельскую? Смотри же! Брось ее!
   Горничная, убирая тарелки, делала мне таинственные знаки, грозила в мою сторону пальцем и фыркала в соусник.
   По ее лицу было видно, что она считает себя уже навеки связанной со мной ложью, тайной и преступлением.
   Зазвонил телефон.
   Я вскочил и помчался в кабинет.
   — Кто звонит?
   — Это номер 300 — 05?
   — Да, что нужно?
   Послышался женский смех.
   — Это говорю я, Дуся. Неужели у тебя уже нет подаренного мною кольца? Куда ты его девал?
   — Кольца у меня нет, — отвечал я. — И не звони ты мне больше никогда, чтоб тебя дьявол забрал!
   И повесил трубку.
   После обеда, отверженный всей семьей, я угрюмо занимался в кабинете и несколько раз говорил по телефону.
   Один раз мне сказали, что если я не дам на воспитание ребенка, то он будет подброшен под мои двери с соответствующей запиской, а потом кто-то подтвердил свое обещание выжечь мне глаза серной кислотой, если я не брошу «эту драную кошку» — Бельскую.
   Я обещал ребенка усыновить, а Бельскую бросить раз и навсегда.

IV

   На другой день утром к нам явился неизвестный молодой человек с бритым лицом и, отрекомендовавшись актером Радугиным, сказал мне:
   — Если вам все равно, поменяемся номерами телефонов.
   — А зачем? — удивился я.
   — Видите ли, ваш номер 300 — 05 был раньше моим, и знакомые все уже к нему привыкли.
   — Да, они уж очень к нему привыкли, — согласился я.
   — И потому, так как мой новый номер мало кому известен, происходит путаница.
   — Совершенно верно, — согласился я. — Происходит путаница. Надеюсь, с вами вчера ничего дурного не случилось? Потому что муж Веры Павловны не поехал ночью в Москву, как предполагал.
   — Да? — обрадовался молодой человек. — Хорошо, что я вчера запутался с Клеманс и не попал к ней.
   — А Клеманс-то собирается за Бельскую выжечь вам глаза, — сообщил я, подмигивая.
   — Вы думаете? Хвастает. Никогда из-за нее не брошу Бельскую.
   — Как хотите, а я обещал, что бросите. Потом тут вам ребенка вашего хотел подкинуть номер 77–92. Я обещал усыновить.
   — Вы думаете, он мой? — задумчиво спросил бритый господин. — Я уже, признаться, совершенно спутался: где мои — где не мои.
   Его простодушный вид возмутил меня.
   — А тут еще один какой-то муж Нади обещался вас поколотить палкой. Поколотил?
   Он улыбнулся и добродушно махнул рукой:
   — Ну уж и палка. Простая тросточка. Да и темно. Вчера. Вечером. Так как же, поменяемся номерами?
   — Ладно. Сейчас скажу на станцию.

V

   Я вызвал к нему в гостиную жену, а сам пошел к телефону.
   Разговаривая, я слышал доносившиеся из гостиной голоса.
   — Так вы артист? Я очень люблю театр.
   — О, сударыня. Я это предчувствовал с первого взгляда. В ваших глазах есть что-то такое магнетическое. Почему вы не играете? Вы так интересны! Вы так прекрасны! В вас чувствуется что-то такое, что манит и сулит небывалое счастье, о чем можно грезить только в сне, которое… которое…
   Послышался слабый протестующий голос жены, легкий шум, все это покрылось звуком поцелуя.