— Господа! — сказал председатель Думы Родзянко, оглядывая нескольких приглашенных им в свой кабинет депутатов. — Господа! Вы, слава Богу, уже не маленькие, господа, и, вообще, пора вам уже подумать о своем будущем… Не все же на шее у Государственной Думы сидеть. Надо быть самостоятельными.
   — Мы… стараемся.
   — Я знаю. Иначе я и не предложил бы того, что предлагаю сейчас.
   Лицо его приняло торжественное выражение.
   — Господа! Знаете ли вы, что предполагается учредить кабинет министров из общественных деятелей, облеченных доверием страны!
   — Кабинет? Из общественных деятелей? — послышались радостные возгласы.
   — Да… Гм!.. Только, видите ли… без портфелей. Понимаете? Да оно, в сущности, к чему эти портфели? Одна возня с ними. Да еще, смотри, украдут — неприятности будут.
   — Конечно, обойдемся и без них, — отозвался один добросердечный, склонный на всяческие компромиссы октябрист. — Будем бумаги в руках носить, вот и все.
   — То-то и оно. Карманы пошире сшейте, — как вообще министрам полагается. Одним словом, обойдетесь без портфелей.
   — Я бы все равно портфеля и не взял, — отозвался сентиментальный прогрессист. — Мне коровок жалко.
   — Каких коровок?
   — Да из которых портфели делают. Коровок-то убивают ножичком, шкуры с них снимают и портфели шьют.
   — Какое безобразие! — ахнул кто-то. — Звери, а не люди.
   — Так вот, господа. Значит, и вступайте, с Богом! Да! Я и забыл вас предупредить… Дело-то в том, что хотя вы и будете министрами, но тут будут еще и другие министры. Прежние.
   — Да зачем же прежние? — робко пискнул кто-то сзади.
   — Как же зачем?!.. Неловко же ведь так просто взять, да ни с того, ни с сего и уволить их. Стыдно зря людей обижать. Да они вам не помешают, вы не бойтесь.
   — Значит, мы с ними вместе будем служить?
   — A? Вместе.
   — Так-с!
   — Понимаете, этакое сотрудничество. Бок о-бок.
   — Это хорошо. Веселее, — обрадовался октябрист. — Мы министры — и они министры; мы шьем себе золотой мундир — и у них золотой мундир; мы без портфеля — и они без портфе…
   Родзянко отвел глаза в сторону и сказал, как-то ежась:
   — Да нет, у них, собственно, портфели будут, но это ничего. Вы не обращайте на это внимания. Люди они уже не молодые, со странностями. Привыкли к своим портфелям, к этим потрепанным кускам старой кожи!.. Хе-хе… Попробуй у них отнять — крику не оберешься. Верно ведь, господа? А вы будьте выше этого.
   — Будем выше, — согласился со вздохом прогрессист.
   Кадет, поклонник делового течения, с деловым видом высморкался в платок и деловито спросил:
   — Когда становиться на работу?
   — Завтра же с утра можно и начинать. Сейчас я вам напишу адреса: кому куда ехать надо.
   Он писал. Депутаты подталкивали друг друга локтями, вздыхали и перешептывались.
   Глаза сияли почти у всех:
   — Достукались!

* * *

   Министр озабоченно подписывал какие-то бумаги, когда курьер доложил:
   — Там пришел какой-то, ваше высокопревосходительство.
   — Кто такой?
   — Да чудной какой-то. «Я, говорит, министр».
   — Какой министр?
   — Бог е знает.
   — Зачем же он пришел?
   — Я, говорить, сотрудничать пришел. Меня, говорить, назначили.
   — А-а-а!.. Это они, как их… без портфелей! Общественные деятели! Пусть подождет там, пока кончу. Дай ему газету, что ли, чтобы не скучно было.
   — Слушаю-с. .
   . .
   — Сам-то сейчас занят, бумаги, вишь, подписывает. А кончит, так сейчас же вас и приметь.
   — Да, может, ему помочь нужно? Я бы с удовольствием. Как говорится: ум хорошо, а два лучше.
   — Нет, этого они не велели. А газету дать велели. «Дай ты, говорить, ему газету пусть читает».
   — А! Понимаю. Он, вероятно, хочет, чтобы я ознакомился с общественными настроениями, и потом мы вместе обсудим, как и что.
   Наружно новый министр бодрился, но внутри чувствовал некоторый страх и смущение. Мимо него бегали какие-то важные люди в виц-мундирах с золочеными пуговицами и бумагами в руках.
   Некоторые поглядывали на него рассеянно, некоторые — строго, и новый министр, усевшись на стуле в уголку и уткнувшись в газету, думал трепетно:
   — Вдруг этот седой подскочит ко мн, да как раскричится: «кто, мол, такой? Чего сюда всяких пускают? Какой такой министр? Никакого такого министра не знаю. Евстигней, убрать!»
   Тяжело сжималось сердце.
   — Страшно у них тут и неприветливо. Все что-то знают, все на месте, а я ничего не знаю; и всякий меня может обидеть.
   Но через минуту прилив храбрости наполнил сердце нового министра.
   — Да что в самом деле! Ведь я тоже министр! Что ж, я, не такой министр, как другие? Да я могу накричать тут на кого угодно, разнести! Распустились все, подтянуть некому!.. Да я вот подойду к этому седенькому в бакенбардах, да как зыкну на него!
   «Вы это что же, милостивый государь, а? Да чтобы у меня этого не было, милостивый государь, да я вас, да вы меня…»
   Новый министр так подвинтил себя, что вскочил и быстро приблизился к сановного вида старичку. Но старичок взглянул так неприветливо и так сухо спросил:
   — А что вам угодно, милос…дарь? —
   Что новый министр вспыхнул и, запинаясь, спросил:
   — А где тут уборная? — будьте так добры…
   — Прокофий, проводи, — брезгливо сказал старичок.

* * *

   — Вас просит господин министр, — с холодной любезностью подошел к новому министру секретарь.
   — Ага, я сейчас… Я только тово… Как вы думаете, не помешаю?
   — Нет, ничего. Пожалуйте вот сюда.
   — А-а… Здравствуйте, коллега, — протянул руку старый министр. — Э-э… Мя… Очень приятно, очень. Признателен. Садитесь.
   Новый министр сел.
   — Как вам нравится эта бумажка? — снисходительно спросил старый министр.
   Новый министр робко взял в руки бумажку и прочел:
   — «В ответ на Ваше определение по делу почетного гражданина Иеронима Бутыкина, имеем честь сообщить, что, на основании параграфа 143б, дальнейшему направлению означенного дела мешает отсутствие надлежащих документов, перечисленных в нашем предыдущем письме».
   — Ну? — переспросил министр. — Как вы находите эту бумажку?
   — Да… да… Бумажка ничего себе. Они собственно, правильно пишут.
   — Вы думаете? — неопределенно протянул министр. — Ну, ладно. Господин Звездич, распорядитесь.
   Секретарь взял бумагу и уверенно понесся с ней куда-то.
   А новый министр подумал:
   «Боже, как все эти дела непонятны… Какой-то Иероним Бутыкин, какие-то параграфы… Почему они все понимают, а я ничего не понимаю?»
   Он свесил голову и застыл в нетерпеливой выжидательной позе…
   Министр помялся немного, побарабанил пальцами по столу и, взглянув с некоторым сочувствием на покорно и печально согбенную, молчаливую фигуру, встал из-за стола.
   Отвел в сторону второго секретаря и шепнул ему:
   — Послушайте!.. Дайте ему какую-нибудь работу… Что же он так сидит?!
   — Что же я ему дам, ваше высокопревосходительство? Будь он столоначальник, а то — министр, ведь!
   — Придумайте ему какую-нибудь ведомость, что ли.
   — Зачем?
   — Ну, покажите ему, мнения спросите. Все-таки ему веселее будет.
   — Поздно уж сегодня. Четверть часа до конца присутствия осталось. Пусть уж так досидит.
   — Жалко ведь человека.
   — Да уж не хотел бы я быть на его месте.
   Министр приблизился к своему коллеге и ласково сказал:
   — Устали? Ну, вот уже и присутствие кончено. Пора расходиться. Ступайте, отдохните.
   Новый министр облегченно вздохнул и стал радостно собираться домой.
   — Завтра когда приходить? — спросил он.
   — Попозже можно. Это не важно.
   — Слушаю-с.

* * *

   Идя по улице, новый министр встретил товарища.
   Поздоровался.
   — Послушай, — сказал товарищ. — Как это тебя угораздило под трамвай попасть?
   — Как попасть? Я не попадал!
   — А руку-то тебе правую где искалечило?
   — Разве она искалечена?
   — Я думаю! Ты подал мне всего два пальца я и думал, что остальные колесом отхватило.
   — Ты все шутишь, — солидно возразил новый министр, — а я еле на ногах стою.
   — Почему?
   — Ведь я министр — поздравь. Работы — уйма! Ты думаешь, государственные дела — это фунт изюму!..