—Фреди, — сказал кре­пыш в темных очках высокому длинноволосому пар­ню, — ты уверен, что они здесь проедут? По-моему...
   — Я сказал! — раздраженно крикнул Фреди. — они будут возвращаться здесь! Так что хорош база­рить! Ждем!
   — Как скажешь, — прыжком вернувшись к кус­там, крепыш пожал плечами. — Только дорога вся в рытвинах. Истинно российская.
   — А как Степаныч к этому отнесется? Ведь это война с... — смуглолицый здоровяк поправил на пле­че ремень АКМС.
   — А ты, Пират, никак боишься? — ехидно спро­сил его худой парень тоже с автоматом на плече.
   — Мне, Игла, все одно, — усмехнулся тот, — потому что в случае запала шкуру в первую очередь спустят с тебя. Едут! — с березы спрыгнул мускулистый па­рень. — Две тачки — «жигуль» и «джип»!
   Невысокая женщина разжигала дымарь. Щурясь от дыма, отмахивалась рукой.
   — Мама! — из небольшого вагончика вышла стройная девушка в спортивном костюме. — Отец что, нас на весь сезон медосбора оставил?!
   — Зина, — повернулась к ней женщина, — отец на этих плечах...
   — Не надо, мам, — недовольно перебила ее Зина. — Все это — она провела рукой на ряды уль­ев, — ни ему, ни тебе не надо. Он же хороший автомеханик. Шел бы в кооператив. Такие деньги зарабатывал бы. Так нет, — она пренебрежительно усмехнулась, — он, видите ли, честный. Что же, там одни жулики работают?
   — Дело не в этом, — надевая маску и рукавицы, женщина встала. — Просто... —Длинная автоматная очередь, донесшаяся с конца большого поля подсол­нухов, не дала ей договорить. И сразу застучали чуть приглушенные расстоянием пистолетные выстрелы.
   Темно-синие «жигули» с оставленным пулями пунктиром на дверцах, перевернулись и упали в глу­бокую наполненную пожелтевшей водой канаву. «Джип», постепенно снижая скорость, съехал с дороги и завалился боком чуть впереди. Скалясь, смуглый парень быстро заменил рожок и бросился к «жигу­лям». Худой короткими очередями бил по «джипу».
   «Хорош»! — Фреди с пистолетом в руке рванулся к автомобилю. Вместе с ним с «узи» в руках бежал мускулистый. Здоровяк подскочил к «жигулям» и вы­пустил всю обойму в кучу из четырех окровавленных тел. Из лежащего на боку «джипа» через переднее окна вывалился окровавленный узкоглазый человек. Он вскинул руку с пистолетом и выстрелил. Ухватив­шись рукой за пробитое пулей бедро, опередивший Фреди мускулистый парень упал. Фреди трижды вы­стрелил наугад в сторону «джипа» и бросился назад. Худой от бедра ударил по «джипу» длинной очередью. Опередивший на мгновение дырявившие низ автомо­биля пули узкоглазый упал на землю, потом вскочил, огрызнулся двумя выстрелами и бросился к полосе густых кустов. От «жигулей» бежал смуглолицый с дипломатом.
   — «Зеленые!» — крикнул он.
   — Давай сюда! — крикнул заметно побледнев­ший Фреди. — И достаньте с Иглой того! — он ткнул пистолетом в сторону «джипа».
   — Зинка! — испуганно крикнула женщина. — Вернись!
   Не отвечая, девушка побежала через подсолнухи в сторону выстрелов.
   _— Стой! — закричала мать.
   — Надо «тачки» и трупы убрать, — простонал мускулистый.
   — Да здесь почти никто не ездит, — отмахнулся Фреди. — Только бы Пират и Игла того не упусти­ли, — усаживаясь за руль белой «шестерки», буркнул он. Мускулистый, оторвав от бедра окровавленную ладонь, открыл заднюю дверцу.
   — Сколько там? — сипло спросил он.
   — Потом узнаем, — отозвался Фреди, напряжен­но вслушиваясь.
   — Где он, падло? — зло спросил здоровяк.
   — Где-то здесь, — сдувая налипшие на лицо па­утинки и держа автомат наизготовку, тихо ответил худой.
   —Кровь? — Пират увидел слегка надломанный, но удерживаемый соседними шляпками подсолнух. Топча ногами подсолнухи, бандиты двинулись вперед. Через несколько шагов заросли поредели. Над ними вились пчелы. Вдруг слева сухо щелкнул боек писто­лета. Отпрянув в сторону, Игла полоснул длинной очередью. Просвистевшие над лежащим в подсолну­хах узкоглазым пули словно придали ему сил. С ко­ротким рыком бросив в Иглу пистолет, он рванулся вперед. Вслед ему застучали два автомата. Когда бегу­щий человек был уже у крайней полоски плотной стены подсолнухов, две пули, раздробив правую ло­патку, бросили его на траву. Игла и Пират одновре­менно разрядили в него рожки автоматов.
   — Назад, — перезаряжая автомат, подмигнул Пират.
   — Стой! — заорал Игла.
   Пират увидел стремительно убегающую девушку.
   — Стой, шкура! — Игла полоснул ей вслед ко­роткой очередью.
   — На хрен она нужна, — Пират толчком в плечо не дал Игле прицелиться в убегающую девушку.
   — Валим!
   На проселочной дороге справа остановились «жи­гули». Фреди высунулся в открытое окно.
   — Где он?
   — Готов, — буркнул Пират.
   — Садитесь! — рявкнул с заднего сиденья муску­листый. — Валим!
   — Тут телка одна, — сказал Игла. — Она видела.
   — Делаем ее, быстро решил Фреди. —в таких делах свидетелей быть не должно!
   — Давайте тех с дороги уберем, — предложил Пират, — и свалим. Менты не скоро расчухают это. А если и найдет кто, мы уже далеко будем. Пусть копаются. А если девку завалим, — он поморщил­ся, — ее родня кипиш поднимает. Она наверняка где-то рядом живет.
   — Она ментам и расскажет все, — возразил Игла.
   — Да чего она рассказать-то может? — возразил Пират. — Она наши морды не видела.
   — Не базарь! — оборвал его Фреди. — Девку валить надо! Куда она побежала?
   — Мама! —подбегая к вагончику, испуганно во­скликнула Зина. — Там человека убили. Из автома­тов. Двое. Прямо на моих глазах.
   — Пойдем, — мать обняла девушку за-плечи и повела в вагончик. — И молчи. Мы ничего не видели и не слышали. Сейчас время такое.
   — Отец приехал! — радостно воскликнула Зина. Выбежала из вагончика и остановилась. Вышедшая следом мать шагнула вперед, загородив собой девуш­ку. — Здравствуйте, — стараясь не выдать беспокой­ства, сказала она. — Чем...
   Увидев в, быстро опущенном стекле ствол автома­та, втолкнула дочь в вагончик, вбежала сама и, за­хлопнув дверь, задвинула засов.
   — Не стреляй, — Фреди остановил вскинувшего автомат Иглу. — Может, здесь кто рядом есть. Ножа­ми поработайте.
   Из вагончика раздались громкие женские голоса, зовущие на помощь.
   — Пошла, — пожилая женщина шлепнула нето­ропливо выходящую из хлева корову. По деревенской улице двигалось стадо. Посмотрев вслед своей корми­лице, женщина повернулась к дому и увидела светло- зеленую «ниву».
   — Здравствуй, мама, — человек с заметно поре­девшими волосами открыл заднюю дверцу и достал две молочные фляги.
   — На пасеку? — спросила она.
   — Туда, — подхватив фляги, мужчина пошел к колонке.
   — А как же ты оставил пасеку-то, — всплеснула руками женщина. — Ведь разворуют пчел-то!
   — Там Саша с Зиной, — набирая воду, успокоил ее сын. — Я вчера уехал за лекарством. Клещ заел.
   — Ты, Митрий, гляди, — строго сказала стару­ха. — Зинку не распущай. А то ведь счас в городах больших страсть чего делается. Вон по телевизору говорят...
   — Все, мать, — с трудом поставив фляги в ма­шину, он махнул рукой. — Я уехал..
   — Фреди, — стягивая с рук перчатки, прогово­рил Пират, — Штангу-то мы, наверное, зря там оста­вили. Ведь мусора могут через него на Степаныча выйти.
   — В таком костре, какой мы там устроили, — лежа на брошенном на полу вагончика матраце, ус­мехнулся Фреди, — любящий сын свою маман не узнает. Да и поймут, что в них стреляли не сразу. Так что успокойся.
   — Так какого хрена мы здесь торчим? — недо­вольно спросил мускулистый. — Надо было валить, пока...
   — Завянь, Гайдук, — оборвал его Фреди. — За­был, сколько раз нас гаишники тормозили, пока мы сюда добирались? А назад поедем — сам понимаешь, днем-то еще, может, ни хрена. А после семи и на омоновцев нарваться запросто можно. Они, суки, всю машину пронюхают.
   — Думаешь, бабы здесь одни были? — спросил Игла.
   — Главное, рядом никого нет, — равнодушно от­ветил Фреди.
   — Так, наверное, пора трогаться, — Пират по­смотрел на часы и поднялся.
   — Вообще-то да, — Фреди встал. Осмотревшись, брезгливо поморщился.
   — Ночью-то как-то незаметно было, — он криво улыбнулся и быстро вышел. Наступив на руку лежа­щей с перерезанным горлом Зине, выматерился. От­скочил и стал вытирать ногу о траву. — Чего вы их здесь положили?! — заорал он. — В вагончик зата­щите!
   Дмитрий увидел несколько милицейских автомо­билей и знакомый всем водителям жест сержанта ГАИ. Он прижал «ниву» к обочине и остановился.
   — Что случилось? — протягивая права, спросил он гаишника. — Тебя это не касается, — ответил преисполненный важности сержант.
   — Ничего себе, — разглядев впереди две сгорев­шие автомашины, покачал головой Дмитрий. — Это как же их угораздило?
   — Куда едете, Волошин? — краем глаза увидев подходящего капитана милиции, официально спросил сержант.
   — Да вон туда, — Волошин махнул рукой, — направо, на пасеку.
   — Ну и что? — спросил высокий мужчина в штатском.
   — Пока ничего не ясно, — пожал плечами капи­тан милиции. — В первой машине — «жигулях» — четыре трупа. Во второй — марку установить не уда­лось — три. И в первой, и во второй оружие. Вероят­но, «жигули» за этой машиной гнались. Она в кювет залетела. И началось у них, — он вытер пот со лба. — Эксперты, конечно, много объяснят, но я думаю так.
   — Как их нашли? — спросил штатский.
   — Не было бы счастья, — ответил капитан, — да несчастье помогло. Ферма загорелась. Пожарка ту­да ехала. Увидели в стороне дым. Здесь дорога старая, по ней никто давно не ездит. Подъехали, а там две машины догорают. Они и залили их.
   — Девоньки! — выходя из машины, весело по­звал Дмитрий. — Хозяин приехал! — Открыв заднюю дверцу, ухватился за ручки фляги. — Да просни­тесь! — снова воскликнул он. — Саша! Зинка! — на­тужно выдохнув, поставил флягу на землю. Недо­уменно посмотрел на вагончик, достал пачку «при­мы», вытащил сигарету. — Ну вы и дрыхнете! — ве­село проговорил Дмитрий. Шагнув к дверце вагончи­ка, постучал. Дверца чуть приоткрылась. Недоуменно округлив глаза, он шагнул вперед. — Нет! — отчаян­ный, полный ужаса и боли крик раздался из вагончика. — Саша! Зинка!
   — Блиндер буду сапоги, — выбив чечетку перед отодвинувшейся решетчатой дверью, с блатной инто­нацией проговорил высокий худощавый человек. — Мадера фикус! Сукой буду— не забуду ваш поганый паровоз! — подмигнул охраннику, потом ногтем большого пальца поставил на подошве крест, — Все, начальничек, - он усмехнулся, —ключик-чайничек. Хренушки я больше порог зоны перешагну.
   — Все так говорят, — насмешливо заметил туч­ный майор МВД, — а через год-другой снова на нарах.
 
   — Не путай хрен с гусиной шеей, — усмехнулся худощавый. — Я не все. И кто, как не ты, опер, знаешь это... — Задрав голову вверх, зажмурился. — А знаешь, мент, — прошептал он, — здесь, даже возле зоны, и воздух, и солнце — все другое. Свежее и какое-то чистое.
   Майор удивленно посмотрел на него.
   — А ты, Граф, оказывается, можешь красиво го­ворить.
   — В каждом зэке живет поэт, опер, — насмеш­ливо отозвался худощавый.
   — В тебе, Суворов, бандита гораздо больше, чем поэта, — высказался подошедший к дверям полков­ник МВД.
   — Ба, — весело улыбнулся Граф, — какие люди.. Надеюсь, не откажетесь, господин-товарищ-барин, отметить сие знаменательное событие ста граммами прекрасного коньяка?
   Полковник молча вошел в КПП.
   — Брезгуют господа, — с насмешливым сожале­нием проговорил Суворов.
   — В общем, так, Граф, — строго напомнил май­ор. — Не вздумай переброс сделать. Мы тут специ­ально для тебя...
   — Обижаешь, начальник, —улыбнулся Граф. — Неужели я могу от зоны уйти, не оставив подогрева.
   — Давай, давай, — зло сказал майор, — мы тебе враз...
   — Суворов освободился? — к ним подошел не­высокий мужчина в темных очках.
   — Надеюсь, вы, сударь, не из прославленного своими геройскими захватами МУРа? — серьезно спросил Граф.
   — Он такси заказывал, — сказал невысокий, — вот я...
   — Карета подана, — Суворов с иронической улыбкой повернулся к майору, — и посему я отбы­ваю. Примите добрый совет, начальник, — тихо, с явной угрозой сказал Граф. — Не пересекайте свой путь с моим. Я не забываю добро, а зло помню тем более.
   Возмущенный майор открыл было рот, но Суво­ров уже быстро шел к «волге». Усаживаясь рядом с водителем, вздохнул.
   — Куда? — спросил таксист.
   — В аэропорт, —бросив взгляд на центральную вышку и часового на ней, сказал Граф.
   Лежа в большой окутанной ароматным паром ван­не, пожилой мужчина блаженно постанывал. Две мо­лодые девушки умело массировали его тело.
   — Иван Степанович, — осторожно проговорил подошедший к ванне угреватый длинноносый человек в очках, — приехал Пахомов.
   — Переговори с ним, Адам, — не открывая глаз, буркнул пожилой, — но за сказки не плати.
   — Слышь, — удивленно глядя на ряд коммерче­ских ларьков, спросил Граф водителя, — чем они торгуют-То?
   — В основном одним и тем же. Может, и хозяин один, — ответил водитель, явно удивленный вопро­сом.
   — Тормози, — усмехнулся Суворов, — хоть по­гляжу, что это такое. — Он вышел из такси, по­дошел к ларькам. Оглядел выставленный для продажи товар, покачал головой. — Я такой хреновины и в кино не видел, — пробормотал он. — Слышь, кра­сотка, наклонил он голову к открытому окошку, — а что это? — Суворов ткнул пальцем в банку с белым мед­ведем.
   — Пиво, — лениво отозвалась продавщица.
 
   — Что он сказал? — выходя из ванной в набро­шенном на плечи длинном халате, спросил Степаныч. в большое кресло, взял с подноса чашку с кофе.
   — В Москву приезжает Суворов Виталий Ивано­вич, — ответил угреватый, — кличка Граф.
   — Граф, — Степаныч прищурился.
   — Да, — кивнул Адам, — он сегодня освобожда­ется.
   — Ну что же, — сделав шумный глоток, улыб­нулся Степаныч. — Будем считать, что нашего полку прибыло. Ведь он крутой мужик. И имеет определен­ный вес среди уголовной братии.
   -— Пахомов поэтому и пришел, — сказал Адам. — Граф — хищник-одиночка. Очень опытный бандит. Был осужден на два года по малолетке за драку. Освободился и исчез. Через три года его арестовали по подозрению в ряде налетов на магазины и сбер­кассы. Тогда его продержали под следствием около полугода и отпустили за недоказанностью. А согласи­тесь, Иван Степанович, — ожидая одобрения, весело . сказал он, — если уж при развитом социализме осво­бождали за недоказанностью, нужно быть матерым преступником.
   — Или иметь очень лохматую лапу, — высказал предположение Степаныч.
   — Как раз этого у него не было и нет, — возра­зил Адам, — Суворов детдомовец. Согласитесь, что в двадцать два года суметь избежать наказания за такие преступления, как...
   — А налеты его рук дело? — перебил его Степа­ныч.
   — Как я уже говорил, — поспешно ответил Адам, — доказано не было. Налеты на Украине, в Белоруссии и в трех городах России совершали три преступника в масках. При последнем нападении на охотничий магазин в Питере в перестрелке с патруль­ными двое были убиты. Один сумел уйти. Арестовали Графа на квартире матери Фомича, известного налет­чика.
   — Это уже интересно, — оживился Степаныч. — Но я до сих пор не пойму, чем вызван ажиотаж. Какой-то уголовник выходит на свободу. Ну и что?
   — Вместо пятнадцати он отсидел только восемь и освобожден по помилованию. Этот срок — второй после «малолетки» — Суворов получил за вооружен­ное ограбление кассира леспромхоза в Вологодской области. А полностью доказать участие в; ограблении следствию не удалось.. Поэтому, как только в России на смену КПСС пришли демократы, он и начал пи­сать прошения. Мол, как бы пострадавший от Совет­ской власти. Его ведь до этого трижды арестовывали и отпускали за недоказанностью, — торопливо гово­рил Адам. — Он...
   — Да на кой черт ты мне это рассказываешь?! — загремел Степаныч. — Я думал, что он связан с ребя­тами Фомича, поэтому и слушал!
   — Но меня просила рассказать вам про Графа Валентина Ивановна, — испуганно пролепетал Адам.
   — Что?! — заорал Степаныч. — А ей-то...
   — Я тебе все объясню, папа, — перебил его спо­койный женский голос.
   — В общем, так, — Граф протянул набитую спортивную сумку коренастому мужчине. — Все это должно быть в зоне. У тебя, Сашок, дорога туда есть. Так что действуй.
   — Может, тормознешь на пару-тройку деньков? —- спросил Сашок. — Отметим освобождение.
   — Мне в столицу надо, — ответил Граф. — А потом куда-нибудь в деревушку махну, — мечтатель­но протянул он, — на природу. Речка, солнце, све­жий воздух и ядреная доярка, — он весело подмиг­нул. — Она парным молочком будет меня отпаивать. Так что все, Сашок, может, больше и не встретимся. Такси ты оплатил?
   — Сразу, — кивнул Сашок,— мужик знакомый, так что без атаса.
   — Меня кум на выходе тормознул, — с улыбкой сказал Граф, — а тут карета за мной прибыла. Он чуть язык себе не откусил.
   — А ты что решил? — спросил Сашок. — Сей­час без бабок хрен протянешь. Цены, суки, кусаются. Может, останешься? — с надеждой спросил он. — Мы тут коммерсантов...
 
   — Живи один — дольше проживешь, — серьез­но проговорил Граф. — Я не люблю о себе говорить и чужих дел знать не хочу. Все, — он посмотрел на часы и кивнул. — Сейчас посадка начнется. Только бы долетел, падло. А то сейчас только и слышишь — там развалился, там сгорел. Да еще эти авиа пираты, мать их за ногу!
   —    Ну хорошо, — кивнул Степаныч. — То, что ты сказала, я понял и даже, можно сказать, одобряю. Но почему именно этот Граф тебе понадобился? Неу­жели твои парни не годятся? Тот же Призрак. Он...
   —    Он прекрасный киллер, — спокойно перебила его молодая женщина. — А самое главное — все, .в том числе и милиция, знают, что он мой человек. На нем до сих пор висит дело об убийстве директора коммерческого банка. Милиция копает. И потому мне нужен смелый, умный человек со стороны. А глав­ное — важно, чтобы его хорошо знала милиция и он не был бы связан ни с кем из нас. Потому что, — по ее тонким губам скользнула едкая улыбка, —необхо­димо, чтобы его начали искать после того, как он сделает дело.
   —    Вот оно что, — протянул Степаныч. Одобри­тельно посмотрел на женщину, кивнул. —А ты ум­ная хищница, Валюта. Как говорят в тех кругах, откуда этот самый Граф, —хочешь и рыбку съесть, и на удочку не попасть.
   — А он, Граф, — продолжала Валентина, — жи­вет по своим законам. Поэтому и был столько лет неуязвим. Я расспрашивала немало людей, которые его знают, и все говорят одно: Суворов — хищник-одиночка. Утверждают, что он всегда уходил от нака­зания потому, что не оставлял свидетелей. Если за налеты его арестовывали трижды и ничего не могли доказать, то потому, что Граф убирал тех, кто хоть что-то знал о преступлении. Вот поэтому он мне и нужен. Он сделает дело со своими людьми, потом уничтожит их, и-когда милиция начнет его искать, он исчезнет.
   —    Ну хорошо., — немного помолчав, согласился отец. — Делай, как считаешь нужным.
   —     Но переговорить с ним придется тебе, — улыбнулась Валентина. — Ведь Граф наверняка слы­шал о тебе. Степаныч — личность довольно извест­ная.
   В столице сейчас нет более авторитетного чело­века. А когда он согласится работать на тебя, я пред­ложу ему то, о чем говорила.
   —    Ладно, — согласился Степаныч. Повернув­шись к двери, крикнул: —Адам!
   Угреватый появился мгновенно.
   Как только Граф объявите я в Москве, сразу привезешь его ко мне!
   Сгорбившись и раскачиваясь из стороны в сторо­ну, Волошин красными от слез глазами смотрел на уставленный пустыми бутылками стол.
   —    Сашенька, — хрипло говорил он, — милая,как же я без тебя? Господи, за что их? Кто? — он зарыдал и ткнулся лбом в столешницу.
   —    Митрий, — с укоризной сказала ему мать, — я, конечно, понимаю, тяжко тебе. Но ведь ты сутки пьешь, вона сколько выхлебал. Разве ж так можно? Что люди подумают?
   —    А мне плевать! — сквозь слезы крикнул он. — Где они были, эти люди, когда Сашеньку с Зинкой убивали! Ты видела, как их! — он тоскливо, со злой безысходностью застонал. — А милиция, суки! Сво­лочи! «Ищем. Ведется следствие». А ведь я их сразу позвал! Сразу!
   —     Найдут супостатов, — неуверенно, только ради того, чтобы хоть как-то ободрить сына, сказала женщина. — И расстреляют.
   Мне-то что до этого? — обреченно спросил он. — Как же я жить-то теперь буду? И жену, и дочь. Я виноват. Зачем оставил их на ночь! Они же женщи­ны! Сволочь я! — Он неожиданно с силой ударился лбом о край стола. Ахнув, мать бросилась к сыну. А он снова и снова бился рассеченным лбом о край стола.
   —Здравствуйте, — послышался от двери тихий мужской голос.
   —    Помоги, милок! — пытаясь удержать сына, с натугой выдавила женщина. Молодой парень втис­нулся между столом и Волошиным.
   —    Кто ты такой? — прохрипел Дмитрий.
   Валерий, — мягко удерживая его за плечи, ответил парень. — Мягков. Мы с вашей дочерью любили друг друга. Мы собирались... — он порыви­сто отвернулся.
   —    Ты зачем пришел?! — внезапно с яростью за­орал Волошин. — Гад! — громыхнув упавшим табу­ретом, вскочил и схватил парня за грудки. — Сво­лочь! Зачем приперся?
   —     Митрий, — женщина повисла на сыне. — Окстись. Чай не видишь? Переживает он.
   —     Переживает, — обмякнув в руках матери, Во­лошин отпустил парня, - Ты знаешь, кто он? — заплакал и махнул рукой.
   —    Я потом зайду, — с потемневшими от страда­ния глазами Мягков пошел к двери.
   —    Черт его знает, что там произошло, — зло проговорил майор милиции. — Вроде подтверждается первая версия о преследовании «жигулями» «джипа». И оружие в сгоревших «жигулях» то, из которого стреляли по «джипу». А оттуда отстреливались из ав­томата. Но выбоины не те, —выражая свое недоуме­ние, майор вполголоса выматерился. — И опознать тех, кто был в машинах, невозможно.
   —    А что по делу об убийстве жены и дочери Волошина? — строго спросил седой человек.
   —     Ничего, — с досадой сказал сидевший напро­тив молодой мужчина в штатском. — Никаких сле­дов. Ясно одно: убивали женщин те, кто умеет рабо­тать ножами. Все удары смертельные. А уж потом,- отрезая уши, нос, язык, просто тешились, сволочи! Никаких отпечатков, и следы перед вагончиком за­терты.
   —    А не связано это убийство со сгоревшими ма­шинами? —спросил седой. — Отчего они загоре­лись?
   Эксперты утверждают, что от выстрела в бен­зобак, — ответил майор. — А что касается связи, то скорее всего это какие-то, я говорю про убийц жен­щин, насмотревшиеся видео про маньяков наркома­ны. Потому что даже просто преступник, убийца, не сможет проделать такое.
   —    Но вы сами говорили, что били ножами про­фессиональные убийцы, — напомнил седой.
   —    Это говорил я, — ответил за майора штат­ский. — Но это не мешает убийцам или убийце быть наркоманом или просто придурком, возомнившим себя Джеком-потрошителем.
   Вы можете это объяснить Волошину? — сер­дито сказал седой. — Он целыми днями ходит по кабинетам и требует, чтобы милиция нашла преступ­ников! Пишет жалобы. Вот, — он поднял несколько исписанных листов: «Товарищ прокурор, воздействуйте на милицию. Заставьте ее найти убийцы моей жены и дочери», — он кулаком припечатал листки к столу. — Мне стыдно ему в глаза глядеть. Что я ему говорить должен? Ваши предположения излагать? —он огля­дел хмурые лица присутствующих.
   — Я любил ее, — опустив голову, Мягков засто­нал.
   —     Не надо, милок, — испуганно посмотрев на Дмитрия, попросила женщина. — Слезами мертвых не вернуть.
   —    Мама, — с болью проговорил Волошин. — А что мы еще можем? Я вчера и позавчера из милиции и от прокурора не отходил. А они все в один голос: «следствие ведется». Да какое, к черту, следствие?! Там ведь никаких следов не было. Я сам все осмот­рел. Понимаешь? — схватил он за плечи парня. — Как будто они по воздуху прилетели и улетели!
   —    Дмитрий Сергеевич, — сказал Валерий. — Но там действительно нет никаких следов. Сам там все, каждый метр, осматривал. И ничего! Я бы этого гада, — заключил он, — своими руками придушил!
   —    Там не один был, — наливая в стакан само­гон, выдохнул Волошин. — Не смог бы один обеих убить. Хоть одна, но убежала бы. — Подвинул стакан к парню, криво улыбнулся. — Пей, Валерка. Мне Зинка говорила, что парень ты хороший, — не дого­ворив, прямо из горлышка сделал несколько крупных глотков. — Завтра их похороним, — опустив голову, пробормотал он.
   —     Где ты, моя ненаглядная, где, — выходя из аэропорта пробормотал Граф. — В Вологде-где. — Усмехнулся и подошел к такси. — До Нестерова пое­дешь?
   — Сто тысяч, — сообщил цену пожилой водитель.
   —    Никак я к этим астрономическим суммам не привыкну, — усмехнулся Граф. — Раньше три тыся­чи машина стоила. Сейчас — пачка сигарет.
   —    Демократия, — буркнул водитель. Осмотрев рослого стройного мужчину в джинсовом костюме, его загорелое лицо, решил уступить. — Ладно,. за восемьдесят поедешь?
   —    У матросов нет вопросов, — засмеялся Суво­ров. — Я и за сто поеду. А восемьдесят ты с меня назад возьмешь. Только не сюда, — кивнул он на здание аэропорта, — а на вокзал. Сколько ты за двадцатиминутное ожидание берешь? — садясь ря­дом, поинтересовался он.
   —    Договоримся, — водитель включил зажигание,
   —    Граф в Москву не приехал, — ответил на взгляд хозяина Адам. — Пахомов немедленно сооб­щил бы о его появлении. Видимо, задержался где-то.
   —    А почему Пахомов думает, что Суворов при­едет в столицу? — усмехнулся Иван Степанович, — ведь, насколько я помню, он детдомовец. Какого чер­та ему здесь делать?
   Два месяца назад умерла мать Фомича, — ска­зал Адам. — Она завещала свою квартиру Суворову. К тому же документы из колонии, где он отбывал срок, пришли на Петровку. К Суворову у муровцев повышенное внимание. Они
   —    с явным неудовольстви­ем узнали о его досрочном возвращении, да еще в столицу, — посмел улыбнуться Адам.
   — Ты знаешь, — Иван Степанович ухмыльнул­ся. — Я уже просто, как говорится, сгораю от жела­ния увидеть такую легендарную личность.
   —    Шеф, — в дверях кабинета выросла массивная фигура накаченного силой парня, — тут к вам какой- то узкоглазый рвется.
   —    Кто такой?
   —    Говорит, Дервиш, — чмокнув жевательной ре­зинкой, сказал телохранитель.
   —    Сколько раз тебе говорить, — заорал Иван Степанович, — не чавкай при мне, как корова! А Дервиша проводи сюда. Интересно, — пробормотал он, — что ему понадобилось?
   Оглянувшись на такси, Граф спрыгнул в неболь­шой поросший травой овраг и пошел на звук лью­щейся воды. Через несколько шагов подошел к падающему  с метровой высоты на плоский большой ка­мень и уходящему под землю ручью.
   —    Ничего почти не изменилось, — пропел он. Граф разделся и, осторожно ступая босыми ногами по каменистому дну, подошел к камню, сунул под него руку.
   Как говорят янки, йес, — он оскалился в довольной улыбке. Вытащил руку с зажатым в ней тон­ким тросом. Граф начал осторожно его тянуть. Через некоторое время в его руках оказался привязанный к тросику конец ржавой запаянной с двух концов тру­бы.
   —  Потом он вымыл ноги и руки и оделся. Достал из кармана отвертку. Едва отвертка коснулась запаянно­го конца, как проржавевший металл треснул. Граф стал надламывать и отбрасывать в сторону куски тру­бы. Ухватившись за выступивший кусок пластика, на удивление легко выдернул из трубы местами лопнув­ший округлый сверток. Разорвал его и криво улыб­нулся. У его ног лежала куча купюр в банковских упаковках.
   —    Восемь лет назад это было целое состояние, — пробормотал он. — Сейчас их даже в музей не возь­мут. — Усмехнувшись, разгреб ногой пачки и поднял довольно большой пакет, перетянутый изолентой. Он нетерпеливо сорвал упаковку. В его руках оказался кусок заклеенной автомобильной камеры. Отверткой надорвал резину и вытащил промасленный брезенто­вый сверток. Граф удовлетворенно улыбнулся и раз­вернул сверток. Там лежал револьвер и небольшая запаянная коробка. Граф курткой протер смазанный наган. Потом взвел курок, нажал на спуск. И еще раз, и еще. Открыл коробку и достал небольшой острый финский нож в чехле. Сунул его под рубашку за пояс. Затем вставил в барабан патроны, а три оставшихся положил в карман джинсов. Наган он тоже заткнул за пояс. Собрал пачки денег в куртку, осмотрелся и засунул сверток под камень.
   —    Подожди, — Степаныч помотал головой, — где, ты говоришь, это случилось?
   —    В двадцати трех километрах по трассе Аркадак — Ртищево. И с трассы в сторону восемь кило­метров. Там совсем рядом совхоз «Красная Заря», — внимательно всматриваясь в его лицо, ответил худой длинноволосый и бородатый человек. — Машины об­наружили только потому, что в совхоз ехали пожар­ные — там ферма горела, они и увидели дым на старой дороге...
   —    Да черт с ними, — вспылил Иван Степано­вич, — с пожарными! Ты зачем приехал? — подозри­тельно вгляделся он в свою очередь в узкие ничего не выражающие глаза собеседника.
   —    Как зачем? — переспросил тот. — Неужели вы не понимаете? Кто-то...
   —    Вот, что, Дервиш! —прервал его Степаныч. — Я понимаю одно — вы должны мне деньги. Много денег! И не деревянными, а в твердой валюте. Товар вы получили. Так?
   —    Вы хотите сказать, — возмущенно проговорил Дервиш, — что...
   —    Я хочу сказать только одно, — вновь повысил голос Иван Степанович, — вы мне должны деньги, и в ваших интересах отдать мне их! — Давая понять, что разговор закончен, встал. — Тебя я отпускаю живым, — прошипел он, — только для того, чтобы ты оповестил об этом Касыма. Если хотите войны, — упершись руками в стол, он подался вперед плотным телом, получите ее по полной программе. Я пере­крою вам все пути поставки зелья! И вы в туалет будете ходить, не вставая с постели! Пошел вон!
   —    Я здесь только для того, — медленно подняв­шись, азиат мрачно блеснул узкими глазами, — что­бы вы поняли: истинного врага нужно искать вместе. Мы сотрудничаем два года и всегда доверяли друг другу. Касым поклялся на Коране найти убийц. Стар­шим среди тех, кто вез деньги, был его брат.
   Мне все равно, кто там был, — усмехнулся Иван Степанович. — Я согласен объединить наши усилия в розыске убийц. Но прежде вы отдадите мне всю сумму.
   —    Носорог, проводи гостя! — В дверях ка­бинета выросла массивная фигура «гориллы», жующе­го резинку.
   —    Вы уверены, что все получилось? — захлопнув дипломат, спросила Фреди Валентина.
   —    Обижаешь, сестренка, — положив ноги в кроссовках на журнальный столик, усмехнулся он. — Все получилось, как надо. Мы там почти сутки про­торчали и только два раза там машины проезжали. Молоковоз и какая-то «нива». И как ты узнала, что они именно там деньги повезут? — он с восхищени­ем посмотрел на Валентину.
   —    Мы по этой дороге оружие им отправляли. Вернее, отец отправлял. А Призрак в охране был.
   —    Значит, Степаныч может вычислить, кто дал наводку, — заметил Пират. Валентина засмеялась:
   —    Не думаю, чтобы он стал это делать, — и уже серьезно спросила: — Вас по дороге никто не видел? Я имею в виду — нигде вы не засветились?
   —    Нет, — бросив предупреждающий взгляд на Пирата, тут же ответил Фреди.
   —    Валентина Ивановна, — в, приоткрытую дверь заглянул стройный молодой человек, — к Ивану Сте­пановичу приехали из Казахстана.
   —    Что?! — она вскочила. — Кто?
   —    Дервиш, — спокойно ответил он.
   —    О чем они говорят, Призрак?
   —    Уже ни о чем. Иван Степанович выставил по­сла с твердым требованием доставить деньги за ору­жие. Но Дервиш довольно точно описал место напа­дения. Оказывается, в одной из машин был брат Касыма. И Касым дал на Коране клятву мести. — Переглянувшись, парни усмехнулись.
   —    Ваш отец, Валентина Ивановна, — словно не заметив этого, ровно продолжил Призрак, — отправ­ляет Адама в Саратов узнать, что известно о случив­шемся милиции.
   —    Этот носатый в большом доверии у папани, — зло заметил Фреди.
   —    Примите добрый совет, Федор Иванович, — спокойно обратился к нему Призрак, — исчезните на некоторое время из столицы. Потому что...
   —    Запомни, — раздраженно перебил его Фре­ди, — Федором меня называет только отец. Осталь­ные зовут Фреди.
   —    Я вам больше не нужен, Валентина Иванов­на? — спросил Призрак. Когда он вышел Валентина подошла к брату:
   — Андрей дал хороший совет. Если ты будешь здесь, отец сможет тебя раскусить. Не думаю, чтобы ради дела с Касымом он решит пожертвовать сы­ном, — ее голос и.глаза говорили обратное, —но все же тебе действительно лучше уехать на некоторое время. Кстати, я не видела Штангу. Где он?
   —    Убит, — опустив голову, буркнул Фреди. — Но мы из машин костер устроили, — опередив воз­мущенно открывшую рот сестру, добавил он.    Лич­ность установить не удастся. Я в этом уверен.
   — Отправляйтесь на дачу! — сердито проговори­ла Валентина. — Через пару дней я приеду. К тому времени наверняка что-то выяснится. Тогда мы и решим, как быть.
   Войдя в купе, Граф поздоровался с молодой жен­щиной:
   —    Добрый вечер, я ваш временный сосед. Наде­юсь, возражений-не будет?
   —    Здравствуйте, — женщина спокойно посмот­рела на него. — Возражать я не буду, хотя бы потому, что вы мой временный сосед.
   —    С детства терпеть не могу умных, ироничных женщин, — пробормотал Граф.
   —    Что?— спросила она.
   —    Это по-китайски, — громче сказал Граф. — Я иногда так говорю, чтобы язык не забывать.
   —    Вы говорите по-китайски? — женщина по­смотрела на него с явным интересом.
   «Не приведи Господи — вдруг она базарит по-китайски?» — мысленно ужаснулся Граф, а вслух отве­тил:
   —    Не так, как хотелось бы, но объясниться с китайцем без разговорника могу.
   Ответить Графу помешал вошедший в купе рос­лый молодой мужчина в элегантном костюме.
   —    Здравствуйте, у меня седьмое место.
   —    Привет, —женщина улыбнулась.
   —    Салют, — недовольно буркнул Суворов. Что- то не понравилось ему в вошедшем. Тот легко забро­сил рюкзак наверх и сел.
   — Вы до Москвы?. — спросил он женщину.
   —    Билеты, — в купе вошла проводница. — По­стель все брать будут?
   Упершись воспаленными глазами в угол, Волошин что-то беззвучно шептал.
   — Бабоньки, — мать Дмитрия подошла к группе женщин в черных платках. — Что с Митькой-то де­лать? То пьет денно и нощно, то, как глупый, уставит­ся в стену и бормочет чего-то. А как на кладбище снесли Сашку с Зинкой, — вздохнув, прижала концы платка к повлажневшим глазам.  Он навроде беше­ного сделался. Все ночь напролет по двору хаживал. Я ему говорю, мол, поезжай домой-то. Квартиру, чай, обворуют. Ведь он со пчелами уже три года. Сашка ковров накупила, телевизор новый, холодильник.
   Здравствуйте, — к женщинам подошел Валерий.
   —    Дмитрий Сергеевич где?                                       
   —    В доме он, — явно обрадованная его появле­нием сказала старуха. — Иди к нему. А то, боюсь, он умом тронулся.
   Парень быстро пошел к дому.
   —    Испереживался весь, — посмотрев ему вслед, заметила одна из женщин.
   —    Любил, знать, Зинку-то, — вздохнула дру­гая, — а она его к себе не особо подпущала. Ведь он милиционер, лейтенант. Только с училища приехал.
   —    Говорят, уходит из милиции-то, — сообщила где-то услышанную новость третья.
   —    Здравствуйте, дядя Дима, — входя, поздоро­вался Мягков.
   Вспомнил я! — воскликнул Волошин. — Все время у меня перед глазами это стояло. Когда я с пасеки уезжал, то через старую дорогу поехал. И там, где машины горели, как раз у этого места «жигули» видел. Номер еще интересный. Как раньше водка стоила. Три шестьдесят два. И еще две цифры. Их сейчас заместо буквенных обозначений ставят. Две семерки.
   —    Московский номер, —сказал Мягков.
   —    Вот я и думаю, — Волошин- возбужденно за­метался по горнице, — может, они чего видали! Надо в Москву ехать, найти их и спросить. Может, чего видали, — он с надеждой посмотрел на парня.
   —    Вы номер точно запомнили? — подстраховал­ся Валерий.
   —    Точно. Я говорю тебе — цена водки в то вре­мя, когда я выпивать начал, три шестьдесят два была. И две семерки. Правда, про цвет не скажу, сумерки были. Но номер точно запомнил.
   —    Я сегодня запрос сделаю, — немного подумав, сказал Валерий. — И про то, что лучше самим по­ехать, вы правильно решили. Сейчас с милицией от­кровенничать не любят. Даже если и видели что-то, не скажут.
 
   —    А ты, говорят, из милиции уходишь? — спро­сил Волошин.
   —     Пока в отпуске, — поморщился парень. — Я рапорт подал. Меня вызвали и говорят: подумай, вот и отправили в отпуск. — Порывисто отвернувшись, неожиданно всхлипнул. — Я бы все одно ушел. Зина говорила, что за милиционера не выйдет.
   —    Я знаю, — кивнул Дмитрий, — она мне гово­рила.
   —    А буквы вы не помните?— спросил Мягков.
   —    Нет, — Волошин покачал головой. — А чего? Номер-то я помню». И две семерки. Сам говоришь, московские номера.
   — Так-то оно так, — хмуро сказал Валерий, — но, бывает, номера и цифровое обозначение совпада­ют, а буквы не те. — Да все равно надо поговорить с ними. Может, чего видели. — Он выудил из-под сто­ла начатую бутылку водки.
   —    Дмитрий Сергеевич, — несмело проговорил Мягков, — вы бы не пили. Ведь понимаете...
   —    Да понимаю я все, — наливая полстакана, вздохнул Волошин. — Но и ты вникни. Страшно это. Вдруг остаться одному. Я же никогда не жил один, — горько признался он. — Сначала с родителями, по­том институт кончил, женился. Я обыкновенный смирный человек. Даже в детстве почти не дрался. А когда Саша женой стала... — зажмурившись, он по­тряс головой. — Она знаешь, каким человеком была. Я ведь и не пил, — Волошин поднял стакан, посмот­рел через него на свет. — Дочь родилась. Потом все в один миг сломалось. Я говорю про привычный уклад жизни советского человека. Союз нерушимый республик свободных в один миг перестал существо­вать. Кругом начали делать деньги. Нет, -— Дмитрий покачал головой. — Я, конечно, понимаю: сейчас всем дали возможность показать, кто на что способен. Я же инженер, — прервавшись, он сделал глоток. Выдохнул, подцепил вилкой надкусанный огурец. — Меня до сих пор во всякие кооперативы приглашают. Я отличным автомехаником был. — Волошин допил водку. Перевел дыхание, зажмурился.
   —    Почему был? — возразил Валерий. — Вы и сейчас...
   —    Сейчас я один. И я боюсь! - неожиданно воскликнул он. — Понимаешь ты? Боюсь возвратить­ся к себе в квартиру. Ведь там все, абсолютно все, будет напоминать о Сашеньке и Зине! — со слезами на глазах, задрожавшей рукой налил водки. — И я хочу увидеть лица тех, кто убил жену и дочь, — тоскливо прошептал он. — И спросить: зачем? Поче­му вы убили их? Господи! —вскинув вверх голову, выдохнул он. — Как же мне быть? — В его громком голосе Мягков расслышал горестную печаль, а не ненависть.
   —    Я сегодня же сделаю запрос в Москву, — то­ропливо сказал он. — У меня друг в ГАИ. Он все выяснит так, что об этом никто не узнает.
   —    А как ты с Зиной познакомился? — тихо спросил Волошин.
   —    После армии — я во внутренних войсках слу­жил, в группе захвата. Когда демобилизовался, при­ехал к бабушке в Саратов, прописался там. А куда работать идти, не знал. Вот мне и предложили в милицию. А во время службы я видел уголовников, убийц, насильников и прочую сволочь. И, даже не раздумывая, согласился. Меня отправили в школу ми­лиции. Получил лейтенанта, вернулся. И как-то на дискотеке и. встретил Зинку, —видимо, осознав, что говорит об убитой девушке, которую любил, горько улыбнулся. — Она сначала не знала, что я работаю в милиции. Мы начали встречаться. Потом сказал ей. Думал, она поймет, что я делаю нужное и опасное дело. Но нет, — Валерий усмехнулся. — В общем, поссорились мы. Правда, потом, совсем недавно, по­мирились. Она мне условие поставила: хочешь, чтобы я с тобой была, уходи из милиции. И я ушел бы, потому что другой такой, как Зина, больше не встре­тил бы.
   —    Это точно, — согласился Дмитрий. — Как го­ворится, во все щели свой нос совала. Я ей гово­рил — оторвут тебе его как-нибудь. Все смеялась. Обещала нарожать мне внуков, — с доброй улыбкой закончил он. И вдруг, осознав, что все это только воспоминания, замычал и уткнулся лицом в стол.
   —    Я прошу вас, —Валерий взял бутылку, — не пейте.
   —    Поставь! — заорал Волошин. — Или ты меня, может, на сутки или в вытрезвитель как алкаша загре­бешь?! Мент поганый! — вспомнив слышанную где- то фразу, он вызывающе уставился на парня. — Забе­ри меня! За оскорбление. Сволочь! — словно отдав все силы вспышке злости, снова бессильно ткнулся лицом в руки.
   —    Зачем вы так? — тихо сказал Валерий и, сгорбясь, медленно пошел к двери.
   — Чавой-то он тама? — встревоженно спросила встретившая его в дверях старуха.
   —    Плохо ему, — сумрачно произнес Валерий. — Очень плохо.
   —    Так чаво делать-то? — всплеснула она рука­ми. — Ведь он теперича будет пить и пить. Пчел-то, чай, всех разволокли уже. И квартиру разворуют.
   —     На пасеке дядя Степан, — услышав ее, ото­звался Волошин. — Он присмотрит за ними. А квар­тира... — безразлично добавил он, — хрен с ней, с квартирой. Мне теперь все равно. А ты вроде как прогоняешь меня, мать? — пьяно спросил он.
   —    Христос с тобой, — сердито откликнулась она. — Как же я могу сына прогнать?
   —    Зайдешь к Зяблову, — наказал Иван Степано­вич Адаму, — отдашь ему это. У него с милицией хорошо повязано. Не со всеми, но узнать может. Пусть узнает, что там известно о сгоревших автомобилях. Меня интересует все. Мне не звони. Как только пол­учишь информацию, немедленно возвращайся. И ска­жи Зяблову, что, вполне вероятно, может начаться война с казахами. Всё... Иди. — Угреватый шагнул к двери.
   —    Подожди, — остановил его голос хозяина, — возьми с собой пару парней из команды Призрака. Если там есть какие-то свидетели, пусть ребята пора­ботают. Да, что там насчет этого крутого?
   —     Пахомов вам сразу же сообщит, — ответил Адам.
   —    И еще, Богунчик, — строго произнес Степа­ныч, — Никакой самодеятельности. Во второй раз я этого тебе не прощу! - в его голосе звякнул металл.
   Угреватый испугался. Если хозяин обращается, по фа­милии, значит, это строгое и последнее предупрежде­ние.
   —     Иван Степанович, — заискивающе сказал Адам. — Я тогда просто хотел заполучить ценного информатора.
   —    И чуть не угодил за решетку за дачу взятки, — насмешливо продолжил за него Степаныч. — Нужно быть просто бестолочью, чтобы попытаться купить опера с Петровки! И помни, что я сказал!
   —     Если ты рассчитываешь, что сможешь прогу­лять долго, — усмехнулся майор милиции, — то ошибаешься. Ты у нас одно время вот где сидел, ребром ладони он провел по горлу. — Будь моя воля, Граф, я бы тебя без суда и следствия расстрелял!
   —    Я Богу пару свечей поставлю за то, — ответил сидевший перед ним Граф, — что нет у тебя этой самой воли.
   — Ба! — весело удивился вошедший в кабинет поджарый мужчина в штатском. — Какие люди! Неу­жели сбежал и пришел с повинной?
   —    Освобожден по помилованию, — протягивая ему справку, недовольно сказал майор. — В столицу приехал на жительство. Ему здесь мать Фомича квар­тиру оставила.
   —    А знаешь, — усмехнулся поджарый, — с од­ной стороны, я даже доволен — не придется мне за тобой по всей России раскатывать. Здесь-то мы тебя живо спеленаем.
   —    Мечты, мечты, — Суворов улыбнулся, — где ваша сладость. Знаете, господин-товарищ-барин, — весело сказал он, — имею удовольствие разочаровать вас. Я приехал в златоглавую только для того, чтобы продать свою, завещанную мне Марией Павловной Фомич квартиру. Потому что с деньгами у меня сей­час крайне плохо, — вздохнул он. — Те сбережения, которые я оставлял на черный день — ведь пенсию мне, увы, платить не будут, — пропали. Реформа денежная, мать ее за ногу!
   —    Значит, был курок-то? — с интересом спросил поджарый. — Все-таки, Граф, это ты взял кассира на Вологодчине.
   — Боже упаси, — засмеялся Суворов. — Просто так, кое-что наскреб на черный день. И вот теперь меня постигло крайнее разочарование. И знаешь, на­чальник, если бы не квартира, за которую я могу выручить неплохие деньжата, я бы уж вам пару сюрп­ризов оставил. Правда, года не те, — он развел рука­ми. — Но, как говорят герои американских боевиков, еще в норме.
 
      —    А ты, говорят, перекрестил подошву правой ноги, — внимательно глядя на него, сказал поджа­рый.
   —     Вот это я понимаю — работа, — с уважением отметил Граф. — Все знаете. Это, наверное, опер, сука, настучал. Телеграмму отбил или по телефо­ну? — спросил он.
   — Как со здоровьем-то? — ушел от ответа под­жарый. — В прошлый раз тебе крепенько досталось. Но, знаешь, ты все-таки хоть и бандит, но мужик. Другого только раз по уху съездишь — прокуратура замучает. А тебя ведь...
   —    Забыто, — улыбнулся Граф. — Тут расклад простой. Я ведь не карманник, который при аресте боится вам мундир испачкать. Просто если бы тогда я успел ствол достать, кто-то из вас покойник был бы. Хоть и брали вы меня ни за что. Но хрен его зна­ет, — Суворов усмехнулся. — Поэтому вытащи я тогда ствол, стрелял бы. Ведь группа захвата не маль­чики с водяными пистолетами. Так что хоть вы и покоцали меня прилично, понять можно. А вот когда такой боров, — он кивнул на майора, — до печенок обидно.
   —    Ты это! — строго прикрикнул майор. — Не особо здесь...
   —    В общем, все, — поднялся Граф. — Беседа прошла на высоком интеллектуальном уровне. Вы сказали то, что должны были сказать. Я выслушал. Сделал выводы и посему арриведерчи.
   —    Шеф, — ворочая квадратной челюстью, про­говорил Носорог, — звонят.
   —    Слышу, — сердито отозвался Степаныч, — не глухой. — Четырежды пропищав, сотовый телефон умолк. Едва он засигналил снова, Степаныч взял его. Не называясь, выслушал звонившего. Кивнул, будто тот мог видеть его. — Позови Валю, — приказал он Носорогу.
   —    А я как раз к тебе, — входя, сказала Валенти­на. — В чем дело?
   —     Если тебе действительно нужен уголовник, про которого мы говорили, то ты можешь найти его на шестнадцатой Парковой, дом восемнадцать, квартира двадцать четыре.
 
    —    Но, отец, — недоуменно проговорила она, — мы же договорились, что сначала с ним переговоришь ты. Подумай сам, как я буду с ним говорить? Мол, дочь Ивана Степановича Редина желает предложить тебе дело. С чего мне начинать?
   —    Ну хорошо, — недовольно согласился он. — Я пошлю за ним кого-нибудь. Только не сейчас. Звонил Пахомов и посоветовал хотя бы неделю с ним не контактировать. Суворов под наблюдением мили­ции. Ни к чему сыскарям знать о моем интересе к атому бандиту. И еще одно, — он изучающе посмот­рел на дочь. — Ты можешь сказать мне, зачем имен­но понадобился тебе этот уголовник? Я помню наш разговор, — заметив, что дочь хочет что-то сказать, опередил он ее. — Но, подумав, решил, что все это могут сделать парни Призрака. Так что давай гово­рить начистоту.
   —    Ладно, — немного помолчав, сказала она. — Я хочу , изъять коллекцию перстней у твоего знакомо­го Растогина.
   —    Павла Афанасьевича? — удивился Редин. —Я что-то не припомню,, чтобы он когда-либо собирал нечто подобное.
   —    Я знаю это точно. Когда он был хранителем музея в Смоленске, ему удалось украсть несколько дорогих перстней. И сейчас, когда он собирается пе­реехать в Израиль, он хочет переправить их туда.
   —    Но, Валя, —он удивленно расширил глаза, — Павел Афанасьевич мой деловой партнер и даже, можно сказать, друг...
   —    В чем ты сам не уверен, — перебила его дочь. — К тому же я хорошо помню твои слова: чем крупнее сумма, тем меньше должно быть друзей. А кроме этого,— она усмехнулась, — Растогин — уже прошлое. Ведь не будешь ты с ним вести какие-то дела. Я слишком хорошо тебя знаю, папа, границы бывшего Союза ты нарушать не будешь. А тем более сейчас, — Валентина засмеявшись, — когда Россия вот-вот станет полноправным членом Интерпола.
   —    Валентина! — строго прикрикнул на нее отец. — В конце концов, это просто нечестно. Я запрещаю тебе даже думать об этом!
   —    Ты согласишься со мной, если выслушаешь, — она улыбнулась. — Во-первых, дача Растогина пре­красно охраняется. Ведь здесь остается его младший брат. А это значит, что схватка просто неизбежна. Всех наших боевиков охрана Растогина знает. А напа­дут на них уголовники. Это во-вторых. Ты ведь сам давно хотел поставить не место эту так называемую стреляющую публику, которая не дает покоя ни ми­лиции, ни коммерсантам, ни нам, наконец. Ведь сей­час все районы Москвы контролируются людьми вро­де тебя.
   —    И что? — не понял Редин.
   — А то, что Граф весьма популярен среди этой стреляющей братии. На дачу вместе с ним пойдут еще несколько человек. А это будет означать, что уголов­ники объявили войну группировкам организованной преступности и с ними,,надо кончать! Ведь Павел Афанасьевич — личность значительная. Именно он создал несколько отмывающих деньги банков. Инте­ресно, — Валентина задумчиво посмотрела на от­ца, — кому он все оставит? Что не брату — точно. Тот погряз в своем грязном бизнесе. Девочки по вызову, — она рассмеялась.
   —    А знаешь, — одобрительно посмотрел на нее отец. —Ты права. Я имею в виду вторую часть.
   —    Что?! — поразился Граф.
   — Платишь за то, что воруешь?! — Удивленно посмотрев на сидящего напротив худощавого седого человека, рассмеялся.
   —    Конечно, — криво улыбнулся тот, — тебе ве­село. А посмотрел бы я, как бы ты балдел, когда к тебе шестеро амбалов подвалят и так ласково предуп­реждают: если не будешь отстегивать по лимону в неделю, на лекарствах больше потеряешь. И демонст­ративно карандаши дверью ломают. А без них, — он вытянул длинные тонкие пальцы, — мне хана. Сам знаешь — порой ноготь чуть больше отрастет, и все.
   —    Ну, Пианист, — продолжая хохотать, Суворов помотал головой, — насмешил ты меня. Кто они есть-то? Юные друзья милиции?
   —    Да так, ребята с нашей улицы, — Пианист вспомнил название популярного в свое время кино­фильма — рэкет или что-то вроде.
   —    На кого работают? — уже серьезно спросил Суворов.
   —   Я же сказал — сами на себя! — разозлился Пианист.
   Граф внимательно посмотрел на него:
   —    Что же ты ни к кому не обратишься? Ведь это гольный беспредел! 
   —     К кому? — усмехнулся Пианист? — Это мо­лодняк с каменными кулаками себе работу с ходу найти может. Или такие, как ты...
   —    Ты меня за баклана держишь? — прервал его Суворов.
   —    Да нет... Я говорю — такие, как ты, для кого чужая жизнь не имеет цены...
   —    Хорош! — резко прервал его Граф.— Наслу­шался параш, что я подельников, как бабочек, хло­паю
   —    Да нет, — запротестовал Пианист. — Я не то имею в виду...
   Допив пиво, Граф встал.
   —    Короче, так. Поехали к тебе, потолкуем с эти­ми крутыми, — он презрительно улыбнулся.
   —    Ты это, Граф, — испуганно забормотал Пиа­нист, — как-нибудь без меня. И вообще, — совсем растерялся он, — может, как-то по-другому можно? Ведь они, бакланы хреновы, потом меня...
   —    Лады, — кивнул Суворов. — Я сначала узнаю, кто там рулит, а потом видно будет. Ну, пока. — Подозвал официанта, отдал деньги, вышел и сел в такси.
   —    Его нет, — сказал в сотовый телефон широко­плечий парень.
   —    Жди, —услышал он повелительный голос.Ре­дина.
   —    Сколько его ждать-то, — положив телефон, недовольно пробормотал парень.
   —    А ты у шефа спроси, — хрипло бросил води­тель.
   —    Ага, — поддержал его шутку парень с заднего сиденья, — он тебя Носорогу отдаст, и тот на тебе свои захваты отрабатывать будет. Я видел раз, когда он ёще боевиком был. У него это классно получает­ся — прижмет к плечу шею, руку согнет, и все. Дышать больше не будешь.
   «Черт возьми, — быстро шагая по мостовой, раз­драженно думал Граф. — Сказал бы сразу дом восем­надцать. Так нет — строю из себя. Может, еще и номер квартиры назвать нужно было, — он усмехнул­ся. По-моему, стоящая у подъезда тачка привезла гостей ко мне. Впрочем, на кой черт я понадобился легавым? Ведь я пока чист. Скорее всего решили устроить шмон. Тогда придется подождать. Ствол по­тянет- лет на пять. К тому же эксперты докажут, что им пользовались дважды. На Вологодчине и в сбер­кассе в Ярославле. Лады, — он достал сигареты. — Перекурим это дело.
   —     Слышь, Фреди, — выщелкнув окурок в окно, недовольно спросил Игла, — сколько мы здесь си­деть-то будем? Твоя сеструха что-то затеяла. На кой черт ты ей «зеленые» отдал? Мы же их взяли! Она...
   — Завянь Костик, — лениво бросил Пират. — Если бы не Валька, казахи с нас уже кожу спускали бы. Или Степаныч приказал бы Носорогу нам бошки пооткручивать.
   —     Но здесь торчать тоже не по кайфу, — поддеру жал Иглу вошедший Гайдук. — Надо хотя бы баб приволочь. А то как монахи.
   — Вот что! — заорал Федор. — Будете сидеть тихо, как мыши! И столько, сколько нужно! Вы, дере­вянные, — вскочив, метнулся к заставленному пив­ными банками бару, — отец и с вас, и с меня шкуру спустит, если узнает, что мы перехватили «зеленые». Ведь это его бабки! Их за оружие ему везли. Он коридор до самой Москвы оплатил. Вы, черти, даже; представить не можете, что он с нами сделает, когда узнает!
   —     Ну тебе-то, наверное, бояться особо не прихо­дится, — насмешливо заметил Гайдук. — Папуля простит заблудшего сыночка. Ну, пошалил Феденька немного.
   —    Хорош! — подскочил к нему Федор. Он силь­но ударил Гайдука ногой в живот. Гайдук широко открыл рот, обхватил руками солнечное сплетение и согнулся. Сложенными в замок руками Редин ударил его по шее. Гайдук молча рухнул на покрытый тол­стым ковром пол.
   —     Падлюка! — третьим ударом разбивая ему лицо, крикнул Федор. Подскочивший Пират с корот­ким гортанным криком высоко подпрыгнул и с силой ударил обеими ногами Гайдука по голове. Из пробитого виска хлынула кровь.
   —    Ты тоже думаешь, что отец простит сыночка- шалуна? — Федор тяжелым взглядом уставился на Иглу.
   —    Да я не то совсем говорил, — отшатнувшись, испуганно пролепетал тот.
   —    Смотри у меня, — процедил Федор.
   —     Куда его? — пнув мертвое тело, спросил Пи­рат,
   Федор брезгливо отвернулся:
   —    Внизу подвал холодный. Пока туда. Помоги ему! — заорал он Игле. Мотнув длинными жидкими волосами, тот бросился к Пирату, ухватившему за ноги Гайдука.
   —    Да у вас тут разборы! — раздался веселый мужской голос. Федор испуганно дернулся, прыгнул к письменному столу и достал пистолет.
   —    Был бы я мент, — насмешливо проговорил стоявший в дверном проеме Призрак, — ты бы уже пулю слопал.
   —      Что здесь произошло? — спросила вошедшая . Валентина.
   —    Да этот придурок из себя начал крутого стро­ить! — воскликнул Федор. Равнодушно взглянув на убитого, Валентина усмехнулась:
   —     По-моему, ты уже потерял половину своих друзей. Штанга тоже из себя крутого строил? — на­смешливо поинтересовалась она.
   —    Да ты что?! — возмутился брат. — Яшку уби­ли те, из «джипа»!
   — По-моему, отец о чем-то догадывается, — ни к кому конкретно не обращаясь, произнесла она. — Сегодня Адам уехал, в Саратов. Там у отца хороший знакомый, у которого прекрасные связи в милиции. Поэтому я и приехала. Если ты что-то от меня скрыл, — она угрожающе посмотрела на брата, — то выпутываться будешь сам.
   —     Сам? — ехидно переспросил Федор. — Ну что же, тогда я расскажу отцу правду. Ведь я не мог знать дороги, по которой казахи повезут деньги за оружие. А уж то место, где мы их кончили, тем более. Там глушь. И я не уверен, что их...
   —    Обе машины нашли почти сразу, — опередила его Валентина. — Милиция уже знает о нападении. И Касым знает. Приезжал Дервиш. Вам-то это известно. И я спрашиваю еще раз: кроме нападения на казахов, вы ничего не натворили?
     —    Я же говорил, что нет! —воскликнул Федор.
   —    Скажи ей про пасеку, — негромко посовето­вал Пират.
   —    Что за пасека? — спросила Валентина.
   —    Да когда мы этих сделали, — бросив на Пира­та угрожающий взгляд, процедил Федор, — один рва­нул, за ним Пират и Игла бросились. Гайдук в ногу ранен был. В общем, они его кончили, а девка одна видела. Мы метров двести по дороге в ту сторону проехали — пасека. Ульев, наверное, двадцать. И ва­гончик. Там их двое было — деваха эта и женщина, сестра старшая или мать, — он замолчал.
   —    И что? — требовательно спросила Валентина.
   —    Убили мы их, — глухо проговорил Пират. — Ночевали там же, в вагончике. Утром уехали.
   —    Вы хоть протерли там все? — с усмешкой спросил Призрак.
   —    Не дети, — огрызнулся Федор. — Все начисто вытерли. И с километр следы от колес заметали.
   —    Как в Москву возвращались? — спросил При­зрак.
   —    А ты чего?! — заорал Федор. — Следователь?!
   —    Ты отвечай, когда спрашивают! — прикрикну­ла на него сестра.
   —    Мы проселочными дорогами на Байчурово вы­шли, — сказал Игла. —Это уже Тамбовская область. Через Борисоглебск на Воронеж. Оттуда через Тулу на Москву.
   —     Правильно сделали, — отвечая на взгляд Ва­лентины, одобрительно заметил Призрак. — ГАИ где-нибудь останавливала? — спросил он.
   —    Около Тулы, — ответил Игла, — мы ее ночью проезжали.
   —    А стволы где? — Призрак перевел взгляд на Федора.
   —    Из которых стреляли по «жигулям», — ух­мыльнулся он, — в «джип» сунули. И наоборот.
   —    Баб как убивали?
   —     Ножами, — поморщился Федор. — И топо­ром несколько раз. Старшая чуть ему, — он кивнул на Пирата, — череп не прорубила. Да все там тихо будет, — успокоил он сестру, — мы все проверили. Рядом никого нет. Деревня ближайшая в семи кило­метрах. Баб этих, наверное, долго не хватятся. — Он взглядом предостерег пытавшегося что-то сказать Пи­рата.
 
    —    Говори! — заметив это, Валентина строго по­смотрела на Пирата.
   —    У них продуктов почти не было — сказал он, — и вода только в чайнике. Там следы от тачки свежие были. Я говорил, подождать нужно было. Он не захотел, — Пират кивнул на Федора.
   —    А чего ждать-то? — Федор пожал плечами. — Пока мусора найдут?
   —    Вообще-то,если все так, как говорят, —успо­коил Валентину Призрак, — никто ничего не узнает. Но я тебе сразу говорил, нужно было...
   —    Да если бы кто-то из твоих уехал, отец сразу связал бы все воедино! — воскликнула она. — Ведь ты знал дорогу, которой повезут деньги. Почему он послал в Саратов Адама? Да потому, что наверняка думает: ты, а следовательно, и я к нападению на казахов как-то причастны.
   Тогда самое лучшее, — усмехнулся Призрак, — отдать деньги ему.
   — Сейчас этого делать не надо, — возразила Ва­лентина, — а после возвращения Адама посмотрим.
   —    А нам что? — вспылил Федор, — так и сидеть здесь?
   —    Для вас это сейчас самое лучшее, - сказала Валентина, — потому что отец в гневе может не пощадить даже тебя. А уж о них и говорить нечего, —Игла и Пират быстро переглянулись. — Вот вернется Адам, узнаем, что он ему скажет, и тогда решим, что лучше.
   —    Чтобы вы весь срок на параше сидели! — зло процедил Граф. — Сидят, как в ожиданий невест, сучата! — Он стоял у дома уже почти час. Сидевшие в иномарке трое — это он понял по огонькам сига­рет — похоже, и не думали уезжать. «Кто же? — пытался понять Суворов. Что это не менты, он понял по тому, что в машине курили. Легавые ведут себя по-другому. — Кому же я понадобился?» — прошеп­тал Граф. Не найдя ответа, выругался. Он терпеть не мог неизвестности. Посмотрел на часы и, прикидыва­ясь пьяным, пошатываясь, пошел к подъезду.
   —    Здорово, Граф! — раздался хриплый голос.
   —    Хрипатый? —удивленно остановился Граф.
   —    Признал? — из машины вышел водитель.
    —    Какого тебе надо? — недовольно спросил Граф.
   —    С тобой побазарить желает один человек, — парень подошел и протянул руку. — С освобождени­ем. Лихо тебе масть стрельнула, — он улыбнулся — Почти половину хозяину оставил.
   —    Ты ради этого меня ждал? —демонстративно суну руки в карманы джинсов, насмешливо поинтере­совался Суворов.
   —    Да нет, — не обиделся Хрипатый. — Я же сказал — с тобой хочет...
   —     Время для разговоров позднее, — перебил его Граф. — К тому же я под градусом. Так что подкати завтра часиков в одиннадцать. Проснусь — выйду. — И, не обращая на Хрипатого внимания, спокойно пошел в подъезд.
   —    Чего он, сука, кочевряжится? — из машины выскочил широкоплечий малый.
   —    Все, Боцман, —открывая дверцу, бросил Хри­патый, — отбой. Шеф приказал просто предложить ему разговор и сообщить реакцию.
   — Так, — не включая свет, Граф подошел к окну кухни. — Кому-то что-то от меня потребовалось. Ин­тересно, кому? — Увидев., что машина уехала, щелк­нул выключателем.
   Хрипатого он знал давно. Они вместе прошли через ад советского детдома. Вполне возможно, что где-то и были вполне приличные детские дома, но у них директриса была сущая ведьма. Наверное, поэто­му и штат воспитателей подобрался такой же. Граф неожиданно добро улыбнулся. Из всех своих школь­ных лет он с теплотой вспоминал классную руководи­тельницу пятого класса, когда жил уже в третьем детдоме. К Валентине Анатольевне он привязался. Ради нее не хулиганил как обычно, не дрался с сын­ками из приличных семей. Она, может, неосознанно давала ему то, чего Виталий был лишен, — материн­скую любовь, нежность. Она часто забирала его к себе... Граф прогнал воспоминания, он знал, что от них становится добрее, и это иногда здорово мешало жить. «Кто же прислал тебя, Жора?» — мысленно обратился он к Хрипатому. Виталий получил первый срок за драку и неожиданно встретил Жорку в коло­нии строгого режима, где тот отбывал срок за воору­женное ограбление ювелирного магазина. При задер­жании пуля милиционера чиркнула по горлу. Так он стал Хрипатым. И мало кто помнил, что зовут его Георгий Баркин. Хрипатый стал лидером в уголовной среде. Когда Виталий встретил своего детдомовского друга, тот уже был козырным фраером. Виталия за его изысканно-грубоватую речь и фамилию, которую ему дали в детдоме, прозвали Графом. Его безупречное по уголовным канонам прошлое — не был комсомоль­цем, не служил в армии и так далее — позволили стать на одну ступень с Хрипатым и его дружками. Все знали, что Граф трижды срывался с ментовского крючка. Но Виталий еще в следственной камере ре­шил не искать себе лавров авторитета. И поэтому в колонии жил, как всегда, по своим правилам. Его пыталась приблизить к себе лагерная верхушка, не­сколько раз он даже удостаивался беседы с вором в законе. Но Граф всем говорил, что он из тех, кому любые правила и законы в тягость. Раза два из-за этих слов с него, как говорится, даже пытались «по­лучить». Но физически Виталий был крепок, трусом не был, драться умел — детдом научил. К тому же в последних классах школы он занимался самбо и бок­сом. Так что для желающих «получить» эти встречи заканчивались плачевно. Хрипатый освободился на год раньше. Именно тогда Виталий написал проше­ние о помиловании. Ой не верил в освобождение. И вдруг... Вспомнив свою реакцию на сообщение на­чальника спецчасти о его освобождении, он рассмеял­ся.. Тогда его после слов пожилой суровой женщины в форме майора МВД «ты помилован» словно сковало холодом, потом бросило в жар. Привел в себя ее голос:
   — Да распишись ты! — Поставив задрожавшей вдруг рукой подпись, он облапил майоршу и громко чмокнул ее в щеку. На этот раз опешила она. И неизвестно чем бы все кончилось, если бы он не крикнул восторженно:
   — Вы самая прекрасная женщина планеты! И вам я обещаю неделю после освобождения не совершать преступлений!
   Мать Волошина с закрытым марлей ветром вошла в дом; Услышав из комнаты сочный храп, горько вздохнула и прошла на кухню. Поставила ведро на лавку. Вымыла руки и стала процеживать молоко.
   —     Мам, — раздался за ее спиной сиплый го­лос, — дай стаканчик само...
   —    Нет самогону, — не оборачиваясь, сердито от­ветила она.
   —    Как нет? — попытался возмутиться Волошин.
   —    Так! — гневно повернулась к нему мать. — Хватит пить, Митрий! Ты глянь, на. кого похож стал! Ты за эти дни, как Васька-горбун сделался! — Дмит­рий, что-то пробурчав, вернулся в комнату. Сравне­ние с Васькой, известным, вконец опустившимся де­ревенским пьяницей, обидело Волошина.
   —    Это чем же я тебе напоминаю Ваську-то? — громко спросил он. — Он всю жизнь пил, а я...
   —    Ты тоже лакаешь неделю! — громыхнув вед­ром, сердито отозвалась мать.
   —    Как ты можешь так говорить?! Я только что похоронил жену и дочь! Их убили! А ты...
   —     Митрий, — мягко проговорила мать, — я знаю, как ты любил Сашу и Зину. И понимаю, как тебе плохо. Но вином горя не зальешь. Сопьешься и все. Ты забросил пчел, квартиру. Посмотри, на кого ты стал похож! — снова рассердилась она, — Вся деревня говорит — пропал, мол, Митька! Ведь моло­дой, здоровый мужик! И все я виноватая, —упрекну­ла она себя. — Просидел возле моей юбки. В инсти­туте учился, у сестры моей жил. Потом тебя, дурака, от армии спасла. Ведь говорил отец твой покойный: случись чего, и пропал Митька!
   —    Да я не знаю! — закричал Волошин. — Пой­ми, мать! Просто не знаю, как жить! Как я войду в квартиру, в пустую квартиру, в которой все, все напо­минает о Саше! И наклеенные обои, и мебель, кото­рую покупала и расставляла она! Как я буду спать постели и не слышать, не чувствовать ее дыхания?! Как я могу все это вынести?!
   — Ты лучше поплачь, Митрий, — с участием проговорила она, — но пить более не смей. Ведь Саша не любила, когда ты выпивал. А она сейчас там,и ее душа покоя не находит — Она прижала к груди голову сына.
   —    Мама, — прошептал он, — плохо мне, очень плохо. — Загрубевшей от деревенской работы, но са­мой мягкой для сына ладонью она погладила его по волосам.
   —    Живи у меня, Митрий, — вздохнула она, — пока в себя не придешь. Продай квартиру со всей мебелью. Пчел продай. Вон дядя Степан и цену хоро­шую дает.
   —    Продам, — всхлипнув, прошептал он. — Ведь на ульях кровь Саши и Зины. Продам.
   —  Что вы сказали? — Адам привстал со стула.
   —  То, что слышал, — грубовато проговорил до­родный пожилой мужчина в золотых очках.
   —  Не может быть, лихорадочно соображая, что делать, просто ради того, чтобы не молчать про­бормотал угреватый.
   —    А чего это ты так удивился? — фыркнул его собеседник. — Или чует кошка, чье мясо съела?
   —    Константин Федорович, — умоляюще посмот­рел на него Богунчик, — мне необходимо срочно связаться с Иваном Степановичем!
   —    А не боишься, что услышит кто-то? Ведь гово­рить-то будешь о...
   —    Я знаю, как сказать, — торопливо проговорил Адам. — И чем быстрее я это сделаю, тем лучше.
   —     Ну что же, — пожал плечами Константин Фе­дорович. — Вон телефон, звони. Код Москвы, навер­ное, знаешь.
   — Позвоните вы, — попросил Адам. — Пусть немедленно первым же самолетом пришлет...
   —     Значит, это ваши придурки зеленые перехвати­ли. Касым все пытается гастролеров найти, которые его ребят так грамотно положили. Ай да Степаныч! — насмешливо восхитился он. — Решил за одно дело дважды миллионы выхватить! А ты, значит, собира­ешься моего племяша под нож подставить. Но ведь все можно проще, без крови сделать, — Константин Федорович пытливо взглянул на растерянного Ада­ма. — Вы мне небольшой презент в процентах от всей суммы, а я племяша отговорить сумею.
   —    Но вы сказали, что ему дал номер какой-то сыскарь, — напомнил Богунчик.
   —    Да какой там сыскарь, —засмеялся Констан­тин Федорович. — Стажер. Только что из училища приехал.
    — А с ним как? — потирая длинный нос, спро­сил Адам.
   Если договоримся, — уклончиво ответил Кон­стантин Федорович, — с ним мои парни побеседуют.
   —    Заодно и выяснят, с чего это он в обход своих кол­лег хочет узнать, кто владелец «жигулей» с этим номе­ром.
   —    Вы позвоните Ивану Степановичу, предло­жил Адам, — просто назовите ему номер автомобиля, он все поймет. Я уверен, что он вас щедро отблагода­рит.
   — Мне баксы нужны, — резко сказал Констан­тин Федорович, а не благодарность. В таких делах друзей нет. Ведь если я Касыму звякну, он в Москву взвод своих басмачей направит. У него брата убили. Так что... — лицо Константина Федоровича расплы­лось в улыбке. — Да и время идет. Сашка того и гляди выполнит поручение приятеля и сделает запрос в Москву.
   —    Но я-то обещать вам ничего не могу, —ска­зал Адам. — Позвоните Ивану Степановичу. Просто назовите номер машины и то, что им интересуется... хотя нет, больше ничего говорить не надо, просто назовите номер. И ради Бога, — взмолился Богунчик, — остановите племянника! А то...
   — Об этом ты не беспокойся. Сегодня сделать запрос он не сможет. А завтра и думать будем, после того, что Степаныч решит.
   —    Батюшки, — всплеснула руками пожилая жен­щина, — где же это он так?
   —    У дяди своего, — ответил один из троих парней, вносивших в комнату спящего капитана мили­ции. — У Константина Федоровича сегодня дата. Вот он с племянником и отметил. Ваш сын просто пере­брал немного.
   —    Да ведь он никогда таким пьяным не был! — возмутилась женщина. — Как же это он?
   —    Успокойтесь, — сказал парень, — с кем не бывает. А вино, говорят, расслабляет, снимает нерв­ное напряжение.
   —      Вот проснется, — сердито сказала она, — я ему дам расслабление! Ишь что удумал! Вот вернется Ирка, я ей все расскажу!
   — Что? — крикнул Редин. Вслушиваясь в голос звонившего, стиснул на трубке пальцы..— Вот, зна­чит, как, — чуть слышно проговорил он. А вслух, в телефонную трубку твердо заявил. — Я согласен на любой процент. — Положив трубку, немного посидел неподвижно.
   —     Вот, значит, как, — повторил он. — Носо­рог! — крикнул Редин. — Немедленно Валентину ко мне! И Федьку!
   —    Да иду! — сонно отозвался Валерий на длинный звонок. Подойдя к двери, спросил. — Кто там?
   —     Капитан Мухин просил вам записку пере­дать, — услышал он спокойный молодой голос. — Он звонил; но трубку никто не взял. А его срочно послали в Ртищево.
   —    Ясно, — зевая, Мягков отпер дверь. Сильный удар сбил его на пол. В квартиру ворвались трое парней. Упавший на спину Валерий очумело мотал головой и, шмыгнув разбитым носом, откатился к стене, ушел от удара. Перевернулся, резкой подсечкой сбил первого парня и прыжком встал на ноги, пнул второго ногой в пах. Тот, согнувшись, присел. Вале­рий кулаком врезал ему по виску. От дверей почти неслышно выстрелил пистолет с глушителем. Отбро­шенный назад попавшей в лоб пулей Мягков, на мгновение прижавшись к стене, упал.
   —    Сука, — простонал державшийся за спину первый парень.
   —     Валим! — подскочив к Валерию, третий вы­стрелил в открытый в предсмертном хрипе рот. Под­хватил потерявшего сознание второго, потащил его из квартиры.
   —    Дверь захлопни! — отрывисто бросил он вы­ходящему следом первому.
   —    Ментяра гребаный, — простонал первый. — Нам Полковник черепа поснимает. Мы же не узнали ни хрена.
   —    Первым же самолетом! — торопливо сказал Иван Степанович. — И сразу в Энгельс. Найдешь Адама, он все объяснит. И немедленно, если это нужно, действуй! — Повернулся к перепуганному Фе­дору и нервно покусывающей губы дочери, проце­дил. — Ну, как прикажете это понимать?
   —    Это все она! — Федор трясущейся рукой мах­нул на сестру. — Она предложила. Ей Призрак и место подсказал!
   —    Зачем тебе этой? — тихо спросил ее отец. — Ты понимаешь, что случилось бы, не узнай Адам у Зяблова...
   —     И что же? — спокойно поинтересовалась она. — Что случилось бы? Я думаю, ничего бы не произошло. Просто ты узнал истинную цену своему старому другу, — с иронией заметила женщина. — Для него, оказывается, не важны такие поступки, как безвозмездная помощь старому другу, которому он, кстати, очень многим обязан. Ведь тогда в ГДР не вмешайся тесть майора Редина в дело о продаже капитаном Зябловым десяти автоматов, где бы он сейчас был, твой друг Костя? — Валентина насмеш­ливо улыбнулась. — А сейчас, когда твой сын, — бросив презрительный взгляд на бледного перепуган­ного брата, — продолжила она, — сделал то, что нужно было сделать давно, он воспользовался ситуа­цией и ставит тебе условия. Ему, видите ли, понадо­бились деньги. И сколько же он хочет за свое друже­ское участие? — не глядя на удивленного отца, Ва­лентина закурила.
   —     Подожди, — пробормотал Редин. — Ты гово­ришь, Федька сделал то; что нужно было сделать давно. То есть втравил меня в войну с Касымом! Ты хоть понимаешь, что это такое?! — загремел он.
   —    Это ты не поймешь! — вспылила Валенти­на. — Сейчас не то время, чтобы заключать честные сделки. Ты не думал, почему Касым покупает у тебя оружие? Ведь гораздо легче в данной ситуации пере­купить его у какой-нибудь воинской части. Сейчас чего-чего, а оружия везде полно. Так нет, Касым покупает у тебя. Посылает тебе деньги "через всю Россию, минуя пусть призрачные, но все-таки грани­цы. Ты можешь ответить, почему?
   —    Он покупает у меня пользующиеся спросом «ТТ»! — зло ответил отец. — Эти пистолеты прекрас­ное оружие. Бронежилет для них — пустяк. Тем бо­лее сейчас поступила партия этого оружия со смен­ным стволом.
     —    Это так, — согласилась дочь. — Но только по-твоему. На самом деле эсе гораздо проще. Ты оплачиваешь доставку пистолетов к нему — раз. Оп­лачиваешь доставку тебе денег два. А самое глав­ное здесь третье. Кто такой Касым? Он ноль без палочки. Ты знаешь, что он просто перепродает твое оружие истинным хозяевам казахской преступности. Ведь еще в прошлом году с тобой пытался догово­риться Селим. Вот он действительно имеет вес в Казахстане. Но ты предпочел иметь дело с Касымом. А кто свел тебя с ним? — она усмехнулась.
   В прищуренных глазах Степаныча промелькнуло удивление, которое почти сразу сменила злость.
   —    Вот-вот, — улыбнулась Валентина, — твой друг Зяблов. А ты знаешь, почему? Да потому, что энная часть оружия поступает Константину Федоро­вичу, который, как ты помнишь, еще будучи в ГДР, делал себе неплохие деньги на торговле оружием. Вот так, папа.
   Редин с недоверием всмотревшись в ее насмешли­вое лицо, тихо спросил:
   —    Откуда тебе это известно?
   —    От Дервиша, — спокойно сказала она. — Он спит и видит себя на месте Касыма. А теперь вернем­ся к поступку Феди, — она повернулась к явно удив­ленному услышанным брату. — Да, — кивнула Ва­лентина, — эту идею подал мне Призрак. Он рассказал, как поступают деньги от Касыма. Вот тогда-то я и подумала: а почему бы, получив эти деньги, не оставить Касыма в должниках? Намекнула об этом ему, — она кивнула на брата, — он с радостью со­гласился, не думая о том, что это будет не увесели­тельная прогулка. Однако сделал он все просто пре­красно. Но вдруг появляются какие-то люди, видев­шие «жигули» Федора и почему-то запомнившие их номер. Думаю, никаких свидетелей нет. Просто Кон­стантин Федорович; зная твою любовь к сыну, решил заработать на этом. Он все рассчитал. В умении здра­во мыслить ему не откажешь.
   — Ты думаешь, все это Зяблов придумал? — по­разился отец.
   — Это один из ответов на вопрос, как кто-то мог запомнить номер «жигулей», — она пожала пле­чами.
   —   Очень скоро я это узнаю, — зло процедил Редин. — И если ты окажешься права, Констан­тин Федорович очень пожалеет, что был знаком со мной!
   —    А что по поводу моей просьбы о Графе? — спросила Валентина.
   —    Что вы хотели делать с деньгами? — вдруг спросил отец. — И почему ты мне сразу не сказала про это?
   —    А что бы ты сделал, когда узнал, что твои сын и дочь задумали и осуществили операцию по перехва­ту шедших к тебе денег? — она засмеялась. — Что касается долларов, то они  здесь. Но я хотела, — опередив отца, добавила она, — воспользоваться бан­ком Растогина и, как говорится, отмыть всю сумму. По-моему, это было бы разумно. А уж после этого поставить тебя в известность. По-моему, к тому вре­мени ты бы уже остыл и сумел бы правильно понять меня. Вернее, нас, — бросив взгляд на приободрив­шегося брата, поправила Валентина.
   —    Хорошо, — после короткого раздумья согла­сился Редин. — Делай, как считаешь нужным. Но впредь, — строго предупредил он, — я должен зара­нее знать обо всем!
   —    Но, папа, — Валентина лукаво улыбнулась, - ведь ты никогда не разрешил бы подобное. Ведь ты слишком честен и благороден, - Ее слова попали в цель. Иван Степанович сразу подобрел.
   —    А ты вся в мать, Валюшка, — так он называл дочь в детстве. Опустив голову, чтобы отец не заметил вспыхнувшей в глазах ненависти, она спокойно про­говорила:
   —    И точно так же я горжусь тобой.
   По лицу Редина скользнула тень досады. Но он сумел справиться с собой.
   —    А ты, — повернувшись к сыну, он покачал головой, — выбрал не ту профессию. Роль благород­ного разбойника тебе совсем не идет. — На напря­женном лице сына он увидел страх. — Как же ты сумел их перестрелять? — удивился Редин. — На­сколько я помню, ты всегда был трусливым вредным мальчишкой. — Редин махнул рукой. — Оставьте меня, я должен подумать. — Когда дочь и сын вы­шли, задумчиво пробормотал. — Похоже, она говори­ла искренне. Но только — похоже.
   —    Босс, — в дверях выросла массивная фигура Носорога, —Хрипатый. Вы велели...
   —   Давай его, — буркнул Редин. — И сколько раз тебе говорить! — заорал он. — Не жуй при мне!
   —    Извините, босс, — пережевывая жевательную резинку, сказал телохранитель. — Я зубы не чищу. А врачи рекомендуют «стирол».
   —    Давай Хрипатого! — приказал Редин.
   В комнату вошел высокий, атлетически сложен­ный молодой мужчина. Под распахнутой рубашкой на его мускулистой груди были искусно вытатуированы три богатыря.
   —    Видел Графа? — строго спросил Редин. Атлет молча кивнул. — Что ты ему сказал?
   —    То, что ты велел, — спокойно прохрипел уго­ловник.
   —    Я требую, чтобы ты обращался ко мне на «вы»! — повысил голос Редин.
   —    Мне на зонах выканье осточертело, — бурк­нул тот.
   И тем не менее ты будешь говорить так, как я требую! — Сумрачно взглянув на хозяина, Хрипатый шумно вздохнул. — Что Граф сказал? — спросил Ре­дин.
   —    Если хочешь, приезжай завтра, — прохрипел атлет. — Высплюсь, поеду базарить.
   —    Он спросил, кто его приглашает?
   Хрипатый молча покачал головой.
   —    Ты знаешь его хорошо, — задумчиво прого­ворил Редин. — Как, по-твоему, он согласится отра­ботать, разумеется за приличную сумму, одно зада­ние?
   —    Граф по заказу не работает, — буркнул Хрипа­тый. — Он находит себе работу сам. Поэтому к нему и мусора подобраться не могли.
   —    Значит, он может отказать? — удивился Ре­дин. Хрипатый кивнул. — Разве ты хуже его? Почему ты сразу принял мое предложение и разделался с моим должниками?
   —    Слушай сюда, — в хриплом голосе уголовника явно слышалась угроза. — Ты меня за шестерку не держи. А то... — Почувствовав прикосновение к за­тылку ствола пистолета, Хрипатый замолчал.
   —    А то что? — спокойно спросил Редин. Не ус­лышав ответа, рассмеялся. — Знаешь, почему ты ос­тался жив? -— со смехом спросил он. — Только пото­му, что я всегда ценю в людях искренность. Но пре­дупреждаю, — грозно добавил он, — я делаю это только однажды. Сегодня вечером поедешь к Графу. Не как посыльный, а как бывший детдомовец к това­рищу. Тебе же хочется поговорить с ним о вашей детдомовской жизни. И постарайся выяснить, чем Граф намерен заняться.
   —    Слушай сюда, — прохрипел уголовник, — лучше сразу продырявь мне черепушку. Я стукачом не был и не буду, усек? А работать на тебя я начал сам знаешь, почему. Не возьми ты тогда меня за горло, хрен бы Хрипатый стал пахать на тебя.
   —    Мне нравится твоя откровенность, Георгий, — одобрительно проговорил Редин, — но то, что было, прошло. Я не держу тех, кто этого не хочет. Можешь быть свободен. Я дам тебе некоторую сумму денег и мы просто расстанемся. Но ведь ты сам этого не хочешь, —Редин усмехнулся, — потому что без меня ты никто. Здоровенное и бестолковое ничтожест­во. — Глаза Хрипатого полыхнули бешенством. — Ладно, —смилостивился Редин,-—извини, Георгий. Просто иногда я позволяю быть себе грубым, дабы понять, кто чего стоит. А за нее можешь не беспоко­иться. Профессор Норин осматривал Людмилу. Он сказал, все будет хорошо.
   —    Вот что, Степаныч, — с трудом выдавил Геор­гий, — прими добрый совет. Не дави на больное место. Потому что я не боюсь этого придурка, - он презрительно дернул головой на Носорога, держащего у его затылка пистолет. — Я видел таких животин на зоне. Там они никто, и звать их никак. Я тебе благо­дарен за Люду. Но запомни, — он криво улыбнул­ся, — я из тех мест, где умеют ждать. Научили. Так что...
   —    Ты никак пугать меня вздумал? — усмехнулся  Редин.
   —    Кто я такой сейчас, когда у тебя восемь тузов в колоде и четыре в рукаве, — ухмыльнулся Хрипа­тый. — Просто говорю, что не надо со мной так. Это может хреново кончиться. —Он резко обернулся. — А ты, придурок, запомни, — стоя плотную к Носоро­гу, процедил он, — в следующий раз стреляй. А то можешь не успеть. — Телохранитель Редина, почув­ствовав короткий чувствительный укол в живот, испу­ганно замер. Оттолкнув его, Хрипатый пошел к выхо­ду. В руке его блестело лезвие финки.
   —    Да я тебя! — Носорог вскинул пистолет.
   —    Стоять, — негромко приказал Степаныч. — Всему свое время. Сейчас Хрипатый мне очень ну­жен. Вернее, нужен его авторитет. Ведь мы еще не совсем прочно заняли место воров в законе. Я говорю о тех, кто получил это звание в лагерях, а не за тысячу долларов. А вот когда с нами начнут считаться все, я сотру его в порошок.
   Граф пробежал пальцами по тонкой пачке тысяч­ных купюр.
   —     Скоро на мель сяду, — проворчал он, — хо­рошо, ребята к освобождению подогрели. А так хана. И делать что-то рано — засвечусь, мусора сейчас глаз не спускают, суки, — он припечатал деньги кулаком. Взял бутылку кефира, отпил, надкусил черствый пи­рожок. Длинно и громко прогудел дверной сигнал. Граф подскочил к холодильнику, достал завернутый в целлофановый мешочек револьвер. В дверь продолжа­ли звонить.
   —    Может, его дома нет? — спросила стоящая позади старшего лейтенанта милиции молодая жен­щина в джинсах
   —     Скорее всего, так оно и есть, — буркнул тот. — Но ведь времени-то всего девять. Куда...
   —    Кто? — раздался из-за двери сонный голос.
   —    Участковый инспектор Трубин! — громко представился старший лейтенант.
   —    Участковый? — удивленно переспросил Граф. — Вот что, — громко сказал он, — я сейчас приоткрою дверь. Ты покажешь развернутые корочки и засве­тишь свою харю.
   —    Да как ты смеешь?! — явно стесненный при­сутствием женщины, воскликнул милиционер. Жен­щина засмеялась:
   —    Я остановилась, чтобы узнать, почему вы так настойчиво звоните. Все-таки этот молодой чело­век — мой сосед. А кто он?
   —    Бандит, — участковый понизил голос, — с большой дороги. Освободился по помилованию.
   —    Вот как? — удивилась женщина. Дверь немно­го приоткрылась.
   —    Кажи корочки! — потребовал Граф.
   —    Вы знаете,— сказала женщина, я бы по­ступила точно так же.
   Участковый показал в щель раскрытое удостовере­ние. Теперь вытяни руки и покажи морду, — ска­зал Суворов. Отпустив непечатное в его адрес, мили­ционер, протянув руки, высунулся сам.
   —    Похож, — буркнул Граф. Дверь открылась. — Заходите, гражданин-товарищ-барин, — пригласил Граф и увидел женщину. Оба некоторое время смот­рели друг на друга.
   —    Вы, наверное, помощник участкового? — спро­сил Граф.
   —    Я ваша соседка, — засмеялась она.
   —    Я ваш участковый, — перешел к официальной части своего визита старший лейтенант, — Трубин Филипп...
   —     Слышь, начальник, — провожая взглядом вхо­дящую в соседнюю квартиру женщину, прервал его Граф, — давай без игры в доверие. Ты мент, я пре­ступник. Говори, чего надо, и вали. Надзор у меня помиловка сняла. Так что выкладывай, зачем пожало­вал и арриведерчи.
   —    Документы есть? — спросил участковый. — Или еще не получили паспорт?
   —    Давай на «ты», — поморщился Граф, — так и проще, и легче. А ксива вот,— он отдал милиционе­ру паспорт.
   «Где же я соседку видел? — пытался вспомнить Граф. — Блиндер буду сапоги, это же моя соседка по купе из Вологды».
   —    Суворов, — услышал он строгий голос участ­кового, — предупреждаю: не устраивай здесь сборищ! Если...
   —     Слушай, старлей, — спокойно проговорил Граф, — ты для начала занырни в МУР. Знаешь, есть такое всеславное учреждение на Петровке. Там все за меня обрисуют. А будешь надоедать, я звякну туда и скажу, что ты мне жить не даешь. Представляешь, что будет?
   Волошин, пытаясь прогнать сон, провел ладонями по небритому помятому сном и похмельем лицу.
   —    Ты слышишь? — закричала мать. — Валерку убили! На квартире! Говорят, прямо на кровати за­стрелили!
   —    Как же это, — прошептал Дмитрий, — за что?
   —    Нюрке дочь позвонила, — продолжала мать, — она в одном доме с ним живет. Вот и сказала, что Валерку вбили. Господи, — всплеснула она рука­ми, — да что ж делается-то? Никак скоро конец свету будет. Бабы говорят, что в писании Божьем так и сказано...
   Не слушая ее, Волошин быстро вошел в комна­ту. Бросил случайный взгляд в зеркало и замер. На него смотрел худой бледный человек с заросшим ще­тиной лицом. Спутанные волосы не скрывали залы­син.
   Мать честная, — пробормотал он, — на кого же я похож. Хватит, —Дмитрий помотал головой.— Так ведь и сопьюсь в корень. Но за что Валерку-то убили? — зажмурившись, Дмитрий застонал. — А Сашку с Зинкой? Их-то за что убили? Да что же происходит? Подожди, — неожиданно вспомнил он, — ведь Валерка хотел что-то узнать. Что? — уста­вившись в одну точку, нахмурился. — Черт возьми, совсем спился. Память, и ту потерял. Так что же Валерка узнать хотел? — вслух повторил он. Задумав­шись, обхватил голову руками. Некоторое время си­дел неподвижно. Потом достал из-под кровати полбу­тылки, вытащил сделанную из бумаги пробку.
    — Хва­тит, — опомнившись, размахнулся и бросил бутылку в раскрытое окно. Испуганно закудахтала курица. Во­лошин встал.
   — Мать, — негромко позвал он, — затопишь баньку? Я воды натаскаю.
   —  Счас, Митрий, — обрадовалась она, — тама воды хватит. Я вчерась наволокла. Счас, сынок.
   —    Ты чего такой взъерошенный? — улыбаясь спросил Зяблов стремительно вошедшего капитана милиции.
   —    Вы слышали? — взволнованно сказал капи­тан. — Валерку Мягкова убили! Застрелили прямо в квартире.
   —    Не может быть! — воскликнул Зяблов. — Это как же? Кто же?
   Черт его знает! — зло процедил милицио­нер. — Если найдем — своими руками расстреляю.
   Под вышку пойду, но кончу гадов! Он о чем-то про­сил меня, — задумчиво проговорил капитан, — ка­кой-то номер московский узнать. Драка где-то была, что ли. Ему эти ребята, которые на машине были, как свидетели нужны. Да забыл я номер-то. Вроде запи­сывал, — видимо, уже не в первый раз он стал про­верять свои карманы. — Нету.
   —    Вы не помните? — он с надеждой посмотрел на дядю. — Я кажется, вам что-то говорил.
   —     Может быть, — охотно согласился Зяблов, — но мы вчера, ты помнишь, сколько выпили. Я не помню, как ты ушел. Мне ребята сказали, что отвезли тебя домой. Попало, наверное, от матери и Ирин­ки? — посочувствовал он.
   —     Мать ругалась крепко, — признался капи­тан, — а Иринка в Турцию уехала. Она «челнок». Вроде и Получаю я неплохо, а она все равное ездит. Чего я, говорит, сидеть дома буду.
   —    Она права, — сказал Зяблов, — сейчас время такое, — вздохнул, достал из бара бутылку коньяка.
   — Хочешь? — предложил он, — а то с похмелья голова не так варит.
   —     Нет, — отказался племянник, — не хочу. И так во рту как эскадрон ночевал. Я же не пью, не знаю, что вчера нашло.
   —    Да это я виноват, — налив в небольшую хру­стальную рюмочку коньяк, виновато улыбнулся Зяб­лов, — дата вчера памятная была. Двадцать пять лет назад я лейтенанта получил.
   —    Понятно, — кивнул племянник. Зяблова на­сторожила его странная интонация и он спросил:
   —    Тебя вроде как что-то беспокоит. По-моему, ты о чем-то спросить хочешь. В чем дело-то?
   —    Да я по поводу гибели Валерия.
   В глазах дяди промелькнула тревога. Но расстро­енный капитан не заметил этого.
   —    Я вот чего хотел-то, — пробормотал он, — ваши парни, ну, из так называемого военизированно­го союза «Защита Отечества», они ведь могут узнать, кто убил Мягкова. Потому что ни для кого не секрет, что многое, если не все, контролируют ваши люди.
   —    Да ты что несешь?! — обиделся Зяблов. — Ты из меня мафиози сделал! Вот спасибо, племяш, — он поклонился. — Это ж надо! Я к нему...
   —    Не надо, — попросил племянник, — я в ГАИ работаю. Но среди моих друзей немало ваших «знако­мых», с иронией заметил он. — Все у вас вроде хорошо — бывший военный, создали клуб для тех, кто отслужил и тех, кому предстоит. Но согласитесь, дядя, основной костяк клуба составляют так называе­мые крутые ребята. Я вас не пытаюсь в чем-то обви­нить, — увидев недовольный взгляд за стеклами зо­лотых очков, торопливо сказал он. — Просто знаю, что вы многое можете. И только поэтому прошу: узнайте, кто убил Валерку.
   —    Вот это да, — криво улыбнулся Зяблов,— ты из меня чуть ли не вора в законе сделал. Спасибо, племянничек, — опять, но на этот раз раздраженно поблагодарил он капитана. — Говорил я своей сестре, а твоей матери —не доведет Сашку до ума работа в милиции. Скоро всех подозревать начнет.
   —    Перестаньте, Константин Федорович, — по­морщился Александр, — я вас ни в чем не обвиняю, просто прошу помочь. Не следствию, а мне, Валерка моим другом был.
    — Вон! — указал рукой на дверь Зяблов. — И забудь дорогу ко мне!
   —    Ну что же, - усмехнулся капитан, — я уйду. Но вам, дядя, не следует садиться за руль пьяным, теперь вы для меня не брат моей матери.
   —    Ты мне угрожать вздумал! — вскочил Зяблов.
   —    А не твои ли защитники отечества Валерку угрохали? — остановившись в дверях, сказал капи­тан.
   —    Убирайся! — заорал Зяблов.
   —    Вообще-то нужно сыскарям намекнуть, —как бы про себя проговорил Александр. Как только он вышел, Константин Федорович с неожиданным про­ворством метнулся к телефону.
   —    Ты поговори, мама, с дядей Степаном, — бы­стро доедая щи, сказал Волошин. — Он вроде хотел пчел купить. Не торгуйся. Я в Саратов, узнаю, что с Валериком случилось. Может, уже арестовали его убийц. Да и приятеля его увидеть надо. Он говорил, что приятель, его Александром зовут, в ГАИ слу­жит, — Дмитрий вздохнул. Чисто выбритый, с влаж­ными причесанными волосами, он выглядел посве­жевшим и каким-то целеустремленным.
   —    Ты когда вернешься-то? — спросила мать.
   Как только Валерку похоронят, — с грустью проговорил он, — сразу приеду. Я там заодно узнаю, что об убийцах Сашеньки и Зинки узнали. — Нали­вая в стакан молоко, посмотрел на мать. — И не забудь поговорить с дядей Степаном. Я сейчас этих пчел видеть не могу. И вагончик отдай.
   «Ну да, — мысленно возразила мать, — как же. Не торгуйся. Задарма отдать. Степка, он сразу возь­мет. И деньгу хорошую отвалит».
   Услышав стук в дверь, Адам вскочил с кровати и прошипел лежащей у стены обнаженной Девушке:
   —    В ванную. Быстро. Кто там? — набросив на голое тело халат, спросил Богунчик.
   —    Открой, — услышал он требовательный муж­ской голос.
   —    Я спросил, кто, — зло повторил Адам.
   —    Филимон.
   Руки Адама мгновенно покрылись липким потом. Филимон был убийцей экстра-класса. Он терпеть не мог заграничных слов, и зная это, его не называли киллером.
   —    Человек умирает легче, чем рождается, — го­ворил он. — Просто надо помочь ему совсем немно­го — оказаться в нужное время в нужном месте, и все. Смерть, она всегда рядом.
   —     Надеюсь, ты не уснул? — услышал Адам веж­ливый голос Филимона. Щелкнув замком, поспешно открыл дверь. Первым, оттолкнув Богунчика, в квар­тиру ворвался длинноволосый детина. Он быстро ос­мотрел все. Услышав в ванной женский вскрик, Адам испуганно воскликнул:
   —    Тарзан! Она девочка по вызову!
   —     Перестань, — спокойно сказал невысокий ху­дой интеллигентного вида человек лет сорока. Посту­кивая тонкой тростью, прошел в комнату. Бросил взгляд на кровать и улыбнулся:
   —    Не уверен, что Ивану Степановичу понравит­ся, что ты расплачиваешься с проститутками долла­рами.
   —    Да я это... — начал оправдываться Богун­чик, — просто...
   —    Проводи ее, — по-прежнему улыбаясь, попро­сил Филимон. Он набросил на плечи снятую с крова­ти простыню, отошел к окну и встал спиной к Адаму. Богунчик быстро пошел к ванной. Оттуда выскольз­нула уже одетая проститутка.
   —    Послушай, — она улыбнулась густо накра­шенными губами, — если твоему другу нужна жен­щина... — при этом она смотрела на Тарзана.
   —    Все, — мягко взяв ее за локоть, Адам повел проститутку к выходу. — Извини, деловая встреча.
   —    Какой воспитанный, — засмеялась она. — Да и вообще милашка.
   —    Пошла! — чувствительно толкнув ее в спину, Богунчик закрыл дверь.
   —    Оденься, — сказал Филимон. Богунчик схва­тил валявшийся на полу спортивный костюм и, бор­моча извинения, выскочил.
   —    Она тебя запомнила? — не глядя на Тарзана,  спросил Филимон.
   —    Путана, — пренебрежительно усмехнулся Тар­зан.
   —    Поэтому и спросил, — Филимон подошел к балкону, открыл дверь. — У проституток прекрасная память на лица. Они вспоминают клиента через не­сколько лет.
   —    Эта не из валютных, — уверенно сказал Тар­зан, — слишком-густо накрашена. И разговор, как у деревенской шлюхи.
   —    Тогда пусть живет, — улыбнулся Филимон. — А ты меня обрадовал, в тебе появляется наблюдатель­ность и умение мыслить. Это прекрасно.
   —    Извините, — в дверь вошел Адам, — но я вчера вечером...
   —    Мне твои объяснения не нужны, — негромко перебил его Филимон. — Говори о деле. Как Зяблов узнал о номере машины?
   —    Поеду к Нине Андреевне, — выходя из здания ГАИ, сказал Александр. — Ей сейчас тяжело. Совсем недавно Валеркины родители на машине разбились, он на похороны ее возил. А сейчас и его! — капитан выругался и подошел к «москвичу».
   —    Ой садится, — сказал в сотовый телефон кре­пыш в камуфляже.
   «Москвич» выехал на проспект и, набирая скоро­сть, покатил вперед.
   —       Идет по Луначарского, — сообщил сидящий  рядом с водителем «шестерки» крепыш, — свернул на Высокую. Видимо, поедет в Татищево. Там живет бабка мусора.
   —    Понятно, — помахав узкой ладонью перед ли­цом, кивнул Филимон. — И ради Бога, — он недо­вольно посмотрел на Тарзана, — выйди на балкон. Мы и так все смертны. Зачем, убивая себя никоти­ном, укорачивать жизнь другим. — Тарзан тут же вышел в открытую стеклянную дверь. — Ты уверен, что он еще не сообщил о номере Касыму? —спросил Филимон.
   —    Конечно, нет, — уверенно сказал Адам. — Иван Степанович согласился на процент от захвачен­ной суммы. Так что...
   —    Дальше позволь думать мне, — оборвал его Филимон. — А как он, по-твоему, отнесется к убий­ству своего племянника? — немного помолчав, спро­сил он.
   —     Не знаю, — честно ответил Богунчик, — он говорил, что за определенную сумму может с ним договориться.
   —    Ну что же, — Филимон легко поднялся. — В основном все ясно. Ты во сколько будешь встречаться с Зябловым?
   —    Он назначил на восемь вечера в аэропорту,
   — Сколько с ним охраны? — посмотрев на часы, спросил Филимон.
   —    Я видел троих, крепкие, тренированные ребя­та. И водитель.
   Волошин смотрел в окно. «Икарус», на который он сел в Ртищево, миновал развилку трех дорог и вышел на шоссе Саратов-Пенза. Солнце светило в заднее окно, нагревая затылок. Повернувшись, чтобы поправить занавеску, он увидел «КамАЗ», который шел на большой скорости в сторону развилки и до­вольно быстро развернулся. «Здорово с рулем управ­ляется», — вздохнул Дмитрий. Он всего два года на­зад купил почти новую «ниву» и хотя и был прекрас­ным автомехаником, избегал ездить на ней по ожив­ленным трассам. Поправив занавеску, он поглядел в боковое стекло. Навстречу на приличной скорости шел «москвич» новой модели. Неожиданно вывернув­ший из-за автобуса «КамАЗ» ударил легковушку в дверцу со стороны водителя. Отброшенный сильным ударом «москвич», скользнув по дороге, перевернулся. Водитель автобуса мгновенно прижал «икарус» к обо­чине, снизил скорость. Почти не пострадавший «Ка­мАЗ» выровнялся и, не снижая скорости, стремитель­но понесся дальше. Выскочившие из автобуса пасса­жиры увидели в нескольких метрах от дороги искоре­женный, вставший на кабину «москвич».
   —    Номер «КамАЗа» кто-нибудь запомнил? — за­кричал водитель.
   —    Семьдесят четыре — восемнадцать, — ото­звался молодой прапорщик-пограничник. —Саратов­ский!
   «КамАЗ», свернув с шоссе, проскочил несколько сотен метров по узкой со множеством выбоин ас­фальтовой ленте, ушел вправо, на пробитую трактора­ми дорогу. В лесополосе остановился. Из кабины выскочил пожилой человек с иссеченным глубокими морщинами лицом.
   —    Ну что? — спросил его рослый парень в ка­муфляже.
   — Все путем, — усмехнулся тот. — Отлично.
   Вытащив из «шестерки» безвольное тело человека в рабочей куртке, двое парней затащили его в кабину грузовика. Сев на заднее сиденье «жигулей», пожилой снял перчатки, отдал водителю. — Ничего не получилось! — зло проговорила Ва­лентина, — Этот Богунчик связал Зяблова с отцом. Оказывается, кто-то видел машину Федьки и запом­нил номер. Один стажер из уголовного розыска по­просил своего приятеля-гаишника сделать запрос о номере. А приятель — племянник Зяблова. Он зашел к дяде и как-то обмолвился об этом. Дядя его напоил и выкрал бумажку с номером. В общем, сюрприза отцу сделать не удалось. И мне пришлось выставлять Федьку чуть ли не героем.
   —    По-моему, можно сделать все гораздо про­ще, — заметил Призрак. — Я же говорил тебе.
   —    Я намного лучше знаю своего папочку, — сер­дито возразила она, — поэтому и отказалась от твоего замечательного плана.
   Подожди-ка, — нахмурился Призрак, — ка­жется, я понял, для чего тебе нужен Граф.
   —    Я уже сказала тебе, — раздраженно прогово­рила женщина, — не ходи ко мне! Я живу своей жизнью и счастлива. Понимаешь? Счастлива тем, что нет рядом тебя, твоих друзей, которые бездарно стро­ят из себя героев американских боевиков. Мне с самого начала твоей...
   —    Ты счастлива, — засмеялся моложавый высо­кий мужчина в отличном спортивном костюме: — Здесь? — Он обвел рукой чистую, скромно обстав­ленную комнату. — Твои подруги за один вечер тра­тят в два раза больше твоей месячной зарплаты. По­тому...
   —    Мои подруги, — резко заявила женщина, — работают вместе со мной. Я люблю свою работу. И мне хватает того, что я зарабатываю.
   —    Галя, — он сменил тон, — постарайся спо­койно выслушать и понять меня. Я люблю тебя и хочу только одного — чтобы ты была счастлива. А сейчас время такое, что... — услышав прозвеневший звонок, резко обернулся.
   —    Ты хочешь, Николай, чтобы и я вздрагивала при звуках звонка? — спросила она с горькой улыб­кой и пошла к двери.
   —    Извините, — смущенно улыбнулся стоящий на площадке Граф, — у меня кончился чай. Вы не могли бы дать немножко? Я потом верну.
   —    Чего тебе надо? — зло спросил из-за спины женщины Николай. Граф пожал плечами.
   —    Ваша жена — единственная, кого я хоть как- то знаю. И... — не договорив, развернулся, чтобы уйти.
   —    Я дам вам чаю, — остановила его женщи­на. — Подождите.
   —     Вали отсюда! — сказал Николай. — Вот это - тебе, Купишь себе чаю. — Он протянул три пятиты­сячные. Граф схватил его за кисть и резко дернул вперед. С громким воплем Николай согнулся. Граф, не отпуская захваченной кисти, завел руку за спину.
   —    Слушай, чертила, — угрожающе процедил он, — не путай хрен с гусиной-шеей! Куски будешь в переходах раздавать убогим, — и бросил его на пол. Николай успел выбросить перед собой левую руку и смягчить падение, но все же ткнулся лицом в бетон­ную площадку.
   —    Убью! — взревел он. Вскочил, прыгнул вперед и выбросил в ударе правую ногу. Граф отпрянул в сторону. Мгновенно развернувшись, Николай ударил левой ногой. Граф, по-боксерски поднырнув под нее, отскочил подальше. Николай встал в боевую стойку и растерянно замер.
   —     Еще одно кья, — спокойно предупредил Граф, — И я тебе сделаю дырку, которую хрен за­штопаешь. — В его руке оказался револьвер, ствол которого был направлен на противника.
   —    Ну, падло, — Николай достал из нагрудного кармана платок.
   —    Что такое?! — воскликнула вышедшая Галина.
   —    Ничего особенного, — мгновенно убрав руку с пистолетом за спину, усмехнулся Граф, — просто ваш муж...
   —     Он мне не муж, — не дала ему договорить Галина. — И, кажется, я понимаю, что произош­ло, — увидев ссадину на лбу Николая, закончила она. Укоризненно взглянув на Графа, протянула пачку гранулированного цейлонского чая, —возьмите, — и еле слышно добавила. — Извинитесь так, чтобы он в этому поверил.
   — Чего? — по-блатному протянул Граф. — Да я его; суку, прямо здесь, в бетон закопаю.
   —    Только не сегодня, — она засмеялась. — Ты приехал ко мне отметать твою победу. Так что заходи. А здорово ты придумал, — входя в квартиру, не обра­щая внимания на катавшего желваки Николая, засме­ялась Галя. — Увидел мужчину и спрашиваешь чай. Заходи, Саша. — Привыкший в подобных ситуациях не задавать вопросов, Граф вошел в квартиру. Нико­лай, приложив платок ко лбу, быстро пошел вниз по лестнице.
 
   —    Вы с ума сошли, — закрывая дверь, про­шептала Галина. — Он же просто убьет вас. Вы не знаете...
   — Не гоните на меня жути, мадам, — усмехнулся Граф. — Знаете, сколько я таких мокрушников ви­дел? Или он из этих, — насмешливо спросил он, — новых русских?
   —     Вам фамилия Растогин ни о чем не гово­рит? — Граф засмеялся. — Растогин Павел Афанась­евич создал сеть мелких банков, отмывающих деньги нескольких преступных группировок не только Моск­вы, но и других регионов России. Сейчас он совладе­лец одного из недавно созданных в Израиле Между­народного акционерного банка, который...
   —    Тормози, — буркнул Граф, — на кой черт ты мне рассказываешь про этого делягу?
   —    Николай — двоюродный брат Растогина, — вздохнула Галя. — И с самого начала ему помогал. В основном занимался охраной Павла Афанасьевича, который, можно сказать, пионер в создании частных банков.
   —    Да в гробу я видел всех пионеров с их пионер­вожатыми, — зло сказал Граф. — Он мне, гнида, как нищему монеты сунул!
   —    Он мог изуродовать вас, у Николая черный пояс по каратэ.
   —    Я это понял, — кинул Виталий, — ногами, как Майя Плисецкая, машет. Чуть каблуком волосы на голове не сбрил.
   —    При мне он ничего вам не сделает, — сказала Галина.
   —    Ты меня за мальчика для битья держишь?
   —    Извините, — смутилась Галина, — но Нико­лай очень опасный человек. Он...
   —    Кто он тебе? — спросил Граф.
   —    Никто, — сдержанно ответила она, — просто раньше мы были влюблены друг в друга, — горькая улыбка тронула ее губы. — Я работала в одном НИИ лаборантом. Он был в охране. Но потом как-то все в один миг рухнуло. Николай...
   —    Меня не интересует ваша любовь, — усмех­нулся Граф. — Ты мне вот что объясни: почему на­звала меня Сашей и расказала, что я приехал к тебе, чтобы что-то отметить?
   —    Я не хотела, чтобы Николай узнал, что вы мой сосед. И, ради Бога, не обижайтесь, но было бы лучше, если бы вы на некоторое время уехали.
   —    Благодарю за чай, — шагнув к двери, Граф остановился. — Вообще-то спасибо, — смущенно и с явной неохотой буркнул он, — иначе хрен его знает, чем все кончилось бы. Мне все эти разборки сейчас не по масти. Мусора с ходу лапти сплетут. Так что спасибо. — Открыв дверь, вышел.
   —    Как вас зовут? — спросила выглянувшая Галя.
   Виталий,—он остановился.
   — А меня Галя. И если вам что-нибудь понадо­бится, не стесняйтесь, чем смогу — помогу.
   — Да я, собственно, просить-то не умею, — ус­мехнулся он, — просто чай кончился, а денег по нулям, — неожиданно для себя признался он, — а я все-таки восемь лет на чифире, привык. Это же как наркотик, — он взвесил на руке пачку. — Я отдам. Вот сейчас немного оклемаюсь и отдам.
   — Виталий, — стараясь не задеть его, спокойно  проговорила Галина, — вы в водопроводе что-нибудь понимаете? У меня в кухне вода течет. Не посмот­рите?
    — Да посмотреть-то можно, — засмеялся Вита­лии, — только я в этих железках не faiuy. Если уж чего явное. Подтянуть, может, чего, это да. А всякие там прокладки и остальные штучки-дрючки...
   —    Но вы хоть подтянуть можете, — со смехом перебила его Галя, — а я и этого не умею.
   —    Лады, — кивнул он, сейчас чифирну и приду.
   —    Трогай, — посмотрев на часы, сказал Нико­лай. «Твое счастье, мразь, — мысленно обратился он к Графу, — что у меня встреча важная. Я тебя доста­ну! — Пошевелил опухшими пальцами и выматерил­ся. — А реакция у него ничего, и пушка при себе. Кто он, интересно? Может, из команды Редина? Тог­да, если это так, хорошо, что не поломал его. Афанасьич в хороших отношениях с Рединым. Но какую победу Галка с ним отмечать собралась? И почему он чай просил? Впрочем, ладно. Узнаю, кто он, а там видно будет. — Достав сигарету, закурил. — А эта дура, — вспомнил он разговор с Галей, — строит из себя принцессу на горошине. Святоша. А может, она догадывается, ради чего я за ней увиваюсь?»
   Хрипатый умоляюще проговорил:
   —    Ну хоть взглянуть на нее можно?
   Извините, — развел руками седой человек в белом халате, — сейчас это невозможно. Она в палате интенсивной терапии, а туда мы никого не пускаем.
   —    Но это взять вы можете? — Хрипатый при­поднял мускулистой рукой набитую фруктами сетку.
   —    Это конечно, —кивнул врач.
   —    А какого хрена эта кобыла, — мотнув головой на молодую ярко-рыжую женщину, зло прохрипел Георгий, — не берет? У нас, говорит, все есть!
   —    Он права, — улыбнулся врач, — у нас дейст­вительно все есть. Рудаковой постоянно привозят продукты от Ивана Степановича. Но ваши фрукты мы передадим. Не так ли, Елена Андреевна? — обратил­ся он к рыжей. Обиженно надув ярко накрашенные губы, она взяла сетку и, упруго переступая стройными ногами, быстро направилась к лифту. Посмотрев ей вслед, Хрипатый по-своему отметил ее походку и об­тянутые халатом ягодицы: «Жеребца бы ей. Чтоб продрал по самое некуда».
   —     Все, парни! — весело сказал вошедший в ком­нату Федор. —Кончилась наша ссылка! Завтра маман приезжает. Она шустро пахана обработает. Ох, и гульнем, — он подмигнул Игле. — С ходу в кабак зава­лимся. Отметим нашу удачную операцию.
   —    Скорей бы, — заметил сидевший перед видео Пират. — Мне осточертело зрителем быть. Сидим, как декабристы.                       
   —    А с «зелеными» как? — осторожно спросил Игла. — Нам причитается или Валюха все йод себя загребла?
   —    Хрен с ними,.— Федор махнул рукой. — Мы свое все равно получим.
   —    А кто там нашу тачку срисовал? — вспомнил Пират. — Что еще за дела? Кто там такой памятли­вый?
   —    Успокойся, — засмеялся Федор. — Пахан по­слал Хирурга. А он там всех успокоит.
   —    Это точно, — согласился Игла, — Филимон набьет гвоздей в крышку гроба.
   —    А чего его Хирургом дразнят? — спросил Пи­рат.
   —    Так он же медицинское училище кончал, — бросившись на кровать, ответил Федор.
   — Не ехал я! — со слезами на глазах орал муж­чина в рабочей куртке. — Я приехал к Томке, жене своей. Мы с ней поцапались до этого! Мириться приехал! Выпили чуток. И уснул я! Не ехал никуда!
   —    Уведите, — хмуро бросил майор милиции сто­явшему около двери сержанту. — Допился до белой горячки, сволочь! Не помнит он! Угробил, скотина, капитана.
   —    А чего у него с лицом-то? — спросил молодой человек в штатском. — Это после аварии?
   —    Да нет, — вздохнул майор, — его ребята из взвода капитана нашли. Ну и... — он крякнул. — Если бы не патрульные, которые в розыск были за­действованы, убили бы они его.
   —    Врачи что говорят? — спросил штатский.
   —    Пьян был, как скотина, — зло ответил мили­ционер. — Он проснулся только ночью в камере.
   —    Ас женой говорили?,
   —     Ездили к ней, — майор кивнул. — Она гово­рит, что действительно заезжал. Мол, давай все забу­дем и жить будем. Здесь он не врет. Она его прогнала. Он бутылку водки высадил и уехал. Да у него в кабине еще пять пустых. Три из-под водки, две само­гоном отдают. Пальцы на бутылках его, — опередив вопрос добавил он.
   —     Как видите, все гораздо проще, Тамара Серге­евна, — улыбнулся худощавый парень в камуфля­же. — Теперь точно все вам достанется. Он после того, как его забрали, капитана милиции таранил насмерть.
   —    Да как же он мог-то? — удивилась полная женщина. — Он ведь лыка не вязал.
   —    Что вы милиции сказали? — не отвечая, спро­сил парень.
   —    То, что вы велели.
   —     Вот и отлично, — улыбнулся парень. — А это вам за помощь в расследовании ужасного преступле­ния, совершенного вашим мужем. — Он протянул женщине запечатанный толстый конверт. — Только поставьте свою подпись вот здесь.
   —    А это зачем? — женщина подозрительно взглянула на лист.
   —    Расписка в том, что вы получили миллион рублей, и все.
   —    Сколько? — женщина недоверчиво взглянула. на него и стала читать бумагу. Дочитала, взяла ручку, поставила число и подпись.
   —    Отлично, — снова одобрительно сказал па­рень. — А теперь запомните: если вы перемените показания, вас привлекут к уголовной ответственно­сти за лжесвидетельство и сокрытие преступления. К тому же ваш разговор о том, что готовы заплатить за убийство вашего супруга двести тысяч, записан на магнитофон. И в случае, если вы измените показания, кассета ляжет на стол следователя.
   —    Да вы что? — испуганно воскликнула она.
   —    Успокойтесь, — убирая сложенный лист, ска­зал парень. —Я просто поставил вас в известность, не более. Вы же не будете менять показаний?
   —    Конечно, нет, — быстро проговорила она.
   —    Вот и отлично.
   —     Но, по-моему, это уже перебор! — взволно­ванно воскликнул Адам. — Неизвестно кто убивает лейтенанта Мягкова. Затем в машину капитана ГАИ, друга Мягкова, врезается КамАЗ. Здесь невольно на­прашивается вывод: ведь все знали о дружбе гаишни­ка и Мягкова.
   —     Виновный в наезде на моего племянника уже установлен и задержан, — сказал Зяблов. Увидев не­доверие в глазах Богунчика, добавил. — Недавно к одному уголовнику, он работает на меня, обратилась дамочка. А сейчас немало людей хочет стать вдовой или вдовцом с помощью наемного убийцы, — хохот­нул он. — Так вот, эта дамочка за двести тысяч попросила убить ее мужа. По моему совету этот раз­говор был записан на магнитофон. И вот, пожалуй­ста, — Зяблов ухмыльнулся. — Моему другу Степанычу понадобилось убрать моего племяша. А чего не сделаешь ради друга. Я узнал, что Сашка собирается ехать к бабке убитого приятеля. А тут как раз этот муженек заявился к женушке с мировой. Я сразу о нем и подумал. Он шоферюга, свой КамАЗ имеет. Выпивает довольно часто. В общем, ему сыпанули в стакан медпрепарат, и все. Он уснул. Мой человек, отличный шофер, на его КамАЗе рванул по трассе. А ведь нужны свидетели, чтоб номер запомнить. Он пристроился за «икарусом»...
   —    Дальше я знаю, — Адам с восхищением по­смотрел на него.
   —    Но жена-то скажет, что муж у нее был!
   Она уже сказала, что, он приезжал, — улыб­нулся Зяблов, — выпил и уехал. Так что оставалось только вернуть его в машину. А дамочке сообщить о том, что ее просьба записана и для успокоения дать миллион.
   —    Значит, Валерий сказал, что отец его невесты просил узнать, кому принадлежит машина? — участ­ливо спросил Филимон невысокую старушку.
   —    Да, — ответила она, — он ко мне приехал и сразу позвонил Александру, это друг его, в ГАИ рабо­тает. И попросил узнать, кто хозяин машины с таким- то номером, Он его называл, — огорченно добавила она, — только я не помню. Раньше, когда в школе работала, на память не обижалась, — она застенчиво улыбнулась. — А сейчас все, старость, она не в ра­дость. А вы думаете, Валерку из-за этого убили? — На глазах женщины появились слезы. — Ведь совсем недавно его родители погибли. В автокатастрофе, — она тихо заплакала.
   —    Успокойтесь, пожалуйста, — сочувственно по­смотрел на нее Филимон.—Я понимаю, — осторож­но вложив чистый платок в ее руку, он вздохнул. Ужасно, когда родители хоронят своих детей. А если бабушке приходится хоронить внука... он помор­щился. — Но Валерий выбрал себе почетную и опасную профессию, Значит, друг Валерия обещал при­ехать за вами?
   —   Да, — сквозь слезы проговорила она. — Саша позвонил и сказал, что приедет.
   —    А зачем же вы на шоссе вышли? — укориз­ненно покачал головой Филимон. — Ведь все слу­читься могло. Вон Валерия по кускам разрезали, пальцы ног отрубили и в рот сунули. Живот распо­роли...
   —    Хватит, — хватаясь за сердце, попросила она. — Ради Бога, не надо. — Громко, навзрыд за­плакав, женщина покачнулась и задрожавшей рукой достала из сумочки нитроглицерин, но трубочка с лекарством выпала из ее пальцев, и она упала. Фили­мон прижал пальцы к ее сонной артерии.
   —    Все, — сказал он Тарзану, поднялся и махнул рукой.
   Стоявшая поодаль «волга» подкатила к ним.
   —    Счастливый ты человек, — сказал Филимон сидящему за рулем крепкому парню.
   —   А как ты узнал, что она та самая старушен­ция? — спросил Тарзан.
   —    Все очень просто, Левушка, —улыбнулся Фи­лимон. — Поздоровался и спросил, как проехать к деревне. Ведь бабушка Мягкова жила не в самом Татищеве, а рядом, в деревушке с таким же названи­ем. И оказалось, что эта убогая заплаканная старушка и есть интересующая нас особа. А дальше все про­сто, — осторожно положив трость на колени, продол­жил он. — Нервы у женщины взвинчены. Не так давно она потеряла дочь с зятем. Теперь погибает внук, который наверняка доводил ее до сердечных коликов своим плачем о гибели невесты. Осталось чуть нажать на ее волю и рассудок, и все. Смерть ходит рядом с любым, — высказал он свою вечную мысль. —И достаточно малейшего толчка, чтобы она приняла человека в свой холодные объятия.
   —    А почему ты сказал, что он счастливый чело­век? — прошептал Тарзан.
   —    Мы с тобой не стали бы забирать женщину из дома, — засмеялся Филимон. — Это сделал бы он как посланный капитаном сотрудник. Значит, после того, как бабушка пропала бы, он должен был исчез­нуть тоже. Потому что в селах очень интересуются новыми лицами и его наверняка запомнили бы. А значит... — он подмигнул своему помощнику.
   «Так этот в "москвиче" и был Валеркиным другом, — медленно выходя из ГАИ и дрожащей рукой доставая сигареты, думал Волошин. — Неужели их  обоих убили из-за номера, который я назвал?»
   —    Что? — потрясенно сказала молодая женщина. — Как погиб? Но ведь...
   —    КамАЗ в него врезался, — сквозь слезы про­шептала мать Александра Вера Николаевна. — Он за Валеркиной бабушкой поехал. Его тоже... — Не вы­держав, она заголосила. Молодая женщина сделала нетвердый шаг и, мгновенно обессилев, опустилась на стул.
   —    Саша, — прошептала она, — как же это? — взглянула на набитые вещами большие сумки, закрыла глаза. По щекам, оставляя потеки туши, поползли слезы.
   —    Здравствуй, Вера, — в открытую дверь кварти­ры вошел Зяблов. — За толстыми стеклами очков повернувшаяся к нему сестра увидела полные состра­дания повлажневшие глаза.
   —     Костя, — всхлипнула она. Быстро подойдя, он прижал сестру к себе и сказал:
   —    Я сделаю все, чтобы убийца не ушел от ответственности.
   —    Костя, — сквозь слезы заговорила она, — да что же это такое? Что же делается?
   —    Водитель задержан, — успокаивающе поглаживая ее волосы, сказал он. — Говорит, что был сильно пьяный и ничего не помнит. Но я заставлю его ответить!
   На площадке четвертого этажа Волошин увидел троих крепких парней. Разглядев номер нужной ему квартиры, шагнул к дверям.
   —    Чего тебе? — грубо спросил загородивший ему дорогу рослый рыжеватый парень.
   —    Я хотел бы увидеть мать Александра Мухи­на, — сказал Дмитрий. — Ведь она здесь живет?
   —    Живет здесь, — насмешливо подтвердил ры­жеватый, — но тебе там делать нечего, понял? Дергай отсюда.
   —    Но подождите, — удивился Волошин, — в чем дело? Я просто хотел узнать...
   —    Исчезни! — рявкнул стоявший у перил кре­пыш в камуфляже.
   —    Но я хотел, — испуганно отшагнув назад, проговорил Волошин и от несильного удара в живот согнулся. Широко открыв рот, прохрипел:
   —    Вы что, ребята?
   —    Это тебе предупреждение, — усмехнулся уда­ривший его высокий гибкий парень. — Уноси ноги, пока не вынесли самого.
   —    Исчезни, — сквозь слезы попросила брата Вера Николаевна.
   Успокойся, — нетерпеливо проговорил Зяб­лов. — Он что-то говорил тебе? О чем просил его Мягков?
   Из-за двери послышался крик. Молодая женщина вышла в прихожую.
   —    Ира! — вслед ей крикнула свекровь. — Не ходи туда!
   —    Что здесь происходит? — спросила Ирина, выйдя на площадку.
   —    Да так, — пожал плечами крепыш, — просто вот какой-то пьяница...
   —    Я хотел поговорить с Верой Николаевной! — прохрипел Волошин.
   —    Что с вами? — Ира подбежала к нему.
   —   Съел что-то не то, — насмешливо проговорил рыжеватый.
   —  Да так, — с опаской глядя на парней, успоко­ил ее Волошин. — Ничего страшного. Уже все про­шло.
   —    Ира! — из квартиры торопливо вышла свек­ровь.
   —    К вам, Вера Николаевна, какой-то мужчина, — помогая Дмитрию дойти до двери, сказала Ирина.
   —    Ко мне? — удивленно посмотрела на него Вера Николаевна.
   —    Я хотел бы... — начал он^
   —    Ему плохо, — поддерживая мужчину за плечи, Ирина повела его в квартиру..— Сейчас я вам что- нибудь от желудка дам.
   —    Кто это? — сердито спросил, выходя в прихо­жую, Зяблов.
   —    Ему плохо, — почти втаскивая с трудом ды­шащего Волошина на кухню, сказала Ирина.
   —    Я пойду, — смерив Волошина недовольным взглядом, буркнул Зяблов. — Если ты что-нибудь вспомнишь, — сказал он Вере Николаевне, — позво­ни. А сейчас до свидания. Мне нужно быть в одном месте. О похоронах и всем, что с ними связано, не беспокойся. Я сделаю все. — Наклонившись, чмок­нул ее в мокрую от слез щеку.
   —    Что с вами? — тихо спросила Волошина Вера Николаевна.
   —    Да ничего особенного, — он попытался улыб­нуться.
   —    Его, оказывается, ударил один из охранников Константина Федоровича! — возмущенно сказала Ира. Ее мокрые глаза сердито сверкали.
   Почему же вы не сказали Косте об этом? — негромко спросила Вера Николаевна.
   —    Да я не знал, что эти парни с ним, — все еще держась за живот, ответил Волошин.
   —    Я сейчас догоню его, —сказала Ирина,
   —    Не надо! — испуганно остановил ее Воло­шин, — а то вернутся! — Расслышав в его голосе страх, Вера Николаевна покачала головой.
   — Не беспокойтесь — Костя мой брат. По матери, правда, только, но у нас прекрасные отношения.
   — Все равно, — умоляюще проговорил Дмит­рий, — не надо. Подумаешь, раз ударили. Вроде и несильно, — массируя солнечное сплетение, улыб­нулся он, — а дыхание сперло. Извините, — он сму­щенно посмотрел на женщин. — Я не вовремя явился. У вас... Я уже слышал... Потому и пришел. Дело в том, что на пасеке убили мою жену и дочь. А с Зиной, с дочкой, дружил Валерий Мягков. — Не договорив, чувствуя, что вот-вот расплачется, шмыгнул  носом, — Извините, — сипло пробормотал он,—я понимаю...
    — Да вы успокойтесь, —с трудом удерживаясь от слез, сказала Вера Николаевна, —я понимаю, вам плохо.
   Некоторое время все трое молчали.
   —     Вы зачем-то пришли?—спросила Вера Нико­лаевна.
   —    Я не знаю, — Неуверенно пробормотал Воло­шин, — может, сын вам и не говорил ничего. Но вдруг вы помните, о чем просил его Валерий.
   —    Подождите, — вмешалась Ира, — ведь Кон­стантин Федорович вас тоже об этом спрашивал.
   Не совсем об этом. Он спрашивал, не говорил ли чего Саша о просьбе Валерия.
   —    А почему вас это интересует? — Ирина взгля­нула на Волошина.
   —   Недалеко от места, где убили жену и дочь, утром, когда я уезжал, а они остались на пасеке, на старой дороге я видел «жигули» с  московским номе­ром 362 77. Я сказал об этом Валерию, он хотел попросить вашего сына сделать запрос в Москву о владельце. Может, он что-то видел. Милиция не на­шла на месте убийства никаких следов, — тихо за­кончил Волошин.
   —    А откуда Константин Федорович об этом зна­ет? — спросила Ирина у свекрови.
   —     Не знаю, — Вера Николаевна пожала плеча­ми. — Вчера вечером Сашу привезли очень пьяного. Я его никогда таким не видела. Он ничего не сообра­жал.
   —     Постойте, мама, — задумчиво проговорила Ирина, — а зачем Константину Федоровичу интере­соваться, звонил Саша куда-то или нет?
   —     Он точно об этом спрашивал? — удивился Дмитрий.
   —    Господи, —потрясенно прошептала Вера Ни­колаевна, — неужели...
   —      Кто он, ваш брат? — перебил ее Волошин.
   —     Бывший военный, — ответила она. — Ушел в запас капитаном. Обосновался здесь. Создал военно- патриотический клуб. Но неужели вы думаете?.. — воскликнула она.
   —    А вы слышали, что говорят о вашем брате в городе? —воскликнула Ирина.
   —     Неужели ты думаешь... — Вера Николаевна посмотрела на невестку, — что...
   —    Я звоню в милицию, — Ирина решительно шагнула к телефону.
   —    Стойте, — Волошин схватил ее за руку, — не надо никуда звонить.
   —    Как это не надо? — воскликнула Ирина.
   —     Вам же сказали, что брат Веры Николаевны председатель «Защиты Отечества»! Неужели вы не слышали, что о них говорят? Слышали ведь и, значит, сумеете сделать правильный вывод. У него, — имея в виду Зяблова, вздохнул он, — здесь, можно сказать, круговая порука. Там друзьй, там приятели.
   —    Вы-то откуда все это знаете? — изумленно спросила Ирина.
   —      Я живу в Саратове, на Высокой. Иногда подрабатываю ремонтом автомобилей. И вот сейчас вспомнил. Я видел брата вашей мамы в компании довольно высоких чинов, — он со вздохом махнул рукой. — Так что вам этого не надо. А я, кажется, кое-что понял, — чуть слышно сказал Волошин.
   —     Вера Николаевна — мама Саши, — негромко сказала Ирина, — но так повелось, что с первого дня замужества я стала называть ее мамой. У меня нет родителей, — она грустно улыбнулась. — Росла в. детдоме. И поэтому очень обрадовалась, когда Вера Николаевна назвала меня дочкой.
 
 
   —     Ну что же, — Волошин посмотрел на притих­шую Веру Николаевну. — Спасибо и до свидания. И извините. — Шагнув к двери, остановился и повер­нулся к женщинам.— И не надо звонить в милицию. Во-первых, вполне возможно, что нам все это показа­лось. Может, Константин Федорович просто пытается понять причину убийства...
   —    Убийства не было, — возразила вздрогнувшая при последних словах Вера Николаевна. — Просто какой-то пьяный не справился с управлением и вре­зался в Сашину машину.
   —    Что? — переспросил Волошин. — Вы сказали, пьяный?
   —    Почему вы так удивились? — спросила Ирина.
   —    Пьяные так машину не водят, — пробормотал Волошин
   —    Что? — переспросила Ирина.
   —    Извините, — Волошин кивнул. — Я пойду.
   Он вышел в прихожую.
   —    Подождите, — догнала его Ира, — я провожу вас.
   —    Спасибо, — отступив в сторону, чтобы не ме­шать ей отпереть дверь, пробормотал Волошин, — но не нужно. Уже довольно поздно. А сейчас много хулиганья. Из меня защитник никудышный.
   —     Не волнуйтесь, — открыв дверь, она вы­шла, — со мной вы будете в безопасности. Меня здесь почти все знают.
   — Отлично, — Зяблов довольно потер руки. — Бабуля мусора скончалась сама. Сердце прихватило. Она, наверное, ждала Сашку, он хотел за ней заехать и вышла к шоссе, а по дороге сердце прихватило. Хотела нитроглицерин принять, но не смогла. Упала, да еще затылком о камень треснулась. Так что одной заботой меньше. Вот только моя сестренка. Но она вроде бы ничего не знает. Видимо, Сашка ей не ска­зал. Вообще-то он и не мог ничего сказать, — усмех­нулся Зяблов, — я накачал его в тот вечер. — По­смотрев на Адама, усмехнулся. — В общем, процент от суммы увеличивается. Надеюсь, Иван это поймет.
   — Все хорошо, — проговорил в телефонную трубку Филимон. — Адам занят делом, — ответил он на вопрос собеседника. Помолчав, кивнул. Положил трубку, повернулся к Тарзану. — Придется некоторое время побыть здесь.
   —     Мне все равно, — Тарзан пожал мускулисты­ми плечами. — Мне здесь по кайфу. Бабенки сара­товские жгучие.
   —    То же ты говорил в других городах, — хмуро заметил Филимон.
   —     Слышь, Хирург, — вдруг спросил помощ­ник, — а ты вроде как избегаешь баб? С чего это ты их...
   —     Заткнись, — негромко прервал его Фили­мон. — И еще, — вытянув худую руку, он ухватил Тарзана за волосы, рывком подтянул к себе. — Я уже дважды говорил, что вопросов о себе терпеть не могу. Если Бог любит троицу, то я всегда обожал четные числа.
   —    Я все понял, — испуганно проговорил Тарзан-.
   —     Кто дал тебе имя Лев? — опустив волосы, спросил Хирург.
   —     В честь деда назвали, — приглаживая вспух­шую кожу, быстро ответил Тарзан.
   —     Может, он и заслуживал это имя, —усмехнул­ся Филимон, — но ты на царя зверей не тянешь.
   Тарзан натужно рассмеялся, показывая тем са­мым, что понял и оценил остроумие шефа.
   —    Значит, Сашу убил Константин Федорович, — Ира остановилась.
   —    Я этого не говорил, — Волошин замотал голо­вой, — и скорее всего...
   —    Я знаю, что у Константина Федоровича в Мо­скве есть хороший знакомый, даже друг, — тихо ска­зала Ира. — Они вместе служили в армии. Потом Зяблов вернулся в Саратов. И знаете, — она быстро взглянула на Дмитрия, — он несколько раз говорил, что его друг очень влиятельный человек, мафиози. А теперь подумайте и вы сами поймете, что произошло. Скорее всего, вашу жену и дочь убили те, из машины, номер которой вы запомнили.
   —     Нет, — Волошин испуганно замотал голо­вой, — вы не...
   —    Друг вашей дочери попросил Сашу сделать неофициальный запрос, — перебила Ирина. — Об этом как-то узнал Зяблов. Наверное, Саша сам прого­ворился.
 
     Он же совсем не умеет пить. Он, видимо, и обмолвился о просьбе своего друга. Ведь именно в ту ночь, когда Сашу привезли парни Зяблова, убили того милиционера. Я его почти не знала, — вздохну­ла она, — я ведь всего полгода, как приехала в Сара­тов.
   —    Не может быть, — прошептал пораженный Дмитрий. — Значит, и Валерку, и вашего мужа уби­ли ради того, чтобы скрыть убийц моих жены и дочери?
   —    Да, — еле слышно ответила Ирина. — И убил обоих Зяблов, — она заплакала.
   —    Что же делать? — растерянно спросил Воло­шин.
   —    Вы сами говорили, что в милицию обращаться нельзя, — глухо проговорила Ирина. — Но и остав­лять этого тоже нельзя.Так вот что выходит. Иринин муж сделал запрос в Москву насчет номера. Об этом, разумеется, узнал московский друг Зяблова. И Валерку, а потом и его друга убили по распоряжению из Москвы. Значит, и меня в любой момент могут убить», — вдруг понял Волошин. Испуганно оглянувшись, торопливо попро­щался:
   —    Извините, мне нужно идти. Про...
   —    Подождите, — окликнула его Ирина. — Вы можете назвать мне тот номер? Я пойду в милицию и все расскажу.
   —    Что все? — крикнул он. — Что вы расскаже­те? Вас просто высмеют. А потом попадете под маши­ну или под нож пьяного хулигана. Валерий и ваш муж были сотрудниками милиции, а их убили. Но попро­буйте доказать, что ваш муж убит, а не стал жертвой дорожной аварии, которая произошла по вине вдрызг пьяного водителя. Вот что, — снова оглядевшись, он понизил голос, — идите домой. И обо мне не говори­те ни слова! И Веру Николаевну предупредите: не было меня, и ничего я не говорил.
   —    Чего вы боитесь? — спросила Ирина. — Ведь нельзя оставлять преступников безнаказанными!
   —   Я хочу жить, — тихо сказал он. — И поэтому прощайте.
   Волошин быстро пошел по плохо освещенной улице.
   —    Вы трус! — крикнула ему вслед Ирина. — От рук убийц погибли ваши жейа и дочь, а вы боитесь сообщить имена убийцы! Назовите мне номер! Я сама пойду в милицию и все расскажу!
   —    Слушай, девочка, — вернувшись, торопливо проговорил Волошин, — забудь, что я тебе говорил, для своего же блага забудь. Сейчас тебе плохо, погиб твой муж. Но это со временем пройдет, боль утраты сгладится. Тебе не надо лезть в это дело. Я старше тебя и знаю, что говорю. Прощай, — Волошин уви­дел огонек такси, выскочил на проезжую часть и призывно махнул рукой.
   —    Так что успокойся, Иван, — снимая левой рукой очки и держа в правой у уха сотовый телефон, сказал Зяблов. — Ради друга я готов на все. Думаешь, я забыл, как ты помог мне уйти от трибунала в Берлине?
   Редин некоторое время сидел неподвижно, не сводя глаз с телефона. Что-то беспокоило его. И он пытался понять, что.
   —     Милый! — раздался звонкий женский го­лос. — Обними свою девочку!
   —    Анна! — он поднялся и, раскрывая руки для объятия, шагнул навстречу вошедшей в комнату вы­сокой прекрасно сложенной женщине с длинными черными волосами. Они обнялись. Внезапно Редин разжал объятия и бросился к телефону.
   —    Зяблов слушает, — услышал Редин. — Мы с тобой не учли одной существенной детали, — тороп­ливо проговорил Редин. — Необходимо найти того человека, который назвал номер автомобиля милици­онеру. Найди его, Костя! Я в долгу не останусь!
   —    Я об этом уже думал, — сказал Зяблов. — Но, понимаешь, тут слишком накладно получается. Один за другим гибнут два сотрудника милиции. Если мой племянник погиб в автокатастрофе и виновный най­ден, то Мягкова, это тот парень, который сообщил Сашке номер, пришлось убрать. Так что вероятность выхода на того, кто сообщил Мягкову номер, равна нулю.
   —    Как это нулю?! — закричал Редин. — Ведь человек, который знает номер, наверняка уже понял причину гибели милиционеров! Найди его, Костя!
   —    Хорошо, — после секундной паузы согласился Зяблов. — Я найду его.
   —    Ты чем-то занят? — недовольно спросила Анна отключившего телефон мужа. — Я приехала не вовремя, так я не могу...
   —    Я пытаюсь спасти голову твоего придурка сы­на! — зло отозвался Редин.
   —     Он, между прочим, и твой сын, — явно удив­ленная его словами, напомнила Анна.
   —    К сожалению, это так! — раздраженно согла­сился Иван Степанович. — Но, кроме фамилии и отчества, в нем от меня больше ничего нет!
   —    Подожди, что это значит? Федька опять что-то натворил?
   —     Если так можно сказать об убийстве восьми человек! — заорал Редин. — К тому же он поставил меня на грань войны с Касымом. Натворил! — пере­дразнил он ее.
   —    Что? —прошептала Анна. —Федя убил во­семь человек?     
   —     Не один, разумеется, — уже тише сказал Ре­дин.
   —    Где он? — воскликнула она. — Я хочу видеть его!
   —    Ты чего? — спросил валявшийся на кровати Призрак подошедшую к окну Валентина.
   —    Приехала сучка, — зло прошептала она. — Сейчас к сынку поедет! Как все было хорошо, когда этой стервы не было. Я бы подставила своего полу­кровного брата под папин нож. А тут какой-то тип запомнил номер его машины.
   —    Успокойся ты, — засмеялся Призрак. — Не сейчас, так потом получится. Все равно балом пра­вить будем мы!
   —    Мне надоело быть Золушкой! — воскликнула она, — и ждать, пока поднесут туфельку для пример­ки! Ты знаешь, почему я живу с отцом? Потому что ненавижу его! Я жду не дождусь того! момента, когда смогу всадить ему нож в спину по самую рукоятку! Вот тогда я буду упиваться! — закричала она. — Он все вспомнит! Как, разводясь с мамой, оклеветал ее. Знаешь, зачем он взял меня после развода? — засме­ялась Валентина. — Чтобы дослужить до отставки в ГДР. Ведь туда в основном посылали семейных. А с мамой он развелся только потому, что она мешала ему наслаждаться гусарской жизнью! Я видела, сколь­ко проституток у него было в Берлине. Вот он и избавился от мамы. А чтобы сделать виноватой ее, договорился со своим другом и якобы ночью застал его и маму в своей, постели. — Схватив лежащую на подоконнике сигарету, Валентина закурила, — А я была глупой, восторженной девчонкой. Даже я пове­рила в мамину измену. Что и убедило суд. На самом деле все было гораздо проще, Мне ужасно хотелось в Германию. Дочь советского офицера за границей. И я представляла, что это такое. Ведь, согласись, — она посмотрела на зевающего Призрака, — в то время заграница, даже ГДР, казалась чем-то безумно инте­ресным. Вот я и предала свою маму. И очень скоро это поняла. Отец почти сразу привел Анну, — в ее глазах полыхнула злость. — Она была генеральской дочерью. Вот благодаря помощи нового родственника отцу и удалось замять дело Зяблова, который попался на продаже оружия. Потом появился брат. Отец тре­бовал, чтобы я называла его братиком. Отношения с мачехой у нас сразу не сложились. Мы обе чувствова­ли ненависть друг к другу и не старались это скрыть. И вот тогда я поняла, как виновата перед, мамой, — сказала Валентина. — А она по-прежнему считает меня своей маленькой девочкой. Потом я попалась на наркотиках. Надеюсь, ты не забыл это?
   —    Помню, — лениво ответил Призрак, — но я знал, что папаня отмажет тебя, и поэтому не волно­вался.
   —    Но ведь я именно из-за этого и осталась с ним, когда стало ясно, что он один из главарей под­нявшей голову русской мафии!
   Призрак усмехнулся:
   —    Есть люди гораздо круче его. Просто он сумел понять момент и благодаря этому занял такое поло­жение. Он начал торговлю оружием, а это приносило и приносит огромную прибыль. Он организовал не­большой завод, производящий пользующиеся сейчас спросом «ТТ». А потом поступил очень умно — со­здал несколько банков и занялся отмывкой денег. Вот тогда твой папаша стал действительно пользоваться популярностью. Но стоит ему раз на чем-то погореть, и все. Поэтому я принял твою сторону. Хотя он неплохо ко мне относится, — он усмехнулся. — Люди моей профессии пользовались спросом всегда.
   Но я попал в поле зрения милиции, — он зло выру­гался. — И на мне можно было ставить жирный крест. Доказать убийство менты мне не смогли. Но тем не менее был засвечен. И тогда появилось немало желающих увидеть мою кровь. А Иван Степанович взял к себе. Сейчас я возглавляю охрану инкассации. Парни из моей команды охраняют отделения банков и сопровождают клиентов с крупными суммами. Но я... — осекшись, он замолчал.
   «Ради чего я начала изливать ему душу? — поду­мала Валентина. —Ведь он приблизился ко мне по­сле того, как почувствовал мою ненависть к отцу. Да какая разница, пока мы нужны друг другу. Правда, я знаю, что Призрак нужен мне как ударная сила, кото­рой я воспользуюсь в нужный, удобный для меня момент. А вот зачем ему понадобилась я?»
   Признак заметил ее усмешку и по-своему понял ee — Ты не поняла меня, я только хотел сказать...
   — Мне все равно, что ты имел в виду, — отходя от окна, сказала Валентина. — Сейчас давай, как говорят американцы, займемся любовью. Граф с газовым ключом в руке подошел к двери квартиры Галины. Вчера вечером он около часа пы­тался затянуть явно ослабленную обтягивающую гай­ку, на трубе кухонного крана. Затем поняв, что все имеющиеся гаечные ключи гораздо меньше, чем тре­буется, они договорились с Галиной, что Граф прине­сет разводной ключ. Галя сказала, что придет с рабо­ты после пяти и будетждать «прекрасного сантехни­ка». Граф понял ее иронию и не обиделся. Потом она пригласила его к столу. Он согласился как бы нехотя. Но когда на столе появилась жареная картошка с мысом, начал, как говорится, уминать за обе щеки. И уже у себя в квартире понял, что Галина, вспомнив его нечаянное признание о том, что- он на мели, накормила его. И, странно, это его не задело. Граф никогда не терпел жалости. Это он позволял только своей учительнице Валентине Анатольевне. Граф полдня шатался по Москве, привыкая к ее нынешней жизни. Обилие заграничных товаров и продуктов просто поражали его, а газетные киоски совсем развеселили — их витрины были полны изда­ниями, за иллюстрации в которых раньше давали срок как за порнографию. Обменные пункты валюты тоже были для Графа новостью. Ведь всего несколько лет назад иметь у себя любую иностранную валюту считалось преступлением и за это давали вполне при­личный срок. Около одного из таких пунктов Граф встретил своего старого должника, который «очень обрадовался» возможности отдать карточный долг. Граф пересчитал долг в соответствии с теперешним курсом и получил вполне приличную сумму. Граф собрался было позвонить в Галину дверь, но услышал:
   —    Я повторяю! — сердито говорила Галина. — Мне ничего не надо, поймите это! — Губы Графа изломала злая улыбка:
   —    Ну сейчас-то, каратэк хренов, ты так просто от меня не сдернешь! — Перехватив ключ, прижался к стене. Наверняка он выйдет спиной, потому что, судя по тону, Галя выпроваживала его. И как только она захлопнет дверь...
   —     Но, Галинка, — раздался уже рядом с дверью просящий мужской голос, — я только хотел узнать, может, что-нибудь нужно. Ведь Павлик все-таки бо­лен. И...
   —    Я сказала! — она гневно прервала мужчи­ну. — Мне ничего от вас не надо! Уходите и никогда больше не появляйтесь здесь! — Дверь открылась. Граф бросился вверх по лестнице. Из квартиры вы­шел невысокий седой мужчина!
   — И все-таки, — остановившись, сказал он — если тебе что-то... — Дверь захлопнулась прямо перед его носом.          
    — Дура, — беззлобно бросил он и, подой­дя к лифту, нажал кнопку. Когда мужчина вошел в лифт, Граф медленно спустился, поднял руку к кноп­ке звонка и не отпускал ее до тех пор, пока не услышал злой голос Гали:
   —    Я же сказала — уходите или я обращусь в милицию!
   —    Если милиция поможет закрутить эту черто­ву гайку, — громко проговорил Граф, — то я не против.
   Открыв дверь, Галя смущенно улыбнулась:
   —    Извините, я думала, это... — она замялась и пригласила. — Входите.
   —    Я еще вчера просил, —улыбнулся Граф, — лучше на «ты».
   —    Извини, — она улыбнулась, — просто у меня сегодня не совсем хороший день. Проходи на кухню.
     Увидев на Галином лице следы недавних слез, Граф удивленно покрутил головой. С мужчиной она разговаривала строго, и на плач это похоже не было.
   —    Галя, — переступив порог, сказал он, — мо­жет, лучше я завтра зайду? А то, по-моему, я как-то не ко времени.
   —    Наоборот, — она вышла в прихожую. — Ты очень ко времени. Приходил мой свекор. Он последние полгода пытается меня опекать. А мне это не нравится. Я не была женой его сына. Просто так пол­училось, что родила от него ребенка. И вот теперь мой несостоявшийся свекор пытается быть мне чуть ли не отцом. А я не хочу этого. Андрей был прекрасным человеком, и, я уверена, тоже был бы не в восторге от своего отца. Просто было другое время. Кто бы мог тогда подумать, что скромный музейный служащий будет делать себе большие деньги на скупке и пере­продаже ворованных драгоценностей. И самое глав­ное — все знают, что он перекупает их у жуликов.
   —    Так это был Растогин? — спросил Граф. Она удивленно посмотрела на него;
   —    Откуда вы знаете Павла Афанасьевича?
   —    Я его не знаю, — сказал Граф. — Просто много о нем слышал. Ты же сама мне о нем расска­зывала. А я только что оттуда, где сидят эти продав­цы, — он усмехнулся.
   — Извини, —сказала Галя,— я не хотела...
   — Все нормально, — успокоил ее Граф. — Я никогда не стеснялся и не гордился своей биогра­фией. У каждого человека своя жизнь, и он должен делать то, что умеет. Даже если это иногда противоре­чит закону.
   —    Знаешь, — Галя улыбнулась, — я впервые в жизни вот так просто разговариваю с преступником. И ты совсем не похож на громил из детективов.
   —    Кино есть кино, — он пожал плечами. — В жизни все гораздо проще. Может, займемся делом, — он приподнял ключ.
   —   Да, — Галина задумалась, — конечно. Спаси­бо, Виталий. Ты пришел очень вовремя. Я...
   —   Когда не вспоминаешь, почему был расстроен, настроение не портится,—прервал он ее.
   —   Прекрасная мысль!
   —   Да, — вспомнив о купленных днем для нее духах, смущенно пробормотал он, — я это...
   —   Что такое? У тебя зубы заболели?
   —    Да нет, просто я тут... — не решаясь сказать о духах, не зная, как она воспримет их, Граф сунул руку в карман легкой куртки и взглянул ей в лицо. — Короче, — резковато, по-блатному, уже начиная злить­ся на себя, бросил он. — Вот. — Вытащив неболь­шую коробочку, протянул ее женщине.
   —    Это мне? — удивленно спросила она. — Спа­сибо, — взяв духи, взглянула на отвернувшегося, не знающего как вести себя Виталия.
   —    Ничего если я, — она улыбнулась, — от­крою их?
   —    Делай что хочешь, — стараясь скрыть непри­вычное для него смущение, грубовато отозвался он. Из комнаты донесся телефонный звонок.
   —     Извини, — Гадина пошла в комнату. Облег­ченно вздохнув, Граф усмехнулся:
   —    Сберкассу ограбить легче.
   —    Что?! — услышал он встревоженный голос женщины. Некоторое время она молчала. Потом громко сказала. — Я сейчас приеду. — С сумочкой в руке она вышла в прихожую. — Виталий, — с трево­гой в красивых темно-синих глазах проговорила она, — извини, я должна ехать. У меня сын в боль­нице, у него гепатит. Сейчас звонил врач и сказал, что у Павлика сильная головная боль.
   —    Может, мне с тобой? — предложил он.
   —     Спасибо, — поблагодарила Галина. — Но не стоит, — они вышли. — Я, наверное, сегодня не вернусь, — закрывая дверь, сказала она. -— И завтра, скорее всего, тоже. Если не трудно, ты с утра посмот­ри, что там с трубой. — Сунув оторопевшему Вита­лию в руку ключ, быстро побежала по лестнице вниз.
   —    Что?! — закричал Редин. — Почему же ты сразу не сказал?! — Он сильно ударил перепуганного Федора по лицу.
   —     Не смей, — оттолкнув Редина, воскликнула Анна. — Ты что себе позволяешь!    
   —    Уйди! — Иван Степанович ткнул ее кулаком в грудь. Ойкнув, она тут же отскочила. — Ты понима­ешь, что ты наделал?! — подступил к сыну Редин. — Если уж сделал это, нужно было сразу, немедленно сказать мне! Почему ты молчал?!
   —  Я боялся, — пролепетал Федор, — потому что мы убили их совсем рядом с шоссе, на котором...
   Господи, — зло процедил Редин, — ну поче­му ты послал мне сына идиота?! — Шагнув к двери, приказал. — Отсюда никуда! Анна! — позвал он жену. — Поехали!
   —    Что с тобой? — догнав быстро идущего к ма­шине Редина, спросила она.
   —    Оказывается, они там убили двух женщин! Те­перь понятно, откуда и кто знает номер Федькиных «жигулей»! Он должен был сказать об этом сразу. Я бы принял, меры. А сейчас следствие идет полным ходом. И наверняка это двойное убийство доверили расследовать какому-нибудь только окончившему училище молокососу!
   —    Но это же хорошо, — попыталась успокоить его Анна, — потому что у него нет опыта и он не...
   —    Дура! — зло прервал ее Редин. — Сейчас лю­бой знает, что договориться о чем-то с этими начина­ющими сыщиками невозможно! Знаешь, сколько на этом погорело умных, зрелых мужиков! Только что получивший погоны юнец еще свято верит, что слу­жит справедливому делу и оберегает законопослуш­ных граждан. Только бы этот пасечник не вышел на следователя первым!
   Ты думаешь, номер машины Федора запомнил пасечник? — спросила Анна.
   А кто же еще, — усаживаясь, буркнул он, — хорошо, что Пират наблюдательный. За все время, что они там находились, проезжали две машины — молоковоз и «нива». А у вагончика на пасеке они видели следы легковушки. Пасечник случайно отме­тил в памяти номер машины будущих убийц своей жены и, наверное, дочери. Сейчас буду связываться с Богунчиком. Пасечника необходимо немедленно лик­видировать!
   Услышав телефонный звонок, Адам что-то зло пробормотал и взял трубку. С его лица тут же слетела сонливость.
   — Да! — бодро ответил он. — Я все понял! — Положив трубку, быстро оделся. Шагнул к двери. Филимон прижался спиной к двери. — Кто? — сонно спросил сидевший на кровати с пистолетом Тарзан.
   —    Это я, — приглушенно отозвался Богунчик. — Звонил Иван Степанович.
   —    Открой, — отходя от двери, Хирург сунул пи­столет в висевший на спинке стула пиджак. Накрыв «ТТ» одеялом, здоровяк пошел к двери.
   —    Ира, — раздался в темноте тихий голос Веры Николаевны.
   —    Да, — сразу ответила она, — что, мама?
   —    А ведь тот человек, у которого убили жену и дочь, прав, — негромко проговорила свекровь, — Это Константин приказал убить Сашу.
   —    Да нет, — под звон потревоженных пружин Ира села на кровати, — он же ваш брат. И...
   —     Не успокаивай меня, — перебила ее Вера Ни­колаевна. — Я глаз не сомкнула, все думала. Саша, никогда не был таким пьяным, как тогда, когдаего привезли парни Константина, И в ту же ночь застре­лили Валерия. Ты помнишь, как Костя пришел?. Вроде посочувствовать, а сам все выпытывал, не знаю ли, что Валерка Саше говорил. Это он убил Сашу.
   —    Но, мама, в машину Саши врезался КамАЗ, которым управлял пьяный водитель. Его аре...
   —     Ира, — негромко сказала Вера Николаев­на, — утром пойдем к нотариусу.
   —     Хорошо, — согласилась Ирина, — а зачем?
   —     Впрочем, ладно, — устало обронила свек­ровь. — Спи. Прости, что разбудила.
   —     Не могу, — простонал Волошин. — Я сойду с ума. — Вскочив, отшвырнул одеяло, руками сжал ви­ски. — Саша, — промычал он. — Почему ты меня оставила? За что меня так, Господи? — повторил он вечный вопрос всех, кто страдает. Раскачиваясь из стороны в сторону, обхватил голову руками и запла­кал. — Сашенька, Зинка, ну почему? За что вас уби­ли? — шлепая по полу босыми ногами, Волошин прошел на кухню, открыл холодильник и долго смот­рел на бутылку армянского коньяка. Хлопнул дверцей и плюхнулся на табуретку.
   Адам протянул Филимону бумажку:
   Адреса. Его и матери. Старуха живет в дерев­не, он там на зимовку пчел оставляет.
   —    Богунчик, — улыбнулся Хирург, — откуда ты такие слова заешь? «Пчел на зимовку оставляет»?
   —    Запомнил, — засмеялся Адам, — так мне объ­яснили. И еще сказали, что он после того, как баб похоронил, в городе не показывался, запил. Вот и бухает в деревне.
   —    Тогда все очень просто, — прикрывая зевок ладонью, кивнул Филимон. — Пьянка и смерть. — вечные спутники. Теперь иди, — он посмотрел на часы. — Парней пришлешь утром.
   —     Но их только двое, — тоже зевая сказал Адам. — Ты одного брал, когда поехал к бабке мусо­ра. Где он?
   —     Не справился с управлением и врезался в до­рожный указатель, — Хирург поднялся, — Его смерть не вызвала ни у кого никаких вопросов. На дорогах ежедневно гибнут тысячи.
   —    Постой, — сказал Богунчик, — ты же го­ворил, что встретил бабку на дороге. Зачем же ты его...
   —    Он видел, — уже с раздражением отозвался Хирург. Считая, что это все объясняет, в упор по­смотрел на Адама, которому стало не по себе от взгляда светлых, таящих угрозу глаз.
   —  Да я так, — пятясь задом, словно опасаясь повернуться к Филимону спиной, забормотал он. — Я все...
   —    Парни должны быть здесь в шесть.
   —    Они будут, — с облегчением проговорил Адам. —Я позвоню и...
   —    Где они?
   —    Квартиру сняли. Как будто...
   —    Ты съездишь за ними с утра и сам привезешь их. А откуда ты узнал адрес пасечника и его мате­ри? — негромко спросил Филимон.
   —    Мне Зяблов дал номер телефона одного из бывших милиционеров. Он сейчас на пенсии, но в курсе всех дел. Я позвонил и сослался на Зяблова...
   —    Интересно, — пробормотал Филимон, — по­чему Константин Федорович не сказал Редину об убийстве двух женщин. Ведь номер всплыл в связи с этим делом. Утром привезешь парней и сразу улетишь в Москву, — приказал он Богунчику.
    —    Объяснишь все Редину, пусть даст тебе инструкции и немедленно возвращайся!
    —    Пожилой обрюзгший мужчина уткнулся лицом в расплывающуюся на полу лужу крови. Зяблов, помор­щившись, отвернулся. Крепыш в камуфляже за уши приподнял голову лежащего. На разбитом, опухшем, окровавленном лице выделялись наполненные ужасом и болью широко раскрытые глаза.
   —    Зачем ты сказал ему? — не глядя на мужчину, сказал Зяблов. — Ведь я говорил, что спрашиваю о том, что мне интересно, сам, без посредников. Ты должен был немедленно позвонить мне и сказать, что кто-то, ссылаясь на меня, интересуется убийством женщин. Кто он?
   —    О, — всхлипнул лежащий. — Не нашвалша... шкашал, что... вы... —Дрогнувшее тело расслабленно раскинулось.
   —    Он готов, — сказал крепыш.
   —    Черт бы тебя подрал, — недовольно бросил Зяблов. — Ты как всегда перестарался. А впрочем, — он равнодушно взглянул на убитого, — он все равно ничего не знал. Сделайте так, чтобы убийства не было. Впрочем, — он поднялся, — не мне тебя учить, Клоун, — сказал он высокому худощавому парню в камуфляже. Стараясь не ступить в капли разбрызганной по полу крови, быстро вышел.
   —    Все вылизать! — приказал Клоун. — Его в «таврию». Дальше дело твое, — он повернулся к муж­чине с изрезанным глубокими морщинами лицом. Загорелый широкоплечий человек пригладил ла­донями дочерна загорелый чисто выбритый череп, зло блеснул узкйми черными глазами и повернулся к плотной молодой женщине в темных очках:
   —    Ты сказала, что Полковник все выяснит и сообщит мне!
   —    Я думала, ты уже все знаешь, — усмехнулась она, — поэтому и приехала.
   —    Я знаю одно, — зарычал он, — что по-преж­нему должен деньги Редину, а сумма довольно при­личная. — он зло выругался на своем языке и внима­тельно посмотрел на женщину. — Послушай, Зинаи­да, ты, кажется, довольна тем, что случилось.
   —    Если откровенно, — улыбнулась она, — то да. Правда, я ожидала большего.
   —    Большего? — поразился он и, нахмурив глад­кий лоб, задумчиво пробормотал. — А не ты ли все это устроила?                  
   —    Как ты мог такое подумать? — засмеялась Зи­наида. — К тому же ты знаешь мои отношения с Рединым, — ее глаза зло вспыхнули. — Я никогда не прощу ему то, как он со мной поступил!
   —    Но что делать мне? — раздраженно спросил он. — У меня приличный заказ на «ТТ» из Казани. А Редин не желает иметь со мной никаких дел до тех пор, пока не получит деньги за первые две партии!
   —     Это, как говорится, твои проблемы, — пожала плечами Зинаида. — Меня гораздо больше волнует другое. Почему Редин ничего, не предпринимает против тебя?
   —    Что ты сказала? — решив, что ослышался, переспросил он.         
   —    То, что слышал.
   —   Ты хочешь моей войны с Рединым? — воскликнул он.
   —  Да какая война? — Зинаида пренебрежитель­но фыркнула. — Ты просто насмотрелся фильмов о войнах между кланами мафии. Но забыл, что Казахстан сейчас, суверенное государство. И если Иван попытается, только попытается что-то предпринять против тебя, он засветится, понимаешь? Если сейчас Редина прикрывают созданные им банки — клиенты у него сам знаешь, кто, — то, направь он к тебе своих костоломов, они обязательно попадут в поле зрения вашей казахской милиций. И если милиция как-то договаривается со своими крутыми парня­ми, — Зинаида засмеялась, — и, как пишут газеты, даже кормится за их счет, то в любом государстве ближнего зарубежья появление заезжих бандитов они принимают в штыки. Я надеялась, что потерянная сумма заставит Редина забыть о присущей ему осто­рожности и принять жесткие меры против тебя. Но, к сожалению, ошиблась.
   —    Черт подери, — он покачал головой, — если бы я не знал, что ты полтора месяца была на Гавай­ских островах, то подумал бы, что все это спланиро­вала ты. Впрочем, может, так оно и есть? — он вопросительно взглянул на нее.
   —     И ты думаешь, что после этого я приехала бы к тебе? Нет, Касым, — Зинаида покачала голо­вой, — я об этом узнала из телефонного разговора с Костей. Потому и приехала к тебе. Ты встречался с Иваном?
   —    Нет. В Москву ездил Дервиш. Редин в ярости, и я понижаю его.
   —     Касым, мне противно слышать это. Ведь погиб твой брат. Где же честь мусульманина? Где ваша хва­леная кровная месть?
   —    Я не знаю, кто убил брата! — заорал он. — Кстати, твой муж обещал разузнать и сообщить мне. А ты... .
   —    Сегодня я поеду в Саратов, —спокойно пере­била его Зинаида, — и там узнаю, что Косте известно о нападении. Если услышу от него что-то, что сможет тебе помочь, немедленно дам знать.
   —    Зинаида, — наливая в тонкие бокалы золотистое вино, он благодарно взглянул на нее, — я рай, что ты есть. Настоящая женщина и...
   —    Докажи, что ты настоящий мужчина, — сме­ясь, Зинаида поднялась и повернулась к нему спиной. Жесткими пальцами Касым осторожно взял застежку молнии и попробовал расстегнуть. — Осторожнее! — воскликнула она. — Не порви!
   — Может, ты как-нибудь сама, — отпустил он застежку.
   —    Да, кстати, — заводя руку за спину, Зинаида попыталась достать застежку молнии, — на Гавайях я встретила Анку.
   —     И что? — поинтересовался он. — Как она тебя...
   —    Мы с ней чуть не сцепились, — засмеялась Зинаида.
   —    Что? — удивленно переспросил сидевшую в кожаном кресле Валентину седой мужчина. — По­чему ты хочешь поместить такую сумму в моем банке?
   —    Вы же знаете мои отношения с отцом, — вздохнула она.
   —     Конечно, знаю. И как друг Ивана всегда был недоволен этим. У тебя прекрасный отец, я просто не понимаю, что у вас происходит, — мужчина покачал головой. — Я до сих пор не могу прийти в себя от гибели Андрея, — он тяжело вздохнул. — Стараюсь помочь Галине, но она напрочь отказывается.
   —    Но ведь эта Галя вам никто, — пожала плеча­ми Валентина.
   —    Как это никто? — горячо возразил он. — Она мать ребенка моего сына! А значит, моего внука. И от этого хочешь не хочешь, а никуда не денешься.
   — Вы так это сказали, Павел Афанасьевич, — улыбнулась она, — что можно подумать...
   —    Ради Бога извини, Валюта, — улыбнулся он, — но меня никогда не интересовали, что другие подумают обо мне. — Протянув руку, нажал кнопку вызова. В кабинет, соблазнительно покачивая бедра­ми, вошла молодая красивая женщина.
   —    Я вручаю тебя, Валя, Регине, — сказал Павел Афанасьевич. — Она примет всю сумму. Регина, Ва­лентина Ивановна привезет...
   —    Доллары со мной, — сказала Валентина.
   —    А ты смелая женщина, ехать с такой суммой...
   —    Со мной Призрак.
   —    Да, конечно. Я об этом как-то не подумал. Но, надеюсь, претензий у Ивана Степановича ко мне не будет? —подстраховался он. —Я бы не хотел недо­разумений. Тем более со своим старым товарищем. Мы всегда были в прекрасных отношениях, и мне бы очень не хотелось, чтобы камнем преткновения стала его дочь.
   —     Нет-нет, — торопливо заверила его Валенти­на. — Отец знает об этом. Конечно, он не слишком доволен, но я взрослый человек, и мне не хочется увеличивать папин капитал за счет моих вложений.
   Павел Афанасьевич внимательно посмотрел на нее. В голосе Валентины он услышал ненависть. И, вглядевшись в ее глаза, понял  что он не ошибся.
   —    Ну что же, — кивнул он. — Ты действительно взрослый человек и вольна поступать так, как счита­ешь нужным. Регина, займитесь приемом вклада.
   —    Где Призрак? — строго спросил Редин у Но­сорога.
   —    Уехал с Валентиной Ивановной.
   —    Тоша вызови троих парней из свободных, — решил Редин. — Старшим поедешь сам. Нужно от­везти одного клиента во Внуково, посадить в самолет.
    И чтобы все было на высшем уровне! — строго пре­дупредил он.
   —    Федя, — нервно проговорила Анна, — как ты мог поддаться на это? Ведь я всегда тебе говорила, что Вальке верить нельзя. Она ненавидит нас и пы...
   —    Это касается только тебя, маман, — усмехнул­ся Федор. — Мы с Валькой в хороших. К тому же это предложил я.
   —    Что?! — поразилась женщина. — Ты? Но ради чего? Зачем ты рисковал своей жизнью? Ты подумал, что было бы со мной, если бы с тобой что-то случи­лось!
   —    Хватит, маман, — поморщился Федор, — я уже не маленький мальчик и все прекрасно понимаю. Ты видишь, за кого меня держит отец! Я для него как был, так и остался сопливым мальчишкой. Мне уже девятнадцать! А что он сделал для меня? Только отма­зал от армии! Он мне абсолютно ничего не доверяет! Из-за него я не знаю, что могу, а чего нет! — заорал Федор. — К делам банка он меня и близко не подпу­скает. Я уже не говорю о его бизнесе с оружием. Вот я и решил проверить, на что гожусь. — Помолчав, самодовольно улыбнулся. — Я заставлю считаться со мной не только как с его сыном. Я сумел провернуть это дело и не оставить никаких следов. Я взял...
   — Ты взял в руки оружие, — гневно перебила его мать, — и не для того, чтобы защищаться. Ты убил восьмерых людей. Но что ты этим доказал? Кому? — она усмехнулась. — Может, ты думаешь, что я буду восхищаться этим твоим геройством? Нет, нет и нет. К тому же еще ничего не кончилось. Все только начинается. Ты знаешь, что отец платит Зяб­лову за молчание? Ты знаешь, что Филимон послан в Саратов, чтобы... — осекшись, она замолчала. В гла­зах Федора заплясал страх.
   —    Ты не. договорила, — совсем тихо сказал он, — зачем отец послал туда Филимона?
   —    Чтобы спасти тебя! — крикнула мать. — Отец жертвует преданными ему людьми, чтобы оградить сына от кровной мести азиатов, а ты хочешь, чтобы с тобой начали считаться. Но обо мне ты подумал? — снова укорила его мать. — Ведь...
   —    А ты думаешь обо мне, когда валяешься на песках заморских курортов! — заорал он. — Когда трижды в год, а то и больше, прокатываешь миллио­ны! Ты сама используешь отца! Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы понять это. Ты, как говорится, баба в соку. А он? — Федор насмешливо посмотрел на мать. — У него из задницы песок сыплется. Вы уже два года спите отдельно. Только не говори, что так принято в аристократических семьях, — опередил сын приоткрывшую рот мать, — потому что я помню, как ты стонала под ним, когда...
   —     Как ты можешь?! — Анна вскочила. — Него­дяй! Она хлестко шлепнула его по щеке. От второ­го удара он увернулся и выскочил из комнаты.
   —    Негодяй! — повторила ему вслед Анна.
   —    Чего там? —спросил Игла вошедшего в ком­нату Федора.
   —    Тебе-то какое дело? — Федор зло посмотрел на него и быстро прошел в спальню.
   Что-то они с мамулей не поделили, —заметил куривший у раскрытого окна Игла. С высоты второго этажа он увидел быстро идущую к машине Анну.
   —    Надоела мне дачная жизнь, — хмуро заметил Пират.
   —    А чего? — выбросив окурок, усмехнулся Иг­ла. — Свежий воздух, прекрасное питание. Чуднень­ко. Тем более, что по вечерам девочки по вызову приезжают. Говорят, их Анка, — тихо, чтобы не ус­лышал Федор, добавил он, — на чистоплотность про­веряет. Боится, что сынуля какую-нибудь заразу пой­мает, — он приглушенно засмеялся.
   —    Лично для меня это тоже хорошо, — сказал Пират. — Я не хочу подхватить болезнь века.
   —     Есть простое и верное средство, чтобы не пой­мать СПИД, —усмехнулся Игла. — Спи один и спи дома.
   —     Был бы он, — Пират зевнул, — дом-то. Я уж давно стариков не навещал. Может, померли уже, — он криво улыбнулся.
   —    Поехали на реку, — вышел из спальни Федор.
   —    А пахан как? — с опаской спросил Игла. — Шкуру с нас не спустит? Тебя-то он, ясное дело, не тронет. Мы с Игорьком, — он кивнул на Пирата, — крайними будем.
   —    Не бойтесь, — ухмыльнулся Федор, — от­мажу.
   —     От стены что-ли? — поднимаясь, усмехнулся Пират. — Так Юрку отскребать замучаешься, он ху­дой, влипнет в стену и размажется.
   —    Ты тоже не амбал, — обиделся Игла. Посмеи­ваясь, они начали спускаться по лестнице.
   Довольно улыбаясь, Граф открыл дверь. Невысо­кий, плотный человек в строгом костюме, поправив бабочку, вошел в квартиру. Бегло осмотревшись, про­шел в комнату и удивленно взглянул на Виталия.
   —     Миль пардон, — улыбнулся он, — но, кажет­ся, месье, мы попали в женскую обитель.
   —    Ты по-прежнему наблюдателен, — живнул Граф. — Здесь живет одна...
   —     Не надо объяснений, Виталий, — не дал дого­ворить ему гость. — Где объект работы?
   —    Там, — Граф пошел в кухню, присел около раковины, показал на мокрое соединение:
   —     Ни хрена не получается. Вроде делов-то — гайку затянуть, а хренушки.
   —     Это не из пушки палить, — снисходительно заметил гость, Снял пиджак, аккуратно повесил его на спинку стула. Закатал рукава белоснежной рубаш­ки, поддернул отглаженные брюки и присел рядом.
   —     Инструмент, — коротко бросил он. Виталий подал ему разводной ключ.
   —    Да, — взвесив его на руке, он улыбнулся. — Давненько я не брал в руки подобных экспонатов.
   —     Слышь, Виконт, — начал объяснять, ему Граф, — вот тут...
   —     Молодой человек, — недовольно посмотрел на него Виконт, — я работаю без ассистентов.
   —     Извини, — явно Довольный Граф встал. — Я сейчас организую что-нибудь перекусить. Нужно же отметить нашу встречу.
   —    Я бы очень просил не мешать, — сердито про­ворчал Виконт. Граф, стараясь делать это быстро и тихо, достал из холодильника бутылку водки, кусок копченой колбасы, прихватил полбуханки хлеба и ушел в комнату. Достал из привязанных к голени ножен нож и стал резать колбасу.
   Граф больше часа пытался с помощью разводного ключа устранить течь. Но, собрав и выплеснув на трубу, водопровод вообще и на ключ изрядный запас мата, понял, что ничего не получится. Вымыл руки и пошел искать сантехника. Одна пожилая дама любез­но сообщила ему, что «паршивец снова около ларьков на бутылку собирает... Тогда Граф пошел к коммер­ческим ларькам у остановки.
   —     Виталий? — услышал он изумленный го­лос. — Вы ли это? — Обернувшись, увидел своего старого знакомого, одного из лидеров отмирающей профессии медвежатников Альберта Кирилловича Знаменского, известного в уголовной и милицейской среде как Виконт. Знаменский был вор-одиночка. Он в свое время прославился рядом дерзких . краж на Украине и юге России. Перед его искусством пасова­ли модерновые сигнализации, и неприступные сейфы быстро и охотно, так говорил Виконт, открывали свои недра. После обычных при таких встречах вопросов и ответов решили, как и полагается, вспрыснуть встре­чу. И тут Граф, вспомнив о золотых руках Виконта, предложил ему небольшую работенку.
   —    Молодой человек забыл, — с иронией напом­нил Виконт, — что специфика нашей с ним работы весьма различна. Хотя, в общем-то, мы занимаемся одним и тем же — освобождаем сейфы. Но, позволю заметить, делаем это разными способами.
   Граф поспешно объяснил, что он не предлагает совместной операции по изъятию крупной суммы:
   —    Все гораздо проще. И в то же время чертовски трудно. Нужно починить трубу под краном, которая...
   —    Чем труднее, — спокойно перебил его Ви­конт, — тем интереснее.
   Воспоминания Виталия прервал короткий злой возглас на кухне. Рванувшись туда, он тут же отвер­нулся,Чтобы скрыть смех. Белоснежная рубашка Ви­конта уже не блистала первозданной свежестью. По его лицу стекали ржавые ручейки. Холеными руками Знаменский безуспешно пытался зажать хлеставшую из трубы воду.
   —    Да не стой тополем на Плющихе! — заорал Виконт. — Иначе будет всемирный потом. — Граф бросился на помощь.
   Хрипатый медленно шел по улице. Мускулистые плечи, как бы продавленные тяжелым грузом, ссуту­лились, в глазах плескалась тоска. Хрипатый остано­вился, закурил и посмотрел на высокое здание.
   —    Коновалы хреновы, — зло процедил он. — Если с ней что-нибудь случится, я вас, суки! — сжал кулаки, отбросил сломанную сигарету и побрел дальше.
   —    Земляк, — окликнул его рослый парень в ко­роткой кожаной куртке, —дай-ка закурить! —Хри­патый полез в карман за сигаретами.
   —    Ты немой что ли? — насмешливо поинтересо­вался парень. Георгий молча протянул пачку.
   —     Богатенький Буратино, — насмешливо прого­ворил подошедший справа второй парень. — Может, пачку подгонишь? — Хрипатый резко отдернул от его протянутой руки сигареты. — Ты чего? — угрожаю­ще шагнул к нему парень. Георгий кулаком врезал ему между ног. Приглушенно взвыв, тот присел. Каб­луком вскинутой вверх правой ноги Хрипатый ударил его в лицо и той же ногой встретил первого. Из стоявших метрах в десяти «жигулей» к нему с матом рванулись еще двое. Хрипатый бросился навстречу. Поймав первого за- выброшенную в прямом ударе руку, ладонью резко хлопнул по локтю. Рывком бро­сил заоравшего парня под ноги второму. Мгновенно остановившись, тот испуганно взглянул на Хрипато­го и, примирительно подняв руки, торопливо загово­рил:
   —     Все, хорош, я только... — прыжком прибли­зившись, Георгий боковым в челюсть бросил его на асфальт.
   —    Стоять! —услышал он требовательный крик. Оглянувшись, увидел двух бежавших к нему милици­онеров. Приотстав, третий что-то быстро говорил в переговорное устройство. Хрипатый рванулся к доро­ге. С визгом покрышек об асфальт занесло шедшую на скорости «волгу». Из нее вслед ему раздались про­клятия. Милиционеры бросились за Хрипатым. Вбе­жав в подворотню, он метнулся за угол и выскочил в узкий переулок. Со стороны проезжей части в пере­улок на скорости завернули милицейские «жигули». С другой стороны ему навстречу бежали двое милицио­неров. Выматерившись, он перебежал переулок, вле­тел во двор шестиэтажки и нырнул в арку. Прижав­шись спиной к стене, прислушался...
   — Проверьте подъезд! — скомандовал кто-то. — И осторожнее! Парень спец в рукопашном!
    Хрипатый выглянул, увидел спину вбегавшего в подъезд милиционера и неторопливо пошел обратно.
   — Бегущего парня не видели? — спросил моло­дой сержант.
   —    Мимо какой-то в арку выскочил, — прохри­пел он! — Вон туда.
   —    За мной! — скомандовал рванувшийся под арку сержант, следом бросились двое. Хрипатый спо­койно подошел к открытым воротам железного га­ража.
   —     Извините, — обратился он к пожилому чело­веку, который возился в моторе, — огонька не найдется?
   —    Держи, — не поворачиваясь, тот испачканной в масле рукой протянул спичечный коробок.
   —    Что случилось? —прикурив, спросил Георгий.
   —    Да масло бросает! — буркнул пожилой.
   —     Можно посмотреть? — подойдя ближе, спро­сил Хрипатый.
   —    Конечно, — сразу согласился водитель. — Понимаешь в машинах?
   —     Не ас, — усмехнулся Хрипатый, — но, быва­ет, делаю. Похоже, кольца залегли, — сообщил он. — У вас новые есть?
   —    Есть.
   —    Давайте, — сняв куртку, Хрипатый взял ключ. Подскочивший к открытым воротам гаража милицио­нер увидел четыре ноги и две задницы согнувшихся над открытым мотором мужчин.
   —    Никого не видели? — быстро спросил он.
   —    Только забросанные маслом свечи, — хрипло ответил один.
   Галина с покрасневшими от бессонной ночи гла­зами вышла из ворот больницы. Вздохнув, посмотрела на окна первого этажа.
   —     Галя! — услышала она голос сзади. Резко обернувшись, увидела подходящего Николая. За его спиной стоял «мерседес».
   —    Зачем ты здесь? — сердито спросила она.
   —    Я привез лекарство Павлику, — сказал он, — еще ночью. Витамины и какие-то антибиотики. Я не знаю названия. Просто..
   —    Что тебе от меня надо? — устало спросила она. — Я же говорила, что больше не хочу тебя видеть.
    —    Пойми, Коля, того, что было, не вернуть. Я тогда поверила твоим словам и была с тобой только для того, чтобы отомстить Андрею. Но ты сказал неправду! — голос ее окреп и зазвенел. — Я узнала твое истинное лицо. Мне неприятно тебя видеть!
   —    Я люблю тебя, — горячо проговорил он. — Я всегда любил тебя! И только поэтому не сказал тебе о смерти Андрея.
   — Повторяю в последний раз! — твердо сказала Галина. — Я не хочу тебя больше видеть. Если ты подойдешь ко мне еще раз, я расскажу Павлу Афа­насьевичу обо всем. Ты понимаешь, что тогда с тобой будет? — насмешливо, спросила она. По его лицу было видно, что он хочет что-то сказать, на сумел сдержаться, резко развернулся и дошел к машине.
   —    Не знаю, как вас и благодарить, — прогово­рил пожилой мужчина, —может быть, возьмете...
   —    Я тоже благодарен вам, — прохрипел Геор­гий, — давно с машинами не занимался.
   —    Папа! — откуда-то сверху раздался женский голос. —Ты скоро?
   —    Сейчас! — подняв  голову, ответил пожилой. Проследив за его взглядом, Хрипатый увидел на бал­коне ярко-рыжук молодую женщину. Он узнал ее - старшая медсестра из отделения, в котором лежала Люда. Она тоже узнала его.
   — Кто с тобой? — громко спросила она.
   —    Этот молодой человек помог мне починить машину, — весело ответил отец. — Я бы сам никогда не смог. Лена, — внезапно обрадовался он пришед­шей в голову мысли, — приготовь нам что-нибудь выпить. Мы сейчас поднимемся. — Повернувшись к Хрипатому, улыбнулся. — Надеюсь, вы не откажетесь от рюмочки прекрасного коньяка? — Увидев раз­думье в глазах прекрасного автомеханика, понял по- своему. — А потом Елена, это моя дочь, отвезет вас куда вам нужно.
   Галина подошла к двери квартиры, достала клю­чи, но открыть дверь ей помешали слаженные голоса:
   —    Я знаю, меня ты не ждешь и писем моих не читаешь. Встречать ты меня не придешь, за стыд за позор посчитаешь! — Галина толкнула незапертую дверь и вошла.
   —   Давай, Виталик, за то, что хоть раз в жизни вместе по делу прошли, — услышала она незнакомый голос. Остановившись, испуганно замерла.
   —    А ведь получилось! — засмеялся Граф. Послы­шался короткий звон стекла. Галя неслышно отступи­ла назад.
    — И даже не протекает! — произнес незнакомый голос. — Я, оказывается, не только сейфы открывать могу.
   —    Ты, Виконт, классный сантехник. Меняй спе­цифику работы. Сантехник сейчас — самый уважае­мый работник в доме.
   —    А ты помощником пойдешь? — ехидно поин­тересовался Виконт.
   —    Там видно будет, — усмехнулся Граф. — Сей­час...
   —    Здравствуйте, — перебил его веселый голос Галины.
   —    Добрый день, — почтительно проговорил по­пытавшийся подняться Виконт. Качнувшись, стал па­дать назад. Граф поймал его и посадил на стул. Галя увидела покрашенный шов стояка, улыбнулась.
   —    Мы это, — растерянно проговорил Граф, — сейчас...
   —    Да нет, ничего, — засмеялась она, — я просто забежала чтобы сказать, что я теперь буду жить в больнице с сыном. И хотела попросить тебя, чтобы присмотрел за квартирой. Й... — смущенно, не зная, как он воспримет это, попросила она, — если не трудно, покупать и приносить мне и сыну кое-какие продукты. Деньги я оставлю. А то там, в больнице...
   —    Насчет денег ты, голубушка, не волнуйся, — неожиданно не дал ей договорить Виконт, — дети — это святое. Да и не дочь миллионера ты, — усмехнул­ся он и, не давая сказать покрасневшей от смущения Галине ни слова, твердо закончил. — Так что не волнуйся. С хатой все путем будет! И сыночек твой будет иметь все. А что у него?
   —    Гепатит, и давление сильно повысилось. Врач сказал, аллергия на какое-то лекарство.
   —    Короче, так, — Виконт посмотрел на Вита­лия. — Сейчас малость переедим это дело. Потом отмокнем и к Медику завалимся. Он все эти примоч­ки знает.
    —    В какой больнице вы лежите? — повернул­ся он к Галине.
   Хрипатый внимательно посмотрел на хозяина:
   —     Спасибо, но я сам доеду, прощайте. — Не дожидаясь ответа, вышел.
   —     Почему ты так себя вела? — повернулся к дочери хозяин:
   —     На это есть причина, — резко ответила она. — Ты приглашаешь в квартиру неизвестно кого! Сейчас время такое...
   —    Да он просто помог мне исправить «моск­вич»! — сердито прервал ее отец. — Должен, же я был хоть как-то отблагодарить человека. Я же не твой доктор, который меняет машины, как перчатки!
   Георгий медленно шел по улице. Когда они под­нялись на второй этаж и вошли в трехкомнатную квартиру, дочь хозяина встретила их холодно. В сущ­ности Хрипатый принял приглашение только ради того, чтобы узнать, что с Людой. Но Елена, выставив на стол бутылку бренди и закуску, сослалась на голо­вную боль и ушла. «Сучка! — зло вспомнил ее Хри­патый. — Не может сказать, что там!» Увидев маши­ну, поднял руку. Выходной закончился и нужно было ехать к этому возомнившему себя всемогущим само­держцем Редину.
   —    Что надобно? — сердито спросила мать Воло­шина вошедших в дом двоих крепких парней.
   —    Милиция, — небрежно сказал один и сунул ей под нос удостоверение, на котором под гербом было написано «МВД РОССИИ».
   —    Господи, — мгновенно переменила тон жен­щина,— чаво нужно-то?
   —     Где ваш сын? — быстро пройдя по комнатам и заглянув в спальню, спросил второй.
   —    Димка в город позавчерась уехал, — торопли­во ответила она. — А чем дело? Чаво вам от него треба-то? Может, супостатов помали?
   — Нам нужен ваш сын, — строго проговорил парень с короткими, курчавыми волосами.
   —    Так ты можешь сказать, на кой он нужен- то, — рассердилась женщина. — Ведь я, чай, мать ево!
   —    Когда, вы говорите, он в Саратов уехал? — спросил второй парень.
   —    Позавчерась, — снова сказала она.
   —    Он говорил, когда вернется? — спросил пер­вый.
   —    Он, чай, не маленький, чаво же докладывать- то должен?
   Выйдя из рейсового автобуса, Волошин с двумя набитыми продуктами сумками шел по деревенской улице. Вслед ему лениво лаяли учуявшие чужого соба­ки. Дорогу пересекли три важно шагавших гуся. Торо­пя их, он взмахнул рукой. Растопырив крылья, гуси угрожающе выгнули длинные шей и зашипели. Под­ходя к дому, Волошин увидел стоявшие у крыльца «жигули» с саратовским номером.
   —    Дмитрий! окликнул его высокий плотный человек из «уазика». — Пчёл я купил, деньги у ма­тери!
   —    Здравствуйте, дядя Степа! — кивнул Волошин.
   —    Ну как съездил-то? — спросил тот. Есть чего нового? Не нашли этих гадов?
   —    Говорят, ищут, — входя в дом, ответил Дмит­рий.,
   —    Так они и будут говорить, — буркнул Сте­пан. — У меня в прошлом году пять ульев тяпнули. До сих пор ищут! — он зло выматерился. Сидевший рядом с ним невысокий человек вышел из машины с молочной флягой и подошел к колонке.
   Волошин, войдя в комнату, поздоровался.
   —    Волошин Дмитрий? — шагнул к нему муску­листый парень.
   Да. А в чем дело?
   —    Вам придется проехать с нами, — с другой стороны к нему подошел кучерявый.
   —    А кто вы такие? — по-прежнему удивленно спросил Волошин.
   —    Милиция энто — подсказала мать. — У них и документы есть.      
   —    Поехали, — рывком заведя ему руку за спину, потребовал парень.
    —    Погодь, — ему в плечо уцепилась мать. — Куда вы его? Что случилось-то?
   —     Ваш сын подозревается в убийстве жены и дочери, — официально заявил кучерявый.
   —    Господь с тобой! — ахнула она. — Да как же это?
   —     Покажите документы! — сумев вырвать руку, Дмитрий отскочил к стене.
   —    Спокойно, гражданин Волошин! — строго предупредил его кучерявый.
   —     Покажите документы! — Дмитрий схватил утюг. — Положи утюг! — сунув руку в оттопыренный карман куртки, потребовал мускулистый. Кучерявый, резко развернувшись, ударил Волошина ногой в жи­вот. Отскочив назад, Волошин бросил в него утюг. Кучерявый выхватил из кармана пистолет.
   —    Ратуйте! — пронзительно закричала мать. — Ратуйте, люди добрые! — она толкнула в спину мус­кулистого, обеими руками схватила руку кучерявого с пистолетом. Приглушенно хлопнул выстрел.
   —    Митрий, — хрипло выдохнула мать. Прыгнув вперед, Волошин с размаху врезал кучерявому в ухо. Отшатнувшись к стене, тот, увлекаемый держащей его матерью, рухнул на пол.
   —    Мама! — отчаянно закричал Волошин. Вско­чив, мускулистый ударил его кулаком по затылку. Развернувшись на шум, Волошин тем самым сумел избежать удара. Снова широко размахнувшись, он ударил сам. Пропустив над головой его кулак, при­гнувшийся мускулистый коротко и сильно врезал ему в живот. Горячая боль сложила Волошина пополам. Он повалился лицом вниз.
   —    Ты чего делаешь?! — раздался от двери гром­кий бас. Мускулистый вскинул руку с пистолетом. Дуплетом прогремел выстрел двустволки. Картечь ра­зорвала грудь, шею и подбородок мускулистого и от­кинула его назад. Врезавшись затылком в треснувшее зеркало, оставляя на стекле широкий кровавый след, он скользнул вниз и грохнулся на пол. Кучерявый вскочил, в стремительном прыжке выбил стекло боль­шого окна и вывалился на улицу. Вскочил и метнулся к «жигулям».
   —    Стреляй, Васька! — загремел переломивший стволы двустволки Степан. — Уйдет гад! — От «уази­ка», отдавшись в саду коротким эхом, ударил выстрел. Осыпалось переднее стекло «жигулей». Заорав — не­сколько дробинок попали ему в лицо, кучерявый все же завел мотор, включил заднюю скорость и, пытаясь развернуться, сдал машину назад, «жигули» врезались задним бампером в забор и остановились. Кучерявый успел тронуть машину вперед. От крыльца снова дуп­летом выстрелил Степан. Картечь разбила стекло, продырявила кабину и впилась в спинку сиденья и только три дробинки достались шее кучерявого, «жи­гули» вильнули, врезались в сбитый из толстых досок курятник и замерли. С кудахтаньем в дверь вылетали потревоженные куры. К дому матери Волошина, ус­лышав выстрелы, бежали взволнованные люди.
   —    По-моему, там война, — услышав ружейные выстрелы, кивнул в сторону деревни Тарзан.
   —    Черт возьми, — недовольно бросил Филимон. Вышел из машины и приложил к глазам морской бинокль.
   —    Хорошо хоть так, — опуская бинокль, бурк­нул он.
   —    Чего там? — спросил здоровяк.
   —    Остается уповать на госпожу удачу, — неопре­деленно отозвался Хирург. Бросил бинокль на заднее сиденье, сел за руль: — Поехали!
   —    А эти как? — садясь рядом, спросил Тарзан.
   —    Для них, — трогая машину, сказал Фили­мон, — а особенно для нас, будет гораздо лучше, если деревенские их прибили.
   —    Я ждал тебя раньше, — после приветственных объятий сказал Зяблов.
   —    Знаю, — улыбнулась Зинаида, — но мне при­шлось задержаться. Встретила старую подругу, — улыбнувшись, чмокнула его в полную щеку. — Она очень просила погостить. Но я так соскучилась по тебе, милый, — томно проворковала Зинаида.
   —    Я тоже, — снова привлекая ее к себе, прошеп­тал он.
   —     Подожди, Костик, — она легко выверну­лась, — я же с дороги. Сейчас приведу себя в поря­док и вот тогда, — она шутливо погрозила ему паль­цем, — замучаю.
   —    Есть еще порох в пороховницах, — он гулко стукнул себя в грудь. В глазах Зинаиды промелькнула насмешливая досада.
   —    Да, — словно вспомнив, она посмотрела на него, — что удалось выяснить о перехвате денег?
   —    Ничего существенного, — равнодушно отмах­нулся он. — Милиция уверена, что они сами себя перестреляли. А на самом деле все гораздо проще. А почему тебя это так интересует? — он подозрительно взглянул на жену.
   —    Да хотя бы потому, — раздраженно ответила она, —что здесь замешан друг нашей семьи! Твой товарищ и мой несостоявшийся супруг!
   —     Так вот что тебя волнует, —- усмехнулся он, — все не можешь забыть, что Иван предпочел тебе Анну.
    — Если оно и так, — зло блеснула глазами Зина­ида, — то это относится только к ней. А Ванюше я не могу ни забыть, ни простить другого. И ты пре­красно знаешь, о чем я говорю! Поэтому мне не понятно твое бездействие. Ведь появился редкий шанс разделаться с Рединым. И — что самое глав­ное — чужими руками. Нужно дать Касыму тонкий, но понятный намек, что...
   —    А твою подругу, у которой ты была, — пере­бил ее Зяблов, — не Касым зовут?
   —    Как ты смеешь! — воскликнула Зинаида. Бро­сила на него быстрый, злой взгляд, схватила халат и быстро пошла к двери.
   —    Значит, она была у Касыма, — пробормотал Зяблов. Криво улыбнувшись, подошел к телефону и когда ему ответил женский голос, сказал:
   —    Она вернулась.
   —     Шеф, — в открытую дверь быстро вошел гиб­кий парень, — звонил майор Зимин. Сегодня ночью бывший начальник медвытрезвителя не справился с управлением и погиб.
   —    Придется поехать посочувствовать, — усмех­нулся Зяблов.
   —    И еще, — из-за спины парня появился высо­кий в камуфляже. — Только сейчас получено сооб­щение о том, что в деревне Выселки убита мать Волошина. Туда выехала следственная бригада област­ного УВД.
   —    Вот как? — Зяблов изумленно посмотрел на него. — Что еще?
   —    Зимин позвонил сразу же после разговора с ним, — высокий кивнул на вошедшего первым. — Подробности сообщит позже.
   —     Вот что, — решил Константин Федорович, — немедленно пошли в деревню пару парней поумней. Пусть послушают, что деревенские говорят. Просто зайдут в магазин, и все. Там обычно все новости обсуждают. Но пошли таких, — предостерег он, — чтобы мордами попроще были. И оделись подо­бающе.
   —     Ни хрена себе! — возмущенно говорил дядя Степан. — А что я еще мог?! Он, гаденыш, на меня пистоль наставил! А второй, если бы я не пульнул, укатил бы!
   —    И все-таки ружье у вас придется забрать, — словно сожалея об этом, сказал капитан милиции. — Эксперты осмотрят, сравнят...
   —    Так, может, вы и меня загребете?! — загремел мужчина. Его крупное лицо побагровело. — И за решетку! Как убийцу!
   —    Перестаньте, Степан Семенович, — попросил капитан, — никто вас загребать, как вы выразились, не собирается. Я же говорю вам...
   —    А как я на пасеку без ружья поеду? — сердито спросил дядя Степан. — Ведь сейчас таких, как эти, хоть пруд пруди! Или друзья ихние! Не дам ружье.
   —    Степан Семенович, — капитан улыбнулся, — неужели вы думаете, я поверю, что это у вас единст­венное ружье? — он подмигнул Степану и засмеял­ся. — А ружье вам очень скоро вернут, даю слово.
   —     Ну да, — буркнул тот, — в милицию попа­ло — пиши пропало.
   —    Нехорошо вы о нас думаете, — весело заметил милиционер.
   —    Так я один, что ли, так думаю, — Степан Семенович пожал плечами.
   Сидя на корточках у стены, Волошин, не отрыва­ясь, смотрел на очерченный мелом силуэт.
   —    Мама, — шептал он.
   —    Сейчас с ним говорить бесполезно, — тихо сказал человек в штатском. — Ведь на его глазах убили мать, а до этого жену и дочь.
    —    Да, в сущности, и говорить-то не о чем, — вздохнул невысокий полковник милиции. — Все ясно. Но говорить все равно придется. Не сейчас, — опередив собравшегося возразить оперативника, со­гласился он.
   —    Товарищ полковник, — к нему подошел лей­тенант милиции. — Только сейчас передали — вто­рой по дороге скончался. Врач «скорой» делал все возможное, но бесполезно. Он даже в сознание не пришел. Картечины в шею глубоко вошли. Врач сразу сказал, что если выживет, то говорить не сможет.
   —    Вот она, жизнь, — недовольно сказал полков­ник. — Таких, как эти, на месте, без суда и следствия стрелять надо, а их в «скорую»! А мужиков по допро­сам затаскают.
   —    Машину кто осматривал? — взглянул на «жи­гули» преступников, спросил он.
   —     Ничего, — ответил подошедший капитан, — бутылка шампанского и три банки пива.
   — Запрос в ГАИ сделали?
   —    В угоне. Вчера ночью увели от бани. Хозяин сразу позвонил. Но перехватить не удалось. Номера- то другие. Сейчас проверяют хозяина этого номера.
   Дмитрий вытер рукавом катящиеся слезы, разжал судорожно сжатый кулак и положил перед собой ави­ационный билет. Когда во дворе загремели ружейные выстрелы, он подбежал к матери, осторожно припод­нял ее и понял, что она мертва. Потом бросился к лежащему в луже крови убитому. Не зная, зачем он это делает, быстро обшарил его карманы. Липкими от крови пальцами достал из заднего кармана авиацион­ный билет. Распрямил билет и прочитал: «Москва-Са­ратов. Рейс... Услышав шаги на кухне, быстро сло­жил билет и сунул в задний карман брюк.
   —    Ну что? — спросил вошедший в небольшую комнату Адам.
   —    Ничего хорошего, — тихо проговорил Фили­мон. — Парней колхозники положили. Дай Бог, если на глушняк.
   —    А этого? — воскликнул Богунчик, — Воло­шина?
    — Хрен его знает. Кого-то они там шлепнули. А вот кого, — он пожал плечами, — это уж ты узнавай. Мы показываться в деревне не будем.
   —    Как же я узнаю-то? — удивился Адам.
   —    Все равно как, — жестко взглянул на него Филимон. — Хочешь — в деревню кати, а хочешь — в милицию. Но я должен знать к вечеру, жив ли Воло­шин. — Потянувшись, спросил. — Что Редин говорит?
   —    Приказал Волошина убрать, — буркнул Адам.
   —     Вот видишь, — лучезарно улыбнулся Хирург. — Мое желание совпадает с пожеланием шефа, — и тут же серьезно добавил. — Сообщи ему о парнях. Даже если они трупы, то все равно могут возникнуть не­приятности. Потому что один из них, кажется, судим. А значит, менты по отпечаткам выйдут на кого-то, кто его знал. И это может привести к шефу.
   —    Парни из команды Призрака, — не согласил­ся с ним Богунчик. — А он судимых не берет. Не верит он отсидевшим.
   —     В чем-то Призрак прав, — кивнул Фили­мон, — но все равно, сообщи Редину. И постарайся поскорее выяснить насчет Волошина и парней, пото­му что если хотя бы один из них жив, нужно вмеши­ваться. Если Волошин никуда не денется, то парни могут разговориться, а я этого -допустить не могу. Поэтому чем быстрее ты узнаешь о результате, тем спокойнее будем спать.
   —    Вы где были? — спросила Ирина вошедшую в комнату Веру Николаевну.
   —    Ходила в милицию, — женщина устало опу­стилась на стул, — посмотрела на того, кто Сашу... — не договорив, тяжело вздохнула.
   —    Мама, — невестка обняла ее за плечи, — за­чем вам это?
   —    Это не он был, — прошептала Вера Николаев­на, — я в этом уверена, понимаешь? Я сидела перед убийцей сына и не чувствовала ни ненависти, ни неприязни. Ничего. Этот был просто перепуганный, ничего не понимающий человек. Это не он, — уве­ренно сказала Вера Николаевна.
   —    Машина угнана вчера, — краснолицый майор отпил глоток из бокала и посмотрел на Зяблова. —
   Судя по всему, это они убили жену и дочь Волоши­на. Вполне возможно, они же причастны к сгорев­шим машинам. У следствия нет никаких зацепок, что «жигули» и «джип» были обстреляны — огонь унич­тожил все следы, но тем не менее такая версия суще­ствует.
   —    Послушай, Зимин, — недовольно проговорил Зяблов, — я плачу тебе не за то, чтобы ты оповещал меня о версиях. Мне нужны факты.
   —    Уж вам-то, Константин Федорович, — оби­женно протянул майор, — грех обижаться на меня. Что же касается фактов, то есть один. Вера Нико­лаевна, ваша сводная сестра или как она вам прихо­дится?
   —    При чем здесь она? — сухо спросил Зяблов.
   —    Она сегодня, совсем недавно, кстати, приходи­ла в отделение. Уговорила следователя дать ей воз­можность увидеть убийцу сына. Тот удовлетворил ее просьбу. — Увидев, как насторожился за стеклами очков взгляд Зяблова, усмехнулся. — Вы правы. Она заявила следователю, что человек, которого ей пока­зали, не убивал ее сына.
   —    Черт возьми, — проворчал Константин Фе­дорович, — Шерлок Холмс в юбке. А какого черта ей дали говорить с водителем? — раздраженно спро­сил он.
   —    Мне этого не объяснили. — Не прощаясь, майор быстро пошел к выходу. Зяблов поднялся и осмотрел небольшой видеозал. Кроме него, майора и трех парней его охраны, никого не было.
   —    Клоун, — негромко позвал он. Высокий па­рень в камуфляже подскочил и выжидательно уста­вился на него.
   —    Водителя надо кончать, — глухо бросил Зяб­лов, — пока его не перевели в тюрьму. Нужно сде­лать так, чтобы с ним не успел поговорить прокурор. А он у нас новенький, — зло процедил он, — и законопослушный. Сам не нарушает и другим не дает.
   —    Понял, — кивнул Клоун. Широкоплечий па­рень протянул ему телефон.
   —    Говорите, — взяв трубку, буркнул Зяблов.
   —    Это я, — услышал он голос Богунчика, — мне необходимо с вами встретиться.
   —    Сегодня не получится, — поморщился Зяб­лов. — У меня расширенное заседание спортклуба. Давай завтра, с утречка.
   — Необходимо увидеться сегодня, — настойчиво сказал Адам. — Это в ваших интересах.
   Войдя в ресторан, Редин внимательно осмотрелся и быстро пошел к сидящим за столиком троим узког­лазым мужчинам.
   —    Я рад, что вы приняли мое приглашение, — сразу перешел к делу Редин.
   —    Мы давно шли на сотрудничество, — улыб­нулся рослый плосколицый человек, — но вы сами не желали иметь с нами дела.
   —    Теперь ситуация изменилась, — сказал Иван Степанович. — Мне нужна ваша помощь.
   —    Мы всегда рады оказать услугу хорошему чело­веку, — улыбнулся второй, молодой человек в темных очках.
   —    Надеюсь, вы слышали о моем недоразумении с Касымом? — спросил Редин. Переглянувшись, все трое кивнули. — Не буду задерживать вас долгим вступлением. Мне нужно, чтобы вы покончили с Ка­сымом.
   —    Мы не станем утомлять вас, уважаемый Иван Степанович, расспросами, — с улыбкой посмотрел на него плосколицый, — но хотели бы услышать ответ на простой вопрос: что с этого будем иметь мы?
   —    Первую заказанную им партию получите вы, — сразу ответил Редин, — бесплатно. О дальнейших по­ставках, думаю, договоримся.
   —    Отлично, — улыбнулся рослый.
   —    Сразу после Касыма присылайте людей, —да­вая понять, что разговор окончен, Рёдин встал. Про­вожая его взглядом, плосколицый довольно улыб­нулся:
   —     Отлично, — по-казахски сказал он, — я давно добираюсь до шеи Касыма. Просто не было времени, а теперь оно пришло.
   —    Ты куда-то собралась? — спросил Призрак вышедшую из подъезда Валентину.
   —    К подруге, — улыбнулась она, — мы сто лет не виделись. А она училась в Штатах. Хочу услышать ее впечатления.
   —    Мне с тобой? — открывая дверцу «вольво», спросил он.
    —    Со мной поедет Хрипатый, — усаживаясь за руль, ответила она. Призрак взглянул на мрачного, садящегося рядом с ней Георгия и весело спросил:
   —    Ты чего такой смурной?
   Не отвечая, Хрипатый закрыл дверцу.
   Галина поставила большую сумку, набитую фрук­тами, овощами и игрушками. Взглянула на спящего мальчика лет пяти, бросилась к окну, замахала рукой. Стоявшие внизу у заборчика Граф и Виконт вскинули руки.
   —    Отличная девчонка, — кивнув на закрывшееся окно, сказал Виконт, — если ты надумаешь...
   —    Хорош тебе, — усмехнулся Граф.
   —    Ах, да, — засмеялся Виконт, — у тебя же железные правила — бандит не имеет искусственных примет, поэтому у тебя нет ни одной наколки, не пьет во время подготовки и дела, поэтому и трубу чинили всухую, и не обзаводится семьей, Хорошие, в общем-то, правила, — кивнул он, — но, знаешь, ес­ли откровенно, то порой подумаешь и не знаешь, на кой живешь. Если только ради того, чтобы воровать и тащить срок, — Виконт горько улыбнулся, — то скучно это. Ведь мужчина должен быть отцом, а по­том и дедом. А жизнь проходит, и никто не назовет тебя папой.
   —    А мне и называть некого было, — усмехнулся Граф.
   —     Сейчас разговор уже не о твоем безрадостном детстве, — сказал Виконт. — Дело подходит к закату. И понимаешь, — он снова вздохнул, — даже если подыхать на зоне будешь, а не на воле, знать, что ты оставил после себя не только раскуроченные сейфы, но и человека... — Виконт замолчал.
   —    Ты, похоже, под Макаренко косить собира­ешься, — сказал удивленный Граф. —Ладно бы, эту песню пел я. Мне ваши блаткомитеты, сам знаешь, до лампочки. Но ты-то козырный.
   —    Времена не те, молодой человек, — с грустью проговорил Виконт. — Ты совсем недавно с зоны. И что? Видел, что там сейчас? Молодняк идет на зону. Здоровые, как жеребцы, и уши проколоты. Да раньше такого с ходу обули бы. А сейчас? У них свой блаткомитет. А сколько воров в законе развелось? Тысяча баксов, и все — в короне. Ты прикинь, Виталик, раньше за то, что просто воровской жизни придержи­ваешься, менты пресс создавали. А уж если ты дейст­вительно вор — и говорить не хочется. Считай, с этапа в крытку отправляли. А если на зоне, то в шизо или бур. А сейчас? — Виконт выматерился.
   —     Сейчас в зоне патлы отращивают, — улыбнул­ся Граф, — видики, шмотки мейд ин не наше. Но я все, — твердо проговорил он, — в зону больше не пойду. Не потому, что боюсь чего-то, просто против­но все. Раньше был зэка, а сейчас хрен его знает что, — он поморщился. —Давай замнем базар на эту тему.
   —    Лады, — охотно согласился Виконт.
   Они проходили мимо пункта обмена валюты. Ря­дом с дверью — табло с сегодняшним курсом.
   —     Видишь, — сказал Граф, — раньше за доллар срок давали. А сейчас — и покупай, и продавай. Во дела.
   —    Я тоже, когда два года назад откинулся, — улыбнулся Знаменский, — глаза большие делал. До первого сейфа, — он засмеялся. — Взломал один офис, улавливаешь название? Сейф простенький, гол­ландский. Вскрыл и обалдел. Две тысячи-«зеленых». А потом привык. С ними даже удобнее. Одна бумажка сотенная — триста тысяч в кармане.
   —    Надо и мне начинать, — буркнул Граф, — а то как нищий на паперти, только что с протянутой рукой не стою. Да, — он посмотрел на Виконта, — все, что мы...
   —    Не ломай уши, — прервал его Виконт. — В расчете. — Увидев, что Граф хочет возразить, улыб­нулся. — Молодой человек, надеюсь, не забыл мою пьяную игру с мурманскими? Я тогда по бухе мог вполне на нож попасть. Ведь вкатил по тем време­нам... — вспомнив свой проигрыш, зажмурился. —А ты отдал. Не забыл свою достойную изречений вели­ких фразу?
   —    Так ведь фамилия у меня великая, — усмех­нулся Граф.
   —    Но я все же повторю те слова, — засмеялся Виконт. — «Дружба — это когда приходишь на по­мощь вовремя, и неважно в чем заключается по­мощь».
    —     Понял, — кивнул Граф. — Но мне самому нужна энная сумма. Хотел квартиру продать. А это означает, что с ходу ментов на хвост посажу: куда уехал, зачем, почему? Тысяча вопросов, а ответа, та­кого, чтобы их устроил, увы, не знаю, — понизив голос, Граф сказал. — Мне хочется попробовать, что это такое. Ведь сейчас охрана и в банках, и во многих пунктах обмена.
   —    Вот именно, — кивнул Знаменский, — поэто­му без пальбы хрен чего получится. А шмалять на- глушняк надо. Так что обсоси все, а уж потом при­кинь, чем и как заняться.
   —    Да я и так лошадей не гоню, — улыбнулся Граф. — Только без денег, когда всего вокруг полно, довольно-таки хреновато.
   —    А не хочешь попробовать себя в моей специ­альности? — немного подумав, спросил Виконт.
   —     Но ты же без подельников работаешь. А быть сбоку припеку я пас. Потому что...
   —     Не держи меня за подающего милостыню, — обиделся Знаменский. — Есть один сучий потрох! Он меня, как гандон, использовал, и привет. Даже руч­кой не помахал. Вот на него у меня зуб и горит, — сказал Знаменский. — Вскрыл для этого коммерсанта чужой сейф. Так, пустышка железная, а там расписка этого гомика на кругленькую по нынешним временам сумму. Он, падлюка, даже спасибо не сказал. А обе­щал прилично мне руку позолотить. Вот я и хочу навестить его гребаный офис, когда на улице темно. Войти-то я войду, — он посмотрел на внимательно слушающего Графа. — Но там ночью трое гавриков с дурами. Любой из них меня и без дуры щелчком положит. Вот я и предлагаю: каждому по способно­сти. Ты — этих с дурами — на уши. Я — сейф. Мне минут восемь понадобится. Ящик из Швейцарии. От­крыть-то можно и быстрее, но там сигналка цифро­вая. Так что лучше число набрать. Из семи пять я знаю. Как чувствовал, что придется.
   —    Но этих троих-то валить надо, — помолчав, по-своему согласился Граф.
   —    Нежелательно, конечно, — поморщился Ви­конт, — но и прощать я его, гниду, не намерен!
   —А он на тебя не выйдет?
   —     Почерк не мой, — улыбнулся Знаменский. — Я обычно кодом не пользуюсь.
   —    Когда? — перешел к делу Граф.
    — Вот за что ты мне нравишься, — засмеялся Виконт, — пара вопросов, и вперед. Ты, наверное, действительно потомок Суворова. Тот тоже долго раз­думывать не любил. Раз, и через Альпы.
   —     Нет его, — выходя из подъезда, развел руками Хрипатый.
   —    Подождем немного, — посмотрев на часы, ре­шила Валентина. Георгий молча уселся рядом.
   «Чем же папуля тебя держит? — бросив на него быстрый взгляд, подумала Валентина. — Зачем ты ему нужен? А то, что нужен, в этом нет сомнения. Ладно, — решила она, — нужно будет узнать, на чем они сошлись». А вслух спросила:
   —    Ты не знаешь, куда Анна Алексеевна поехала?
   —    Почему ты не зовешь ее мачехой? — хрипло спросил Георгий.
   —    Да она старше меня всего на восемь лет! — вспылила Валентина. — И несмотря на это, отец пы­тался заставить меня звать ее мамой! — Опомнив­шись, понимая, что этого говорить не следовало, по­вторила свой вопрос: — Так не знаешь, куда уехала?
   Хрипатый молча пожал плечами. Посмотрел на часы и спросил:
   —    Долго еще ждать будем?
   —    От силы полчаса.
   —     Вас ждут, — почтительно проговорил метрдо­тель. Сунув ему со долларов, Анна Алексеевна быстро поднялась вверх по лестнице к отдельным кабинетам.
   —     Наконец-то, — ей навстречу шагнул рослый мускулистый молодой блондин. Обнявшись, они сли­лись в поцелуе. Ее пальцы начали расстегивать его ремень.
   —     Отлично! — воскликнул Федор. — Сейчас кутнем на славу! За удачу! — Он, Игла и Пират, оставив «жигули» у ворот парка, неторопливо двину­лись к небольшому стеклянному бару.
   —    Три пива, — повелительно бросил Федор бар­мену. Переглянувшись с приятелями, засмеялся.
   —    Чего ты такой веселый? — недоуменно спро­сил Игла.
   —     Валька выделила нам приличную сумму, — он выудил из пристегнутого к ремню дорожного кошель­ка пачку долларов.
   —    Это тебе или, как ты сказал, нам? — спросил Пират.
   —    Ты чего? — усмехнулся Федор. — Думаешь, я вас по борту пущу? Нет, вы мне еще ой как понадо­битесь. Ведь это только начало.
   —    Может, ты выделишь мне мою долю, — серь­езно спросил Пират, — як матери сгоняю,
   —    Как скажешь, — Федор кивнул. — Но ты же не сейчас поедешь. Сегодня мы погулеваним, отметим наше освобождение из-под домашнего ареста, А за­втра поедешь.
   —    Ладно, — согласился Пират, — так и сделаем.
   Выйдя из кабинета, Растогин с улыбкой посмот­рел на вставшую Регину.
   —    До свидания, милая, а скоро я скажу тебе прощай.
   —    Я знаю, — печально вздохнула она. — И не представляю, как смогу работать с новым шефом. А кто будет вашим преемником? — она остро взглянула на него. Повернувшийся к двери Растогин не заметил выражения ее глаз.
   — Всему свое время, — сказал он. Как только телохранитель закрыл дверь, Регина схватила теле­фонную трубку и набрала номер.
   —     Понятно! — зло бросил Николай. Отключив телефон, положил его на стол. — Всему свое вре­мя, — пробормотал он. — Я-то знаю, кто будет вме­сто тебя. — Немного посидев, резко поднялся и крикнул: — Кот! Приготовь тачку! Едем в больницу!
   —    Вы посмотрите за ним, — попросила Галя.
   —    Конечно, — кивнула молодая медсестра, — не волнуйтесь.
   —    Он только что уснул, — вздохнула Галина, — я пойду прогуляюсь.
   — Он, может, здесь уже не живет? — трогая ма­шину, предположила Валентина.
   Может, и так, — согласился Георгий. — Граф хищник. И у него нет постоянного места, он на выездах работает.
   —    Ты так говоришь, — Валентина бросила на него удивленный взгляд, — словно, хорошо его зна­ешь. А, — вспомнила она, — вы же сидели вместе с ним в колонии.
   —    И не только, — усмехнулся Хрипатый.
   —    Чего не только? Ты что, его раньше знал?
   —    Мы с ним кентами в детдоме были, — Геор­гий улыбнулся. — Домашним от нас покоя не бы­ло, — Валентина задержала на нем изумленный взгляд. — Тормози! — воскликнул он, резко вывора­чивая руль вправо. Под визг покрышек «вольво» за­несло и развернуло. Побледневшая Валентина услы­шала злой мат водителя чудом избежавшей столкно­вения машины.
   —    Ты на встречную выскочила, — прохрипел Ге­оргий. — В нас чуть автобус не вписался, — вытерев со лба выступивший пот, усмехнулся. — сейчас на­чнутся неприятности. — К автомобилю быстро шел гаишник.
   —    Ничего, — улыбнулась Валентина. — Всё бу­дет хорошо.
   —    Вот он, этот офис, — Виконт показал на два зарешеченных окна. — Видишь свет? — кивнул он на угловое. — Там эти псы сидят. На втором этаже тоже какая-то контора, она не охраняется.
   —    Понятно, — Граф задумчиво посмотрел на окна. — И как же ты думал в офис попасть?
   —    Это ты должен думать, — засмеялся Знамен­ский. — Я над сейфом буду башку ломать.
   —    Постой-ка, — удивился Граф, — ты же база­рил, что знаешь, как туда попасть.
   —    Да если со мной таких, как ты тройка бу­дет, — усмехнулся Виконт, — я и монетный двор брать согласен.
   —    Ох, и крученый, — захохотал Граф.
   —    Я же говорила, что ничего не будет, — Вален­тина включила зажигание.
   —    Папаней прикрылась? — насмешливо спросил Хрипатый.
    —    Должна же мне от него хоть какая-то польза быть! — воскликнула она.
   —    Ты у больницы не тормознешь? — попросил Георгий.
   —    Конечно, — Валентина приостановила ма­шину.
   —    Подожди минут десять, — открывая дверцу, попросил он, — я туда и назад, мне только спросить.
   —    Хорошо, — Валентина достала сигарету.
   —    Сколько раз тебе повторять одно и то же! — воскликнула Галя. — Я тебя видеть не могу, понял?
   —    Давай поговорим спокойно, — Николай креп­ко сжал ей локоть. — Мне нужна ты. Я люблю тебя, я буду отличным мужем и отличным отцом Павлику, поверь.
   —    Я тебя ненавижу, — отчеканила Галина. — Ты мне противен. Ты подло обманул меня, ведь если бы не ты, у меня все было бы по-другому! — Размах­нувшись свободной рукой, она влепила ему поще­чину.
   —    Дура, — перехватив вторую руку, прорычал он. — Если бы не я, ты была бы сейчас голодная, а твой щенок уже давно сдох бы. Ты тблько со мной и жизнь увидела. Дрянь, — тыльной стороной ладони он резко ударил ее по лицу. Вскрикнув,, Галя схвати­лась за разбитые губы. — И вот еще что, — проши­пел ей в лицо Николай. — Если ты хоть слово вяк­нешь Растогину, твоему щенку крышка! — оттолкнув ее, Николай быстро пошел к выходу из больничного парка.
   —    Ты был с ней не слишком любезен, — на­смешливо заметил сидевший на заднем сиденье ши­рокоплечий мужчина с тонкой полоской черных уси­ков.
   —    Шлюха она, — рявкнул Николай, — тварь подколодная!
   —    Я не узнаю тебя, Зюзя.
   —     Если тебе, Туз, хочется называть меня по фамилии, то я бы предпочел, чтобы ты не сокращал ее, — с тихой угрозой в голосе проговорил Нико­лай.
   —    Хорошо, — легко согласился Туз, — только что от этого изменится? Ты, Зюзин, рискуешь проиг­рать эту партию. И тогда... — он многозначительно улыбнулся.
    —    Не надо, Туз! — зло бросил Зюзин. — Ты же видел...
   —    Слушай сюда, Спортсмен, — процедил Туз, — ты сам подкинул эту идею. Так что работай! И резуль­тат должен быть только положительный!
   —    Сучка драная! — прошипел Хрипатый. — Проститутка! — вне себя от ярости Георгий быстро шел к машине. Плюхнулся на сиденье и с силой захлопнул дверцу.
   —    Что с тобой? — Валентина испытующе по­смотрела на него.
   —    Все путем! — прохрипел он. Она покачала го­ловой. Если обычно Георгий произносил слова с лег­ким хрипом, то сейчас его голос напоминал рык простуженного медведя. «А медведи, — улыбнувшись, она тронула машину, — простужаются. Что-то его разозлило, — подумала она. — Интересно, что? Надо узнать. Этим можно воспользоваться. К тому же он, оказывается, был в одном детдоме с Графом. Какое совпадение! Сейчас главное — найти Графа».
   Волошин подошел к гробу, всмотрелся в заострив­шееся лицо матери. Что-то прошептал и, наклонив­шись, поцеловал холодные губы самого дорогого че­ловека в мире.
   — Мама, — чуть слышно проговорил Дмитрий, — прости меня, я не смог ничего сделать. Я просто слабый, трусливый человечишка. Я страшно перепу­гался, мама, — он зажмурился. — Я даже не могу плакать. Похоже, я уже вообще ничего не могу.
   — Ой, бабоньки, — озираясь на дом, торопливо проговорила невысокая толстуха, — Димка, видать, свихнулся. Как мать привезли, замолчал. Ни сло­вечка не произнес. Завтра хоронить, а он будто не­мой, и не пьет, — всплеснула она руками. — Я уж говорю своему — сходи, нехай с тобой выпьет. Так мой зараз вернулся. Я, говорит, зашел, а он будто не видит. Я, мол, так и сяк, а он все одно как неживой сидит.
    —     И правда, — поддержала ее женщина постар­ше. — Чаво-то с головою у него...
   —    Хватит вам! — сердито вмешалась крупная женщина. — Горе у человека, а вам лишь бы языки почесать. Не троньте его. Лучше давайте думать, как Ксению в последний путь проводим.
   —    Я мяса принесу, — со слезами сказала другая.
   —    Я пирожков испеку, — пообещала третья.
   —     Значит, Волошин жив, — нервно барабаня длинными сильными пальцами по столу, сказал Фи­лимон.
   —    В деревне говорят, он вроде как тронулся, — торопливо сообщил Адам, — не разговаривает ни с...
   —    Когда похороны? — думая о чем-то, спросил Филимон.
   —    Завтра.
   —    Кто-нибудь из родни приехал?
   —     Никого не было, — ответил Адам. — По крайней мере я ни о ком не слышал. Ведь если бы кто приехал, то обязательно в деревне разговор был бы.
   —    Вообще-то ты прав, — согласился Хирург. — Если бы родственники приехали, в деревне об этом говорили бы. Ну что же, — он встал. — Ночью к Волошину может маманя вернуться. И это скорее всего добьет его.
   Зяблов рассмеялся:
   —    Выходит, тех двоих, которые убили мать Воло­шина, колхозники убили.
   —    Пчеловоды, — несмело поправил его Клоун.
   —    Какая разница, — отмахнулся Зяблов. — А кто эти парни?
   —    Зимин говорит, что личности убитых не уста­новлены. Сейчас ждут результата по отпечаткам
   —    Ну что же, — откинувшись на спинку кресла, весело сказал Зяблов, — похоже, у Редина начнутся неприятности. — Посмотрев на часы, встал. — Отве­зешь меня на дачу, — сказал он широкоплечему пар­ню. — Я сейчас Зине скажу, что мы учения органи­зуем.
   —     Зинаида Владимировна уехала полчаса на­зад, — сказал крепыш. — Взяла свою машину.
    — С кем она поехала? — нахмурившись, спросил Зяблов.
   —    Шлюха! — Зинаида, прижав к полу молодую плачущую женщину, обеими руками хлестала ее по щекам. Всхлипывая, та безуспешно пыталась вы­рваться.
   —    Давно у тебя с ним?! — злобно спросила Зи­наида.
   —    Как вы уехали, — плача отозвалась женщи­на. — Но он слабый в постели, — словно пытаясь утешить ее, проговорила она, — я только из-за де­нег с...
   —    Шлюха! — Зинаида плюнула ей в лицо. Потом встала, поправила блузку и юбку и снова плюнула. — Зачем сюда приехала? — спросила она.
   —    Когда вы вернулись, — не поднимаясь, испу­ганно проговорила женщина —_: он позвонил и пре­дупредил. А сегодня позвонил и сказал, чтобы я на дачу ехала. Вот я...
   —    Убирайся! — гневно оборвала ее Зинаида. То­ропливо поднявшись, женщина бросилась к двери.
   —    Забыла! — кинув ей вслед сумочку, крикнула Зинаида. Подойдя к зеркалу, поправила сбитую при­ческу. — Подлец, — прошептала она. — Старый пердун. Все из себя Дон Жуана строит, подлец! — подойдя к столу, села и крикнула. — Рахим! — В комнату вошел невысокий худощавый узкоглазый мужчина с короткой бородкой. Одет он был в азиат­ский халат, за широким черным поясом — на манер кавказских джигитов торчал длинный обоюдоострый кинжал.
   —    Ты почему разрешил ей находиться здесь? — сердито спросила она.
   —    Хозяин сказал, — тихо, без малейшего акцен­та ответил узкоглазый.
   —    А я тебе кто?! — закричала она.
   — Вы, уважаемая Зинаида Владимировна, — его жена, женщина.       
   Зинаида расслышала в его ровном тоне презри­тельную нотку.
   —    Убирайся! — схватив графин, она запустила им в узкоглазого. Не шелохнувшись, тот вскинул руки и легко поймал графин.
    —    Не надо бить посуду, — ровно проговорил он. — Битое стекло — к крови. — Аккуратно поста­вил графин на телефонный столик и вышел. Задох­нувшаяся от возмущения Зинаида, словно выискивая, что бы разбить, быстро осмотрелась. Не увидев ниче­го подходящего, бросилась к холодильнику и достала бутылку шампанского.
   Выйдя из здания милиции, Вера Николаевна по­смотрела на Ирину.
   —    Я же говорила, что зря мы пойдем, — вытирая слезы, сказала она. — Преступников ищут, — вспом­нила она слова следователя.
   —    Я же хотела сказать, — Ирина сердито по­смотрела на улыбнувшегося ей молодого милиционе­ра, — так вы не позволили.
   —     Ох, дочка, — вздохнула свекровь, — ты моло­дая, красивая. Тебе только жить да жить. Да и сама же ранее говорила, что не поверит в это никто. Дока­зать мы ничего не сможем.
   —    Мама, — всхлипнув, Ирина порывисто при­жалась к ней, — я же...
   Свекровь была умной, много повидавшей женщи­ной. В конце концов она была матерью мужа этой молодой женщины и она все поняла. Улыбнувшись, сквозь слезы, она обняла невестку. Уткнувшись ли­цом ей в грудь, Ирина заплакала.
   —    Я давно хотела внука, — прошептала Вера Николаевна, — или внучку. Береги себя, Иринка, — с материнской строгостью проговорила она, — ребе­нок этот — память о Сашеньке, -- Снующие туда- сюда сотрудники милиции, увидев обнявшихся, на­взрыд плачущих женщин, сразу замолкали и осторож­но обходили их.
   —     Видишь, гад, — наградив чувствительным тол­чком приклада вылезшего из «воронка» рослого иско­лотого детину, зло бросил конвоир, — из-за таких, как ты, плачут.
   —    Я пару магазинов подломал, — обиделся дети­на, — не шей мне бакланку!
   —    Она меня чуть не убила! — дотрагиваясь до распухших губ, воскликнула молодая женщина разо­рванном на груди платье. — Как бешеная, налетела. Я думала, это ты. Подошла к двери...
   — Хватит! — резко оборвал ее Зяблов. — Вот тебе компенсация, — он сунул ей за лифчик сверну­тые купюры и приказал Клоуну. — Отвези ее в город.
   Зинаида с фужером в руке стояла у окна. В откры­тые Рахимом ворота въехала «волга».
   — Явился, — зло улыбнулась она. Отойдя от окна, уселась перед включенным телевизором.
   —    Чего с тобой? — в дверь боком вошел дядя Степан. — Я, конечно, понимаю, — басом прогово­рил он, — но ведь ты сам себя в гроб загонишь.
   — А что мне делать?! — истерически крикнул Волошин. — Как мне жить?! Сначала Сашу и дочь убивают! Теперь, прямо на моих глазах, маму! — От­дав все силы вспышке, снова ссутулился и уставился в стол.
   —    Я, конечно, понимаю, — повторил Степан, — но ведь все одно не дело это — заживо в гроб ло­житься. И квартиру бросил, и...
   —    Продал я квартиру, — глухо отозвался Дмит­рий, — на кой она мне. Со всей обстановкой продал.
   —    Тьфу ты, — с досадой сплюнул Степан. — Наверняка задарма отдал. Ведь Сашка там накупила стенок разных, телевизор японский, — он грузно опустился на стул, вытащил из кармана бутылку, со стуком поставил" на стол. —Я, конечно, —смущен­но начал он, — понимаю, что не дело это. Но все одно, — сорвал пробку и разлил водку в стаканы. — Давай помянем твоих.
   —    Нет, — отказался Дмитрий, — не хочу я пить.
   —    Так мы не пить, — терпеливо проговорил Сте­пан, — а за упокой души. Чтобы им земля пухом была. Надо, Митя. Ведь это не нами придумано. Так что давай, — он подвинул стакан к руке Волошина. Увидев лежащий перед ним авиационный билет, удивленно спросил. — Никак куда собрался?
   —    Нет, — взявшись за стакан, Дмитрий покачал головой, — это я у того, которого вы застрелили, нашел.
   —    Вот оно как, — поморщился Степан. — И на кой он тебе нужен?
    —    Не знаю. Здесь фамилия и имя есть.
   —    Ясное дело, — кивнул Степан, —ведь в са­молетах паспорта спрашивают. Но тебе-то чего до этой самой фамилии и имени? Надо было милиции отдать.
   —    Зачем? — скривив губы в горькой улыбке, спросил Дмитрий.
   —    Вообще-то оно так, — посмотрел на него дядя Степан. Поднял стакан, вздохнул. — Ну, давай, за упокой Саши. Хороша баба была. И мать твоя, и дочь тоже. Ну ладно, — увидев, что Дмитрий порывисто отвернулся, снова шумно вздохнул. — Помянули молча. — Дмитрий поднял стакан, что-то прошептал и залпом выпил водку.
   —    Почему позволил ей так избить Светку? — спросил Зяблов подошедшего Рахима.
   —    Я бы не позволил бить вашу жену, — спокой­но ответил Рахим.
   Зяблов вышел из машины. Выскочившие вслед за ним телохранители внимательно и настороженно, де­ржа руки в оттопыренных карманах камуфляжных курток, смотрели каждый в свою сторону. Водитель, поглаживая лежащий на коленях автомат, смотрел на ворота. Поднявшись по мраморным ступеням, Зяблов вошел в дом.
   —    Явился любовник-тяжеловес, — насмешливо проговорила Зинаида.
   —    Я вот что хотел сказать, — откашлявшись, за­говорил Зяблов. — Ты не подумай, что...
   —    Сначала выслушай меня! — выключив телеви­зор, гневно начала она. — Я больше не намерена терпеть твои выходки. Со мной ты больной, пожилой, полнеющий мужик, а на стороне ты герой. Я с тобой так и не познала в полной мере удовлетворения. Вид­но, все эти годы ты отдавал силы шлюхам!
   —    Да можешь ты выслушать меня, черт бы тебя разобрал! — Испуганно вздрогнув, она удивленно по­смотрела на него. Еще ни разу Костик не повышал на нее голос. Бывало, что он был резок, но чтобы вот так... — Я понимаю тебя, — тише продолжил он, — и осознаю свою, так сказать, вину. Но ради Бога выслушай. Доктор Губин посоветовал мне... — сме­шавшись, Зяблов замолчал. Услышав фамилию изве­стного не только в Саратове сексопатолога, Зинаида опустила вспыхнувшие злостью глаза.
    —    Так вот, — тихо продолжил он, — чтобы хоть как бы... Ну, в общем...
   —     Понятно, — насмешливо сказала она, — что­бы ты не потерял форму, Губин посоветовал тебе платить шлюхам, — порывисто поднявшись, Зинаида расхохоталась, потом налила себе шампанского. — Знаешь, Костя, — серьезно сказала она, — все годы нашей жизни я все время чувствовала, какую совер­шила ошибку, поддавшись на твои заверения в веч­ной любви. Тогда я была молоденькой восторженной девочкой. И...
   —     Конечно, — подойдя к столу, Зяблов сел в кресло, — тебя просто прельстила возможность по­ехать с мужем-офицером в Германию. Носить то, о чем в Союзе твои подруги могли только мечтать. Но тогда почему ты не оставила меня, когда мы верну­лись в Саратов? Ведь...
   —    Ты идиот, — засмеялась она, — неужели за­был, как я хотела бросить тебя еще там, в ГДР? И если бы не Анка, — ее глаза зло вспыхнули, — я была бы сейчас в Москве. А ты, видимо, забыл это...
   —    Ты всегда была шлюхой! — крикнул Зяблов.
   —    Да! — Зинаида вызывающе посмотрела на него. — А кто умолял меня переспать с Рединым, чтобы ты не попал под трибунал?
   —    Я этого не забыл! Но помню и другое. Ради кого и для чего я тогда в Германии продавал оружие? Ты обвиняешь меня в измене, но... — Его перебил громкий издевательский смех женщины:
   —    О какой измене ты говоришь? Мы с тобой все решили, вернувшись из ГДР. Мне обидно другое. Почему ты встречаешься со своими шлюхами, кото­рые от твоих мужских способностей не в восторге, здесь, при людях, при наших парнях! Надеюсь, ты не станешь это отрицать?
   —    Конечно, нет, — улыбнулся Зяблов. Не пони­мая в чем дело, ожидая вспышки, оскорблений, но только не улыбки, женщина растерялась.
   —    Просто ты снова забыла, — с искренним со­жалением заметил он, — что твой папаша умер де­сять лет назад. Да, его друзья помогли мне создать свою небольшую боеспособную армию. Ты знаешь, почему я назвал себя Полковником? — Зинаида по­качала головой. — Да только потому, что хотел хотя бы в этом не отстать от Ивана. Потому, что с той самой поры, когда мы познакомились, во Владимир­ском училище, я завидовал ему. Он был впереди меня всегда и во всем. Я согласился помочь ему с разво­дом, надеясь, что он больше не увидит заграницы. Но эта стерва Валька наплевала на свою маму и...
   —    Она ненавидит Ивана, — прервала его Зинаи­да, — ив отличие от тебя пытается что-то делать, — она презрительно улыбнулась.
   —    В общем, так, — Зяблов встал, — давай на том прервем наши воспоминания. Я сейчас поеду в Энгельс. Туда должен приехать посыльный из Астра­хани.
   —    Ты снова начал дела с Браконьером? — как ни в чем не бывало спросила она.
   —    Какая разница, на чем и с кем делать день­ги, — пожал он плечами. — Надеюсь, мы пока...
   —    Все будет, как прежде, — успокоила его же­на. — Но прошу и даже требую, чтобы на дачу нико­го не привозил!
   Пожилой узкоглазый мужчина задумчиво посмот­рел на сидящего перед ним молодого человека в тем­ных очках:
   —    Ты слышал разговор. Можно доверять Редину?
   —    Да, — кивнул тот, — тем более, что первую партию мы получим бесплатно. А кроме того, разде­лавшись с Касымом, договоримся с Рединым о даль­нейших поставках. И это еще не все. Мы сможем вкладывать наши деньги в рублях в его банки и, не теряя процентов, как это бывает обычно, возвращать себе те же суммы в долларах.
   —    Хорошо, — согласился пожилой, — пусть бу­дет так. Касымом займись сам.
   — Но Касым убил дядю Сайда, — осторожно напомнил молодой, — и Сайд хотел бы сам распра­виться с ним. Вы всегда не позволяли ему. Но сей­час...
   —    Ты и Сайд, — ответил пожилой.
   Касым внимательно смотрел на молодого челове­ка в берете.
   —    Продолжай, — бросил он.
   —    Она просила передать — он протянул Касыму запечатанный конверт. — Здесь остальное.
   Молодой человек быстро пошел к выходу из ре­сторана.
   —     Значит, вот как, — пробормотал Касым. — Он узнал о нашей встрече. Но мне-то что до это­го? — подумал он и насмешливо улыбнулся. Нето­ропливо взрезал конверт и достал исписанный мел­ким четким почерком листок. Вчитался. Нахмурив­шись, вернулся к началу письма. — Это, конечно, интересно, — задумчиво произнес Касым. — И, по­жалуй, стоит подумать. — Он сказал это вслух, пото­му что вошедший Дервиш спросил:
   —    Над чем?
   —    Почитай, — сказал Касым, — мне кажется, это нас устроит.
   —     Что ты сказал? — закричал в трубку Редин. Вслушиваясь, нахмурился. — Нет! — категорически заявил он. — Ни в коем случае! — Немного помол­чал и нервно сказал. — А это уже твож забота. Я тебе в конце концов за это деньги плачу! — Отшвырнул радиотелефон и сел. Приложив ладонь к сердцу, про­бормотал. — Только этого мне не хватало, — и на­жал кнопку, На пороге тут же выросла массивная фигура Носорога,
   —    Степан, — выдохнул Редин, — срочно Ля­хову.
   Телохранитель мгновенно исчез.
   —    Что-то случилось, — провожая взглядом Но­сорога, Анна сощурила большие темные глаза. Взгля­нула в зеркало, поправила локон. Шагнула было к двери мужниного кабинета, но гулкие шаги бегущего назад Носорога остановили. Рядом со здоровяком бе­жала спортивного вида девушка с медицинской сум­кой.
   —    Что с ним? — с надеждой спросила Анна.
   — Сердце хватануло, — пропустив «спортсмен­ку», Носорог остановился.
   —    Милый, — рванувшись вперед, Анна толкнула телохранителя обеими руками. Тот, словно не почув­ствовав, не сводил встревоженных глаз со «спорт­сменки».
   —    Да пропусти же ты! — снова безуспешно по­пытавшись оттолкнуть его, закричала Анна. Оглянув­шись на голос, Носорог легко переместил массивное тело в сторону. Редина вбежала в кабинет.
   —    Что с ним?
   —    Переутомился, — порывшись в сумке, девуш­ка достала серебристую упаковку.
   —    Примите! — требовательно сказала она.
   —    Слава Богу, без укола, — попытался пошутить явно перепуганный Иван Степанович, — а то я их до смерти боюсь.
   Взяв подрагивающей рукой стакан с водой, Редин запил таблетку.
   —    Теперь домой, — укладывая в сумку лекарст­ва, строго сказала «спортсменка». — Ив постель.
   —    А может, все...
   —    Я сказала, что нужно делать, — сухо прогово­рила она,. — если, конечно, не желаете сыграть в ящик, — тем же тоном добавила она и быстро пошла к двери. Носорог загородил проход. Остановившись, она обернулась.
   —     Пропусти, скотина, — негромко, но сердито проговорил Редин. Телохранитель мгновенно освобо­дил дверь.
   —    Машину, — бросила Анна, — и пришли пару ребят покрепче, они донесут Ивана Степановича.
   —    Ну вот еще, — попытался возразить Редин, — я сам...
   —    Молчи, — она сердито посмотрела на него и сразу ласково добавила. — Милый, тебе сейчас лю­бые нагрузки во вред. Ведь за последний месяц это случается в третий раз.
   —    Но ведь не инфаркт, — он несмело улыб­нулся.
   —    Типун тебе на язык, — не сдержалась Анна. Но Редин по-своему понял ее слова.
   —    Спасибо, родная, — он благодарно улыбнулся.
   —    Значит, папуля меняет клиентов, — задумчиво проговорила Валентина. Помешивая кофе, посмотре­ла на Призрака. — Он договорился с ними?
   —     Этого я не знаю. Но приехал вроде бы удов­летворенный.
   —    Жалко, ничего не получилось, — с огорчени­ем проговорила она. — А ведь сначала все было как надо. Я чего-то не учла. Скорее всего отношения папули к своему нелюбимому сыну.
    —    Просто ты рассчитывала на Касыма, — усмех­нулся Призрак, — да и я тоже. Тем более, что на этот раз поехал его брат. А уж азиаты славятся кровной местью.
   —    Скорее кавказцы, — поправила Валентина. — К тому же Касым не узнал, кто именно напал. А друг папаши из желания залезть в кошелек своего друга молчит и даже более того — пытается помочь. Я думала, что он терпеть не может отца, а выходит, — она с сожалением вздохнула, — ошиблась.
   —    А я до сих пор не могу понять, — спросил Призрак, — как ты смогла подробно узнать путь сле­дования людей Касыма? Ведь я сообщил дату и при­мерное время, потому что посылал парней, которые подкупали дежурных на постах ГАИ. Там два крупных поста. И они постоянно обыскивают машины. Так как ты. узнала?
   —    Ты думаешь, невозможно просчитать путь, — улыбнулась она, — тем более, если знаешь, откуда и куда они едут.
   —    Из Саратова до Москвы можно добираться не одной дорогой, — тихо проговорил Призрак. — По­чему ты не хочешь сказать мне правду? Ведь мы задумали это вместе. Ты знаешь, как я отношусь к тебе. Тебе также известно о моем...
   —    Хватит, — перебила его Валентина. — Ты уже пытаешься в чем-то обвинять меня. В конце концов ты получил оговоренную сумму. Что тебе еще нужно?
   —    Ничего, — усмехнулся Призрак. — Просто я думал, что мы значим друг для друга чуточку больше, чем думают остальные.
   —    До определенного момента я тоже так дума­ла, — отрезала она и быстро вышла из комнаты.
   —    Ты пожалеешь об этом, — зло прошептал он.
   Валентина подошла к двери без таблички и посту­чала.
   —    Да, — отозвался хриплый голос. Она вошла. Хрипатый, сидя на стуле, выбивал сильными жестки­ми пальцами дробь на крышке стола.
   —    Сегодня съезди к Графу, — попросила она. — И скажи, что с ним очень хотят поговорить. И чтобы он сам назначил встречу, где и когда-ему удобно.
   —    Знаете, Валентина Ивановна, — сказал Геор­гий, — зря вы и ваш папаша надеетесь, что Виталька будет на вас пахать. Он хищник-одиночка, его купить невозможно и подловить не на чем.
    —    Но ты же работаешь на отца, — насмешливо напомнила Валентина, — вышибаешь долги, догова­риваешься с несговорчивыми клиентами и опекаешь сговорчивых. Значит, ты хуже Графа? Или у вас про­сто цена разная?
   —    Цена часто зависит не от суммы, — прохрипел он. — Я бы на твоего придурка папочку и часу не пахал, если бы... — он выматерился.
   —    Что если бы? — желая ковать железо, пока горячо, быстро спросила она.
   —    Да иди ты! — он поднялся, быстро вышел, задев ее плечом.
   «Значит, я права, — улыбнулась она. — Папочка на чем-то подловил Хрипатого. Дура, — упрекнула она себя, — почему сразу не обратила на это внима­ния!»
   Барков Георгий, уголовник со стажем, появился в команде отца совсем недавно. Этот молчаливый атле­тически сложенный человек сразу не понравился Ва­лентине. Во-первых, своей преданностью отцу. Во- вторых, она с горечью поняла, что с появлением этого хриплого бандита людей у отца стало больше. С Хрипатым пришли шестеро крепких немногословных парней. А уже через месяц его команду вышибал пополнили еще восемь человек. Но совсем недавно она совершенно случайно услышала обрывок разгово­ра, в котором Хрипатый, к ее великому удивлению и удовольствию, был на высоте. Она поняла, что Геор­гий уже не боготворит шефа. А когда услышала слова отца, сказанные Носорогу, поняла, что ошиблась, не поставив на Георгия. «Но чем отец его держит? — снова попыталась понять она. — Зачем — это я слы­шала. Узнать бы причину».
    — Хочешь неплохо заработать? — входя в комна­ту, спросил Федор. Пират, застегивающий набитую гостинцами спортивную сумку, посмотрел на него. Разглядев в его глазах недовольство, Федор поспешно добавил. — Нет, ты поедешь к своей матушке. Про­сто по дороге заскочишь в одно место и отдашь это, — он показал толстый конверт, — одному чело­веку. За это получишь двести баксов.
   —    Если по дороге, — Пират пожал плечами, — могу и отдать.
    —    Ты в Тулу едешь, — объяснил свое предложе­ние Федор. — Там около гостиницы «Москва» тебя будет ждать человек, ему и отдашь пакет.
   —    Как в кино, — усмехнулся Пират. — Как я этого фраера узнаю? Он будет держать в руке журнал «Плейбой»?
   —    Ты просто будь у входа в гостиницу в два часа, — терпеливо продолжал Федор. — Он к тебе сам подойдет.
   —    Он меня знает? — удивился Пират.
   —    Ты сделаешь это или нет? — уже зло спросил Федор.
   —     Вообще-то мне эти игры в разведчиков на хрен не нужны, — застегнув сумку, Пират забросил ремень на плечо. — «Он сам подойдет», — передраз­нил он Федора. — Мне... 
   —    Помнишь Зайца? — спросил Федор.
   —    Так чего ты мне мозги пудрил? — разозлился Пират. — Будь в два, подойдет. Я с детства в шпио­нов не играю. Давай, — он протянул руку. — И баксы не забудь.
   —    Ты только об этом никому, — отдав конверт, предупредил Федор. — Я поэтому и не сказал про Зайца сразу, понял?
   — Опять что-то придумал, — буркнул Пират.
   —    Смотри, Игорек, — Федор назвал Пирата по имени. — Об этом никому, потому что все знают — Заяц сейчас на Блоху пашет. А у отца с ним нелады.
   —     Не дурак, — не прощаясь, Игорь пошел к двери. Потом повернулся. — Когда он там будет?
   —    Завтра в два.
   —    Что вам нужно? — со слезами в голосе спро­сила Галя. — Ну почему вы не оставите меня в по­кое?
   —    Ты мать моего внука, — терпеливо прогово­рил Растогин, — который носит мое имя. Да, я был против вашего брака с Андреем, считал, что ты его недостойна. Поэтому Николай сблизился с тобой.
   —    Значит, это вы велели сказать ему, что Андрей уехал с женщиной в Израиль? — догадалась она. — Как вам не стыдно! Если бы я знала правду...
   —    Это не единственная моя ошибка, — Растогин выдохнул. — Я написал Андрюше, что ты вышла за­муж. Из-за этого он и ушел во французский ино­странный легион и погиб.
    —    Какой же вы гад, — с ненавистью прошептала она, — подонок. Убили своего сына. Ведь это вы своим подлым враньем убили Андрея. — Растогин виновато опустил седую голову. — И теперь вы при­ходите и предъявляете права на моего сына! Как вы можете?
   —    Он мой внук! — воскликнул Растогин. — Я сделаю из него человека. Дам ему образование. Дам ему все то, без чего просто нельзя быть человеком.
   —    Человеком? — переспросила Галя. — И вы можете говорить об этом? Вы отослали Андрея в Израиль для того, чтобы он получил образование. Он не хотел и поехал только потому, что любил и уважал вас. А вам мало было разлучить нас. Вы через Нико­лая сообщили мне, что Андрей уехал в Израиль с другой женщиной и навсегда. И тем самым толкнули меня в объятия Николая. Я просто хотела забыть, вычеркнуть из памяти Андрея, — глаза Галины на­полнились слезами. — Но вам и этого показалось мало. Теперь вы решили забрать у меня Павлика. Как вы смеете предлагать мне деньги за сына? Моего сына!
   —    Я прошу тебя, Галя, — негромко проговорил он. — Подумай и ты поймешь, если ты действитель­но желаешь счастья своему сыну. Что он получит здесь, в России? Что ты сможешь дать ему? Я, конеч­но, оставлю ему денег. Но Россия теперь стала не­предсказуемой страной, здесь может случиться все, что угодно. В любое время к власти могут вернуться коммунисты. Ты представляешь, что тогда будет? Снова революция и гражданская война. В прошлом году танки стреляли по Верховному Совету. Россия катится в яму, из которой выход только один — гражданская война. Ты понимаешь это? И я просто не могу позволить, чтобы сын моего сына, даже от такой женщины, как ты...
    — Что?! — гневно воскликнула Галина. — Под­нявшись со скамейки, твердо проговорила. — Вон. И никогда не приходите. Вы оскорбили не только меня, но и мою родину. Я русская. Может, для вас это прозвучит несколько странно, но я горжусь этим. И верю, что моя страна снова станет великой державой. Поверьте, Павел Афанасьевич, — усмехнулась она, — я далека от политики, от всех движений и партий. Я просто верю, что мой сын будет счастлив на родине, в той самой стране, которой вы предрекаете крах.
   В глазах явно удивленного Растогина внезапно появилось восхищение.
   —    А знаешь, Галина, — сказал он, — мне пока­залось, что я слушаю умного, убежденного в своей правоте политика. Ты патриотка.
   —    Нет, — засмеялась она, — я простая русская баба. Ведь именно поэтому вы не желали видеть меня своей невесткой. Я очень благодарна вам за помощь Павлику, потому что с лекарствами сейчас еще очень плохо. Но прошу вас, Павел Афанасьевич, — Галина вздохнула, — давайте прекратим все это. Павлик мой сын, и он останется со мной. И, поверьте, я сделаю все возможное, чтобы он ни в чем не был похож на своего деда, — Галина повернулась и быстро пошла по больничному парку.
   —    Мне очень жаль, — тихо проговорил Растогин, — но ты вынуждаешь меня прибегнуть к этому.
   —    По-моему, она снова послала его по матуш­ке, — оскалился в улыбке Туз.
   —    Скорее всего да, — отозвался с места водителя Николай. — И это уже не впервые.
   —    Крутая бабец, — захохотал здоровяк.
   —    Скорее упрямая, — поправил его Зюзин. — Если на нее надавить, сломается.
   —    А вот этого не хотелось бы, — усмехнулся Туз. — Тогда шеф увезет внучонка в Израиль. И оттуда дитя будет заниматься банками. А это все! Мы потеряем возможность отмывать бабки. Поэтому ты и должен стать ее мужем, — громко сказал Туз, — и немедленно усыновить Павлика. Вот тогда мы поста­вим деда перед выбором: либо он отдает нам банки и забирает внука, либо ребенок будет влачить жалкое существование с неродным папой, который сделает жизнь сыночка невыносимой. Растогин знает тебя и в это поверит. Да наверняка и торговаться не будет. Поэтому понастойчивее, Коля. Время уже играет про­тив нас. Осталось всего месяца три. Растогин ждет завершения золотопромывочного сезона на Колыме. У него там заключен контракт с тремя артелями. А кончают намывать благородный металл где-то в сен­тябре, крайний срок — начало октября. Так что вре­мя пока есть. Но чем быстрее мы поставим Павла Афанасьевича перед выбором, тем лучше.
   —    Шеф сел, — услышали они голос из перего­ворного устройства, — прикрывайте сзади.
   —    Вот жизнь пошла, — трогая машину, недо­вольно заметил Зюзин. — Я его, пса, в любой момент пришить готов, а охраняю.
   —    Он нам за это очень неплохо платит, — засме­ялся Туз.
   —    Блиндер буду сапоги! — радостно воскликнул Граф.
   —    Мадера фикус! — закончил за него крепкий высокий человек в замшевом пиджаке. Рассмеявшись, они обнялись. Похлопали друг друга по плечам.
   —    Помнишь мою присказку, — сказал Виталий.
   —    Да я сам вот уже три года с ней в хороших, — улыбнулся приятель. — Отличные слова, главное — непонятные. Говоришь зло, думают — материшься. Весело — радуются, думают, ты так свой восторг вы­ражаешь.
   Граф приехал на Павелецкий вокзал купить билет до Тамбова для Виконта, который хотел на пару дней съездить к недавно освободившемуся другу. На вокза­ле Граф встретил своего старого приятеля Зубра. С Зубаревым он и отработал кассира леспромхоза под Вологдой. Сделали они все чисто. Работали в масках, поэтому обошлись без крови. Поставив на главной дороге указатель «объезд», на старой разбитой дороге, по которой не ездили уже полгода, набросали шипов из стальной проволоки с заостренными концами. Когда «уазик» проколол переднее колесо и остановил­ся, они вдвоем подскочили к шедшему заменить ко­лесо водителю и охраннику и, угрожая им оружием, уложили на землю. Находившийся в кабине кассир даже не помышлял о сопротивлении. Связав всех троих, они нырнули в лес. На реке их ждал Фомич с моторкой. После того, как машина с кассиром свер­нула, Фомич убрал указатель. В лодке разделили деньги и первым с нее около небольшого поселка сошел Граф. Деньги он спрятал под камнем в овраге. Когда он приехал в Москву, его задержали. Доказать ограбление не удалось, но, памятуя о старых заслугах Графа, дали ему пятнадцать лет. Через год в зону пришел Антон Зубарев. Он был осужден за незакон­ное хранение огнестрельного оружия. Его сдала одна ревнивая женщина. У нее на квартире его и арестова­ли. Ствол был чист, поэтому пришить ему ничего не могли, и он привез в зону четыре года. Три года назад освободился. В зоне они строили планы один гран­диознее другого, мечтали совершить ограбление века. С полгода Зубр хоть изредка, но присылал письма, подписываясь другим именем, как они и договори­лись. Потом Графа увезли на другую зону, и он поте­рял Зубра. И вот эта неожиданная и такая нужная встреча.
   —    Ты знаешь, Фомич помер, — сообщил Граф.
   —    Да, слышал, — буркнул Зубр. — Рак у него вроде. А. ты какого хрена на бану? — с тревогой спросил он. — Ведь враз...
   —    Да я не в бегах, — засмеялся Граф, — меня по помиловке освободили.
   —    Ништяк! — по-блатному выразил свой восторг Зубр.
   —    Даже живу на законных основаниях в столице.
   —     В рот мента! — поразился Зубр. — Ты чего, женился? — помрачнев, спросил он.
   —    Да нет, мне мать Фомича по его просьбе хату оставила. Царство ей небесное, — неуверенно — мо­жет, говорить нужно по-другому, — сказал он и быс­тро перекрестился, — хорошая старуха была.
   —    В натуре, — согласился Зубр.
   —    А ты где? — в свою очередь поинтересовался Граф.
   —    Мой адрес не дом и не улица, — словами песни ответил Антон.
   —    Так, может, ко мне? — предложил Граф.
   —    Отлично. Отпразднуем встречу. Ты еще ничего не приметил? — подхватив солдатский рюкзак, Зубр пошел за Графом.
   —    Да есть кое-что, — вздохнул Граф. — Ты Ви­конта помнишь?
   —    Конечно, — кивнул Зубр.
   —    Вот он и предлагает одно дело, — понизив голос, сказал Граф.
   —    Тормози, — попросил Зубр, — что-то я не въеду. Ты перековался или он за ствол берется?
   —    Дома поговорим, — улыбнулся Граф и остано­вился. — А ведь ко мне тебе нельзя, — с сожалением сказал он, — менты враз срисуют. Тут один участко­вый, сука, через день ныряет.
    —    Тогда я в гостиницу, — легко решил этот воп­рос Зубр, — бабки есть. В Воронеже подхарчился.
   —    В гостиницу тоже не в масть, — заметил Граф. — Мало ли что. Менты постоялые дворы часто проверяют.
   —    Так куда же мне? — посмотрел на него Антон.
   —    Поехали, — Граф вспомнил квартиру соседки ц обрадовался. — Со мной рядом женщина живет. Сейчас в больнице с сыном. У него желтуха, А это значит, что минимум месяц ее не будет. Пока там переторчишь. Потом видно будет.
   Волошин вышел на улицу и жадно вдохнул нагре­тый жарким солнцем воздух. Из дома доносились приглушенные голоса. Он закрыл глаза. За последние несколько дней ему трижды хотелось умереть. И осо­бенно остро желание броситься в холодную темную могилу возникло у него, когда начали опускать гроб с телом матери. Если после похорон жены и дочери его как могла поддерживала и успокаивала мать, то те­перь...
   —    Дмитрий, — услышал он густой бас вышедше­го следом дяди Степана, — я, конечно, — как обыч­но начал он, — все понимаю. Жаль Ксению и Сашку с Зинкой. Но, — поморщившись, вытащил сигарету и прикурил. Дмитрий молча смотрел на него. — Ты это, — вместе с дымом выдохнул дядя Степан, — поехали завтра на пасеку. Побудешь там со мной до поминок. Потом вернемся.
   —    Не хочу, — сразу отказался Волошин. — Ведь там убили...
   —    Да нет, — перебил его Степан. — Я теперь в другом месте. На эспарцет переехал. И вагончика нет, сжег я его. Так что...
   —    Спасибо, дядя Степан, — на этот раз Воло­шин перебил его, — но нет, не могу.
   —     Но ведь жизнь-то продолжается, — не выдер­жал Степан. — А ты себя заживо похоронил. Нельзя так. Все мы рано или поздно там будем. Сколько кому отпущено. Ну что ты изменишь, если оставшие­ся тебе дни будешь постоянно в трауре? Плохотебе, но ведь надо как-то выдюжить. Тем более тебя тоже хотели прибить. Значит, мешаешь ты кому-то. А вот кому? — он внимательно посмотрел на Волошина. Тот безразлично пожал плечами.
   —    Тьфу ты, — рассердился Степан.
   —    Не злитесь, — тихо попросил Дмитрий. — Я и сам понимаю, что, наверное, нельзя так. Но не знаю я, — закричал он, — что делать?! Как мне жить?! Не знаю! — закрыв лицо руками, он запла­кал. — Лучше бы они меня убили, — сквозь слезы проговорил он. — Поймите, — не поднимая головы, сглотнув слезы обратился он к не знавшему, как и что делать, мужчине. — Я никогда не был один, сам по себе. Вы ведь сами говорили, что я под каблуком у жены, — слабо улыбнулся он. — Да, она все в своих руках держала. Я просто с радостью делал все, что она хотела. Она любила меня, — он всхлипнул. — У меня нет друзей. Просто приятелей и то нет. Я не люблю компании. Знакомых много, хороших знако­мых. Может, они и есть друзья? — с надеждой по­смотрел он на дядю Степана. — Ведь вы видели, сколько их было на похоронах Саши. И никто не упрекнул за то, что я оставил их на пасеке. Одних оставил! — закричал он. — И поэтому их убили!
   —    Сегодня ты ночуешь у меня, — не. терпящим возражений голосом заявил дядя Степан. — А завтра с утра поедем на пасеку. — Видимо, он хорошо знал Дмитрия. Тот только слабо улыбнулся и не стал воз­ражать.
   —    Ты здесь? — с удивлением сказал Адам, уви­дев открывшего ему дверь Тарзана.
   —    А где мне быть? — усмехнулся Тарзан.
   — Но Филимон говорил, что вы поедете в дерев­ню и навестите...
   —    Самое лучшее время для подобных посеще­ний, — услышал он спокойный голос выходящего из ванной Филимона, — с полтретьего до половины чет­вертого. Именно в эти часы человек поддается психи­ческой обработке. Все его чувства наиболее обостре­ны, в то время как...
   —    Не надо лекций, — прервал его Богунчик. — Я сообщил шефу, что Волошин исчезнет. А вы...
    — Я не зря считал тебя идиотом, — сказал ему Филимон. Шагнув вплотную Адаму, двумя пальцами ухватил его длинный нос и резко рванул руку вниз. Взвыв тот согнулся.
   —    И никогда, — угрожающе предупредил его Хирург, — не контролируй меня! — Легким толчком он усадил Адама задницей на пол. — Повторять я не люблю, — улыбнулся Филимон.
   Адам, приложив к распухшему носу руку, задом отполз к двери. Вскочил и выбежал.
   —    Собирайся, — посмотрев на часы, сказал Хи­рург. — Нужно проехать посты ГАИ до темноты.
   —    Черт бы вас побрал! — раздраженно прогово­рил Зяблов. — Какого дьявола вы еще здесь? В чем дело?
   —    Волошин сегодня хоронит мать, — ответил Клоун за стоящего перед Зябловым лысого мужчину.
   —    Вообще-то это уважительная причина, — ус­мехнулся Константин Федорович, — чтобы отсрочить его похороны. — Немного помолчал, раздумывая, бросил быстрый взгляд на лысогои вышел.
   —    Отдыхай, Яков, — Клоун хлопнул лысого по плечу.
   —    Все-таки похороны, — виновато проговорил тот.
   —     Все отлично, — шагнув к двери, сказал Ко­лун. — Шеф понял.
   —    Костик! — раздался встревоженный голос Зи­наиды. — Где ты?
   Выхватывая оружие, шестеро парней бросились на крик. Лысый с пистолетом в руке метнулся к окну и увидел перед воротами дома милицейский «уазик», «жигули» и темно-синюю «волгу».
   —    Что случилось? — воскликнул Зяблов.
   —    Меня хотят арестовать! — закричала Зинаида. Он увидел двоих явно смущенных милиционеров.
   —    Что за чертовщина?! — Зяблов бросился к си­дящему на столе улыбающемуся молодому мужчине в штатском. — Что ты себе позволяешь, Феоктистов?
   —     Повторите этот же вопрос, — усмехнулся Фе­октистов, — но на «вы». Вам придется привыкать к такому обращению.
   —    Послушай, капитан! — заорал Зяблов. — Ка­кого черта... — выпучив глаза, с хрипом пытаясь вдохнуть, он начал падать вперед.
   —    Стоять! — весело скомандовал рванувшимся вперед парням Феоктистов. — А то... — он много­значительно кивнул на двор. Около окон точно по велению волшебной палочки выросли фигуры в пят­нистых комбинезонах с закрытыми лицами. Стволы автоматов были направлены на парней.
 
     — Константин Федорович Зяблов, — отчетливо и громко начал капитан, — вы задержаны по подо­зрению в организации убийства старшего лейтенанта уголовного розыска Мягкова. А также в организации убийства капитана ГАИ...
   —    Что?! — возмущенно и вместе с тем испуганно закричал Зяблов. — Что ты городишь! Я требую про­курора! Ты ударил меня!
   —     Кто-нибудь подтвердит это? — насмешливо обратился к парням капитан. Те стояли молча.
   —    Я, —вызывающе шагнув вперед сказала Зина­ида. — Я утверждаю...
   —     Зинаида Владимировна Зяблова, — повернул­ся к ней капитан, — вы задержаны по заявлению Светланы Александровны Котовой за нанесение ей легких телесных повреждений и за умышленное хули­ганство в отношении вышеупомянутой особы!
   Пораженная Зяблова, широко открыв рот, мол­чала.
   —    Увести задержанных, — приказал Феоктистов. И, наклонившись к уху Зяблова, прошептал. — Ско­рее всего, ты, сука, отмажешься. Но те дни, что ты проведешь в камере, запомнишь на всю жизнь. Это я тебе обещаю.
   — Требую прокурора! — заорал Константин Фе­дорович. Пока не увижу прокурора, пищу не при­нимаю!
   —    Пост, он полезен, — насмешливо заметил ка­питан. — А прокурора ты увидишь через десять дней. Это раньше более трех суток без санкции не держали.
   —    Шугин! — отрывисто приказал Зяблов. — Срочно свяжись с моим адвокатом. И...
   —    Хорош! — рявкнул капитан. Клоун что-то не­громко сказал, парни мгновенно исчезли.
   —    Задержать! — крикнул Феоктистов. — И обы­скать!
   —    Это надо было раньше делать, — нашел в себе силы усмехнуться Зяблов. Зинаида истерично запла­кала.
   Вера Николаевна и Ирина молча стояли у служебного входа в УВД. Лица обеих были бледны от волне­ния.
    —    Успокойтесь, Вера Николаевна, — участливо проговорил стоящий, с ними пожилой подполков­ник. — Привезут Зяблова. Феоктистов умеет выпол­нять задержание. К тому же с ним...
   —    Извините, Валентин Павлович, — тихо сказа­ла Ирина, — просто мы думаем, что зря пришли в милицию. У Константина Федоровича связи. А у нас...
   —    Мы все выясним, — успокаивая в первую оче­редь Веру Николаевну, проговорил подполковник. — Конечно, если говорить откровенно, для подобного обвинения необходимы более существенные доказа­тельства. Но я надеюсь, что они скоро появятся. Во-первых, Возников, это водитель, задержанный за аварию, в которой погиб ваш сын, утверждает, что был у своей жены. И знаете, — неожиданно весело сказал он, — я посылал к ней Феоктистова, и ему, кажется, удалось убедить ее сказать правду. Вполне возможно, — мрачно добавил он, — я поторопился с задержанием. Но тут как раз одна дамочка принесла заявление на Зинаиду Владимировну. Та избила ее у себя на даче, и я не мог отказать себе в удовольствии испортить выходной чете Зябловых. Мне все равно" скоро на пенсию, — засмеялся он, — так что испор­тить себе карьеру не боюсь. И, вполне возможно, Зинаида Владимировна, чувствуя угрозу наказания, будет более откровенна. А вот и они, первая леди и ее многоуважаемый супруг. Капитан запаса, называю­щий себя Полковником.
   Из «волги» вышел, держа руки за спиной, Зяблов. Из «жигулей» вышла заплаканная Зинаида Владими­ровна.
   —    Его парни успели оружие спрятать! — зло со­общил подошедший к подполковнику Феоктистов. — Я думал, влезут, даже провоцировал, а они, гады! — Увидев женщин, смущенно поздоровался.
   —    Верка! — заорал Зяблов. — Это по твоей ми­лости я...
   —   Ты за все ответишь! — громко сказала Вера Николаевна. — И на тебя управа найдется!
   —    Ну, сестренка, — стараясь говорить бодро, но испуганный взгляд выдавал его настоящее настрое­ние, он покачал головой. — И чего я тебя в детстве не прибил!
   Два милиционера ухватили продолжающего что-то выкрикивать Зяблова за локти и поволокли в здание.
    —    Прокурора мне! — успел перед дверью крик­нуть он.
   —     Мне врач нужен, — пронзительным эхом ото­звалась перепуганная Зинаида Владимировна. — Сер­дце у меня болит.
   —    Их в отдельные камеры, — приказал подпол­ковник.
   —    Мы пойдем? — несмело спросила Ирина.
   —     Вас отвезут, — призывно махнув водителю «жигулей», сказал подполковник. Посмотрел вслед женщинам и повернулся к Феоктистову. — Давай к жене Возникова, запротоколируй показания.
   —    Да она под протокол не согласна, боится. Го­ворит, за лжесвидетельство посадят.
   —    Так ты же умеешь убеждать, — засмеялся под­полковник, — поэтому и доверяю тебе. Надо в темпе; отработать доказательства. А то прокуратура узнает, хлопот не оберешься. Но тебя-то я прикрою, —успо­коил он капитана, — Ты мои приказы выполнял.
   —    Думаете, Зяблов и нового под крыло взял? — зло спросил Феоктистов.
   - — Этого нет, — покачал головой подполков­ник. — Да и вряд ли он пойдет под чье-нибудь кры­ло. Но и нам он спуску не даст. Мы же, считай, на «ура» работаем. Так что давай к Возниковой.
   —    Понял, — кивнул Феоктистов и быстро пошел к «волге».
   —     Не знал я ничего! — прокричал Зимин. — Ба­сов сам решил взять Зяблова. У него ничего сущест­венного против него нет. Только слова Веры Никола­евны. И этот придурок Возников голодовку объявил. Невиновен, мол. Его, скорее всего, выпустят. Да, — вспомнил он, — надо Возниковой рот закрыть. К ней вчера Феоктистов ездил. Что-то она не то сказала. Ведь после этого Басов и послал Феоктистова за Константином Федоровичем. А тут еще эта стерва Светка заявление на Зинаиду Владимировну накатала. Ты пошли кого-нибудь к Возниковой.
   —    А может, не стоит? — засомневался Клоун. Ведь это могут связать с арестом Кон...
   —    Если она говорить начнет, то каюк вашему Полковнику! — заорал Зимин. — Я ничего делать не буду, Басов и так на меня косится.
   —    Успокойся, — недовольно посмотрел на него загорелый мужчина лет сорока. Повернувшись к Кло­уну, сказал. — Вовремя я вернулся. Короче, вот что. Пошли кого-нибудь к Возниковой. Надо ее...
   —    Она на крюке., — сказал Клоун. — Кассета с записью разговора о найме...
   —    Я сказал, что делать! — зло бросил загоре­лый. — И немедленно!
   —     Но милиция может связать ее убийство с де­лом Константина Федоровича, — высказал опасение крепыш в камуфляже.
   —    Связать — еще не значит доказать, — усмех­нулся загорелый и добавил. — Делай, что я сказал!
   —    Шуга, — обратился к нему крепыш, — а с сестрой Полковника что? Это же она...
   —     Ее не трогать, — сразу решил Шугин. — Мо­жет, потом, когда Константин выйдет. Сейчас это стремно.
   —    Как бы мусора до пасечника не добрались, — высказался Клоун.
   —    А какого хрена вы его не убрали?! — раздра­женно спросил Шугин.
   —    Да он, гнида, как человек-невидимка! — про­цедил лысый. — То в деревне, то в городе. Мы все время опаздываем. К тому же его уже хотели какие-то гаврики пришить. Их крестьяне ухлопали из двуство­лок. А они с дуру мать Волошина пристрелили, так что сейчас...
   —    Этого пчеловода надо кончать! — резко бро­сил Шугин. — Потому что тут большие деньги завя­заны. В общем, найти пасечника.
   —    Он сегодня мать хоронил, — напомнил Кло­ун, — Константин Федорович сказал...
   —    Тем более, — оборвал его Шугин.
   —     Иринка, — что-то решив, сказала Вера Нико­лаевна, — ты сегодня иди ночевать к Светлане Бо...
   —    Нет, — возразила невестка, — я вас одну не оставлю.
   —    Но... — попыталась образумить ее свек­ровь, — ты...
   —   Давайте не будем об этом, — Ира присела рядом с ней. — Сейчас поужинаем и спать. И ничего не бойтесь, — стараясь, чтобы голос прозвучал бодро, сказала она.
   —    Пусть только сунутся! Я Сашино ружье зарядила. Я знаете как стреляю, — похваста­лась она, — меня Сашка учил. Помните, даже на охоту два раза брал!
   —    Я одного боюсь, — словно не слыша ее, про­говорила Вера Николаевна, — что Костя сумеет избе­жать наказания. Моя мама рано умерла, — неожи­данно вспомнила она, — отец на автобусе водителем работал. Мне семь лет было, когда он с Софьей Игоревной познакомился. Впрочем, он её и раньше знал. У нее сын, Костя. Он старше меня на два года. Я обрадовалась. Брат будет, мама — свою-то я почти не помнила —и стала называть Софью Игоревну мамой. А Костя не разрешал, даже бил.меня иногда. Потом он в военное училище поступил, а я с родите­лями осталась. Они умерли оба почти одновременно. Вот на похоронах Костя и познакомился с Зинкой. Ее отец был областным военкомом, связи у него хоро­шие были. Потом Костю обвинили в продаже оружия, он в ГДР служил. Но. как-то сумел вывернуться. Вер­нулись они с Зинаидой сюда. Она моложе его намного. Костя воспользовался авторитетом ее отца и создал этот военно-спортивный союз «Защита Отече­ства». Сначала все довольны были, а потом поняли: этот союз — организованная банда. А у Кости друг в Москве. Говорят, банками какими-то управляет. Тоже бывший офицер. А теперь, как стало модно называть, мафиози. Редин Иван Степанович, — она хотела ска­зать  еще что-то, но ее перебил удивленный голос Ирины:
   —    Как вы сказали? Редин?
   —    Ты его знаешь? — свекровь изумленно взгля­нула на нее.
   —    Нет, — поспешно ответила Ирина.
   —    А почему ты так удивилась? — Вера Никола­евна внимательно посмотрела на нее.
   —    Просто так.
   —    Ты не хочешь сказать мне правду? — тихо спросила Вера Николаевна.
   —     Понимаете, — нерешительно начала Ири­на, — когда...
   В дверь негромко, но настойчиво постучали. Бро­сив на свекровь испуганный взгляд, Ирина бросилась к висевшему на стене двуствольному ружью. Перело­мила стволы и зарядила их. Сложила ружье, взвела курки. Вера Николаевна молча взялась за ружье.
   —    Я сама, — запротестовала Ира.
    —    Ты должна родить ребенка, — еле слышно проговорила свекровь.
   —    Вера Николаевна! — за громким стуком услы­шали они встревоженный голос. — Ира! Откройте!
   —     Это Сергей, — облегченно вздохнула свек­ровь. Подойдя к двери, растерянно посмотрела на ружье в руках. Поставила его в угол и прикрыла снятым с вешалки плащом. Потом открыла дверь. В квартиру ворвался Феоктистов. Увидев женщин, об­легченно вздохнул.
   —    Вы почему не открывали? — укоризненно спросил он. — Я заехал сказать — в случае чего немедленно звоните ноль два или мне. Вот теле­фон, — он протянул листок с номером.
   —    Сережа, — тихо спросила Вера Николаев­на, — почему вы приехали? Значит, вы думаете, что с нами может что-то случиться?
   Капитан, мысленно обложив себя непечатными словами, улыбнулся:
   —    Да нет, я просто так, ну, мало ли. Может, какой-нибудь подпивший член союза решит прийти и качать права за своего Полковника. Вот и все, — он засмеялся.
   —     Не надо нас успокаивать, — попросила Вера Николаевна. — Мне все равно, что будет со мной, а Иринка ждет ребенка. Я готова- дать любые показа­ния. Понимаете, Сережа, я уверена, что Сашу убили по приказу Константина. В ту ночь, когда был застре­лен на своей квартире Мягков, Сашу привезли пья­ным. Он ничего не соображал. Обо всем я написала в заявлении. А уже потом Константин все время рас­спрашивал, не говорил ли Саша о том, о чем его просил Мягков. И совсем недавно приходил мужчина. Совершенно незнакомый. Он хотел о чем-то погово­рить со мной. Но я была очень расстроена гибелью Саши и не могу сказать, о чем он меня спрашивал. Ты не помнишь? — посмотрела она на Ирину.
   Жена арестованного по обвинению в совершении аварии, повлекшей гибель человека, Возникова, зе­вая, дожидалась сводки погоды на завтра. С экрана диктор сообщал спортивные новости. Женщина была довольна собой. Сегодня утром она намекнула капи­тану Феоктистову из уголовного розыска, что ее муж не причастен к случившемуся на дороге. Капитан просил, даже настаивал на ее письменных показани­ях. Она наотрез отказалась, сказала, что боится при­влечения к суду за дачу ложных показаний. На самом деле все было по-другому. Вчера саратовский видео­канал показывал один из запрудивших сейчас экраны американских боевиков. Там одна женщина, за не­большую сумму отдав в руки полиции не совершав­шего убийства мужа, угрожая рассказать правду, полу­чила с настоящего высокопоставленного преступника хорошие деньги. И уже засыпая, Возникова решила стать богатой, намекнув Зяблову, что расскажет прав­ду. Но сделать это решила не сама. Она знала, что у Зяблова куплена почти вся милиция. И именно поэ­тому сказала Феоктистову, что ее мужа подставили. Это слово она тоже узнала из фильма. Расчет был прост: Феоктистов наверняка от нее поедет к Зяблову и сообщит ему о разговоре с ней. Убить ее Зяблов не сможет — этим самым он отдаст себя в руки Феокти­стова. Значит, ему останется одно: держать ее рот на замке приличными суммами. Женщина довольно улыбнулась. Прошлепав босыми ногами по полу, вы­ключила телевизор и легла. Ее любовник сегодня уле­тел Москву.
   — Мама, я летчика люблю, — пропела она. Рас­смеявшись, потянулась сильным красивым телом. За­тем повернулась на бок и закрыла глаза. Во дворе громко залаяла собака. Женщина, недовольно вздох­нув, натянула одеяло на голову. Собака замолчала. В открытом окне кухни на фоне света уличных фонарей появился темный силуэт. Отодвинув занавеску, быст­ро и беззвучно залез в дом. Следом за ним в окно забрался еще один. Прислушиваясь, оба замерли. Ти­шину большого дома нарушало только равномерное тиканье настенных часов. Преступники бесшумно двинулись к кухонной двери. Шум подъехавшей ма­шины и свет фар остановил их.
   Феоктистов на все лады крыл дороги пригородно­го совхоза. Рытвины, выбоины и ямы, казалось, были по всей дороге. Днем он этого как-то не замечал. Подъехав к дому Возниковой, с досадой увидел, что свет в окнах не горит.
   «Рано же ты спать ложишься, — мысленно обра­тился он к женщине. — Отправила мужа на нары и спит, стерва. Он уже хотел остановить машину, но что-то помешало ему.
     Проехав дальше на два дома, капитан понял, что именно. Первый его приезд злоб­ным громким лаем встретил огромный лохматый пес, который гремя цепью, рвался к забору. Сейчас собака молчала. А ночью она должна встречать появление возле дома чужих еще более яростно. Капитан вышел из машины, вытащил пистолет и, прижимаясь к забо­рам, побежал к дому Возниковой. Забежал во двор и едва не наступил на тело пса. Осторожно пошел к дому. Услышав донесшийся из окна короткий прон­зительный крик, рванулся к двери.
   —    Хороша стерва, — тихо проговорил лысый. — Тело упругое.. И живот плоский.
   —    Не спусти, —насмешливо отозвался худоща­вый парень и вытер окровавленное лезвие ножа под­одеяльником.
   —    Откройте! — услышал он требовательный го­лос. — Милиция!
   Лысый с матом рванулся на кухню.
   Понимая, что преступники уже в доме и в этом отчасти виноват он, Феоктистов в надежде остановить их подскочил к двери, саданул по ней ногой и заорал:
   —    Откройте! Милиция! — потом спрыгнул с крыльца и бросился за угол вправо. Там на кухне, он это. запомнил, было выставлено окно. Едва он выско­чил из-за угла, как на землю из оконного проема выпрыгнул человек.
   —    Стоять! — выстрелив в воздух, крикнул капи­тан. — На землю! Руки и ноги в стороны!
   Преступник резко махнул рукой в его сторону. Дернувшись влево, капитан выстрелил. С тупой болью в левое плечо вонзилось лезвие ножа. Преступ­ник с криком упал.
   —    Лежать! — Феоктистов сверху вниз ударил упавшего каблуком по пояснице. Тот взвыл и замер.
   —   Лежать! — повторил Феоктистов и услышал короткий шум в проеме окна. Капитан отпрянул вправо. Прыгнувший на него с ножом лысый промах­нулся и упал. Мгновенно перекатившись, замер. Ко­роткая вспышка выстрела и просвистевшая около уха пуля как бы сковали его.
   —    Следующая твоя, — предупредил капитан.
    —    Мусор, — прошипел лысый.
   —     Мордой вниз! — скомандовал капитан. — Лапками обними землю! Ноги раздвинь!
   Приглушенно матерясь, лысый выполнил его тре­бование:
   —    Нож брось! — пошевелив онемевшим плечом, приказал Феоктистов.
   —    А ты его возьми, сука! — с бессильной зло­стью сыграл в крутого лысый. Шагнув вперед, капи­тан резко ударил его между раздвинутых ног. Лысый издал утробный вопль. Носком отбросив в сторону нож лысого, Феоктистов прислушался и выругался:
   —    Вот суки! Как будто выстрелов не слышали!
   В поселке, казалось, все, кроме поднявших лай собак, вымерло. Капитан нажал на курок. С секунд­ным опозданием из-за яблони хлопнул тихий вы­стрел. Мотнувшись телом вперед, Феоктистов коснул­ся стены дома и попытался развернуться. Из-за ябло­ни снова хлопнул выстрел. Капитан ударился головой о стену и боком завалился на землю. К глухо матеря­щемуся лысому подскочил крепыш с пистолетом.
   —    Яшка, валим! Сейчас здесь народу тьма будет!
   Поднявшийся с его помощью лысый с коротким
   матом пнул тело капитана, вскрикнув, скорчился.
   —   Давай к тачке, — поторопил его крепыш. Присел возле коротко застонавшего второго.
   —    Спина, — промычал тот. — Он мне, сука, — почувствовав у шеи под подбородком ствол, дернулся и, обмякнув, опустился на землю. Крепыш подхватил лысого и потащил его через сад. К дому, громко переговариваясь, осторожно подходили мужчины. По­зади непривычно тихо двигались женщины. Обогнав всех, во двор забежал молодой голый по пояс парень в тренировочных штанах. В руке у него был «Мака­ров». Увидев мертвого пса, он выставил пистолет пе­ред собой и пошел к углу дома. Увидел два тела, подбежал к ним.
   —    Товарищ капитан, — узнав лежащего с окро­вавленной головой Феоктистова, присел и приложил подрагивающие пальцы к пульсу. Услышав за садом мотор автомобиля, коротко выругался и рванулся туда.
    —    Подтолкни! — вдавливая педаль газа, дергаясь телом вперед и назад, словно пытаясь помочь ревуще­му мотору, крикнул крепыш. Лысый, морщась, вышел из машины и стал толкать.
   —    Стой! — раздался громкий крик из-за высоко­го, в рост человека, забора. — Стрелять буду!
   Подтверждая серьезность заявления, лопнул пис­толетный выстрел.
   —    Давай! — заорал крепыш. Лысый с пистолетом в руке отчаянно пытался помочь с трудом продвигав­шемуся вперед автомобилю. Ему в лицо летели комья мокрой земли.
   —     Стоять! — перевалившись через забор, парень бросился к машине. Лысый и крепыш одновременно выстрелили. Вскрикнув, парень упал, «жигули» выеха­ли из лужи и резко остановились. На бегу разряжая пистолет в сторону приподнявшегося парня, лысый рванулся к машине. Парень с искаженным болью лицом, поддерживая левой рукой правую с пистоле­том, провожая фигуру бегущего стволом, трижды на­жал на курок. Подбежавший к задней дверце лысый впечатался в нее всем телом и, раскинув руки, сва­лился на дорогу, «жигули» рванулись вперед.
   —    Лежать! — осторожно приподнимаясь, крик­нул парень. Волоча правую ногу, подошел к лысому.
   —    Васька! — послышался быстро приближав­шийся мужской голос. — Ты где?
   —    Здесь, — вполголоса отозвался парень и со стоном опустился на землю. От забора с ломиком в руке тяжело бежал коренастый мужик лет сорока пяти в длинных семейных трусах, в надорванной во время преодолевания забора майке и кирзовых сапогах.
   —    Что с тобой? — взволнованно спросил он.
   —    Да так, — простонал парень, — ногу чуть за­дело.
   —    Как же это? — встревожился мужик. — Вот мать-то, — отложив ломик и рывком разорвав майку, сказал мужчина, — задаст твоему начальнику. На кой же он тебе пистоль выдал?! Я как увидел возле дома мертвяков, — заматывая ногу сына, проговорил он, — прямиком сюда. Мать-то в слезах вся.
   —    Игнатьич! — от забора, гулко топая, к ним подбежали пятеро мужчин. Двое с лопатами, один с вилами и двое с топорами. — Где бандюги-то? — оглядываясь по сторонам, в один голос спросили они.
   —    Васька одного уложил, — с гордостью ответил Игнатьич, — и сам раненый.
 
   Через сад от дома донесся нарастающий женский гомон.
   —     Собак полно, — рассматривая темнеющие дома деревни в бинокль ночного видения, недовольно отметил Филимон. — А Волошин, похоже, уже дрых­нет. Только бы собаки у него не было. Через сад, минуя деревню, подойдем. Он сейчас, наверное, от каждого шороха вздрагивает, — усмехнулся Хирург.
   —    А там-то что? — кивнув головой в сторону доносящейся музыки, удивленно спросил Тарзан. — Только похороны, а уже...
   —     Похороны — горе для знакомых и родных по­койника, — спокойно ответил Филимон, — а жизнь продолжается. — Посмотрел на светящийся циферб­лат часов и улегся на спину. — Через пару часов навестим Волошина.
   Трое крепких парней в камуфлированных комби­незонах, сливаясь с охапками разбросанного для про­сушки сена, неподвижно лежали чуть впереди карто­фельного поля.
   — У него света в окнах нет, — опуская прибор ночного видения, пробормотал старший — муску­листый коренастый парень. — Как только во всех домах погаснет свет, выжидаем полчаса и берем Воло­шина.
   —    Ты, может, хоть чего-нибудь поешь? — жало­стливо проговорила плотная высокая женщина. — А то ведь...
   —    Оставь, мать, — хмуро перебил ее дядя Сте­пан. — Видишь, он извелся весь.
   —     Оно и понятно, — согласилась женщина. — Ведь всего неделю назад жену с дочкой похоронил, а теперича и мать. Изверги, — вдруг всхлипнула она, — бандюги проклятые! Вон в милиционеров стреляли бы. Ан нет, — вздохнула она. — По кой Ксюшу-то вбили? Чем она мешала? — женщина за­плакала. ПлеЧи неподвижно сидящего Волошина вздрогнули.
   —    Ты это, — шепнул Степан, — при нем-то не говори, он ведь и так мается.
    Вытирая слезы передником, женщина ушла в дру­гую комнату.
   —    Ну что же, — деланно зевая, проговорил дядя Степан, — чай, и подрыхнуть треба. Завтра вставать ранехонько. Марья корову проводит, мы и тронемся. Ты давай, Митька, спи.
   —    Спокойной ночи, дядя Степан, — тихо ото­звался Волошин.
   Четыре беззвучные тени, мгновенно преодолев ос­вещенную лунным светом деревенскую улицу, нырну­ли в кусты около невысокого забора из штакетника.
   —    Его дом? — подстраховался старший.
   — Его, — тихим шепотом ответил один из пар­ней.
   —    Работаем тихо, — предупредил старший. Блес­нули лезвия ножей.
   Легко перепрыгнув забор, Филимон сразу упал на живот. Рядом улегся Тарзан. Несколько секунд оба лежали неподвижно. Филимон, коротко хлопнув по­мощника по плечу, метнулся вперед. Тарзан последо­вал за ним. Почти неразличимыми тенями они, пере­бегая от яблони к яблоне, приближались к дому. У дверей Тарзан снял плотно прижатый к спине неболь­шой рюкзак, вынул из него белый балахон и надел его. Филимон навалился на дверь, сунул в появившу­юся щель узкую стальную полоску и стал поднимать щеколду. Удовлетворенно кивнул и другой рукой на­чал осторожно открывать дверь.
   —    Нет его, — тихо сказал вышедший из неболь­шой спальни невысокий парень.
   —    Похоже, его дома вообще нет, — приглушен­но сказал другой. Старший грубо, но совершенно беззвучно выматерился. — А где же он? Посмотри на кухне, — шепнул он одному из парней, — может, на печке русской спит. — Парень неслышно вошел в кухню. И пораженно замер: дверь на крыльцо медлен­но открылась, и в проем боком стало втискиваться что-то большое, трепыхающееся, белое. Перейдя по­рог, остановилось. По бокам у него белыми мягкими волнами опускались и поднимались то ли крылья, то ли еще что-то.
 
 
    Парень заорал и вжался в стену. В кухню, мешая друг другу, ввалились остальные. Белое издало утробный жутковатый вой и медленно двину­лась к ним.
   — Мама! — отчаянно заорал один из парней. Старший вскинул руку с пистолетом. Грохнул вы­стрел. Еще и еще один. Остальные тоже начали стре­лять в молча рухнувшее на пол белое.
   Филимон, услышав панический возглас, довольно улыбнулся. Но в доме грохнул выстрел. Еще один и почти тут же третий. Выхватив пистолет, Хирург в длинном прыжке достал вход в сад. В доме уже вов­сю, отдаваясь в саду эхом, трещали выстрелы. Фили­мон побежал к забору. Не касаясь его, перепрыгнул, перевернулся через голову и побежал вверх по прика­танной дороге к шоссе.
   — Валим! Как зашли, так и уходим! — крикнул старший. Парни стремительно последовали за ним.
   —    Звони в милицию! — Степан с двустволкой в руках вбежал в комнату к Волошину и не сразу увидел его. Степан щелкнул выключателем. Бледный Воло­шин сидел на полу, старался вжаться в угол.
   —    Что же это, а?! — зло спросил дядя Степан. — Кто у тебя там?
   —    Никого, — Волошин замотал головой. — Чес­тное слово, не знаю я ничего! Нет, знаю! — закричал он. — Это меня убить хотят! Меня!
   —    Так какого черта они стреляют? — недоумен­но пожал плечами Степан. — В кого?
   —    Сказали, счас прибудут! — заглянув в дверь, нервно проговорила его жена.
   —    Кто приедет? — не понял он.
   —    Так милиция. Ты как велел, я сразу и позво­нила.
   —    «Что могут узнать мусора? — вдавливая педаль газа, Хирург гнал угнанные вчера «жигули». Пучок фар разрезал черноту ночи и, словно убегая от маши­ны, скользил по асфальту. — Да ничего, — он начал успокаиваться.
    —    Но если в доме Волошина была засада, значит, милиция вышла на Федьку. Впрочем, может, не столько на Федьку, сколько Зяблов засве­тился. Но в любом случае пора делать ноги. Тачку оставлю у первого крупного поселка. Пальчиков не будет. Мы сели в перчатках и не снимали их. Стоп, — обожгла его неожиданная мысль, — Тарзан ведь был под следствием. Значит, отпечатки есть на­верняка в милиции. С одной стороны, это хорошо, — усмехнулся Филимон, — будут выискивать его связи, но со мной он работать начал совсем недавно. Так что засечь его они не могли. Кто может сообщить милиции о моей связи с Тарзаном? — задумался он. — Только Вика. Значит, сейчас бросаю тачку и...» — увидев впереди приближающийся свет фар, нахмурился.
   —    Слишком торопятся, — пробормотал он. — И не одна тачка. Школьник ты, Филя, — зло упрекнул он себя, — почему фары не выключил? Достал из кармана пистолет и облегченно вздохнул. — Дура­ки — существа безобидные, и им постоянно везет. — Начал сбавлять ход. Доехав до стоящих у обочины «жигулей», остановился и выключил фары.
   —    Тебе какого хрена надо?! — пьяно заорал, вы­совываясь в открытое окно лохматый парень. Рядом с ним прикрывая одной рукой обнаженную грудь, а другой —лицо, была женщина. Филимон,, не вклю­чая ни фар, ни подсветок, тронулся дальше. — Сей­час спуск и поворот, — вспомнил он дорогу, — и влево уходит асфальт к ферме.
   Свет фар ехавших навстречу машин исчез. «Они на горку поднимаются. Только бы успеть. Если это менты, с парочкой они долго не задержатся. Остано­вятся и даже спрашивать ни о чем не будут. Но если это менты торопятся, то кто в доме пальбу устро­ил?» — Увидев слева в отдалении ровный ряд фона­рей, осторожно повернул руль.
   Четверо парней, тяжело дыша, хлюпая ногами, бежали по-залитому водой лугу. Опередив всех, стар­ший, с разбегу забрался на травянистый откос дороги, перебежал асфальтовую ленту, спустился с другой стороны и побежал к окутанной дымкой ночного ту­мана реке, прыгнул в лодку. Через несколько минут в лодке были все.
 
   — Мотор не заводить, — приглушенно бросил старший, — идем не веслах.
   Редин просматривал документы.
   —     Ваня! — укоризненно проговорила вошедшая Анна. — Ты снова работаешь! Вот пожалуюсь Анто­нине Викторовне, — улыбаясь пригрозила она, — пропишет она тебе уколы. Будешь знать.
   —    Да я привык постоянно чем-то заниматься, — виновато сказал Редин. — Пока что-то делаю, вроде живу. А то чувствую себя развалиной.
   «А кто ты есть-то?» — подумала она.
   —    Где Валентина? — спросил Иван Степанович.
   —    Ушла по городу шататься, — неприязненно ответила Анна.
   —    Так вы и не смогли найти общего языка, — с сожалением сказал Редин.
   —     Мне найти общий язык с этой....— усмехну­лась Анна. Подыскивая подходящее определение, за­молчала.
   —    Не надо, Аня, — попросил Редин, — все-таки она моя дочь. И когда я... — он вздохнул. — Вообще я ей многим обязан. Ты знаешь, чем. Хотя бы тем, что мы сейчас вместе.
   —    И то только потому, — не замедлила напом­нить Анна, — что я сумела отшить Зинку!
   —    Ты же знаешь, что с ней у меня ничего серь­езного не было, — пробормотал он. — Все-таки Ко­стя моим другом считался. А она своим телом, так сказать, — усмехнулся он, — отплатила мне за то, что я ее мужа от трибунала отмазал. Хотя...
   —    Зачем ты мне-то врешь? — вспылила Анна. — От трибунала Костю спас мой отец. Просто ты все так подстроил, что они до сих пор думают, что это сделал ты!
   —    Давай прервем этот разговор, — попросил Ре­дин, — потому что в последнее время на меня столь­ко свалилось, — он покачал головой. — Самое глав­ное — еще с Федькой не все ясно.
   —    Что? — встревожилась Анна.
   — А то, что там кто-то запомнил номер его ма­шины. И это еще не все. Он, оказывается, убил со своими придурками жену и дочь какого-то пчеловода. И, что неприятно, этого пчеловода никак не могу убить. Прямо заговоренный какой-то! — помолчав спросил. — А кстати, где наш сын? Я, признаться, последнее время постоянно ожидаю от него чего-то не совсем здравого.
   —     Это потому, — заявила Анна, — что ты все еще считаешь его избалованным мальчишкой. А ведь он уже сформировавшийся человек, мужчина, — уви­дев, что муж хочет возразить, напомнила. — А его нападение на людей Касыма? На это мог решиться только решительный, смелый человек.
   —     Это ты так думаешь! — разозлился Редин. — А ты знаешь, чего мне стоит уладить это? Я потеряю денег больше, чем он их приобрел!
   —     Но, извини, ведь в этом замешана и твоя, де­вочка, — съязвила Анна, — это ее идея. Феденька только исполнитель.
   —    Все, — Иван Степанович закрыл глаза, — я устал.
   Зло взглянув на него, Анна вышла.
   —    Я что-то не пойму, — Валентина испытующе посмотрела на Федора, — как ты переправил деньги Блохину?
   —    Пират поехал в гости к своей маман в Тулу. Вот я и отправил баксы с ним. Позвонил Зайцу, чтобы он встретил его. А Заяц...
   —    Я знаю, что он работает на Блохина, — кив­нула Валентина. — Но, по-моему, ты поторопился. Нужно было сначала оговорить с Вадимом Сергееви­чем твердую цену. Способ доставки товара, оплаты и так далее. И самое главное, чтобы исключить возмож­ность...
   —    Подожди, — остановил ее Федор, — ты сама говорила, что обо всем, с ним договорилась. Если нет, то на кой мы ему баксы отдали?
   —    Да, я оговорила с Блохиньш покупку первой партии. И те деньги, которые я просила тебя передать ему, — аванс. Товар мы получил через три дня после того, как Блохин получит аванс. Оставшуюся сумму отдадим ему, когда будем принимать первую партию в Электростали.
   —    Значит, ты решила сама заняться основным бизнесом папаши? — усмехнулся Федор.
   —    Отец стар, — ответила Валентина, — и я не хочу, чтобы созданная им империя распалась после его смерти.
   —    Отлично сказано, — Федор с уважением по­смотрел на сестру. — Но мне интересно, какое место ты отведешь мне после того, как станешь императри­цей?
   —    Ты сын моего отца, — спокойно сказала Ва­лентина. — Значит, мой брат. Ты доказал, что мо­жешь быть решительным и умеешь действовать. Так что, скорее всего, если тебя это устроит, — она серь­езно посмотрела на него, — мы будем равноценными партнерами.
   —     Валька, — восторженно выдохнул он, — да я для тебя все что угодно сделаю.
   Обхватив ее за плечи, звучно чмокнул в щеку. Он не мог видеть ее лица и поэтому не заметил брезгли­вой и презрительной улыбки.
   Посматривая на часы, Пират нетерпеливо расха­живал перед зданием гостиницы. Остановился, со злостью огляделся, шагнул к урне, бросил окурок. Потом поправил на плече ремень спортивной сумки и быстро спустился по ступеням.
   —     Игорь! — раздался справа от него веселый го­лос. — Привет!
   —    Здорово, — Пират со злостью смотрел на под­ходившего к нему в сопровождении двух рослых пар­ней Зайцы, невысокого быстрого в движениях челове­ка. — Я тебя чего, — раздраженно спросил он, — как бабу, ждать должен? Я уже здесь полчаса, как на первом свидании, разгуливаю. Еще бы цветы, и все, страдающий Ромео!
   —    Остынь, Игорек, — засмеялся Заяц. — Я за тобой как раз двадцать пять минут и наблюдаю. К тому же времени-то, — кивнул он в сторону больших часов на гостиничным вестибюлем, — как раз два.
   —     Вот, — Пират достал толстый пакте. — Это ты должен пе...
   —     Не учи меня, — захохотал Заяц, — кому я должен, всем прощаю.
   —    Короче, вот что, — недовольно буркнул Пи­рат, — мне нужно отдать это тебе. Вот здесь распи­шись, и привет, — достав из кармана небольшой листок, посмотрел на часы и поставил время. — Да­вай, — он протянул ручку, — увековечь свою под­пись, Заяц.
   —    Бумажным человеком ты стал, Игорек, — ве­село заметил Заяц и расписался.
   —    Тебе тоже придется оставить автограф, — до­став почти такой же листок, подал его Пирату. Тот бегло прочитал, расписался.
   —     Ну все, — облегченно вздохнул он, — цере­мония закончена. Привет, — он махнул рукой.
   —     Не спеши, — остановил его Заяц. — Мы же с тобой почти два года не виделись. Я слышал, ты сейчас в шестерках у Федьки.
   —    Думай, что говоришь, — обиделся Пират.
   —     Да я так, — Заяц пожал плечами, — к слову. И вот еще что, — понизив голос, он вплотную под­ошел к нему. — Вот это отдашь лично в руки Вальке, лонял? — строго спросил он. — Не Федьке, а имен­но прямо в руке Вальке!
   —    Лады, — кивнул Пират. Взял заклеенный поч­товый конверт.
   —    А на словах, опять же ей, что все будет так, как она договорилась с Блохой. Вот теперь пока, — Заяц быстро пошел к стоянке. Парни, внимательно всматриваясь в окружающих, следовали за ним.
   —    Ты уверен в этом? — строго спросил Расто­гин.
   —     Конечно, — кивнул Николай. — Прежде чем сообщить это вам, я проверил. В квартире Галины Сергеевны действительно живет мужчина. Кто он та­кой, я узнаю завтра, — Растогин, нервно кусая губы, внимательно смотрел на него. -
   —     Нет, — понял его Николай. — Я сделаю про­ще — наведу справки об этом типе в милиции. У меня там есть один знакомый. Я один раз здорово помог ему. Думаю, он не откажет мне в такой пустя­ковой просьбе.
   —    А кто тот, с кем ты поскандалил? — спросил Растогин.
   —     Ее сосед, — улыбнулся Николай. — Зовут его не Саша, как пыталась представить его Галина Серге­евна. Личность довольно известная милиции — Суво­ров Виталий, кличка Граф. Недавно освобожден по помилованию. Тип еще тот. О нем, если так можно сказать, ходят легенды. Его задерживали за совершен­ные преступления, но ему всегда удавалось избежать наказания. И это в то время, когда социалистическое общество вело ожесточенную борьбу с преступностью. Тем более, что Суворов не какой-нибудь карманник либо домушник, а бандит. В последний раз ему дали, как говорят уголовники, потолок — пятнадцать лет за нападение на кассира в Вологодской области. Отси­дел восемь. Квартира ему досталась по завещанию хозяйки, которая два года назад умерла. Некто Фомич Мария Ивановна. Ее сын умер в лагере от рака. Видно, он чем-то был обязан Суворову, потому что уговорил мать оставить квартиру этому бандиту.
   —    Откуда же его знает Галина? — удивился Рас­тогин.
   Зюзин молча пожал плечами...
   —    Ты был у Гали в больнице? — зада неожидан­ный вопрос Растогин.
   —    Да нет, — заметно смешался Зюзин. Увидев недоверие в глазах шефа, поспешил исправиться. — То есть я видел ее пару раз. Но совершенно случайно. Я как раз отвозил в больницу глюкозу и ан...
   —    Я тебе уже говорил, — тихо, но с явно прозву­чавшей в голосе угрозой сказал Растогин, —_: чтобы ты не искал встреч с ней. Повторять больше не буду.
   —    Павел Афанасьевич, — обиженно проговорил Николай, — что вы ей-богу? Я же ничего не...
   —    Запомни, что я сказал, — предупредил его Растогин.
   —    Павел Афанасьевич, — в приоткрытую дверь кабинета заглянула Регина. — К вам господа из Красноярска. Они у меня записаны. Вы примете их?
   —    Да, конечно.
   —    До свидания, шеф, — Зюзин быстро вышел. В приемной он увидел троих мужчин.
   —    В столице нас с ходу высчитают, — говорил Зубр, — даже если на месте не возьмут. Да и ты видел, чего сейчас в этих гребаных пунктах? Мордо­вороты, один здоровее другого, у каждого волына. Наверняка еще и где-нибудь в кабинете рядом сидят хари четыре. Рискнуть, конечно, можно, но это запал. Почти стопроцентный запал.
   —    А работать где-то на периферии, — Граф по­морщился, — не в кайф. Во-первых, там и суммы не те. А во-вторых, как только я уеду из Москау, менты с ходу начнут запросы слать. И все равно высчитают, суки.
 
   —    Ништяк бы какого-нибудь милиционера за жабры взять, — мечтательно протянул Зубр, — осо­бенного такого, который сам мусоров боится.
   —    Это раньше такие были, —усмехнулся Граф, — сейчас у всех, кто миллионами ворочает, своя армия есть. И с мусорами они в хороших, поят, кормят, одевают. Впрочем, если такого прихватить, он к мен­там не побежит. Ты потом сам молиться будешь, чтобы в Бутырку попасть. Сейчас частных тюрем, как раз для таких как мы, знаешь, сколько? Там, говорят, хуже, чем в крытой. Я встречал одного, он говорит, что лучше пятнашку в крытой отбарабанить, чем не­делю в этой самой частной тюрьме.
   —    Да слыхал я про это, — ухмыльнулся Зубр, — только, по-моему, блевотина все это. Неужели парни с этой самой мафии будут простых уголовников в свою тюрьму сажать?
   —    Простых-то — нет, — согласился Граф. — А ежели кто заденет кого-нибудь из тех, кто бабки этой самой мафии платит, враз выцепят. Если с тебя ниче­го выколачивать не надо, просто череп продырявят. Если же какой-то. капитал утащил, в тюрьму эту са­мую и попадешь. Все отдашь и сверху сколько смо­жешь навалишь. Так что сейчас безопаснее с государ­ством дело иметь.
   —    Вот те нате, — удивился Зубр, — а сам за обменный пункт базаришь.
   — Не путай хрен с гусиной шеей, — засмеялся Граф. — Эти пункты сейчас узаконены. У них своя охрана есть. И все такое. Конечно, они могут обра­титься в мафию, но обычно эти дела мусора ведут.
   -— Так ты говорил, что Виконт предлагает какую- то работенку, — вспомнил Зубр. — И как раз, навер­ное, такого мафиози он и хочет проучить. Тогда я пас, а то без суда и следствия под кулаки этих каратэков хреновых мне попадать не в жилу.
   —    Но мы с тобой не медвежатники, — засмеялся Граф, — так что если и выйдут, то на Виконта.
   —    Ты думаешь, он Сергей Тюленин из Молодой гвардии? — усмехнулся Зубр. — К тому же там все равно шмалять придется. А эти мафиози просто вы­числят кентов Виконта и возьмут нас за жабры.
   —    Но что-то делать все равно надо! — разозлил­ся Граф. — Я на бабки Виконта жил, теперь вот ты появился. Мне это не нравится, поэтому решать надо что-то.
   —     Вот я и говорю, — кивнул Зубр. — Где-нибудь в Центрально-Черноземном хлопнуть банк, и ладушки. К тому же если нас и вычислят, мы успеем сдернуть, прежде чем хапнут. Ведь они нам с ходу браслеты на нацепят. Сейчас вокруг только и слы­шишь: то тут, то там, какой-нибудь домик с миллио­нами на «ура» взяли.
   —     Может, ты и прав, — вздохнул Граф. — Вот дождемся Виконта, тогда и видно будет.
   —    Лично мне после твоих рассказов о частных тюрьмах легче на монетный двор дернуться, — возра­зил Антон. Вспомнив слова Знаменского о том, что если бы с ним были такие, как он, то и монетный двор можно было бы попробовать, Граф засмеялся.
   —    Чего ха-ха ловишь? — обиделся Зубр. — Я не то, чтобы...
   —    Да я свое припомнил, — успокоил его Граф и спросил. — Ты в Воронеже один работал?
   —    Да я там просто на гоп-стоп одного басмача взял, — ответил Антон. — Он чего-то, видно, про­гнал и назад возвращался. Я его в кабаке запас. Он как рассчитываться начал, у меня аж захолодело внут­ри, — сознался он. — Ну я его и приласкал. Рублями пять лимонов и зелеными три тысячи. К тому же и вооружился, — он взял со стола небольшой револь­вер. — А то в моем «макаре» маслята кончились. В Пензе с какими-то сцепился и, считай, обойму расшмалял. А здесь видал, как перезаряжается легко. У тебя-то ствол есть?
   —    Свой, — улыбнулся Виталий, — дождался он меня.
   —    Это наган-то? — удивился Антон. — Но за ним еще с тех лет хвост тянется. Эксперты враз сри­суют. Так что лучше...
   —    Я в зону больше не пойду, — сказал Граф, — поэтому, если шмалять придется, то какая разница — с чего, — он дернул плечами. — Наган, он бьет не­плохо. Правда, если увязнешь в перестрелке, менять маслята долго. Это в кино полчаса без перекура стре­ляют.
   —     Сейчас купить ствол запросто, — сказал Зубр, — только нарваться можно. Может, с этого ствола, который тебе по дешевке отдадут, еще в Бреж­нева стреляли. Мусора возьмут, и караул начнется.
   —    Меня мусора больше не возьмут, — спокойно напомнил Граф.
    —    Я свое отсидел, — взяв со стола финку и, не поворачиваясь, метнул ее назад, в висев­шую на стене карту СССР. — Куда укажет, туда и едем, — усмехнулся он.
   —    Ништяк, — согласился Зубр, — только если в России. Ближнее зарубежье мне на хрен не упало, — и, не давая Виталию посмотреть, спросил. — А если в какую-нибудь дыру, где даже хлеб привозной?
   —    Да хоть куда, — засмеялся Граф. — Глав­ное — область. Вот в областной центр и едем.
   Туз хлесткими, сильными ударами прямых рук бил по боксерской груше.
   —    Туз, — в небольшую подвальную комнату, оборудованную под спортивный зал вошел Николай. Туз вопросительно посмотрел на Зюзина.  
   —     Похоже, он начинает дела с Красноярски­ми! — нервно проговорил Николай. — Сегодня он говорил со мной. Так, о том, о сем. Потом его шкура Регина вошла. Там, говорит, Красноярские вас дожи­даются. Они о встрече с вами условились.
   —    Значит, решился Павел Афанасьевич, — за­смеялся Туз. Увидев непонимание в глазах приятеля, махнул рукой. — Тебе об этом неизвестно, потом все узнаешь. И вот еще что! — строго, опередив пытав­шегося что-то сказать Зюзина, сказал он. — Ускорь бракосочетание с Талькой! Чем быстрее ты это сдела­ешь, тем лучше, — давая понять, что сказал все, повернулся к кожаному мешку и стал бить по нему. Что-то буркнув себе под нос, Николай вышел.
   —    Послушайте, Юрий Федорович, — сердито об­ратилась Галя к вошедшему в палату врачу, — я же просила не принимать ничего от Растогина! Почему вы...
   —     Галина Сергеевна, — спокойно перебил ее врач, — надеюсь, вам, как и всякой матери, дорог ваш ребенок. Поэтому не надо читать мне нраво­учений. Я врач, дорогая. И с сожалением вынужден заявить, что в данное время наша больница не распо­лагает, казалось бы, необходимыми препаратами, что­бы лечить гепатит. Нет капельниц. Катастрофически не хватает лекарств. Даже простой глюкозы. И только поэтому я принимаю помощь от такого несимпатич­ного личного мне человека, как ваш свекор.
    —    Что? — поразилась она. — Что вы сказали?
   —    Мне и самому казалось, что это не так, — признался врач. — Но так сказал мне Павел Афа­насьевич.
   —    Когда нас выпишут? — спросила Галина.
   —    Я не задержу вас ни на час, — негромко отве­тил врач.
   —    Здравствуйте, — услышала Елена. Подняв сверкнувшую золотом голову, увидела стоящего у две­ри Зюзина.
   —    Явился, — насмешливо сказала она. — Что тебе надо на этот раз? Ты снова пришел объясняться в любви госпоже Лапиной?
   —    Дура ты, Ленка, — усмехнулся Зюзин и, опе­режая женщину, торопливо заговорил. — На кой черт она мне нужна. Пойми, — шагнув вперед обнял Еле­ну, — мне она нужна не для семейного очага, — Николай захохотал. — Просто мне необходимо усы­новить ее ублюдка. Впрочем, ты сама все знаешь.
   —    Но я думала, ты просто пытаешься воспользо­ваться мной, — недоверчиво глядя на него, негромко сказала она, — а на самом деле...
   —    Какая же ты дура, — он опять рассмеялся. — Я действительно хочу воспользоваться тобой. Но только для того, чтобы мы могли стать богатыми. Тебе знакомо модное сейчас слово — миллионеры? Вот я и хочу, чтобы мы были среди тех, кто может позволить себе все, что угодно. И только ради этого и хочу сочетаться законным браком с этой дурой. Ты думаешь, мне нужен ее незаконнорождённый выродок?
   Елена рассмеялась.
   —    А вот тут ты ошиблась, — улыбнулся он. — Как раз этот выродок мне и нужен. Как только Галь­ка станет Зюзиной, я немедленно усыновлю маль­чишку. Потому что он настоящий внук Растогина, — объяснил он снова помрачневшей Елене. — И, став отцом Пашеньки, я смогу предъявлять требования старику Паше. Ясно?
   —    А как же я? — спросила она.
   —    Когда все будет в моих руках, — он усмехнул­ся, — моей женой станешь ты.
   —    Ладно, — успокоилась она, — весьма убеди­тельно, но ты забыл про Туза. Как он-то вписывается в твой план?
    —    Яшка Туз — мой бывший начальник, — по­морщился Николай. — Я одной время работал в ох­ране одного не очень, но все же секретного НИИ. Там и познакомился с Галькой. Потом НИИ, как и многие другие подобного рода учреждения, разогнали. И был бы я вышибалой в каком-нибудь ночном клу­бе — у меня черный пояс по каратэ, — если бы Растогин не взял к себе. А его доверие я заслужил на удивление просто. Галька и его сын Андрей были любовниками и даже собирались сочетаться законным браком. Растогин узнал об этом и отправил сыночка получать образование в Израиль. Я за приличную сумму начал ухаживать за Галькой. Но она меня и видеть не хотела, к тому же была брюхата. Тогда Растогин снова за неплохие деньги попросил меня убедить ее в том, что Андрей уехал в Израиль с женщиной, на которой там женился. Галька родила сына и с горя упала в мои объятия. Андрей, которому отец написал, что она вышла замуж, завербовался во французский иностранный легион и очень скоро где- то в Африке погиб. Галька как-то узнала об этом и послала меня подальше. А как раз тогда я встретил тебя и был доволен ее решением. Но сейчас ситуация такая, что мне просто край нужно жениться на ней и усыновить ее выродка. И подал мне эту идею Туз. Яшка сейчас имеет свою независимую команду, вы­полняет за определенную сумму различные задания. Кого охраняет, а кого наоборот...
   —    Вот что, Коля, — серьезно сказала Елена, — хоть мне и не нравится твоя женитьба, но я подожду. Й не дай Бог, ты обманешь меня. Пожалеешь, что на свет божий появился, это я тебе гарантирую.
   — Как страшно-то, — Зюзин прижал ее к се­бе, — поэтому успокой меня своими страстными по­целуями.
   —    А как же твое желание немедленно отправить­ся в загс с Галиной? — чуть отстранившись, спросила Елена.
   —    Я не могу забыть о болезни своего пасын­ка, — усмехнулся Николай.
   — А что мне оставалось?! — заорал крепыш. — У одного спина сломана, а второго этот козел участ­ковый подстрелил!
   —     Вообще-то он прав, — кивнул Шугин, — ни­чего страшного не случилось. Доказать, что двое уби­тых у дома Возниковой из нашей команды, менты не смогут. И тот, и другой были как бы сбоку припеку. Никто их на наших заседаниях не видел. Константин Федорович правильно сделал, что держал уголовников отдельно. Еще, может, и этот сыщик сдохнет. Гово­рят, в сознание не приходит. А вот пчеловод жив, — Шугин бросил злой взгляд на крепкого рыжеватого парня.
   —    Да там какое-то привидение вылезло! — воск­ликнул тот. — А пчеловода не было. Мы весь дом обшарили, не было его! — заметив недоверие во взгляде Шугина и сомнение на лице Клоуна, горячо заявил. — Точно говорю! Я одного на кухню отпра­вил, а он как заблажит. Мы ту...
   —     Слышали уже, — недовольно прервал его Клоун. — По-моему, вы просто перетрусили. Откры­ли пальбу. Наверное, пчеловод вас напугал. Просты­ню набросил на плечи, а вы привидение увидели!
   —    Да говорю тебе, — заорал рыжеватый, — что...
   —    Не ори, — грубо прервал его Шугин. — Се­годня мы узнаем, что там было. С самим Возниковым Константин Федорович разобраться запретил. Даже наоборот. Чтобы с ним ничего не случилось.
   —    А это-то зачем? —удивленно спросил сутулый молодой мужчина.
   —    А это, Горбун, — покосился на него Шу­гин, — никого не касается. Вы согласились работать на Полковника. Платит он вам хорошо. Вот и предуп­реди хулиганов совхоза, чтобы не задевали его.
   —    Как скажешь, — кивнул сутулый.
   —     С бабой, которая заяву на Зинку настрочила, мы сегодня перебазарим, — негромко сообщил си­дящий рядом с ним здоровяк с заметными залыси­нами.
   —    Особо не нажимайте, — предупредил Шу­гин, — но популярно объясните, что может случить­ся, если она не заберет заявление. Ясно?
   —    Как не понять, — ухмыльнулся рослый.
   —    Как там сестра Полковника со снохой? — по­смотрел Шугин на Клоуна.
   —    Сидят дома безвылазно, — ответил тот. — Правда, Ирка ездила в больницу к Феоктистову. Но сразу же домой вернулась. А Вера Николаевна вообще никуда не ходила.
   —    Ты скажи своим, чтобы повнимательнее бы­ли, — приказал Шугин. — Их сейчас никак беспоко­ить нельзя.
   —    К ним утром Басов заезжал, — сказал Кло­ун. — Видимо, он и сказал о том, что капитан ранен. Был у них недолго, минут десять.
   —    Ты забыл, как Полковник говорит? — зло спросил Шугин. — Во всем нужна точность. Неужели точное время, сколько он там пробыл, нельзя было запомнить?
   —    Меня там не было, — начал оправдываться Клоун, — а наблюдатели — парнишки молодые, только пришли. Ты же сам говорил, чтобы наши кадры там не показывались. Так что, Феликс, ты не по адресу.
   —     Скорее бы Зимин пришел, — вздохнул Шу­гин. —, Во-первых, узнать, что там за привидение в доме пчеловода, что об убийстве Возниковой думают, да и вообще, какие у милиции новости. Все-таки отлично своего стукача в милиции иметь, — подмиг­нул он Горбатому. — Всегда на шаг впереди их идешь.
   —    Я ментовских стукачей в камерах знаешь сколько видел, — ухмыльнулся тот. — Стукач, он и есть стукач. Какая разница, кто и на кого пашет. Сейчас ему выгодно на вас работать. А коснется, он же вас и сдаст вместе с потрохами. Не верю я этому козлу, — сказал Горбатый.
   —    Еще бы ты ему верил, — засмеялся Клоун, — ты сколько отсидел-то?
   —    Хорош, Гена, — прервал его Феликс и сказал, обращаясь к Горбатому. — Сейчас расходимся. Ты со своими, пока Константин Федорович не выйдет, здесь не появляйся. Если будешь нужен, я тебя сам найду. Если что-то случится, позвонишь Клоуну.
   — Что же делается? — прошептала Вера Никола­евна. — Ведь Сережа от нас к этой женщине поехал. Господи,.— по ее щекам покатились слезы, — снача­ла Валерку Мягкова убивают, потом Саша гибнет, а теперь Сергей при смерти. Что же происходит?! Ведь раньше такого не было! И, главное, не находят ни­кого.
   —    Там еще и участкового ранили, — нервно ска­зала Ирина. — Молодой парень. Ему только что ору­жие дали, он стажером был. Представляете, каково ему? Ведь он хоть и преступника, но все же человека убил.
   —    Ира, — вытерев слезы, Вера Николаевна по­смотрела на невестку. — Будет лучше, если ты к моей двоюродной сестре в Волгоград уедешь, пожалуй­ста, — увидев, что Ирина хочет возразить, мягко по­просила она. — Ведь ты скоро мамой станешь. А после того, что произошло, боюсь, этим не кончится. Тем более, мы написали заявление на Константина. Ты слышала, что подполковник Басов говорил? Ско­рее всего, освободят Константина, — в еще мокрых от слез глазах Веры Николаевны промелькнула нена­висть, — хотя и сомнений вроде ни у кого нет. Они, видите ли, доказать не могут, — окончательно рас­сердилась она. — Поэтому тебе лучше уехать. Я се­годня же вечером позвоню Ларисе. Она человек хоро­ший. И муж у нее замечательный. К тебе будут отно­ситься как к родной.
   —    Я вас не оставлю, — решительно проговорила Ира. — Как же я уеду? Нет, — повторила она, — вас я не брошу.
   Вера Николаевна вздохнула и задумчиво посмот­рела на нее. — Как ты думаешь, —ласково спросила она, — кто будет?
   —    Не знаю, — она смущенно улыбнулась. — Мне все равно. Это будет мой ребенок. Хоть мальчик, хоть девочка — назову Сашей.
   —    Александра — тоже красивое имя, — сказала свекровь и обняла ее за плечи, — Иринка, я тебя умоляю, уезжай в...
   —    Мама, — прервала ее Ирина, — давайте не будем об этом. Я от вас не уеду. Как я могу оставить вас? Тебя, — сразу поправилась она. — Ведь ты как только узнала меня, стала моей мамой, а не свек­ровью. И во всех наших с Сашей спорах ты принима­ла мою сторону. Заступалась за меня.
   —    Слава Богу, этих споров было совсем немно­го, — слабо улыбнулась Вера Николаевна. — Вы дружно жили. Ты хорошая и добрая, — прижав к себе невестку, сказала она. — Лучшей жены для своего сына я и пожелать не могла. И я хочу, чтобы и сейчас, хотя тебе очень тяжело, ты была счастлива. Раз ты не хочешь уезжать, то и не надо, — перемени­ла она свое решение. — Может, так даже лучше, — поднявшись, вздохнула. — Пойдем обедать.
    —    Мама, — нахмурилась Ирина, — вы помните того мужчину, у которого жену и дочь убили?
   —    Я тогда была очень расстроена. А почему ты спросила?
   —     Он, когда я его провожала, был очень напуган. Но что-то хотел узнать. А вот что? — Ирина попыта­лась вспомнить свой разговор с Волошиным. — Ка­кой-то телефонный звонок. Кажется, Мягков о чем- то должен был попросить Сашу. И...
   —    Знаешь что, — тихо перебила ее свекровь, — не надо говорить об этом. Лучше все забыть. Сашу не вернешь. Мы с тобой сделали большую глупость, на­писав заявление на Константина, его все равно отпу­стят. А у нас с тобой... —она замолчала.
   —    Вы думаете, Константин Федорович захочет нам отомстить? — испуганно спросила Ира.
   —    Да нет же, — засмеялась Вера Николаевна, — я не это имела в виду. Конечно, Косте будет обидно. Ведь какая ни какая, а я его сестра. Но если он действительно не виноват в гибели Саши, то правиль­но поймет наше заявление.
   —    А если виноват? — быстро спросила Ира. — Ведь вы уверены, что в смерти Саши повинен Кон­стантин Федорович. И я так думаю. Но неужели его выпустят?
   —    Даже если он и выйдет, то к нам больше не придет, потому что если он хоть что-то сделает нам, то этим самым подтвердит наше с тобой обвинение. Так что успокойся, — улыбнулась она. Но глаза жен­щины говорили другое. В них был страх. Не за себя, а за невестку и своего неродившегося внука.
   —    Послушайте, уважаемый господин прокурор, — свободно развалившийся на стуле Зяблов улыбнул­ся, — у вас против меня ничего нет. Одни предполо­жения и домыслы этих бабенок. Я человек, далекий от юридических тонкостей, и все же понимаю, что намотать мне срок, как бы вам того ни хотелось, вы не сможете.
   —     Константин Федорович, — укоризненно пока­чал головой прокурор, — что за выражения? Намо­тать срок... — по его губам скользнула легкая улыб­ка.
   —      Интересно, где вы научились этой терминоло­гии.
   —    Я требую немедленно, — положив руки на стол, Зяблов чуть привстал и подался вперед, — осво­бодить меня! Вы слышите?! Немедленно!
   —     Вам не предъявлено обвинение, — снова улыбнулся прокурор, — вы просто временно задержа­ны для выяснения...
   —    Черт бы вас побрал! — воскликнул Зяблов. — Неужели нельзя выяснить то, что вы хотите, не задер­живая меня! А что касается обвинения, то подполков­ник Басов обвинил, именно обвинил меня в убийстве какого-то Мягкова и...
   —     Переигрываете, Константин Федорович, — жестко перебил его прокурор. — Вы же знали лейте­нант Валерия Мягкова, и вдруг — «какого-то». Знае­те, что я вам скажу, — он вздохнул, — я бы с удо­вольствием посадил тебя, Полковник, за решетку и надолго. Потому что...
   —     Сразу понятно, что вы здесь человек но­вый, — Зяблов высокомерно улыбнулся, — это жела­ние я выслушивал от ваших предшественников не единожды. Но, — с деланным сожалением он развел руками, — слава Богу, в нашей демократической стране существует закон. Надеюсь, вы не забыли, что являетесь его слугой? — насмешливо спросил он. — И, значит, обязаны защищать меня. Именно поэтому через пару дней, когда будете меня освобождать, я вручу вам заявление о привлечении к уголовной от­ветственности оклеветавших меня людей, а также о материальном возмещении причиненного мне мо­рального ущерба. Вы согласны, что несколько дней в камере — это не отдых на курорте?
   —    Ты уверен, что это были люди Зяблова? — спросил подполковник.
   —    Если бы моей уверенности хватило на то, что­бы отправить его на пожизненное, — вздохнул лежа­щий с перевязанной головой Феоктистов, — он дав­но был бы там.
    — Умный ответ, — иронически заметил Басов.
   —    Дураком не был никогда, — усмехнулся капи­тан.
   —    Так какого хрена подставился?! — загремел Басов. — Хорошо хоть бронежилет на тебе был! Ум­ник, — буркнул он.
    —    А по городу сейчас говорят, будто капитан Феоктистов вот-вот душу богу отдаст.
   —    Да первая пуля вскользь по лбу прошла, — дотронувшись до бинта на голове, вздохнул Феокти­стов, — вторая — чуть выше виска. Если от первой меня как будто колом по голове шарахнуло, то вторая вырубила. Хорошо еще калибр небольшой, и обе по касательной. Так что броник здесь ни при чем. Я его не ношу, неудобно, особенно когда с женщиной в постель...
   —     Из больницы ни шагу! — строго сказал Ба­сов. — Ты мне живой нужен.
   —    Да я себе тоже в этом состоянии нравлюсь, — засмеялся Сергей. Поморщившись, дотронулся до бинта.
   —    Участковый молоток, — с одобрением прого­ворил он. — Может, его к себе забрать?
   —    Отдыхай, — выходя,- бросил Басов.
   —    Товарищ подполковник, — окликнул его ка­питан, — а что там в...
   —    Волошина, судя по всему, пытаются убить две группы, — подполковник задержался в дверях. — Его спасло то, что ночевал он у соседа. Первые, очевидно, четверо, потому что стреляли из четырех пистолетов, проникли в дом через окно. Этот, одетый в балахон, сумел снять крючок с двери. Из него решето сделали. Тридцать две пули получил.
   —    Установили, кто?' — быстро спросил капитан.
   —    Устанавливаем, — буркнул Басов. —Что не из наших, точно. Приезжий. Дай Бог, если судим или хотя бы привлекался.
   —    А этот, в балахоне, один был? — снова спро­сил Феоктистов. — К дому шел через сад не один, — нахмурился подполковник, — в дом вошел один.
   Адам, комкая, бросал вещи в сумку. Услышав короткий стук, замер.
   —    Богунчик, — узнал он голос Хирурга, — от­крой.
   Вздохнув, подскочил к двери. Провернул ключ, отступил на шаг, но никого не увидел и удивленно шагнул вперед. Вышел на площадку.
   —    Филя! — позвал он. — Ты где? — перегнув­шись через перила, он поглядел вниз.
   —    Не упади, — услышал он позади насмешли­вый голос и резко обернулся.
   —     Заходи, — внимательно вглядевшись в его лицо, усмехнулся Хирург.
   —    Ты чего? — пробормотал Адам. — Куда от двери-то делся?
   —     Наверх, — Филимон мотнул головой на ухо­дящие на третий этаж ступеньки. — Вдруг у тебя товарищи из угро.
   —    Я поэтому и собираюсь, — захлопнув дверь, торопливо проговорил Богунчик. — Зимин сообщил, что отпечатки убитого отправлены в Москву. Я думал, это ты, — признался он, — но потом Зимин обрисо­вал. Я и понял, что Тарзан. Но все равно уезжать надо.
   — К чему такая спешка? — спокойно спросил Филимон.
   —    Так Зяблова арестовали! — вскликнул Богун­чик. — На него заявление мать и жена убитого гаиш­ника накатали. Он приходил к ним и спрашивал о чем-то. И в тот день, когда стажера из розыска при­кончили, этого гаишника домой пьяным от...
   —    Кто был в доме пчеловода? — перебил его вопросом Хирург.
   —    Так Зяблов посылал своих, — нервничая, от­ветил Адам. — Этот Волошин, пчеловод, заходил к матери гаишника, вот...
   —    Значит, Тарзана убили люди Зяблова, — чуть слышно констатировал Филимон.
   —    Что? — переспросил Адам.
   —    Зяблову предъявили обвинение? — спросил Хирург.
   —     Нет, его скоро отпустят. У них нет против него ничего существенного. Просто областной прокурор делает вид, что не знает об этом. Ну, потом влепит пару выговоров устных, — усмехнулся он, — и все. У них, — имея в виду органы, сказала он, — давно на Зяблова зуб горит. Но сначала у него лапа мохнатая в Москве была, кстати, наш шеф эту лапу оплачивал. Потом после девяносто третьего многие вес потеряли. Вот и...
   —    Свяжись с этим мусором, — приказал Фили­мон, — пусть немедленно сообщит тебе, как только придет ответ из Москвы, любой ответ. Установят они личность убитого в доме Волошина или нет, все рав­но ты должен знать.
    —    Ясно, — кивнул Адам. — А может, лучше нам...
   —    Делай, что я сказал, — процедил Хирург, — и всю информацию о Зяблове. Что говорит, что у них есть. В общем, все.
   —     Сегодня Возникова освободили, — быстро сказал Богунчик, — водителя, который был задер­жан...
   —    Почему? — Филимон бросил на него быстрый взгляд.
   —    Под подписку, — вздрогнул Адам. В глазах Филимона он увидел ярость.
   —     Оплошал Зяблов, — процедил Хирург, — придется исправлять. Адрес Возникова?
   —     Где-то за городом, — пролепетал Богун­чик, — там какой-то совхоз. Вот...
   —    Точный адрес, — рявкнул Хирург. — Улица, дом, квартира. Даже этаж и сколько ступенек, понял?
   —    Вчера его жену убили, — вспомнил Адам, — зарезали и капитана из угро подстрелили, участкового ранили. Но и они двоих убийц застрелили.
   —    Что же ты сразу не сказал, — нахмурился Фи­лимон, — основатель рода человеческого. Вот и об этом узнаешь подробнее. С кем, запомни, — он стро­го посмотрел на Богунчика, — именно с кем, а не с чем милиция связывает убийство Возниковой. То­пай, — кивнул он на дверь. — Я тебя сам найду. Сколько у тебя ключей от квартиры?
   Адам молча протянул ему ключ.
   —    Ты иногда и соображать умеешь, — принимая ключ, засмеялся Филимон.
   —    Здравствуйте, — осторожно, словно боясь, что его кто-то ударит, Возников заглянул в дверь.
   —    Кто там? — вытирая руки передником, из кух­ни вышла невысокая женщина средних лет.
   —    Добрый день, Клавдия Борисовна, — все так же с опаской поздоровался он.
   —     Петька? — она удивленно всплеснула руками. Шагнула вперед загораживая собой дверь в комнату, и сердито спросила. — Ты зачем приперся? Чего на­добно?
   —    Да я это... — растерянно забормотал Петр, — поговорить с Василием хотел. Ведь он был там, когда Тамару...
     —    Раненый он, — понизив голос, но по-прежнему сердито сказала она. — Такими же бандюгами, как ты, раненый. Так что уходи, Петр, иначе...
   —    Кто там, Клаша? — спросил, выходя из ком­наты отец раненного участкового.
   —   Ты? — удивился он. — Отпустили что ли? — в отличие от жены с сочувствием спросил он.
   —   Да, под подписку. Чтобы Томку похоронить, — не договорив, отвернулся. По худой щеке поползла слеза. Порывисто смахнув влагу с глаз, он попро­сил. — Можно я с Василием поговорю?
   —   Чего тебе с ним говорить-то? — недовольно спросила Клавдия Борисовна.
   —    Пусть поговорит, — обняв жену за плечи, мужчина увел ее на кухню.
   —    Спасибо, Глеб Игнатьевич, — благодарно ска­зал Возников. Сняв грязные полуботинки, зашел в комнату. — Василий? — не увидев никого, позвал он.
   —    Я в спальне.
   Возников зашел туда. На кровати, положив забин­тованную ногу поверх одеяла, лежал молодой курно­сый парень. Увидев гостя, бросил журнал и сунул руку под подушку.
   —    Меня под подписку выпустили, — вытягивая вперед руки с паспортом, сказал Возников, — чтобы Тамару похоронить, — глухо сказал он.
   —    Зачем ко мне явился? — строго спросил Васи­лий.
   —    Кто убил ее? — спросил Петр.
   Волошин с тяжелым вздохом посмотрел вслед отъ­ехавшему милицейскому «уазику».
   —    Митька! — окликнул его подходящий со сто­роны соседнего дома дядя Степан.. — Ну, чего они от тебя хотят?
   —    Черт их знает, — выругался Волошин. — «За­чем они хотели убить тебя? Почему?» А один вообще, видно, тронулся! — зло добавил он. —Я, видите ли, нанял кого-то, чтобы убить убийц матери, жены и дочери.
   —   Лично я на твоем месте так и сделал бы, — пробасил Степан. — Деньги у тебя есть — за кварти­ру получил да за пчел. Ежели надо, я тебе взаймы подброшу. Миллиона три отдашь и мафия эта — на­добно только к ней обращаться — враз найдет всех.
    —    Вы-то откуда это знаете? — удивился Дмит­рий.
   —    Так телевизор сейчас лучше любого справоч­ного, из него про все узнать можно — где пистолет купить. Ну, в общем, все.
   —    Да нет, не дело это. Да и где эту мафию найдешь?
   —    Это-то запросто, — сказал дядя Степан. — Мой племяш Толька только что из тюрьмы вышел. Он тама уже три раза был. Он враз поможет. Ведь все бандюги с мафией заедино. Так что ежели надумаешь, говори. Зараз к Толяну съездим, и все.
   —     Ну что же, — улыбнулась Валентина, — ты сделал все как надо. Вот это, — достала из сумочки двести долларов, протянула их Пирату, — тебе. Как поощрение.
   Пират усмехнулся.
   —    Если понадобится еще — говорите. Я сразу сгоняю, — посмеиваясь, вышел.
   —    Я уже давал ему, — прошептал Федор.
   —    Ну и что? Ты же говорил, как неохотно он взялся за это. А теперь — слышал? — Валентина засмеялась. — Он готов ехать куда и когда угодно.
   —    Но разбрасываться деньгами, — пробормотал он, — тем более баксами тоже не стоит.
   —    Самое главное — заинтересовать человека, — вставая, сказала Валентина. — А уж потом он при­выкнет и будет твоим. Она посмотрела на листок в руке.
   —    Как ты смотришь на то, — осторожно, явно не решаясь говорить откровенно, начала Валенти­на, — если нашего рапочку сместят с его должностей. Сейчас у него около трех не очень больших, но при_т носящих заметную прибыль банков. Пять филиалов в разных городах, автозаправочная станция, кафе, ре­сторан и ночной бар. Я уж не говорю о нескольких ларьках, которыми заправляет твоя маман. Так что если папуля оставит свое место, нам с тобой есть с чего начинать. Правда, придется кое-что испра­вить, — она улыбнулась. — Но это незначительные детали. Так как...
   —    Блоха предлагает помощь в ликвидации от­ца? — вопросительно посмотрел на нее брат.
     —    Слова-то какие — ликвидация. А что? — ве­село сказала Валентина. — Слово звучное. Но нет, Блохин ничего не предлагает. Все гораздо проще и безобиднее. Мы с тобой постепенно приберем к ру­кам-торговлю оружием. Именно на этом отец делает себе большие деньги. А когда он узнает об этом, впрочем, придет время, и мы сами поставим его пе­ред фактом, что покупатели желают вести дела с нами, то он отдаст нам и банки. Потому что продажа оружия — бизнес прибыльный, но и очень опасный. Малейшая оплошность, и можно потерять все, даже голову.
   —    Я согласен, — кивнул Федор.
   —    Тогда первый шаг мы уже сделали как к тому, чтобы в недалеком будущем заменить отца, так и к тому, — Валентина усмехнулась, — чтобы потерять свои головы. Ведь если папаша узнает это раньше, чем нужно, — она зажмурилась, — ты представля­ешь, что с нами будет?
   —     Ну что же, — отложив несколько скрепленных листов в сторону, засмеялся Редин, — меня это даже радует. Ты уверен, что они не продешевят? — спро­сил он сидевшего перед ним толстого плешивого че­ловека.
   —    Валентина умная девочка, — вытирая обиль­ный пот, ответил тот, — и ничего не будет делать в убыток себе.
   —    Но ты говорил, что они начали вместе с Федо­ром?
   —    Так оно и есть, — кивнул толстяк? — Потому что он пришел ко мне узнавать о количестве незаре­гистрированного оружия. Вы же знаете, — поняв, что проговорился, он смущенно опустил глаза, — иногда из Ижевска нам поступает оружие за ту же цену, но в партии бывает на десяток, а иногда и больше стволов. Вот и...
   —    Я на это закрываю глаза, — кивнул Редин, — потому что знаю — ты тоже имеешь связь с ребя­тами, которые умеют обращаться с пистолетами. Но это неважно. Если я правильно понял, ты тоже в доле?
   —    Конечно, — поспешно согласился толстяк, — иначе...
    —    Зачем же ты пришел ко мне, — удивился Иван Степанович, — если они взяли тебя в дело? Или они не отдали тебе оговоренные проценты? — засмеялся он.
   —    Я пришел потому, что хотел, чтобы вы знали об этом, — растерянно пробормотал толстяк.
   — Сколько стволов отправлено в Ярославль? — небрежно спросил Редин.
   —    Девятнадцать.
   —     Не так уж и плохо. Иди, — посмотрел он на толстяка. И о нашем разговоре никому.
   Толстяк быстро ушел.
   —    Ты знаешь, что делают со стукачами? — Ре­дин посмотрел на стоящего у двери Носорога.
   Отпустив кнопку звонка/Хрипатый с силой впе­чатал кулак в дверь и повернулся к лестнице.
   —    Тормози, фраер, — остановил его насмешли­вый голос спускавшегося с верхнего этажа парня. — Хрипатый взглянул на него и, сделав шаг назад, при­жался спиной к стене. На Георгия медленно двину­лись еще трое.
   —     Вот что, — лениво сказал рослый, — прими добрый совет: не ходи сюда больше, она занята, усек?
   —    Ты сплюнь и говори понятнее, — посоветовал Георгий.
   — Ты хрипи разборчивее, — останавливаясь пе­ред ним, нагло улыбнулся парень. Сильный пинок носком ноги в пах скрючил его тело. Коленом разбив лицо, Георгий отбросил его в сторону. По-боксерски нырком уйдя от удара другого парня, Георгий врезал ему в солнечное сплетение. Удар ноги пришелся ему в плечо. Мгновенно захватив одной рукой носок, а другой пятку, Георгий с силой рванул ступню вправо. С пронзительным криком парень рухнул на площад­ку. Последний боковым справа сильно ударил Геор­гия в подреберье. Следующий удар в голову сбил его с ног. Парень пнул его еще и еще раз..
   —    Прекратить! —- раздался повелительный воз­глас. Резко повернувшись к лестнице, парень увидел быстро поднимающегося старшего лейтенанта мили­ции.
   —     Все, командир, — отступив от Хрипатого, па­рень поднял руки. — Я твой.
    — Что здесь? — участковый осмотрел площад­ку. — Кто такой? — повернулся он к парню.
   —    Да вот с приятелями шли, — пожал тот плеча­ми, а этот сначала закурить попросил. Дали, жалко что ли. А он, наверно, видиков насмотрелся и давай мочить. Видал? — он кивнул на своих троих прияте­лей. — Как мне их тащить-то? «Скорую» буду вызы­вать. Да и этому помочь надо — дружески посочув­ствовал он хрипло застонавшему Георгию. — Может, показалось, что мы сгрубили чего. У нас сегодня день хреновый. Мы...
   —    Ты все это в милиции расскажешь, — перебил его участковый. — Я сей...
   —     Что такое? — требовательно спросил подни­мавшийся по ступенькам Николай. Увидев лежащих, укоризненно покачал головой. — Опять набедокурит- ли. Давай вниз. Позови водителя и в машину их.
   —    Стоять! — ухватив парня за плечо, милицио­нер рывком вернул его. — Вы кто такой? — строго спросил он Зюзина.
   —    Обращаешься правильно, — кивнул тот и по­казал раскрытое удостоверение.
   —    Разрешите, — с сомнением в голосе милицио­нер протянул руку.
   —    Должность, фамилия и отделение? — спросил Николай.
   —    Участковый инспектор старший лейтенант Тру­бив, — вытянувшись, четко представился милицио­нер.
   —     Вот что, старлей, —улыбнулся Зюзин, -—да­вай разойдемся с миром. Здерь трупов нет, ви­дишь? — кивнул он на приподнявшегося Хрипато­го, — все целы и здоровы. Заявления никто писать не будет. Этого тоже возьмите, — засмеялся Зюзин. — Ему все-таки досталось. Доставим его домой.
   —    Но послушайте, — милиционер нерешительно оглядел парней. — Все-таки была драка. Да и ваше удостоверение. Зачем вы показали его мне? Кто вы?
   —    Отдел охраны ФСК, — приглушенно ответил Зюзин. — Я не имею права предъявлять его в нера­бочее время, но эти ребята из моей команды — я тренер по рукопашному бою. А если честно, — при­знался Зюзин, — просто хотел произвести на тебя впечатление, но ты молоток, — одобрительно улыб­нулся он. — Похоже,на работе для тебя авторитетов нет.
   —    Я выполняю свой долг, — скромно принял похвалу Трубин.
   Растогин сделал глоток.
   —    Вы прекрасно варите кофе, — он взглянул на стоящую рядом Регину.
   —     Вы мне уже не раз говорили это, — улыбну­лась она.
   —    Тем не менее, — поставив чашку, неожиданно спросил. — В каких вы отношениях с Зюзиным?
   —    Что? — только чтобы не молчать, спросила  она.
   —    Сколько лет вы работаете секретарем?
   —     С вами два года, — лихорадочно соображая, что ответить на его первый вопрос, сдержанно сказа­ла Регина.
   —    Я все время был доволен вами, прошу ответить честно: в каких отношениях вы с Зюзиным?
   —     Ничего особенного в наших отношениях нет, — осторожно проговорила она, — правда, если не счи­тать того, что полгода назад мы встречались. Но это было недолго, около месяца.
   —     Ну, а сейчас? — немного помолчав, продол­жил Растогин, — встречаетесь?
   —     Позвольте, Павел Афанасьевич, — с раздраже­нием сказала Регина, — я не пойму вас. В конце концов я имею право на личную жизнь. И Николай, думаю, тоже. Если у вас есть ко мне претензии по работе, то ради Бога объясните, в чем я виновата?
   —    А вы подумайте, — спокойно предложил он, —. и решите. Потому что, если говорить откровенно, мне очень не хотелось бы терять вас. Спасибо, — снова поблагодарил он, — кофе чудесный. Вы свободны, Регина. И прошу хорошенько подумать над тем, что я сказал.
   —    Кретин, — Зюзин зло посмотрел на рослого парня с распухшим носом и заплывшими глазами. — Это же Хрипатый, человек Редина, черт бы тебя взял!
   —     Но я думал, это тот, — зашепелявил па­рень, — про которого вы говорили.
   —    Он знает, что вы от меня? — быстро спросил Николай.
   —     Нет, — помотав головой, парень охнул и при­жал руки к носу.
   —     Не успели, значит, представиться, — усмех­нулся Зюзин. Немного помолчав, решил: — Выбрось­те его в каком-нибудь сквере. Хотя не мешало бы узнать, какого черта он делал у квартиры Гальки. Возможно, Редин решил прибрать к рукам дело Растогина. Иначе чего бы Хрипатый там терся.
   —     Спортсмен, — несмело обратился к нему си­девший рядом с водителем парень, — вон сквер. Ска­зать, чтобы выбрасывали?
   —    Да. И без добавки.
   Георгий почувствовал, как его вытащили из ма­шины. Чуть приоткрыв глаза, он увидел, что его несут мимо кустов. Четверо парней сошли с асфальтирован­ной дорожки, вошли в кусты и осторожно положили его на траву. Георгий решил, что сюда его притащи­ли, чтобы добить. Он сделал глубокий вдох. Острая боль полоснула по ребрам. Прикусив губу, сдержал стон. Услышав удаляющиеся шаги, снова приоткрыл глаза. Он лежал в кустах. Рядом никого не было. Георгий попытался сесть. С коротким стоном прижал ладони к правому боку.
   — Суки, — прохрипел он, — кажется, покоцали прилично. Сломали, что ли?
   Со стоном поднялся. Осмотревшись понял,. что его оставили в каком-то парке.
   Анна и атлетически сложенный парень, расстеги­вая друг на друге все, что можно расстегнуть, упоенно целовались.
   Галя очистила яблоко, нарезала его дольками.
   —     Ешь, Павлин — ласково улыбаясь, она по­двинула тарелку к сыну.
   —     Мама, —- жалобно Проговорил мальчик, — я домой хочу. Скоро я выздоровлю?
   —    Совсем скоро, — она погладила его по голо­ве. — Ты уже почти здоров. Вот еще немножко, и поедем домой.
    Сегодня утром сестра сказала, что к ней пришли посетители. Виталий и рослый темноволосый человек, ждали ее в вестибюле.
   —    Познакомься, Галя, это Антон, — сказал Ви­талий, — мой хороший знакомый. Альберт Кирилло­вич просил передать привет. Он в командировку уехал. Вернется дней через пять. Как приедет, сразу тебя навестит. А я тоже на несколько дней покидаю златоглавую, — съезжу к другу.
   Галгя вздохнула. Она почти сразу после знакомства с Виталием поняла, что, несмотря на его прошлое, он ей симпатичен. Сначала она опасалась, что Виталий неправильно поймет ее приглашение и будет к ней приставать, но он вел себя с ней дружелюбно и не более. Галя призналась себе, что ее это слегка задело. В ее жизни были два мужчины. Андрей, которого она любила, и Николай, в объятия которого она броси­лась, желая заглушить боль от предательства Андрея, но продолжалось это недолго.
   —    Мама, я спать хочу, — отвлек ее от воспоми­наний голос сына.
   —    Утром будем в Пензе, — сказал Зубр. — Ты там бывал? -— спросил он Виталия.
   —    Не приходилось.
   —    Я был два раза. Так, проездом. Вообще-то во второй раз тормознулся на пару деньков, — Зубр погладил себя по груди. — Бабец одна заарканила, ништяк телочка, все при ней. Когда ты жребий кидал, куда покатим, когда Пенза выпала, я об этой бабе вспомнил. Может, заскочим?
   —    Думаешь, ждет? — засмеялся Граф.
   —    Скорее всего, нет, — усмехнулся Антон. Я потому и свалил в темпе, — признался он, — что она уже на второй день о совместной жизни зачирикала, представляешь? — ужаснулся он. — Она на работу ушла, вагоновожатая на трамвае, я деньжат оставил и на отрыв. Первым же поездом укатил.
   —     По-моему, туда лучше не соваться, — захохо­тал Граф, — а то она тебе яйца вырвет!
   —    Запросто, — согласился Зубр. — Баба креп­кая. Я ее в кинотеатре снял. Там «Маленькая Вера» шла. Народу тьма. Билеты за неделю вперед разобра­ны были. Мне-то чхать на все эти страдания, — отмахнулся он. — Я как раз мимо топал.
    —    Глядь, — вспоминая, он чмокнул губами и покрутил голо­вой, — лошадка клевая. Там спикули, суки, втридо­рога билеты гнали, она то к одному, то к другому. А те ломят, падлы. Она чуть не в слезы. Ну, в общем, я наскоряк объяснил одному шпендику, что шкуру сни­мать с рабочего класса очень даже огнеопасно, и взял два. И так с понтом под зонтом мимо нее. Кому, говорю, билет нужен. Меня чуть на куски не порва­ли, — хохотнул он, — а я ей сунул. Она мне бабки дает. А я под помощника режиссера косил. Ну а после кино думал ее на хату затащить. Там была одна малина, но она меня к себе пригласила.
   Согретый воспоминанием, Зубр улыбнулся.
   —     Нам жилье искать нужно будет, — вернул его к действительности голос Графа, — потому как на гостиницу нырять стремно. Менты вычислят с ходу. Да и часто теперь эти рейды гребаные, — зло вспом­нил он проводимые милицией проверки гостиниц, — а под расческу попадешь — сливай воду.
   —    Да чего-нибудь придумаем, — спокойно ото­звался Зубр. Покосившись на своего приятеля, кото­рый стоял в майке с короткими рукавами, завистливо вздохнул: — Ништяк тебе, наколок нет. А тут как на пляж нарисуешься, словно марсианина увидят. Все глаза палят. И мусора вот они, ваши документы и тэ дэ. Ништяк хоть пальцы не исколол, а так бы вообще караул. Ходи весь год в перчатках.
   —    Вот поэтому я наколок и не делал, — засмеял­ся Граф.
   Отпустив кнопку звонка, Валентина сердито по­смотрела на дверь квартиры.
   — Где же он? — прошептала она. После разгово­ра с братом Валентина уже два часа искала Хрипато­го. Она велела ему съездить к Графу и условиться о месте и.времени встречи. Пока все шло удачно, Фе­дор доверял ей и делал все, что она скажет. Пряхин, отвечающий за доставку оружия, после разговора с ней понял, что будущее капитала ее отца за ней и сразу принял поставленные ею условия. Но для пол­ной победы нужны были силы. А людей у нее было* очень и очень мало. Призрак, на которого она осо­бенно рассчитывала, повел какую-то свою игру. Чего он хотел, Валентина понять не могла, и это особенно ее раздражало.
    Теперь она сделала ставку на Хрипато­го, дружка Графа. Она была уверена, что Граф согла­сится ей помочь. Но вот уже почти две недели встре­титься с ним не удавалось. Валентина специально, чтобы отец ничего не заподозрил, говорила с ним о Графе и о том, для чего он ей понадобился. И отец клюнул.
   «Где же Хрипатый? — зло подумала она. — На­верное, встретил своего детдомовского дружка и сей­час отмечают встречу! Надо ехать к Графу». Повер­нувшись к лифту, пораженно застыла.Из раздвинув­шихся дверей вывалился окровавленный, испачкан­ный грязью человек. Она с трудом узнала Георгия. Бросилась и успела подхватить его, с трудом удержавшись на ногах — Хрипатый оказался неожиданно тя­желым. Валентина беспомощно, чувствуя, что дота­щить его не Сможет, оглянулась.
   —    Я помогу, — сказал невысокий парнишка в очках. Вдвоем они с трудом дотащили потерявшего сознание Георгия до дверей его квартиры. Валентина нашла ключ в его кармане. Отперев дверь, с помощью парнишки дотащила его до кровати.
   —    Спасибо, — вытирая вспотевший лоб, побла­годарила она. — Это тебе на мороженое, — с улыб­кой достала из сумочки пятьдесят тысяч.
   —    Да что вы, — неожиданно возмутился пар­нишка. — Не надо! Георгий Иванович с нас денег не берет!
   —    Не берет? — недоуменно переспросила она. — А что он делает?
   —    Как что? — в свою очередь удивился маль­чишка. — Секцию рукопашного боя ведет.
   —    Что ведет? — она округлила большие темно- серые глаза.
   —    Секцию рукопашного боя.
   —    Он интересовался, — нервно повторила Реги­на, — какие у нас с тобой отношения!
   —    С чего бы это? — задумчиво пробормотал Ни­колай.
   —    Если бы я знала, то тебе бы не говорила. В общем так, Коля, — твердо сказала она, — между нами все кончено. Потому что...
   —    Слушай сюда, киска, — насмешливо улыбнув­шись, перебил ее Зюзин, —между нами, считай, и не было ничего. Так что все будет, как прежде. Ты будешь говорить мне все, что узнаешь.
    —    Ну уж нет, — покачала головой Регина. — Я...
   —     Иначе Павел Афанасьевич узнает о твоих предыдущих докладах, — засмеялся он, — и навер­няка ты потеряешь работу. И не только работу. Те, кого Павел Афанасьевич увольняет, долго не живут, для этого есть специальная команда. Надеюсь, ты не забыла об этом?
   —     Гад ты, Коля! —обожгла она его злым взгля­дом.
   —    Не советую так говорить со мной! — угро­жающе предупредил ее Зюзин и быстро пошел к машине.
   —    Что новенького? — спросил сидевший на за­днем сиденье Туз.
   —    Ни хрена, — усаживаясь рядом с водителем, буркнул Зюзин.
   —    Да видел я, что вы с ней целовались, — захо­хотал Туз. — Ты всех зараз обуть хочешь. Регина, Ленка из больницы. Зюзя — герой-любовник.
   —    Ты это! — вспылил Николай. — Думай, что городишь!
   —    Это тебе думать надо, — мгновенно посерьез­нел Туз. — Если дело сорвется, я тебя, Дон Жуан, первого закопаю!
   —    Что?! — поворачиваясь, воскликнул Зюзин. И замер. Перед носом он увидел зрачок пистолета.
   —    Спарринга не будет, — спокойно сказал Туз. — Я тебя просто шлепну и выброшу на помойку, так что не надо дергаться. — Прохладный ствол, царапая мушкой подбородок, уперся побледневшему Николаю в горло. — Дважды одно и то же я не говорю, — предупредил его Туз. — А сейчас, — убрав пистолет, улыбнулся он, — пройдись. Ходьба, говорят, успока­ивает нервы. Придешь домой, звякни. И расскажешь, что за разговор у вас вышел.
   Открыв дверцу, чувствуя как стройка холодного пота сползает между лопаток, Зюзин на негнущихся ногах пошел к метро.
   Касым вышел из небольшого бассейна. Девушка набросила ему на плечи длинный халат.
     — Вода взбадривает, — усаживаясь на топчан, сказал он курившему трубку Дервишу.
   —    Что ты думаешь о Зинаиде? — спросил Де­рвиш.
   —    Думать должна она, — усмехнулся Касым, — потому что Зяблову скоро придет конец. Если его однажды задержали, то при малейшем проколе снова возьмут. И скорее всего больше не выпустят.
   —     Значит, ты считаешь, что сейчас он вый­дет? — спросил Дервиш.
   —    Конечно, — кивнул Касым. — У милиции нет ничего конкретного, чтобы осудить его. Впрочем, Зина пишет, что она может дать милиции уличающий мужа материал. Вот тогда Зяблову конец.
   —    Но для того ей нужно выйти самой, — осто­рожно напомнил Дервиш. — Думаешь, милиция не воспользуется заявлением той женщины, которую из­била Зинаида, чтобы надавить на Зяблова.
   —    Уверен, что нет, — засмеялся Касым, — по­тому что...       
   Истошный женский крик прервал  его. Дважды хлопнул пистолет. Касым выхватил из кармана халата пистолет. Бледный Дервиш замер, словно парализо­ванный страхом. С гортанным криком Касым бросил­ся в раздевалку. Со всех сторон грохотали выстрелы. Люди в масках длинными очередями расстреливали всех, кто попадал в поле зрения. Несколько молодых парней из людей Касыма огрызались одиночными выстрелами. Каждый думал о том, чтобы уцелеть са­мому. Касым выстрелом сбил влезавшего в разбитое окно автоматчика. Подскочил к угловому железному шкафу и забрался в него.
   —    Касым! — раздался от двери громкий голос. Касым трижды выстрелил в ту сторону. В проеме окна показалась фигура в маске с автоматом в руках. Касым вскинул пистолет. Автоматчик ответил ему злым торжествующим криком и первым нажал на курок. Пули втиснули тело Касыма в шкаф. Автомат­чик спрыгнул и, не прекращая стрелять, подскочил к шкафу. Сухо щелкнул боек. Он мгновенно заменил рожок, передернул затвор.
   —    Где он? — остановил его властный голос вбе­жавшего в раздевалку плосколицего. Он заглянул в шкаф и увидел окровавленное тело Касыма. — Вот мы и встретились, — с торжествующей улыбкой бро­сил плосколицый.
    —     Стрельба так же неожиданно, как и началась, прекратилась.
   — Все? — спросил заглянувший в раздевалку мо­лодой мужчина в темных очках.
   —    Он ответил за смерть дяди, — напыщенно от­ветил плосколицый.
   —    Тех, кто взялся за оружие, убили, — сказал молодой.
   —    Никто не вырвался?
   —    Это санаторий для чинов КПСС построен на скале. Вниз можно спуститься только лифтом для машин. На пульте управления наши люди, остальные в зале. В здании больше никого нет. Дервиш со своими парнями оказал неоценимую услугу.
   —    Он получит вознаграждение, — усмехнулся плосколицый. Выйдя из раздевалки, подошел к явно нервничающему Дервишу. Рядом с ним — пятеро парней с открытыми лицами.
   —    Они с нами? — спросил плосколицый.
   —     Со мной, — облизнув пересохшие от волне­ния губы, ответил Дервиш. Резким ударом в лицо плосколицый сбил его в воду. Стоявшие рядом парни, даже не помышляя о сопротивлении, мгновенно вскинули вверх руки. Вынырнув, Дервиш нашел взглядом плосколицего.
   —     Саид! — увидев направленный на него писто­лет, заорал он. — Я...
   Дважды выстрелил пистолет. Медленно погружаю­щееся тело окрашивало воду в бледно-розовый цвет.
   —    Отныне вы или с нами, — громко сказал Саид, — или с ними, — указал на воду.
   —    Саид, — к нему подошел один из автоматчи­ков в маске, — это было в халате Касыма, — он протянул надорванный конверт. Бегло прочитав пись­мо, Саид улыбнулся. — Хан решит, что делать.
   —     Вы куда? — спросила Ирина шагнувшую к двери свекровь.
   —    На рынок.
   —    Давайте я схожу.
   —    Спасибо, дочка, — ответила Вера Николаев­на, — но мне самой нужно, — приподнявшись на цыпочки, поцеловала Ирину в лоб. — Спасибо те­бе, — пошептала она,— и береги себя и ребенка.
   — Мама! — взволнованно сказала Ирина, — что с вами?! Вы как будто...
   — Устала я, дочка, — улыбнулась женщина. — Я скоро вернусь. Ты никуда не выходи и ничего не бойся.
   —    Черт бы вас побрал, менты поганые! — зло говорила Зинаида. — Как преступницу продержали пять дней! Я на вас жаловаться буду! В этой каме­ре, — она брезгливо поморщилась, — все...
   —    Ваше счастье, что она заявление забрала, — насмешливо перебил ее грузный капитан милиции, — а то самое малое — года четыре влупили бы.
   —    Как вы со мной разговариваете?! Я вам уст­рою! До Москвы дойду...
   —    Хватит, — недовольно буркнул вошедший в кабинет муж, — отпускают, так радоваться должна.
   —    Вот и я то же говорю, — подмигнув капитану, сказал вошедший следом Басов, — а она капитана матом кроет. Оскорбляет при исполнении. Это если не статья, то на пятнадцать суток точно тянет.
   —    Что?! — закричала Зинаида. —Что вы ска­зали?!
   —    Хватит! — рявкнул Зяблов. Вздрогнувшая от неожиданности жена мгновенно смолкла. — А вы, Валентин Павлович, — повернувшись к подполков­нику, насмешливо сказал Зяблов. — Не пытайтесь меня спровоцировать, а то будете иметь очень боль­шие неприятности.
   —   Да он никак мне угрожает? — весело удивился Басов.
   —    Так точно, товарищ подполковник, — с готов­ностью подтвердил капитан.
   —    Что здесь происходит? — негромко спросил вошедший в кабинет прокурор.
   —     Какого черта мы сюда прикатили? — увидев недружелюбные взгляды стоящих у входа в УВД ми­лиционеров, недовольно спросил Шугина Клоун. — Если прирхали отбивать Полковника, то...
   —     Мы приехали встречать своего командира, — торжественно ответил Шугин. — Его выпустят.
   Прохожие с удивлением смотрели на набитые людьми автомобили и мотоциклистов возле здания УВД и останавливались. Толпа быстро росла.
   —     Прямо как Луиса Корвалана встречают, — не­довольно проворчал Басов, — когда тот из застенков Пиночета выходил.
   —     Немедленно сделайте так, — сдержанно ска­зал прокурор явно польщенному этим скопищем Зяб­лову, — чтобы здесь никого не осталось, или...
   —    Что вы можете сделать? — насмешливо пере­бил его Зяблов. — Сейчас другие времена и нравы, господин прокурор, тоже другие. Многое изменилось со времен, когда люди поклонялись вождю мирового пролетариата.
   —     Поехали, милый, — махнув выскочившим из машины и бросившимся навстречу Шугину и троим парням, нетерпеливо говорила Зинаида. — Мне про­сто необходимо смыть с себя грязь этих дней! — потом посмотрела на мрачного Басова и засмея­лась. — Теперь я понимаю, почему работников этих мест называют легавыми. Вонь, как в собачнике!
   Двое мужчин, отделившись от толпы, защелкали фотоаппаратами.
   —    Поздравляю, Константин Федорович, — ус­мехнулся прокурор, — вы прекрасно разыграли...
   —    Костя! — перекрыв гул толпы, раздался звеня­щий женский голос.
   —    А-а-а, — засмеялся Зяблов, — вот и заяви­тельница пришла. А где же тьг свою разлюбезную сношеньку оставила? — насмешливо поинтересовался он, — могла бы и она прийти. Я зла на вас не держу, понимаю. Ты все-таки сына потеряла, а она мужа. Но поверь, сестренка, — шагнув вперед, он резким дви­жением руки приказал парням освободить Вере Ни­колаевне проход, — замену мы ему найдем. У меня видишь, сколько хлопцев! — он обвел горделивым жестом встречавших.
   —    Это ты убил Сашу, — негромко сказала Вера Николаевна. И, казалось, вокруг пропали все звуки. Был слышен только голос убитой горем матери. То­ропливо защелками фотоаппараты.
   —    Пойдем, — пытаясь остановить шагнувшего к Вере Николаевне мужа, Зинаида взяла его за локоть.
 
    —    Верка, — укоризненно проговорил Зяблов, — ну что ты мелешь? И не стыдно...
   Замолчав, отшатнулся назад. Вера Николаевна вы­хватила из хозяйственной сумки пистолет.
   —    Ты убил сына, — прошептала она, — тебя боится Иринка. Но больше ты ничего не сможешь.
   Грохнул выстрел. Зяблов покачнулся и схватился за плечо. Женщина снова выстрелила. Метнувшийся к Вере Николаевне парень, получив пулю в живот, согнулся. К ней с двух сторон бросились милицио­неры.
   —     Перестаньте! — бросаясь вперед, отчаянно крикнул прокурор. Не сводя горящих ненавистью глаз с моментально побледневшего Зяблова, Вера Нико­лаевна, держа пистолет в вытянутых руках, шла на него.
   —    Нет!!! отчаянно заорал он и, рванув к себе
   жену, спрятался за нее. Подскочивший Шугин вски­нул руку Веры Николаевны с зажатым в ней пистоле­том.
   —    Убейте ее! — заорал Зяблов. Подскочившие парни, окружив, подхватили его и падающую Зинаи­ду. Вера Николаевна пронзительно закричала. Шугин вырвал пистолет.
   —    Отпусти женщину! — подскочивший Басов врезал ему в ухо. Шугин и Вера Николаевна упали. Четверо парней, окружив побледневшего Зяблова, бы­стро выводили его из гудевшей толпы. Двое мили­ционеров завернули руки вскочившему Шугину. Седая голова Веры Николаевны быстро окрашивалась кровью.
   —    Этот пистолет, — прошелестела  женщина на­клонившемуся к ней Басову, — Юрка, муж, оставил. Он ведь тоже милиционер был, — женщина закрыла глаза и содрогнулась всем телом.
   —    Врача! — заорал Басов. — Быстро!
   —    Я хирург! — к ним подбежал молодой человек. Он, присев, осмотрел голову Веры Николаевны.
   —    Иришу в обиду не давай, — еле слышно по­просила женщина. — Костя виноват. Найди пче- лово...
   Не договорив, бессильно уронила голову.
   —   Да делай ты что-нибудь! — заорал на хирурга Басов.
    —    Сердце остановилось, — пытаясь массировать ей грудную клетку, ответил тот.
   —    Врача! — раздался крик. — Зинаида Владими­ровна ранена!
   Его перебил пронзительный, полный отчаяния и боли другой крик:
   —    Мама!
   От остановившегося такси, расталкивая толпу, стремительно бежала Ирина.
   —    Мама! — она подбежала к Вере Николаевне.
   —    Мама, — чуть слышно прошептала она. По­бледнев, зашаталась. Подскочивший сзади молодой сержант подхватил ее.
   —    Врача! — снова раздался крик.
   Вытащив Зяблова из «вольво», четверо парней бе­гом внесли его в открытые Рахимом двери.
   —    Рахим, — сказал Зяблов, — я ранен!
   Шагнув вперед, Рахим отстранил парней и жестом приказал им выйти. Натыкаясь друг на друга, часто оглядываясь, словно ожидая, что Полковник позовет их, парни пошли к двери. Присев рядом со стонущим Зябловым, Рахим вытащил из-за пояса обоюдоострый кинжал и разрезал рукав. Освободив раненную руку, сказал:
   —    Пуля просто надорвала кожу. Ее внутри нет.
   —     Так делай что-нибудь, — простонал Зяб­лов. — Я кровью изойду.
   Рахим неторопливо достал из-за пояса кожаный мешочек и высыпал на ладонь темно-бурый порошок. Потом быстро прижал ладонь к кровоточащей ране. Взвыв, Зяблов потерял сознание. Рахим быстро и туго забинтовал рану.
   —    Зина, — не открывая глаз, простонал Зяб­лов, — Зина, где ты?
   —    Она мертва, — кивнув на накрытое простыней тело, сказал молодой майор. — Одна пуля в сердце. Вторая в живот. Вот гад! Женой прикрылся!
   —    Позвони в скорую, — негромко приказал Ба­сов.— Как там Иринка? Она, оказывается, ребенка ждет, — вздохнув, грубо выругался, — ...твою мать! Неужели Вера Николаевна из-за моего удара голову разбила?
    —    Ее этот ударил, — виновато проговорил май­ор. — Я бросился, но не успел. И знаешь, что хрено­во? — взглянул он на подполковника. — Ведь дока­зать это не удастся. Он ее при падении головой об асфальт. Надо было пристрелить суку на месте, и дело с концом! А теперь все будут на тебя тыкать. Ведь...
   —    Хватит! рявкнул Басов. — Не режь по жи­вому!
   —    Мама, — со слезами прошептала Ира, — за­чем ты так? Ведь я чувствовала, — она громко запла­кала, — знала... зачем... мама...
   —    Успокойтесь, — приложил руку к ее пульсу врач. — Вам нельзя нервничать.
   —    Мама, — не слыша его, шептала Ирина, — ну зачем ты...
   —    Не спускать с нее глаз, — тихо сказал врач, — ни на минуту. Она на грани нервного срыва. .
   Возников медленно ходил по двору, укладывая наколотые дрова. Потом взял метлу и стал подметать двор. Взглянув на опустевшую собачью будку, закрыл лицо руками.
   — Все! — оглядев сидящих перед его постелью троих парней, сказал Зяблов. — Никаких действий! Ничего не предпринимать! Ты, Горбатый, своих гав­риков попридержи. Шугину немедленно хорошего ад­воката. Впрочем, вот что! Вызовите моего. Он сегодня улетел в Москву. Позвоните ему. Вот стерва, — зло вспомнил он сестру, — чуть не убила!
   —    Зинаиду Владимировну пристрелила, — усмех­нулся Клоун. — Вовремя вы...
   —    Перестань! — заорал Зяблов.
   —   Да я ничего, — Клоун пожал плечами, — просто Шуге они ничего пришить не смогут. Его Басов ударил. Он вместе с вашей сестрой упал. Вот она башкой и саданулась.
   —     Конечно, — поддержал его Горбатый. — А козла этого, Баса, — с застарелой ненавистью проце­дил он, — даст Бог, от работы отстранят. Вот тогда я с ними и перебазарю!
 
   —    Я сказал, ничего не предпринимать! — заорал Зяблов. — Хватит! Еще ничего не закончилось! Возникова отпустили, а он сейчас из-за жены, этой стер­вы, может начать городить черт знает что! Как бы ему объяснить, что она его смерти хотела? — заду­мался он.
   —     Вот этого делать и не надо, — решительно возразил вошедший Зимин, — потому что он ничего не может вспомнить. Кто убил его жену, неясно. Лысого и Хлопца с тобой связать никак не могут. Так что все неплохо. И благодари свою сестру, царство ей небесное, — усмехнулся он, — потому что она свои­ми выстрелами из подозреваемого превратила тебя в жертву. Правда, все думают, что Вера Николаевна мстила за смерть своего сына. Но это к делу не подошьешь. Ирка тоже сейчас не в счет. Она вроде как чокнулась. Она же беременна. Так что врачи теперь за нею пасти будут. Даст Бог, в дурдом упекут. Вот отлично было бы. Но тут одно есть, — взглянув на сидящих, он замялся.
   —    Выйдите все! — приказал Зяблов. Как только парни вышли, Зимин присел на край кровати.
   —    Там два придурка с фотоаппаратами были.
   —    Знаю, — улыбнулся Зяблов, — их специально привезли, чтобы запечатлеть мое освобождение. Ты же видел...
   —    На одной из пленок есть кадр, как Шугин бьет женщину головой об асфальт.
   —    Что? — нервно воскликнул Зяблов.
   —     И это еще не все, —- усмехнулся милицио­нер, — он только что передал Шугину записку,вкоторой пишет, что отдаст эту фотографию вместе с негативом Басову, если ты не дашь ему две тысячи долларов.
   —    Что? — переспросил Зяблов. — При чем здесь я? — он подозрительно взглянул на Зимина.
   —     Не знаю, — тот пожал плечами. — Просто там так написано.
   —    Что еще за чертовщина? — раздраженно спро­сил Зяблов. — Почему ты узнал об этом?
   —    Я, сгорая от желания помочь подполковнику Басову, — усмехнулся. Зимин, — пытался заставить Шугина признаться, что он ударил женщину. Его привели, а он мне и отдал записку. Видать, кто-то из дежурных закинул в камеру. Сейчас передать что-то задержанному не проблема — он засмеялся. — Пла­ти, и хоть черта в камеру сунут.
    —    Где записка? — быстро спросил Зяблов.
   —    Я знал, что ты спросишь, — Зимин протянул ему клочок бумаги.
   Прочитав, Зяблов испуганно спросил:
   —    Что же у него на меня-то есть?
   —    Черт его знает, — равнодушно ответил Зи­мин. — Меня больше другое волнует. Как он думает баксы получать? Значит, еще как-то свяжется?
   —    Так, — быстро решил Зяблов. — Там были два фотографа. Немедленно разыщи их...
   —    Уволь, Федорыч, — перебил его милицио­нер. — Мне это на хрен не нужно. Я и так по тонкому льду хожу. Это уж твоя забота.
   —     Отлично, — с улыбкой сказал Феоктистов. — Посмотрим, что предпримут. Этих двоих под наблю­дение. Да смотри, — строго предупредил он, — Зяб­лов — битый мужик. Если что не так, сразу заметит. И солдат своих, защитников отечества, — зло доба­вил он, — по всей форме готовит.
   —     Все будет как надо, — успокоил его Васи­лий. — Мои друзья умеют водить. — Поднявшись со стула, смущенно спросил. — А вы действительно хо­тите меня... — вздохнув, замолчал.
   —    Ты классный сыщик, Василий, и нечего тебе в участковых делать.
   Пожилая женщина с кувшином в руках осторожно поднялась на крыльцо дома Возникова и постучала в Дверь.
   —     Петро! — громко позвала она. — Я молоко принесла!. Слышь?! Али дрыхнешь?! В такую рань-то лег, — укоризненно пробормотала она и вошла в дом. И тут же вслед за глухим стуком выроненного кувшина раздался истошный женский крик. — Ой, батюшки! Люди! — женщина выбежала на крыльцо, споткнулась о резиновый коврик и с пронзительным криком упала. Не отрывая испуганного взгляда от- дверей, поднялась на четвереньки и с неожиданным для ее фигуры и возраста проворством стала быстро спускаться. Привлеченные криками, к дому торопли­во шли две женщины. Опередив их, в калитку вбежал молодой мужчина.
    —    Тетя Варя, что с вами? — спросил он.
   —    Петька повесился! В сенцах висит!
   — Про кого она мне сказала? — уставившись в стену, пытался вспомнить Басов. — Кого найти? — вздохнул и достал сигарету. — Про кого же Вера сказать пыталась?
   —    Ты куда это собрался? — спросил дядя Сте­пан.
   —     В Саратов поеду, — негромко проговорил Во­лошин. — Мне еще деньги за квартиру должны. Да и мебель не вся продана. Я быстро вернусь.
   —    Ну что же, — кивнул Степан, — поезжай. И давай втроем — ты, я и Васька — пчелами займемся. Все-таки прибыль от них хорошая. А Маша будет ездить продавать. В Москву...
   —    Дядя Степан, — попросил Волошин, — ты не отвезешь меня до центра? А то не могу на машине, руки дрожат, да и боюсь чего-то.
   Так какого хрена ты кота за хвост тянешь? — заворчал Степан. — Сказал бы сразу. Счас, — под­нялся он. — Только оденусь. А чего это ты на ночь глядя собрался? Ведь и ночевать там тебе уже негде. Чай, новые хозяева не впустят.
   —    Я к знакомым зайду, — ответил Волошин. — Я им только что от тети Шуры звонил. Они меня и с автобуса встретят.
   —    Ну коли так, — согласился Степан, — поехали.
   —    Где ты его видел? — спросил Редин.
   —    В Тамбове, — прикурив от зажигалки, сказал грузный седовласый мужчина.
   —    И чего же ты от меня хочешь? — насмешливо поинтересовался Иван Степанович.
   —     Пусть твои люди поговорят с ним, —тороп­ливо, явно боясь отказа, проговорил тот. — Он на­верняка захочет нанять кого-нибудь, чтобы отомстить.
   —    Так тебе нужно просто встретиться с ним и отдать то, что должен, — взглянув не помрачневшего собеседника, рассмеялся. — И тебе, Аркадий, это обойдется гораздо дешевле, чем разговор с ним моих людей.
    —    Ну что же, — Аркадий тяжело поднялся. — Не смею вас больше беспокоить. До свидания.
   —     Прощай, Аркаша, — улыбнулся Редин. Когда Аркадий вышел, нажал кнопку вызова. В дверях поя­вилась массивная фигура Носорога.
   —     Степан, — строго посмотрел на него Павел Афанасьевич, — почему Пряхин не в больнице?
   —    Да я сказал своим орлам. Он на днях собира­ется в Солнцево ехать, к родственникам. Вот там им и займутся.
   —     Почему ты мне не сказал этого сразу?!.— за­гремел Редин. — Почему я должен напоминать?! И перестань чавкать, как верблюд! Кто тебя Носорогом назвал? Верблюд ты!
   —    Так вы и прозвали Носорогом, — необидчиво напомнил Степан. — Помните, на реке об мою голо­ву бутылки разбивали? Вот тогда, не знаю, почему, вы и сказали, то я Носорог.
   —    Сгинь, — с трудом сдерживая улыбку, сказал Редин.
   —    К вам этот, детектив, просится, — вспомнил Степан..
   —    Надо было сразу сказать! Ох, Степа, — Редин погрозил Носорогу пальцем, — выгоню я тебя, про­падешь.
   —     Не выгоните, — сплюнув жвачку на широкую ладонь, спокойно возразил Носорог, — потому что я очень верный вам. И в огонь и в воду за вас пойду, а вы это знаете. 
   — Сгинь с глаз моих, — Редин засмеялся. В ка­бинет вошел молодой человек в сером костюме.
   —    Ты отчитаться или с результатом? — Редин внимательно посмотрел на него. Не отвечая, молодой человек подошел к столу, вытащив из бокового кар­мана длинный конверт, достал несколько фотографий и разложил перед Рединым. Поправив очки, тот впил­ся в них взглядом. Привстал. Схватил фотографии, быстро пересмотрел все.
   —    Кто он? — обессиленно опустившись на стул, вымученно спросил он.
   Анна поправляла перед зеркалом прическу. — Хороша я, хороша, — довольно пропела жен­щина.
    —    Анна Алексеевна! — раздался за ее спиной резкий женский голос.
   —    Ляхова? — Анна удивленно посмотрела на во­шедшую. — Что вам нужно?
   —    Ничего особенного, — холодно ответила Ля­хова, — я хочу и даже требую, чтобы вы оставили в покое Мишу!
   —    Да кто ты такая? — воскликнула Анна, — чтобы так говорить со мной!
   —    У меня ребенок от Михаила! И я не хочу, чтобы ты путалась с ним!
   —    Что?! — поразилась Анна. — Она не хочет. Пошла вон.
   —    Я повторяю, — твердо доложила Ляхова, — оставьте Михаила или я обращусь к Ивану Степано­вичу.
   —     И ты думаешь, он тебе поверит? — насмешли­во захохотала Анна. — Да он тебя просто-напросто лишит куска хлеба, и ты, чтобы прокормить своего выродка, пойдешь...
   Договорить ей не дала сильная пощечина. Взвизг­нув, Редина бросилась на Ляхову. Поймав ее вытяну­тые руки, Ляхова бросила ее через бедро. Заорав от боли в спине, Редина неожиданно сильным рывком сбила соперницу на пол и вцепилась ей в волосы. Теперь закричала Ляхова и, вытянув руки, ухватила Редину за пышную челку. Пытаясь освободиться, Ре­дина, разжав пальцы, отклонилась назад. Ляхова пе­ревалила ее через себя. Анна подогнула ноги, приняла противницу на колени и сбросила ее вправо. Ляхова, откатившись в сторону, вскочила. Анна. тоже.
   —    Шлюха!
   — Проститутка!
   Словно подстегнутые оскорблениями, обе рвану­лись вперед и закружили по комнате. В двери показа­лась удивленная Валентина. В это время соперницы упали. Удивление на лице Валентины мгновенно сме­нилось злорадным торжеством. Женщины продолжа­ли бороться с переменным успехом. Громкий смех и звучные аплодисменты остановили их и они вскочи­ли. Взлохмаченные, с покрасневшими лицами, в на­дорванных по швам юбках и растерзанных блузках, бросив быстрые взгляды на аплодирующую Валенти­ну, они снова уставились одна на другую.
   —    Я знаю, что вы обе занимаетесь спортом, — насмешливо сказала Валентина. — А сейчас у вас отработка приемов самозащиты?
   —    Запомни, что я сказала! — угрожающе прого­ворила Ляхова. Подняла туфлю, сунула в нее ногу и быстро пошла к двери. Анна проводила ее яростным, полным ненависти взглядом.
   —    Антонина Викторовна! — остановила Ляхову Валентина. — У подъезда моя машина с водителем. Скажите, что я велела вас отвезти,
   —    Я на машине, — не оборачиваясь, Ляхова вы­шла.
   —  Лихо она тебя, — Валентина повернулась к мачехе.
   —    Заткнись! — крикнула Анна.
   —    Интересно, — спокойно заметила Валенти­на, — что скажет господин Редин, узнав о драке между женой и своим врачом? Чью сторону примет, как ты думаешь?
   —    Я сказала, перестань! — Анна сделала угрожа­ющий шаг вперед.
   —    Я бы с удовольствием набила тебе морду, — усмехнулась Валентина, — но не .буду, тебе и так досталось, — снова засмеявшись, вышла. Схватив свою туфлю, Анна запустила ее в дверь.
   Галя с ненавистью и презрением смотрела на сто­ящего на коленях Николая.
   —    Хватит, Зюзин, — тихо проговорила она. — На нас люди смотрят. Их этот театр, может, и забав­ляет, но...
   —    Я люблю тебя! — перебил ее Николай. Быстро осмотрелся, заметил в окнах лица и стоящих непода­леку женщин, заорал снова. — Я не могу без тебя! Будь моей женой!
   Круто повернувшись, Галя быстро пошла к приот­крытой двери больничного корпуса.
   —    Что же вы? — со смехом окликнула ее жен­щина в сарафане. — Он в любви, как Ромео, призна­ется, а вы к нему задом!
   Не обращая на нее внимания, Галина вошла в здание.
   Николай отряхнул джинсы.
   —    Дура, — усмехнулся он. — Все равно будет так, как я хочу. Слишком велика ставка, чтобы я оставил тебя или. отдал другому.
   Словно только что заметив смотрящих на него людей, с сожалением развел руками и, опустив голо­ву, медленно побрел к выходу из больничного парка.
   — Что тебе надо? — подойдя к окну, Галина увидела понуро идущего Зюзина. — Почему ты так преследуешь меня? Что тебе нужно? — не находя ответа, вздохнула и осторожно подошла к спящему сыну.
   —    А я почти поверил, — смеясь, похвалил Нико­лая Туз. — Как ты лихо это отработал, репетировал, что ли? — он покрутил головой. — Бултых на колени и в крик. Артист ты, Спортсмен! — он восхищенно посмотрел на Зюзина.
   —    Все будет как надо, — закуривая усмехнулся Николай. — Никуда она не денется, влюбится и же­нится, — он гулко рассмеялся. — И я буду любящим отцом этого маленького миллионера, мать его!
   Растогин поставил бокал с шампанским, поправил очки и вздохнул.
   —    Я вынужден обратиться к вам, господа. Так как условия контракта мы оговаривали ранее, думаю, возвращаться к этому не стоит, потому как доллар, он и в Африке доллар, — неожиданно весело сказал он. Трое рослых мужчин засмеялись.
   —    Когда работаем? — спросил один из них.
   — Знаете, Роман, — с уважением посмотрел на него Растогин, — вы человек немедленного действия. А это всегда вызывало у меня искреннее уважение.
   Пригладив жесткой ладонью рыжеватые волосы, Роман улыбнулся:
   —     С вами всегда приятно было работать, хотя бы потому, — серьезно сказал он, — что доллар, он и в Африке доллар.
   Веселый смех здоровяков поддержал Павел Афа­насьевич.
   —    Когда? — спросил второй здоровяк, смуглый кудрявый парень.
   —    Руслан тоже стал крутым, — вновь засмеялся Растогин. Посмотрел на третьего. —А что интересует тебя, Стас?
 
   Коротко стриженный брюнет усмехнулся:
   —    Я во всем, как и всегда, доверяю вам.
   —  Вот такой подход к делу мне нравится, — одобрительно проговорил Растогин. — Вы будете де­лать то, что я прикажу.
   Поднялся и пошел к двери.
   —     Но выходить в город нам, надеюсь, можно? — улыбаясь поинтересовался Роман.
   —    Сейчас шофер отвезет вас на дачу, — не оста­навливаясь, ответил Растогин. — Кто-то из вас — решите, кто именно, получит доверенность на ма­шину.
   Хрипатый услышал, как хлопнула входная дверь. Поморщившись, сунул руку под матрац, вытащил пи­столет.
   —    Это я! — узнал он голос Валентины.
   —    Какая честь, — буркнул он себе под нос. Уб­рал «ПМ», натянул одеяло до груди, посмотрел на вошедшую.
   —    Привет, — весело поздоровалась Валентина.
   —    Здорово, — прохрипел он.
   —    Ты ел? — поставив полную сумку, спросила Валентина.
   —    Да нет вроде, — усмехнулся он, — ходить еще больно.
   —     Как же ты так подставился, — спросила Ва­лентина. — Мальчишка, который помог мне тебя от лифта дотащить, сказал, что ты секцию каратэ ве­дешь.
   —    Не каратэ, — Георгий покачал головой, — ру­копашному бою мальчишек учу.
   —    Но как их родители тебе разрешают? — уди­вилась она. — Ведь ты уголовник.
   —     Спасибо за напоминание, — усмехнулся Геор­гий, — но позволю заметить, что я не всегда был уголовником. Три года был даже курсантом погранич­ного училища. Оттуда, кстати, и пошел по лагерям. Набил морду замполитуи сбежал. Прихватил писто­лет. Ну а потом, — Георгий усмехнулся, — сел. И на всю жизнь стал Хрипатым. А что касается того, как родители пацанов доверили, — он хрипло рассмеял­ся, — то сначала все против были. Даже в милицию ходили. Там им сказали, что секцию я веду бесплат­но, так сказать, на общественным началах. Мальчиш­кам нравится.
   Ничему плохому я их не учу. Те, кто курил, бросили, дисциплинированнее стали. К тому же что-что, — он улыбнулся, — а драться действи­тельно умею. В детдоме самбо, боксом занимался. Потом один немного джиу-джитсу учил. В училище со мной инструктор занимался.
   —    А за что ты замполита избил? — спросила Валентина.
   —    Да пьяный был, — поморщился Георгий. — Из самоволки возвращался, он и выловил. А что касается того, как же меня так отделали, — он повер­нулся на левый бок и приспустил одеяло. Валентина увидела на подреберье заклеенный лейкопластырем тампон. — Меня на разборе с питерскими подстрели­ли, — осторожно укладываясь на спину, сказал Хри­патый, — а этот козел ногой по тому месту всадил. И все, — вздохнул он, — спекся Хрипатый.
   —    А чего они хотели? — не поняла Валенти­на. — И почему тебя оттуда в парк увезли? Ты гово­ришь, в машине еще били. А несли осторожно и положили аккуратно. Почему?
   —    Да если бы я знал,— усмехнулся он.
   —    Ну, ладно, — Валентина подняла сумку. — Сейчас я тебя накормлю.
   —    Валя, — остановил ее вопрос Хрипатого, — почему ты в последнее время проявляешь ко мне повышенный интерес? Чего ты хочешь?
   —    Есть хорошие слова, — не поворачиваясь, проговорила Валентина, — всему свое время.
   —    Отличный ответ, — усмехнулся он. — Глав­ное — очень понятный.
   — Как ты думаешь, — уже из кухни спросила она, — где Граф?
   —    Я бы спросил, зачем тебе понадобился Виталий, — засмеялся Георгий, — но помню хорошие слова. И поэтому отвечу: не знаю.
   Войдя в комнату, Граф отбросил ногой табуретку и выругался. Из кухни выскочил Зубр с револьвером. Увидел Графа и остановился:
   —    Ты чего? — сунув револьвер за пояс, удивлен­но спросил он.
   —    Да мы с тобой тут ничего выцепить не смо­жем! — бросившись на кровать, зло ответил Вита­лий. — Видел, что в банках делается? Туда, если вдвоем, то с автоматами идти надо. Взять-то, может, и возьмем, а свалить —хрен пролезет. Мы же Пензы не знаем, А пока будем изучать, бабки кончатся, и пишите письма.
   —    Ну, если ты из-за этого уши ломаешь, — за­смеялся Антон, — то зря. Как почувствуем, что на мель садимся, любой магазин в пригороде возьмем...
   —     Воровать я не умею, — перебил его Вита­лий. — Даже, можно сказать, боюсь. А магазин брать, это с ходу мусоров на хвост сажать.
   —    Да и хрен с ними, — возвращаясь на кухню, хохотнул Зубр. — Какая разница, когда? А в розыске оно даже веселее. Знаешь, что ищут, так...
   —     Годы не те, чтобы в казаки-разбойники иг­рать, — не согласился Виталий. — Надо выцепить прилично и затихнуть. Жить скромно, даже числиться на какой-нибудь неломовой работе. А за это время подготовить хорошее большое дело. Взять — и на дно. Но взять столько, чтобы и на похороны осталось.
   Удивленный Зубр покачал головой:
   —    Хорошо говоришь, мне это тоже по кайфу. Но не умею я выжидать, — признался он. — А подламы­вать что-то мне тоже не в масть. Гоп-стоп еще куда ни шло. Но работа втихую не для меня. Короче, хату я оплатил на месяц. Бабуля клевая попалась, сдирать шкуру не стала. По сравнению с другими, кто хаты сдает, по-божески взяла. Так что месячишко можно без атаса жить. Тем более я и картошку у нее же купил. Гнилой много, но на месяц, опять-таки, хва­тит. А за месячишко наверняка чего-нибудь высмот­рим. Хапнем, и в столицу.
   Граф одобрительно кивнул:
   —    Тогда так. Если кого из знакомых, с кем сидел вместе, встретишь, гони дуру. Мол, завязал или что- то вроде. И чтобы не срисовали, будем где-нибудь подрабатывать.
   —    Ну уж на хрен, — не согласился Антон. — Бабки есть, так на кой...
   —    Думаешь, мусора не узнают, кто у бабули хату снял? — усмехнулся Виталий. — Так что давай ста­нем тружениками.
   —    Ну что же, — обреченно кивнул Зубр. — Па­радом командуешь ты. Да! — весело блестя глазами, воскликнул он. — Я сегодня, когда в магазин ходил, Наталью встретил. Сразу признала, стерва.
   —     Не кастрировала? — вспомнив его рассказ о женщине в Пензе, улыбнулся Виталий.
   —    Она в гости пригласила, — возбужденно ска­зал Антон. — Я сказал, что с товарищем. Пообещала подругу найти.
   —    А вот это уже хреново, — поморщился Граф и, отвечая на удивленный взгляд подельника, объяс­нил. — Знакомые нам не нужны. Ну, ты-то знал ее и раньше. Так что покупай цветы и вперед.
   —    А веник-то на кой? — не понял Зубр. — Да и вообще ничего покупать не надо. Она все возьмет.
   — Дарите женщинам цветы, — пропел Вита­лий. — Ты возьми этот, как ты говоришь, веник, — серьезно посоветовал он, — и увидишь, что будет. Она наверняка будет спрашивать тебя, почему ты исчез в тот раз, — напомнил Виталий.
   —    Точняк, — Антон вздохнул.
   —    А если ты придешь с цветами, поцелуешь руку и заранее попросишь прощения за тот раз, ты будешь прощен. И более того, она снова будет твоя и ты сможешь перебраться к ней.
   —    Ты в натуре граф, — восхитился Антон. — Но тогда мы и тебе бабец сделаем. Я скажу...
   —    Я не по этой части, — засмеялся Виталий. — Если мне нужна женщина, беру проститутку, плачу и, чудненько проведя ночь, расстаемся с ней навсегда, довольные друг другом. Моя женщина, — серьезно сказал он, — где-то есть, но скорее всего в этой жизни я с ней не встречусь. А изменять ей, мною придуманной, ложась в постель несколько ночей под­ряд с другой, не хочу.
   Огорошенный Антон во все глаза глядел на Вита­лия.
   —    Значит, веник, то есть букет, — немного по­молчав, спросил он, — мне ей отволочь?
   —    Непременно, — серьезно сказал Виталий. — И по дороге придумай убедительную причину твоего неожиданного исчезновения.
   —    Да это черт знает что такое! — кричал Ба­сов. — Убивают Мягкова! Потом в машину капитана Мухина врезается КамАЗ! Убивают жену Возникова. Вина его не доказана. Сам он говорил, что ничего не помнит. Только выхо...
   —     И вешается, — тихо закончил за него Феокти­стов. — Вас отстраняют от работы и даже обвиняют в убийстве по неосторожности. А с чего все это нача­лось?
   —    Так с того, что Мягкова застрелили у него дома, — буркнул подполковник.
   —     И именно в этот день Сашку привезли домой от дяди вдрызг пьяного! — процедил Феоктистов. — А на другой день, когда он поехал к бабке Мягкова, в него врезается КамАЗ. Возников ничего не помнит. Его нашли спящим непробудным сном в машине. А пассажиры и водитель автобуса в один голос утверж­дают, что КамАЗ после столкновения заюзил, но вы­правился. Кроме того, следы...
   —    Да знаю я все! — рявкнул Басов. — Я это знаю, ты знаешь, Вера Николаевна была уверена в этом! А дальше что? Что дальше-то? — повторил он в бессильной ярости. — Наши догадки к делу не при­шьешь. Зяблов к тому же имеет прикрытие. Да и без него у нас на законном основании предъявить ему нечего! Возников труп! Его жена, которая что-то, как ты говорил, хотела сказать, тоже. Что мы имеем? — глухо спросил он.
   —     Иринка, — сказал капитан. — Правда, она сейчас в больнице. Врачи вроде хотят ее в психдис­пансер.
   —    Может, поэтому и живой останется, — под­полковник поморщился. — Я вот все не могу вспом­нить, — пробормотал он. — Мне Вера что-то перед смертью говорила. Когда врач подскочил, просила Иринку защитить. Но что-то она мне еще говорила!
   —    Если я правильно понял, товарищ подполков­ник, — улыбнулся Феоктистов, — мы работаем по моей системе.
   —    Сколько раз я тебя за твою систему гнать в три шеи хотел, — Басов улыбнулся, —а она, оказывает­ся, самое то, когда закон бессилен.
   — У нее родных никого нет, — вздохнул врач, — а ей просто необходим кто-то, кого она хорошо знает и кто мог бы заботиться о ней. Сначала погибает ее муж. Она уверена, что его убили. Часто плачет и говорит, что виноват в этом брат матери ее мужа, личность довольно известная, — он криво улыбнулся, Зяблов Константин Федорович. Кстати, он уже был и просил, даже настаивал, чтобы Ирину вылечили. Предлагал свои услуги.
   —    Какие? — с интересом спросил прокурор.
   —    Ну что мог предложить главарь военизирован­ной банды, — усмехнулся врач.— Мол, я заберу ее к себе, и о ней будут заботиться. Потом предлагал помощь поместить Ирину в психдиспансер. У него там, как я понял, хорошие знакомые.
   —    Вы, по-моему, недолюбливаете Зяблова, — улыбнулся прокурор.
   —    Это очень мягко сказано, — ответил врач.
   —    Значит, у Ирины Сергеевны состояние неваж­ное, а я хотел с ней поговорить...
   —    Ни в коем случае, — твердо сказал врач. — Ни о каких разговорах не может быть и речи. Я уже говорил: гибель мужа, а потом и свекрови потрясли ее. А ведь она скоро станет матерью. Сейчас очень важно дать ей успокоиться, но лекарства для нее вредны. Она никому не доверяет. Ее психика...
   —    Я, кажется, знаю, что делать! — обрадованно перебил его прокурор. — Во время осмотра квартиры мне попался дневник Ирины. И я знаю, кому она может поверить.
   —    Тогда торопитесь, — сказал доктор и, не утер­пев, спросил. — А что искали в квартире Веры Нико­лаевны?
   —    Она стреляла в Зяблова. Вот и искали, вернее осматривали. Может, там еще оружие есть, патроны. Впрочем, вас это интересовать не должно. До свидания.
   —    Как это не должно, — пробормотал врач вслед быстро идущему к выходу прокурору врач, — или я не живой человек?
   Из окровавленного рта вырвался крик, и человек стал падать на бетонный пол. Крепкий парень в ко­жаной безрукавке встретил его лицо выброшенным вверх коленом и, повернувшись, вопросительно взглянул на курившего у двери Клоуна.
    —    Отставить, — хмуро бросил тот. — Кажется, мы здесь промахнулись. Он знать ничего не знает.
   —    Второй тоже ничего не сказал, — сообщил вошедший Шугин. — Мы проверили пленку, ни хре­на там нет. Ни у этого, ни у второго.
   —    Вот ты об этом Полковнику и скажешь, — вздохнул Клоун.
   —     Почему я? — усмехнулся Шугин. — Это дело я доверяю тебе.
   —     Но ты же старший, — возразил Клоун. — И заменял Полковника ты. Так что тебе он больше доверяет.
   —    Феликс! — услышали они громкий голос. — Где ты, крутизна хренова?
   Расслышав насмешку, Шугин шагнул к выходу.
   —    Ты чего разорался? — зло спросил он, — Я тебе...
   Увидев Горбуна с пистолетом в руке, замер.
   —     Не писай на ноги, — насмешливо успокоил его тот. — Когда вы первого хапнули, я на всякий случай своих хлопцев за вами посылал. За вами один фраер увязался. Второго цепанули — он к телефону.
   —    Кто такой? — спросил Шугин.
   —    А это ты у него спроси, — усмехнулся Горбун. Обернувшись, махнул рукой. Двое парней подтащили к Шугину избитого и связанного молодого парня.
   —    Ты кто такой? — ухватив парня за рубашку и рывком поставив его на ноги, спросил Феликс.
   —    Ты пасть-то ему распакуй, — насмешливо по­советовал Горбун. Шугин вытащил кляп.
   —    Кто такой? — повторил он вопрос.
   —    Да никто я! — испуганно ответил парень. — Меня Васька Коровин попросил посмотреть за фото­графами. Как, мол, чего увидишь, сразу звони. А так...
   —    Кто такой этот Васька? — спросил Феликс.
   —    Да участковый он, — торопливо ответил па­рень. — Он...
   -— Вот сука, —вбив кляп обратно помянул Вась­ку Шугин. — Какого этому Ваське надо? — он по­смотрел на Горбуна.
   —    Да участковый он, — скривился тот. — Стро­ит из себя рыцаря без страха, ментяра гребаный! Это он, сучонок, шлепнул Лысого!
   —     Ну что же, — ухмыльнулся Шугин. — При­дется удовлетворить его любопытство. Генка! — по­звал он Клоуна. — Давай к Полковнику! Объясни ситуацию. Что делать-то?
   Волошин пил чай.
 
   —    Дмитрий! — услышал он голос вошедшей в квартиру женщины.
   —    Здесь я!—отозвался он.
   Ночью, как и договорились, его встретили знако­мые. Сочувственно, но с интересом расспрашивая о его горе, отвезли на квартиру неравно умершей родст­венницы. Это его устраивало —вопросы раздражали, и он, сославшись на усталость, извинился. Но когда остался один, все порывался сходить за водкой и напиться. Но сумел удержаться, принял ванну и лег спать.
   Услышав голос, обреченно вздохнул. Сейчас снова начнутся расспросы.
   —    Ты знаешь новость? — возбужденно спросила вошедшая на кухню полная женщина. — В Зяблова стреляла его сестра! Ой! — она всплеснула руками. — Там такое было!
   —    Так, — Зяблов задумчиво посмотрел на стояв­шего перед ним Клоуна. — Значит, это не фотогра­фы. Интересно, кто же передал записку Феликсу. А кстати, что он сам-то говорит?
   —    Я с ним об этом не разговаривал. Мы его встретили и сразу поехали к фотографам.
   —      Черт возьми, — буркнул Зяблов, — как же вы хвост не заметили? Хорошо, Горбун подстраховал. Значит, Коровин Васенька в герои метит. Ну что же, у Горбуна к нему счет имеется. Лысый его другом был. Ко мне пусть Горбун не показывается. И пошлет кого-нибудь не из своих парней. Пусть разберутся с Коровиным.
   —    А куда фотографов и «сыщика»? — спросил Клоун.
   —    По этим вопросам к Шугину, — отмахнулся Зяблов, — он у нас спец.
   —    Значит, Тарзана шакалы Зяблова убили? — злобно процедил Филимон. Адам испуганно попятил­ся. Таким он Хирурга не видел. — Что насчет отпе­чатков? Пришел ответ?
   —     Не знаю, — испуганно пролепетал Богун­чик. — Я Зимина не видел, да и не знаю его. А к Зяблову сейчас идти опасно. Потому что...
   —    Сейчас все опасно, но смею заверить, — не глядя на Адама, сказал Филимон, — что жить, ничего не делая, гораздо опаснее.
 
   —     Слышь, Филимон! — быстро заговорил Адам. — Давай мотать отсюда! Ты понимаешь, что происходит! Зяблова уже забирали. Зарезали жену того водителя...
   —     Не повторяйся, недовольно оборвал его Хирург. — А мотать, как ты говоришь, рано. Повода для беспокойства нет. Мы с тобой не засвечены. Вот только если они на Вику выйдут, — чуть слышно пробормотал он, — но скоро это не получится. К тому же не должна она вспомнить.
   Он обмакнул кусочек сахара в чашку.
   «А может, съездить мне к ней? — задумался Фи­лимон. — Опередить товарищей из милиции. Отпра­вив кусок сахара в рот, посмотрел на -Адама. — Нет, — с сожалением отказался он от пришедшей в голову мысли. — Этого оставлять одного нельзя. Коснись чего, запаникует, и все. А возьмут — сразу расскажет все, что знает и чуточку больше».
   —    Хозяин не звонил? — вслух спросил он.
   —    Нет, — обеспокоенный его долгим молчани­ем, ответил Адам. — Я тоже пока не звонил. Бо­юсь, — оглянувшись на дверь, шепотом признался он. — Во-первых, Редина. Пчеловод-то жив А во- вторых, милиции. Вдруг они вышли на...
   —    Сегодня же позвони и расскажи все, что про­изошло, — требовательно проговорил Филимон. — А еще лучше слетай в Москву. Тебе все равно парни нужны. Я тебя охранять не могу. Сэои дела делать надо. В общем, как хочешь, но Редин должен знать все.
   —    Он домой не вернулся! — встревоженно про­изнес Василий, — Его менять я должен был. Пришел, а Петьки нет!
   —    Кто он, этот Петька? — спросил Феоктистов.
   —    Да мы с ним давно дружим. Тогда еще ЮДМ было. Потом в оперативном комсомольском отряде. А когда все развалилось, я в училище пошел. А он электриком работал. Потом разогнали ихнюю шарагу. Петька не подкачает. Что-то с ним случилось! — убежденно сказал Василий. — Я думаю, может, вы­звать наряд и обыскать дом Зяблова.
   —     Не дури, — одернул его капитан. — К чему лишний шум поднимать? Даже если этого Петьку люди Зяблова подловили, хрен чего найдешь! А ему эпо только лишний повод говорить о противозакон­ном поведении милиционеров.
 
   —     Да и не будет никто у Зяблова обыск делать. Что ты скажешь? Что заста­вил, — заметив протестующий взгляд Василия, по­правился, — уговорил приятеля следить за фотогра­фами? А на основании его? Кто тебе дал это право? Сошлешься на меня? — он вздохнул. — В общем, похоже, сваляли мы дуру!
   —     Не дай Бог, чего с Петькой случится! — воск­ликнул Василий. — Я этого Зяблова сам, своими руками прикончу!
   —     Сядь! — прикрикнул на него капитан. — Кому ты этим что докажешь? Даже если с твоим Петькой что-то и случилось. Только навряд ли, — улыбнулся Сергей. — Но, допустим, ты прав. Замети­ли Петьку парни Зяблова. Даже убили. И что?
   —    Как что?! — закричал Василий. — Что же, у нас законов нет?!
   —    Да вот как раз я тебе и пытаюсь объяснить, что ничего, ничего мы предъявить Зяблову не смо­жем. Можно, конечно, прийти к нему и влепить пулю в лоб. И что? Да ничего! Того, кто пристрелит эту сволочь, в тюрьму. А ему пышные похороны и позор твоей семье. Пресса шум поднимет. Милицию сейчас и так полоскают за здорово живешь. А тут факт нали­цо: сотрудник милиции убил уважаемого гражданина, офицера запаса, председателя военно-спортивного об­щества. Так что, Вася, — хмуро закончил Феокти­стов, — не за свое дело мы взялись. А если с Петькой этим что-то случилось и тебе виновный нужен, вот он я. Меня и стрелять надо.
   Василий вздохнул:
   —    Да я сам виноват, зачем Петьку втянул.
   —    Вообще-то рано мы его хороним, — улыбнул­ся Феоктистов. — Может, он уже дома тебя ждет!
   Василий вскочил.
   —    Я пойду. Может...
   —    Иди..
   Василий выбежал.
   —    Намутил ты воды, Серега, — пробормотал ка­питан. Снял трубку, набрал номер. — Товарищ под­полковник, это я, Феоктистов. Вы проверили бы фо­тографов, как они там?
   — Отпустил я их, — сказал Шугин. — Ребята вроде ничего. Ведь они туда по вашему приказу яви­лись. Чтобы...
    —    А ты уверен, что они молчать будут? — строго спросил Зяблов.
   —     На все сто, — кивнул Феликс. — Этого пры­щика тоже отпустил. Он теперь, считайте, наш. Что говорить, знает. И заодно, может, выяснит, почему участковый Коровин в этом дело полез, на кой черт за фотографами следить стал.
   —    Константин Федорович! — возбужденно про­говорил заглянувший в комнату Клоун. — Волошина видели. Он сейчас на Авиационной остановился.
   —    А почему не у себя? — спросил Зяблов.
   —    Он продал квартиру. Что с ним...
   —    Волошина в городе не трогать! — приказал Зяблов. — Ни в коем случае. Но выпускать из поля зрения его тоже нельзя. Если он вдруг пойдет в мили­цию, дойти не должен.
   —     Петька! — радостно закричал Василий. Подбе­жал к приятелю и замер. — Что с тобой?
   —    Да так, — безразлично ответил Петр. — Какие-то малолетки закурить попросили. Ну за то, что не курю, и попало.
   —     Ни хрена себе малолетки, — поразился Васи­лий. — Чем это тебя так?
   —     Ногами пинали, — вздохнул Петр. — В по­дворотню затащили и отметелили. Еле до автобуса добрался.
   В глазах Василия на короткое мгновение вспыхну­ло удивление.
   — За фотографами я следил. Хорошо, они почти рядом живут. Находился, аж ноги гудят. Они никуда не выходили и к ним никто. А чего ты хотел-то от них? На кой черт они тебе сдались?
   —    Да просто так, — засмеялся Василий. — Ре­шил тебя испытать. Годишься на что или нет. А то меня, говорят, скоро опером сделают. Так если что, на помощь позову. Ты же...
   —    Что-то темнишь ты, Васек, — перебил его приятель. — Я ведь помню, что ты говорил — мол, помоги, присмотри за фотографами. И если что — сразу звони.
   —    Да говорю же тебе, — засмеялся Василий, — просто так. Ну и харя у тебя, — перевел он разго­вор. — Ты хоть запомнил кого?
 
   —     Ясно, — Феоктистов кивнул. — Значит их от­работали и отпустили. Но тогда и Петька дома! — обрадовался он. Поморщившись, привстал. Прошелся до двери и обратно, засмеялся. — Башка не кружит­ся. Слабость, правда, но скоро, будет все, как надо. Ну, Зяблов, — зло обратился он к далекому сейчас Полковнику,- — держись! Я тебе, гниде, покоя не дам. Не вытерпишь ты, сам засветишься! Когда закон бессилен, будем играть по твоим правилам, Констан­тин Федорович!
   Полный человек, затравленно оглянувшись, вбе­жал в подъезд. Подбежал к лифту, нажал кнопку и со страхом смотрел на входную дверь. Послышались шаги. Полный человек вжался спиной в дверь лифта. Двое молодых людей, о чем-то негромко переговари­ваясь, не обращая на него никакого внимания, повер­нули к лестнице и начали подниматься. Облегченно вздохнув, полный человек достал платок из кармана. Дверь лифта с шорохом отодвинулась. Потерявший равновесие человек, взмахнул руками и сел на пол. Ойкнув, рассмеялся.
   Взбежавшие на третий этаж парни бросились к лифту и прижались спинами по обе стороны двери. Через несколько секунд лифт поднялся. Полный че­ловек, улыбаясь, вышел. Стоявший справа парень стремительно шагнул вперед и накинул ему на шею тонкий шнур удавки. Захрипев, человек вскинул руки. Другой парень мощно ударил ногой. Носок кроссовки попал в солнечное сплетение. Полный человек, де­рнувшись, бессильно уронил руки.
   —    Помоги, — пытаясь удержать сползавшее тело, выдохнул парень с удавкой. Второй ухватил ноги жертвы и попятился назад. Подойдя к двери с номером восемнадцать, задом толкнул ее. Она откры­лась.
   —    В ванную! — скомандовал подскочивший к ним мужчина в очках.
   Растогин в халате и шлепанцах вошел в кабинет и сел к столу. Включил настольную лампу. Положив руки перед собой, пальцами коснулся фотографии молодого человека в траурной рамке.
    —    Андрей, — прошептал он, — сынок.
   По морщинистым щекам потекли слезы.
   —    Это я виноват во всем, — всхлипнул Расто­гин. — Но я обещаю, сын, — слизнув языком с губ слезы, проникновенно сказал он— твой сын, мой внук, будет иметь все.
   —     Интересно, — положив вытянутые ноги на стол и задумчиво рассматривая огонек зажигалки, пробормотал Роман, — на кой черт мы потребова­лись Монарху?
   —     Не пойму, почему тебя это интересует, — ус­мехнулся Руслан, отбросив в сторону экспандер. — Он всегда отлично платил за работу. Уж мы-то это знаем. И ранее, когда рубль правил в социалистиче­ском обществе, и трижды сейчас, когда балом правит доллар. Так что все равно. Тем более...
   —    У тебя на уме одно, — сказал Роман, — деньги.
   —    А что же еще меня должно волновать? Ты занимаешься этим из-за чего? — Руслан насмешливо взглянул на подельника. — Просто развлекаешься? Или все же работаешь за деньги? А ты что дума­ешь? — повернулся он к вошедшему в комнату Стасу.
   Стае засмеялся. Не отвечая, плюхнулся в глубокое кресло, взял со столика запотевшую банку пива.
   —    И все же я думаю, вам тоже интересно, зачем нас вызвал Монарх, — поочередно посмотрев на обо­их, заметил Роман.
    — Всему свое время, — усмехнулся Стае. — Придет время, узнаем. Осталось не так уж и много. Монарх не любит кормить бесплатно.
   —    Я слышал, он собирается умотать в Изра­иль, — сообщил Руслан.
   —    Это тебе его секретарша сказала,. — сказал Стае. — Умеешь ты, Русик, производить впечатление на слабый пол.
   —    На том и стоим, — подмигнул ему Руслан.
   —    Шлюха! — Редин размахнулся. Легко увернув­шись от удара, Анна злобно улыбнулась.
   —    Не пытайся ударить меня еще раз, — предуп­редила она, — а то...
   —    Что?! — взревел он, бросаясь к ней. Отступив на шаг, Анна вцепилась в пиджак мужа и сильно дернула его вперед. Не удержавшись на ногах, Редин ударился лбом о стену и упал на спину, затылок глухо ударился об пол. Оглянувшись, Анна подскочила к нему, проверила пульс.
   —    Врача! — закричала она. — Ивану Степанови­чу плохо!
   Заглянувший на крик Носорог бросился к теле­фону.
   —    Что?! — воскликнула Валентина.
   —    Пряхин повесился, — взволнованно сообщил вбежавший в спальню Федор.
   —    Как? Когда?
   —    Сейчас звонил Призрак, — оглядываясь на дверь и понизив голос, торопливо проговорил он. — Они заехали к нему, а он в ванной висит. Призрак спрашивает, что делать.
   —    Что хочет, — сразу отрезала Валентина. — Подожди! — требовательно окликнула она брата. — А почему Призрак позвонил тебе? И почему он заехал к Пряхину?
   —    Не знаю, — Федор растерянно пожал плеча­ми. — Я как раз только вошел. Телефон звонит. Я...
   Проигравший мелодию вызова радиотелефон не дал ему договорить.
   —    Да, — моментально схватив трубку, сказала Валентина. Слушая, нахмурилась. Потом взглянула на брата, улыбнулась и подмигнула. Федор удивленно выпучил глаза.
   —    Да, конечно, — сказал Валентина в теле­фон. — Сейчас приеду. Федору не звоните, он у меня.
   Положила телефон и засмеялась.
   —    Наш милый папочка, — сквозь смех объясни­ла она причину своего веселья, — упав, треснулся затылком. Вызвали Ляхову. Она говорит, что он без сознания. Так что скоро мы будем заправлять всем!
   —    Думаешь? Лично я не уверен. Во-первых, у папани здоровья на троих хватит. А во-вторых, даже если крякнет, ничего нам не обломится. Ну мне-то, может, чуточку и перепадет.
   —    Думаешь, твоя мамуля на все лапу нало­жит? — быстро спросила Валентина.
   —    Не думаю, — поправил ее брат, — а знаю. И кроме того, акционеры вот-вот собрание соберут. Ко­роче, от папиных банков только пшик останется. Сейчас крупные компании сожрут весь частный сек­тор. Я имею в виду таких, как отец.
   «А ты умнее, чем я думала, — удивленно думала Валентина. — Я была уверена, что ты клюнешь. От­дала бы тебе пару обменных пунктов и какой-нибудь банк, а свою часть срочно продала бы какой-нибудь компании. А ты, оказывается, и думать умеешь».
   —    Ты поедешь к нему? — спросил Федор.
   —    Вместе поедем. Я сейчас оденусь и поехали.
   —    Так надо Призраку позвонить, — напомнил Федор. — Он ждет.
   —    Он звонил тебе, — натягивая джинсы, усмех­нулась Валентина. — Ты и думай.
   —    Да, но, — вздохнул Федор, — хрен его зна...
   —     Пусть кто-нибудь вызовет милицию, — приче­сываясь у зеркала, сказала сестра. — Как будто зашел за чем-то и обнаружил труп. Лучше, если баба какая- нибудь. Мол, он ей и,ключ давал.
   —    Твоя охрана где? — спросил брат. — Я за­шел — никого.
   —    А зачем она мне? — подхватив сумочку, улыб­нулась Валентина. — Только когда куда-нибудь еду, беру с собой парочку горилл. А так, — она махнула рукой, — только внимание к себе привлекать. Если кому-то захочется меня убить, и рота телохранителей не спасет.
   —    Ты чего-то сегодня не ходил на свидание? — потягивая коктейль и постукивая ногой в такт гремя­щей в ресторане музыке, Николай вопросительно взглянул на сидевшего напротив Туза.
   —     Запал, — засмеялся Туз. — Редин детектива нанял, а он и снял нас, — он засмеялся громче. — Она звонила прямо в панике. И знаешь, что утеши­ло — за меня волнуется. А я, естественно, встрево­жился: милая, а как же ты? Да если что с тобой, я его... ну, и в этом духе, — весело закончил он.
   —    Я слышал, у нее с Валькой война, — сказал Зюзин, — она же Анне не родная. Никак не поделят сферу влияния на Редина. А это Валюхе козыри. Она наверняка сумеет воспользоваться ситуацией.
 
   —     Ни хрена у нее не выйдет, — безразлична ответил Михаил. — Редин пошумит, и все. Куда он, от Аньки денется. Она его сумела окрутить так, что он с женой законной развелся. Подставил ее, сука, — засмеялся Туз, — а Валька с ним уехала. Мол, мать, шлюха. А если у нас с Растогиным все выйдет, — мечтательно произнес он, — то мы на коне, и надол­го. Сольем в одно банки Растогина и Анькины. Со­здадим один, но большой, устойчивый. Найдем в Центробанке своего человека, и все. Скоро станем...
   —    А продажа оружия? — прервал его мечты Ни­колай.— По боку?
   —    Ну зачем же! — рассмеялся Туз. — Просто сделаем гораздо умнее. Найдем один ,серьезный ка­нал. Но сейчас главное —не прозевать с Галкой. С Рединым, с его дочкой и сыном, Анка сама разберет­ся. А нам нельзя упустить...
   —    Тормози, — попросил Николай. — Как это Анна сама с Валькой и Федькой разберется? Если с Валькой она на ножах, то Федька ее сын. Не пустит же она его по борту.
   —    Когда мы возьмем в лапы дело Растогина, то поможем Анне стать вдовой, — хохотнул Туз, — а потом популярно объясним Феденьке, что он мешает маме стать счастливой. Он поймет, — засмеялся Туз, — потому как без мамы никуда. Маменькин сыночек, — по его губам скользнула презрительная улыбка.
   —    И ты думаешь, что Анна согласится пустить по борту сына?
   —    Я с ней уже обговаривал это. Так что давай ты работай. Нельзя нам Растогина упускать!
   —    Так, может, его того, — наклонившись, не­громко предложил Зюзин.
   —    А вот об этом даже думать не надо, потому что тогда финиш. Вскрбют завещание, и караул. Все, я в этом уверен, на сына Галкиного записано. И вот тогда ты к ней уже хренушки подойдешь. Люди Рас­тогина сначала предупредят, а потом и... — он ре­бром ладони провел по горлу. — Ладно, — увидев, что Николай хочет что-то сказать, поморщился Туз. — Хорош о делах, а то крыша поедет. Надо время от времени отдыхать. И умом, и телом. Видишь, две малолетки? — он кивнул в сторону. — Они ждут не дождутся, чтобы их пригласили. Как взяли пузырь шампанского, так. и смакуют его. Сигаретами закусы­вают. Сейчас снимем.
     —    Сам же говоришь, малолетки, — посмотрел в ту сторону Зюзин.
   —     Просто телки молодые, — поднимаясь, засме­ялся Туз, — но жопастые, — подмигнул он прия­телю.
   —    Ну зачем вы пришли? — оттесняя Растогина, спросила Галина. — Я же просила вас. Не приходите вы к нёму! — с тихим отчаянием прошептала она. — Ну что вам надо? Зачем он вам?
   —    Ради Бога успокойтесь, — попросил он. — Я просто сидел дома в большой и богатой квартире. У меня есть все —положение, деньги, даже определен­ная власть. И знаете, Галя, — опустив седую голову, признался он, — от всего этого мне вдруг стало ужас­но плохо. Я отчетливо понял, что я один. Моя супру­га... впрочем, вы это знаете. Но тем не менее, если позволите, я продолжу.
   —    Конечно, — явно удивленная, Галя кивнула.
   —     Она погибла в автомобильной катастрофе, ког­да Андрюше было всего двенадцать лет. Все последу­ющие годы я старался заменить ему мать. И, разуме­ется, был прекрасным отцом. Вас я не принял, — взглянул он на нее, — потому что считал, что вы просто временное увлечение Андрея. Когда же понял, что это не так, испугался за его благополучие. Вы знаете, — вздохнул Растогин, — я, как только Анд­рею исполнилось восемнадцать, начал подыскивать ему достойную пару. Ну, а остальное вам известно. Я прекрасно понимаю, что вы обо мне думаете. Но ради Бога, умоляю вас! Взываю к вашему разуму. К мате­ринскому чувству, наконец, Дайте мне возможность дожить остаток дней с внуком/ С сыном моего сына! Я умоляю вас! -— упершись рукой в стену, он начал медленно опускаться на колени.
   —    Что вы! — Галя схватила его за руку. — Встаньте немедленно!
   Растерянно оглянулась, но, увидев, что длинный больничный коридор пуст, облегченно вздохнула.
   —     Павел Афанасьевич, — помогая Растогину подняться, укоризненно проговорила она. — Вот вы только что так хорошо говорили о чувстве одиночест­ва. О своей вине перед Андреем. Так неужели вы думаете, что я отдам своего сына потому, что вы, как вы говорите, можете создать ему благополучное буду­щее? Я мать, — просто, без вызова сказала она. — И сделаю все возможное, чтобы мой сын был челове­ком. Да, у меня нет капитала, но сделаю все, чтобы мой сын был счастлив.
   —    А если я предложу вам... — внимательно всматриваясь в ее лицо, сказал Растогин.
   —    Перестаньте! — резко проговорила Галя. — Вы привыкли жить, как лавочник! По-вашему, все продается и покупается! Но мы уже говорили об этом! И я вам...
   —    Я помню ваш ответ, Галя, — спокойно заме­тил Растогин, — но на сей раз у меня другое предло­жение, и умоляю, не торопитесь с ответом. Я предла­гаю вам, матери моего внука, перейти жить ко мне, вашему свекру и деду вашего сына. Я приду через два дня. Надеюсь, вы дадите положительный ответ. До свидания.
   Пораженная Галина кивком головы попрощалась с уходившим Растогиным.
   —    Ты куда, мама? — спросил Федор шагнувшую к двери Анну.
   —     В больницу. Отца увезли. Я должна быть ря­дом, — всхлипнув, прижалась к сыну.
   Вошедшая в комнату Валентина насмешливо блес­нула глазами. Анна Алексеевна заметила ее и, скры­вая сухие глаза, уткнулась лицом в плечо сына.
   —    Как трогательно, — улыбнулась Валентина. Можно даже подумать, что ты действительно сейчас будешь рвать на себе волосы.
   —    А ты! — не удержавшись, заорала Анна. —~ Зачем пришла?! Наверное, довольна, что Ивану плохо!
   —     Послушай! — разозлилась Валентина. — Я его дочь! И он мне отец. Это тебе он Иван. Чувствуешь разницу? Ты сумела разлучить его с женщиной, кото­рая по-настоящему любила его, с моей матерью! ты же знала, что он женат и что у него есть дочь, когда затащила капитана Редина в постель и родила ребен­ка! Признайся, — она вызывающе засмеялась, — ведь ты специально сделала это!
   —    Да! — оттолкнув сына, крикнула Анна, — по­тому что я любила Ивана! И он любил меня. И если бы не ты, — с горячей злостью в глазах взглянула она на падчерицу, — все было бы по-другому!
    —    Да если бы не я, — закричала Валентина, — он бы больше не увидел Германии! Ты думаешь, я не знаю, из-за чего у него приступ? Он узнал, что ты шлюха!
   Она успела, отступив назад, пропустить ладонь Анны мимо. Отбросила сумочку и кинулась на нее. Отскочивший в сторону Федор растерянно и испуган­но смотрел на схватившихся женщин. Кружась в борьбе, поочередно касаясь стен, они не наносили пощечин. Не пытались схватиться за волосы. Каждая желала повалить соперницу.
   —    Мама! — воскликнул Федор. — Валька! Вы что, с ума сошли! — он попытался разорвать злые объятия. Воспользовавшись этим, Валентина подсеч­кой подбила напряженные ноги Анны. Дернувший в это время мать на себя, Федор грохнулся на пол. Женщины рухнули на него сверху. От боли в спине и паху Федор заорал. Ворвавшиеся на крик парни ухва­тились за плечи противниц и сильным рывком раста­щили их. Безуспешно пытаясь вырваться, женщины начали громко оскорблять друг друга. Федор тяжело поднялся.
   —    Уберите их! — крикнул он. Парни силой зата­щили Валентину в одну комнату, Анну в другую. В квартиру с пистолетом в руке ворвался Призрак.
   —    Что такое?— взволнованно спросил он.
   — Отец в больнице, — скривившись от боли, ответил Федор, — а эти сцепились.
   —   Я так думал, — убирая пистолет, усмехнулся Призрак, — что переворот.
   —    Ты чего ржешь? — разозлился Федор. — Ду­маешь... — и, побледнев, отшатнулся к стене. Мгно­венно появившийся в руке Призрака пистолет чувст­вительно уперся ему в живот.
   —    Еще раз повысишь голос, — улыбнулся При­зрак, — это будет последнее, что ты сделаешь. Наде­юсь, повторять не придется.
   —    Слышь, — застегивая ширинку, усмехнулся Туз, — может, к Тоньке заскочим?
   —    Ну это уж ты без меня, — засмеялся Николай. Легким толчком заставив встать с его колен голую девицу, поднялся сам.
 
   —    Она наверняка знает о тво­ем романе. А Тонька баба серьезная. Я видел, как она один раз пулю парню из плеча выковыривала. Без наркоза, перочинным ножом, — он поморщился. — Мне чуть плохо не стало. А она хоть бы хны. Так что ныряй к ней один. Она тебя за Аньку и кастрировать может.
   — Почему я и зову тебя, — усмехнулся Туз. — Я звонил ей, мне сказали, что она уехала к Рединым, с Иваном Степановичем плохо. Вот я и хочу узнать, в чем дело. Может, ему Анька секим башка сделала? — с надеждой предположил он.
   —     Не, — покачал головой Зюзин, — я не по­еду. Сейчас крошек отправим и бай-бай, устал чер­товски;
   —    Лады, — немного подумав, согласился Туз, — я тоже спать. У тебя останусь. Провожай шалашовок. Я в ванную.
   —     Сколько им отвалить-то? — посмотрев на дверь в соседнюю комнату, откуда слышались веселые женские голоса, спросил ,он. — Я пятьдесят баксов дал, — зевнул Михаил. — А ты думай.
   —     Господи, — держа в руках фото сына, со сле­зами на глазах шептал Растогин, — пусть она согла­сится. Я же хочу только хорошего. Сынок... Иначе я... — он тяжело вздохнул.
   —    Павел Афанасьевич, — в приоткрытую дверь осторожно заглянул рослый парень, — что с вами?
   —    Ты все равно ничем помочь не сможешь, — не поворачиваясь, отозвался Растогин, — но спаси­бо, Швед. Я всегда знал, что ты нe только телохрани­тель.
   —    Вы хороший человек, —г не зная, как пони­мать обычно скупого на слова шефа, парень пожал плечами. — И я...
   —    Оставь меня... — не оборачиваясь, чтобы Швед не увидел его слез, приказал Растогин. Потом, осененный неожиданной мыслью, воскликнул. — Альберт! — тот мгновенно остановился. — Я прошу тебя не удивляться, — сдержанно проговорил Павел Афанасьевич. — Вполне возможно, тебе это покажет­ся странным и даже глупым, но только будь откро­венным, — он испытующе посмотрел на Шведа. На твердом загорелом лице и в прямом взгляде темных глаз он увидел только ожидание. — Тебе нравится Галина?
   —    Она красивая женщина, — спокойно ответил Альберт, и прекрасный человек.
   —    Ты мог бы стать ей мужем, а ее сыну от­цом? — медленно, словно давая понять, что он дает' время на раздумье, спросил Павел Афанасьевич.
   —     Надеюсь, вы согласитесь со мной, — так же ровно, не удивившись или по крайней мере сумев не выказать этого, проговорил Швед, — что здесь гораз­до важнее мнение Галины.
   —    Я спросил тебя, — Растогин повысил го­лос. — Ты знаешь, что я ненавижу неопределен­ность.
   —    Я сказал то, — так же спокойно ответил Аль­берт, — что думаю.
   —    А если я прикажу жениться на ней? быстро спросил Павел Афанасьевич.
   —    Даже самый верный пес не укусит своего хозя­ина по его же команде, — негромко сказал Швед. — Я не единожды доказывал вам свою преданность. Вы вольны распоряжаться моим временем и даже моей жизнью. Но единственное, что не подвластно вам и никому другому — мое отношение к женщине. Допу­скаю, что вам это не нравится, — он улыбнулся од­ними глазами, — но я знаю, что вы терпеть не може­те неопределенности.
   —    Пошел вон! — не сдержавшись, воскликнул Растогин.
   —    Спокойной ночи, — телохранитель беззвучно прикрыл за собой дверь.
   —    Что же мне делать, сын?— повернулся к пор­трету Растогин.
   — Он по-прежнему без сознания, — сказала в телефонную трубку Ляхова. — Сильный ушиб затыл­ка. Возможно кровоизлияние. Сейчас Ивана Степано­вича осматривает нейрохирург.
   Положив радиотелефон, Федор задумчиво посмот­рел на него.
   —    Федя, — услышал он голос матери, — что го­ворят врачи?
   —    Неужели тебя это волнует? — зло спросил он. 
   —    Как ты можешь? — воскликнула переодетая, причесанная Анна. — Я волнуюсь за...
   —    И из-за этого вцепилась в Валькины воло­сы? — ухмыльнулся Федор.
   —    А ты, по-моему, доволен этим? — мать пытли­во посмотрела на него.
   —    Разговор о том, кто доволен, отложим, — ска­зала, входя в кабинет, Валентина. — Сейчас нужно выяснить другое.
   —    Что ты хочешь сказать? — зло спросила Анна.
   —    Хочу сказать, — спокойно ответила Валенти­на. — Из-за чего с отцом случилось это? Почему он вдруг, упав, ударился затылком?
   —    Ты думаешь, его ударила я! — закричала Анна.
   —    Мы оба, — Валентина кивнула на молчащего Федора, — очень хорошо знаем тебя. Ты берешь уро­ки самозащиты у Михаила Ту...
   —    Ты тоже! — не выдержав, заорала Анна.
   —    Но в отличие от тебя, — процедила Валенти­на, — не сплю с ним.
   Сильным рывком отбросив стоящего между ними сына, Анна рванулась к ней. Призрак легким толчком в плечо отбросил ее к стене.
   —    Ты вовремя, — не отрывая взгляда от разъ­яренной мачехи, сказала Валентина.
   —    Ты что себе позволяешь?! — зло воскликнула Анна. — Да я скажу...
   —    С Пряхиным порядок, — не обращая на нее внимания, сказал Призрак. — Милиция говорит, что повесился сам. Предсмертного послания не оставил. Он ведь только что вернулся от родни. Может, что- нибудь там случилось, — равнодушно добавил он.
   —    Как? — растерянно спросила Анна. —- Пря- хин повесился?
   —    Сунул голову в петлю, стоя на краю ванны. А конец шнура с петлей привязал к вбитому в потолок крюку. На крюке и молотке — он лежал на полу — пальцы Пряхина.
   —     Но почему он повесился? — недоуменно, за­быв о намерении кинуться на падчерицу, протянула Анна.
   —    Я уже говорил, никто этого не знает. Теперь позволю себе спросить, — он поочередно оглядел женщин, — мне только показалось, что вы хотели набить друг другу морды или это действительно так?
 
   —    Тебя это не касается! — запальчиво крикнула Анна. — И вообще! Как ты посмел меня ударить!
   —    Я вас не бил, —улыбнулся Призрак, — но не мог же я допустить, чтобы мама и дочь, — с легкой иронией сказал он, — при мне дрались, как пьяные бабы в бане.
   —    Так, — Анна зевнула, — уже поздно, я хочу спать. Надеюсь, вы помните, что вы в моей квартире? Поэтому прощайте. А ты, — она взглянула на Вален­тину,— давно этого хотела. Скажи спасибо ему, — она кивнула на Федора, а то бы...
   —    Мы непременно закончим наш разговор, — перебила ее Валентина, «— я сейчас сброшу свое тряпье и уйду. Подожди меня! -г повелительно сказа­ла она Призраку.
   —    Слушаю и повинуюсь, — кивнул он.
   —    Шеф, — в приоткрытую дверь с площадки заглянул здоровенный парень, — здесь... — распах­нув собой дверь, влетел и треснулся головой о вешал­ку. Призрак выхватил пистолет.
   —    Это всего лишь я, — послышался хриплый голос. — Я приехал за своей госпожой.
   —     Георгий! — обрадовалась Валентина.
   —    Зачем ты его так? — убирая пистолет, При­зрак кивнул на очумело мотающего головой здоро­вяка.
   —    Он задавал много вопросов, — сказал Хрипа­тый, — и все очень грубо.
   —    Отцу нужна охрана в больнице, — негромко сказал Федор.
   —    С ним Носорог, — ответила Анна.
   —    А что с хозяином? — спросил Хрипатый.
   —    Ударился головой, — улыбнулся Призрак. — Так мне сказали.
   —    Федя, — спросила Валентина, — ты остаешь­ся или поедешь?
   —    Еду, — кивнул брат.
   —    С вами Хрипатый, — подчеркнуто вежливо сказал Валентине Призрак, — значит, я...
   —    Ты останешься охранять меня, — перебила его Анна.
   —    Ты видел Графа? — выходя из квартиры, спросила Валентина.
   —    Нет, — ответил Хрипатый.
   —    Зачем он тебе нужен? — спросил Федор.
   —   Извини, братик, — Валентина рассмеялась, — но не могу этого сказать, — увидев, что он обиделся, прошептала ему на ухо. — Я страстно влюблена в налетчика Виталия Суворова по кличке Граф.
   Коротко выматерившись, Виталий отбросил в сто­рону лопату. Снял брезентовые рукавицы, вытер пот, оставив на лбу грязную полосу.
   —    Слышь, москвич, — обратился к нему верзила с волосатой грудью, — мыться пойдешь? Норик ду­шевую сделал.Я живу рядом, — отозвался Виталий.
   —    А ты классный парень, — здоровяк протянул сильную руку. — Валек. Приятели Вал кличут.
   —    Виталий, — со скрытым неудовольствием — знакомства с местными уголовниками ни к чему — улыбнулся Граф.
   —    Ты хоть и москвич, — подмигнул ему Вален­тин, — но мужик что. надо. Может, занырнем куда- нибудь? — уже по-приятельски предложил он.
   —    Извини, — виновато улыбнулся Граф, — с дамой на природу идем.
   —    До завтра, — понимающе кивнул Валентин. Посмотрев ему вслед, Граф выругался. Он вчера по объявлению устроился рабочим на строительство не­большого здания под коммерческий магазин. Нани­матель, молодой азербайджанец, производил хорошее впечатление, но был требователен к строителям. Его можно понять. Он платит за работу и платит неплохо. В бригаде из двенадцати человек костяк составляли шестеро местных. Почти все в бригаде имели судимости. Но, к радости Графа, никто его не знал.
   Зубр последовал его совету, явившись с букетом роз к Наталье, и остался у нее. Он сгорал от желания познакомить Нату и Виталия. Но Граф категорически запретил. Появление в Пензе Зубра было понятно — приехал к женщине. А Граф, чтобы не привлекать к себе особого внимания, устроился на работу. Стройка была совсем рядом с домом, где он жил, и почти рядом находилась колония строгого режима. От цент­ра было далеко. Железнодорожный и автобусный вок­залы — в сорока минутах езды на трамвае.
   Работали с восьми до четырех. Оплата еженедель­ная — десять долларов. Обедом кормили бесплатно и на удивление сытно и вкусно. В субботу работа до обеда. Воскресенье — выходной. Стройка была ого­рожена высоким забором и после окончания первой смены заступала вторая. В одиннадцать приходили три сторожа с собакой. Работа, по словам бригадира, пожилого человека, которого все звали Потапыч, зай­мет от силы месяца полтора. Виталий, ознакомив­шийся с условиями, остался доволен. Правда, немно­го претило быть наемным работником, но на что не пойдешь ради предстоящей операции. Наедине с со­бой Граф не любил употреблять лагерный жаргон. Он уже дважды ездил в центр. С видом праздношатающе­гося цепко и внимательно осматривал здания коммер­ческих банков. Граф понял, что взять крупный банк не удастся. Нужны по крайней мере пятеро отлично вооруженных дерзких парней. Но на" поиск таковых уйдет время, а его у Виталия и не было.
   Зубр — лихой, даже отчаянный человек, но живет просто, не задумываясь о завтрашнем дне. Как по­дельник для первого дела он устраивал Графа.
   Подойдя к дому, Виталий круто развернулся и рванул к остановившемуся трамваю. Вскочил, рассме­ялся и тут же выпрыгнул. Потом неторопливо пошел к дому.
   Стоящие у подъезда серые «жигули» с тремя креп­кими седоками и влюбленная парочка на скамейка справа от подъезда сразу не понравились Виталию, поэтому он и побежал к трамваю. Но если даже это менты, он чист. Виталий спокойно направился к дому.
   «Черти, — усмехнулся он. — Неужели думают, что я легавых не узнаю? Кто же так целуется? — Граф насмешливо посмотрел на парочку. — И эти три быка. Наверняка отпускали бы замечания о па­рочке. А они туда даже не смотрят. Но почему на меня капкан? — удивленно подумал он. — Зубр!» — обожгла догадка.
   Остановившись, Граф достал сигареты и, прику­ривая, исподлобья рассматривал оперативников. В том, что трое в машине и влюбленная парочка — менты, он не сомневался. Но была непонятна их демонстративная настороженность. Они словно спе­циально показывали, что ждут кого-то и готовы к немедленным и решительным действиям.
   Из подъезда вышли трое. Человек, который шел в центре, держал коричневый дипломат. Они подошли к «жигулям». Мужчина с дипломатом, не прощаясь, быстро нырнул в открывшуюся дверцу. «Влюбленные» при появлении троих, мгновенно отпустив друг друга и настороженно, сунув руки в карманы курток, замер­ли. Девушка смотрела в одну сторону, парень в дру­гую. Как только «жигули» тронулись, девушка уселась на мотоцикл и включила мотор. Парень сел сзади, и они поехали за машиной. Двое сопровождающих бы­стро, вошли в подъезд.
   —     Блиндер буду сапоги! — зло пробормотал Граф. — Вот те и легавые? Отстал от жизни, Виталик. Сейчас организованная преступность на высоте. Черт бы вас побрал, нагнали жути, — недовольный собой, Граф пошел к подъезду. — Здесь, оказывается, това­рообменный пункт. Привозят товар, берут бабки и расстаются. Мне это не в масть, — поморщился Граф. — Вдруг у них запал или, как пишут, бандит­ская разборка. Мусора враз мне лапти сплетут. Еще и по делу пустят. Надо менять хату.
   —     Сувор! — услышал он. Резко обернувшись, ожег подходившего Зубра злым взглядом. Граф запре­тил Зубру называть его по имени или по кличке, и Антон понял это по-своему.
   —    Какого надо? — процедил Граф.
   -— Дельце есть, — прошептал Антон. — Можно куш неплохой взять. Лимонов пятьдесят.
   —    За мной, — Виталий быстро пошел к оста­новке.
   —    Я сегодня базар Натки с подругой слышал, — догнав его, продолжил Зубарев. — Подруга в госбан­ке работает. Работягам на ламповый зарплату повезут. Им уже пару месяцев не платят. И сейчас скопом отдадут. Водила, кассир и два охранника с пистоле­тами.
   —    Когда? —спросил Виталий.
   —    Послезавтра, — довольный, что сумел заинте­ресовать, ответил Алтон.
   —    Где он, этот ламповый? — взглянул на него Граф. — Его еще искать надо. Узнать, как машина с кассиром едет. Высчитать, где тормознуть легче. Уз­нать расстояние до ближайшего поста милиции. Най­ти минимум два пути oтxoдa. Не успеем, — помор­щился он.
   —    Так ламповый вон, — захохотал Зубр и махнул рукой на небольшое огороженное бетонным забором здание. — На вид оно не ахти, — увидев задумчивый взгляд Графа, по-своему понял он, — но от него несколько мастерских по городу разбросаны. А бабки все сюда везут.
   —    Послезавтра будет пятница. Время?
   —    Точно не знаю. За это они не базарили, — усмехнулся Антон. — Но что до двенадцати — вер­няк. Натка с этой шкурой, кассиршей, на полпервого добазарились. К какому-то парикмахеру пойдут.
   —    Значит, деньги повезет подруга твоей На­тки, — заключил Граф. Посмотрев на приятеля, жес­тко сказал. — Но ее валить придется!
   —    Да и хрен с ней, — равнодушно отмахнулся Антон.
   —    А ты после этого с Наткой своей как спать-то будешь? — усмехнулся Виталий. — Совесть не заест?
   —    Где совесть была, — рассмеялся Зубр, — сам знаешь, что прорастает!
   —    Но Натка может вспомнить, что они при тебе базарили, — напомнил ему Граф.
   —    Да они меня не видели, — улыбнулся доволь­ный собой Антон. — Я за сигаретами ходил. Возвра­щаюсь, они под яблоней чирикают. Я остановился, чтобы меня подруга Натки не засекла. Ты же сам говорил, что чем меньше нас видят, тем больше шан­сов на воле остаться, — повторил он запомнившиеся слова Суворова. — Прислушался. А она, подруга, как раз и начала про зарплату базарить. Когда они на другое переключились, я потихоньку слинял и сразу к тебе. Ты говоришь, как я с Наткой спать буду. Но мы же с ходу рванем.
   —    С ходу нельзя, — возразил Граф. — Короче, так. Я все осмотрю и завтра вечером в трамвае, кото­рый в центр идет, встретимся. Сколько от тебя сюда трамвай катит?
   —    Десять минут. Ты велел запомнить время, я уже дважды проверял.
   —    Вот, значит, в семь садись. В общем, начиная с семи в первый же трамвай ныряй. Садись сзади. С той стороны, где остановка будет. Не увидишь меня — вылазь и жди. Как подойду, в любой трамвай заходи. На остановке не подходи.
   —    Ништяк, — Зубр с уважением посмотрел,на . него.
   —  Завтра я тебе все и скажу. А сейчас садись на автобус и мотай, —увидев подходивший к остановке автобус, бросил Виталий.
   —    Так он же не...
    — На первой остановке выйдешь, — не прощаясь, Граф быстро пошел дальше.
   —    Да я уверен, — воскликнул Василий, — ника­кие это не малолетки! Его парни Зяблова схватили. Он, видно, им и сказал,, что я его уговорил за фото­графами посмотреть...
   —    Подожди, — остановил его Феоктистов, — почему ты так уверенно говоришь? Ведь он же твой приятель.
   —    Он мне сказал, что на автобусе приехал, а я когда его ждал, женщину одну спросил, она продав­цом работает. Мол, не видела ли, Петра. А она и сказала, что он только что из машины какой-то не­русской вышел.
   —    Ну, если так, — капитан с уважением посмот­рел на него, — то конечно. Но тогда, — он нахму­рился, — у Зяблова к тебе интерес появится.
   —    Да плевать я на него хотел, — сказал Васи­лий. — Явятся ко мне его оловянные солдатики, встречу. К: тому же он сначала наверняка захочет подкупить. Я для вида даже поломаюсь немного. А может, согласиться? — спросил Василий. — Как го­ворится, проникнуть в...
   —    Вот что, лейтенант, — не дал развить тему Феоктистов, — я переговорю с Басовым, у него мно­го знакомых в управе, тебя в отпуск отпустят. И кати куда-нибудь от Саратова подальше, понял?
   —    Ну да, — не согласился Василий, —буду я еще от них бегать!
   —    Вася, — проникновенно сказал капитан, — я тебя очень прошу — уезжай из города хотя бы дней на десять, так надо.
   —    Ну если надо, — Василий кивнул, — то лад­но. А вы точно с Басовым поговорите, и он...
   —     Все будет как надо, — заверил Феоктистов. — Желаю приятно провести время. Да, пистолет не сда­вай. Если что, бей на поражение. Лучше служебное расследование, чем деревянный макинтош.
   —    Так вы думаете, — Василий внимательно вгля­делся в его лицо, — что они могут меня убить?
   —    Насчет убить ты, конечно, перегнул, — засме­ялся Феоктистов, — хотя могут и это. Они сейчас вкусили плод вседозволенности. Убиты Мягков, капи­тан ГАИ, Возникова. Вполне возможно, что и Возников не сам в петлю залез. Вот тут и думай, кто следующий.
 
   —    Так что же это? — возмутился Василий. — На них что же, управы нет?!
   —     Нет ничего против Зяблова, —раздраженно сказал капитан. — Вера Николаевна что-то пыталась сказать Басову, но он не понял. Видишь, как получа­ется! — Феоктистов шумно выдохнул. — Почему Она раньше не сказала? А тот, про кого пыталась сказать, где он? А если Зяблов хоть что-то поймет, того чело­века просто шлепнут. Машина собьет или очередная бандитская разборка. Сейчас это выражение все объ­ясняет. Слыщал про две сгоревшие машины? Так до сих пор не установлено, кто пассажиры. Выяснили, что машины казахские, в угоне. А личности убитых хрен установишь. Как же они, гады, столько верст отмахали, — с раздражением воскликнул Феокти­стов, — если машины в угоне? Ведь пусть прозрач­ная, но все же погранзона. Да все очень просто; оплатил кто-то дорогу, и ехали по зеленому коридору. А потом, видно, что-то не срослось. Вот и начали друг друга поливать! — Феоктистов замолчал и нерв­но закурил. — Проигрываем мы сейчас отечествен­ной мафии, — затянувшись, горько сказал капи­тан. — Во всем проигрываем — в вооружении, в технике и даже в умении. У них целые лагеря для подготовки боевиков есть. А у нас, — он усмехнул­ся. — Понабирали пацанов после армии, они и стре- лять-то не умеют. Есть, конечно, и у нас профессио­налы — спецназ, ОМОН. Но ведь не будешь их по проселочным дорогам расставлять. Ладно, — он по­морщился, — хватит. Просто я как заведусь, так хрен остановишь.
   —    Это понятно, — кивнул Василий. — Обидно же. Но что-то мы все равно делаем.
   —     Ну а если бы вообще ничего не делали, — засмеялся капитан, — нас самих надо было бы', в лагеря сажать. Впрочем, и сейчас по многим из на­ших нары плачут. В общем, ты, Василий, гляди в оба. Как говорится, береженого Бог бережет. И про писто­лет не забывай. Стрелять ты умеешь.
   —    Умею, — кивнул Василий, — но, товарищ ка­питан, что такое творится? Мы с этим Зябловым так ничего и не сможем сделать! Ведь все знают, что он главарь банды, которая называется военно-спортивное общество.
    — С Зябловым мы все одно разберемся, — уверенно проговорил Феоктистов. — Когда закон бесси­лен, а сейчас именно такая ситуация, нужно просто помочь ему сорваться. Чтобы он плюнул на конспи­рацию и осторожность. И вот тогда-то, — мечтатель­но проговорил капитан, — мы с ним и поговорим на его языке!
   —    Ну что? — с тревогой спросил Зяблов. — Не загноилась рана?
   —    Чистая, — аккуратно забинтовывая плечо, от­ветил Рахим, — она неглубокая. Пуля вспорола кожу и чуть мякоть задела.
   —    Она Зинке досталась, — поморщившись, ска­зал Константин Федорович. — Когда я ее перед со­бой выдернул, она уже раненная была. Завтра ее хоронить, — он вздохнул, — а я и встать не могу. Но все равно поеду. И так в народе разговор ходит. Осуждают, сволочи! Мол, мужик бабой прикрылся. А не поймут, что инстинкт самосохранения сработал. Я и подумать не успел, как руки сами Зинку выхватили, чтобы тело закрыть. Вот Верка, — сверкнув глазами яростно прошептал Константин Федорович, — стер­ва! Ведь, чуть не убила! И не подумаешь на нее. Всю жизнь пришибленной прожила, никогда, ни с кем не ссорилась. Тихоня, — сплюнул он.
   Собрав куски окровавленной ваты и бинты, Рахим неслышными шагами направился к выходу. Посторо­нившись, пропустил вошедших Шугина и Клоуна.
   —    Чем порадуете? — встретил их вопросом Зяб­лов.
   —    В милиции все уверены, что Веру Николаевну я головой об асфальт треснул, — усмехнулся Шу­гин, — но доказать ничего не могут. Басова скорее всего раньше на пенсию проводят. Про фотографию никто ничего не знает.
   —    Черт тебя раздери! — заорал Зяблов. — Кто же тебе в. камеру записку-то бросил?!
   —   Да я же говорил, — буркнул Феликс, — меня перед тем как туда сунуть, дубинкой огрели. Я на полу мордой вниз лежал, кормушка хлопнула. Я по­вернулся — записка. Только взял, меня Зимин как будто на допрос вызывает. Я ему и отдал. А утром меня уже выгнали. Мы с ним, — он кивнул на стояв­шего рядом Клоуна, — сразу к фотографам поехали.
   А за ними, оказывается, этот придурок Петенька пас. Я вот чего думаю, — тихо сказал Шугин. — Петьку участковый из пригородного совхоза послал. Значит, знал он, что мы за фотографами заскочить можем: Надо брать его и тряхнуть хорошенько. Скажет, по чьей наводке он фотографам хвост сажал.
   —    А сами они что говорят? — спросил Констан­тин Федорович.
   —    Да то же самое, что и говорили, — ответил Клоун, — ничего не знаем. Нам велели приехать и снять, как Зяблов с женой выходить будут. Мы все пленки просмотрели. Как вы выходите, как Вера Ни­колаевна на вас пистолет направила. Как вы Зина­иду...
   —    Хорош тебе! — недовольно прервал его Зяб­лов.
   —    Да я просто говорю, что заснято, — торопливо объяснил парень.
   —    Думаю, нужно участкового брать, — высказал­ся Шугин. — Почему он просил приятеля за фотогра­фами смотреть? Значит, что-то знает?
   —    Да что этот лейтенантишка знать может, — презрительно скривился Зяблов.
   —    Но кто-то сунул мне эту записку, — сказал Феликс. Думаю, нужно брать участкового.
   —    Это не столь важно, — немного подумав, ре­шил Зяблов. — Меня сейчас беспокоят двое — Ири­на и Волошин. Если с племянницей, — он криво улыбнулся, — пока, можно сказать, все в порядке — ведь даже начни она что-то говорить, веры ее показа­ниям не будет — дура есть дура. Гораздо опаснее пчеловод. Он помнит номер. Ведь это он просил Мягкова узнать через Сашку, кто владелец «жигулей».
   —    Извините, Константин Федорович, — несмело проговорил Клоун, — я до сих пор не пойму, зачем вам нужно было вмешиваться? Ведь.:.
   —    Ты идиот, Гена! — сердито посмотрел на него Зяблов. — Ведь если пчеловод сообщил номер мили­ции, она взяла бы сыночка Редина. И тот все подроб­но рассказал бы о нападении на людей Касыма. А дорогу, пусть деньгами Редина, оплачивал я. И, кроме того, время и путь движения людей Касыма сообщил Валентине я. И заверяю вас, мои юные друзья, — насмешливо добавил Зяблов, — Валентина непремен­но сообщила бы об этом Редину. А Федька, если бы
   его арестовали, сдал бы сестру, и у милиции появился бы козырный туз, то есть показания Валентины. Вот почему я попытался помочь своему другу. Надеюсь, вам теперь все понятно? — немного помолчав, на­смешливо обратился он к Клоуну. Тот растерянно взглянул на невозмутимое лицо Феликса и кивнул. — Я очень рад этому, — тем же тоном сообщил Зяблов.
   —    Константин Федорович, — обратился к нему Шугин, — что делать?
   —    Найдите пчеловода! — резко сказал Зяблов. — Убейте его. Все остальное пока не столь важно. По­ка... -— совсем тихо добавил он.
   —    Вы поедете на похороны Зинаиды Владими­ровны? — спросил Клоун.
   —    А как же! — заорал Зяблов. — Как ты можешь спрашивать об этом! Да будь я без рук и ног, все равно бы пополз! — словно выдохшись, замолчал.
   —     Отпечатки убитого в доме Волошина привиде­ния принадлежат Л.И.Тонинову. Привлекался к уго­ловной ответственности за вымогательство. Проще — рэкет, — улыбаясь, оповестил вошедший Зимин. — Полчаса назад пришел ответ на запрос отно...
   —    Его связи? — негромко спросил Зяблов.
   —    Никаких, — подойдя, Зимин взял со стола банку пива. — Вместе с ним по рынку в Загорске гуляли еще двое. Один сидит, кого-то избил. Второй куда-то уехал. Их освободили из суда. У одного ма­ма — крутая дама...
   —     Но тогда какого дьявола ему нужно было в доме Волошина? — недоуменно посмотрел на него Зяблов. — Да еще одетым привидением?
   —     Мы, то есть милиция, — смешался Зимин, — пытались это выяснить, но безрезультатно. Сейчас постараемся что-нибудь узнать от его родственников. Родители живут в Загорске. Сестра где-то в Ярослав­ской области. Правда, у этого Тонинова была девуш­ка, Виктория Рубацкая. одно время он даже жил у нее. Она живет в Тамбове. Пожалуй, я и начну с нее. Да, кстати, — вспомнил он, — к тебе приезжал из Москвы человек Редина. С ним были люди?
   —    Ты что? — усмехнулся Зяблов. — Запамято­вал? Ты же сам делал запрос на убийц матери Воло­шина.
   —     Понятно, — кивнул майор и снова спро­сил. — Где Богунчик?
   —    Насколько я знаю, еще в Энгельсе, — засме­ялся Зяблов. — Он сейчас старается не контачить со мной. Впрочем, он не появлялся здесь с тех пор, как меня задергала милиция. Почему ты спросил?
   —    Он пытался узнать у меня результат запро­са, -т- зло буркнул Зимин. — Явился ко мне домой. Его счастье, что меня .не было. Ты дал ему мой адрес?
   —    Плохо же ты, Сергей, думаешь обо мне, — упрекнул его Зяблов. — Адрес Зимина узнать неслож­но. Но, черт его возьми, — он сердито сверкнул глазами, — на кой черт он заходил к тебе?
   —    Жене он этого не сказал, — процедил майор.
   —    Так, может, это был не он? — предположил Константин Федорович.
   —    Она описала внешность — длинный угреватый нос. По-моему, другого такого больше нет.
   —     Пошли парней в Энгельс! — Зяблов повернул­ся к Шугину, — вот по этому адресу. Пусть порабо­тают с Адамом. Но не до смерти! — строго предупре­дил он.
   —    С ним мы разобраться успеем, — сказал Зи­мин. — Нужно кончать с Волошиным! Потому что если он сообщит номер машины, сынка твоего при­ятеля возьмут, и он даст полную раскладку. Не буду ходить кругами, меня беспокоит мое участие. Ведь если узнают, откуда ехали машины, то любой гаиш­ник скажет, что я сопровождал их до Саратова. Так что сейчас главное — Волошин.
   —    Но почему он не сообщил номер милиции сразу, — спросил Шугин, — а сначала попытался узнать, кто владелец машины?
   —    Во-первых, — уверенно сказал Зимин, — он его вспомнил не сразу. Во-вторых, узнав о сгоревших машинах, подумал, что его жену и дочь убили те, кто сжег машины. И именно поэтому решил узнать через Мягкова...
   —    Ты можешь говорить яснее? — разозлился Зяблов.
   —    Заяви он о номере, то сразу оказался бы под прицелом. Скорее всего, так ему объяснил ситуацию Мягков. А так запрос был бы сделан неофициально, и никто не знал бы, как милиции удалось выйти на эту машину.
   —    Вообще-то такое объяснение кажется разум­ным, — обдумав услышанное, сказал Зяблов.
   —    А потом он просто испугался за свою шку­ру, — уверенно сказал майор. — При нем убивают мать, которая помешала его пришить. Потом кто-то расстреливает какого-то мужика в балахоне в его доме. Все! — усмехнулся Зимин. — Волошин нало­жил полные штаны. Но если это удерживало его от обращения в милицию, то через какое-то время имен­но страх за собственную шкуру заставит его сделать это. Поэтому чем скорее он сдохнет, тем спокойнее будет нам. Я просто удивлен, что он до сих пор жив, — майор посмотрел на Шугина. — Ведь он был в Саратове. Почему...
   —    Я приказал его не трогать, — ответил за Фе­ликса Зяблов. — Потому что и так^ слишком много трупов, тем более двое из милиции.
   —    Но в случае с твоим племянником виновный установлен — Возников. И слава Богу, что он сейчас возразить не может. Что же касается убийства его жены, — Зимин улыбнулся, — то все объясняется просто: оказывается, Лысый был должен ей прилич­ную сумму. И участковый помог установить истинную причину убийства, пристрелив Лысого. А третьим уча­стником может быть любой из братии Горбуна. Ты с ним потолкуй насчет этого. Ну ладно, — посмотрев на часы, майор встал, — пора. У меня...
   —    Ты в последнее время стал довольно открыто заходить ко мне, — предостерегающе проговорил Зяблов. — Как бы это не связали...
   —    Не думай об этом, —засмеялся Зимин. — Я беру с тебя показания о покушении на тебя твоей сестрицы. Что писать с твоих слов, я знаю.
   —    Как она, доктор? — Спросил прокурор в теле­фонную трубку. Выслушав ответ, торопливо ска­зал. — Все нормально. Очень скоро приедет человек, которому Ирина полностью доверяет...
   —    Да, — словно врач мог его видеть, — кивнул прокурор, — я абсолютно уверен!
   Волошин, поднявшись, взял постланный на землю пиджак. Наклонился, поцеловал фото жены на памят­нике. Всхлипнув, отер слезы и, часто оглядываясь, пошел к выходу с кладбища. У ворот остановился.
   —    Извините, — обратился он к пожилой женщи­не в черном, — не скажете, где Вера Николаевна Мухина похоронена?
   —    У Зяблова я не был, — сказал Адам. — В Москву тоже не летал. Был у Зимина. Но его дома не было.
   —    Значит, ты ничего не узнал? — зло спросил Филимон. Вскочив, прошелся по небольшой комна­те. Проходя мимо испуганно замершего Богунчика, коротко и резко ударил его ребром ладони в низ живота. Адам широко раскрыл рот и согнулся. Ухва­тив Адама за жидкие волосы, Филимон задрал его лицо вверх.
   —    Сука, — прошипел он, — я же сказал тебе, чтобы ты узнал об ответе на отпечатки, есть они или нет. Ты должен был рассказать обо всем Редину. С гобой он послал бы троих-четверых парней. Я сутки просидел в бездействии.
   Он ногтями впился в нос замычавшего от боли Адама, а другой рукой коротко и резко ударил его в переносицу. Из моментально распухшего носа хлыну­ла кровь. Богунчик повалился лицом вперед. Хирург йогой успел подставить табурет и отскочил. Треснув­шись лбом об пол, оставив кровавую полосу, Адам сильно ткнулся носом в пол. Подождав, пока его тело не содрогнулось предсмертной дрожью, Филимон приложил пальцы к сонной артерии, потом вложил клок жидких волос в ладонь Адама. Достав из боково­го кармана маленький баллончик, обрызгал стул, на котором сидел, пятясь задом, обрызгал пол и вышел из квартиры.
   Волошин медленно отошел от кассы. Посмотрел на часы. До автобуса было еще полчаса. Вдруг почувствовал голод и вспомнил, что уже почти сутки ничего не ел. Увидев торгующую горячими сосисками женщину, грустно улыбнулся — запах сосисок на­помнил ему об этом.
   Филимон со спортивной сумкой на плече подо­шел к кассе.
    —    Один до Саратова, — протягивая деньги, ска­зал он.
   —    Внимание! — услышал он голос диктора. — Объявляется посадка на автобус до Саратова.
   —    Идите к водителю, посоветовала кассир­ша. — Он ведомость забрал, но места есть.
   —    Спасибо, — Хирург быстро пошел к выходу.
   «Сейчас в Саратов, — подходя к автобусу, поду­мал он, — и сразу в Пензу. Оттуда автобусом в Там­бов. Самолетом, конечно, быстрее, но нельзя. А из Тамбова в Москву. Или не стоит?» — отступив в сторону пропустил женщину с ребенком.
   —    Еще с билетами есть? — спросила проверяю­щая билеты контролер. Не услышав ответа, вышла. .
   —     Шеф, — обратился Хирург к водителю, — до 'Саратова возьмешь?
   Водитель кивнул.
   Катая желваки, Туз посмотрел на вощедшего Ни­колая.
   —    Чего звал? — спросил тот.
   —    Ты Мишку Жданова знаешь? — сдержанно спросил Туз.
   —    У тебя чего, — Зюзин недоуменно посмотрел на него, — крыша съехала? Мы же вместе каратэ занимались. И ты...
   —    Оказывается, мы не только вместе занима­лись, — со злой усмешкой перебил его Туз, — но и Анку попеременке тыкали! А снял меня с ней наня­тый Рединым козел! Я его маму и всю женскую родню! — зарычал он. — Тонька тоже обо мне узна­ла. Я к ней занырнул сегодня, она мне чуть ножницы в глаза не всадила, сучка!
   —    Лихо, — удивился'Зюзин.—Анька это здоро­во придумала. И ты, и Ждан. А как ты узнал про Ждана?
   —    Он сейчас у команде Бурята, они приехали из Питера зеленые брать. В Питере баксы дороже. Встре­тились, он мне и сказал, что с супругой Редина иног­да постель делит.
   —    А ты? — усмехнулся Николай. — Сообщил бы, что и тебе ее тело знакомо.
   —    Хватит, — буркнул Михаил.
   —    Подожди, — не понял Зюзин. — Ты меня только ради этого и вызвал?
   —   Да это я так, — вздохнул Туз, — к слову. Швед вернулся, — сказал он. — И снова тенью с Растогиным ходит.
   —    Ну и что? — не понял Николай.
   —    А то! — взъярился Михаил. — Он сегодня в больницу к Гальке ездил. Что-то отдавал. И базарил с ней около часа. Что-то Растогин надумал, иначе хрен бы послал Шведа.
   — Я-то Альберта почти не знаю, — признался Николай. — Раза три вместе Растогина в Крым воз­или. Ну, еще, пару раз на операции были. Раз долги получали, а раз...
   —    Он Гальку знает? — перебил его Михаил.
   —     Конечно, ее все знают. Ведь она три месяца с Андреем жила. Растогин тогда на дыбы встал. Швед даже около недели, уже после того, как Андрей уехал, по распоряжению Растогина охранял квартиру Галь­ки. Но она когда узнала, — он усмехнулся, — что Андрюха на другой женился, плюнула на все и укати­ла к матери. В прошлом году мать умерла.
   —    А ты ведь Гальку давно знаешь, — вспомнил Туз.
   —     После армии я попал в охранный отдел НИИ. Там и с Галькой познакомился, но ничего не получи­лось. Потом я влип с наркотиками, и если бы не ты... — он посмотрел на Туза.
   —    У нас в МВД как раз вплотную занялись этой хреновиной, — засмеялся Туз. —Специальный отдел создали. Кое-кто там руки хорошо нагрел. Я тебя отмазал, а сам у астраханских взял баксы и угорел. Пришлось делиться, —Туз вздохнул, — иначе бы на нары. Потом меня Растогин взял. Перевозка денег, охрана пунктов. Тут-то я и вспомнил о школьном друге. Физически ты дай Бог, черный пояс, стреляешь тоже отлично. Нарушишь закон запросто, особенно сели большими деньгами пахнет, — он засмеялся. Потом сказал с досадой. — Вот Анька шкура. И мужу, и мне рога наставляла. А ведь я думал, когда Растогина за горло возьмем, с ней договоримся. Даже женился бы на шкуре. Она старше меня на шесть лет, но в постели любой молодой фору даст. А она со Жданом в любовь играть начала. Откуда она его знает-то?
   —    Так Анька на секцию самозашиты ходит, — хохотнул Николай. — Кстати, и Валька тоже. Правда, в разные дни. Ждан вроде как старший тренер. Его трое парней секции ведут, а он бабки получает.
   —     Вот что, Ник, — немного помолчав, сказал Михаил, — нужно Растогина через Галькиного сына за горло брать. Так что объезжай ее. И. чем быстрее, тем лучше. А Хрипатого не видел?
   Зюзин покачал головой..
    — Слышь, Колька, — вдруг весело посмотрел на него Туз, а может, тебе переговорить с самим Растогиным? Все-таки, как-никак, родственники. Пусть и дальние, но все же братья.
   —     Через пятое колено, — усмехнулся Зюзин: — Это я чтобы повысить себя в глазах остальных, гово­рил, Что мы с Растогиным двоюродные братья. Я, когда меня с наркотой попутали, к нему пошел. А он выслушал, сука, и на дверь молча рукой указал. Растогин никогда не будет иметь дела с теми, кто нарко­тиками занимается.
   —     В общем, Николай, надо Гальку обрабаты­вать, — сказал Туз, — а то мне говорили, что он к ней часто в больницу хаживает. И в последний раз она на него уже не орала, как всегда. Что-то он ей предложил.
   —    Да хоть кусок солнца, — засмеялся Зюзин. — Бесполезно, Гальку он не купит!
   —    Что-то я не пойму, — мрачный Хрипатый пристально посмотрел на врача. — Три дня назад вы, сказали, что пустите меня...
   —    Молодой человек, — перебил его врач, — я прекрасно понимаю вас и, поверьте, искренне сочув­ствую. Но...
   — Слушай сюда, коновал, — Георгий собрал в горсть отглаженные отвороты белоснежного халата и подтянул мгновенно побледневшего врача к себе. — Или ты даешь мне возможность поговорить с ней, или тебя переоденут, — яростно прохрипел Геор­гий, — в деревянный макинтош!
   —    Что ты делаешь! — закричала, входя в каби­нет, рыжая Елена.
   —    Ты понял меня, гнида? — не обращая на нее внимания, спросил Георгий.
   —    Сюда! — выскочив в дверь, закричала Еле­на. — Быстрее!
   Приподнявшийся на цыпочки побледневший врач безуспешно пытался оторвать руку Георгия. Вдруг он захрипел, расслабленно уронил руки и начал падать Хрипатый, удерживая врача, повторил:
   —    Я хочу ее видеть.
    В кабинет ворвались четверо парней в камуфляже. Подняв дубинки, бросились к Георгию. Развернув­шись, он подставил под удары двух первых обмякшее тело врача. Толчком отправив его навстречу двум дру­гим, ударил первого охранника ногой в подбородок. Потом присел, вытянув одну ногу и подсек второго. Перекатился через спину и ушел таким образом от удара третьего. Едва коснувшись ногами пола, бро­сился вперед. Поймал пятки третьего и плечом вре­зался ему в колено. Взвыв от боли, тот рухнул. Не вставая, Георгий перекатился и сверху вниз ударил приподнявшегося второго каблуком в грудь. Он успел отдернуть голову. Конец дубинки задел щеку. Он прыжком встал на ноги и увидел троих наставивших на него пистолеты милиционеров.
   —    С доблестной милицией спор бесполезен, — прохрипел Георгий, лениво поднимая руки. Не пово­рачивая головы, покосился на хрипящего, пытающе­гося подняться врача. — С тобой мы не закончили.
   Двое милиционеров завернули его руки назад, за­щелкнули наручники и быстро вывели согнувшегося Георгия.
   Растогин задумчиво смотрел на сидящую перед ним Анну.
   —    Почему вы молчите? — не вытерпела она.
   —    Услышанное требует раздумья, — тихо сказал Павел Афанасьевич.
   —    Да чего здесь думать-то? — возбужденно про­говорила Анна. — Надо, как говорится, воспользо­ваться ситуацией. Иван в больнице. Я готова...
   —    Именно это и заставляет меня задуматься, — спокойно сказал Растогин, — ибо ваше внезапное появление и еще более неожиданное предложение я нахожу странными. Посудите сами: муж вдруг попада­ет в больницу с ушибом головы, — уточнил он. — Я разговаривал с его лечащим врачом, и тут появляетесь им с неожиданным и странным предложением купить три принадлежащих семье Рединых банка и четыре обменных пункта. Но еще вчера Иван Степанович ни о чем подобном даже не намекал, хотя мы ежедневно обмениваемся рабочими визитами. Постоянно меня­ющийся курс доллара, совместная борьба с... — Рас­тогин улыбнулся. — Впрочем, сие вас не касается. Я знаю, — снова не давая говорить Анне, продолжил он, — Иван Степанович завещал вам...
   —    Вот видите! — нетерпеливо перебила его Ан­на. — Поэтому мне непонятно ваше сомнение!
   —    Во-первых, — так же ровно продолжил он, — Редин еще жив. И во-вторых, — неожиданно резко добавил он, — вам даже после его смерти досталось бы лишь двадцать пять процентов только личных сбе­режений Ивана. Степановича. К тому же, —поправив очки, он внимательно всмотрелся в лицо Анны, — я не знаю, вследствие чего Иван Степанович получил ушиб головы и попал в больницу. А если я приму ваше предложение, начнется война. Как мне кажется, именно этого вы и добиваетесь. Мне известно о скан­дале между вами и Валентиной. Поверьте моему зна­нию людей и ситуаций: вы проиграете. Люди Ивана Степановича не пойдут за вами. Надежда на Юрия Розина призрачна, — он улыбнулся, — как и его прозвище — Призрак. Ради своего же блага не усу­губляйте положение.
   —   Да иди ты к черту! — вспылила Анна. Она вскочила и шагнула к двери, но остановилась, резко обернулась: — Ты поскорее мотай к родственникам в Израиль! — грубо посоветовала она. — А то можешь опоздать и подохнешь в нелюбезной твоему старому, больному сердцу России!
   —    В Израиле, уважаемая Анна Алексеевна — улыбнулся Растогин — родственники моей жены. И тем не менее они действительно ждут меня. У вас же нет никого. Даже сына вы очень скоро потеряете. Если этого уже не произошло.
   —    Ты меня пугать вздумал! — заорала она. Не отвечая, Павел Афанасьевич нажал кнопку вызова охраны.
   —    Проводите госпожу Редину, — приказал он появившемуся в открытой двери верзиле.
   —    Ты пожалеешь об этом, — процедила она.
   —    Где мать? — спросила в трубку Валентина.
   —    Черт ее знает, — сонно отозвался Федор. — Я ей не звонил. Она тоже.
   —    Дома ее нет, — сказала Валентина. — Туда Звонили из больницы. Хорошо, что я вернулась от отца.
   —    Как он? — равнодушно спросил Федор,
   —    Без перемен.
   —    А кто и зачем звонил матери?
    — Баркин задержан. Что-то произошло в больни­це, которую отец снабжает медикаментами.
   —    А почему отца туда не отвезли? — удивился Федор.
   —    Там не тот уровень, — уже нетерпеливо про­говорила сестра. — Все. Пока. — Отложив радиоте­лефон, усмехнулась. — Значит, я права. Но ты, Ан­нушка, поторопилась.
   — Ну и что? — спросил открывшую дверцу «вольво» Анну сидевший за рулем Призрак. Не отве­чая, она села и сильно хлопнула дверцей. — Понят­но, — Призрак повернул ключ зажигания.
   —    Добрый день, — приветливо улыбнулся Швед. — Я узнал, что вас неожиданно выписали. И...
   —    Альберт, — держа пятилетнего мальчишку за руку, Галя осторожно свела его вниз по ступень­кам. — Зачем ты так? Тебя прислал Павел Афанасье­вич. А ты...
   —    Меня никто не присылал. Просто я услышал разговор Растогина с вашим лечащим врачом. И по-э­тому приехал. Я ведь два дня как вернулся. Был в Риге, у меня умер отчим, — он вздохнул.
   —    Извини, — Галина виновато посмотрела на него. — Я не знала.
   —    То, что вы в больнице, — он взял из ее рук сумку с вещами, — я тоже не знал,
   —    Альберт, — спросила женщина, — почему ты пытаешься сблизиться со мной? Тебе Растогин прика­зал?
   —    У меня был с ним разговор о тебе. Но к единому мнению мы не пришли, — честно ответил Альберт.
   —    Странно, — засмеялась Галина.
   —    То, что мы не пришли к единому мнению? — спросил он.
   —    Ты сначала все время говорил мне я «вы», — улыбаяс. сказала Галя, — а я тебе «ты». И вот сей­час...
   —    Я говорил про тебя, и Павлика.
   Она задержала взгляд на его лице.
   —    Я отвезу вас, — подходя к «жигулям», сказал Швед. — После больницы ехать в метро — не самый лучший вариант, особенно для него, — Альберт под­хватил мальчика и посадил его на переднее сиденье.
   —    Но ведь малышам нельзя ездить впереди, — садясь назад, заметила Галя.
   —    Ты знаешь правила, но успокойся, все будет хорошо. По-моему, сейчас ему просто необходимо немного побыть штурманом.
   Поднимаясь по ступенькам к подъезду, Анна и Призрак встретили выходящего Федора.
   —    Тебя искала Валя, — сухо проговорил он, — потому что тебя...
   —    Зачем я ей понадобилась? — перебила Анна.
   —    Не знаю, — буркнул Федор и, бросив на При­зрака неприязненный взгляд, пошел к машине, в ко­торой сидели Пират и Игла. Анна и Юрий вошли в подъезд.
   —     Поехали, — сев на заднее сиденье, бросил Фе­дор.
   —    Похоже, он твою маман обхаживает? — трогая машину, усмехнулся Пират.
   —    Ты! — Федор схватил его за волосы на макуш­ке. — Ты думай, о чем говоришь!
   —    Осторожнее — испуганно воскликнул Игла, «жигули», взвизгнув тормозами, остановились перед аркой.
   —    Ты не вовремя за маменьку заступаешься, — повернулся к Федору Пират.
   —    А ты прежде, чем вякать, — заорал Федор, — думай!
   —    Куда едем? — вмешался в разговор Игла.
   —    На дачу, — буркнул Федор. — Вызовем дев­чонок. Гульнем на славу.
   Анна открыла дверь и повернулась к шагнувшему следом Призраку.
    — Сегодня мне охрана не нужна. Убирайся.
   —     Вот как, — усмехнулся он, — у тебя новый хахаль появился?
   Поймав дернувшуюся к его щеке руку Анны, крепко сжал кисть.
   —    Больно! — взвизгнула она.
   —    Ты играешь в опасные игры, не перестарай­ся, и Призрак вышел из квартиры.
   Анна, потирая кисть, пошла в комнату и взяла телефон.
   — Сегодня она была у Растогина, — быстро ска­зал Николай. — Видно, хочет отдать ему дело Реди­на, пока тот в больнице. Валька, разумеется, будет против.
   —     И что? — лениво спросил атлетически сло­женный, блондин.
   —     Но ты же знаком с Бурятом! А ему в кайф будет прибрать к рукам все...
   —     Бурят никогда не начнет войну ни с кем из банкиров, — перебил его блондин.
   —    Да на хрен какая-то война! — воскликнул Ни­колай. — Ты же с Анной запросто договориться мо­жешь. В постели обычно бабу легко уговорить. Тем более, что ей все эти дела до лампочки. Пообещай ей пятьдесят процентов от ежемесячного дохода и счи­тай, что дело сделано. Сейчас Редин в больнице. Грех не воспользоваться моментом!
   —    Подожди, — усмехнулся атлет, — я что-то не пойму, тебе это зачем? Почему ты хочешь помочь Буряту?
   —    Да не Буряту, — замотал головой Зюзин, — а тебе. Ты пашешь на Бурята, а живешь в столице. Твоими секциями сыт не будешь. Подскажи Аньке обратиться к Буряту. У нее людей почти нет...
   —    Ты не ответил на мой вопрос, почему ты этого хочешь?
   Смешавшись, Зюзин в нерешительности бросил на него быстрый взгляд. Потом решился:
    — Я собираюсь заменить Растогина. Он уезжает в Израиль. Своему брату он, конечно, не доверит ниче­го. А более кандидатов нет. Точнее у него есть на примете, — он усмехнулся, — но слишком мал.
   —    Ты говоришь о сыне Андрея?
   —    О нем.
   —    Теперь понятно, — засмеялся блондин. — Как говорится, хочешь и рыбку съесть, и крючок не забрасывать. Но не получится у тебя ничего.
   —     Это уже мое дело, — вспылил Николай. — А ты можешь и не...
   —     Зюзя, — насмешливо прервал его блондин. — Давай жить так, как каждый может. Если мне вдруг когда-то потребуется твой совет или помощь, я обра­щусь. Но скорее всего ты скоро прибежишь ко мне просить о защите. Знаешь, в чем твоя беда? Ты был хорошим бойцом, но никогда не умел думать. А в жизни, особенно теперь, выживают не сильные, а умные. Ты плохо кончишь, потому что работаешь, точнее, пытаешься работать, на три фронта. На себя, на Туза и сейчас предлагаешь свои услуги мне. Я отпускаю тебя с миром. Но если еще раз ты придешь ко мне с чем-то подобным, я просто отдам тебя им, — он кивнул головой на стоящих у двери троих парней, — а поскольку ты потерял форму, они тебя изуродуют.
   —    А может, давай прямо сейчас! — приняв бое­вую стойку, воскликнул Зюзин.
   —    Я уже решил, улыбнулся блондин, — сей­час ты уйдешь здоровым.
   Николай усмехнулся и шагнул к двери.
   —    И не советую надеяться на Туза, — посовето­вал ему в спину блондин. — Ты ему просто нужен, не знаю для чего, но нужен. А использовав, Туз подста­вит тебя той стороне, которая проиграет. И тебя убь­ют. Подумай над этим.
   —    Ты сошел с ума! — нервно сказал Валенти­на. — Зачем набросился на врача, избил охранников! Как еще с милицией драться не начал!
   —    Потому и не начал, — прохрипел Георгий, — что милиция.
   —    Но хоть в чем дело, ты можешь объяснить? Хорошо, что я оказалась дома. Отец в больнице. А завтра было бы уже поздно.
   Хрипатый повернулся к ней.
    —    В больнице лежит одна женщина. У нее рак матки. Полгода назад я обратился к твоему отцу, мне сказали, что у него есть больница, где если не лечат совсем, то продлевают жизнь на несколько лет. А если в ранней стадии, то больной выздоравливает. Он взял меня к себе и положил Людмилу в больницу. Bсe было хорошо, но две недели назад меня перестали пускать к ней. Мол, осложнения.. Два дня назад этот коновал сказал, что разрешит мне ее увидеть. Я при­шел сегодня, а он, коновал сучий! Опять не пустил. Вот...
   —    Кто эта женщина? — спросила Валентина.
   —    Да так, — неопределенно ответил Георгий, — знакомая.
   —     И ради этой знакомой ты, скрепя сердце, по­шел в холуи к отцу? — она насмешливо посмотрела на него. — И чуть не убил врача, когда он не позво­лил тебе увидеть ее. Ты любишь ее?
   —    Она мне в матери годится, —он засмеялся. — Просто я ее давно знаю, прекрасный человек.
   —    Она мать твоего друга? — явно заинтересован­ная, настойчиво спросила Валентина.
   —    Почти. Вернее, даже ближе, чем мать.
   —    Я вообще ничего не понимаю! — рассердилась Валентина. — Ты можешь говорить яснее?
   —    В том-то и дело, что не могу! — вспылил он.
   —    Что? — Валейтина изумленно посмотрела на Хрипатого.,— Как это понять?
   —    Слушай, — смущенно попросил он, — не спрашивай. Я не...
   —    Сейчас сделаем вот что, — заявила она. — Поедем в больницу, зайдем к Николаю Игнатьевичу, и он при мне тебе скажет, как себя чувствует твоя  знакомая. И если это действительно возможно, ты ее увидишь.
   —     Но... — смешавшись, Хрипатый опустил голо­ву. В нем, она это видела, боролись два чувства: увидеть или хотя бы узнать правду о больной и в то же время непонятное желание скрыть от нее ту жен­щину.
   —    Что-то я не пойму? — разозлилась Валенти­на. — Ты ради того, чтобы увидеть эту больную, чуть не убиваешь врача и охранников. Теперь, когда у тебя есть такая возможность — врач отказать мне не смо­жет — ты противишься. В чем дело?
   —    Я боюсь, что она умерла, — прохрипел он.
   Валентина вздохнула и тихо сказала:
   —    Но все равно рано или поздно ты это узнаешь. И даже если она умерла, — Валентина сочувственно посмотрела на стоявшего с опущенной головой Геор­гия, — то лучше узнать об этом, чем мучать себя догадками или тешить надеждой. В последнем случае будет еще хуже.
   —    Ты права, — кивнул он. — Поехали.
   —    Жора, — вспомнила она. — Ты назвал ее Лю­дой. Но, как я поняла, она намного старше тебя. И вот сейчас вспомнив это, я удивилась. Ты так вол­нуешься за эту женщину, . переживаешь за нее, и вдруг — Люда. Почему?
    — Да это... — смущенно прохрипел он, — так привык. Ну, в общем... — не зная, что говорить, выдохнул воздух.
   —    Впрочем, это твое дело, — улыбнулась она. — Извини. Просто я люблю ясность. И спрашивать, если что-то непонятно.
   —    Хорошая привычка, — буркнул он.
   —     Зачем звала? — входя в открытую Анной дверь, спросил Туз.
   —     Михаил, — она удивленно отступила назад, — что за тон?
   —    А как мне еще с тобой разговаривать? — за­рычал он. — Ты, оказывается, просто дешевая шлю­ха! Окрутила меня и Ждана! Не наедалась что ли? — зло спросил он. — Или все-таки чередовала дни!
   —    Как ты смеешь?! — воскликнула она.
   —    Ты мне мозги не пудри! — разъяренный Ми­хаил шагнул к испуганно отшатнувшейся женщи­не. — Ждан сам говорил! Рассказывал, как вы в ка­бинете кабака сношались!
   —    Ах, вот оно что, — прошептала Анна. — Но если ты все знаешь, — она усмехнулась, — зачем приехал?
   —     Ты сказала, срочно,, — буркнул он. — А я... — шумно выдохнув воздух, взглянул на нее. — Баб было много. Но с тобой, хрен его знает, — Туз поморщился, —- тянет меня к тебе, — неожиданно для нее и, похоже, для себя признался он..
   —    Миша, — шагнув вперед, она посмотрела ему в глаза, — поэтому и я иногда была со Ждановым. Я почувствовала, что люблю тебя, — опустив голову, еле слышно сказала Редина, — но у меня муж. Нако­нец я старше тебя. Вот только для того, чтобы ты ушел от меня я и начала встречаться со Ждановым. Потому что порвать с тобой я не могу. А рано или поздно ты. бросишь меня. Вот из-за этого... — со слезами на глазах она замолчала. Пораженный Туз смотрел на нее. Не выдержав, положил руки на вздра­гивающие  плечи.
    —    Хватит, Аннушка, — дрогнувшим голосом по­просил Михаил. — Я все понял. Но сразу, как только узнал о том, что ты встречаешься со Жданом, вскипе­ло все! Убил бы обоих, если встретил!
   —    Убей меня, — шагнув вперед, Анна обвила его сильную шею руками, — убей. Я больше так не могу.
   —    Анна, — он прижал ее к себе, — как же я тебя убью. Я тогда сам сдохну!
   —    Что ты сказал?! — Георгий с перекошенным яростью лицом шагнул вперед. — Как уехала? Когда?
   —    Успокойся, — загородив собой бледного, пе­репуганного врача, попробовала остановить Хрипато­го Валентина.
   —    Ты! — не обращая на нее внимания, прохри­пел Георгий. — Козел беременный! Где она?
   —    Я же сказал, — пролепетал врач. —Уехала Людмила Анатольевна.
   —    Но ты же, сука! — легко отодвинув Валенти­ну, Хрипатый взмахнул, кулаком. — Ты же говорил...
   —     Перестань! — повиснув на его плечах, воск­ликнула Валентина. С коротким рыком Георгии сбро­сил ее со своих плеч. Тонкий, пронзительный, пол­ный ужаса крик врача словно подтолкнул Валентину к решительным действиям. Подскочив к Георгию сза­ди, она напряженными ладонями сильно ударила его по ушам. Хрипло промычав, обхватив уши руками, он согнулся.
   —    Уходите! — кивнув на дверь, крикнула она. Перепуганный врач, легко скользнув между столом и мычащим Георгием, выбежал из кабинета. Отскочив к двери, Валентина опасливо смотрела на растиравшего себе виски Георгия. Шумно и хрипло выдохнув, он тряхнул головой и стал медленно поворачиваться к двери. Валентина, -сделав шаг назад, остановилась на пороге. Повернувшись, Георгий увидел ее и неожи­данно громко расхохотался.
   —    Вот это да... успокоила... психиатр... ха-ха-ха!
   Облегчено вздохнув, она несмело улыбнулась. Ге­оргий, вытирая выступившие от смеха слезы, бухнул­ся в кресло. Теперь смеялась и Валентина.
   —    А где этот козел? — спросил Георгий.
   —    Убежал.
   —    Но, черт его возьми, — снова разозлился Хри­патый, — он сказал, что она уехала! Но как она могла?
   —    Сделаем так, — предложила Валентина, — я с ним поговорю сама. Посмотрю историю болезни.
   —    Да ладно, — сказал Хрипатый. — Если уеха­ла, значит стало лучше. Мне вот что интересно, — нахмурился он, — какого черта он мне сразу не ска­зал? И почему не давал увидеть ее?
   —    Сейчас все узнаем, — решила Валентина.
   —    Да ладно, — повторил Хрипатый. — Глав­ное — здорова. Поехали к Графу, — вдруг предложил он. — Может, дома.
   —     Но подожди, — удивилась Валентина, — ты же переживал за Людмилу. А сейчас...
   —     Коновал сказал, что она уехала, — перебил он, — значит, здорова. Ведь твой отец велел лечить ее, так что больную не отпустили бы. Она скоро позвонит, — сказал Георгий. — Да и к тому же, — он хитровато улыбнулся, — боюсь, не выдержу, уви­дев его морду. А твое успокоительное пару раз при­мешьи оглохнешь.
   —    Поехали к Графу, —засмеялась Валентина.
   Носорог сидел на полу, прислонившись спиной к стене.
   —    Степа, — разлепив воспаленные губы, про­шептал Редин. Носорог прыгнул к кровати. — Скажи Фролову, — задыхаясь, просипел Иван Степано­вич, — пусть немедленно приедет. И еще, — остано­вил рванувшегося к телефону здоровяка слабый го­лос, — пусть Антонина сделает укол. Я должен ска­зать, что хо... — его голова обессиленно отклонилась вправо.
   —    Антонина Викторовна! — закричал Носорог. В палату вбежала Ляхова.
   Посмотрев на вошедшего приятеля, Зюзин удив­ленно спросил:
   —    Чего ты такой веселый?
   —    Все, старик, — хлопнув его по плечу, хохотнул Туз. — Скоро я стану богатым!
   —    Да? — изумленно спросил Николай. Туз мол­ча кивнул.
   —    Ты уговорил Гальку стать моей женой? — с усмешкой поинтересовался Зюзин.
   —    Тогда бы я сказал, что богатыми станем мы, — засмеялся Туз. — И мой тебе совет: торопись!
   —    Маман? — Федор удивленно отступил назад.
   —     Кто эта, — спросила лежащая на кровати ссигаретой в длинных тонких пальцах пышноволосая девица, — бандерша вокзальных шлюх? — она пре­зрительно усмехнулась. Шагнув вперед, Федор оттес­нил вспыхнувшую Анну.
   —    Чего тебе нужно? — нетерпеливо спросил он.
   —    Чем ты занимаешься? — со злостью спросила мать. — Ты слышал, как эта шалава...
   —    Она и есть шалава, — перебил ее сын. — Я спросил, зачем приехала?
   —    Что здесь происходит? — строго спросила Ре­дина.
   —    Мы с парнями гуляем, — ответил Федор. — Говори, что надо и...
   —    Мне необходимо переговорить с тобой, — цепко ухватившись за локоть, мать потащила его в сторону ведущей вниз лестницы.
   —    О чем? — он вырвал руку и остановился.
   —    Пора брать все в своим руки, — приглушенно сказала Анна.
   —    Что? —удивился он.
   —    Сколько людей у тебя и твоих друзей? — тре­бовательно спросила мать.
   —    Да, в сущности, только у Пирата, — растерян­но пробормотал Федор.
   —    Сколько парней могут выступить на твоей сто­роне? — спросила Анна.
   —    Ты выпьешь кофе? — спросила Валентина.
   —     Мне нужно кое-что сделать, — посмотрев на часы, с сожалением отказался Георгий. — До за­втра, — взмахнув рукой, он быстро побежал вниз по лестнице.
   —    До свидания, — тихо сказала Валентина. Вош­ла в квартиру и услышала какой-то шум на кухне. Вытащив из сумочки дамский пистолет, замерла.
    «Я же видела машину Фролова», — вспомнила она, сунула пистолет обратно и вошла в кухню. За столом, положив голову на руки, вздрагивая большим телом, плакал Носорог. Рядом сидел невысокий им­позантный мужчина. Когда Валентина вошла, он под­нялся и сказал, опустив голову:
   —    Валентина Ивановна, я вынужден...
   —     Когда он умер? — быстро спросила Вален­тина.
   —    Час назад, — ответил мужчина, — меня вы­звали в больницу, — наклонившись, он поднял дип­ломат. Положил его на стол и достал тонкую пап­ку. — Иван Степанович выразил свою последнюю волю. В присутствии нотариуса и главного врача, удо­стоверившего его психическое здоровье, Редин Иван Степанович оставил завещание.
   Рыжая медсестра Елена вошла в подъезд. Она не услышала движения появившейся из темноты фигу­ры, но почувствовала, как чья-то рука схватила ее за горло.
   — Вякнешь, — прохрипел голос из темноты, — сдохнешь!
   Швед посмотрел на часы.
   —    Ну, — поднялся он. — Спасибо за вкусный кофе. Мне пора.
   —    Да, — со вздохом поднялась Галина, — уже поздно. Павлик уснул. Он так доволен, что приехал домой, — она улыбнулась. — Спасибо, что довез.
   Посмотрев ей в глаза, он осторожно, стараясь не шуметь, вышел в прихожую.
   —    До свидания, — Альберт повернулся к при­слонившейся к косяку кухонной двери Гале.
   —    До свидания, — прикрывая зевок ладонью, она смущенно опустила глаза.
   Филимон, пропуская городской автобус, остано­вился. Затем осмотрелся и быстро перебежал дорогу. В Пензе он ночевал в зале ожидания железнодорож­ного вокзала. На автобус Пенза-Тамбов опоздал. Сле­дующий отправлялся только утром. Филимон хотел купить билет, но предварительная касса была закрыта.
    Неподалеку от автовокзала и железнодорожного вок­зала он обнаружил гостиницу. Но ночевать в ней Филимон не стал из соображений безопасности. Сни­мать комнату на ночь тоже не хотелось. Купив у перекупщиков билет на проходящий поезд, он по­лучил возможность пройти в зал ожидания. Утром ему, так он считал, здорово повезло. Билетов на авто­бус до Тамбова не было, но тут к нему подошел молодой человек и вежливо предложил за двойную цену билет до Тамбова на уходящий автобус. В Там­бов он приехал в три часа. Не заходя в автовокзал, сразу направился к видневшимся невдалеке шести- этажкам. И сейчас, перебежав проезжую часть, быстро шел к дому, где жила Вика. Они не виделись около трех лет.
   «Какой она стала?» — подумал он. Остановив­шись, посмотрел на окутанный легкой дымкой город.
   В Тамбове Филимон родился и вырос. Отсюда ушел в армию, в морскую пехоту и попал в Примор­ский край. Поскольку он до армии успел закончить медучилище, то стал санитаром в группе ротной раз­ведки. Там научился владеть ножом, приемам руко­пашного боя и, кроме этого, от старого корейца по­стиг умение использовать человеческие слабости для того, чтобы успешно убивать.
   Филимон познакомился с корейцем на удивление просто. Во время учений, отрываясь от группы захва­та «противника», набрел на одиноко стоящую фанзу. Попросил хозяина попить. Старик-кореец дал ему кружку воды и долго и внимательно смотрел на него, затем сказал, что может многому его научить. Удив­ленный Филимон, не зная чему его будут учить, сразу согласился. И потом ни разу не пожалел об £том. Но через полгода кореец умер. Перед смертью он объяс­нил Филимону, почему предложил ему учиться у него:
   — В твоих глазах ненависть и спокойствие, — вспомнил Филимон его тихий голос. — Ты рожден для того, чтобы убивать. И ты будешь это делать. Русские причинили мне горе и ты, сам того не желая, будешь орудием моей мести.
   Филимон действительно, сколько себя помнит, ненавидел окружавших его людей. Мать и отца — за свое странное имя, из-за которого его постоянно дразнили сверстники. Их он тоже Ненавидел и, не вступая в открытую войну, исподтишка наносил чув­ствительные удары. Пачкал новую одежду, проникая в школьную раздевалку; тайком, когда одноклассники выбегали на переменку и класс пустел, ставил в днев­ники двойки, искусно подделывая подпись учителя; стрелял стальными шариками в сверстников из ро­гатки.
 
   После смерти корейца Филимон умело прикинул­ся сумасшедшим и был помещен на полгода в психи­атрическую лечебницу. И там, сумев завоевать дове­рие врачей, усовершенствовал умение незаметно, но верно, играя на натянутых нервах пациентов лечебни­цы, доводить их до смерти. Потом вернулся в Тамбов. Отец и мать умерли в одночасье, отравившись газом. Он в это время работал в строительной бригаде в колхозе, но все решили, что это его рук дело. И хотя Филимон к смерти родителей не имел отношения, не разубеждал окружающих. И, наверное, благодаря со­здавшемуся о нем мнению, к нему после того,, как началась перестройка, обратился один из поднявших головы дельцов с просьбой убить компаньона. Фили­мону потребовалось пять дней, чтобы изучить при­вычки и распорядок дня жертвы. И он убил его i^a глазах у десятка людей и трех так называемых тело-, хранителей. Молодой мужчина, выходя из подъезда своего дома, всегда спрыгивал с последних трех сту­пенек. Выходил он всегда в одно и то же время. Филимон проделал все до гениальности просто. Пе­ред выходом коммерсанта ему удалось незаметно вы­лить масло на ту часть тротуара, куда тот спрыгивал с трех ступенек. Расчет оказался верным. Обычный прыжок, скользнувшие по пятну масла на асфальте ноги, и затылок молодого человека с маху опустился на ребро ступени.
   Потом были еще заказы. Филимон отрабатывал их. Но он никогда не повторялся. Если и стрелял, то из разного оружия и в разные места, не повторяя число выстрелов. Три года назад он устроил себе отпуск и заехал к сестре. Она работала продавщицей в коммерческом магазине. С ней жил молодой здоро­венный парень, которого Филимон сразу же назвал Тарзан.Он увидел в нем загнанного, готового на все человека. Оказывается, Тарзан совсем недавно был привлечен за ставший в последнее время популярным рэкет. Но мать одного из его сообщников сумела замять дело. Тарзан жил у Вики неделю. И их отно­шения становились все более натянутыми. У Тарзана кончались деньги, а, как понял Филимон, содержать его за то, что он с ней спит, сестра не собиралась. И Филимон увез здоровяка с собой. После первого со­вместного дела в Ярославле понял, что в выборе не ошибся. Тарзан слушал его как бога и делал все аккуратно и добросовестно. И вот сейчас, опасаясь, что по отпечаткам милиция может узнать имя убитого в доме Волошина «привидения» и выйти на сестру, Филимон приехал в Тамбов, чтобы предупредить Ви­ку не упоминать о нем.
   Последний год они с Тарзаном работали на Реди­на. Тот, расширяя сферу деятельности, трижды при­бегал к услугам Филимона. И тут-то Филимон нару­шил собственное правило не работать больше одного раза на одного и того же заказчика. Но Редин был на удивление щедрым. И очень скоро Филимон с Тарза­ном стали получать приличный оклад в валюте даже когда не работали.
   Подойдя к Викиному подъезду, Филимон увидел «шестерку» с саратовскими номерами. За рулем сидел крепкий парень, с сигаретой. Проследив, куда падает стряхиваемый пепел, Филимон достал из сумки три части разборной тросточки и быстро ее собрал. Потом достал резиновую нашлепку, надел ее на конец тро­сти. Сильно хромая и опираясь на трость, вошел в подъезд. Быстро взбежал на четвертый этаж. У двери с номером 48 прислушался к звука с лестницы. По­вернувшись к двери, снова замер.
   —   Да кто вы такие?! — услышал он возмущен­ный женский голос.
   «Она только пришла, — понял он. — Они успели выкурить по сигарете», — Филимон отметил три окурка у перил площадки.
   —    Не знаю я никакого Тонинова! — сердито от­ветила кому-то сестра. Услышав ее вскрик, Филимон стремительно бросился вниз. На бегу вытащил из сумки небольшой, похожий на пенал предмет. Оста­новившись у выхода, ввинтил в податливую поверх­ность «пенала» детонатор. Пальцем поставил стрелку на четыре часа. Выйдя из подъезда, оставил, у двери сумку и трость, пошатываясь подошел к машине. По­качнувшись, упал на спину. Рука с «пеналом» скольз­нула под машину.
   —    Ты! — из «шестерки» вышел водитель. — А ну-ка дергай отсюда! — и ударил Филимона ногой. Зажав под мышкой ступню, Филимон ткнул водителя стволом пистолета в низ живота.
   —    Тихо, — угрожающе прошептал он. Парень за­стыл. Поднимаясь, Филимон достал из кармана зажи­галку и внятно проговорил:
   —    Первый, я десятый. В квартире сорок восемь избивают девушку. Я задержал водителя.
   Увидев, что ствол пистолета в руке «мента» сме­стился вправо, парень ногой ударил его по голове. Филимон упал. Увернувшись от следующего удара, попытался схватить выпавший пистолет. Парень бо­ковым слева отбросил «мента». Тот вскочил, увидел в руке водителя свой пистолет и, петляя, быстро побе­жал ло двору. Прыгнув к кабине, парень дважды нажал на сигнал.
   —     Ну что? — вставляя вилку электрического чайника в розетку, весело посмотрел на привязанную к стулу молодую женщину рослый парень. — Сейчас чайку по...
   Донесшиеся со двора два коротких гудка не дали ему договорить. Переглянувшись, трое парней броси­лись к двери.
   —    Вякнешь, сучка, — выскакивая, угрожающе предупредил женщину любитель чая, — закопаю!
   Из-за угла дома Филимон увидел выскочивших из подъезда троих парней.
   — Мент! — услышал он крик водителя. — Я его треснул. Он свалил. Сейчас оперы прикатят!
   Трое быстро забрались в машину, которая сразу же-тронулась. Посмотрев на часы, Филимон улыбнул­ся. Достал зажигалку, щелкнул, посмотрел на язычок пламени.
   —     Пост ГАИ, — предупредил водителя сидевший рядом парень, — не гони. Здесь сорок, потом — двадцать. Езжай по правилам Ментяра, наверное, но­мер не запомнил.
   —    Он рванул, как заяц, — хвастливо заявил во­дитель. — И петлять начал. -—  удерживая одной ру­кой руль, достал из кармана «ПМ». — Даже пистоль бросил. Его...
   —    Откуда он, сука, взялся? — недоуменно спро­сил широкоплечий парень в темных очках.
   — Скорее всего, тоже пришел насчет ее знакомо­го выяснять, — предположил сидевший впереди. По­сле поста ГАИ «жигули», набирая скорость, доехали до указателя перед мостом — и взорвались.
   Услышав отделенный хлопок взрыва, Филимон посмотрел на часы и пошел наверх. Войдя в открытую дверь квартиры, услышал громкий голос сестры, зову­щей на помощь. Увидев его, привязанная к стулу женщина мгновенно замолчала. -
   —    Филя? — чуть слышно сказал она, увидев Фи­лимона. Не отвечая, он осмотрел комнату. Заметил бурливший паром чайник и выдернул.шнур.
   — Развяжи меня! — потребовала Вика. Повер­нувшись к зеркалу, он щелчком сбил с плеча невиди­мую пушинку.
   —    Да развяжи же! — крикнула сестра.
   —    Наш отец, — подходя к ней, спокойно сказал он, — бывший член секты братьев во Христе, дал мне в память о своем наставнике дурацкое имя да и отчество не менее идиотское. И меня очень интересу­ет, как ты относишься к тому, что твое чудесное имя сочетается с таким отчеством. Виктория Авдеевна, — торжественно произнес он.
   —   Да сними с меня веревки! — уже орала Вика.
   —    Я не могу появляться здесь часто, — улыбнул­ся он, — и поэтому тебе лучше не обращаться в милицию. Помочь они тебе не могут. А неприятности от твоего заявления обязательно возникнут, — достав из кармана тонкие резиновые перчатки, натянул их. Взял ножницы.
   —     Надеюсь, ты не поглупела со дня нашей по­следней встречи, — начиная разрезать опутавший се­стру шнур, пробормотал он.
   Граф зевнул, взял чашку с крепким чаем, сделал два глотка. Поставил чашку, достал из стоящей у стула сумки револьвер.
   — Снова за работу, приятель, — вглядываясь в черный немигающий зрачок ствола, пробормотал он. — И если прижмут и деваться будет некуда, — он усмехнулся,— именно ты мне скажешь последнее прости. Им я не доставлю такого удовольствия.
   Потом Граф выставил на стол патроны.
   —    Двенадцать, — с коротким стуком поставил последний. — Перезарядить они мне, конечно, не дадут. При налете моих два выстрела. Охранники. Водитель и кассир — Зубра. Мотоцикл возьмем за час на до налета в центре. Это нетрудно. Я проверял. С мешком денег вниз, до реки. Название интерес­ное, — засмеялся он, — Сура, по ней до Бессоновки. Это восемнадцать минут. Много, но Бог не выдаст, мент не съест. Катер на дно, и к железке. Первый товарняк наш. Лучше, конечно, в сторону Пензы. Если от нее, то до Лунева. Оттуда электричкой назад. Все должно срастись. Если отход с боем, — он взял наган,тогда финиш. Даже если оторвемся — ро­зыск. Ну что же, господа-товарищи-бояре, — Граф зло улыбнулся, — вам будет намного лучше, если у нас все срастется. — Снова взглянул на часы.
   —     Баю-баюшки, — сунув револьвер в сумку, смел в ладонь патроны.
   —    Ты думаешь, он поможет? — с сомнением спросил Волошин заглушившего «ниву» дядю Сте­пана.
   —    Так говорю же тебе! — сердито, видимо, подо­бный вопрос он слышал не впервые, ответил тот. — Толька, племянник мой, уже цельных три раза в тюрьме был. Да они все, кто не по разу сиживал, с энтой самой мафией и повязаны. Ты ему обскажешь все, он с мафиозой свяжется, и все, твоих обидчиков порешат, — уверенно заявил Степан. — А то повади­лись. Жену с дочкой гады вбили. Матерь с пистолету порешили. Гады! — выйдя из машины, он с силой хлопнул дверцей.
   —    А где мы твоего племянника найдем? — спро­сил Волошин.
   —    Так в этом время вся шпана местная в пивной. Они же всю ночь почти гуляют, днем сидят, а к вечеру выходят.
   —    Что-то мне не по себе, — со вздохом признал­ся Волошин.
   —    Да не боись! — хлопнул  его по плечу Сте­пан. — Здеся Толяна все знают. И что я его дядя, тоже знают. Ежели что, он им враз бошки поотвора- чивает!
   —    А денег-то хватит? — дотронувшись до боко­вого кармана пиджака, подстраховался Волошин.
   —    Так Толян все обскажет, сколько это стоить будет.
   —    Но ты с ним сам говорить начни, — попросил Волошин.
   —    Что-то непонятное происходит! — зло прого­ворил вошедший в спальню Зимин. — Из Тамбова сообщили, что на седьмом километре при выезде на объездную дорогу взорвались «жигули» Рукина!
   —    И что? — недоуменно посмотрел на него ле­жащий на кровати Зяблов.
   —    А то, — не сдержавшись, закричал майор, — что с Рукой были трое парней Горбатого! Поехали к бабе в Тамбов узнать об убитом в доме Волошина привидении, а понабирали с собой оружия, как для гражданской войны! — добавив короткое злое руга­тельство, замолчал.           
   —    Знаешь, Петр, — укладываясь поудобнее, ска­зала Константин Федорович, — не пойму я тебя. Ну и что из того, что Волошина хотел убить еще кто-то? Мне, например, это, наоборот, нравится, — он улыб­нулся. — Не получится у нас, этого крестьянина убь­ют они.
   —    А ты не думал о том, — резко спросил май­ор, — что это привидение было в доме для защиты пчеловода?
   —    Подожди, — растерялся Зяблов, — ты ведь сам говорил, что парень, наряженный, привидением, был судим...
   —    Вот именно! — перебил его майор. — Из-за этого я и волнуюсь. Сначала я тешил себя тем, что этот убитый — человек твоего московского друга, но оказалось, что нет! Если бы у этого Тонинова была связь с Москвой, это указали бы. Да, — хлопнул он себя по лбу, — забыл сообщить тебе еще одну потря­сающую новость.
   —    Какую? — взволновавшись от тона Зимина, с беспокойством спросил Зяблов.
   —    В Энгельсе в снятой им квартире, хозяйка нашла труп Богунчика.
   —    Адам убит?! — резко приподнявшись, воск­ликнул Константин Федорович, схватился за пере­бинтованное плечо и плюхнулся на подушки.
   —    Скорее всего, нет, — усаживаясь в глубокое кресло, майор покачал головой. — У него, так гово­рят врачи, подскочило давление. Он как раз пригла­живал голову, потому что в пальцах был клочок волос с его башки. На какое-то мгновение потерял сознание и рухнул мордой вниз. Шарахнулся низом живота о край табуретки, а лбом и носом об пол. Здорово разодран лоб, сломана переносица. И вот здесь, — он ткнул себя указательным пальцем между бровей, — опухоль. Следствие от удара об пол. В результате — кровоизлияние в мозг, и все. Можешь сообщить сво­ему приятелю в Москву, чтобы забирал тело.
   —    Но это точно не убийство? — испуганно спро­сил Зяблов.
   —    Я же сказал, что нет! — резко повторил Зи­мин. — Я сам читал заключение медиков, звонил в Энгельс. У меня там хороший приятель в угро рабо­тает.
   —    А когда это случилось?
   —    Вчера, в первой половине дня.
   —    Сегодня позвоню Ивану.
   —    Он о Зинке знает? — поинтересовался майор. Зяблов отрицательно помотал головой. —А ты слы­шал, что Касыма прибили? — спросил милиционер.
   —    Слышал, — зло улыбнулся Константин Федо­рович.
   —    Если говорить честно, — засмеялся Зимин, — я сначала на тебя подумал. Мол, приревновал к Зин...
   —    Давай не будем ее вспоминать, — недовольно перебил его Зяблов,
   —    Хорошо, — легко согласился майор. Немного помолчав спросил:
   —    Что ты с участковым решил?
   —    С ним знакомые Горбуна разберутся, — отве­тил Константин Федорович, — так что если и найдут кого, к нам не подкопаешься.
   —    Отлично, — довольно кивнул Зимин. — Ты у Горбуна узнай, кому он заказ сделает. Я их возьму. А то на меня уже косо посматривают. Надо репутацию восстанавливать.
   —    А что, — засмеялся Зяблов, — это здорово получится.
   —     И вот еще что, — серьезно сказал Зимин, — пусть Феликс не валит на Басова убийство Веры. А то он чересчур стараться начал. В последних показаниях даже заявил, что видел, как она об асфальт затылком треснулась. Если бы он это сразу говорил! А то снача­ла писал, что просто пытался отнять у нее пистолет и когда его ударили, упал вместе с женщиной. Поднял­ся, мол, ему сразу руки закрутили. А сейчас, видите ли, он видел. Сам себе хуже делает.
   —    Феликс с парнями в Ртищево поехал, — сооб­щил Зяблов, — там коммерсанты забастовали, не хо­тят за охрану платить.
   —    А как же Волошин? — встревожился май­ор. — Его кончать надо! Потому что скоро очухается. Страх пройдет, и все! В Москву накатает, что, мол, местная милиция не работает. А Москва сразу свяжет дело о сгоревших машинах с убийством женщин на пасеке, и убийство матери Волошина, и пальбу в привидение, и Мягкова, и погибшего в аварии твоего племянника. Закрутится водоворот. И уж тогда хрен мы выплывем!
   —    Я об этом думал, — сказал Зяблов. — Просто нет его сейчас ни в деревне, ни в городе. Квартиру он продал. Может, у кого из знакомых гостит.
   —   Так какого дьявола твои лопухи не проследили за ним?! — воскликнул майор. — Ведь...
   —    Ты тогда сам запретил! — раздраженно отве­тил Зяблов.
   —    Надо искать пчеловода, — резко бросил Зи­мин, — а то чувствую я — хреново все кончится. Басов, сука, отстранен, а ходит, что-то вынюхивает., Феоктистов, паскуда, отпуск взял по состоянию здо­ровья. А сам в спортзал каждый день ходит. Ногами по мешку лупит, каратист хренов! И Ивачев, проку­рор наш новый, тоже в сыщика играет. Что-то он к твоей племяннице, то есть, к вдове твоего племянни­ка зачастил. Копает, сучонок!
   — Ивачев и Ирке ходит? — заволновался Зяблов.
   —    Ходит, — кивнул Зимин. — Врачу постоянно звонит. Ты с доктором-то не разговаривал? А то ведь - ты единственный ее родственник по линии мужа. Может, и заберешь...
   —    Он и слушать об этом не хочет!
   —    А вот это уже хреново, — сделал вывод май­ор. — Значит, не доверяют тебе Ирку. Но пока вол­новаться особо насчет нее не надо, — успокаивая себя и Зяблова, сказал он. -— Я разговаривал с одной медсестрой. Ирка чего-то боится, почти дура. Все плачет, ни с кем не разговаривает. Так что с ней пока порядок. Надо Волошина кончать. Неужели за ним. кто-то стоит? Ведь машину Руки взорвали! Да, — он посмотрел на Зяблова, — ты говоришь, его в деревне нет. Откуда знаешь?
 
   — Там пара одна под видом отпускников дом сняла, — ответил Зяблов. — Как только Волошин в деревне появится, они сразу же сообщат.
   —    Здравствуй, — поздоровался Феоктистов с ма­терью участкового. — Василий дома?
   —    Дома. Он сейчас приедет. С отцом поехали сети проверять.
   —    Ай да лейтенант, — весело изумился капи­тан. — Браконьерством занимается?
   —    Да вы что, — испуганно замахала руками жен­щина. — Они...
   —    Пошутил я, Клавдия Борисовна, — улыбнулся капитан.
   —    Пошутил? — сердито сказала она. — Ну и шуточки у вас, товарищ капитан! Так ведь можно...
   —     Клавдия Борисовна, — показывая всем своим видом, что он торопится и здесь только потому, что дело очень важное, перебил ее Сергей, — Василий никуда уезжать не собирается?
   —    Да нет, — она внимательно взглянула на него. — А почему вы спросили?
   Расслышав в ее голосе беспокойство, Феоктистов понял, что перестарался.
   —    Да так, — как можно спокойнее сказал Сер­гей. — Просто я узнал, что он в отпуске. Я ведь сейчас тоже бездельник. Вот и подумал — может, рванем с Василием вдоль по Волге-матушке. Дней так на десять. Вода, воздух, уха на костре. Благодать! А то все город да город. И еще рожи эти бандитские. Вы как? — располагая ее к себе, спросил Феоктистов, — Не будете возражать?
   Он добился своего. Беспокойство в глазах женщи­ны исчезло.
   —    Да, конечно, нет, — махнула она рукой. — Я уже сама Ваське говорила — поезжай в деревню к бабушке, моей матери. А он ни в какую. Он же раненный. И болит рана. Хотя он и виду не показы­вает, но ведь по нему вижу — болит. Так что, това­рищ капитан...
   —     Клавдия Борисовна, — мягко укорил ее Феок­тистов, — ну зачем вы так? Вы же мне в матери годитесь, а зовете товарищ капитан. Сейчас я в отпу­ске, и зовут меня Сергей, — засмеялся он. — А то с этим «товарищ капитан» я уже и имя забывать начал.
 
   —    Мам! — с веселым возгласом в дом вошел Василий. — Мы с отцом такую... — увидев капитана, сконфузился. —Здравия желаю, — покраснев, про­бормотал он, — то...
   —    Все, Вася... — засмеялся Феоктистов. — Я тоже вольная птица. Ты вот что, — сразу перешел он к цели своего визита, — может, рванем куда-нибудь по Волге? Мать твоя не против, — исключая возмож­ность отказа, сообщил он. — И даже, если я правиль­но понял, наоборот за.
   —    Вы поговорите, — засуетилась Клавдия Бори­совна, — я сейчас на стол накрою. Вы не отобедае­те? — спросила она. — Я пельменей настряпала.
   —    Все дела по боку, — обрадованно заявил Фе­октистов, — я пельмени очень люблю.
   Явно обрадованная хозяйка заспешила на кухню.
   —    Какого черта, лейтенант?! — едва она вошла, свирепо прошептал капитан. — Тебе что было ска­зано?!
   —    Да я это... — попробовал оправдаться Васи­лий,.— хотел...
   —    И хорошо, что не уехал, — засмеялся Сер­гей. — У подполковника одна задумка появилась. Но предупреждаю, — серьезно сказал он, — это, так сказать, отсебятина. И если...
   —    Вы тогда хорошие слова сказали, —негромко прервал его Василий, — «когда закон бессилен», по­мните? Я думал на этим и понял, что надо помочь ему, закону, стать сильнее. Ведь не может бесконечно выигрывать Зяблов только потому, что, как говорит­ся, зацепиться не за что. Можете рассчитывать на меня, — твердо заявил он.
   —    Но ведь и убить могут, — счел нужным предо­стеречь его Сергей, — а в худшем случае — ив тюрьму посадят.
   —    Что нужна делать? — спросил Василий.
   —    Все, — входя в спальню Зяблова, Горбун по­казал в усмешке золотые зубы, — хана ментенку. Сегодня или завтра сделают.
   —    Кто? — спросил Константин Федорович.
   —    Да встретил знакомых, — неопределенно отве­тил уголовник. — Вместе в Новочеркасске в крытой были. Гастролеры. Только это, — словно нехотя до­бавил он, — бабки нужны.
   —    Возьмешь у Клоуна.
   —    Они баксы просят, — сообщил Горбун.
   —    Понятно, что не деревянные, — засмеялся Зяблов. Потом уже серьезно спросил. — Слышал про Руку? — Горбун молча кивнул. — Как ты. думаешь, кто его машину подорвать мог?
   —    Да кто угодно, — буркнул тот. — Кому-то до­рогу перешел, и копец. Тамбовские — ребята еще те. Они вон даже в Питере почти у руля стоят. Скорее всего, засек кто-то Руку, и хана ему пришла.
   — Значит, считаешь, что его тамбовские взорва­ли? — нахмурился Константин Федорович.
   —    Может, и они, — Горбун пожал покатыми плечами. — А может, кто другой. Возможно, и сами себя трахнули, — неожиданно предположил он. — С Рукой мои парни поехали. А они любители разной хреновиной попугать. Вот и рвануло.
   —    Ну ладно, — переменил тему Зяблов. — Ты мне вот что скажи: кто будет участкового... — под­ыскивая нужно слово, нахмурился.
   —    Мочить что ли? — подсказал Горбун. Кон­стантин Федорович поморщился, но кивнул.
   —    Я же базарил, — напомнил уголовник, — мои...
   —    Зимин просил узнать, кто будет с участковым заниматься, — найдя подходящее слово, прервал его Зяблов.
   —    А ему-то это на кой? — подозрительно взгля­нул на него Горбун.
   —    Неужели непонятно! — вспылил Константин Федорович. — Майору нужно помочь! Он и так очень ри...
   —    Так ты хочешь, чтобы я этих бродяг зало­жил?! — зло прервал его Горбун. — А этого не ви­дел?! — левой рукой ладонью хлопнул по согнутой правой.
   —    Ты что себе позволяешь! — заорал Зяблов.
   —    А ты за кого меня держишь?— процедил уго­ловник.
   —    Да ты что! — побагровел Константин Федоро­вич. — Забыл, как я тебя из грязи, из гнилого болота вытащил? Если бы не я, ты бы сгнил уже! У тебя руки по плечи в крови! А ты полтора года в дурдоме и...
   —    А из-за кого я эти руки кровью замазал? — шагнув к кровати, спросил Горбун. — Из-за тебя, суки! Не будь меня, ты бы, козел, давно на параше сидел. Сморщенным задом чинарики на зоне зараба­тывал бы/
   Перепуганный Зяблов сунул дрожащую руку под матрац. Уголовник его опередил. Взвешивая в руке «Макаров», усмехнулся:
   —    Я тебя, козла вонючего, сначала... — но вздрог­нул и покачнулся. Вконец перепуганный Константин Федорович увидел тонкую струйку крови из угла рта Горбатого. Всхрийнув, уголовник повалился лицом на кровать. Между лопатками, вонзившись в тело напо­ловину, торчал обоюдоострый кинжал. У двери стоял Рахим. Зяблов тонко закричал:
   —    Убери его!
   Рахим, быстро и бесшумно ступая, подошел к кровати. Ухватив ноги убитого, потащил к двери.. На полу темно-бурой полосой оставался кровавый след.
   —     Пусть уберут! — с ужасом видев пятно крови на белоснежном пододеяльнике, закричал Зяблов. В спальню вбежал трое парней. Увидев Рахима, замер­ли. Не оборачиваясь, Рахим бросил ноги Горбуна, сложил руки на груди и посмотрел на Зяблова.
   —    Горбуна убили! — заорал один из троих. Пар­ни с матом выхватили, пистолеты. Рахим, увидев за­крывшегося руками Зяблова, резко, рывком бросил руки назад. Двое парней с воплем схватились за жи­воты, из которых торчали короткие оперенные руко­ятки ножей. Заорав что-то, третий вскинул пистолет. Появившийся за его спиной Клоун сцепленными в замок руками ударил его по шее.
   —    Черт бы вас побрал! — заорал Зяблов. — Уст­роили здесь живодерню! Пусть немедленно заменят постель! — он вскочил с кровати. Клоун повернулся к двери и что-то негромко сказал. В спальню вбежали четверо парней.
   —     Не торопитесь, — остановил Рахим. Подойдя к убитым, выдернул из трупов десятисантиметровые лезвия с короткими ручками, из которых выступали пятисантиметровые перья. Вытерев лезвия об одежду убитых, поочередно вложил их лезвиями вперед в рукава халата. Удивленный Клоун махнул рукой:
   —    Уберите.
   —    Да замените же постель! — снова потребовал Зяблов.
   —    Константин Федорович, — в дверь заглянула молодая женщина, — Волошин был в деревне. Утром на своем автомобиле «нива» уехал в районный центр. За рулем сосед его матери.
   —    Слышал? — Зяблов взглянул на Клоуна. — Пошли людей!
   Коренастый парень в расстегнутой до пупка ру­башке, почесывая выколотых на груди трех^ богаты­рей, усмехнулся:
   —    Да это плевое дело. Хлопнем, и концов не останется.
   Дядя Степа толкнул локтем Волошина:
   —    Что я говорил!
   —    Только, — парень многозначительно посмот­рел на Дмитрия, — за просто так на себя никто жмуриков вешать не будет. Мало ли что...
   —    Я заплачу, —торопливо сказал Волошин.
   —    Ты, Толян, не тяни кота за хвост, — поторо­пил племянника Степан. — Говори, чего надо и сколько.
   —    Да ничего не надо, — лениво проговорил тот, — кроме бабок.
   —    Сколько? — в один голос спросили мужчины.
   —    Как по родственному, — протянул Толик, — я, конечно, перебазарю с братвой. Просто сам пони­маешь, все же придется в столицу заруливать. Если где-то здесь найдем, бабки обратно получите. Ну а если москвичи, то...
   —    Да ты говори, сколько надо! — раздраженно сказал дядя Степан.
   —    Лимона три, — нехотя проговорил Толик. Во­лошин быстро отсчитал названную сумму. Заметив, что денег в бумажнике осталось немало, Толик криво улыбнулся:
   —    Вы уже и бабки приготовили.
   —    Так его потом еще раз пытались убить! — ска­зал дядя.
   —     Короче, вот что, — Толик небрежно сунул деньги за пояс брюк. — На пару недель тебе, — он взглянул на Волошина, — нужно куркануться. Это пока...
   —    Ты по-русски говори, — буркнул дядя Степан.
   —     Ну это, -— засмеялся племянник, — как это? — наморщив лоб, попытался вспомнить он. — Короче, спрятаться, — с облегчением выговорил он. — Потому что пока найдем, потом разбор. Время потребуется.
   —    У меня поживешь, — сразу решил дядя Степан.
   —    Так мне что, — встревржился Дмитрий, — никуда не ходить?
   —    Да нет, — усмехнулся Толик, — просто сиди в деревне. Это недолго, — успокоил он. — Мы рамс быстро разберем..
   На этот раз дядя не стал требовать с племянника объяснения слова. Поднявшись, кивнул:
   —    Ты смотри, Толян, вся надежда на тебя. Пое­хали, Димка.
   Попрощавшись с Толиком, они вышли из пивно­го бара.
   —    Толян, — подошел к смотревшему им вслед парню рослый молодой мужчина с пивной круж­кой, — чего эти фраера тебе пели?
   —    Да так, — усмехнулся Толик, — они во мне Робин Гуда увидели.
   Подмигнув, засмеялся.
   —    Надо было номер сказать, — Волошин взгля­нул на севшего за руль Степана..
   —     Зачем? — равнодушно проговорил тот. — То­лян сказал, что все сделает. А недельку поживешь у меня. Так что...
   —    Давай тогда я лучше на пасеку поеду, — пред­ложил Дмитрий. — А то сидеть сиднем, ей Богу, не хочется. Я когда ничего не делаю, все Сашу и Зину вспоминаю, — чуть слышно сказал он.
   —    Лады, — кашлянув, поспешил сменить тему дядя Степан. — Поехали на: пасеку. Давай прямо сейчас, — неожиданно предложил он. — Все равно надо продукты везти. Там сейчас Петр, племянник моей бабы. Тоже решил пчелами заняться. Купил пять ульев. А как и что, не знает. Вот я его и взял. И мне помощь, и он все-таки хоть чему-то научится. Сейчас купим продуктов и на пасеку. — Заметив ма­газин, включил поворот. — А завтра с утра за водой съездим. Там рядом ферма — остановив машину, Степан собрался выходить.
   —     Но тетя Маша волноваться будет, — напом­нил Дмитрий. — Она же подумает — что-то случи­лось.
   —     Я ей сказал, что мы с тобой на пасеку поеха­ли, — засмеялся дядя Степан. — В город заскочим Петьке за куревом, он, стервец, только американские дымит, купим консервов, хлеба и туда. Не мог же я сказать, что мы к Тольке едем, — подмигнул он удивленному Волошину. — Она его бандюгой счи­тает.
   Василий, чуть заметно прихрамывая, спустился с крыльца. Остановился у ворот, взглянул на начавшее темнеть небо.
   — Васька, — окликнула его выскочившая следом мать, — ты термос позабыл.
   —    Куда-то собрался, — кивнув на вернувшегося к дому Василия, усмехнулся сидевший за рулем беже­вой «шестерки» Клоун.
   —    Этот что ли? — небрежно спросил сидевший на заднем сиденье справа смуглый коренастый па­рень.
   —    Он, — кивнул Клон.
   —    Ты трогай потихонечку, — выходя, сказал си­девший рядом с ним длинный худой волосатик. — Жди у остановки. Мы его в конце улицы сделаем, там никого нет. Три дома старых и школа.
   —    А чего Горбун сам не вернулся? — вышел из машины третий, рослый мужчина.
   —   Дела какие-то, — пожал плечами Клоун, — велел деньги отдать и дом пЬказать.
   —    Дом он уже показал, — засмеялся коренастый.
   —    Поканали, — бросил волосатик. Все трое, бы­стро перебежав улицу, скрылись за зданием мага­зина.
   —    Они его будут у школы ждать, — сказал в сотовый телефон Клоун и, не включая фар, поехал в другую сторону.
   Зяблов встретил вошедшего Шугина встревожен­ным взглядом.
   —    Все о'кей, — он соединил в кольцо большой и указательный пальцы. — Они поверили Клоуну.
   —    А что с ним? — спросил Константин Федоро­вич.
   —    Порядок, — усмехнулся Феликс. — Хорошо, я появился вовремя. Еще бы чуть, и ничего бы не получилось.
   —    Ты думаешь, они поверят в драку с убийст­вом? — с сомнением спросил Зяблов.
   —    Драка была, — улыбнулся Феликс. — Есть свидетели, которые даже опишут убийцу. Это тот, которого Клоун...
   —    А как же раны? — перебил его Констаигин Федорович.
   —     Ножом Горбатого — в раны обоим. Он шире и длиннее, — объяснил Шугин. — Нож в руке. Позы соответствуют. Будто он прибил второго, а третий сзади ударил его кинжалом. Вот пусть и ищут третье­го, — засмеялся он. — А мы уже и пепел его раз­веяли.
   Три тени выскочили из ворот школьного двора. Один перебежал дорогу и слился с чернотой старого заброшенного дома. Второй, пробежав метров пять вперед, исчез за старой полуразрушенной водонапор­ной башней. Третий прижался к воротам. Из-за угла школьной ограды на фоне отсветов городских фона? рей на секунду появилась и исчезла голова человека. Миновав последний жилой дом, Василий увидел вы­шедшего из-за угла пошатывающегося человека. Ва­силий сунул руку в боковой карман. Услышав негром­кий хрипловатый голос:
   —     ...остров невезения в океане есть, — улыбнул­ся и, прихрамывая, ускорил шаг. Прижавшийся спи­ной к воротам школьного двора, волосатик беззвучно выматерился.
   —     Извините, — услышал Василий мужской го­лос. — Закурить не найдется? А то заработался. Ночь на дворе, а курить хочется.
   — Вы кто? — Василий, протянув пачку, шагнул к стоявшему у калитки коренастому парню.
   —    Да хозяева хотят яблоки собрать, вот и попро­сили помочь, — парень коротко вскрикнул — его рука вдруг оказалась заломленной за спину, а в него ткнулся пистолетный ствол.
   —    Хозяева умерли, — левой удерживая заверну­тую руку коренастого, а правой сжимая приставлен­ный к шее пистоле!, усмехнулся Василий. — Так какого черта ты делаешь в доме?
   Волосатик с ножом рванулся к стоявшему к нему спиной лейтенанту. Что-то бормртавший пьяный в прыжке достал ногой его спину. Волосатик грохнулся лицом вперед. Услышав позади шум, Василий осла­бил захват и обернулся. Коренастый вдруг вырвался и выбросил руку для удара. Василий успел пригнуться.
   —     Стрелять буду! — отскакивая назад, предупре­дил он. С коротким рыком коренастый кинулся к нему. Увидев в лунном свете блеск стали, Василий нажал на курок. Коренастый, сложившись пополам, упал.
   —    Надо было стрелять в ногу, — подбегая к ко­ренастому, сказал «пьяный».
   —    Попал, — с горечью констатировал капитан. Поднявшись, успокаивающе потрепал Василия по плечу. — Там за углом третий. Он нам все скажет. Вызывай оперативку, а я с тем побеседую. До мен­тов, — засмеялся капитан, — успею.
   Василий бросился к дому, в котором после вы­стрела моментально погас свет. Подбежал к передне­му окну, костяшками пальцев застучал по стеклу.
   —    Сашка! — закричал он. — Это я, Васька Ко­ровин. Открой!
   Свет тут же загорелся.
   —    Что случилось? — в открытую дверь с ножом в руке шагнул парень в трусах.
   —    Звони ноль два! — крикнул Василий. Сюда пусть едут! Нападение на участкового!
   —    Помочь? — крикнул вслед хозяин.
   —    Звони и вызывай наряд! — прихрамывая, лей­тенант добежал до волосатика.
   —    Третий тоже готов, — с досадой сказал Феок­тистов. — Я его вроде и ударил вполсилы, — расте­рянно пробормотал он. — Слушай и запоминай! Ты шел туда, к остановке. На тебя напал кто-то из-за угла. Ты ему врезал и назад к дому. Здесь этот, — он кивнул на волосатика, — с ножом. Ты контрприем на удар снизу, он животом на нож. А третьего ты пре­дупреждал выстрелом, а уж потом в него стрелял. Пойдем, — Сергей махнул рукой. — Ты должен представить, как это было. Только не перепутай оче­редность, — предупредил, он.
   —    А вы, товарищ капитан — бросаясь за ним к углу школы, спросил Василий.
   —    Меня здесь не было, — прекращая дальней­шие вопросы, отрезал капитан. — Быстро же вы, ребята, — с удивлением пробормотал он, увидев свет фар и прерывистый огонек мигалки.
   —    Не забудь! — кивнул он и бросился вдоль здания школы в пере­улок. Подбежал к стоявшим в подворотне «жигулям». Едва сел в машину, как зазвучал сотовый телефон.
   —    Да, — сказал Сергей.
   —    На пристани в драке убит Соков, — услышал он мужской голос.
   —    Горбун —удивленно пробормотал Сергей. Ка­залось, звонивший услышал его.
   —    Три свидетеля — два парня и девушка — ут­верждают, что к Горбуну пристали трое парней. Тот достал нож. Двоих успел ударить. Оба мертвы, третий всадил ему в спину нож. По описанию — это один из дружков Сокова. Его ищут. Ты где сейчас?
   —    На участкового Коровина напали трое, вернее, двое, — поправился он, — с одним я сразу разоб­рался...
   —    Что говорят?
   —    Мертвые не говорят, — буркнул недовольный собой капитан и, словно пытаясь оправдаться, быстро добавил. — Одного Васька пристрелил. Второй на свой нож напоролся, а первого я ударил. А он...
   —    Убирайся оттуда! — приказал голос.
   —    Есть, товарищ подполковник!
   —    Придурки они недоделанные! — зло сказал Зяблову Зимин. — Разве так...
   —    Значит, участковый жив? — перебил его Кон­стантин Федорович.
   —   Даже не поцарапан! — тем же тоном ответил майор.
   —    А тебя не хватятся? — спросил Зяблов. — Ведь...
   —    Я уехал к теще, — понял его Зимин. И спро­сил. — К Волошину послал?
   Зяблов молча кивнул.
   —    Своему приятелю звонил? — поинтересовался майор.
   —    Не отвечает никто, — равнодушно ответил Зяблов. — Наверное, опять куда-нибудь отдыхать по­ехал...
   —    Нет! — воскликнула Анна. — Не может быть!
   —    Извините, Анна Алексеевна, — спокойно ска­зал адвокат Редина, — можете убедиться сами, — он подвинул по столу отпечатанный, на машинке заве­ренный подписями и печатями лист.
    —    Ты лжешь! — гневно воскликнула она. — Ты просто заодно с этой! — она не глядя ткнула сжатым кулаком в сторону стоящей у двери Валентины.
   —     Илларион Исакович, — спокойно проговори­ла Валентина, — вы ознакомили вдову с последней волей ее мужа. Спасибо и до свидания.
   —    Ты! — повернувшись к ней, закричала Ан­на. — Это все ты, змея подколодная! На-как, выку­си! — повернувшись задом, хлопнула себя по тугим ягодицам. — Ничего у тебя не выйдет! Я тебе глотку перегрызу!
   Стоящий рядом с Валентиной мрачный Носорог выжидательно посмотрел на дочь покойного хозяина.
   —    Я даю тебе неделю, — отчетливо проговорила Валентина. — И если за это время ты не уберешься из квартиры и вообще из нашей жизни, то здорово пожалеешь об этом.
   —    Тварь! — взвизгнув, Анна хотела броситься на нее, но двое парней угрожающе шагнули ей навст­речу.
   —     Запомни, — зазвеневшим от ненависти голо­сом, пропуская вперед быстро шмыгнувшего в дверь адвоката, проговорила Валентина, — у тебя семь дней!
   Последним выходил Носорог. Остановившись, смерил разъяренную Анну тяжелым взглядом:
   — Я бы тебя, тварь, пополам порвал! — шумно выдохнув, вышел. С грохотом закрыл дверь. Схватив стоявшую на столе початую бутылку коньяка, Анна с размаху запустила ее в дверь. Трескучий хлопок раз­бившейся бутылки и посыпавшиеся на коврик оскол­ки как бы привели ее в себя. Она бросилась к теле­фону.
   —    Я тебе говорю в последний раз! — закричала Ляхова. — Выбирай — или я, или эта стерва!
   —    Да на кой хрен ты мне нужна! — шагнув к ней, заорал Туз. — Кто ты есть? — брезгливо спро­сил он. — Докторша у Редина. Так нет его боль­ше! — он засмеялся. — И ты больше никому не нужна. В постели ты, конечно, ничего, и еще можешь мужиков завлекать... — не закончив, жестко блокиро­вал руку Ляховой. Вскрикнув от боли, она отскочила.
   —    Может, ты с Анькой и в одной категории, — хохотнул Туз, — но со мной такие...
   Резко зазвонил телефон. Туз снял трубку. Не под­нося к уху, взглянул на Ляхову:
   —    Забирай своего выродка и вали с квартиры.
   —    Как ты можешь?! — гневно закричала она. — Ведь Юра твой сын!
   —    Я сказал все, — отворачиваясь, отрубил он и поднес трубку к уху. —Слушаю...
   —    Аннушка, — подчеркнуто ласково произнес он. — Здравствуй, милая. Ты почему не звонила ут­ром?
   Выслушав, нахмурился. Хотел что-то сказать, но вздрогнул, коротко вздохнул и выронил трубку. Ляхо­ва, размахнувшись, снова ударила скальпелем в брыз­жущую кровью рану под правым ухом Туза. Сгребая сильными пальцами скатерть со стола, что-то прохри­пев, тот сумел развернуться. Новый удар скальпеля пришелся ему в горло. Замычав, с выступившей на губах кровью Михаил упал. Бледная Ляхова, застыв, смотрела не его неподвижное тело. Что-то прошепта­ла, пятясь, дошла до стены. Ткнулась в нее спиной и от неожиданности вздрогнула и пронзительно закри­чала.
   — Сволочь! — Анна отбросила телефон. — По­донок! — кусая губы, о чем-то напряженно размыш­ляя, несколько минут сидела неподвижно. Затем вскочила и бросилась к двери.
   —    Но она же моя мать! — воскликнул Федор.
   —    Поэтому я и предлагаю тебе выбор, — спо­койно сказала Валентина. — Либо ты принимаешь мою сторону и станешь обеспеченным человеком, ли­бо... — она засмеялась. — Поверь, братик, отец пе­ред смертью составил новое завещание. И там тебе кое-что есть, но только кое-что, а ведь ты как любя­щий сын поделишься с мамой, значит, уже через год станешь нищим.
   —    А как же те баксы, что я отбил у Касыма? — раздраженно сказал Федор.
   —    Об этом другой разговор! — резко бросила она, — Сейчас мы говорим о завещании отца. И давай это закончим.
   —    То есть, как это, — разозлился Федор, — дру­гой разговор? Ты мне сама говорила...
   —    Феденька, — Валентина презрительно посмот­рела на брата, — не испытывай мое терпение. Ты с мамулей или нет?
   Федор быстро сказал:
   —    Если, как ты говоришь, она отца...
   —    А если это не так? — перебила его Валентина.
   —    Ну ее на хрен! — крикнул он. — И парни Пирата за тебя. Игла со своими тоже не хочет на мать ишачить. У нее, говорят, на уме одно, как бы...
   —    Все, — резко сказал Валентина. — Я услыша­ла то, что хотела. Завтра ты поедешь в Тулу. Встре­тишься с Блохой. Он задерживает поставку по авансу. Предупреди, чтобы не тянул время. Это для него может закончиться очень плохо, — давая понять, что разговор окончен, быстро вышла в соседнюю ком­нату.
   —    Ты доверяешь ему разговор с Блохой? —удив­ленно спросил Георгий.
   —    Если он предал мать, то что я могу ждать от него, кроме ножа в спину?
   —    Тогда почему ты отправляешь его в Тулу?
   —    Об этом ты узнаешь чуть позже, — уклони­лась от ответа Валентина. Посмотрев ему в глаза, спросила:
   —    Что ты узнал о Людмиле? Ведь это ты отпра­вил старшую медсестру в больницу? — зная ответ, засмеялась. — Она ведь хотела заявление написать, но передумала.
   —    Ты знаешь об этом? — удивился Георгий.
   —    Жора, — Валентина укоризненно покачала го­ловой. — Я знаю даже больше, чем ты думаешь. И, признаюсь, хочу- услышать от тебя честный ответ. Кто тебе эта женщина?
   —    Не понял, — прохрипел он.
   —    Георгий, по-моему, я спросила довольно ясно. Давай не будем ходить вокруг да около. Ты мне нравишься. Хотя, если говорить откровенно, я обра­тила на тебя внимание только после твоего разговора с отцом. Я его ненавидела. О мертвых не говорят плохо, — Валентина горько улыбнулась, — но хоро­шего о человеке, который был моим отцом, я сказать не могу ничего.
   —    Но ведь ты тоже не сахар, — буркнул Георгий и, отвечая на ее изумленный взгляд, сказал. — Ради заграницы ты предала свою мать. Ведь...
   —    Перестань! — с болью воскликнула она. — Ты не смеешь осуждать меня! Хотя бы потому, что ниче­го не знаешь!
   —    Я знаю, что говорю.
   —    Да что ты можешь знать? — закричала она. — Мама любит меня! Я знаю! Я уверена в этом! Потому что...
   —    А ты? — спросил Георгий. — Ты любишь свою мать?
   Пораженная Валентина, не находя слов, смотрела на его суровое лицо.
   —    Я рос без мамы и папы. Нас называли прос­то — шпана, детдомовская шпана. И знаешь, как мы все завидовали тем, у кого были родители! Никто не показывал вида, что готов черт знает на что, чтобы иметь возможность звать кого-то мамой или отцом. И из-за страшной зависти и сознания, что никому из нас не суждено назвать женщину мамой, а мужчину папой, мы смертным боем били тех, у кого были родители!
   —    Я не понимаю, к чему ты это говоришь? За­чем? Почему ты вдруг осудил меня? Зачем ты напом­нил мне о том, что все годы не дает мне спокойно жить? Какое в конце концов ты имеешь на этом право? — закричала она.
   —    Право мужчины, который тебе нравится.
   —     Валентина Ивановна, — в комнату заглянул Носорог, — шесть раз звонили из Саратова. Трубку не брали. Но по автоответчику ясно, что звонил Зяб­лов. Он говорит, ему нужно срочно переговорить с Иваном Степановичем.
   —    Я не хочу видеть его на похоронах, — отрезала Валентина. — Если позвонит снова, скажите, что Ре­дин уехал. И когда вернется, неизвестно.
   —     Валентина Ивановна! — в комнату с радиоте­лефоном вошел кучерявый парень.
   —    Ну что еще? — она недовольно посмотрела на пего.
   —    Антонина Викторовна, — он протянул теле­фон.
   —    Что ей надо? — вздохнула Валентина. — Я же сказала, что постоянной платы, как при отце, она получать не будет.
   —    У нее маленький сын, — напомнил Георгий.
   Валентина поднесла радиотелефон к уху.
   —     Валя, — раздался плачущий женский го­лос. — Я убила... понимаешь... убила Миха...
   —    Что? — взволнованно спросила Валентина. Ответом ей был рыдающий голос Антонины. — Я сейчас приеду, — торопливо проговорила Валентина и беспомощно оглянулась на Георгия:
   —    Говорит, что убила своего сожителя. И, похо­же, она в истерике.
   —    Говори с ней, — бросаясь к двери, сказал Ге­оргий. — Что хочешь говори. Ты! — рявкнул он на стоявшего у двери Носорога. — Быстро к Ляховой! Пулей!
   —    А ты кто такой, — процедил тот, — чтобы мне приказывать?
   —     Степан! — крикнула Валентина. — Срочно к Ляховой. И от нее ни шагу, пока я не приеду!
   —    Да иду, — пробормотал Николай, подходя к двери. Длинный разбудивший его дверной звонок за­молк. — Черт бы вас подрал, — поворачивая ключ, буркнул Зюзин, — я лег только в пять.
   Снял цепочку, чуть дернул на себя дверь и, зевая, повернулся, чтобы идти в комнату.
   —    Входите.
   Дверь открылась. Он хотел повернуться, но силь­ный удар в затылок выбил из него сознание.
   Валентина влетела в прихожую.
   —    Степан! — громко позвала она Носорога.
   —    Здесь.
   Бросившись на голос, вбежала в комнату и замер­ла. На полу около двери, сжимая в руке телефонную трубку, валялся Михаил. На искаженном болью лице особенно четко выделялись тонкие полоски черных усов. Его затылок и плечи окружала густеющая лужа крови. У стены сидела на полу бледная, трясущаяся Ляхова. Рядом с ней стоял Носорог с радиотелефо­ном.
   —    Она по нему говорила, — кивнул он на труб­ку. — Видимо, спаренный, другой аппарат не работа­ет. Шнур выдернулся. Обернувшись, Валентина взглянула на Георгия. Она успела увидеть удивление в его глазах.
   —    Что делать? — шепотом спросила Валентина. Георгий молча пожал плечами. Валентина осторожно, стараясь не наступить на кровь, обошла тело Туза. Приблизившись к Ляховой, пораженно замерла. Из глубоких порезов на ладонях и пальцах правой руки обильно шла кровь.
   —    Жора, — позвала Валентина, — ее перевязать нужно.
   —    Я убила его, — глядя перед собой сухими гла­зами, прошептала Ляхова. — Убила.
   —    Тоня, — Валентина присела рядом, — давай руку перевяжем. Ты смотри, сколько крови потеря­ла, — увидев влажную от крови юбку Ляховой, стара­ясь говорить спокойно, сказала она.
   —    Я убила его, — повторяла Ляхова, — убила.
   —     За руки ее, — чуть слышно сказал на ухо Носорогу подошедший Хрипатый, — и чтоб не дерга­лась. Но осторожно, — предупредил он. Подойдя с другого бока осторожно, но крепко взял правую руку Антонины. Носорог взял левую. Она, казалось, ниче­го не чувствовала и, по-прежнему уставившись неви­дящими глазами перед собой, повторяла:
   —    Я убила его...
   Валентина достала из аптечки бинт и плотно пе­ревязала ладонь и пальцы Антонины.
   —    Что делать-то? — спросила она Георгия и сно­ва увидела в его глазах удивление. — Почему ты так смотришь?
   —     По идее, надо вызывать легавых, — спокойно сказал он. — Но тогда ее пропустят через психушку. Если признают ненормальной, отправят надолго в специализированный дурдом, а если нет, лет восемь, самое малое, получит, потому что она не защищалась, а била сзади. Да и морда чистая. Не трогал он ее, — уверенно проговорил Георгий.
   —    Я это тоже поняла, — сердито сказала Вален­тина. — А теперь, спрашиваю, что делать? — опере­див его, добавила. — Ведь у тебя опыта гораздо боль­ше, чем у меня. Ты все-таки...
   —     Мусорам сдавать ты ее не хочешь. Значит, надо этого, — Георгий кивнул на труп Михаила, — куркануть где-нибудь. Сразу искать его никто не бу­дет. Уехал куда-то, и все. А вот ее куда? — задумчиво прохрипел он.
   —    Ко мне на дачу, — решила Валентина.
   —    А сына?
   —     Возьмем с собой. Когда она хоть немного при­дет в себя, ей очень нужен будет ребенок. Интерес­но, — тихо проговорила она, — из-за чего это случи­лось?
   —    Я думал, ты действительно хочешь добра свое­му сыну, — с горечью произнес Растогин.
   —    Именно поэтому я и не хочу, чтобы он рос рядом с вами! — горячо сказала Галя. — Что он переймет от вас? Чему вы его научите? Молиться вашему богу — деньгам? Ведь все остальное для вас пустое место. Порядочность, благородство. Вы...
   —    Ну что же, — Растогин грузно поднялся со стула. — Я думал, ты будешь благоразумна. Ведь я не разделял тебя с Павликом. Ты была бы при нем и имела бы все, что хочешь.
   —     Знаете, Павел Афанасьевич, — она вздохну­ла, — я не знаю, почему вы этого захотели. Из-за чего вдруг воспылали такой любовью к моему сыну, что предложили мне быть с ним. Интересно, в каче­стве кого? — поинтересовалась она, — няни, кото­рую он называл бы своей мамой? Или...
   —    Хватит, — недовольно прервал ее Растогин и, ссутулившись, пошел к двери, остановился там и ска­зал:
   —    Я не люблю повторять своих предложений, но очень прошу тебя — подумай. Ты будешь матерью моего внука в моем доме. И после, когда я умру, а ожидать этого, — он слабо улыбнулся, — осталось совсем немного, будешь законной наследницей...
   —    Я никогда не прощу вам смерти Андрея, это вы убили его!
   Растогин вышел в открытую Шведом дверь.
   Ловя широко открытым ртом воздух, Зюзин при­жал колени к животу.
   — Если еще раз ты подойдешь к Лапиной ближе, чем на квартал, — услышал он мужской голос, — сдохнешь.
   Как бы подтверждая свои слова, говоривший рез­ко ударил Николая в бок. Николай застонал. Видеть он не мог — те, кто избивал, завязали ему глаза, но он услышал удаляющиеся шаги. Значит они ушли. Николай попытался сесть. Болели связанные за спи­ной руки.
 
 
   — Не мучайся, — услышал он насмешливый го­лос. Замер. Удар в левый висок лишил его сознания.
   —    Значит, ты не хочешь мне помочь? — зло спросила Анна.
   —    Во-первых, — усмехнулся Ждан, — я не хочу умирать раньше времени. Сейчас у руля компании стоит доченька Редина. Все, кроме тебя, согласны с этим. И есть очень много серьезных клиентов, кото­рым достаточно свистнуть, и меня порвут на мелкие кусочки. А во-вторых, ты, оказывается, не только со мной мужу рога наставляла. Так что извини, — изде­вательски захохотал атлет. Анна вскочила и бросилась к дверям. Резко остановившись, повернулась к нему:
   —     Хочешь бесплатно получить информацию о довольно приличной сумме денег в долларах?
   —    Ты предлагаешь ограбить один из банков, сре­ди которых нет ни одного твоего? — еще громче засмеялся он.
   —    В Новомосковск завтра повезут деньги Блохе за приличную партию оружия, — негромко прогово­рила Редина. Атлет, мгновенно замолчав, с интересом уставился на нее.
   —    Блоха тоже пошлет своих людей с оружием, — продолжила Анна. — Их будет по трое с каждой стороны.
   —    Откуда тебе это известно? — с интересом спросил Ждан.
   —    Я поссорилась с сыном, — усмехнулась она, — он принял сторону этой стервы! Он сегодня ездил к Блохе. И завтра в Новомосковске тот получит осталь­ные деньги и отдаст им партию оружия.
   —    Значит, тебе плевать на сына, — усмехнулся атлет.
   —    Он трус, — она махнула рукой, — и не ока­жет никакого сопротивления. К тому же, — Анна рассмеялась, — деньги повезут люди Вальки. Федя только узнал время и место.
   —    Где ты была? — Федор раздраженно спросил входящую Валентину.
   —    Быстро ты, — бросив на него изучающий взгляд, сказала она. Вздохнула, сняла туфли.
   —    Делов-то, — пренебрежительно усмехнулся он, — туда да обратно. Тула — не Колыма. Тут езды всего...
   —    Что сказал Блоха? — жестко спросила Вален­тина.
   —    Завтра в Новомосковске, — небрежно сооб­щил он. — Его парни привезут остальную партию. Мы должны отвезти бабки. Все и в баксах. Цена та же.
   —    Ты говорил с самим Львом Моисеевичем?
   —    Конечно.
   —     Молодец, — скупо похвалила его сестра, — а сейчас извини, я пойду спать, сегодня был трудный день.
   —    Где ты была? — повторил он свой первый вопрос.
   —     На даче,— заходя в ванную, ответила Вален­тина.
   —    Значит, ты думаешь, что тебя отделали мои парни? — захохотал Ждан.
   —    Да ничего я не думаю, — огрызнулся Зюзин. — К тому же тебе Галька до лампочки. Растогин, сука, кого-то нанял.
   —    А какого черта ко мне приперся? — не понял атлет.
   —    Да Туз пропал, — объяснил свой поздний ви­зит Николай. — Я думал, может, дела какие.
   —    Какие у меня с Тузом могут быть дела? — усмехнулся Жданов. — Бурят про Туза и слышать не хочет. А мне своя рубаха к телу ближе.
   —    Да он что-то насчет Аньки говорил, — дотро­нувшись до припухшего левого виска, проговорил Зюзин. — Вот я и подумал...
   —    Все, — решительно прервал его атлет, — то­пай. И еще, — он звучно хлопнул в ладони. Два крепких парня мгновенно заломили Зюзину руки на­зад. — Я тебе говорил, — сказал, подходя к нему вплотную, Жданов, — не появляйся у меня. Ты при­шел.
   Коротким ударом в живот заставил Николая со­гнуться, как бы подавившись воздухом. Парни отпу­стили руки Зюзина. Он ткнулся лбом в пол.
   —     Если ты хочешь, чтобы и мной занялись люди Растогина, — атлет ногой ударил согнувшегося Ни­колая, — то пришел не по адресу. Я сообщил Павлу Афанасьевичу о нашем разговоре, понял?
   Остановив занесенную для пинка ногу, презри­тельно плюнул на голову стонущего Зюзина.
   —    Выбросьте его, — приказал атлет парням. — Если хоть чуть сгрубит, отделайте.
   —    Странно, — входя в темную комнату, пробор­мотал Растогин, — они уже должны быть здесь.
   Нащупал выключатель. Едва вслед за щелчком вспыхнул свет, отшатнулся к двери. Прямо перед ли­цом он увидел ствол пистолета.
   —     Мы не любим, когда ночью являются без пре­дупреждения, — виновато проговорил стоящий с дру­гой стороны двери коротко стриженный черноволо­сый атлет.
   —    У нас слишком много врагов, — опуская пис­толет,. усмехнулся смуглый кудрявый брюнет.
   —    Мы вас сегодня не ждали, — положив «Мака­ров» на стол, проговорил сидящий против двери ры­жеватый мужчина.
   —    Вы видели Зюзина? — держась за сердце, Рас­тогин сел в подставленное кресло.
   —    Мы объяснили ему ситуацию, — спокойно от­ветил атлет. — Кажется, он все понял.
   —    Не уверен, — возразил Растогин. — Сейчас Николай у Жданова. Это человек Бурята. Надеюсь, вам не надо объяснять, кто такой Бурят.
   —     Один из лидеров Питера, — проговорил смуг­лый.
   —    Поэтому вам придется убить Зюзина, — объ­яснил свой поздний визит Павел Афанасьевич, — А после этого займетесь тем, ради чего я вас вызвал.
   Высокий плотный человек с густой бородой стряхнул пепел с сигары и бросил быстрый внима­тельный взгляд на сидевшего перед ним Призрака.
   —    Ну чего? — нетерпеливо спросил Призрак. — Чего тут думать, Борода? Мы...
   —    Ты равняешь меня с собой? — тихо спросил Борода. В его голосе не было угрозы, только крайнее удивление. Но Призрак, мгновенно изменившись в лице, облизнул пересохшие губы, испуганно забормо­тал:
   —   Да нет, Василий Андреевич. Я только это, ну, в общем...
   —    Щенок, — усмехнулся Борода, — возомнил себя крутым? Или одним из этих новых русских? Ты питался со стола Редина. А теперь с помощью этой шалавы, которая его рогатым сделала, хочешь и меня под откос пустить. И...
   —    Да нет же! — воскликнул Призрак. — Просто все сейчас в руках у Вальки. Но если...
   —    Ты же совсем недавно спал с ней! — процедил Борода. — И даже вместе с ней хотел втащить Реди­на, своего хозяина, в войну с казахами. Валька звони­ла мне, сучонок. Она мне бабки отмывает, а ты, гнида! — заорал Борода. Призрак вскочил и, беззвуч­но шевеля губами, попятился к двери. Услышав поза­ди неясный шум, успел развернуться. Удар рукояткой пистолета пришелся ему в правую бровь. Зажимая ладонью рану, Призрак резким пинком согнул уда­рившего его парня. С хриплым криком каблуком уда­рил его в лицо. Сильный удар кулаком в челюсть бросил Призрака на пол. Он хрипло заорал, увидев еще одного противника, и достал каблуком до его голени. Сразу вскочил. Борода, округлив наполнен­ные страхом глаза, неожиданно тонко закричал. При­зрак увидел валявшийся «Макаров», схватил его лип­кой от крови рукой и бросился к столу. В двери выросла фигура молодого мужчины с пистолетом. Бо­рода с пронзительным криком нырнул под стол. При­зрак, присев, дважды в упор выстрелил в него. От двери тоже грохнул выстрел. Еще один. И еще. При­зрак выронил пистолет, словно пытаясь удержать жизнь, судорожно обхватил стол, на который упал. В него стреляли уже трое. Он упал в лужу собственной крови.
   —    Борода убит! — крикнул кто-то.
   —    Туда ему и дорога, — с усмешкой проговорил худощавый брюнет. Сунув пистолет в боковой кар­ман, подошел к залитому кровью столу, брезгливо осмотрел два трупа и сказал:
   —    Уберите здесь!
   Зубр со спортивной сумкой в руке стремительно вошел в зал пригородных касс. Увидев валявшуюся шкурку банана, коротко усмехнулся. Наступил на нее и с пронзительным криком упал на спину. Все нахо­дящиеся в зале повернулись на его вопль. В дверь с улицы быстро вошел молодой сержант милиции. К неподвижно лежащему Зубареву подбежали две жен­щины. Замычав, он обхватил затылок руками. Жен­щины и сержант попытались поднять пострадавшего. Сдавленно застонав, Зубр повис на плечах милицио­нера.
   —    Звоните ноль три! — удерживая тяжелое тело, крикнул сержант.
   —    Не надо, — замотал головой Зубр. Их окружи­ли возбужденно переговаривающиеся люди.
   —    Пить меньше надо, — сердито сказала дород­ная дама в очках.
   —    Он не пьяный, — возразил сержант.
   —    На шкурку наступил, — заметив на каблуке пострадавшего кожуру банана, объяснил молодой па­рень.
   —    Вот-вот! — тем же тоном укорила дама сер­жанта. — Убирать надо! И за порядком следить! Бро­сают что попало, а мы расшибайся!
   —    Мне до Лунина билет, — приходя в себя, со­общил Зубр.
   —    Купите человеку билет, — взяв у Зубра день­ги, дама сунула их милиционеру.
   —    С вами точно порядок? — спросил сержант.
   —    Все нормально, — заверил его Антон.
   Толпа, собравшаяся было вокруг пострадавшего,
   стала расходиться. Мимо Зубра к одной из касс быс­тро прошел Граф. Он приветливо улыбнулся:
   —    Добрый день.
   —    Куда едем? — взглянула на него кассирша.
   —    На улице прекрасная погода, — неторопливо доставая деньги, заметил Граф, — а у вас на краси­вом лице осень. Наверное, устали, — сочувственно добавил он. Что-то буркнув, кассирша взяла деньги.
   —    Куда? — холодно спросила она.
   —    Лунино, — достав из сумки небольшой букет роз, Граф сунул его в окно кассы. — Надеюсь, хоть на несколько минут они исправят вам настроение.
   Удивленно посмотрев на него, она улыбнулась, взяла цветы.
   —    Спасибо.
   —    От вашей улыбки и в зале светлее стало, — сказал Граф. — Вы замужем?
   —    И двое детей, — засмеялась она.
   —    А это детям, — он положил две шоколад­ки. — У меня сегодня праздник. Пусть еще кому-то будет лучше, — объяснил он явно изумленной жен­щине свою щедрость. Отходя, быстро посмотрел на настенные часы. Сверил со своими:
   —    Девять часов семь минут, — прошептал Граф. — Только бы контролеров до первых трех оста­новок не было.
   —    А где москвич-то? — спросил детина с волоса­той грудью. — Ты же меня с ним на бетономешалку поставил. Чего я, за двоих пахать должен?
   —    У него в Лунино свидание, — засмеялся невы­сокий кавказец в зеркальных очках. — Он в выход­ной отрабатывать будет. А тебе в напарники сейчас кого-нибудь дам.
   —    Все путем, — выходя в тамбур, Зубр подмиг­нул Графу. — У меня мент свидетель. Только я не въеду, если мусора на нас выйдут, что мы за Лунино базарить будем? Я там и не был ни разу.
   —    Я тоже, — усмехнулся Граф. — Но не ломай уши. Возвращаться-то мы оттуда будем. Так что кое- что описать сможем.
   —    А где мотоцикл возьмем? — понизив голос, спросил Антон.
   —    Я уже взял, — сказал Граф. — На третьей станции выйдем, на мотоцикле в город.
   —    Ты же говорил — до реки покатим, потом на катере до места.
   —    Во-первых, — холодно улыбнулся Граф, — всегда надо говорить одно, а делать другое. И давай добазаримся сразу: никаких вопросов. Делаешь то, что скажу.
   —    Лады, — кивнул Зубр. Прикурив, выдохнул дым и ухмыльнулся. — А ты крученый. Я...
   —    Все, — прервал его Граф. — Меня твоя оцен­ка не интересует. Ты что своей сказал?
   —    Что еду в Лунино, — ответил Зубр. — Вернусь вечером.
   —    Она не спросила, зачем?
   —    Как не спросила. Но я говорил, как ты велел. Мол, старый кореш там, надо кое-какие дела обсу­дить. В общем, напустил тумана. Она, наверное, ду­мает, что я к шкуре поехал, — засмеялся он. — На работу уходила очень недовольная.
   —    Может, лучше мы сами?— вопросительно по­смотрел на серый дипломат рослый парень с рваным шрамом на лбу.
   —    Я знаю, как лучше, — недовольно ответил ху­дощавый крепыш. — Ты поедешь следом. Подо­ждешь, пока он не вынесет сумку. Возьмешь и сразу ко мне. И не выпендривайся, — строго предупредил он, — а то все в каскадера играешь. Менты за нару­шение тормознут, и будет тебе трюк.
   —    Так меня и кличут Каскадер! — засмеялся па­рень. — Все путем будет, — заверил он. — Сколько там серебра?
   —    Пять кэгэ, — подал голос сидевший у окна рыхлый мужчина в сером костюме.
   —    Он чего? — когда электричка тронулась, про­вожая взглядом Графа, спросил мужчина в темных очках. — С вывихом?
   —    Нам-то какая разница, — показывая в усмеш­ке желтые зубы, ответил стоявший рядом плешивый мужчина в изрядно потертых джинсах. — Наверное, от баб в загуле. Доедем до Лунино. На шестичасо­вой — назад. Билеты им отдадим. А он нам по пять­десят тысяч. Хреново что ли?
   —   Да оно конечно, — ухмыльнулся первый. — Ни за что бабки ухватим.
   —    На кой хрен они нам нужны? — не понял Зубр.
   —    Вдруг контролер перед Лунино билеты прове­рять будет, — спокойно пояснил Граф. — А мы их в третьем вагоне, когда назад покатим, найдем, и биле­ты Пенза-Лунино возьмем.
   —    Варит у тебя череп, — восхитился Антон. По­дойдя к заброшенному дому, Граф, осмотревшись/ быстро вошел в покосившиеся ворота.
   —    Сюда, — услышал Зубр. Перепрыгнув бурьян, вошел.
   —    Переоденься, — отодвинув приваленный к от­крытому входу в погреб камень, Граф бросил ему сумку. Антон достал оттуда мотоциклетный шлем с темным стеклом, тонкую кожаную куртку, уже не новые джинсы и кроссовки. Одеваясь, удивленно по­качал головой. Все было ему впору.
   Потом они вдвоем вытащили из погреба мотоцикл «ява».
   —    Где ты его хапнул? — снова удивился Антон.
   —    Купил, — коротко пояснил Граф.
   —    Ни хрена себе, — усмехнулся Зубр, — вместе с номером?
   —    И правами. Даже фотка моя.
   Увидев округлившиеся глаза приятеля, улыб­нулся:
   —     Напрокат взял у мужика на пару дней. Он все равно не ездит, а я его бухарой на три дня зарядил. Он сейчас и имя свое не помнит. — Надел шлем, опустил стекло. Натянул перчатки и проверил, как выхватывается из прикрепленной под мышкой само­дельной кобуры револьвер.
   —    Ты его проверял? — усаживаяь на мотоцикл, спросил Граф.
   —    Трижды.
   —    Стекло опусти, — заведя мотоцикл, сказал Виталий. — Если гаишник тормознет, не дергайся. Ну а на месте ты помнишь, что и как делать.
   Филимон смотрел на целующуюся пару. Белобры­сый солдат, оторвавшись от губ молоденькой девуш­ки, что-то торопливо говорил. Из Тамбова Хирург на пригородном Поезде доехал до довольно большого районного городка. Около железнодорожного вокзала нашел комнату для ночлега. Заплатил пожилой жен­щине деньги, она отдала ему ключ и предупредила, что соседи —довольно сволочные люди — чуть что, сразу милицию зову.
   Он сварил суп из пакета, поел и сразу лег спать. Филимон ехал в Саратов. Именно оттуда были парни, которые пытались узнать у Вики о Тарзане. Значит, кто-то ищет напарника Тарзана и рано или поздно может выйти на него. А этого Филимон допустить не мог. Он понял, что парней послал связанный с Зябловым майор Зимин. Значит, пока информации о связи Тарзана и Вики у органов нет.
    Но Зимин не успоко­ится и будет выяснять до конца. Филимон не знал майора и не испытывал к нему ненависти или непри­язни. Нет. Майор делал то, что ему положено. И только поэтому он должен умереть. Если бы этим заинтересовался не связанный с Зябловым майор, Филимон не стал бы ничего предпринимать против него. Он всегда старался избежать любых конфликтов, с сотрудниками правоохранительных органов. Собст­венно, на него еще ни разу и не выходили.
   Утром Филимон пошел на автовокзал и в восемь утра сел на автобус Тамбов — Пенза. Он решил вер­нуться, в Саратов тем же путем, которым выехал. Автобус тронулся. Пассажиров было немного — во­семнадцать человек. Впрочем, уже девятнадцать. Ав­тобус начал подниматься по асфальтированной дороге вверх. Филимон увидел перечеркнутый красной поло­сой указатель — Кирсанов. Значит, до Пензы оста­лось около трех часов.
   Сидя на корточках, Граф неторопливо закручивал гайки на заднем колесе. Чуть впереди, рассматривая наклеенные на дощатом заборе объявления, стоял Зубр. Держался спокойно, и это понравилось Графу. Конечно, все делалось наобум. Они даже не знали, как выглядит машина, которая повезет деньги. Весь расчет Граф построил на том, что Зубр узнает касси­ра, подругу своей сожительницы. И как только подаст знак, они начнут действовать. Пропустить их для того, чтобы потом детально подготовиться к налету, Граф не мог. Хотя бы потому, что зарплату почти везде задерживали на три, а то и более месяцев. В том, что все пройдет чисто, он не сомневался. Четыре выстрела, удар рукояткой по стеклу, достать мешок с деньгами на мотоцикле сто метров по узкой порос­шей травой нежилой улице вправо. Затем влево, снова вправо и вниз к реке. Мотоцикл в воду, на моторку и по реке до Лунино. Там на вокзал... Увидев притор­мозивший светлый «москвич» и сунувшего руку в карман Зубра, Граф рывком затянул последнюю гай­ку, сунул руку за пазуху и встал. «Москвич» прибли­жался. Зубр бежал почти вровень с ним. Напротив стоявшего на тротуаре мотоцикла «москвич» напорол­ся передними колесами на прикрытые черным поли­этиленом тонкие шипы. Громкий хлопок взорвавших­ся шин и первые выстрелы бандитов слились в один грохот.
    Подскочивший к воткнувшемуся в дерево «москвичу», Граф влепил пулю сидевшему на пере­днем сиденье рвущему из кобуры пистолет охраннику. Второй охранник с пробитым пулей затылком, пачкая хлеставшей кровью юбку истошно кричащей молодой женщины, уткнулся головой в ее колени. Водитель с кровавой точкой на виске упирался лбом в боковое стекло. Граф обежал машину спереди, увидел опущен­ное стекло задней дверцы, подскочив, резко ударил кулаком в висок кричавшую женщину. Крик смолк. Открыв дверцу, Граф рванул женщину на себя и выбросил на асфальт. Он нагнулся, чтобы отбросить навалившегося на мешок с банковским гербом мерт­вого охранника, когда сзади трижды громыхнул пис­толет. И тут часто защелкали выстрелы. У его ног, выбив сноп искр, с визгом отрекошетили пули. Схва­тив мешок, он вскинул пистолет и выстрелил через заднее стекло в «шестерку», из которой стреляли в сторону спрятавшегося за дерево Зубра и в него. Граф увидел в машине серый чемоданчик. Снова выстрелив в «жигули», схватил и его. Зубр с громким матом выскочил из-за дерева, держа пистолет в вытянутых руках и, разряжая обойму, медленно пошел к «жигу­лям». Граф бросил мешок и дипломат и трижды вы­стрелил в «жигули». В четвертый раз револьвер не выстрелил. Поняв, что израсходовал все патроны, Граф увидел на сиденье «Макаров» охранника, схватил его.
   —    Валим! — заорал от мотоцикла Зубр. — Я этих сделал! — имея в виду стрелков из «жигулей». Граф мощным рывком вытащил на асфальт тело мер­твого охранника и бросился к мотоциклу.
   —    На кой ты его? — спросил Зубр.
   —    Пусть думают, что это он их расшмалял! — подбегая, объяснил Граф. Грубо выматерившись, бро­сил дипломат Зубру. — Ходу! — крикнул он и побе­жал между железных гаражей вправо.
   —    Ты чего?! — бросаясь за ним, спросил Зубр.
   —     Колесо пробито! За мной! — перепрыгнув же­лезную изгородь, Граф продрался через кусты акации и выскочил к небольшой огороженной дощатым забо­ром стройплощадке. Перебросив через забор мешок с деньгами, рывком забросил ноги на верх забора и прыгнул. Зубр услышал его голос:
   —    Дипломат! — бросил чемоданчик и тоже быс­тро перелез через забор. Не увидев подельника, расте­рянно остановился.
   —     Сюда! — позвал Граф. Обернувшись, Зубр увидел лишь машущую руку. Не раздумывая, Зубр спрыгнул в ров.
   —    Переодевайся, — Граф подал ему легкую бре­зентовую спецовку в цементных пятнах.
   —     Быстрее! — поторопил Граф. Взглянув на него, Зубр удивленно замер. Перед ним стоял строи­тель. Такая же спецовка, грязное лицо, слипшиеся от пота волосы.
   —     В темпе! — натянув брезентовые рукавицы, поторопил Граф. — Свою одежду сюда, — он кивнул на пластиковый мешок. Зубр торопливо переоделся. Сунув в такой же мешок сумку кассира и дипломат, Граф бросил сверху кобуру с револьвером и нож в чехле и швырнул его в вырытую для плиты щель. Зубр бросил туда же мешок с одеждой и своим оружием. Потом они выбрались наверх. Граф подхватил лопату и бросился к большому квадратному корыту с кучей песка, штабелю мешков с цементом.
   —     Работай! — бросая в корыто песок, бросил он. Зубр тоже схватил лопату. Несколько минут они быстро работали. Почувствовав, что ладони начинает саднить, Зубр воткнул лопату в песок и подул на руки.
   —    Чего мы вкалываем-то? — посмотрел он на продолжавшего работать Графа.
   —    Эй! — услышал он окрик за спиной:
   —    Никого не видели? — у забора стояли трое плечистых парней в камуфляже, с автоматами.
   —    Там стреляли вроде, — воткнув в песок лопату и снимая мешок цемента, ответил Граф, — но здесь никого не было. А ты чего встал? — заорал он на Зубра. — Вот-вот Юрий Николаевич приедет, а ты стоишь!
   — Да черт его знает что произошло! — зло про­кричал худощавый подполковник с коротким седым ежиком. — По «москвичу» стреляли справа! И сзади! Из «жигулей»! Один охранник только за пистолет взяться успел. Второй через заднее стекло в «жигули» пульнул и, выскочив, два раза!
   —    Не могли парни по кассиру стрелять! — кри­ком возразил разъяренный крепыш. — Они сзади ехали. Назад должны были серебро привезти!
   —    Но, однако, из машины в них стреляли, — понизив голос, сказал подполковник. — И из «жигу­лей» по «москвичу» тоже.
   —    А кто мотоциклист? — немного помолчав, спросил крепыш.
   —    Он, гад, лыка не вяжет, — раздраженно сказал милиционер. — И соседи говорят, что три дня бес­пробудно пьет. В камере проспится, может, чего и вспомнит.
   —    Соседи никого у негр не видели? — спросил молчавший до этого молодой мускулистый мужчина в очках. Подполковник отрицательно покачал головой.
   —    Тех, кто ушел, — требовательно проговорил мускулистый, — надо брать живыми! Мертвые не скажут, куда дипломат делся!
   —    А ты подумал о том, — воскликнул кре­пыш, — если их возьмут с ним? И они скажут, что дипломат был в машине кассира?
   —    Через четыре минуты после перестрелки там были омоновцы, — сказал подполковник. — Чуть дальше места нападения зона строгого режима. В об­щем, конвой из...
   —    Они напали на след? — быстро спросил кре­пыш.
   —    Если бы был след, — буркнул милиционер, — я бы не тянул кота за хвост. Ничего и никого они там не видели. Свидетелей нет. «Москвичу» прокололи оба передних колеса. Поперек дороги положили рези­новую ленту с шипами. Сверху положили черный пластик, чтоб незаметно было. В управлении и в прокуратуре уверены, что работали местные. А я вот еще что подумал, — он нервно пробарабанил по сто­лу пальцами. — Скорее всего как раз расчет за сереб­ро и ждали.
   —    Сколько денег на завод кассир вез? — спросил мускулистый. — Я говорю про зарплату.
   —    Копейки, — отмахнулся милиционер, — двад­цать шесть лимонов сто восемьдесят три тысячи.
   —    А не Журин ли выхватил дипломат? — спро­сил мускулистый. — Ведь он...
   —    Исключено, — уверенно возразил крепыш. — Журин узнал, что бабки за серебро кассир привезет уже после того, как машина от банка отъехала. Я ему позвонил. Да и не будет Тарас на себя такой груз взваливать. Стрелков у него, конечно, хватает, но война ему не нужна.
   —    А что Тонька говорит? — спросил милиционе­ра мускулистый.
   —    Да ничего, — зло бросил тот. — Она в боль­нице. Ей по виску чем-то двинули. До сих пор в себя прийти не может.
   —    Подожди, — нахмурился крепыш. — Охран­ников пристрелили. Каскадера с парнями тоже. Поче­му же ее только по голове двинули?
   —    Тонька с Журиным в любовь играет, — пра­вильно поняв его, засмеялся подполковник. — У нее, конечно, ребятишки есть. Но на налет они не пойдут. Так, по мелочи работают. Должок с кого-нибудь выколотить, по рынку пройтись, торговцев из ближ­него зарубежья рэкетнуть — это да. Но на серьезное что-то...
   —     И все же с ней потолковать нужно, — сказал крепыш. — Может, она кому-то говорила, что полу­чку на завод повезет.
   —    Думаешь, деревянные кто-то с налету брал? — засмеялся мускулистый.
   —    Зря балдеешь, Тимур, — недовольно взглянул на него крепыш. — О баксах Тонька не знала. Я их в последний момент сунул.
   —    Тогда вот что, — немного подумав, решил Ти­мур. — Пошли своих парней, Гога, по всем блатха- там, притонам и прочим малинам, где блатота сшива­ется. Пусть послушают. И если будет хоть малейшая зацепка, пусть берут. Разбираться потом будем. А вы, господин Панасюк, — неожиданно официально обра­тился он к подполковнику, — держите это дело. Ма­лейшая информация — и немедленно связывайся со мной, — закончил он.
   —    Тимур прав, — согласился Гога. — Этих уха­рей взять мы должны.
   —    Журин что говорит? — спросил подполков­ник.
   —    Я его не видел, — отозвался крепыш.
   —    Я позвонил ему как только о нападении уз­нал, — сказал Тимур. — Он обещал свою команду подключить.
   —    А товар? — взглянул на него Гога.
   —    О товаре ни полслова, — буркнул мускули­стый.
   —    Но с нас его требовать будут! — воскликнул Гога. — Там же больше половины не нашего. Ну, суки! Попадутся мне эти гопстопники, с живых шкуру спущу!
   —    Ты к Тоньке кого-нибудь пошли, — посовето­вал Тимур, — а то Журин наверняка к ней в больни­цу заскочит. А если он первый этих налетчиков возь­мет, мы и не узнаем. Хрен он скажет, что баксы у него.
   —    Я пару сержантиков у ее палаты поставил, — усмехнулся Панасюк. — Свои ребята. Они на Журина хрен с большим посвистом забили. Если он зайдет, к Тоньке, они из палаты не выйдут.
   Филимон, отходя от ларька, открыл банку пепси. Его удивило и даже встревожило большое количество сотрудников милиции и ОМОНа на автовокзале. Было понятно, что они кого-то ищут. Почти у всех мужчин проверяли документы. Двоих довольно грубо уволокли из кассового зала.
   «Не по мою ли они душу?» — поправив на плече ремень сумки, постукивая тростью, Хирург нетороп­ливо пошел к кассе, где продавались билеты на Сара­тов.
   —             Документы, — грубовато потребовал подо­шедший к нему старший сержант милиции. — Откуда и куда? — всматриваясь в лицо Филимона, спро­сил он.
   —    Из Тамбова, — спокойно ответил Филимон. — Вот паспорт и билет. Я только что приехал. Окружив его, еще трое милиционеров, как бы карауля каждое движение, настороженно смотрели на него. Снова поправляя ремень сумки левой рукой, Филимон при­готовился бросить ее в лицо одному милиционеру. Круговым движением трости свалит еще двоих. Ну а дальше...
   —    В порядке, — возвращая паспорт и билет, бур­кнул старший сержант. — Я видел, как он из автобу­са выходил.
   —    Тогда зачем же документы проверяли? — изу­мился Филимон. — Случилось что-нибудь?
   — Не твоего ума дело! — зло сказал один мили­ционер. Хирург понял, что лучше в разговор не всту­пать.
   —    Ты молоток, — засмеялся Зубр, — все приго­товил. А мне не цинканул, — обиженно сказал он. — Почему?
   —    Живи один, — спокойно ответил Граф, — дольше проживешь. Неужели ты думал, что я без запасного варианта пойду? — усмехнулся он и, не давая возмущенно сверкнувшему глазами подельнику заговорить, зло спросил. — Кто эти гребни на «жигу­лях»? С какого хрена они поливать стали?
   —    Я когда в охранника, который сзади сидел, шмальнул, — начал Зубр, — смотрю, «жигуль» тоже сворачивает. Я их просто попугать хотел, — смеясь, признался он. —А они, суки, давай по мне поливать. Хорошо, я за дерево успел отскочить. А так бы...
   —    Ладно, — остановился Граф. — Дуй к своей крале. Спросит, как съездил, скажи, что не доехал до Лунина. Мол, на вокзале башкой об пол треснулся. Две станции отъехал, и хреново стало, вышел. У реки трохи оклемался и на хату поехал. И все это с аха­ми, — посоветовал он. — И затылок руками почаще трогай. А как придешь, сразу голову полотенцем за­мотай и в постель. Ко мне три дня не ходи, — Граф быстро пошел к остановке
   «Идиот, — мысленно обратился он к бегущему на трамвай Зубру. — Если бы не эти козлы на "жигу­лях", все было бы просто. Я бы тебя из "макара" охранника шлепнул, и наган тебе в лапу. Мусора через сутки знали бы, кто с ним по кассам девять лет назад гулял. И кассира бы вологодского на тебя пове­сили. Вместе они нас не видели. Связи между нами найти не удалось бы. А сейчас караул получается, — увидев нужный автобус, Граф приготовил билет. — Мне валить надо. Уже завтра Москва получит резуль­тат экспертизы. Менты сразу ко мне нырнут, и при­вет, пишите письма, — пропустив женщину, Граф вошел на заднюю площадку. Сегодня ночью забираю бабки, дипломат и валю. Пусть ищут, суки. "Макар" у охранника я правильно прихватил. И с коттеджем классно вышло». Он довольно улыбнулся. Наскоро набросав план налета, он вчера вечером знакомился с местом. Вот и наткнулся на заброшенную стройку.
    Граф улыбнулся, вспомнив, как всполошились двое бомжей. От них он и узнал, что стройка прервана на некоторое время, а начал ее один из московских тузов для своей старушки матери. Бомжи оказались на удивление информированными. Они знали даже имя и фамилию пензенского товарища московского гос­подина. Он удивил их необычной просьбой съездить в Лунино и вечером вернуться. Граф жестко усмехнулся. Он бы убил обоих бичей, так же как и Зубра, но теперь все изменилось. У него в запасе оставалось чуть более суток. Раньше уголовка не успеет получить проверку на пули.
   Увидев, что пассажиров в автобусе двадцать три и рядом с ним никто не сел, Филимон остался доволен. Завтра он будет в Саратове. Два дня на изучение распорядка майора Зимина, который наверняка эти дни будет выяснять, почему взорвалась машина с его людьми. Поудобнее устроившись в кресле, Филимон закрыл глаза. В Москву возвращаться тоже нет смыс­ла. Задание он не выполнил, пчеловод жив. Обычно Филимон не допускал брака в своей работе, но убий­ством Адама он перечеркнул это дело. Сейчас глав­ное — не дать Зимину вычислить его. Что будет де­лать дальше, он не знал. Да это и не беспокоило. В услугах убийц нуждались во все времена.
   Феоктистов сидел на кровати и внимательно рас­сматривал фотографии. Отложив последнюю, покачал головой, усмехнулся.
   —    Что скажешь? — спросил сидящий за столом Басов.
   —    А что эксперты? — повернулся к нему капи­тан.
   —     И время смерти, и позы, и раны, совпада­ют, — недовольно ответил подполковник. — Кроме ранения в спину. Нож вошел как бы сверху. При ударе, сам знаешь, рана колотая.
   —    А свидетели? — спросил Феоктистов.
   —     Все поют в унисон, — буркнул Басов. — По­этому я им и не верю. Они будто выучили сказку о добром молодце, погибшем от предательского удара в спину. Тем более эти трое, которых он убил, из его же команды.
   —    А что насчет тройки наймитов? — спросил капитан.
   Подполковник взорвался:
   —    Ты же нам трупы подарил! Пальчики говорят, что все трое сидели и не по разу. Двое из Воронежа. Один беглый. Он семь месяцев назад из Горьковской колонии сбежал. Раньше все были в крытой, в Ново­черкасске. Там и познакомились, видно, — он вздох­нул. — К кому и зачем приехали и как вообще попа­ли в Саратов, установить не удалось. А ведь где-то они жили. Побритые, выглаженные. Ни документов, ни денег. Черт их знает, где они торчали! — раздра­женно сказал Басов. Покосившись на Феоктистова, недовольно сказал. — А ты пацана того, участкового, в свои игры зря затащил. Пришили бы его, и все. Тебя-то ни пуля, ни нож не берут. Я имею в виду до смерти, — вспомнив о недавнем ранении капитана, поправился он.
   —     Надеюсь, вас это не очень огорчает? — засме­ялся Сергей, и тут же серьезно продолжил. — А что касается Васьки, так он из тех, кто не за квартирой в милицию пришел. И в детстве его не колотили, как многих из тех, кто теперь с дубинкой ходит. Ведь согласитесь, Валентин Павлович, — он рубанул воз­дух рукой, — многие идут в милицию только потому, что считают: наденут форму, и все, никто их пальцем не тронет. Вы же видите, кого сейчас набирают. Не­домерков полно. Идет по вокзалу метр с шапкой и дубинкой помахивает. А уж насчет того, что руки греют, — сплошь и рядом. Если раньше милицию преступники хоть немного, но боялись, то сейчас чихать они на нас хотели. А работяги, — с горечью сказал капитан, — презирают и чуть ли не в след плюют. Мол, только и умеете, что с пьяными воевать. Ведь нас по тем, кто с дубинками ходит, оценивают. Если раньше и в кино,ив книгах милиции, можно сказать, оды пели, то сейчас, — шумно выдохнув, он махнул рукой. — И что обидно — во многом правы те, кто нас взяточникамии пособниками преступни­ков называет. Действительно, дерьма развелось нема­ло. Но и обидно! Сколько наших парней гибнет. А постовых сколько кладут! Только за то!, что у него пистолет взять можно...
   —    Ты чего разошелся? — спокойно прервал его Басов. — И насчет постовых ты прав, и насчет дерь­ма. Но ведь делаем мы что-то! Если бы не было нас, вообще бы хана пришла. Ведь даже при этом самом недомерке с дубинкой не ограбят и даже не ударят этого же самого работягу. Конечно, хреново, что гря­зи сейчас в органах по самое некуда, но, согла­сись, — он взглянул капитану в глаза, — большинст­во все же дерутся с этими крутыми парнями. Они же, суки, и одеваются, и даже говорят не по-нашему. Нахватались слов с видиков... Но что-то мы с тобой, как на политзанятии. Давай лучше думать, что далее делать. Пока проигрываем мы Зяблову во всем. И знаешь, — вздохнул Басов, — лично я даже доволен, что ты эту троицу холодными оставил. Так что? Пол­учили бы по червонцу, и в дом родной. А там сейчас и патлы отращивают, видики японские, и передачи мешками. Сказать они нам бы все одно ничего не сказали, — посмотрев на заулыбавшегося капитана, нахмурился. — Но это вовсе не значит, что задержан­ных нужно с ходу на вскрытие отправлять.
   —    Итак, против Зяблова у нас ничего, — по­спешно перевел разговор Сергей.
   —    Он что-то Иринку побаивается, — сказал Ба­сов. — Все печется о ней, гнида. Мне Чернов, врач, говорил. Мол, Зяблов и о психдиспансере в Москве договорился, и вроде даже хотел бы ей и дома у себя все условия создать. Что-то она знает, — сказал под­полковник.
   —    Оно понятно, — сразу согласился Феокти­стов. — Ведь просто так не стала бы Вера Николаев­на в него стрелять. А с вами-то что решили?
   —    Мог бы и пораньше спросить, — упрекнул Басов. Сергей виновато опустил глаза. — Да скорее всего проводят с почетом на пенсию, — недовольно проговорил подполковник. — А может, оно и к луч­шему. Я тогда с Зяблова не слезу, — его небольшие медвежьи глаза злобно блеснули.
   —    Ваську я в деревню к бабке отправил, — сооб­щил Феоктистов, — от греха подальше. И все-таки мы правильно рассчитали, что Зяблов наймет кого-то, чтобы его убрать. Потому что с фотографами...
   —    Ты просто подставил пацана с этими фотогра­фами! — недовольно перебил его Басов. — А что нам это дало? Трупы есть. Покушение было. И причину следователь в жизни не узнает. А заикнись об этом ты или я, Зяблов с ходу на нас жалобу накатает да еще и дело возбудит. И если не посадят, — он усмехнул­ся, — то за моральный ущерб мы этому сукиному сыну платить будем! — посмотрев на часы, поднял­ся. — Пора мне. А то моя с ума сойдет. Ладно бы уж думала, что я с бабенкой молодой где-то, — гулко захохотал он, — так нет, боится, что прирежут меня уголовнички. Ты вот что: сделай вид, что уехал куда- нибудь. А сам через пару деньков вернись и понаблю­дай за хоромами Константина Федоровича. Нам бы накрыть его с чем-нибудь, — мечтательно проговорил он, — с наркотой или с оружием. Вот тогда бы хана Полковнику.
   —    Да я и сам об этом думал, — сказал Сер­гей, — только расклад немного другой. Приметить бы какого-нибудь уголовничка из команды покойного Горбуна. Взять его на деле и расколоть, что он по указанию Полковника работает. И все. Организатору всегда больше дают.
   —    В общем, работай, пока ты в отпуске, — и Басов пожал ему на прощанье руку.
   Сделав глоток, Зяблов недовольно посмотрел на молодую женщину.
   —    Послушай, Тося, — поставив стакан, сказал он. — По утрам я не пью сладкий кофе. Неужели так трудно запомнить?
   —    Но Зинаида Владимировна, — виновато про­говорила женщина, — всегда...
   —    К черту тебя вместе с Зинаидой! — заорал он. — Она уже в могиле!
   Зяблов с размаху бросил стакан на пол. Взвыв, затряс обоженной рукой. Кофе попал на кисть.
   —    Я сейчас, — испуганной ахнув, Тоня броси­лась к отделанному серебром подвесному шкафчику, достала аптечку. Задрожавшими руками вынула пузы­рек со светлой мазью. В дверях появился привлечен­ный стонами Зяблова Рахим. Бесшумно подошел к кровати. Легким толчком в плечо отстранил Тоню.
   —    Ошпарил ладонь, — потрясая рукой, дуя на пальцы, промычал Константин Федорович. Осмотрев немного покрасневшую кожу, Рахим спрятал в узких глазах усмешку, достал из-за пояса пузырек и выда­вил на ладонь каплю густой темно-бурой мази. Кривя рот, кусая губы, Зяблов с испугом наблюдал за ним.
 
   Рахим осторожно растер мазь на покрасневшей коже и молча пошел к двери.
   —    Завязать? — спросила его женщина. Он отри­цательно покачал головой. В комнату вошел Шугин. Забыв о руке, Зяблов вопросительно посмотрел на него.
   —    Не было его в деревне, — сказал Шугин.
   —    Черт бы вас побрал! — заорал Константин Федорович. — Не можете найти пчеловода! Ждете, пока он милиции номер сообщит? Знаю я, — забыв об ожоге, сложил обоженные пальцы в кулак и погро­зил им. — Спите и видите, когда меня в кутузку упрячут!
   На лице Шуги не отразилось ничего, Он привык к подобным выступлениям шефа. Вспомнив о руке, Зяблов страдальчески сморщился.
   —    Участкового тоже нет, — не услышав продол­жения, проговорил Шугин.
   —    Послушай, Феликс, — процедил Константин Федорович, — как это нет? А где он? Куда испа­рился?
   —    К его родителям заходить опасно, — сказал Шугин, — они о нем вообще говорить не хотят ни с кем. Особенно после того, как на него...
   —     Найдите участкового! — перебил его Зяб­лов. — Из-под земли достаньте! И немедленно оты­щите пчеловода! Может, он уже номер сообщил? — с внезапным испугом предположил он. — Тогда все. И Касым...
   —    Касым и его команда перебиты, — вежливо перебил его Феликс. — Их сделал кто-то.
   —    Что? — встревожился Константин Федоро­вич. — Откуда ты это знаешь?
   —    Зимин просил передать.
   —    А Генка где? — немного помолчав, спросил Зяблов.
   —    Бабки повез свидетелям драки Горбуна с трои­ми пьяными, — усмехнулся Феликс.
   —    Там все нормально? — спросил Зяблов. Шугин кивнул.
   —    Ну а с тобой что? — баюкая правую руку, спросил Константин Федорович.
   —    Да вроде все нормально, — засмеялся Фе­ликс. — Прокурор, правда, сука, все на чистосердеч­ное фалует. Я, как вы советовали, его пугаю, мол, жалобу напишу и будешь мне за моральный ущерб платить.
   —    Подействовало? — самодовольно улыбнулся Зяблов.
   —    Еще бы, — кивнул Шугин и, сразу сделав­шись серьезным, нерешительно начал. — Я, собст­венно, это... — поморщившись, вздохнул.
   —    Что такое? — заволновался Константин Федо­рович.
   —    Да я Ивачева, прокурора...
   —    Ты думаешь, я фамилию прокурора не знаю? — зло спросил Зяблов.
   —    Вот я говорю, —заторопился Шугин, — я его в больнице встретил. У меня маман там лежит...
   —   Да черт с ним, кто у тебя там лежит! — заорал Константин Федорович.
   —    Она нервы лечит, — продолжил Феликс.
   —    Что? — поразился Зяблов. — Ивачев был в больнице у Ирки? Что же ты сразу не сказал?
   —    А что изменилось бы? — услышал он голос вошедшего Зимина. Повернувшись, Зяблов молча ус­тавился на него.
   —    В больнице что-то происходит, — усаживаясь в кресло, буркнул майор. — Ивачев туда по два раза в день заходит. Копает он под тебя, — он взял со стола банку пива. — Оно постоянно холодное, как это?
   —    Меняют каждый двадцать минут — маши­нально ответил Зяблов, потом, опомнившись, спро­сил. — Чего он хочет?
   —    Твоя сестренка, шалава покойная, — майор открыл банку, — своим выстрелом подтвердила свое же заявление об организации убийства своего сына. И прокурор надеется получить подтверждение от жены твоего племяша.
   —    Подожди, — взволновался Константин Федо­рович, — что она может сказать? Ведь даже в заявле­нии...
   —    Там нет ничего существенного, — не дал ему договорить майор, — но тем не менее тебя арестовы­вали. Вы поторопились с убийством жены Возникова. А потом и его зря...
   —    Ты хотел сказать «мы», — поправил его Зяб­лов.
   —    Именно так я и сказал, — немного помолчав, буркнул майор. — К тому же покушение на участко­вого.
   —    Черт возьми! —вспылил Константин Федоро­вич. — Но ведь это была твоя идея!
   —    Я хотел задержать убийц участкового, но там оказался Феоктистов. Хорошо, он меня не заметил, а то бы...
   —    Так, — сказал Зяблов. — Что будем делать?
   —    А это уж вам решать, — покосившись на Шугина, пробормотал майор. — И вот еще что: не делай из меня советника. Ты просто иногда платил мне за кое-какую информацию, и...
   —    Вот ты как заговорил — удивился Константин Федорович, — но никак запамятовал наш недавний разговор, ведь дорогу до Саратова брат Касыма под твоим присмотром проехал. Сам же говорил...
   —    Выйди! — рявкнул майор Шугину.
   —    Он останется, — спокойно возразил Зяб­лов, — потому что, майор, все мы, в том числе и он, одним дерьмом измазаны. А что касается инфор­мации, — он усмехнулся, — стоит мне кое-что из твоих...
   —    Хорош! — вскакивая, крикнул майор. — Ты никак меня пугать вздумал?! А если...
   —    Вот чтобы не было этого, — твердо прого­ворил Зяблов, — нам с тобой и надо решать, что делать. Ведь у тебя опыта в таких делах поболее моего.
   —    Все упирается в пчеловода, — немного успо­коившись, буркнул Зимин. — Хорошо еще, что твоя сестренка не написала в заявлении о пасечнике. А то бы уже все, — он провел ребром ладони по горлу, — на нарах бы куковали. Надо кончать пчеловода. А иначе...
   —    Как ты думаешь, —спросил Константин Фе­дорович, — почему она о нем не написала? Ведь он был у нее. Почему же она не...
   —    Да ты никак жалеешь о том, что она не упомя­нула Волошина, — засмеялся майор и тут же серьез­но сказал. — А не написала она о нем потому, что пожалела. Ведь поняла: он о номере не сообщает потому, что напуган до смерти. Жену и дочь убили, потом мать. Самого чуть не прибили. Потом стрельба в доме. Но сейчас он, опять-таки из страха, может в милицию пойти. Если уже не пошел. Впрочем, я бы знал. В общем, так, — он посмотрел на Шутина. — Пчеловода убрать. Участкового, этого Ваську Корови­на, не ищите. Он нам сразу не нужен был. Просто Горбун хотел за своего кореша рассчитаться. И еще, — он повернулся к Зяблову.—Ты должен знать все о вдове своего племянника, потому что пока она в больнице, ничего страшного нет. Но Ивачев не зря туда похаживает.
   —    А что произошло с машиной? — спросил Зяб­лов. — Установили из-за чего взрыв?
   —    Кто-то их подорвал, — сумрачно ответил май­ор. — Хорошо, что напомнил. Надо все-таки узнать у этой самой Рубецкой об убитом в доме пчеловода призраке. С кем он был, на кого работал.
   —    А о Богунчике, — спросил Константин Федо­рович, — ничего нового нет?
   —    Да я же говорил, сам он сдох.
   Нестарая, но совершенно седая женщина вышла из автобуса и беспомощно осмотрелась.
   —     Извините, — обратилась она к прохоже­му. — Вы не подскажете, как мне найти дом номер десять?
   —    Какая улица? — остановился он.
   —    Ой, — смутилась женщина. — Извините. Улица Калинина.
   —    Вон туда, по переулку. Там и есть Калинина. Выйдете к гастроному и вправо. Тут недалеко.
   —    Большое вам спасибо, — облегченно вздохнув, поблагодарила женщина.
   —    Да не за что, — улыбнулся он. — Вы, навер­ное, приезжая?
   —    Да, в Саратове впервые.
   —    Видите, Петр Аркадьевич, — закрывая дверь палаты, вздохнул врач. — Она в постоянном напря­жении. Постоянно чего-то боится. Все время плачет. Ее вчера осматривал гинеколог. Слава Богу, плод развивается нормально. Но если...
   —    Я понимаю, — перебил его прокурор, — и написал человеку, которому Ирина наверняка пове­рит. Кто он, не спрашивайте, — Ивачев виновато улыбнулся, — и постарайтесь понять меня пра­вильно.
   —    Вы, как говорится, от чистого сердца може­те поделиться с кем-нибудь из своих коллег, но у Зяблова, к сожалению, везде есть глаза и уши. А я бы не хотел, чтобы Константин Федорович узнал об этом.
   —    Что?! — крикнул в радиотелефон побледнев­ший Зяблов. — Что ты сказала?!
   —    Я никогда не была с вами на «ты», — услы­шал он холодный голос Валентины, — и поэтому попрошу обращаться ко мне соответственно.
   —    Но послушай, Валюта, — заискивающе начал Константин Федорович — ведь...
   —     Больше не звоните, — перебила его Вален­тина.
   —    Я знаю! — закричал он. — Ты никак- не мо­жешь простить мне... — услышав гудки отбоя, с ру­ганью отбросил радиотелефон. — Редин мертв, — вытирая внезапно вспотевший лоб, пробормотал он. — Отчего он умер? Тварь, не могла сказать! — он быстро встал. Забыв о руке, торопливо надел спортив­ный костюм. — Рахим! — крикнул он. Тот тут же вошел. — Усиль охрану! — приказал Зяблов. — Кто- то занялся нами, — с тревогой добавил он, — Касыма убили, Редин труп. Усиль охрану!
   Рахим кивнул и выжидательно установился на хо­зяина.
   —    Все, — махнул рукой Зяблов. Рахим выскольз­нул из комнаты.
   «Кто же Редина убил? — бился в голове Констан­тина Федоровича вопрос. — Неужели из-за этого? — он вздрогнул. — Точно. Редин послал людей или купил кого-нибудь, чтобы с Касымом покончить, а тот, в свою очередь, в Москве кого-нибудь нашел. Но тогда и до меня добраться могут, — сняв вспотевшие очки, протер их. — Но ведь никто не знает, что я оплачивал дорогу. До Саратова их вел Зимин. Но платил-то я. А если поймут, что это я их по той дороге направил? Впрочем, уже поняли бы. Да и всегда по ней ездили, — успокоился он. — Но что же там случилось? А может, у Ивана инфаркт? Сердце-то у него слабое, больное было. Ну ладно, — вздохнул он, — сейчас главное, чтобы пчеловод этот номер милиции не сообщил. А то Федьку возьмут, и он сразу расколется. Да и Зимина если прихватят, он меня с потрохами сдаст. Так что сейчас главное — Волошин».
    —    Здравствуйте, — мягким движением прокурор приподнял руку седой женщины и коснулся ее гу­бами.
   —    Спасибо, что приехали, — начал он, — пони­маете...
   —    Что с Иринкой? — перебила его женщина. — Где она? Что с ней?
   —     Бога ради успокойтесь, — Ивачев смешал­ся. — Я вам все объясню, и вы сами решите, что лучше сделать. Потому что...
   —    Но я могу увидеть ее сейчас? — спросила она.
   —    Я вам все расскажу, — повторил Ивачев, — проходите.
   Он помог женщине снять жакет.
   —    Честное слово, — смущенно проговорил он, — я бы вас не узнал. Мы, конечно, раньше не встреча­лись, — отвечая на ее удивленный взгляд, добавил он, — просто я считал, что вы гораздо старше.
   По губам женщины скользнула легкая улыбка.
   —    Извините, — окончательно смутился он," — вы выглядите...
   —    Ради Бога, Петр Аркадьевич, — серьезно по­просила она, — давайте говорить о том, ради чего вы меня вызвали. Что с Ириной?
   —    Димка! — выглянув из вагончика, крикнул дядя Степан. — Иди обедать. Потом все сделаем!
   Волошин взял дымарь и неторопливо пошел к вагончику.
   —    Дядя Степа, — сказал сидевший за столиком рослый парень в тельняшке, — чего он в милицию-то не идет? Ведь, как я понял, номер какой-то машины он вспомнил. Может, как раз...
   —    Ты это, Петька, — бросив взгляд на дверь, торопливо проговорил Степан, — не суй свой нос куды не надо! Он после того, как жену с дочкой вбили, из милиции почти не вылазил. И что? Да ни хрена и луку мешок! Потом к нему домой приехали и мать вбили. Она его от пистоля закрыла. После этого он снова по милиции ходил. И тут снова чуть его не вбили. Хорошо, он у нас ночевал. И вот что, Петька, — увидев, что Дмитрий подходит, он понизил голос, — не толкуй с ним об этом. Не береди ты ему душу.
   —    Менты, — сказал Игла сидящему рядом Федору.
   —    Да и черт с ними, — равнодушно выплюнув в открытое' окно окурок, ответил тот. — Все жить хо­тят, — он с усмешкой достал бумажник.
   —    Но здесь обычно менты не стоят! — встревоженно сказал Пират.
   Подъезжая к милицейским «жигулям», рядом с которыми стояли трое в милицейской форме, води­тель выключил скорость, и автомобиль начал сбавлять ход.
   —    Жми! — выхватывая пистолет, заорал Пират. Увидев чуть впереди выскочивших из лесополосы двоих парней с автоматами, Федор завизжал и мгно­венно сполз вниз. Игла выставил перед собой «узи» и нажал на курок. Визжа покрышками, «жигули» раз­вернулись. «Милиционеры» стреляли из пистолетов. Один из выскочивших из лесополосы парней непод­вижно лежал метрах в двух от дороги. Второй, зажи­мая ладонью пробитое пулей плечо, бежал обратно. Ткнув в заднее стекло стволом автомата, Игла нажал на курок. Рядом с ним просвистели две пули. Води­тель вскрикнул и ткнулся лицом в баранку. Пират выстрелил два последних патрона из «макара», схва­тил руль.
   —    Сам, — простонал водитель. Руку Пирата рас­порол свалившийся сверху острый кусок расколотого пулей зеркальца. Пронзительно кричащий Федор об­хватил голову руками. Игла, матерясь, менял уже тре­тий рожок. Пират слизнул кровь, выщелкнул обойму, вставил другую и начал стрелять через разбитое за­днее стекло. За их «жигулями» неслись «милицей­ские» и чуть приотставший от них «вольво». Мотая головой, стряхивая на плечо капли крови из простре­ленного уха, водитель уверенно вел машину. Заложив крутой вираж, «жигули» свернули налево.
   —    Ты куда? — заорал завалившийся на дверцу Пират.
   —    Там пост ГАИ! — крикнул водитель.
   «Милицейские» «жигули» и «вольво» резко оста­новились, раздалось несколько выстрелов, а потом обе машины развернулись и умчались.
   —    Тормози! — крикнул Игла.
   —    Сейчас за поворот зайдем, там ни гаишникам, ни им нас видно не будет.
   —    Кто это? — меняя обойму, спросил Пират.
   —    Хрен их знает, — вытирая лоб, буркнул Игла.
   —    Разберемся, — бледный Федор поднялся, на­конец, с корточек.
   —    Знали, где поедем! — сказал Пират.
   —    Блоха не знал, — ответил Игла.
   —    Чего делать-то? — спросил обоих Федор.
   «Жигули» остановились. Водитель, приложив но­совой платок к надорванному уху, ожидал, что решат пассажиры.
   —    Надо бросать тачку и в столицу, — предложил Игла. — На ней нас с ходу мусора тормознут.
   —    Ясное дело, — согласился Пират. — Она в дырах вся. Как нас никого не подстрелили.
   —    Мне плечо правое задели, — Игла, морщась, снял куртку. Разорванный у плеча короткий рукав набухал кровью. — Вскользь прошла, — отметил он.
   —    Меня подстрелили, — со стоном проговорил Федор. Открыв дверцу со своей стороны, мешковато вывалился на обочину. Пират подскочил к нему.
   —    Спина, — замычал Федор. Пират увидел вспо­ротый пулей пиджак.
   —     Короче, так, — решил он. — Тачка твоя, Фе­дор. Пусть Игла с пушками электричкой мотает. Мы на машине вперед. До поста ГАИ. Мол, так и так. Обстреляли какие-то суки. И место покажем то, на котором нас прихватили.
   —    Не попрет, — надевая куртку, сказал Игла. — Мы там по крайней мере двоих положили. Их, навер­но, приятели забрали. Но менты сразу увидят, что мы из машины тоже стреляли.
   —    Делайте что-нибудь, — простонал Федор.
   —    Давай вон туда, — Пират махнул рукой на небольшую деревню метрах в ста от трассы. — Най­дем телефон, Вальке позвоним.
   —    Поехали, — кивнул Игла. Пират помог Федо­ру сесть в машину.
   С треском положив трубку, Ждан выругался. — Что случилось, Миша? — спросила лежащая на кровати молодая женщина.
   —    Я на некоторое время уеду, — сказал он. — Если кто будет интересоваться, скажи, что уехал в Питер. А их Питера звякнут, скажи, что укатил к матери в деревню.
   —    А куда ты едешь? — промурлыкала она.
   —    Тебя это не касается!
   Он быстро оделся, сунул за пояс сзади пистолет и вышел из комнаты.
   —    Слон! — крикнул он. Из дверей кухни вышел крепкий молодой мужчина.
   —     Кого ты послал? — зло спросил Михаил. — Двоих хлопнули и ушли. Феденька с приятелями, — он смачно выматерился. — А все Федьку придурком считают. Сейчас звонили по сотовому.
   —    Ни хрена себе, — удивился Слон.
   —    Вот тебе и уха из петуха, — сказал Ждан. — Сейчас за мной начнут парни Носорога охотиться. Или Валька, сучка, кого-нибудь со стороны купит. Я исчезаю на несколько дней.
   —    А почему именно за тобой? — не понял Слон. — Скорее всего на тульских думать будут. Ведь напали на них там. Мы...
   —    Тульские навалились бы в Московской обла­сти. Да и не пойдет никто на это. Деньги Блохе везли. А он — фраер перекрученный, у него связи везде. А Валюха может докумекать. Прижмет Анку, и все. Она меня с потрохами сдаст. Ты-то уши не ломай, — заметив напряженный взгляд Слона, усмехнулся он, — это мои проблемы. В общем, пока бери руль. В Солнцево... — от сильного удара в живот согнулся. Слон сцепленным в замок руками рубанул его по шее. Ждан ткнулся лицом в пол.
   —    Ты чего? — выглянула на шум женщина.
   —    Звони Вячику, — заломив безвольные руки Ждана за спину, Слон быстро обмотал их крепким шнуром. — Как появятся у него «гориллы» Ждана, пусть кончает.
   —    Да ты что, — испуганно воскликнула она, — одурел? Бурят с тебя шкуру спустит.
   —     Бурят спасибо скажет, — поднимаясь, усмех­нулся Слон. — Я Вальке Рединой отдам этого при­дурка. А Бурят давно хочет с кем-нибудь из частных банкиров в столице связь заиметь.
   — Ты чего? — увидев, что Валентина волнуется, спросил Хрипатый.
   —    Сейчас Игорь звонил из какой-то деревни. На них напали. Они отстрелялись и уехали. Водитель, Юрка и Федька ранены. Машина тоже вся в дыр­ках.
   —    Кто такие Игорь и Юрка? — не понял Геор­гий.
   —    Друзья Федькины. Как говорят сейчас, крутые ребята. Игорь в морской пехоте служил, его Пиратом зовут. Юрку Иглой. Он одной время наркотики возил". И покалываться начал. Вовремя остановился. Если бы не они, Федька вообще бы ничего не смог, он ведь трус, только строит из себя супермена, — она презри­тельно улыбнулась и тут же торопливо проговори­ла. — Надо ехать за ними. А то, не дай Бог, какой- нибудь добропорядочный гражданин в милицию по­звонит.
   —    Ты сказала им, чтобы они оружие припрята­ли? — спросил Георгий.
   —    Нет.
   —    Ладно, — бросаясь к двери, он махнул ру­кой. — Где, говоришь, они?
   —    Деревушка какая-то, — она заглянула в бу­мажку.  Ждановка.
   —    Понял, — бросил Георгий.
   —    Подожди, — остановила его Валентина. — Я с тобой.
   —    Нечего тебе там Делать, — отрезал он. — А то вдруг какая-нибудь канитель выйдет. Я еще одну ма­шину с водилой возьму. Их там, как я понял, чет­веро?
   —    Да, водитель и их трое.
   —    Кто знал, что бабки сегодня повезут? — спро­сил он.
   —    Да никто, — она пожала плечами. — Я, если честно, вообще хочу все эти поставки оружия прекра­тить. Это когда отец был, я старалась взять хоть что-то в свои руки. А сейчас решила с криминалом покончить.
   —    Знаешь, сколько клиентов потеряешь? — на­смешливо спросил Георгий.
   —    Отмывание денег — вопрос другой, — спо­койно ответила она, — а я имею в виду перепродажу оружия.
   —    Я уехал, — немного помолчав, он как-то странно посмотрел на нее.
 
   Едва за ним захлопнулась дверь, в комнате пропи­щал радиотелефон.
   — Интересно, — задумчиво пробормотал Расто­гин, — кто же Туза зарезал? Сколько раз его ножом ударили? — он вопросительно посмотрел на Регину.
   —    Не знаю, — она пожала плечами, — но что не один раз — точно. Собственно...
   —    Спасибо, — прервал ее Растогин. — Можете идти и кофе, пожалуйста.
   —     Значит, Туз убит, — вслух констатировал он. — Кому же он дорогу перешел? И куда делся Зюзин? Пока он жив, я не могу начать. Зюзин все знает и может помешать. Но красноярские звонили и сказали, что второй раз его не застали дома. Жданов звонил и говорил, что Зюзин предлагал объединиться с Анной. Вот тоже негодяйка, — Павел Афанасьевич усмехнулся. Услышав легкое покашливание, поднял голову и увидел Шведа.
   —    Регина сказала, что вы велели зайти.
   —    Не велел, — поправил его Растогин, — а про­сил.
   —     Ну зачем вы так, — усмехнулся Альберт. — Не надо играть в демократию. Я работаю на вас. Если от просьбы можно отказаться, от требования хозяина, даже если оно тебе неприятно, нельзя. Как говорится, приказы не обсуждаются.
   —    А разве были какие-то поручения, которые тебе не хотелось выполнять? — быстро спросил Па­вел Афанасьевич.
   —    Зачем вы меня вызвали? — вздохнул Швед.
   —    Ты стал часто навещать Галину, — после не­долгого молчания сказал Растогин. — Можешь мне объяснить, почему?
   —    Ей тяжело, — сразу ответил Альберт. — Мо­лодая женщина с ребенком. Я просто помогаю, чем могу.
   —    Вот как? — удивился Павел Афанасьевич. — Ты говоришь о материальной помощи?
   —    Я бы помог ей и деньгами, но она даже не­большие подарки пацану берет весьма неохотно. А вы этим недовольны? — он вопросительно взглянул на Растогина.
 
   Постарайся понять меня правильно, — вздох­нул Растогин. — Галина мать моего внука. Как гово­рится, незаконнорожденного. Да, — с горечью при­знался он, — я вел себя по отношению к ней, можно сказать, недостойно. Старался унизить ее в глазах сына. Демонстрировал свою неприязнь к ней. Но видишь ли, Альберт, — покаянно сказал он, — ко мне как-то неожиданно пришло чувство вины. Я по­нял, — еле слышно, со слезами на глазах продолжил Растогин, — что своей заботой о сыне и погубил его. Потому что только из-за моего письма, в котором я сообщил, что Галина вышла замуж, он и завербовался в иностранный легион. Андрюша был хорошим спортсменом, но совсем не умёл воевать. Он погиб в первом же бою, где-то в Африке, — сняв очки, он дрожащей рукой достал платок и промокнул глаза.
   —    Извините, Павел Афанасьевич, — сочувствен­но проговорил Швед, — зачем вы мне это рассказы­ваете? Я знаю правду...
   —    Мне нужен Павлик, — повысил голос Расто­гин, — мой внук. Что она может дать ему? Вполне возможно, он не сможет даже получить образования. Ведь любому здравомыслящему человеку понятно: Россия стоит на пороге гражданской войны. Карабах. Молдавия. Приднестровье. Сначала о них говорили, как о горячих точках СССР. Но гюсле распада вели­кой державы, когда все республики стали самостоя­тельными государствами, что изменилось? Москва уже дважды слышала лязг танковых гусениц. Уже...
   —    Извините, Павел Афанасьевич, — перебил его Швед, — я терпеть не могу разговоров о политике. Я русский. И я верю в свою родину, в свой народ. Давайте не будем об этом. Потому что тема России неисчерпаема. Вот вы вроде как печетесь о ней, а сами готовитесь уехать в Израиль. Почему? Ведь вы не еврей. А уезжаете потому, что там сможете без всякого риска заниматься...
   —    Как ты смеешь? — возмутился Растогин. — Не тебе судить меня!
   —Я и не пытаюсь, — спокойно проговорил Швед. — Просто обидно. Ведь многие, как и вы, в чем-то выдающиеся личности, сбив начальный капи­тал, навсегда уезжают из России. Впрочем, вы правы. Не мне говорить об этом. И поэтому давайте вернем­ся к тому, зачем вы меня вызвали. Как я понял, из-за моих визитов к Гале. Вы против этого.
   —    Знаешь что, — поморщился Павел Афанасье­вич, — я терпеть не могу просить помощи. В чем бы она ни выражалась. Но в данном случае ты, именно ты, можешь помочь мне, Гале и Павлику. Объясни ей, что я хочу только блага своему внуку. Я пошел даже на то, что приму их обоих.
   —    Как мило с вашей стороны, насмешливо заметил Альберт. — Насколько я помню, Галя — мать Павлика. Тогда как вы по закону ему просто чужой дядя.
   —    Пошел вон! — закричал Растогин.
   —    До свидания, — Швед шагнул к двери.
   —    Узнай, где Зюзин, — уже выходя, услышал он голос шефа.
   — Ясно, — сумрачно произнес Зюзин. Положил трубку и кряхтя лег на спину. На загорелом мускули­стом теле выделялись ссадины и синяки. — На кой я Растогину понадобился? — проскрипел Николай. — Зачем он меня ищет? Подожди, — вспомнил он, — Ждан что-то говорил о звонке Растогину. Ну да, — он замычал и обхватил ладонью стрельнувшую резкой болью шею. После того, как его довольно убедитель­но предупредили, чтобы не навещал Галину, он от­правился к Жданову, человеку Бурята, который давно хотел пустить в столице корни. Как понял Зюзин из слов Ждана, Растогин оказывал Буряту кое-какие ус­луги и посему Бурят против него не выступит. Нико­лай и сам прекрасно понимал, что союз с Анной не даст ожидаемого результата. Но Зюзин решил, если бы Бурят пошел на это, воспользоваться отношением Растогина к Гале. То есть к ее сыну. Слава Богу, он не успел сказать об этом Ждану. Когда его основа­тельно помяли второй раз, то, отлежавшись в каком- то сквере, он пошел к секретарю Растогина Регине. Через нее Николай попытался найти Туза, но безре­зультатно. Регина обзвонила всех, у кого он мог быть. Зюзин сам осторожно позвонил Анне, которая на его вопрос зло послала и его, и Туза туда, куда обычно в гневе посылает русский человек.
   Николай, морщась, сел. Хотелось пить. Вполне возможно, что Анна сама обратится к Ждану, ведь как-никак они были любовниками. Охнув, достал из холодильника банку пепси и застыл. Его внезапно охватил страх. Кто-то избил его в его же доме. Туз пропал. А ведь меня вполне могут убить, — понял он. — Потому что если Ждан позвонит Павлу Афа­насьевичу, тот просто, прикажет, и все. «От Регины мне уходить нельзя, — решил он. — Сообщить Растогину о том, что я у нее, она не сможет, побоится. А здесь меня искать не будут», — с облегчением поду­мал Николай. Сделал несколько глотков, зло пробор­мотал:
   —    Ну, гады! Очухаюсь, мы с вами перетолкуем!
   Но когда он лег, пришли совсем другие мысли:
   «Что ты можешь, — честно признался Зюзин
   себе, — ты просто ноль без палочки. Впрочем, Анна может чего-нибудь придумать. Она не из тех, кто просто так уходит в кусты».
   Услышав звонок, Анна набросила халат и подо­шла к двери. После смерти Ивана она переехала в квартиру, которую ей оставили умершие родители.
   —    Кто? — спросила она.
   —    Степан, — ода узнала голос Носорога и от­крыла дверь.
   —    Что случилось? — всмотревшись в его лицо, спросила Анна.
   —    Да ничего особенного, — усмехнулся телохра­нитель покойного Редина. — Просто с тобой хотят переговорить.
   —   Как ты быстро сменил форму обращения ко мне, — с вызовом проговорила она.
   —    Я тебя, шалаву, всегда терпеть не мог, — ле­ниво сказал здоровяк. — А сейчас с удовольствием пристукнул бы, тебя, змея подколодная. Ведь это ты Ивана Степановича убила, сучка! — Анна поспешно отступила назад. — Собирайся, — потребовал он.
   —    Куда? — стараясь не выказывать охватившего ее страха, спросила Редина.
   —     Фролов какие-то бумаги нашел, — неохотно сказал Носорог. Глаза женщины мгновенно повесе­лели.
   —    Я знала, что он не мог оставить меня нищей! А ты, — многообещающе взглянула Анна на широкое лицо Степана, — еще пожалеешь, что так говорил со мной. Жди! Я сейчас оденусь.
   —    Где его нашли? — спросила Валентина стояв­шего в дверях кабинета молодого мужчину.
   —    В Измайловском парке. И это еще не все, — он оглянулся и, понизив голос, сказал. — Убит Боро­да. Его нашли в том же парке. Похоже, их кончили вместе. Я потому и приехал. Ведь у твоего отца не было никаких дел с Бородой, тогда как Призрак был...
   —    Во-первых, — перебила его Валентина, — ко мне нужно обращаться на «вы». Второе, — она пре­зрительно посмотрела на него, — я в твоих услугах больше не нуждаюсь. А следовательно, платить не буду. Поищи себе других хозяев.
   —    Вот как? — насмешливо изумился он. — Но ты забыла о том, что я могу кое-что...
   —    Это ты забыл, что у меня достаточно материа­ла, чтобы ты вылетел из органов и даже получил приличный срок. Вот здесь, — она достала из ящика стола толстый блокнот, — все записано. Сколько и за что ты получал деньги. Думаю, твоим коллегам будет небезынтересно ознакомиться с этим.
   —    Ах ты, сука, — шагнув вперед, мужчина про­тянул руку. И замер.
   —    Еще одно движение, — холодно проговорила Валентина, — и стреляю. Меня оправдают, — усмех­нулась она. — Я кажу, что нашла блокнот покойного отца, а тут как раз за ним явился ты и начал угро­жать. А затем попытался убить меня. Все это подтвер­дят.
   —    Ты не можешь так, — нервно сказал он, — я был другом твоего отца.
   —    О мертвых плохо не говорят, — сказала Ва­лентина, — но он был редкой сволочью. И я знаю, что объединяло вас — стремление сделать свою жизнь лучше за счет страданий других. А ведь те, кого, к примеру, предавал ты, неважно, -кто они, — твои коллеги или преступники, — были честнее тебя.
   —    А ты?! — заорал он. — Ты-то кто?! Не строй из себя святошу, дешевка, — он сплюнул. В глазах Валентины вспыхнула ярость. — Ты ради того, чтобы пожить в Германии, предала свою...
   Негромко хлопнул выстрел. Захрипев, он схватил­ся за грудь. — Ты что? — падая, с усилием сказал он. — Ты...
   Валентина выстрелила снова. В распахнувшуюся дверь ворвались двое парней с пистолетами. Увидев лежащего, переглянулись и уставились на стоящую с пистолетом в вытянутой руке женщину.
   —    Валентина Ивановна, — пробормотал один. — Вы убили его. А он...
   —    Уберите, — негромко сказал она. Бросив пис­толет, села. Парни снова переглянулись, ухватили те­ло за ноги и потащили к двери.
   —    Кровь, — остановился один. — Надо обер­нуть во что-то.
   —    Сейчас принесу, — второй парень кинулся в дверь.
   — Куда прешь! — рыкнул входящий Носорог. Лег­ким толчком отшвырнул парня и остановился. — Ни хрена себе, — он уставился на труп. — Кто это его?
   —    Она, — кивая на сидящую за столом Валенти­ну, шепнул второй парень. — Он у нее несколько минут был. Потом, слышим, выстрелы...
   —    Ты привез ее? — спросила Валентина.
   —    Она внизу в машине. Говорит, чтобы Фролов спустился к ней. Она вас видеть не хочет. Радостная такая, — ухмыльнулся Носорог.
   —    Отвези ее на дачу, — вздохнула Валентина. — Скажи, что я, чтобы ее не видеть, отослала Фролова туда.
   —    На дачу? — удивился Степан. — Но там...
   —    Я сказала, отвези ее на дачу! — громко повто­рила Валентина. — И побудь там. Я к вечеру приеду!
   —    Понял, — он кивнул и быстро вышел.
   —    Носорог, — остановил его парень. — С этим- то что делать?
   —    Пока оттащите в ванную, — немного подумав, решил он. — Хрипатый вернется, придумает что-ни­будь. — Посмотрев на дверь, еле слышно спросил. — За что она его?
   —    Хрен ее знает, — так же тихо ответил па­рень. — Он пришел, говорит, Валентина Ивановна нужна. Мы спросили ее, говорит, впустите. Он у нее и был минут десять. Потом выстрелы. У нее пукалка дамская, — пренебрежительно вспомнил он оружие хозяйки, — а наповал уложила. Хорошо, пистолетик стреляет чуть слышно, а то бы...
   —    В ванную его, — выходя из квартиры, напом­нил Носорог. — Как Хрипатый вернется, сразу ска­жите ему.
   —    Не ной, — недовольно бросил Георгий стону­щему Федору.
   —    Тебе хорошо говорить, — заныл Федор. — А я, наверное, кровью изойду. Видишь, крови сколь­ко, — показал он окровавленную ладонь.
   —    Это кровь с потом выходит с перепугу, — ус­мехнулся Георгий.
   —    Да ты что?! — возмутился Федор. — Дума­ешь, я...
   —    Номера на тачках не запомнили? — не обра­щая на него внимания, Георгий спросил сидящего рядом Пирата.
   —    Московские. Один пятьдесят три...
   —    На хрен цифры нужны.
   —    В «вольво» четверо, — сказал Игла, — ив «жигуле» трое, в форме. Двоих мы зацепили. Они из лесополосы с автоматами выскочили. Если бы мы не поторопились, хана бы нам. Когда мы их увидели, «вольво» дальше «жигуля» стоял. Наверное, хотели...
   —    Ясно, чего они хотели, — буркнул Георгий. Посмотрев в зеркальце, увидел идущую в трех метрах за ними машину с пятью парнями. Удовлетворенно улыбнулся. — Ты как? — бросил он быстрый взгляд на сидевшего справа от Федора молодого парня с забинтованной головой.
   —    Да нормально, — осторожно дотронувшись до бинта, ответил он. — Меня когда по уху звездануло, я вырубился. А потом ничего. Только крови потерял, видно, много. Голова кружится.
   —    Он молоток, — сказал Хрипатому Пират. — Водит классно. На ходу развернулся. А то бы положи­ли нас. Как в поворот вписался, — восхищенно про­должил он. — Я думал, вместе с дверцей вылечу!
   —    Учился где-нибудь? — спросил водителя об­стрелянных «жигулей» Георгий.
   —    Да нет, — ответил он. — Просто отец с че­тырнадцати лет руль доверял. Он у меня гонял здо­рово.
   —    А сейчас где пахан? — спросил Пират.
   —    По пьянке утонул, — нехотя ответил па­рень. — На рыбалку пошел и под лед. Тело весной нашли.
   —    А как ты к Редину попал? — спросил Георгий.
   —    Я за угон машины три года сидел, — парень вздохнул. — Освободился, к приятелю в Москву за­ехал. А он у Носорога в команде.
   —    Ясно, — ухмыльнулся Георгий. — Красиво жить захотелось.
   —    А сам-то? — простонал Федор. — Чего же ты к отцу приперся? Надоело по малинам...
   —    Увянь! — угрожающе прохрипел Георгий. — А то враз язык проглотишь!
   Федор хотел возмутиться, но, увидев, что Пират и Игла демонстративно отвернулись, затих.
   —    Домой приедем, я тебе это припомню,— про­шептал он.
   —    Вот сука, — буркнул Георгий, увидев махнув­шего дубинкой молодого парня в штатском у поста ГАИ. — Козленыш, — притормаживая, добавил он. — Ментам на хрен не нужно, а ты останавлива­ешь.
   —     Степан! — выходя из комнаты, сердито позва­ла Анна. — Ты зачем меня сюда привез? На даче нет никого!
   —    Заглохни, — равнодушно посоветовал Носо­рог. — Нет, так будут.
   —    Что все это значит? Ты мне сказал, что...
   —    Вернись в комнату, — подступив к ней вплот­ную, угрожающе проговорил Носорог, — и не рыпай­ся, а то я тебя, стерву, пополам порву, ясно?
   —    Вы меня убить хотите! — закричала Анна. — Это Валька все! Степа, милый, — умоляюще загово­рила она, — отпусти меня. Я тебе все отдам. У меня есть деньги, машина. Хочешь, забирай квартиру. Сте...
   —    Я сказал, иди в комнату! — рыкнул он. Она с визгом вскинула руки, намереваясь вцепиться ногтя­ми в его лицо. Носорог, несмотря на свою массивную фигуру, имел прекрасную реакцию. Чуть отклонив­шись назад, поймал ее руки. Закричав от боли, Анна ударила его коленом между ног. Степан отпустил ее руки и присел. Анна метнулась к лестнице. Что-то бормоча, с перекошенным страхом и яростью лицом, взбежала на второй этаж. Бросившись влево, толкнул дверь, влетела в комнату с камином. Сидевший на ковре с игрушками крошечный мальчик испуганно закричал. Сильным толчком отбросив его в сторону, Анна схватила со стены двуствольное ружье двенадца­того калибра.
   —    Юра! — в комнату вбежала испуганная Ля­хова.
   —    Мама! — с плачем кинулся к ней мальчик.
   —    Анна! — воскликнула Антонина. Та, перело­мив ружье, сунула в правый ствол патрон.
   —    Убью! — донесся из открытой двери яростный рык с грохотом поднимавшегося по лестнице Носоро­га. Анна сложила ружье, взвела курок и. прижала приклад к плечу.
   —     Не надо! — обхватив мальчика, отчаянно крикнула Ляхова. В дверях появился разъяренный Носорог. Гулким эхом прокатился выстрел. Заряд картечи попал Степану в грудь и в правое плечу и отбросил его к стене. Снова переломив стволы, Анна протянула руку к патронташу.
   —     Беги, — подтолкнув сына к двери, Антонина бросилась к ней и цепко ухватилась обеими руками за ствол. Дергая ружье каждая к себе, женщины, тяжело дыша, топтались на месте. Анна резким круговым движением сумела вырвать ружье. Ляхова толкнула ее в плечо. Падая, Антонина нажала на курок. Грохнул выстрел. Завизжав от боли — отдача после выстрела сильно подала ружье назад, и спусковая скоба отбила ей пальцы, — Анна выпустила его. Ляхова прыгнула вперед и навалилась на нее.
   —    Это из-за тебя, он отказался от сына, — стара­ясь схватить Редину за горло, прохрипела она. — Проститутка!
   Анна с трудом удерживала тянущиеся к ее горлу руки.
   —    Мама! — отчаянно закричал остановившийся возле двери мальчик. — Мама!
   Подбежав к женщинам, ухватил слабыми тонкими ручками маму за шею. — Мама!
   —    Юра, — боясь причинить ему боль и в то же время стараясь не отпустить Редину, проговорила Ан­тонина. — Уйди.
   Анна ногой оттолкнула мальчика и подмяла Ляхо­ву. Женщины вцепились друг другу в горло. Обе чув­ствовали, что задыхаются, и через несколько мгнове­ний раскатились в стороны. Мальчик подбежал к матери, он громко плакал. Прерывисто дыша, Анна с трудом поднялась на дрожащих ногах и сделала шаг к ружью. Заметив это, Ляхова рванулась вперед и схва­тила ее за ноги. Анна упала. От рывка матери упал и мальчик. Продолжая громко плакать, он пополз к двери. Женщины с расцарапанными шеями и пеной на губах поднялись и схватились снова. Они словно танцевали медленный танец, тесно прижавшись друг к другу. Ни одна не делала попытки повалить сопер­ницу. Обе откашливались, чувствуя страшную уста­лость и просто чтобы не упасть, держались друг за друга.
   —    Там Носорог! — Валентина сердито посмотре­ла на сидящего за рулем Георгия. — Он ничего...
   —    Анна еще та стерва, — буркнул Георгий. — Она же дачу хорошо знает. А там охотничьего оружия полно. Сама знаешь, что любит она из ружья стре­лять.
   Взлохмаченные, с расцарапанными лицами и ше­ями, женщины, с трудом держась на ногах, расцепи­лись. Анну качнуло к двери. Услышав за дверью испу­ганный крик сына, Ляхова бросилась за ней.
   —    Убить меня хотели, — прохрипела Анна. Схва­тив утюг с намотанным на ручку шнуром, взмахнула им. Антонина с отчаянным криком, изо все сил толк­нула ее в грудь. Анна, заорав, ударила ее по голове утюгом и от толчка отлетела назад, сломала спиной узорчатые тонкие перила и упала вниз.
   —    Я же говорил! — услышав крик, Георгий вы­хватил пистолет и вбежал в дом. Валентина за ним. Напротив двери с неестественно вывернутой шеей лежала Анна. Из-под ее спины, которая прижимала к полу обломок перил, тонким ручейком вытекала кровь.
   —    Где Антонина? — тревожно спросила Вален­тина.
   —     Мама! — услышали они отчаянный детский крик. Георгий быстро взбежал по ступенькам. Вален­тина следом. У двери охотничьей комнаты лежала Ляхова с разбитой головой. Заливаясь слезами, маль­чик тормошил ее плечо. Подскочив, Георгий быстро проверил пульс.
   —    Врача!
   —    Врача! — повторила подбежавшая Валентина парням.
   —    Она приехала убить Юрика, — узнав их, с протяжным, затихающим стоном сказала Ляхова. — Узнала, что я Мишку убила, — сглотнув, приоткрыла затуманенные болью и предчувствием смерти гла­за. — Юру не оставляйте.
   Она дернулась и замерла.
   —    Не надо врача! — крикнул Георгий.
   —    Она подумала, что Анна хочет убить ее сына за Туза, — еле слышно проговорила побледневшая Ва­лентина.
   —    Где этот козел? — зло прохрипел Георгий. — Носорог! — позвал он. Шагнув в крмнату остано­вился.
   —    Менты! — раздался снизу тревожный возглас. Хрипатый, выхватив пистолет, метнулся к лестнице.
   —    Сюда! — позвала Валентина парней. — Ору­жие у него возьмите, — кивнула она на Георгия, — и потайным ходом уходите!
   —    Но... — не понял Георгий.
   —   Делай, как сказала! — перебила она его. — Мы с тобой только приехали!
   Федор со стоном приподнялся и вытер вспотев­ший лоб, потом коснулся тампона под левой лопат­кой.
   —    Больно, — поморщился он.
   —    Главное — живые, — подмигнул сидевший в кресле перед видеомагнитофоном Пират.
   —    Тебе все хаханьки! — вспылил Федор.
   —    Фреди, — обратился к нему рослый па­рень, — Слон приехал. Говорит, Валюха велела ему сюда их привезти.
   —    Кого? — промычал Федор.
   —    Ребятишек Ждана, которые вас обстреляли. Слон с утра звякнул ей. Оказывается, твоя маман Ждану наколку дала.
   —    Что?! — вскакивая, заорал Федор. — Я ее! — не найдя подходящего слова, витиевато выматерился.
   —    Чего с этими-то делать? — кивнул на окно парень.
   —    В подвал сук! — отрывисто бросил Федор. — Я их, гнид, медленно убивать буду, — с садистским наслаждением протянул он.
   Галя открыла дверь и отступила в сторону, пропу­ская Шведа с трехколесным велосипедом.
   —    Где мужчина? — весело спросил Швед. — Я ему транспорт доставил.
   —    Зачем? — тихо спросила Галя. — Ведь...
   —    Это мне? — с веселым удивлением спросил выбежавший из комнаты мальчик.
   —    Тебе, — Альберт поставил на пол велоси­пед. — Ты же мужчина? — серьезно спросил он. Мальчик быстро закивал. — А у настоящего мужика должен быть свой транспорт.
   —    Мама, — сказал мальчик, — можно мне на него сесть?
   —    Конечно, — улыбнулась она, — можешь даже покататься в комнате. Только не врезайся ни во что, — строго предупредила она. С радостным кри­ком мальчик, оседлав велосипед, въехал в комнату.
   —    Смотри-ка, — сказал Альберт, — умеет.
   —    Он уже давно о велосипеде мечтает, — вздох­нула женщина. — У всех, говорит, есть, а у меня нет. Все спрашивает, почему, — бросив быстрый взгляд на Шведа, она опустила голову.
   —    Мама! — весело позвал ее сын. — Смотри, как я могу!
   Она хотела сказать еще что-то, но резкий длин­ный звонок в дверь прервал ее.
   —    Кто? — смахнув передником вдруг набежав­шие слезы, спросила Галя.
   —     Милиция! — ответил строгий мужской го­лос. — Участковый инспектор старший лейтенант Трубин.
   Вопросительно взглянув на спокойного Альберта, она приоткрыла дверь.
   —    Добрый день, — показывая раскрытое удосто­верение, поздоровался участковый. — Можно? У меня к вам несколько вопросов.
   —    Пожалуйста, — кивнула Галина. — А в чем дело? — увидев на лестничной площадке нескольких людей в штатском, обеспокоенно спросила она.
   —    Вы соседа своего когда видели? — опередив открывшего рот участкового, спросил штатский.
   —    Суворов Виталий, — возбужденно проговорил вошедший в комнату подполковник Панасюк. — Кличка Граф. В свое время намутил воды. Подозре­вался в нескольких вооруженных...
   —    Это точно? — спросил Тимур.
   —    Конечно, — кивнул Панасюк. — Экспертиза установила, что пули, выпущенные при нападении на кассира и в твоих парней, — он взглянул на Гогу, — проходят по налетам, в которых подозревался Граф. Последний раз этот наган работал при нападении на кассира в Вологодской области. За что Суворов и получил пятнашку. Но недавно освобожден по поми­лованию. Его вину тогда доказать полностью не уда­лось, но тем не менее посадили. В Москве его сейчас нет. Так что это его рук дело.
   —    Значит, залетный, — задумчиво пробормотал Тимур. — На кого же он, сука, работает? — он взгля­нул на подполковника. — Связи его проверил?
   —    На Пензу выхода нет. Здесь есть три человека, которые с ним сроки мотали, но до Графа не тянут, мелкота.
   —    А второй ствол?
   —    А вот второй ствол в Пензе был, — вздохнул Панасюк. — Одного зверя из него по заказу убивали. Пули идентичны. Пистолет «магнум», калибр...
   —    Фотографию его принес? — спросил Тимур.
   —    Да, тут он только после отсидки, — достав из кармана две фотографии Графа, анфас и профиль, буркнул подполковник. — Сейчас, наверное, по-дру­гому малость выглядит.
   —    Впечатляет, — всматриваясь в худощавое лицо на снимке, сказал Тимур. — Уверенный мужик.
   —     Опасен при задержании, -—дополнил милици­онер. — Его сейчас все постовые высматривают. Гос­тиницы проверяются. Квартиры, которые сдаются, дома.
   —    А второй, значит, киллер... Интересно, — он задумчиво посмотрел на подполковника, — с чего это киллер на налет пошел?
   —    А кто его знает.
   —    Так от чего танцевать будем? — спросил Гога.
   —    А от того, что надо мужичка одного теплень­ким взять, — весело проговорил вошедший в комнату невысокий плотный человек.
   —    Журин? — удивленно посмотрел на него Ти­мур. — Ты что, в частного сыщика переквалифици­ровался?
   —     Приходится, — засмеялся тот. — Наша добле­стная милиция гусей не ловит, — подойдя к столу, взял графин с водой и сделал несколько крупных глотков. — Жарко.
   Поставив графин, ослабил узел на галстуке.
   —    Ты что-то про мужика говорил, — нетерпели­во напомнил Гога, — которого...
   —    У Натальи Рыжиковой один мужик уже почти три недели живет, — вытирая платком багровое лицо, — сказал Журин, — некто Антон Зубарев. Его недавно один мой знакомый узнал. Зубарев у него по весне пистолет отобрал «магнум», — увидев вытяну­тое лицо подполковника, засмеялся. — Он его слу­чайно увидел, проводил до хаты. А тот, оказывается, у Наташки проживает. Теперь, надеюсь, все ясно? — он серьезно оглядел всех.
   —    Что-то не вяжется, — с сомнением заметил Панасюк, — ты говоришь, всего пару недель...
   —    Я сказал, почти три, — поправил его Журин.
   —     Какая разница, — отмахнулся подполков­ник: — Не мог он за это врем подготовить дело. Да и откуда узнал о баксах, которые тебе должны были за серебро везти? Хотя, если он с Графом в паре, то Граф запросто мог это организовать.
   —    Подожди, — посмотрел на него Тимур. — Ты говоришь, его, этого Графа, посадили, можно сказать, за просто так. Дело ему доказано не было. Почему же решили, что наган его?
   —    Это предположение, — поправил его подпол­ковник. — Но все уверены, что этот ствол Графа. Тем более его в Москве нет как раз около трех недель. Все совпадает. Вот только мне не ясно, как Зубарев мог пистолет у твоего знакомого отобрать? Ведь из этого «магнума» Ки...
   —    А вот это уже не твое дело! — резко оборвал его Журин. — Вот что, — посмотрел он на Гогу, — посылай парней к Натке. Пусть берут этого субчика и на турбазу. Надо с ним побеседовать.
   —    А Наталья что говорит? — спросил Тимур:
   —    Да примерно то же самое, — усмехнулся Жу­рин. — По весне Зубарев жил у нее, потом неожи­данно исчез. И снова появился. С каким-то прияте­лем приехал. А в день ограбления вроде как ездил в Лунино. Но, говорит, не доехал. Головой на вокзале треснулся об пол, споткнулся, что ли, и упал. А кроссовки все в растворе. Помнишь, ты говорил, что омоновцы видели двух работяг на строительстве кот­теджа Юрия Николаевича? — взглянул он на подпол­ковника.
   —    Ну, — кивнул тот, — они там...
   —    Коттедж Юрия Николаевича уже четыре меся­ца как не строят, — жестко перебил его Журин. А это, — он многозначительно потряс указательным пальцем, — уже след.
   —    Да кто же про коттедж Юрия Николаевича узнавать бы стал? — ухмыльнулся Панасюк. — У него в министерстве связи. Копни и сам не рад бу­дешь.
   —    Я поехал, — решительно поднялся Гога. — Мне просто не терпится посмотреть на этого Зуба­рева.
   —    Берите тихо, — предупредил Журин, — и на турбазу. Там он все расскажет. Только бы этого Суво­рова милиция не арестовала, — вздохнул он.
   —    Да его хрен арестуют, — заверил Панасюк. — Тертый калач. На нем знаешь сколько нераскрытых числится.
   —    Интересно, — сказал Тимур, — где он сейчас, этот Граф?
   Прихрамывая и сутулясь, Граф неторопливо шел по улице. Остановившись у витрины, всмотрелся в свое отражение. Кустистая бородка и смолянисто чер­ные усы до неузнаваемости меняли его облик. Меш­ковато сидящий дешевый светлый костюм и соломен­ная шляпа делали хромающего бородача похожим на интеллигента из глубинки. Все этим он запасся еще в Москве. Граф был уверен, что его разыскивают. Он был зол на себя — допустил непростительный для профи промах. Зная, что в запасе только сутки, а потом заработает система МВД, он рано утром пошел на стройку и забрал деньги и дипломат. Поймав так­си, поехал на автовокзал, откуда хотел каким-нибудь пригородным автобусом уехать до небольшой станции и уже оттуда на товарняке покинуть Пензенскую об­ласть. По дороге таксист с его согласия посадил одну молодую довольно привлекательную женщину. Жен­щина охотно разговорилась с ним и неожиданно при­гласила в гости. И он —вспомнив это, Граф беззвуч­но выматерился, — пошел. Они выпили бутылку шампанского и, слившись в поцелуе, рухнули на кро­вать. В себя Виталий пришел к обеду, когда Таиса, так звали женщину, начала собираться в гости к под­руге. Она приглашала и его, но на этот раз Граф поступил разумно. Понимая, что потерял время и сейчас его уже ищут, зашел в нежилой дом, приклеил бороду и усы и переоделся. Сейчас он шел к Зубру. Не для того, чтобы и дальше работать парой, а чтоб отдать ему причитающуюся сумму в рублях и долла­рах.
   —    Антоша, — услышал лежащий на кровати Зубр, — иди завтракать.
   Усмехнувшись, лениво встал. Наталья стояла у газовой плиты в коротком цветастом халате. Длинные волнистые волосы, темной волной обволакивая пле­чи, спускались на спину.
   —    Я лапшу сварила, — мешая ложкой кипящее молоко, сообщила она.
   —    Какая ты клевая телка, — восхищенно сказал он. — С каждым разом все лучше и лучше.
   Подойдя обнял и коротко, но крепко поцеловал ее у губы.
   —    Потом, Антоша, — засмеялась она, — а то убежит молоко.
   —     Наталья, — отходя к столу, вспомнил он, — ты говорила, что спрашивал обо мне кто-то/ Не ха­халь твой?
   —    Да нет. Вчера вечером подруга приходила. Мы с ней к Тоньке в больницу ездили. Представляешь, — с ужасом проговорила она. — Ее ограбили! Охранни­ков и шофера убили. А там еще...
   —    Да этой хреновины сейчас полно, — не дал ей углубиться Антон. — Вот в газетах постоянно ката­ют — то там на уши кого-нибудь поставили, то там кассу взяли. Ты мне скажи кто там мной-то интере­совался?
   —    Да двоюродный брат мой, — помешивая мо­локо, ответила она, — Тарас. Он директор на этом самом заводе, куда Тонька деньги везла.
   Она говорила еще что-то, но Зубр уже не слушал.
   «Пижон с бананами, — зло костерил он себя, — ведь она ночью про это базарила. Почему, козел без­рогий, договорить ей не дал? Пес комолый!» — а вслух спросил:
   —    А чего ему треба-то? На кой ему за меня базар разводить?
   —    Да просто, говорит, ты что-то повеселела. На­верное, говорит, замуж вышла. Проезжал, мол, видел у тебя, какой-то молодец по двору гуляет...
   —    И что? — быстро спросил Зубр.
   —    Ну, я сказала, — улыбнулась Наташа, — хо­роший мужчина и человек прекрасный.
   —    Больше ничего не спрашивал?
   —    Нет, — ответила Наташа и, взяв полотенце, сняла кастрюлю. — Сейчас есть будем.
   В распахнувшуюся дверь ворвались трое парней. Навстречу первому Антон ногами толкнул табурет. Вскочил и от удара ногой в грудь врезался спиной в полку с посудой. Под грохот упавшей полки, звон бьющейся посуды и пронзительный женский крик на кухню вбежали еще двое. Двое парней, толкаясь, в тесной кухне, пинали пытавшегося встать Зубра.
   —    Заткнись! — подскочив к кричащей Наташе, один из парней рывком развернул её к себе спиной и ладонью зажал рот. Вздрагивающий от ударов Антон нащупал вилку, схватил ее и резким движением воткнул в ногу одного из парней.
   Взвыв, тот упал. Зубр поймал ногу второго, отбросил его и, навалившись на упавшего, схватил за горло. Его вскинутую руку с зажатой в кулаке вилкой перехватил третий и с корот­ким криком-выдохом ударил Зубра ногой в лицо. Зубр подхватил за ручку дуршлаг, треснул парня по колену и, вырвав руку, вскочил. Прямой удар кулаком  в челюсть свалил его снова. Двое парней подхватили потерявшего сознание Антона за руки и вытащили его на середину кухни. Наталья впилась зубами в мизи­нец закрывавшей ей рот руки. Взвыв, парень оттолк­нул ее. Боевик, которому зубцы вилки вонзились чуть выше коленной чашечки, лежал, обхватив раненную ногу и матерился. Другой, которого Зубр ударил дур­шлагом, упираясь руками в стену, поднялся.
   —    Хорош! — рявкнул он. — Берите его и ва­лим! — злобно приказал он.
   —    Убью, сучка! — заорал парень, потрясая рукой с прокушенным мизинцем и кинулся к Наташе.
   —    Не трожь ее! — остановил его старший. Испу­ганно отшатнувшаяся женщина, уперевшись поясни­цей в газовую плиту, схватила кастрюлю с лапшойивыплеснула варево в лицо шагнувшего к ней боевика. Он с криком схватился за обожженное лицои упал на одного из обернувшихся на крик парней. С громким, пронзительным криком Наташа бросила кастрюлю во второго. Тот увернулся. Воспользовавшись этим, ок­ровавленный Антон, обеими руками обхватив пятки парня, рванул на себя. Парень упал. С яростным рыком Зубр бросился на него. Парень сильным толч­ком отбросил его назад. Рванувшись к отлетевшему Зубру, старший уложил его на пол.
   —    Тише! — воскликнул вбежавший в дом Го­га. — Заткнись, — и коротко ударил в живот Ната­шу. Она упала.
   —    Уходим! — махнул рукой Гога.
   Граф остановился, достал сигарету и, прикуривая, внимательно осмотрел большой зеленый дом. Было тихо,и это ему не понравилось. Зубр не из тех, кто любит тишину. Телевизор работал бы обязательно. Граф осмотрелся. Не заметив ничего настораживаю­щего, сунул руку за пазуху, сжимая рукоятку нагана, и шагнул к воротам. В том, что милиции в доме нет, он был уверен. Группа захвата работать умеет и если бы в доме была засада, этой самой тишины не было бы. Граф подошел к калитке и  постучал палкой. Не услышав ответа, надавил на кнопку звонка. Потом толкнул калитку, вошел во двор.
   —    Хозяева! — позвал Граф. — Попить не да­дите?
   Ответом ему была тишина.
   —    Хозяева! — повторил он, подходя к крыльцу.
   —    Эй! — услышал он за спиной голос. — Какого тебе здесь надо?
   Повернувшись, увидел вошедших в калитку двух молодых парней.
   —    Ребята, — просительно сказал Граф, — вы это, попить не дадите? Уж извините, что я вот так вошел. Я и постучал и позвонил. А...
   —    Свали-ка наскоряк! — подходя к дому, пре­небрежительно буркнул один из парней.
   —    Да я  так, — стараясь выглядеть испуганным, проговорил Граф, — пить попро...
   —    Сдерни, козел, — презрительно бросил прохо­дивший мимо него первый и, дернувшись телом, хо­тел толкнуть Графа плечом. Чуть отклонившись впра­во Виталий ударил его палкой между ног, потом бро­сил сумку в лицо второго, прыгнул к нему и ударом в челюсть сбил его с ног. Обернувшись, снизу вверх по-футбольному пнул первого парня.
   «Зря», — мелькнула в него мысль. Его реакция была ответной на страшное, по лагерным понятиям, оскорбление. Носком левой ноги ударил приподняв­шегося второго парня в живот. Наклоняясь за палкой, Граф увидел у лежащего с окровавленным лицом пар­ня за ремнем пистолет. Выхватив наган, присел рядом и упер ствол в левый глаз парня.
   —    На кого работаете, сучата?! — зло спросил он.
   —    Гога послал, — открыв левый глаз, испуганно прохрипел тот. — Мы...
   —    Где мужик? — спросил Виталий. Он понял, зачем здесь эти двое. Чтобы, как говорится, замести пыль после дела. А это значит, что Зубра как-то вычислили и схомутали. Если бы Антона взяли мен­ты, все было бы ясно. Но, судя по всему, вместе с сумкой кассира они хапанули зеленые какой-то ма­фии, и он хотел знать, насколько все серьезно.
   —    На турбазе, — простонал парень.
   —    Кто навел на мужика? — спросил Граф.
   —    Не знаю. Нас Гога послал. Он...
   —    На кого Гога пашет? — прервал его Суворов.
   —    На Тимура, — боясь пошевелиться, хотя ствол, давящий на глазное яблоко, причинял сильную боль, промычал парень. Увидев, что второй парень зашеве­лился, Граф сильно ударил рукояткой нагана парня в висок. Обеими ногами вскочил на спину другого. Каблук Графа впечатался ему в шею. Голова парня неестественно выгнулась назад.
   Граф метнулся в дом. Дверь была открыта. Выхва­тив левой рукой«Макаров», с револьвером в правой, Виталий влетел на кухню. Остановившись, закатал желваки. Разломанная полка, разбитая посуда, опро­кинутый табурет и пролитое молоко у газовой плиты говорили о том, что здесь была схватка. Увидев вилку с бурыми от засохшей крови зубцами, Граф вымате­рился.
   «Скорее всего эта шалава его сдала, — решил он. — Вспомнила, как с подругой о получке говори­ла, и цынканула ей. А кассирша — дальше». Граф заволок парней в дом. Обыскав их, нашел два писто­лета. Сунул в сумку, нашел у боевиков по запасной обойме, положил их в задний карман. Пятясь задом, дошел до калитки, обрызгивая дезодорантом свои следы.
   «Надо сваливать, — решил он. — Мусора на хво­сте, да еще и новые русские охоту за мной устроили. Зубра сейчас наверняка спрашивают обо мне. Если он раскололся, то они у меня на хате уже были. Может, и сейчас торчат. На стройке тоже. Так, — Граф оста­новился и закурил. — Похоже, влип я крепенько.
    Лады. Надо пехом выбираться из города. До первой, а лучше до второй железнодорожной станции. Там в товарняк, и пару часов безвылазно. Потом...
   Здесь размышления Графа прервались: навстречу шли два милиционера. Виталий, прихрамывая, нето­ропливо двинулся дальше.
   — ...отпинали крепенько, — с усмешкой продол­жил рыжеватый сержант. — А он ни в какую. Мол, не я, и все.
   «Псина поганая, — зло подумал Граф. — С пья­ненькими у вас это лихо получается. А вот когда кого-то брать надо, а он стреляет, то тут вы пас, группа захвата под пули идет или ОМОН». И те, и другие тоже были ментами, но Граф отдавал должное рискующим за зарплату людям. Словно что-то обро­нив, по-стариковски медленно нагнулся и бросил бы­стрый взгляд назад. Милиционеры были уже далеко, Граф прихрамывая, двинулся дальше.
   — Где он? — влепив полновесную пощечину привязанному к стулу Зубру, спросил Журин.
   —    Ты, пидар, как баба бьешь! — крикнул Зубр, сплюнув кровь с разбитых губ. — Дешевка. Развяжи меня, сучара! — дернувшись, прохрипел он. — Я тебе, шкура, покажу, как бить надо!
   —    Смелый, — повернувшись к стоявшему рядом Гоге, усмехнулся Тарас.
   —     Слушай сюда, — сделав шаг вперед, Гога сильными пальцами сдавил щеки Зубра и запрокинул его лицо. — Я тебе последний шанс даю! Где твой кент? Куда дипломат дели?.
   —    Ты за кого меня держишь? — промычал Зубр. — Падло! Я вас, козлы гребаные, на зонах...
   Сильный удар в нос прервал его.
   —    Где Граф? — спросил вошедший в комнату Тимур. В налитых кровью глазах Зубра промелькнуло удивление. — Не бери на понт, гребень, — просипел он. — Я вас, козлы вонючие... — Тимур ногой уда­рил его в лицо. Стул с привязанным Зубром рухнул на пол.
   —    Чего делать-то? — нервно спросил Журин. — Так мы просто убьем его, и все. Ни фига он не скажет.
   —    Скажет, — кивнул Тимур. — Просто трогать его пока не надо. Слышь, — шагнув, он легко поста­вил стул на ножки,
   —    ты, мужик, сам подумай, — негромко проговорил он, — ты сейчас у нас. Вы не свое взяли. С получкой — это ваши дела. Но там дипломат был. Он наш, понимаешь?
   —    Как не понять, — проскрипел Зубр. — Вы мне всю плешь за этот угол проели. Но, сукой буду, — выдохнул он, — не знаю я, за что вы базар ведете. Какой-то кассир. И еще угол с баксами мне шьете. Мне чужого не надо. Что мое, то мое. А...
   —    Вы с Суворовым, — стараясь говорить спо­койно, прервал его Тимур, — напали на кассира лам­пового завода. В машине кассира был дипломат. Где он? — и, не дав ответить Антону, сразу же продол­жил. — Сам прикинь: если мы не вернем дипломат, тебе хана. Но убивать мы тебя долго будем. А Граф тем временем уедет со всем, что вы взяли. На кой тебе его выгораживать? Скажи, где дипломат. Мы тебя, если его привезут, отпустим. Получку возьмешь. И еще денег дадим. Где дипломат?
   —    Смотри-ка какой добренький, — сглотнул кровь Зубр. — Ты не из фонда защиты пенсионе­ров? — ехидно поинтересовался он. — Может, ты мне и билет возьмешь? И чуву жопастую подкнокаешь?
   —    Скажи, где дипломат, и все будет по высшему разряду. Мы тебе и документы сделаем. Отсидишься у нас. Ведь сейчас вас милиция разыскивает. Кроме того, помнишь кавказца, которого ты весной ограбил? Если мы тебя им отдадим, они с тебя с живого кожу снимут. Ведь ты киллера по голове треснул. Поверь, они этого...
   —    Не в курсе я, — громко перебил его уголов­ник, — за что ты базаришь! Не знаю я ничего!
   —    Ну что же, — немного помолчав, решил Ти­мур. — Пока мы тебя мордовать не будем. Мужик ты вроде неглупый. Подумай сам хорошенько, но если потом и скажешь, где Граф, а его там не будет, сам понимаешь — умирать будешь очень долго. Мы тебя на кусочки разрежем и собакам скормим, понял? Мо­жет, сразу скажешь, где Суворов?
   —    Да иди ты! — огрызнулся Зубр.
   —    В подвал его, — Тимур повернулся к парням у двери. — Вызовите медика, пусть его подлатает. И смотрите, — строго предупредил он, — не трогать его. Своим тоже скажи, — посмотрел он на Гогу.
   —    Вы зря Наталью сюда привезли, — недоволь­но заметил Журин.
   —    Она одному из парней в морду кипящее моло­ко с макаронами плеснула! — возмутился Гога. — Ее вообще прибить хотели! Мне кажется, это она ему наколку дала.
   —    Кажется — креститься надо, — буркнул Та­рас. — А сюда притащили ее зря! — строже повторил он. —Она все-таки моя родственница. Нужно было этого бандюгу без нее брать.
   —    Он бы, сука, стрелять начал! — воскликнул Гога. — Хорошо, что до дуры добраться не успел. Она у него под матрацем была!
   —    Где же Граф? — задумчиво пробормотал Ти­мур. — Может, он уже ушел из города? Тогда дело швах. Нам заказчики похороны устроят.
   —    Ни хрена не будет, — спокойно возразил Гога. — Тарас им серебро отдаст, и все.
   —    Ну да, насмешливо сказал Журин. —День­ги через вас шли, я их не получил. Так что о серебре и думать забудь.
   —    Но ведь тогда, — крикнул Гога, — нас...
   —    Это уже ваши дела, — спокойно перебил его Тарас. — Я вам и так подарок сделал, — имея в виду Зубарева, добавил он. — Мне-то вообще...
   —    А ты подумал о том, — насмешливо сказал Тимур, — что милиции будет очень интересно знать, почему кассир вез тебе доллары.
   —    Ты никак меня пугать вздумал? — встрепенул­ся Журин. — Или...
   —    Я просто спросил, —спокойно ответил Ти­мур. — А что до того, чтобы пугать, — он усмехнул­ся, — то это заказчики сделают.
   —    А ты этому гаду, — кивнув на дверь, в кото­рую вывели Зубра, психанул Гога, — до утра дал время. Надо Графа срочно вылавливать...
   —    Ваших придурков, — громкий голос вошедше­го Панасюка не дал Гоге договорить, — кто-то при­шил на хате Натки!
   —    Что?! — в один голос воскликнули Гога с Ти­муром.
   —    А то, что слышали! —- возбужденно сказал подполковник.
   —    Ты толком говори! — заорал Журин.
   —    Что знаю, — огрызнулся Панасюк, — то и сказал. Мне Сонька позвонила. Она договорилась вместе с Натальей к Тоньке в больницу поехать. Так вот, — он посмотрел на Артура, — она зашла к На­талье, а там все перевернуто и два трупа валяются.
   —    Я их послал обыскать дом, — пролепетал Тога. — Может, Зубр там что-то спрятал.
   —    Кретин! — зло посмотрел на него Тимур. — Надо было оставить там троих-четверых. Я же гово­рил — Граф может прийти к нему!
   —    А что Зубарев говорит? — поинтересовался Панасюк.
   —   Да ничего! — отрезал Журин. — А они ему время дают!
   Гога хотел возразить, но Тимур, усмехнувшись, опередил его:
   —    Я даже хочу ему дать возможность сбежать отсюда.
   И, отвечая по удивленные взгляды остальных, по­яснил:
   —    Он все равно ничего не скажет. А выбивать из него что-то бесполезно. Сдохнет, и все. Тогда послед­ний шанс достать Графа потеряем. Сегодня вечером он услышит разговор двоих парней. Они нас здорово полоскать будут. В общем, должен он клюнуть.
   —    Не думаю, — с сомнением проговорил мили­ционер. — Зубр трижды был под следствием. Наседок различать научился.
   —    Но это наш последний шанс достать Графа, — горячо поддержал идею Тимура Журин. — Только можно сделать все немного по-другому, — добавил он.
   Отпустив такси, Граф подошел к реке. Разулся и опустил ноги в спокойную гладь воды. Он сделал все, как хотел. Потратив около трех часов, на трамваях и пешком выбрался из города. И совершенно случайно услышал, как двое молодых людей спрашивали такси­ста, не отвезет ли он их на турбазу. О цене они договорились быстро, и такси уехало. Вспомнив слова одного из убитых им парней, что Зубра отвезли на турбазу, Виталий осторожно завел разговор с прохо­жим и узнал, что турбаза сейчас принадлежит акцио­нерному обществу «Турист». А ее директора зовут Тимур Груздев. Мужчина попался словоохотливый и знающий. Он рассказал о Груздеве. Бывший боксер, одно время занимался модным сейчас кикбоксингом. Затем создал секцию.
   —    Одна видимость, — понизив голос, сообщил Графу собеседник. — Мафия. Эти кикбоксеры рэке­том занимаются и заказными убийствами. Видишь, какую громадину отстроил, — указал он на трехэтаж­ный корпус, обнесенный высоким - бетонным забо­ром. — Турбаза была небольшой, — продолжил муж­чина, — а Груздев за полгода этот корпус отгрохал. Там сейчас одни шишкари отдыхают. Бывает, даже иностранцы приезжают. Вообще, мафия, — сплю­нул он.
   Граф купил в ларьке сигарет и пива и спустился к реке. Сейчас сидел и раздумывал над тем, стоит ли попробовать выручить Зубра. То, что на турбазе лов­кие тренированные парни, он понимал. Связываться с ними было очень рискованно, но, с другой стороны, он втянул Зубра в это дело. Граф поморщился: кожа под бородой и верхняя губа под наклеенными густы­ми усами здорово чесались. Бултыхнув ногами, Граф встал. Обулся и неторопливо пошел вверх.
   Филимон расплатился с водителем и, постукивая тростью, вошел в железнодорожный вокзал. Осмот­релся и усмехнулся.
   «Вот что значит русская провинция», — Филимон отметил грязный, местами проломанный пол и обод­ранные, со множеством надписей стены. Подошел к расписанию. До Саратова поезда не было. Это означа­ло, что придется возвращаться в Пензу.
   Он сидел в автобусе, который вот-вот должен был отправиться, и вдруг Филимон жестко улыбнулся. Он увидел человека, для которого выполнил заказ на убийство, после чего заказчик исчез, не доплатив оговоренную сумму. Филимон ждал его три дня, от­ступив от своего правила немедленно покидать место преступления, и чуть было не попал в поле зрения милиции. Он уехал из Пензы, поклявшись разделать­ся с обманщиком. И вот сейчас он увидел его. Фили­мон успел выскочить из автобуса. Остальное было делом техники — он выследил должника. Теперь нужно было подумать, как его убрать.
   —    Нет, — покачал головой плотный невысокий мужчина. — Тот другой. Такой худощавый. Лицо ка­кое-то невыразительное. С тростью. Но вроде как не хромает.
   —     Черт возьми! — недовольно буркнул Ти­мур. — Ты его куда отвез?
   —     Он на перекрестке вышел, ответил мужчи­на. — Как только «жигуль» свернул к вам, он остано­вил меня. И вышел.
   —     Значит, он ехал за вами, Игорь Васильевич, — Тимур повернулся к невысокому совершенно лысому пожилому мужчине.
   —     Признаться, меня это начинает забавлять, — улыбнулся Игорь Васильевич. — Неужели ты допу­скаешь мысль, что у меня могут быть враги, которые послали за мной какого-то кретина? плохо ты обо мне думаешь.
   —     Но тем не менее, — Тимур пожал плечами, — за вами кто-то следил. И поэтому...
   —    Я у тебя в гостях, — засмеялся Игорь Василь­евич, — и уж будь так добр, — насмешливо закончил он, — позаботься о моей безопасности.
   Услышав телефонный звонок, Басов, как будто звонивший мог его слышать, громко крикнул:
   —    Да иду! Иду!
   Поднял трубку.
   —    Это я, — узнал он голос Феоктистова. — Прибыл и готов к выполнению задания.
   Капитан говорил весело, а подполковник недо­вольно буркнул:
   —    Ты особо не радуйся. Нам нужно на чем-нибудь подловить Зяблова, а ты как будто штурмом брать его собираешься.
   —    Зяблов нервничает. У него на даче вроде воен­ный совет. Одни приезжают, другие уезжают. С утра пораньше Зимин был, — презрительно добавил он.
   —    И что? — спросил Басов. — Все знают, что они друзья. Я тоже только вернулся, в прокуратуре был. Дело прекращено.
   —     Понятно, — явно удивленный недовольным тоном подполковника, протянул Сергей. — Но вы вроде как бы не...
   —     Да ведь я знаю, что Веру убил Феликс, — кричал Басов. — А дело прекратили в отношении меня. Мол, хотел освободить женщину от рук Шугина, который пытался вырвать у нее пистолет. В об­щем, в ее смерти никто не виноват.
   Я сейчас в отпуске, а потом на пенсию, — буркнул он. Вздохнул и взял сигарету.
   — Чего молчишь? — выдохнув дым, спросил он.
   —    Не знаю, что сказать, — признался Феокти­стов.
   —    А я думаю, успокаивать меня начнешь, — вздохнул Басов и требовательно проговорил:
   —    Глаз не спускай с дачи. Тут мне информация попала: к нему не сегодня, так завтра, в общем, в течение трех дней, из Астрахани какой-то груз при­дет. Что за груз, не знаю. Но в любом случае это шанс для санкционированного прокурором обыска.
   —    Понял, — ответил капитан.
   —    Дело о двух сгоревших машинах, можно ска­зать, закрыли, — сказал подполковник. — Да это сразу понятно было. Следов вообще никаких. Воло­шин, пчеловод, тоже, видно, разуверился в нас. Рань­ше в день по два раза заходил. Потом как отрубило. А ведь я уверен, — задумчиво проговорил подполков­ник, — что он не все сказал. Иначе бы на кой черт его пытались убить, — Басов выругался.
   —    Так Волошин потому и молчит, — сказал Фе­октистов. — Он обратился к Мягкову и его убили! Тут поневоле перестанешь куда-то обращаться.
   —    В общем, так, — немного помолчав, решил Басов. —Ты продолжай наблюдение. Только смот­ри, — строго предупредил он, — не попадись! А то если боевики Зяблова не пришьют, то он на тебя такую бумагу накатает, что всю жизнь отмываться будешь. А я к Волошину съезжу. Может, просветит он меня, о чем Мягкова просил.
   —    Сколько вас не будет? — спросил капитан.
   —    Как вернусь, сразу свяжусь с тобой.
   —     Волошина в деревне нет, — сказал Клоун. — Где он, соседи не знают. Особо мы и не расспраши­вали, опасно. Деревенские сейчас только и говорят о мафии, которая Волошина хочет убить. До того дого­ворились, — он усмехнулся, — что теперь уже и пче­ловод какие-то деньги от мафии утаил.
 
   —    Это, с одной стороны, и хорошо, — улыбнул­ся Зяблов. — Сарафанное радио свое дело сделает. Если его сейчас как-то поддерживают, заботятся, жа­леют, то после таких разговоров вслед плевать начнут. И тогда он сам...
 
   —    На Басова дело прекращено! — возбужденно проговорил появившийся в кабинете Зимин. — От­правили в отпуск, а потом с почетом на пенсию!
   —     Вот, значит, как, они решили, — усмехнулся Константин Федорович. — Но ведь я могу написать жалобу в столицу. Так, мол, и так, моя сестра погиба­ет по вине сотрудника. Вернее, даже от руки...
   —     Не советую, — перебил его майор. — Тогда этим займется Москва. И уж тут-то, сам понима­ешь, — желчно улыбнулся он, — все твои связи не будут стоить и ломаного гроша. А что касается твоего московского приятеля, то он почил с миром. Случил­ся обморок, он упал и треснулся головой. Кровоизли­яние в мозг.
   —    Это точно не убийство? — быстро спросил Зяблов.
   —    Точно, — кивнул майор. — У дочери вроде какие-то сомнения были. Она на Анну грешила. Но ее теперь к суду не привлечешь, — засмеялся он и, отвечая на удивленный взгляд Константина Федоро­вича, рассказал подробности гибели Анны.
   —     Валька там была: Ну и сам понимаешь, — он оскалился в ехидной улыбке, — она теперь фигура. У нее банк свой и все остальные дела. Так что надо бы тебе с ней подружиться.
   —    Она обо мне и раньше слышать не хотела, — буркнул Зяблов, — а сейчас тем более.
   —    Из-за чего же это? — поинтересовался майор.
   —    Да так, — неопределенно сказал Константин Федорович, — не понравился я ей сразу.
   —    Понятно, — Зимин усмехнулся.
   —    Это что же тебе понятно-то? — недовольно взглянул на него Зяблов.
   —    С делом Возникова и убийством его жены все в норме, — перевел разговор майор. — Тут взяли парочку залетных. Прижали их, они и взвалили на себя убийство Возниковой.
   —    Отлично, — повеселел Зяблов. — Что же сра­зу не сказал? А что с убийством Мягкова?
   —    Тоже ничего нового, — пожал плечами май­ор. — Сработали там твои ребята отлично, не подко­паешься. Вроде и труп есть, а кому его прикле­ить... — он засмеялся. Затем, сразу сделавшись серь­езным, напомнил. — Надо с пчеловодом кончать!
    Потому что теперь Редин мертв и отмазать сынка не сможет. А тот нас сразу же с потрохами сдаст.
   —    Да помню я про это, — буркнул Зяблов. — Пчеловод куда-то из деревни съехал. Нет его нигде. Я вот что думаю, — с опаской предположил он, — не в столицу ли он отправился?
   —     Не дай Бог, — сумрачно сказал Зимин. — Тогда нам хана. А впрочем, — он повеселел, — нече­го этого бояться. Никуда он не поехал. Где-то в деревне скрывается. Ведь на него уже два раза в доме покушались. А он мужик трусоватый. Вот и прячется по знакомым. Впрочем, — майор хлопнул себя по лбу, — ведь он пчеловод. На пасеке Волошин!
   —     Но он пасеку продал, — возразил молчавший до этого Клоун.
   —    У него сосед пчел держит, — отмахнулся Зи­мин, — тот, который парней из ружья пострелял. Если его в деревне нет, он вместе с Волошиным на пасеке. А если и в деревне сосед, то Волошин все равно на пасеке.
   —    Ты понял? — сердито сказал Клоуну Зяб­лов. — Надо было самому догадаться!
   —    Константин Федорович! — в кабинет быстро вошел Феликс. — В больнице у Ирины уже сутки какая-то женщина. Ее прокурор привез.
   —    Кто такая? — быстро спросил Зяблов.
   —    Не знаю. Да и никто ее не знает. Но Ирина, говорят, ожила, повеселела. У меня там знакомая работает, — ответил он на незаданный вопрос Зяблова, — но фамилию назвать тоже не может. Главврач поселил Ирину и эту бабу в одной палате. Вроде...
   —    Узнай, кто такая, — перебил его Константин Федорович.
   —    Может, родственница какая-нибудь? — пред­положил Зимин.
   —    Она детдомовская, — возразил Константин Федорович. — Наверное, это двоюродная сестра Вер­ки, — буркнул он. — К себе, может быть, ее увезет.
   —    Это неплохо, — задумчиво проговорил май­ор, — но она в себя придет. И тогда Ивачев уце­пится.
   —    Думаешь, прокурор будет ее допрашивать? — встревожился Зяблов.
   —    Наверняка, — кивнул Зимин. — Неужели ты не понял, что копают под тебя? И будут рыть до тех пор, пока ты не рухнешь. Ведь все понимают, что твои солдатики — преступники, а твоя организа­ция — просто-напросто банда.
 
   —    Ты думай, что говоришь, — обиделся Кон­стантин Федорович.
   —    Что есть, то есть, — отрезал майор. — И поэ­тому надо срочно обрезать все концы. Ирину нужно убирать, пока не поздно. Сейчас она не опасна. Кто поверит больной? А вот когда придет в себя, наверня­ка начнет рассказывать даже то, чего и не знает. Она не будет молчать, как пчеловод. Детдомовские мало чего боятся. Тем более она потеряла мужа и свекровь. Правда, ведь она ребенка ждет. Впрочем, это и пло­хо, — тут же заключил майор. — Отца-то убил, как она считает, его дядя. То есть ты.
   —    Но это же бред! — возмутился Зяблов. — Я не...
   —    Его убили по твоему распоряжению, — пре­рвал его майор. — Хоть передо мной-то не играй в невинность, — усмехнулся он.
   —    Что делать? — спросил Зяблов.
   —    Надо узнать, кто эта баба, — немного поду­мав, сказал Зимин. — А там видно будет. Сейчас разыщите пчеловода! — он посмотрел на Клоуна. — Немедленно.
   — Доктор, — умоляюще посмотрела на врача се­дая женщина, — неужели с ней действительно так плохо?
   —    Сейчас кризис миновал, — вздохнул он, — но вот в чем дело. Если бы мы могли ее лечить в полном объеме, все было бы гораздо лучше. Но Ирина скоро будет матерью. И если лекарства помогут ей успоко­иться, то они пагубно отразятся на здоровье ребенка. Ваше появление в какой-то мере помогло ей. Она наконец-то увидела человека, с которым может гово­рить обо всем. Делиться невыплаканным горем. Я надеюсь, вы поможете Ирине прийти в себя.
   —     Вы знаете, — женщина вытерла выступившие слезы, — она и узнала меня не сразу. А когда призна­ла, обняла и долго плакала. Неужели с дядей ее погибшего мужа ничего нельзя сделать? Почему его не привлекут к ответственности?
 
   —    Все не так просто, — с сожалением развел руками врач, — милиция задерживала Константина Федоровича, но очень скоро его отпустили. Впрочем, вы, наверное, все это знаете. Петр Аркадьевич вам рассказал...
   —    Я знаю гораздо больше, чем вы думаете! — резко проговорила она. — Я имею в виду Зяблова. Что он за человек и на что способен!
   —    Вы знакомы? — удивился врач. — Извините. Вам о Зяблове, наверное, Ирина рассказала. Да, мно­гие уверены, что именно Константин Федорович ви­новен в гибели мужа Иры. К тому же ее свекровь своими выстрелами подтвердила его вину. Но самосуд считается преступлением. Существует закон, и только он может решать виновен человек или нет.
   —    То же сказал мне и Петр Аркадьевич, — жен­щина горько улыбнулась. — Но я почувствовала, что он жалеет о том, что Зяблов остался жив. А от вас я не ожидала услышать такое.
   —    Я законопослушный гражданин.
   —    Знаете, — виновато проговорила она. — Мы с вами устроили целую дискуссию о Зяблове. А ведь я здесь из-за Ирины. Что я должна делать?
   —     Она узнала вас, — врач с облегчением вернул­ся к знакомой теме. — Доверяет вам. Поэтому ничего особенного делать вам не нужно. Просто будьте ря­дом. Вы располагаете временем? — спросил он.
   —    Я не уеду, пока она не поправится.
   —    И еще одно, — врач смущенно посмотрел на нее. — Я вас поместил к себе под, другой фамилией. Так просил сделать Ивачев.
   —    Я знаю, — кивнула она. — И не стала возра­жать против конспирации. В конце концов прокурору виднее.
   —    Привет, Толик, — племянник Степана протя­нул вошедшим дяде и Волошину руку в синей роспи­си татуировки.
   —     Ну, чем порадуешь? — перешел к цели визита дядя Степан.
   —    Все путем, — заговорщицки подмигнул ему Анатолий. — Считай его обидчиков жмурами.
   —    Ты яснее говори! — разозлился дядя Степан.
   —    Я и так уж яснее некуда, — обиделся племян­ник. — Я же говорю, что с его обидчиками, с беспре­делами, которые девок порешили, разберутся. Если уже не разобрались. Я сегодня вечером точно узнаю.
   —    Не врешь? — строго посмотрел на него дядя Степан. — А то, может, зазря мы к тебе насчет этого и ходили. Деньги взял и молчишь. Чего же ты не заехал?
   —    Ну да, — усмехнулся Анатолий. — Я в разбор полез, а светиться в деревне буду. Мусора с ходу на хвост упадут. Да и к тому же еще точно не знаю, сделали тех мокрушников или нет. Вот сегодня звяк­ну в столицу и узнаю. Тебе как, — посмотрел он на молчащего Дмитрия, — фотки подогнать? Или газет­ные заметки?
   —    Какие фотки? — растерянно спросил Волошин.
   —     Ну где эти жмуриками будут, — хохотнул Ана­толий. — Ведь как-то ты должен. знать, что их сде­лали! — Дмитрий беспомощно взглянул на дядю Сте­пана.
   —    Ты смотри, Толян! — серьезно предупредил его Степан. — Чтоб никакого обману! Мьг деньгу заплатили, ты уж будь так добр... — он поморщил­ся. — Конечно, они тоже люди. Но ведь, сволочи, жену его и дочку ни за что вбили. Да и его уже два раза хотели.
   —    Теперь все, — уверенно заявил Анатолий. — Никто его больше пальцем не тронет. А чего же раньше не пришли? Давно бы уже рамс разобрали.
   —    Мне никаких фотографий не надо, — поспеш­но проговорил Волошин. — И вообще ничего не надо.
   —    Как хочешь, — пожал плечами парень. — А то, чтобы был уверен...
   —    Не надо! — уже испуганно перебил его Воло­шин. — Ничего не надо. Я верю, — дернув дядю Степана за рукав, поторопил. — Пойдем скорее.
   —    Ну, племяш, — Степан шагнул к двери, — покедова. Ежели что понадобится, заезжай. Скоро мед откачаем, флягу по-родственному выделю.
   —    Покедова, — кивнул Толик, — а за этих уши не ломайте. Их сегодня же закопают.
   — А кто хоть они такие? — тихо спросил Воло­шин.
   —    Да залетные, — пренебрежительно отмахнулся Анатолий. — Бабы.им попить не дали. Ну они и давай их мочить.
   Посмотрев на темнеющее небо, Феоктистов до­стал прибор ночного видения, дохнул на стекло и аккуратно протер его платком. Бросил взгляд вниз, на большую трехэтажную дачу Зяблова.
   «А ведь это противозаконно, — он усмехнулся, — и поэтому, капитан, никогда ты не будешь майо­ром, — обратился он к себе словами песни Высоцко­го. Устроившись поудобнее, улегся на спину. — Раньше было легче, — вспомнил он слова Басова, — малейшее нарушение —и руки за спину. А сейчас все, отошла коту масленица. Точнее, как раз для блудных котов она и началась. Не поймали с полич­ным — летай, голубь сизокрылый. Ведь сам знаешь. Уж не говоря о мелочи, о так называемых бойцах, мы почти все фамилии и клички авторитетов знаем. И что? Да ни хрена и луку мешок. Точно, товарищ подполковник. Сейчас надо брать с поличным. А ина­че такие, как Зяблов, намутив воды, умрут в бело­снежной постелии им устроят пышные похороны. А вот чтобы этого не было,яи лежу здесь с прибором ночного видения. Закону нужны виновные, а когда закон бессилен, надо незаконно выловить преступни­ка и отдать его закону, чтояи пытаюсь сделать».
   Капитан вздохнул. Работой  в милиции он грезил еще в детстве. Занимался спортом, много читал о следопытах и, конечно, о сыщиках. Как и все его сверстники, жил полнокровной жизнью. Ходил на танцы, участвовал в постоянных стычках район на район. Дрался за девчонок. Потом, отслужив в армии, морпехе, поступил в училище. Получив лейтенанта, вернулся в Саратов. Вот тогда и почувствовал, что быть милиционером довольно-таки трудно. Первые полгода он почти ежедневно думал о том, что завтра подаст рапорт об увольнении. Он понимал, что борь­ба с преступностью — довольно сложная и опасная работа. Но не мог представить, насколько она грязна. Он, улыбаясь, принимал в кабинете людей, после рукопожатия с которыми долго и тщательно мыл руки. По телефонному звонку вызывал человека, ко­торый, сообщая семье, что уезжает в командировку, садился в камеру. В народе их называли внештатными работниками милиции, в уголовной среде наседками, или стукачами. Сергей прекрасно понимал, что чело­век, который жадно пьет в его кабинете чай с бутерб­родом и рассказывает ему о том или ином подследст­венном, помогает ему установить степень виновности подозреваемого, и все же ему это было противно.
    После завершения операции, когда преступник был задержан, Сергей старался сразу же уйти, чтобы не испытывать соблазна выпустить пулю в лоб задер­жанного. Особенного когда это касалось насильни­ков. Однако брали учителя физкультуры, который из­насиловал и убил троих мальчишек. К великому удо­вольствию группы захвата, «учитель» начал оказывать весьма активное сопротивление. Его били. Били не за сломанную руку одного из оперативников и разбитую губу другого, а за застывшие в гримасе ужаса и боли лица трех мальчишек. И именно в одно из таких задержаний Сергей понял, что, несмотря на всю грязь, которая его окружает, он делает нужную людям работу.
   Капитан помнил благодарные глаза одной женщи­ны, которой они нашли похищенную дочку. И только ради этого мгновения он был готов идти на нож или ствол.
   После недавней гибели двух офицеров милиции Сергей возненавидел Зяблова. Такие, как Зяблов, убивали руками других. Такие, как...
   Услышав крик на территории дачи, Сергей припал к прибору ночного видения. У ворот стояли две «се­мерки», в которые быстро садились крепкие парни. Во дворе стояли Зяблов и Зимин.
   — Зашевелились гады, — прошептал Сергей. — Интересно, куда это они своих «гвардейцев» отправ­ляют.
   —     Валька? — испуганно удивился Федор. Она заметила это. Не отвечая, шагнула вперед, оттеснив его в сторону. Следом молча вошел Георгий. При свете увидев на руках брата окровавленные резиновые перчатки, Валентина прищурилась. Из двери, ведущей в подвал, раздался протяжный стон.
   —     Где парни, которых Слон привез? — быстро спросила Валентина.
   —    Да я это, — он попытался улыбнуться, — уз­наю у них...
 
   —     Сволочь! — воскликнула она. Быстро сбежала по ступенькам вниз. Остановившись, отвернулась и, зажимая рот ладонями, едва не сбив с ног опустивше­гося следом Георгия, бросилась наверх. Хрипатый увидел лежащего на спине окровавленного человека. Его растянутые в стороны руки и ноги удерживали крепкие веревки. Рот лежащего был заткнут куском полотенца. На животе мужчины стоял утюг. Из-под него еле выбивался темный дымок. Остро пахло пале­ными волосами и горелым мясом.
   —    Молчит, — услышал Георгий за спиной ехид­ный голос Федора и, не поворачиваясь, локтем уда­рил его в живот. Федор согнулся. Тогда Георгий, резко вскинув ногу, ударил Федора в лицо.
   —    Ты чего?! — рванулся к нему выскочивший из двери справа Игла. За ним Пират. Словно натолкнув­шись на что-то невидимое, оба замерли.
   —    Еще шаг, — прохрипел Георгий, — получите по пилюле.
   —    Сволочь! — зло проговорила спустившаяся Валентина. — Да освободите вы его! — почувствовав запах; приказала она. Пират и Игла, мешая друг дру­гу, развязали лежащего. Где второй?
   —    Там, — мотнул головой Пират на дверь. — Он еще с ним не начинал.
   —    Вызовите врача, — Валентина, закрыв рот платком, быстро поднялась наверх.
   —    Зачем Слон привез этих? — догнав ее, спро­сил Георгий.
   —    Он Ждана убил, — нервно закуривая, ответи­ла Валентина. — И слышал, как он об Анне говорил. Вот я...
   —    Значит, хорошо, что все так с ней получи­лось, — перебил ее Георгий. — А то бы ты ее убила.
   —    Хватит тебе, — она помотала головой. — Я до сих пор в себя не приду из-за Пахомова.
   —    С ним полный ажур, — сказал Георгий. — Найдут мусора хладный труп своего коллеги, и, по­верь, многие спасибо неизвестному убийце скажут, потому что наверняка знали, что он и нашим, и вашим. А это ни мы, ни мусора не приветствуют.
   —    Думаешь, милиция не будет заниматься этим делом? — помолчав, спросила она.
   —    Заниматься будут. Им за это бабки платят. Но, повторяю, все будет в ажуре. Меня больше другое беспокоит.
   —    Что именно?
   —    Сын Ляховой, — услышала она неожиданный ответ. — Ведь теперь пацан по детдомам пойдет. А там, — Георгий мотнул головой, — не сахар. Тем более, он все-таки знал мать. И какой никакой, но отец тоже был. И вдруг сразу оказаться сиротой, — поморщившись, он выругался.
 
   —    Жора, — тихо спросила она, — я давно хотела спросить, почему ты так на меня смотрел тогда, ну, помнишь, — он смешалась, — когда я к Ляховой Носорога отправила. И там тоже. Почему?
   —     Если честно, — смутился он, — я думал, ты жесткая баба и интересует тебя в жизни одно — деньги. И как-то неожиданно увидел, что ты способна волноваться за других. Ведь ты... — он замолчал.
   —  Продолжай, —попросила Валентина. ~
   —    Ты вложила деньги в банк Растогина, — про­хрипел он, — а сама хотела нанять Графа, чтобы он его ограбил. И поэтому...
   —    Это я говорила папуле, — усмехнулась она. — А Граф мне нужен был совсем для другого. Впрочем, теперь это уже не,важно. Но я все равно хотела бы встретиться с ним. Ты не узнал, где он?
   —    Узнал, — Графа разыскивает милиция по по­дозрению в совершении вооруженного ограбления кассира в Пензе. Есть убитые. Так что теперь ему хана. — На хате у него уже мусора.
   —    Граф совершил ограбление в Пензе? — спро­сила она. — Откуда ты это узнал?
   —     Пахомов сообщил, — усмехнулся Георгий. — Да и мусор один намекнул. Я проверил через одного типа с большими погонами, точно.
   —    Куда этого? — спросил появившийся Пират. За ним стоял перепуганный молодой парень с огром­ным синяком под левым глазом.
   —    Это не мы, — увидев недовольство в глазах Валентины, поспешно сказал Игла.
   —    Где второй? — взглянула на него Валентина.
   —     Он того... — пробормотал Пират, — кони двинул.
   —    Черт бы вас побрал! — разозлилась она. — Что же делать? — повернулась она к Георгию. — Еще один...
   —    Вниз его, — кивнул на парня Георгий.
   Игла, подтолкнув парня стволом пистолета в спи­ну, начал спускаться с ним по ступенькам.
   —    Пристрели, — бросил Георгий выжидательно смотревшему на него Пирату.
   —    Да ты что?! — возмутилась Валентина. — Как это...
   —    А что ты предлагаешь? Отпустить? Так он сразу кентам расскажет или мусорам. И будет нам до­прос с пристрастием. Тебе-то, конечно легче, — ус­мехнулся он, — а Федору точняк крышка. Может, ты по и хочешь под сплав пустить? — спросил он.
   —    Федька мне брат, — вздохнула Валентина. — Не важно, что только по отцу. Тем более это все из-за меня. Я с Тулой о поставке оружия договаривалась.
   —    Делай его, — сказал Хрипатый Пирату. — Ночью трупы вывезете в массив. Только смотри, — предупредил он, — не оброните что-нибудь. А то пальчики мусора найдут, и сливай воду. Они сейчас в основном на этом и вылавливают начинающих.
   —     Мы свой экзамен в Саратовской области сда­ли, — ухмыльнулся Пират.
   —     Вот что я забыла! — воскликнула Валентина. Махнув рукой Пирату, Хрипатый с удивлением по­смотрел на нее. —Ведь Федька с ними, —поморщи­лась она, — там убили двух женщин на пасеке. Муж­чина, отец и муж убитых, вроде запомнил номер автомобиля Федьки. Об этом Зяблов отцу сообщил. Тот послал туда Хирурга с Тарзаном. Еще Богунчик поехал. Но Адам тоже, как отец, потерял сознание и, «ударившись обо что-то», умер.
   —    Подожди, — буркнул Георгий. — Значит, ты хочешь кого-то послать, чтобы заткнуть рот тому му­жику. По-моему, не стоит. Он бы уже давно сообщил номер мусорам. К тому же, вполне возможно, он уже труп. Ведь Зяблов там здорово измазан. По самое некуда. Так что уж он наверняка постарался.
   —    И ты так спокойно говоришь об этом! — нео­жиданно возмутилась Валентина.
   —    Начала ты, — спокойно напомнил он.
   —   Извини, — Валентина порывисто отвернулась.
   —     Надо отсюда уезжать, — Георгий посмотрел на часы. — Они сейчас будут жмуриков вытаскивать. А ты, как я понял, брезглива.
   —    Да, надо уезжать.
   —    Зачем Слон тебе привез парней Ждана? — не­громко спросил Георгий.
   —    Не знаю, — она пожала плечами. — Он по­звонил и сказал, что Ждан по просьбе Анны послал парней на перехват Федора. Видимо, решил убрать Ждана, встать во главе его группы и надеялся на мою благодарность. А может, и что-то другое.
   —    Лады, — кивнул Георгий. — Ты поезжай, а я с этими разберусь.
   —    Нет, — решительно проговорила она, — ты поедешь со мной. Пусть сами, как ты говоришь, раз­бираются.
   —    Валька, — в дверях появился Федор с распух­шими кровоточащими губами. — Меня этот...
   —    Мало, — зло сказала она. Дернув за рука Фе­дора, требовательно проговорила. — Поехали!
   Переглянувшись, красноярские снова уставились на Растогина. — Но, Павел Афанасьевич, — пожал плечами Роман, — раньше вы нам подобных заказов не давали.
   —    Какая вам разница, — недовольно проговорил Растогин. — Я как всегда, очень хорошо плачу. А делали вы это или нет, — он усмехнулся. — Вы ведь и убивать начали не с раннего детства.
   —    Значит, ты хочешь, чтобы я согласилась на предложение Растогина! — гневно спросила Гали­на, — и стала прислугой у собственного сына!
   —    Но Павел Афанасьевич не разлучит тебя с сы­ном, — поспешно сказал Швед. — Он...
   —    Он своей ложью убил своего сына! — сердито сказала она. — Отца моего сына! Знаешь, Альберт, — с неожиданной грустью, тихо добавила она, — если бы он это сказал хотя бы полгода назад, я бы, навер­ное, согласилась, — ее глаза заблестели от слез, — но не сейчас! — снова повысила она голос. Помол­чав, посмотрела на Шведа. — Я думала, что ты чест­нее Растогина. Скажи, — внимательно вгляделась она в глаза Шведа, — это ты убил Зюзина?
   —    Нет. Хотя, признаюсь, завидую тому, кто это сделал.
   —    Тебя послал ко мне Растогин? — немного по­молчав, снова спросила она.
   —    Нет. Просто я слышал о его предложении. От него. Но говорю с тобой сам. Просто считаю...
   —    Не нужно об этом, Альберт, — твердо сказала Галина.
   Георгий, немного постояв у лифта, усмехнулся и неторопливо начал подниматься по лестнице.
   —    Баркин, — услышал он тихий голос за спиной. Он быстро обернулся и вскинул руку с выхва­ченным пистолетом.
   —    Это я! — испуганно сказала отшатнувшаяся женщина. Он узнал рыжеволосую медсестру.
   —   Ленка? — убирая пистолет, удивился он. — Какого хрена ты...
   —    Я нашла телеграмму, — сказала она, — кото­рую Людмила получила перед тем, как уехать, — и она протянула бланк телеграммы. Георгий взял его и сказал.
   —    Но здесь только адрес.
   —    Дня за два до этого было письмо. Оно сейчас у лечащего врача Людмилы.
   —    Подожди, — бросил он. — На кой хрен ты приперлась? Зачем говоришь мне все это?
   -— Думала, что тебе это будет интересно узнать, — Елена смутилась. — Понимаешь, — она тяжело вздохнула, — я сначала не понимала твоего интереса, к этой женщине. Тем более, что Редин настрого при­казал не давать тебе возможность увидеть ее. Но пе­ред тем, как она уехала, она мне рассказала, кто ты для нее. И знаешь, мне стало стыдно.
   —    А ксива, значит, у этого педика? — пробормо­тал Георгий.
   —    Он не голубой, — возразила Елена.
   —    Я сказал, медика, — поправился Георгий. — Где он живет?
   —    Я не понимаю вас, —- покачала головой Ва­лентина. — Зачем вы суете мне какое-то письмо. Зачем мне знать, куда и зачем уехала эта женщина.
   —    Валентина Ивановна, — суетливо убирая в на­грудный карман пиджака сложенный вчетверо кон­верт, проговорил тот самый врач, которого бил в больнице Хрипатый. — Поймите меня правильно. Ваш отец много значил для меня. Именно он...
   —    Извините, Николай Игнатьевич, — насмешли­во заметила Валентина, — мне казалось, у нас еще нет частных больниц. Вы во многом зависели от отца. И оказывали медицинскую помощь всем, кто обра­щался к вам от его имени. Будь то председатель колхоза или раненный преступник. Но сейчас вы об­ратились не по адресу. Людмила — знакомая Георгия Баркика. И вы положили ее в больницу по его прось­бе.
     Вернее, по просьбе отца. Меня это совершенно не касается. Благодаря этой женщине отец держал Геор­гия на коротком поводке. Кстати, чем болела эта Людмила?
   —    Рак матки. Дело, можно сказать, шло на по­правку. Но тут неожиданно пришло это письмо. Больная заволновалась и стала требовать, чтобы ее отпустили. Я связался с Иваном Степановичем. Он сказал, что это дело врачей и поэтому решать должен я. Но строго-настрого предупредил, чтобы в любом случае Баркин об этом ничего не знал.
   —    Отец видел эту женщину, — спросила Вален­тина, — говорил с ней?
   —    Поэтому я и пришел к вам, — облегченно вздохнул врач. Увидев недоуменный взгляд Вален­тины, добавил. — Вы прочитайте письмо и тогда сами все поймете. Дело в том, что эта самая Люд­мила...
   —    Дайте письмо! — перебила его Валентина.
   —    Сволочь! — Федор всматривался в свое отра­жение. Разбитые губы, опухший нос и начинающая темнеть синева вокруг глаз придавали ему трагикоми­ческий вид. — Я эту хриплую суку, — злобно про­шипел он, — в порошок сотру!
   —    Хрипатый сейчас в личных телохранителях Вальки ходит, — возразил Пират. — Так что ни хрена...
   —    Увянь! — раздраженно прикрикнул на него Федор. — Она тоже свое получит! — с бессильной яростью процедил он. — Я их обоих сделаю!
   —    А в натуре, — ободряюще проговорил сидя­щий у камина, где жарился .шашлык, Игла. — Поче­му Валька к рулю встала? Ведь Фреди мужик. А всегда все в первую очередь сыну отходит.
   —    Вот именно, — кивнул Федор.
   —    Так все ее приняли, — пожал плечами Пи­рат. — Да и Степаныч по завещанию все ей оста­вил.
   —    Она, сучка, чего-то намутила! — закричал Федор. Ойкнув от боли — пленка запекшейся крови на верхней губе лопнула — снова повернулся к зер­калу.
   —    Если Вальку глушить, — пробормотал Пи- рмт, — надо с кем-то в паре работать. Из тех, кто сейчас под ней, никто нас не поддержит.
   —    Так к Блохе обратиться, — быстро предложил Игла. — Он наверняка против нее сейчас настро­ен — товар-то у него не взяли.
   —    Это идея, — промычал Федор. Посмотрев на часы, встал. — Завтра с утра рванем в Тулу и обгово­рим все с Блохой.
   Георгий с билетом в руке отошел от кассы. Ко­нечно, самолетом было бы гораздо быстрее, но... Мысленно обматерив металлоищущие системы в аэропортах, коротким движением дотронулся до руко­ятки висевшего под мышкой «ТТ». Он любил оружие и никогда не расставался с ним. Всем маркам предпо­читал «ТТ». Хотя бы потому, что он пробивает мод­ные теперь бронежилеты.
   После разговора с медсестрой он хотел было ехать к врачу, но потом решил, что причину внезапного отъезда Людмилы он узнает у нее самой — ведь в телеграмме был адрес. И Георгий поехал на Павелец­кий. Завтра днем он будет...
   —    Сволочь ты, Жора! — услышал он за спиной звенящий от злости голос Валентины. Обернулся и удивленно посмотрел на нее.
   —    Не понял. В честь...
   —    У меня был Николай Игнатьевич. Он отдал мне письмо и сказал, что...
   —    Ты видела рыжую, — усмехнулся он;
   —    Она мне сказала, что ты поехал к врачу, — кивнула Валентина, — но я поняла, что ты не будешь терять время и поедешь на вокзал. Почему ты мне ничего не сказал? — с неожиданно повлажневшими глазами тихо спросила она.
   —. Хотя бы потому, — зло буркнул он, — что ты...
   —    Мы едем вместе! — резко прервала его Валенти­на. — Летим самолетом. Поехали, меня ждет машина.
   —    Но я не могу самолетом.
   —    Я тебе там все достану сразу, как приедем, — твердо сказала Валентина.
    Галина, зевнув, посмотрела на часы — первый час ночи. Поднявшись, подошла к кроватке сына.
   Осторожно поправила одеяло и, шагнув к телевизору, щелкнула выключателем. Вдруг в дверь позвонили. Удивленная Галина накинула халат и вышла в прихо­жую. Звонок тренькнул снова.
   —    Кто? — громко спросила она.
   —    Галина, — услышала она слабый мужской го­лос, — Виталий у вас?
   —    Нет, — ответила она.
   —    Откройте ради Бога, — слабо прошелестел го­лос. — Мне нужна помощь.
   Проснувшись, Растогин недовольно посмотрел на светящийся циферблата часов. Поморщившись, взял радиотелефон.
   —    Слушаю, — все еще сонно ответил он.
   —    Мы его нашли, — раздалось в трубке. — Но вмешалась милиция.
   —    Черт бы вас побрал! — взъярился Павел Афа­насьевич. — Вы его упустили?!
   —    Все получилось неожиданно. Я успел ударить только раз!
   —    Найдите его! — приподнявшись, закричал Растогин. — Найдите!
   Граф с револьвером в левой руке и финкой в правой стремительно перебежал дорогу и плашмя упал в густую траву у- высокого забора. Он не был уверен, что Зубр находится на турбазе. Но, понимая, что при нападении на кассира лампового завода не­вольно вмешался в дела теневых дельцов и сейчас его разыскивает не только милиция, решил опередить тех, кто нашел Антона. Лучший способ защиты — напа­дение. Это правило он усвоил с детства и оно часто выручало в, казалось бы, безвыходных ситуациях. К тому же он испытывал чувство вины перед Зубром, несмотря на то, что собирался его убить после успеш­ного завершения дела.
   Граф прислушался. Кроме голосов ночных птиц, с территории турбазы не доносилось ни звука. Подняв голову, Граф всмотрелся в выступавший с забора на полметра козырек из колючей проволоки.
   «Как на зоне, — усмехнулся он, — только вышек нет».
 
   Сунув нож в ножны, достал «макар» и осторожно пополз вдоль забора к воротам.
   —    Да они, сучары, нас вообще ни во что не ставят! — зло бросил рослый парень. — Мы для них, что собаки для охоты!
   — Точно, — согласился развалившийся на дере­вянном топчане здоровяк. — Если в хорошем настро­ении, то кусочек мясца бросят. А этот мужик моло­ток! — кивнув в сторону сидевшего на полу за решет­чатой дверью Зубра, заметил он. — Поставил на гоп- стоп кассира и баксы ихние прихватил!
   —     Слышь, земляк, — поднявшись со стула, рос­лый парень подошел к решетке. — Вам наколку кто- то из ихних дал? — имея в виду хозяина и его окру­жение, спросил он. — Или вы просто кассира брали?
   —    Иди-ка ты, землячок, — буркнул Зубр. — Хрен его знает, о чем ты здесь базлаешь! Мне эти псы ваши тоже за какие-то баксы чешут! Не знаю я ни хрена! Козлы гребаные! — вскочив, он возбужденно прошелся по небольшому помещению.
   —    Слышь, — к решетке подошел второй. — Мо­жет, добазаримся. Ты нам баксов дашь, а мы... Сейчас ночь, мы тебя без кипиша выведем.
   Филимон выскочил из кустов, догнал притормо­зивший перед поворотом на турбазу ЗИЛ, груженный ящиками, подпрыгнув, легко забрался в кузов и втис­нулся между ящиками с виноградом.
   Проследив своего должника, Филимон как только стемнело, начал действовать. Он около получаса ле­жал возле ворот, за которыми, о чем-то лениво пере­говариваясь, сидели пятеро парней. О прорыве не могло быть и речи — все они были вооружены. Двое даже автоматами. Филимон хоть и прекрасно стрелял, но предпочитал обходиться без стрельбы. Он был уверен, что под утро на турбазу, которая, судя по всему, была штаб-квартирой местного крестного отца, будут доставлены свежие продукты. Поэтому, увидев приближавшийся свет автомобильных фар, осторожно отполз к повороту от основной дороги. Он не опасал­ся, что кузов грузовика будут проверять. Филимон уже не раз убеждался в том, что охранная служба босса крупной преступной группировки почти всегда  была далеко не совершенна. А учитывая, что его должник здесь гость и, следовательно, внешнюю ох­рану обеспечивают боевики хозяина, это было ему на руку.
   Из осторожных разговоров с мужиками, живущи­ми неподалеку, Филимон выяснил, что на турбазе, с тех пор как Тимур отстроил ее заново, все тихо и спокойно. Если Филимон сначала и раздумывал над тем, стоит ли сводить счеты с должником, то после того, что узнал из разговоров, решился действовать.
   Грузовик остановился. Филимон успел придер­жать качнувшийся верхний ящик.
   Граф увидел подъезжавший к воротам грузовик и плашмя упал за густой куст акации. Переждав сколь­знувший над ним свет автомобильных фар, вскочил и, пригнувшись, бросился к воротам. Когда ЗИЛ ос­тановился, Граф прижался спиной к забору и замер. Ворота бесшумно открылись.
   —    Привет гориллам, — высунувшись в открытое окно, приветствовал подошедших парней человек в кабине.
   —    Отвали, — бросил один.
   —    Слышь, Валек, — спросил второй, — пивка нету?
   —    Специально для вас, псы сторожевые, прихва­тил! — хохотнув, достал из-под ног упаковку баноч­ного пива. — Классный ты мужик, Валек, — к авто­мобилю подошли еще трое.
   Граф стремительно проскочил пространство меж­ду кузовом грузовика и углом забора.
   —    Ша, — повернувшись к Зубру, рослый парень, приложил палец к губам. — Сейчас Кудрявый прове­рит, кто там у выхода. Вернется, тогда и потопаем.
   —   А баба, которую со мной привезли, — так же тихо спросил Антон, — где?
   —   Да хрен на нее, — недовольно сказал па­рень. — Но если ты нам насчет баксов лапши наве­шал, — с угрозой предупредил он, — мы...
   Сильный, раскроивший череп удар табуреткой не  дал ему закончить.
   —    Сучары! За дурика меня держите? — Зубр вы­тащил у парня из-запояса «Макаров».
   —     Все тихо, — прошептал шагнувший в проем двери второй парень. Зебр с силой ткнул рукояткой пистолета ему между ног. Вскочил и, прерывая прон­зительный крик, вмазал согнувшемуся Кудрявому по затылку. Тот замолк и ткнулся лицом в пол. Зубр передернул затвор и прислушался.
   —     Кто-то орал! — послышался приближающийся голос. Увидев силуэт, Антон дважды выстрелил и с удовольствием увидел, что человек упал.
   —     Сюда! — истошно заорал молодой голос. Зубр выстрелил в сторону голоса. Темноту хоздвора напро­тив входа в подвал пронзили короткие вспышки не­скольких выстрелов. Уходя от них, Зубр отпрыгнул вправо.
   Перевалившись через задний борт, Граф от резко­го удара в живот сложился пополам и судорожно пытался вдохнуть.
   —    Тихо, — жесткая ладонь закрыла ему рот. — Вякнешь — убью.
   Чуть выше кадыка Виктор почувствовал короткий укол. «Зил» тронулся. Неожиданно от трехэтажного корпуса турбазы захлопали выстрелы.
   —    Ты кто? — держа у горла Графа острие ножа, спросил Филимон.
   —    Кореш у меня здесь, — с хриплым свистом ответил Граф. — Его эти суки хапнули.
   —     Извини, — усмехнулся Филимон. — Выходит, мы из одной команды. У меня здесь тоже приятель, который сдохнуть захотел. А твой кореш лихой му­жик, — прислушиваясь к усиливающейся перестрел­ке, сказал Филимон. Шумно выдохнув, Граф сел, массируя ладонями живот. Грузовик остановился.
   —    Испортили вы мне праздник, — недовольно буркнул Филимон. — Не задерживайтесь здесь, — вытаскивая пистолет, предупредил он. — На пальбу милиция прикатит.
   Отметив слово «милиция», Граф понял, что этот человек срок не тянул. Услышав топот бегущих на выстрелы, с револьвером в правой и пистолетом в левой Граф приподнялся над бортом и начал стре­лять. Трое упали сразу. Четвертый с криком закрутил­ся волчком. Пятый метнулся в сторону, вскинул пис­толет и тоже начал стрелять. Филимон, при первых выстрелах Графа вскочивший на крышу кабины, четырежды выстрелил под ноги, в крышу. Сунув писто­лет за пояс, он подпрыгнул и ухватился руками за перила балкона. Вскочил и бросился в открытую бал­конную дверь.
   Зубр нажал на курок и услышал вместо выстрела сухой щелчок. Он понял: в пистолете кончились пат­роны. С коротким матом размахнулся, бросил его в рванувшегося к двери человека и прыгнул к лежаще­му Кудрявому. В его боковом кармане Зубр нащупал пистолет. Кудрявый неожиданно пришел в себя и двинул Зубра в подбородок. Лязгнув зубами, он опро­кинулся на спину. Кудрявый мгновенно навалился на него и обхватил руками его шею. Вцепившись в душа­щие его руки, Зубр судорожными рывками пытался освободиться.
   —    Зубр! — услышал он громкий крик. Не в си­лах ответить, отчаянно рванувшись, он оттолкнул по­давшегося в сторону противника. Подскочивший Граф футбольным пинком ударил Кудрявого в лицо. Кудрявый отпустил захрипевшего Зубра и встретил ногу нового противника скрещенными руками. Граф носком кроссовки все же достал его ухо. Резко под­нявшись, Кудрявый с силой рванул ногу Графа вверх. Граф упал на спину. Стараясь смягчить падение, раз­жав пальцы, выронив пистолет и наган, выбросил руки назад и в стороны. Взбежавший в дверь рослый парень от бедра ударил длинной очередью и автомата. Пять пуль, попав в грудь Кудрявому, отбросили его тело назад. Не отпуская пальца с курка, медленно развернулся всем телом влево. Вспарывая дощатый пол, несколько пуль просвистели рядом с кашляю­щим Антоном. Граф выхватил нож, не поднимаясь, метнул его в меняющего рожок автоматчика. Финка ручкой ударила его в щеку. Вскрикнуд, он выпустил автомат, схватился руками за лицо. Граф перека­тился, схватил револьвер и двумя выстрелами уложил его.
   —    Зубр! — заорал он. — Хватай! — ногой отбро­сил в сторону подельника«Макаров». Левой рукой продолжая сжимать отдающее болью горло, с хрип­лым выдохом Антон правой схватил пистолет.
   —    Чего они, суки, не стреляют? — откатившись за бочку с песком, зло спросил Граф.
   —    Откуда ты взялся? — прокашлял удивленный Зубр.
   —    На винограде въехал, — усмехнулся Граф.
   —     Судя по всему, это его приятель, — возбуж­денно проговорил вбежавший с пистолетом в руке в малую гостиную Гога.
   —    Послушай! — гневно обратился к открывав­шему стенной сейф Тимуру Игорь Васильевич. — Я приехал сюда за товаром! А здесь...
   —     Вот мы и пытаемся отдать ваши деньги, — многозначительно проговорил повернувшийся к нему Тимур, — Журину. Баксы перехватили два уголовни­ка. Мы взяли одного. Судя по всему, — он кивнул на темное окно, — на помощь ему пришел второй. Зна­чит, теперь они у нас. И все скоро...
   -— Да их пристрелят! — воскликнул Гога.
   —    Не стрелять! — высунувшись в окно, заорал Тимур. Ему отозвалась длинная автоматная очередь.
   —    Не стрелять! — крикнул Гога.
   —    Я немедленно уезжаю, — шагнул к двери Игорь Васильевич. — Сейчас сюда приедет милиция. А мне совсем...
   —    Сядьте, — резко перебил его Тимур. — И не нужно так волноваться, Игорь Васильевич, — на­смешливо посоветовал он. — Вы у меня в гостях, и за вашу безопасность отвечаю я. А впрочем, — задумчи­во пробормотал он, — уж не ваших ли это рук дело? Как сказал таксист, за вами следили, а вы этого не заметили. А что, — обратился он к удивленному Гоге, — может, он нанял уголовников, а потом ска­зал Графу, куда мы увезли его приятеля.
   —    Да что ты городишь?! — закричал Игорь Ва­сильевич. — Ты совсем рехнулся, Груздев! Как ты можешь...
   —    Я могу все, — внимательно всматриваясь в посеревшее от страха лицо Игоря Васильевича, отче­канил Тимур.
   «Вот в чем дело, — понял притаившийся в спаль­не Филимон. — Этот, который заскочил в кузов, пришел сюда отбивать приятеля. Но сюда сейчас ми­лиция прикатит, — недовольно подумал он. — На­верняка кто-то уже позвонил туда. Подожди, —улыбнулся Филимон, — а ведь если помогу уголов­никам, они вполне могут пригодиться мне в Сарато­ве. Ну что же», — бесшумно поднявшись, он скольз­нул к стоявшему на письменном столе телефону. Прислушиваясь, замер. Потом поднял трубку, набрал ноль два.
   —    Тимур! — услышал он возбужденный голос из комнаты, где находились хозяин и гость, — их, гово­рят, двое! На «зиле», который фрукты привез, въеха­ли. Один сразу из кузова троих положил, а потом в окно подвала нырнул. Он сейчас с тем, которого...
   —    Второй где? — перебил его Тимур.
   —    Он на кабину вскочил, через крышу Валька и водилу пристрелил...
   —    Где он? — прогремел Тимур.
   —    Не знаю.                      г
   —    Короче, так, — прижавшись спиной к стене справа от входной двери, сказал Граф. — Сейчас вы­скакиваем и, стреляя, к забору. Надо...
   —    Надо Наташку найти, — сказал Зубр, стояв­ший с «макаром» с другой стороны двери. — Она здесь где-то. Ее эти шакалы тоже цапнули.
   —    Да хрен с ней! — крикнул Граф. — Нам нуж­но ноги уносить. А эта шкура...
   —    Я без нее не пойду, — твердо заявил Зубр.
   — В рот все родню легавого! — процедил Граф. — Этих, телок за пузырь краснухи — пульмановский ва­гон и маленькая тележка! Валим. Приготовься!
   —    Я сказал! — повысил голос Антон. — Мне нужно Натку найти. Она из-за меня в это дерьмо влипла.
   —    Да и хрен с тобой, — Граф хотел сказать еще что-то, но металлический голос громко и требователь­но произнес.
   —    Внимание! Всем находящимся на территории турбазы! Прекратить стрельбу и выходить с подняты­ми руками! Турбаза окружена!
   Как бы подтверждая эти слова, здание и террито­рию турбазы с четырех сторон осветили прожектора.
   —     Внимание! — повторил металлический го­лос. — Всем...
   Беспорядочная стрельба была ему ответом.
   —    Менты, — злобно выдохнул Граф. — Влип, сука, — обругал он себя. — Сам погибай, а товарища выручай, — с бессильной яростью пробормотал он. — Комсюк хренов.
    Замолчав, прислушался. В треск различного ору­жия людей турбазы влились короткие очереди отече­ственных автоматов. Перестрелка с территории и пер­вых двух этажей здания переместилась на последний. Очень скоро выстрелы смолкли. Только кое-где из­редка раздавались одиночные хлопки пистолетов. Бойца ОМОНа в рукопашной схватке брали пытав­шихся сопротивляться обитателей дома.
   Тимур с пробитым пулей правым плечом вбежал в большой зал с биллиардным столом.
   —    Это все ты! — услышал он дрожащий голос. Обернулся и увидел Игоря Васильевича. — Я скажу, что ты! Ты все это затеял!
   —    Сука! — выдохнул Тимур. Схватил шар и, раз­махнувшись, запустил им в Игоря Васильевича. Шар с коротким глухим стуком врезался в его морщини­стый лоб. Лысая голова от сильного удара дернулась назад, и Игорь Васильевич упал на пол.
   — Хана! — крикнул вбежавший в биллиардную Гога. — Омоновцы, суки! Всем хана!
   —     Стоять! — раздался властный окрик от двери. Гога вскинул пистолет. Коротко простучал автомат. Попавшие в грудь четыре пули отбросили его к бил- лиардному столу. С пронзительным криком Тимур бросился в большое полукруглое окно и под звон выбитых стекол полетел вниз. Полный страха и отча­яния громкий крик во время короткого полета с вы­соты третьего этажа прервался. Подскочившие к окну два омоновца увидели лежавшего на бетонной пло­щадке хозяина с неестественно вывернутой рукой и разбитой головой.
   Поняв, что милиция и ОМОН захватили турбазу и сейчас начинают все обыскивать, Граф бросился вниз по лестнице. Она вела в кочегарку, в которой было два котла. В небольшой кочегарке было на удивление чисто. Быстро осмотревшись, Граф открыл чугунную дверцу под одним из котлов и залез туда. Чуть при­крыв дверцу, выставил перед собой револьвер и затих. Если в топку кто-то заглянет, он будет стрелять. А потом пустит себе пулю. Не зная, сколько патронов в барабане, Виталий тут же изменил решение и сунул холодный ствол себе в рот.
    Он слышал, как в кочегар­ку кто-то заходил. Слышал легкие быстрые шаги ос­матривающих помещение людей. На короткий скрип дверцы соседней топки, зажмурившись, начал вдавли­вать курок. Вдруг где-то сбоку грохнул выстрел, еще один. Рядом с котлом ударила автоматная очередь.
   — Там ход! — крикнул молодой голос. Трое или четверо омоновцев рванулись к обнаруженному ходу, куда забежал стрелявший боевик. Открыв глаза, мед­ленно выдыхая ставший горячив воздух, Граф обеими руками отвел от лица ставший неимоверно тяжелым -наган. Потом быстро вылез из топки. Проверил бара­бан. В гнездах сидели три патрона и один в стволе. Зубр не пошел за ним, а нырнул куда-то в сторону, в обитую железом дверь. Вспомнив о подельнике, Граф выругался.
   «Ромео! Мать его за ногу! Эта сучка его сдала, а он, козел, за ее ляжки беспокоится!»
   Услышав приближающиеся шаги, подхватив лом, занес его для удара.
   Дождавшись прекращения боя, Филимон вы­скользнул из-за шторы и нырнул в невысокое отвер­стие справа от камина. Дальше ход сужался и Фили­мон, улегшись на широкую резиновую ленту, по ко­торой, судя по всему, снизу поднимали топливо для камина, пополз. Через метр наткнулся на прикручен­ный болтами к ленте невысокий железный ящик. Раздирая в кровь живот и кош, перелез его и чуть не рухнул — лента круто уходила вниз. Он вцепился за край ящика и начал медленно опускать тело. Встав ногами на другой ящик, усмехнулся. С ящика на ящик спустился чуть ниже первого этажа, в подваль­ное помещение. Спрыгнул в глубокую яму в угольной куче, замер. Не услышал ничего подозрительного и начал выбираться наверх. Неожиданно совсем рядом два раза ударил пистолет. Затем короткая автоматная очередь.
 
   — Там ход! — услышал Филимон громкий голос. Застыл. Выждал несколько секунд и вылез. Увидел приоткрытую железную дверь, медленно, готовый к стрельбе, двинулся к ней. Резкий сильный удар сверху вниз по кисти выбил пистолет. Филимон ударил вы­бившего у него оружие рослого омоновца ногой в грудь. Блокировав удар правой рукой, омоновец пря­мым левой врезал Хирургу в лицо. Поднырнув под кулак, Филимон в падении подсек ему пятки и, доби­вая, каблуком ударил в живот. Вскочил. Услышав какое-то движение за приоткрытой дверью, стреми­тельным прыжком влетел туда. Граф бросил лом, ко­торый, прошелестев в воздухе, со звоном ударился о бетонную ступеньку. Филимон вскинул пистолет. Он успел узнать неожиданного союзника.
   —    Нашел друга? — остановил Графа неожидан­ный вопрос.
   —    Ты? — удивился он.
   —    Там омоновец, — поднимаясь, сказал Фили­мон. — Давай его сюда и переоденься.
   —    Чего? — невольно подчиняясь требовательно­му тону, Граф шагнул к двери. Схватил тело омоновца за ноги и втащил в кочегарку.
   — Переодевайся, скомандовал Хирург. Граф начал быстро снимать с лежащего камуфляж. Фили­мон застегнул на своей левой руке браслет наручни­ков, завел руки назад. — Бери автомат, — сказал он надевающему куртку Графу, — веди к воротам. Да переобуйся, — недовольно бросил он, увидев крос­совки на ногах Виктора.
   Панасюк растерянно смотрел на телефон. Поче­сывая волосатую грудь, встал. Машинально подтянул трусы и зашлепал босыми ногами по полу. Подойдя к письменному столу, открыл ящик. Взял из него пис­толет, достал обойму. Вставил ее и передернул затвор. С застывшим взглядом, подолом майки несколько секунд протирал оружие. Взявшись правой рукой за рукоятку, обхватил ее левой и медленно, задрожавши­ми руками поднес пистолет к раскрытому рту и, за­жмурившись, нажал на курок.
   Зубр с забинтованной головой и следами зеленки на опухшем разбитом лице, прихрамывая, шел за На­тальей. Она толкнула калитку и повернулась к остано­вившемуся Антону.
   — Чего остановился? — вздохнув, спросила она. — Пойдем, я сейчас чего-нибудь поесть приго­товлю.
   Зубр вдруг понял, что не может уйти с турбазы без Натальи. Впервые в жизни женщина для него что-то значила. Он понимал, что шансов спастись очень мало, но твердо решил не бросать ее здесь. Когда на турбазе началась перестрелка, он, вбежав в какую-то дверь, услышал сдавленный женский стон. Рванулся туда и увидел, как здоровенный парень срывает с привязанной к столбу Наташи одежду.
   —    Все равно всем конец, — бормотал парень. — Я тебя сейчас напоследок...
   Зубр, забыв про пистолет, рванулся вперед. Он не был тренированным в рукопашных боях бойцом, с пренебрежением относился ко всем разбивающим кирпичи руками и головами каратэкам. Здоровьем Бог его не обидел, махать кулаками умел, лагеря нау­чили многому. Но уже через секунду, получая сокру­шительные удары в живот и лицо, вяло отмахиваясь, с ужасом понял, что этот амбал если не убьет его, то изуродует. Упав от очередного удара, Зубр закатился под стол и тут под руку ему попал пистолет, который выбил у него амбал. Зубр схватил его и разрядил в упавшего после первого выстрела амбала. На выстре­лы прибежали трое омоновцев. Они быстро скрутили Зубра и начали освобождать Наталью. Едва с нее сняли веревки, как она, оттолкнув одного, бросилась к лежащему вниз лицом Антону. Растерявшимся омо­новцам объяснила, что это ее муж и их обоих неизве­стно почему похитили бандиты. Муж сумел развязать­ся, отнял пистолет у этого амбала и убил его. То же она говорила и какому-то молодому мужчине в штат­ском. Антон понял, что это возможность навешать ментам лапшу на уши и вдохновенно, поражаясь сам себе, со стонами, прилично, без обычной для него лагерной терминологии, рассказывал милиционеру о схватке с бандитом, который хотел изнасиловать его жену. Медики перевязали его раненную руку и нало­жили лейкопластырь на раны на лице. Их он отодрал сразу, как только их довезли до города и отпустили, сказав, чтобы завтра к десяти явились в управление. Когда его и Наташу выводили из подвала, он увидел, как высокий омоновец подталкивал стволом автомата быстро шагавшего впереди него со скованными рука­ми худощавого человека. Зубр нахмурился. Он только сейчас как-то неожиданно вспомнив это, понял, что омоновцем был Граф.
   «Значит, сумел уйти», —удивленно подумал Ан­тон.
   —    Ну, чего стоишь? — услышал он голос На­таши.
   —    Да так, — буркнул он, — Ведь...
   —    Слушай меня, — она подошла к нему вплот­ную. — Я поняла, кто ты, почти сразу, но думала, что ты действительно захотел спокойной жизни и, — она смущенно опустила голову, — женской ласки. Но оказалось, что ты просто нашел, как у вас говорят, крышу с телкой, — ее губы тронула горькая улыб­ка. — Если бы в том, что ты совершил, не были замешаны Тимур и Гога, я бы не стала выгораживать тебя, а немедленно сообщила бы милиции...
   —    Так какого хрена ты солдафонам блевотину тискала! —вспылил Антон. —Мол, муж! Ты бы...
   —    Дурак ты, — опустив голову, совсем тихо ска­зала она. Давно не слышавший такого Зубр, удивлен­но округлив глаза, смолк.
   —    Люблю я тебя, — прошептала Наташа. Резко повернулась и бросилась в калитку. — Беременна я! — услышал пораженный Антон.
   —     Вот это да, — суетливо порывшись в карма­нах, нашел мятую пачку сигарет, достал одну, сунул в рот. Подбежав к двери дома, Наталья толкнула ее и растерянно остановилась. Ведь ей казалось, что дверь...
   —    Тихо! — услышала женщина угрожающий го­лос. Испуганно ойкнув, хотела повернуться. Выско­чивший из-за большого шкафа длинноволосый па­рень с серьгой в правом ухе опустил на ее голову рукоятку пистолета. Женщина молча упала ему под ноги. Сунув пистолет за ремень, он схватил ее за руки и подтащил к двери на кухню. Тихонько стукнул, дверь приоткрылась.
   —    Это я, — бросил длинноволосый.
   Антон жадно выкурил сигарету, вздохнул, вошел в калитку и направился к дому. Новость ошарашила его. Он вдруг понял, что слова Наташки пробудили в нем незнакомое ему раньше чувство.
   «Как под помиловку попал. Вместо пятнашки тро­як оттянул».
   Зубр подошел к дому.
   —    Натка, — громко позвал он, — я это... Ну, короче... — злясь, что не может сказать того, что хочет, — ты знаешь, кто я, поэтому давай куда-ни­будь подальше в сельпо укатим и пересидим там этот кипиш, — Как будто под суд попал, — пробормотал Зубр.
   —    Тарас? — открыв глаза, удивленно простонала Наталья.
   —    Я, — кивнул склонившийся над ней Журин и, оглянувшись на парня с серьгой, строго спросил. — Как ты с турбазы выбралась?
   —    Ох, ты и сволочь! — приходя в себя, прошеп­тала она. — Родственник называется!
   —    Ну будет тебе, — прикрикнул он. — Если бы не я, с тебя бы уже кожу сняли и вместо пугала поставили, — присев рядом с лежащей двоюродной сестрой на пол, спросил. — Не знаешь, кого там арестовали?
   —    Всех, — с вызовом ответила она. — И про тебя спрашивали.
   —    Я так и знал, — обреченно вздохнул Тарас, — сдали, суки. Строят из себя крестных отцов.
   Наташа, поморщившись, дотронулась до затылка, одернула задравшуюся юбку.
   —    Зачем меня ударил? И вообще, что ты здесь делаешь? Выметайся! поднявшись, рукой указала на дверь.
   —    Заткнись! — к ней подскочила коренастая черноволосая женщина. — Это все из-за тебя! — крикнула она. — Это ты своему хахалю рассказала про получку, сволочь! — и сильно ударила Наталью по щеке. Наталья в долгу не осталась и влепила женщине полновесную пощечину.
   —    Ты сама шалава! — закричала она. — Связа­лась с преступниками! Доллары возишь! Немедленно- убирайся из моего дома! — и она сильно толкнула черноволосую в грудь. Взвизгнув, та сделала быстрый шаг назад, но, не удержавшись, упала.
   —    Что стоишь?! — заорала она на парня с серь­гой. — Убей ее!
   Взглянув на Журина, парень с усмешкой шагнул к попятившейся Наташе.
   —    Дернешься, пес комолый, — услышал он за спиной насмешливый голос, — враз серьгу на яйца перецеплю, гребень поганый.
   Длинноволосый замер. Журин, не сводя испуган­ного взгляда с вошедшего в кухню Зубра, сполз на пол.
   —    Не добил тебя Граф, — узнав в черноволосой кассира, усмехнулся Антон. — Не может он баб стре­лять. А я запросто.
   —    Сволочь ты, Тонька! — сказала Наталья. — С кем связалась.
   —    А ты? — Антонина усмехнулась. — С убий­цей, с бандитом с большой дороги. Дура, — засмея­лась она. — Он у тебя побудет некоторое время, а потом убьет и смоется.
   —    Глохни! — свирепо приказал Зубр.
   —    Какой смелый, — презрительно посмотрела на него Антонина. — С бабой чего не воевать? Ты бы...
   Сильным ударом в лоб Антон отправил ее в угол. Она ударилась головой о стену и потеряла сознание.
   —    Это твой братец? — кивнул на перепуганного Жури на Антон.
   —    Двоюродный, — подбежав к Антонине, отве­тила Наталья. — Ты что наделал? — пытаясь найти пульс, испуганно спросила она. — Ты же убил ее. Что же...
   Увидев появившегося за спиной Антона парня, испуганно ахнула. Реакция Зубра была мгновенной. Он повернулся, выбросил вперед руку с пистолетом и нажал на курок. В тесной кухне оглушительно прогре­мел выстрел. С коротким воем парень задом врезался в оконное стекло. С веранды тоже загремели выстре­лы. Бросившись на пол, Антон трижды выстрелил туда, перекатываясь вправо, направил ствол пистолета на прыгнувшего к Наталье длинноволосого и нажал на курок. Попавшая в лопатку пуля подтолкнула длинноволосого. Он врезался в Наталью и сбил ее на пол. Обхватив голову руками, Журин тонко и пронзи­тельно кричал. Антон дважды пальнул в дверь, бро­сился к пытавшейся выбраться из-под тела длинново­лосого Наталье и отбросил труп.
    — Вали отсюда! — снова выстрелив в дверь, зао­рал он.
   —    Антоша, — прошептала она и тут же начала медленно сползать на пол.
   —    Натка! — крикнул Зубр, подскочил и обхватил ее левой рукой. Рядом в стену впились три пули. Антон осторожно положил Наташу на пол и несколь­ко секунд разглядывал свою окровавленную левую ладонь. По-звериному взвыл, вскочил и, заменив обойму, выстрелил. Потом бросился на веранду. По­павшая ему в плечо пуля на какое-то мгновение удер­жала его. С коротким матом подскочив к двери, он дважды выстрелил в лихорадочно менявшего обойму рыжеватого парня. Второй, коренастый блондин, бро­сив «ТТ», поднял руки.
   —    Это все он, — пятясь спиной к окну, залепе­тал он, — у меня патроны кончились. Это...
   Антон выстрелил ему в грудь. Прижав к пробито­му пулей левому плечу кулак с пистолетом быстро вошел в кухню. Тяжело усевшись на пол, криво улыб­нулся. Всмотрелся в неподвижное тело мертвой Ната­ши. Через разбитое стекло услышал топот. Развернув­шись, выстрелил в голову Журина. Так же спокойно повернулся к пришедшей в себя Антонине.
   —    Не надо! — отчаянно крикнула она. Пуля по­пала ей между глаз. Взяв непослушной, отдающей болью в плече левой рукой безжизненную руку Ната­ши, Антон поднес к виску ствол «макара».
   —    Руки вверх! — в распахнутую пинком дверь ворвался молодой парень в камуфляже. Зубр вздохнул и нажал на курок.
   Вагон с грохотом дернулся и стал Медленно дви­гаться.
   —    Какая станция? — спросил проснувшийся Граф спрыгнувшего сверху Филимона.
   —    Черт ее знает, — пожал тот плечами, — не прочитал. Станция маленькая, по-моему, и вокзала нет.
   Граф снова закрыл глаза.
   С турбазы, которую обыскивали люди в штатском и омоновцы, он вышел благодаря этому невысокому человеку. Он вел его к воротам, подталкивая стволом автомата, готовый к самому худшему. Ему казалось, что сейчас его узнают, и был готов ответить очередью. Автомата он раньше в руках не держал и поэтому хотел только одного — чтобы в нем были патроны. Но на них никто не обращал внимания. Правда, у самых ворот какой-то человек в джинсовом костюме, пробегая мимо, что-то крикнул. Граф чуть было не нажал на курок.
   —    Стой, — услышал он быстрый шепот Филимо­на и послушно замер. — Сюда, — быстрой тенью тот метнулся к забору. Прыгнув следом, Граф оглянулся. Он был уверен, что сейчас их попытаются остановить. И с облегчением понял, что их никто не видит.
     Они находились между гаражом и зданием с вывеской «Пункт проката». Перемахнув забор, мягко призем­лился и тут же упал на живот.
   —    Ходу, — приглушенно бросил невидимый в темноте Филимон. Пробежав несколько метров, они спустились в глубокий овраг и рванули вправо. Про­бежали метров двести, поднялись наверх и оказались в густой березовой роще.
   —    Сюда, — услышал Граф голос Филимона. Ка­залось, Филимон знает дорогу, потому что безоши­бочно бежал между деревьями. Минут через двадцать они выскочили на асфальтированную дорогу. Фили­мон подбежал к стогу сена, быстро раскидал его. Под сеном оказался «запорожец». Филимон нырнул в ма­шину. Граф удивленно хмыкнул и сел рядом.
   —    Лихо, — с уважением признал Граф, — но далеко мы на нем хрен уедем. Лучше бы какую-нибудь другую, скоростную тач...
   На эту гробину, — трогая автомобиль, спо­койно ответил Филимон, — ни один мент не среаги­рует.
   Правоту его слов Граф понял, когда через пятнад­цать минут они выехали на оживленную трассу. Наря­ды ГАИ, усиленные автоматчиками, останавливали все скоростные машины. Тогда как их потрескавший­ся «запорожец» не вызвал у них никакого интереса. Через несколько минут они свернули вправо и через полкилометра остановились у небольшого дачного по­селка.
   —    Выходи, — коротко сказал Филимон. — Жди меня.
   «Запорожец» подъехал к одноэтажному домику. Филимон вышел, из машины и спокойно направился к Графу.
   —    Пошли, — проходя мимо, сказал он.
   —    А если мусора найдут, — кивнул на одиноко стоящий «запорожец» Граф.
   —    Твои отпечатки их не удивят, — услышал он, — а моих пальчиков там нет, — он показал тон­кие перчатки.
   Граф усмехнулся.
   —    Теперь мне и угон пришьют.
   —    Как я понял, у тебя и без него неприятностей по самое некуда, — улыбнулся Филимон. Остановив­шись, протянул руку. — Филимон. Можно звать Хи­рург. Ты Виталий Суворов. Кличка Граф.
   —    Клички у собак, — внезапно обиделся Граф.
   Через полчаса быстрой ходьбы они вышли к не­большой железнодорожной станции.
   —    Какого хрена ты на турбазу нырнул? — поин­тересовался Граф.
   —    У каждого свои дела, — спокойно ответил Филимон. — Давай так и оставим.
   Граф кивнул. Он понимал, что здесь Филимон прав.
   —    Мне надо на станцию рядом с турбазой, — не спрашивая совета, а просто констатируя факт, сооб­щил он.
   —    Сейчас будет поезд, — Филимон посмотрел на часы. — Через пятнадцать минут будем там.
   Все получилось так, как он говорил. Граф забрал из автоматической камеры хранения дипломат с бак­сами и переложенные из банковского мешка в рюкзак деньги.
   —    Дальше по своим? -— вернувшись к ждавшему его у вокзала Филимону спросил он.
   —    Если хочешь, можно некоторое время порабо­тать на пару, — немного помолчав, предложил Фили­мон. — У меня кое-какие дела с одним товарищем из органов, — жестко проговорил он. — От твоей помо­щи я бы не отказался.
   —    Я за так или за спасибо не работаю, — усмех­нулся Граф, — тем более по мокрухе.
   —    У тебя даже уши в крови, — улыбнулся Хи­рург. — Что же касается, как ты говоришь, работы за так, — серьезно продолжил он, — я не буду напоми­нать, кто тебе помог уйти с турбазы. А за бесплатно я тоже не работаю. Просто наши интересы на время совпали. Сейчас мне нужна помощь. По окончании дела ты получишь пять тысяч долларов. Большего ты не стоишь.
   Подождав около часа товарный поезд, они забра­лись в пустой вагон с открытым верхом. Утомленный бурными событиями ночи, Граф мгновенно уснул. Проснувшись от толчка тронувшегося состава, почув­ствовал себя немного отдохнувшим.
   «Интересно, — бросив быстрый взгляд на Фили­мона, подумал он, — что за работа такая? Может, шлепнуть его и...»
   —    Убивать меня не советую, — услышал Граф равнодушный голос Хирурга. — Тебя усиленно раз­ыскивает милиция. Кроме того, я не уверен, что у тебя кончились неприятности с пензенскими ребята­ми, потому как там замешаны довольно влиятельные люди из столицы.
   —    Блиндер буду сапоги! — удивился Граф. —Ты не Кашпировский?
   —     Прежде чем что-то сделать, полагается ду­мать, — зевнул Хирург. — А в подобной ситуации любой на твоем месте обдумывал бы варианты. И один из них — мое убийство.
   —    А ты уже прикинул хрен к носу? — насмешли­во поинтересовался Граф, — и решил, что удобнее шлепнуть меня после дела. Кстати, — уже серьезно спросил он, — что за дело? Втемную я, приятель, играть не собираюсь.
   —    Ты поможешь мне добраться до одного ти­па, — открыв глаза, Филимон повернулся к нему. — Впрочем, мне хватит дня, чтобы решить, нужна мне помощь или нет. Но в любом случае ты получишь обещанную сумму. Хотя бы за то, что сейчас едешь со мной, — снова закрыв глаза, спокойно закончилi — И последуй моему совету: деньги положи в рюкзак. Потому что в случае преследования дипломат будет мешать.
   —     Ты, может, просветишь, — спросил Вита­лий, — куда мы едем?
   —     Всему свое время, — пробормотал Хирург. — Тем более, я сам пока этого не знаю, ибо поезд товарный.
   Хрипатый, быстро, но внимательно осмотрев­шись, открыл заднюю дверцу. Валентина села в ма­шину. Он сел впереди. Водитель «семерки» тронул машину. Георгий был недоволен. В Москве после разговора с Валентиной они поехали в Быково, где она быстро купила билеты на самолет. Скрепя сердце, он перед посадкой отдал пистолет одному из троих сопровождающих хозяйку парней. Едва вошли в само­лет и уселись на свои места, Валентина пристегнула ремень и закрыла глаза. Спала она до тех пор, пока голос стюардессы не сообщил, что самолет совершает посадку. Пока они шли в густой толпе пассажиров, Хрипатый по укоренившейся привычке пытался за­крыть собой женщину, но никак не получалось, и он был крайне недоволен. Как только они вышли из аэропорта, Валентина, видимо, понимая его состоя­ние, мягко попросила взять такси. Адрес Валентина сообщила водителю сама. Почувствовав на плече ее ладонь, он резко обернулся.
    —     Успокойся, — улыбаясь, посоветовала она, — ты сейчас не мой телохранитель, а просто очень хоро­ший знакомый. И учти, — понизив голов, серьезно предупредила она, — там, куда мы едем, это очень и очень важно. Если почувствуют, что ты... — ища под­ходящее слово, чтобы не задеть его самолюбие, Ва­лентина замолчала.
   —     Боишься обидеть? — насмешливо спросил он. — Говори как есть. Меня твой папуля приучил к тому, что я просто сторожевой пес и не более.
   —     Вот об этом я и хотела сказать, — облегченно вздохнула она. — Если там почувствуют, что ты не ровня мне, а следовательно, и им, тебе просто укажут место.
   —     Понял, — кивнул Георгий. — Но к кому мы едем, я могу узнать? Ведь, насколько я понял, ты хотела увидеть сначала...
   —    Хватит, Жора, — попросила Валентина, — позволь мне сделать так, как я считаю нужным. Я и так допустила в жизни слишком много ошибок, — с горечью прошептала она.
   —    Что-то случилось? — встревоженно спросил Зяблов стремительно вошедшего в кабинет Зимина.
   —     И случилось тоже, — кивнул майор. — Хотя это не самое главное, — отдуваясь, сел в кресло, открыл банку пива и сделал большой глоток.
   —     В чем дело? — нетерпеливо спросил Констан­тин Федорович.
   —     В Пензе совершено нападение на кассира лам­пового завода, — отрываясь от банки, сказал май­ор. — Преступники известны: Суворов, кличка Граф, и Зубарев, кличка Зубр. Но дело не в этом, — он снова глотнул пива. — Зубр застрелился на квартире одной женщины, судя по всему, наводчице. Графу, кажется, тоже вырваться из Пензы не удалось и вряд ли удастся, потому что его сейчас разыскивает не только наша доблестная милиция, но и парни Тиму­ра. Панасюк, мой приятель, застрелился. Там была какая-то стрельба на турбазе. Больше я, к сожалению, ничего не знаю.
   —    Подожди, — остановил его Зяблов. — Какое отношение это имеет ко мне?
   —    Самое прямое, — криво улыбнулся майор. — Граф детдомовец. И был очень привязан к своей учительнице. Надеюсь, ты понимаешь, кого я имею в виду? — спросил он. Удивленный Константин Федо­рович отрицательно покачал головой.
   —    Ты ведь помнишь, что Ирина тоже бывшая детдомовка? — усмехнулся Зимин.
   —    Черт тебя возьми! — разозлился Зяблов. — Что ты тянешь кота за хвост! Говори яснее!
   —    Суворов, это фамилия Графа, и Ирина были в одном детдоме. Правда, вряд ли они помнят друг друга. Все-таки Граф старше. Но и он, и она боготво­рили одну женщину. Учительницу русского и литера­туры.
   —    Вальку? — сказал пораженный Зяблов.
   —    Вот именно. Но это еще не все, — многозна­чительно продолжил Зимин. — Дело в том, — при­ложившись к банке, майор осушил ее.
   —   Да говори скорее! — нетерпеливо крикнул Константин Федорович.
   —    Она здесь, — майор оторвался от банки. Смяв ее сильными пальцами, всмотрелся в растерянное лицо Зяблова. — В городе Саратове, — голос его прозвучал насмешливо.
   —    Не может быть. Ее не может быть здесь, — замолчав, Зяблов расширил глаза.
   —    Вот именно, — правильно понял его май­ор. — Это она.
   —    Не уходите, — жалобно попросила лежавшая под капельницей Ирина.
   —    Я скоро вернусь, — наклонившись, седая женщина поцеловала ее в щеку. — Мне очень нужно увидеть одного человека, — отвернувшись, чтобы Ира не увидела сердитого блеска в ее глазах, ровно закончила она.
   Феоктистов внимательно вчитывался в бумагу.
   —   Лихо, — буркнул он, — но я что-то не понял. Выходит, он и на турбазе погулял?
   —    Выходит, что так, — кивнул сидящий на кам­не Басов. — Револьвер Графа семь раз стрелял там. В подвале, — уточнил он. — Иначе бы эксперты, если бы он стрелял в другом месте, хрен бы установили. Просто один из раненных боевиков довольно точно описал внешность человека, который приходил за своим приятелем. Тимур, это местный мафиози, су­мел найти Зубарева, взял его и держал на турбазе. Говорят, что при кассире, который вез зарплату на ламповый завод, была приличная сумма в долларах.
   —    Ясно. Но я не пойму, — сказал капитан. — Зачем вы мне показали ориентировку на Графа.
   —    Есть мысль, — негромко проговорил подпол­ковник, — что Граф появится у Зяблова. Потому что на турбазе убит один хороший знакомый Константина Федоровича. Но это только мое предположение. Мне кажется, что Граф брал баксы по наводке того погиб­шего на турбазе. И свел его и Графа Зяблов.
   —    Что? — поразился Феоктистов. — Но это же абсурд! Зяблов просто не мог знать Графа.
   —    Я разговаривал со своим приятелем из Пен­зы, — достав сигарету, Басов щедкнул зажигалкой. Боевики говорят, что вместе с Суворовым на турбазу пришел какой-то невысокий худощавый мужчина. Они примерно обрисовали его внешность. А приметы человека, которого видели с умершим Богунчиком, совпадают с приметами того, что был с Графом на турбазе. А Богунчик был человеком Редина. Убитый в доме Волошина мужчина в простыне, то есть призрак, помнишь? — капитан кивнул. — Этого призрака, не помню его фамилии, — с досадой проговорил Ба­сов, — тоже видели с невысоким худощавым мужчи­ной. Я провел, так сказать, свое, неслужебное рассле­дование и убежден, что к нападению на кассира в Пензе Зяблов имеет самое прямое отношение. Этот неизвестный послан Зибловым в Пензу для перехвата тех самых долларов!
   —    Но подождите, — подумав, возразил Феокти­стов. — Вы же сами говорили, что доллары — это всего лишь предположение.
   —    Которое скоро найдет подтверждение. Потому что Граф и этот неизвестный скоро появятся здесь, они приедут к Зяблову!
   —    Вы видели Волошина? — скрывая сомнение, перевел разговор капитан.
   —    Нет. Я не ездил в деревню. Собираюсь поехать сегодня. Мне один розыскник принес ориентировку.
 
   Я уточнил у него некоторые подробности. Затем по­звонил в Пензу. И, сопоставив все, решил, что Зябло­ва можно взять именно на связи с Графом и тем неизвестным.
   —     Извините, Валентин Павлович, — нереши­тельно проговорил Сергей, — но получается какая-то белиберда. Никто, кроме вас, того, о чем вы говорите, не заметил. Поэтому...
   —     Этого и я не заметил, — смеясь, прервал его подполковник. — А когда меня так вежливо попроси­ли с работы, то есть ласкового поддали под зад коле­ном, у меня появилось время все сопоставить и обду­мать. Но ты, — он внимательно посмотрел на капи­тана, — похоже, не веришь в это?
   —    Нет, — честно признался Сергей. Граф — бандит-одиночка. Ему просто его уголовная совесть не позволит работать по заказу какого-то мафиози. Ведь для таких, как Граф, авторитетом является лишь вор в законе. Граф всегда работал только на себя, поэтому и выходил сухим из воды.
   —    Я согласен, — кивнул Басов, — и сам понял это, только связав воедино этого неизвестного нам невысокого, который наверняка работает на Зяблова, и Графа, который, судя по всему, знаком с невы­соким. Они связаны. И очень скоро появятся у Зяб­лова. Вот тут мы его и возьмем, — жестко закончил Басов.
   —    Хорошо, коли так, — буркнул Сергей.
   —    В общем, будь повнимательнее, — поднялся подполковник. — А я поеду к Волошину. Что-то он знает. Ведь не за просто так его уже несколько раз пытались убить.
   Остановив машину, Шугин заглушил мотор.
   —    Где-то здесь пасека. Но будьте поосторож­нее, — он повернулся к сидевшим сзади троим пар­ням. — Там этот дядя Степан. А он с двустволкой обращаться умеет. В селе, как куропаток, наших пар­ней перещелкал.
   — Да в гробу я этих умельцев видел, — хохотнул один из парней.
   —    Ша, — прервал его сидевший рядом с Фелик­сом Клоун. — Мы сейчас прошвырнемся не в кипиш мимо пасеки. Разговор заведем, мол, туристы. Про мед спросим, нельзя ли купить. Тут речка недале­ко, — вспомнил он. — Вот и скажем, что туристы. Потом вечерком подойдем, за спичками вроде или еще за чем, и сделаем всех.
   —    Нам Волошин нужен, — напомнил Шугин.
   —    Тут по выбору делать нельзя, — усмехнулся Клоун. — Делать, так всех. Иначе...
   —    Вообще-то ты прав.
   —     Слышь, красотка, — обратился Граф к идущей мимо с ведром молодой женщине, — попить не дашь?
   —    Да не жалко, — игриво посмотрев на него, женщина поставила ведра на землю.
   —    Что же сама воду таскаешь? — Граф присел и сделал несколько глотков. — Ведь молодая, красивая. Пусть бы мужик таскал.
   —    Мужик в поле, — засмеялась она, — к убо­рочной готовится.
   —    Спасибо, — поднявшись, он подмигнул ей, — классная водица. И хозяюшка на большой.
   —     Все вы так говорите, — смеясь, женщина взяла ведра и, покачивая тугими бедрами, пошла дальше.
   —    А ты умеешь с женщинами разговаривать, — одобрительно заметил стоявший рядом Филимон.
   —    Куда теперь? — спросил Граф.
   —    В Аркадаке наш вагон отцепили, — стал сооб­ражать Хирург. — Потом, подцепив к другому соста­ву, потащили дальше. На какой-то небольшой стан­ции, названия рассмотреть не смог, подогнали тепло­воз с другой стороны. Проехали мы с тобой до первой остановки и выскочили на разъезде. Стоп, — задум­чиво пробормотал он. — Кажется, мне эти места зна­комы. Точно. Сейчас...
   —    Муха! — прервал его веселый возглас Графа. Повернувшись, Филимон увидел стоявшую у водона­порной башни темно-синюю «шестерку» с Саратовским номером, возле которой курили двое молодых мужчин. Третий набирал в большой термос воды.
   —    Граф! — изумленно протянул широкоплечий мужчина с короткими светлыми волосами. Отщелкнув окурок, быстро пошел к ним.
   —    Я с ним на зоне был, — негромко сообщил Филимону Граф. — Путный мужик.
    Он тоже сделал несколько шагов навстречу Мухе. Крепко пожав друг другу руки, они о чем-то негромко заговорили. Потом Граф вернулся к Филимону.
   —    Поехали с ним, — предложил он. — Муха — мужик свой. Он здесь недалеко в селе остановился. У него мать там недавно умерла. Дом оставила.
   —    Ты ему доверяешь? — быстро спросил Хирург.
   —    Насчет остановки у него, — усмехнулся Граф, — чтобы пожрать и поспать по-человечески — да. Он не из тех, кто пальцы попусту ломает. Хотя на зоне с ним считались.
   —    Но это значит, что к нему может приехать милиция.
   —    Про дом в деревне мусора не знают, — успо­коил его Виталий. — Эта хата у его матери вроде дачи была.
   —    Ты ждешь кого-то? — входя в вагончик и уви­дев, что дядя Степан посматривает на часы, спросил Дмитрий.
   —    Да Толян пообещался приехать. Еще вчера хо­тел. Я через Марию ему передал, что мед откачали. Помнишь, обещал я ему медку дать.
   —    Как думаешь, — тихо спросил Дмитрий, — он сделал то, что обещал?
   —    Конечно, — уверенно ответил дядя Степан. — Я же говорил тебе, что у них в мафии за деньги кого хошь убьют. Тем более Толян говорил, что это какие- то залетные. Значит, на чужой территории преступле­ние совершают, — по-своему объяснил он не совсем понятное ему слово. — Ведь у бандюг так: воруй на своей территории. Пчелы, и те чужаков убивают.
   —    Петр скоро приедет? — уходя от неприятной для него темы, спросил Волошин.
   —    Обещал к ужину подъехать, — пожал плечами дядя Степан.
   —    Извините! — услышали они громкий голос. — Не подскажете, как к ближайшей деревне пройти?
   Волошин, испуганно дернувшись в сторону от от­крытой двери, беспомощно взглянул на дядю Сте­пана.
   —    Не боись, — выглянув, успокоил его Сте­пан. — Какие-то туристы. Видать, курево кончи­лось, — так он понял вопрос подошедших к вагончи­ку пятерых молодых людей.
   — Видать, что не бандюги, — отметил он опрят­ную одежду парней и аккуратные короткие стрижки.
   —    Может, сделаем их сейчас? — прошептал сто­явший рядом с Шугиным Клоун.
   —    Но ты сам узнал от бабы, что на пасеке их трое. Здесь двое. Нужно третьего ждать. Да к тому же рано, — кивнул он в пасущееся невдалеке большое стадо. В общем, уходим, — решил он. — Потом пару раз, когда поблизости никого не будет, нарисуемся, чтоб привыкли. А вечером сделаем.
   —    А если третий только завтра вернется? — предположил один из парней.
   —    Не суй нос куда не надо! — недовольно бурк­нул Феликс. — Днем нас запросто запасти может кто-нибудь, — он бросил быстрый взгляд на Клоу­на. — А так Генка с бабой разговаривал. Но она его наверняка не запомнила.
   —    Ребята, — дядя Степан вышел из вагончи­ка. — Тут самая короткая дорога до села — вот та, — он кивнул на прикатанную тракторами и авто­мобилями грунтовую дорогу вдоль пшеничного поля.
   —    Что? — удивленно спросил Басов. — Волоши­на следователь спрашивал?
   —    Да, — кивнула пожилая женщина. — С райо­ну приехал. А Митька со Степаном на пасеку уехали.
   —    На чем этот следователь приезжал? — спросил подполковник.
   —    На автобусе, — вытирая передником руки, спокойно ответила она.
   —    Как он выглядит?
   —    А ты-то, милок, кто будешь? — подозрительно спросила она. Взяла очки, протерла стекла, надела их и внимательно всмотрелась в лицо подполковника. Он достал удостоверение, раскрыл и показал его женщине.
   —     Ты не тычь мне, — строго проговорила она, — дай-ка сюды, — она протянула руку.
   —    Как выглядел следователь? — с раздражением спросил подполковник.
   — Кто, ты сказал? — внезапно осипшим голосом спросил он.
   Феоктистов, прижав к глазам морской бинокль, удивленно покачал головой. Перевел его вправо, к воротам, у которых остановилось такси. Сергей за­помнил его номер.
   —    Здравствуй, — пытаясь улыбнуться, Зяблов сделал три шага вперед.
   —    Зачем ты убил мужа Ирины? — гневно спро­сила седая женщина. — И смерть ее свекрови тоже на твоей совести. Я знала, что ты подлый человечишка, — она презрительно улыбнулась. Слышала, что по твоему приказу убивают людей. Ты сволочь, Зяб­лов, — ее голос дрогнул застарелой ненавистью. — В этом я убедилась много лет назад. Но если...
   —    Заткнись! — крикнул Зяблов. — Что ты о себе возомнила? Являешься ко мне на дачу, оскорбляешь меня. Да как ты смеешь? Да я тебя...
   —    Я пришла только ради того, — женщина подо­шла к нему вплотную, — чтобы отдать тебе старый долг.
   —    Вот как? — насмешливо улыбнулся Констан­тин Федорович. — Что-то не припомню, чтобы я давал тебе взаймы. — Неожиданно хлесткая пощечи­на заставила его испуганно отскочить назад.
   —    Рахим! — заорал Зяблов.
   —    Повторяю, — строго проговорила женщи­на, — если ты не оставишь в покое Иринку...
   —    В подвал ее! — взвизгнул Зяблов. Подскочив­шие парни схватили испуганно обернувшуюся к ним женщину. Она пронзительно закричала.
   —    Мама? — услышал Зяблов удивленный голос от двери. Обернулся и изумленно застыл.
   —    Валя?! — изумленно воскликнула женщина.
   —    Мама, — Валентина бросилась к женщине.
   —    Доченька, — гладя по волосам обнявшую ее Валентину, прошептала женщина, — милая моя.
   Женщины крепко обнялись и плакали.
   —- Где обещанный ствол? — увидев ворвавшихся в комнату пятерых парней, процедил Георгий. Что-то прохрипев, бросился навстречу боевикам Зяблова. Надеясь на свою силу и численное превосходство, те, толпясь и мешая друг другу, накинулись на Георгия. Не пытаясь защищаться, не ставя блоков, тот мгно­венными быстрыми перемещениями вправо-влево, постоянно оказывался против одного из парней. У троих парней, отскочивших назад, на лицах была кровь. Четвертый, обхватив живот руками, медленно опускался на пол. Пятый с рассеченной левой бровью, из которой обильно шла кровь, шатаясь, сде­лал три шага назад и упал.
   —    Уходите! — заорал Хрипатый. Подхватив стул, бросил его в ворвавшихся в комнату еще четверых парней. Хватая со стола тарелки, стаканы, остальные приборы, метал их в пытавшихся приблизиться к нему боевиков. Ударом ноги в пах согнул одного. Отскочил за стол, рывком перевернул его навстречу остальным. Сильный удар в затылок сбил Георгия с ног. Он успел подсечь ноги еще одному и от удара каблуком в висок потерял сознание.
   —     Прекратите! — в один голос закричали мать и дочь. Сильным ударом кулака один из них отбросил Валентину.
   —    Что вы делаете! — отчаянно закричала мать.
   —    Хватит! — властно крикнул вошедший Рахим. Парни сразу прекратили избиение.
   —    В подвал их! — приказал Рахим. Взяв Хрипа­того за ноги, двое парней поволокли его к выходу. Двое других схватили седую женщину и потащили. Схвативший Валентину за плечи парень взвыл — она его укусила.
   —    Мама! — с пронзительным криком Валентина бросилась за тащившими мать парнями. От сильного удара ногой в живот она упала лицом вперед.
   —     Где Валентина Анатольевна? — осмотрев па­лату и выглянув в окно на больничный парк, спросил прокурор.
   —    Она ушла, — ответила сидевшая ни кровати Ирина. — Сказала, скоро придет.
   —    Куда? — быстро спросил он.
   —     Не знаю, — Ирина пожала плечами, — сказа­ла, что ей очень надо.
   —    Черт возьми, — буркнул прокурор, — я же просил ее не выходить. Как ты себя чувствуешь?
   —    Спасибо, — Ирина вздохнула. — Мне намно­го лучше. Вы знаете, — смущенно призналась она, — я как-то вдруг перестала бояться. Спасибо вам.
   —     Куда же Валентина Анатольевна ушла? — спросил себя прокурор.
   —    Наверное, за продуктами, — немного поду­мав, сказала Ирина. — У нас почти все кончилось.
   —    Я прийду  позже, — посмотрев ка часы, решил он, — если Валентина Анатольевна вернется, пусть обязательно позвонит мне.
   «Кто же эти трое? — рассматривая в бинокль дачу, подумал Феоктистов. — Откуда гости к Зяблову пожаловали? — не видя ничего интересного, опустил бинокль, лег на спину. — Может, это и есть курье­ры? — предположил он. — Вряд ли. Первая женщи­на никак на роль "извозчика" не тянет. Да и не знают их на даче, — вспомнил он. — Сначала о пожилой ходили докладывать, потом и об этой парочке. И приехали, что она, что пара, на такси. Курьеров или даже знакомых Зяблов обязательно встретил бы или послал за ними машину. Кто же они?»
   —    Доченька, — присев около лежащей у стены на бетонном полу Валентины, мать осторожно выти­рала кровь с ее лица.
   —    Зачем ты приехала, мама? — дотронувшись до опухшей щеки, спросила дочь.
   —    Тут одна девушка, — вздохнула мать, — тоже детдомовская, — она взглянула на со стоном усажи­вающегося на полу рядом с бочкой с песком Хрипа­того. — У нее мужа убили. Может, и не убили, — поправилась она. — В общем, он в аварии погиб. Говорят, аварию Зяблов подстроил. Потом мать ее мужа стреляла в Зяблова. Она сводной сестрой ему приходится.
   —    Вам-то на кой черт все это надо? — спросил почти пришедший в себя Хрипатый.
   —    Что у тебя с голосом? — быстро спросила Валентина Анатольевна.
   —    Все, как в классе, — с трудом улыбнулся Ге­оргий. — Помните, как вы нас о каждом, синяке допрашивали? — весело спросил он.
   —    Я все помню! — сердито сказала Валентина Анатольевна. — А ты, кажется, не изменился, все такой же сорвиголова!
   —    Вот за что я вас уважаю, — прохрипел Геор­гий, — в любой ситуации вы классная. Классный руководитель, — поправился он.
   —    Почему ты уехала из больницы? — тихо спро­сила Валентина.
   —    Мне написал прокурор, — вздохнула Валенти­на Анатольевна, — он...
   —    Мы читали, — мягко перебила ее дочь. — Но почему ты поехала сюда? Ведь здесь Зяблов. Неужели ты забыла, кто он?
   — Это очень трудно забыть, — вздохнула мать, — да и невозможно. Зяблов лишил меня почти всего — мужа, которого я любила, дочку, которую я...
   —    Прости меня, — прошептала Валентина. — Я тогда была дурой. А когда поняла, кто такой мой любимый папочка, было уже поздно. Ведь Зяблов по его просьбе оклеветал тебя. А я, дура, — заплакала Валентина, — поверила, что ты была его любовни­цей. Прости, мама, — отчаянно воскликнула она.
   —    Так это и есть тот прокозел! — понял Хри­патый. — Вот сука! Что же ты мне не сказала, — упрекнул он Валентину. — Я бы с ним давно разо­брался!
   —    Георгий, — покачала головой Валентина Ана­тольевна, — что за слова у тебя? Где ты этому нау­чился?
   —    В лагере, — виновато прохрипел он. — Я туда, можно сказать, в первый раз по дурости попал. Вы уже простите, что раньше об этом не рассказы­вал.
   —    Вот оно что, — понимающе проговорил Зи­мин. — Интересно, Ивачев про этом знает?
   —    Конечно, нет, — усмехнулся Зяблов. — Это было давно. Но я когда ее увидел, — он покачал головой, — растерялся. Меня тогда Редин попро­сил, — начал вспоминать он. — Ему очень хотелось на Аньке жениться, на генеральской дочери. Вот мы и придумали комбинацию, — он самодовольно улыб­нулся. — Я, как его друг, ночюал у нее в доме. Чтобы видели соседи, несколько раз в кино водил, в ресторан. Вроде бы по-дружески обнимал. А когда Иван, будто бы проездом, в Москву домой заскочил, с ним еще четверо были. Пока она дверь открывала, я в ее постель забрался. Ох,и смеху было. Редин вроде в бешенство пришел. За пистолет схватился. Она в слезы: мол, как ты можешь подумать такое. На меня что-то говорила. Даже пощечину влепила. А те, кто с Рединым был, все за чистую монету приняли. Ухватили Ивана, пистолет отняли. А потом суд. Я, конечно, начал говорить про нашу давнюю любовь.
   —    А тебе-то это зачем нужно было? — не понял майор.
   —    Да просто так, — отмахнулся Константин Фе­дорович. — Можно сказать, из мести. Я же действи­тельной к Вальке этой, жене Ивана, подкрадывался. Видная бабенка была, — со вздохом вспомнил он, — и верная мужу. Но на кой черт она ко мне яви­лась? — задумчиво пробормотал он. — Да еще эта стерва! — зло вспомнил он дочь Редина.
   —    О Валентине Анатольевне ответить могу, — усмехнулся Зимин. — Да ты и сам знаешь — она из-за Ирины здесь. А вот что ее дочери надо, непо­нятно. Может, хотела с тобой о том деле перегово­рить? Ведь ты сам говорил, что она сейчас вместо Редина.
   —    Может, и так, — согласился Константин Фе­дорович. — Черт бы подрал эту Вальку! — раздра­женно буркнул он. — Я имею в виду бывшую жену Редина. Если бы не она, с Валькой, дочкой Редина, можно было бы дела вести. Она...
   —    Что ты мне все объясняешь, кто есть кто! — разозлился Зимин. — Неужели я сам не могу понять. Но сейчас дело в другом — что ты с ними делать будешь?
   —    Пока не решил, — ответил Константин Федо­рович.
   — Положим, с решением тебе нужно поторопить­ся, потому что, как я узнал, в больнице к Ирине старшую Вальку прокурор положил. А он как узнает, что ее там нет, сразу может к тебе архангелов послать.
   —    Да и черт с ними, — весело улыбнулся Зяб­лов. — Здесь год искать будешь, черта с два найдешь!
   —    Ты к пчеловоду кого-нибудь послал? — меняя тему, спросил майор.
   —    А чего ты так заволновался? — усмехнулся Зяблов.
   —    Басов куда-то уехал, — сообщил Зимин. — И Феоктистова давно уже никто не видел.
   —    Да и черт с ними, — равнодушно ответил Константин Федорович. — Это, может, и к лучшему.
   —    А если Басов уехал к пчеловоду? — быстрым вопросом Зимин как бы смахнул с губ Константина Федоровича улыбку.
   —    Мне не нравится эта компания, — негромко сказал Филимон курившему на крыльце Графу.
   —     Мне они тоже не в кайф, — усмехнулся Граф, — только выбор у меня очень маленький. Здесь я хоть одного, но знаю. А вот насчет тебя, приятель, у меня очень большие сомнения. За то, что вовремя влез в дело на турбазе, мерси. Но ты меня в какую-то хреновину втянуть хочешь, а в какую имен­но — не говоришь. Я даже при самом плохом раскла­де в карты втемную не играл. А здесь, надеюсь, ты возражать не станешь, речь идет о моей шкуре. И мне небезразлично, кто ее снимать будет, — замолчав, в упор взглянул на Филимона.
   —     Покатили купаться! — из дома с шумом, сме­хом и довольно похабными шутками в адрес троих смеющихся особо неопределенного возраста вывали­лась компания.
   —    Покатили на речку, — сказал Графу Муха. — Возьмем бухары, бабцов еще отхватим. Гульнем пу­тем!
   —   Зря ты эту катавасию затеял, — неодобритель­но заметил Граф. — Мусора враз срисуют. Ведь ты знаешь, я в розыске. А здесь дым столбом. На кой хрен лахудр приволок? — зло спросил он.
   —    Слышь! — к Графу шагнул здоровенный му­жик. — Ты чего зубы кажешь? Тебя как...
   —    Увянь! — коротко перебил его Муха. — И не вякай. Въехал, Хряк?
   —    Лады, — легко согласился тот. — Просто я...
   —    Сдерни, — сказал Муха. Хряк сразу же ото­шел.
   —    Да все путем будет, — как-то угодливо заве­рил Муха хмурого Графа.
   —    Видно, Граф имеет вес среди себе подобных», — мысленно отметил Филимон.
   —    Слушай сюда, — Виталий вплотную подсту­пил к Мухе. — Не дай Бог, кто-то из них обо мне вякнет. Я тебя с ходу закопаю!
   —    Ты это, — разозлился Муха, — думай, чего базаришь! Ведь за это и получить можно. За кого ты нас держишь? Среди нас стукачей не было и не будет, въехал?
   —     Ты на меня жути не гони, — усмехнулся Граф. — «Получить можно», — ехидно передразнил он хозяина. — Если вы только играете под лихих, то другие в этом время с мусорами стреляются. А вы бабку с картошкой тряханете на рынке, и все, рэкет. Среди твоих корешей с проколотыми ушами нет? — поинтересовался он.
   —    Ты это! — взвился Муха. — Не...
   Оборвав себя на полуслове, замер. Ему в живот чувствительно уперлось дуло револьвера.
   —    Пусть вся твоя кодла топает в хату, — требо­вательно проговорил Граф, — и до завтра никуда, понял?-
   —    Хряк! — крикнул Муха: — Остаемся!
   Услышав недовольные голоса, заорал:
   —    Кому неясно?
   —    Зря ты так, — проговорил Филимон. — Это может кончиться дракой. А она нам ни к чему.
   —    Не учи отца с мамой спать, — сунув наган за пояс, усмехнулся Виталий. К воротам подъехала беже­вая «шестерка».
   —     Муха! — громко позвал вышедший из «жигу­лей» парень.
   —    Колян? — удивленно сказал хозяин.
   —    Значит, мне сейчас налево? — спросил Басов.
   —     Не сразу, — поправил его невысокий мужчина в очках. — Первый поворот будет асфальтированный, дорога в совхоз. Вам после него проехать еще с кило­метр. Там грунтовая дорога налево, вот по ней и поедете. С дороги съедете и вдоль подсолнухов.
   «Мать честная, — мысленно выругался подпол­ковник, — уже час пасеку ищу».
   — Спасибо, — вслух поблагодарил он очкасто­го. — Но там точно пасека дяди Степана?
   Шугин щелчком отправил окурок в реку. Посмот­рев на темнеющую синеву неба, встал.
   —    Поехали? — спросил поднявший голову Кло­ун. Он хотел подняться, но мускулистый парень с серьгой в правом ухе, опрокидываясь на спину, нанес Клоуну мощный удар ногой в лицо. Клоун упал. Его ударили в голову с двух сторон. Издав сдавленный стон, он обмяк.
   —    Добейте, — отворачиваясь, буркнул Шу­гин. — Что-нибудь потяжелее к ногам, и в воду.
   Бросив быстрый взгляд на лежащего без сознания Клоуна, неторопливо пошел к машине.
   —    Граф, — к курившему на крыльце Суворову подошел Муха. — Ты это, — нерешительно начал он, — не...
   —    Ты без «это» не можешь? — насмешливо спросил Виталий. — Еще по зоне твое «это» поперек горла было.
   — Хорош тебе, — поморщился хозяин. — Я на­счет нашего базара. Ты вообще-то прав. Мало ли кто чем дышит. Но не бойся, никто про тебя ничего не знает. Граф, и все. Так что:...
   —    Ментам и этого вполне хватит, —- недовольно заметил Суворов.
   —   Да они сейчас уже все в отрубе, — подмигнул ему Муха. — Колян самогонку приволок. Пара стака­нов, и все, дупель.
   —    А кто этот Колян? — покосился на дверь Граф.
   —   Да кент мой по первой ходке, — считая, что сразу успокоит Виталия, ответил Муха.
   —    Да найдем, — раздался веселый голос одного из приехавших парней. Он, Муха и Хряк громко расхохотались.
   —    Ты по натуре этих чертей выдоил? — сквозь смех спросил Хряк.
   —    Сукой буду, — захохотал парень в потертых джинсах.
   —    Слышь, Граф, — остановился возле Суворова Муха, — тут это, — не выдержав, захохотал.
   Нас возьмете? — неожиданно для Виталия с улыбкой спросил Филимон.
   —    Мужики! — громко позвал подошедший к ва­гончику Феликс.
   —    Кто там? — спросил из-за двери Степан.
   —    Да туристы, — весело ответил Феликс. -— Это мы, дядя Степан.
   Следуя своему замыслу, он с парнями еще трижды был у пчеловодов и даже пил с ними чай. Клоуна он убил потому, что в деревне о Волошине и о том, как проехать на пасеку, узнавал выдававший себя за сле­дователя Клоун. Убрать его можно было и после дела, но, рассудив, Феликс пришел к выводу, что как бы аккуратно они ни работали, следы все равно останут­ся, и милиция, получив описание внешности Клоуна, примется за Полковника.
   —     Это парни, те, что у реки остановились, — услышав знакомый голос, дядя Степан отложил дву­стволку и шагнул к двери.
   —    Не открывай! — Волошин встал перед дядей Степаном.
   —    Да брось ты, — прогудел тот, — я же говорю тебе, это те парни, которые в палатке у реки остано­вились.
   —     Не бойся, — засмеялся лежащий на лавке мо­лодой мускулистый мужчина в очках. — Мне одному таких пятерку подавай!
   —     Успокойся, Митрий, — положив тяжелую мо­золистую ладонь на плечо Волошина, проговорил дядя Степан, — Петька десантником служил, приемы знает. Да и говорю же тебе, это те парни, которые днем приходили, мы чай с ними пили.
   —    Не открывай! — замотал головой Дмитрий. — Не просто так они пришли. Чувствую я.
   —    Да брось ты, — засмеялся Петр. Поднялся, потянулся сильным телом и подошел к двери.
   —    Что нужно? — отодвинув железный засов, толкнул дверь вперед.
   —    У вас сахара не найдется? — проговорил сто­явший у лесенки, которая заменяла крыльцо, Фе­ликс. — А то мы свой в воду уронили.
   —    Дадим? — повернувшись, спросил Петр.
   —    Да жалко, что ли, — дядя Степан, наклонив­шись, достал из стоящего под столом ящика холщо­вый мешочек. Дернул шнурок и, взяв полулитровую чистую банку, зачерпнул песок. Истошный вопль от­прянувшего назад Волошина заставил его вскинуть голову. С улыбкой на губах Петр стал падать вперед. Пытаясь удержаться, ухватился рукой за дощатую пе­регородку, но грохнулся на пол. Под его левой лопат­кой дядя Степан увидел рукоятку финки. В вагончик ворвался парень с ножом. Дядя Степан бросил в него мешочек с сахаром, схватил ружье. Парень увернулся, рванулся к сжавшемуся в комок Волошину и поднял руку с финкой. Вскинув ружье, дядя Степан взвел курки. В открытую дверь, тускло сверкнув в свете настольной лампы, влетел нож. Его лезвие легко вош­ло в правый, чуть ниже ребер, бок дяди Степана. Не успев выстрелить, Степан ткнулся головой в перего­родку. Волошин увернулся от руки с ножом и схватил за ручку большую чугунную сковородку. В вагончик ворвались еще двое. Дмитрий с пронзительным кри­ком ударил сковородкой первого парня по шее. Всхлипнув, тот застыл и с мгновенно выступившей на губах пеной рухнул назад, на валявшегося Петра. Пе­репрыгнув их, второй парень рванулся к Дмитрию. Продолжая пронзительно кричать, Дмитрий бросил в него сковородку и схватил ружье. На улице дважды выстрелил пистолет. Отвечая ему, рядом с вагончиком громыхнул выстрел. Парень, растерянно замерев, обернулся. Волошин направил в его сторону стволы и нажал на оба курка. Сила отдачи отбила ему пальцы и качнула назад. Получив два заряда дроби, превра­тившей его рубашку на спину в мгновенно окрасив­шиеся кровью лохмотья, парень отлетел назад, выро­нил нож и упал. Трясущимися руками Волошин пере­ломил стволы, вытащил одну гильзу, схватил патрон, сунул его в ствол, сложил ружье и взвел курки. В дверях вагончика появился человек. Дмитрий на­вскидку выстрелили. Заряд картечи, попавший в грудь, выбросил человека назад.
   —    Дай ружье, — прохрипел дядя Степан. Воло­шин отдал ружье с трудом поднявшемуся дяде Степа­ну и схватил второе. Взвел курки и бросился к двери.
   —    Сволочи! — прошептал он трясущимися губа­ми. — Гады! Да что же вы делаете?!
   Увидев лежащего на земле человека, направил на него стволы.
   —     Подполковник Басов, — простонал чело­век, — удостоверение в нагрудном кармане.
   —    Сволочи! — заорал Волошин. — Жену с доч­кой убили! Теперь и меня хотите!
   Появившийся за его спиной дядя Степан успел стволами своего ружья подбить вверх направленные на Басова стволы. Звонким эхом по полю подсолнуха прокатился выстрел.
   —    Сейчас перевяжу, — вытащив и разглядев удо­стоверение, сказал Басову дядя Степан.
   —     Ружье дай одному из этих, — с трудом прого­ворил Басов. — Иначе хана Волошину. Это он в меня стрелял.
   —     Кто он? — спросил дядю Степана трясущийся Дмитрий.
   —     Милиционер, — выхватывая из его рук дву­стволку, ответил Степан. Подскочив, сунул ружье в руки парня, которого Волошин ударил сковородкой по шее.
   —    Перевяжи Петьку! — достав из висевшего на стене шкафчика две упаковки бинта, дядя Степан сунул одну Дмитрию.
   — У вас нож в боку, — испуганно ахнул Воло­шин.
   —    Делай, что сказал, — буркнул дядя Степан.
   Шугин выскочил из кустов и подбежал к машине. Озираясь, открыл дверцу, завел мотор. Неожиданно «семерку», в которой он сидел, осветили фары свер­нувшей с трассы машины. Выскочив, он вытянул в направлении фар руку с пистолетом и дважды нажал на курок.
   С матом вывернув руль вправо, Колян остановил машину, выскочил и, метнувшись в сторону, упал на землю. С другой стороны выпрыгнул Граф с наганом. В распахнутые задние дверцы, торопя друг друга, вы­лезли Хряк, Филимон и парень в потертых джинсах. Все тоже повалились в густую траву.
   —    Что за дела?! — крикнул Колян.
   —    А хрен его знает! — возбужденно ответил Муха. Неслышной тенью Филимон, пригибаясь за высокими кустами, побежал к машине, от которой стреляли.
   —    Люди! — раздался совсем рядом истошный крик. — Помогите! На помощь!
   —    Ты куда меня приволок? — ткнув стволом ре­вольвера в шею испуганно дернувшегося Мухи, зло спросил Граф.
   —     Иди сюда! — услышал он приглушенный го­лос Филимона. Хряк, Колян и парень в потертых джинсах, приподняв задницы, быстро отползали на­зад, в густые заросли лесополосы.
   —    Стоять! — повернувшись к ним и подтверждая свое требование револьвером, приказал Граф. Те за­мерли.
   —    Вперед! — указывая стволом нагана в сторону Филимона, процедил Граф. — Ты тоже, — он чувст­вительно ткнул кулаком в бок испуганно сжавшегося Муху.
   —    Врачей надо, — простонал дядя Степан. — Сдохнет милиционер.
   —    Люди! — закричал Волошин. — Помогите! На помощь!
   —    Да кто же тебе здесь поможет, — тяжело дыша, прижимая к глубокой ране платок, нашел в себе силы усмехнуться дядя Степан. — Если толь­ко...
   —    Что такое? — услышал он мужской голос. Рез­ко повернувшись, Степан схватил ружье и закри­чал. — Стрелять буду!
   —    Дядя Степан! — отпрянув назад, крикнул па­рень в потертых джинсах. Стоявший за ним Граф ухватил левой рукой его за ворот и вернул на место.
   —    Толик? — удивился дядя Степан. — Ты чего здесь?
   —    Они пришли убить меня! — Дмитрий прижал к плечу приклад двустволки и направил ружье на вошедших.
   —    Ты не пульни! — воскликнул Толик. — Неу­жели не признал? Это я...
   —    Ах ты скотина! — прорычал дядя Степан. Со стоном поднявшись, шагнул вперед с сгреб ворот затрещавшей рубашки племянника. По-мужицки, от плеча треснул его в лицо кулаком. Удерживая за во­рот рубашки падающего племянника, снова размах­нулся.
   —    Что случилось? — спросил Филимон.
   —    На кой хрен ты меня сюда приволок? — зло спросил его Граф. — Валить надо. Сейчас...
   —     Кроме нас, здесь были эти, — он кивнул на два тела. — И тот, кто стрелял в нас. Сейчас он уже далеко. Так что времени у нас предостаточно. Это и есть то, ради чего я приехал сюда. Мои интересы равны интересам тех, — его голос дрогнул от ненави­сти, — кто пытался меня подставить.
   —    Граф, — прошептал осторожно подошедший Муха. — В вагончике Бас лежит. Ему из двустволки в грудь всадили.
   —    Да хрен с ним, с твоим Басом! — процедил Суворов.
   —    Это мент, — торопливо проговорил Муха, — подполковник. С угро, сука. Он меня...
   —- Гнида, — с коротким выдохом Граф рукоят­кой нагана ударил его в зубы, — подставить меня захотел, пес поганый!
   Разъяренный Граф стал бить ногами упавшего Муху. Колян и Хряк, не сговариваясь, бросились в подсолнухи.
   —    Не уйдете! — визгливо закричал Волошин и, вскинув опущенное было ружье, дуплетом ударил им вслед. Колян упал лицом вперед. Его сильное тело подмяло стебли подсолнуха. Выстрел, казалось, под­стегнул Хряка, Не разбирая дороги, ломая вытянуты­ми руками подсолнухи, он быстро продирался вперед. Филимон схватил валявшийся пистолет, навскидку выстрелил и тут же бросил его на землю.
   —    Кто это? — спросил он дядю Степана, осев­шего на землю рядом с Толиком.
   —     Племянник мой, — хрипло ответил он. — Обещал, что найдет тех, кто убил его жену и дочь, — кивнул он на лихорадочно перезаряжающего ружье Дмитрия. — Они...
   — Откуда здесь милиционер? — перебил его воп­рос Филимона.
   —    Если бы не он, — простонал дядя Степан, — нас бы убили. Петьку, — он всхлипнул, — убили, племянника жены моей. Что я его матери скажу? — прошептал он.
   —    Гады! — Дмитрий щелкнул курками двуствол­ки. — Сволочи!
   Граф резким ударом ноги в живот согнул его и, вырвав ружье, отбросил его в сторону.
   —    Протри ружье, — посоветовал Филимон. — Мы сейчас уйдем, — взяв валявшийся около дяди Степана бинт, начал перевязывать его поверх рубаш­ки. — Вызовем врачей и милицию. Что будете гово­рить, решайте сами.
   —    Кто вы? — спросил дядя Степан.
   —    Проезжающие мимо. — Филимон закончил перевязку. — Услышали выстрелы, потом крик и пришли.
   —    А почему с ними? — подозрительно посмот­рел в неясное в темноте лицо Хирурга дядя Степан.
   —    Они, — имея в виду его племянника и осталь­ных, сказал Граф, — просто появились одновременно с нами.
   —    Это так, — подтвердил Филимон. — А сейчас, ради Бога, извините, но задерживаться мы не можем. Сразу, как доберемся до телефона, сообщим в мили­цию и в «скорую».
   —    И прими добрый совет, — кивнул в сторону согнувшегося и обхватившего живот руками Дмит­рия, — сказал Граф, — свяжи этого придурка, а то он и тебя пристрелит.
   «Вообще-то правильнее было бы перебить их, — подумал Филимон. — И сделать так, будто они по­убивали друг друга. Но пока Бог на его стороне, — взглянул он на Волошина. — А посему пусть жи­вет».
 
   — Так вот ради чего вы нас вызвали, — усмех­нулся Роман.
   —    Не только за этим, — отсмотрев краснояр­ских, покачал головой Растогин. — Первую часть за­дания вы провалили.
   —     Просто все получилось внезапно, — пригла­дил жесткой ладонью свои кудри Руслан. Его смуглое лицо выразило досаду. — Собственно...
   —    Забудем, — буркнул Павел Афанасьевич, — Надеюсь, что это у вас получится лучше.
   —     Собственно, — решился высказаться черново-. лосый здоровяк, — мне не по нутру...
   —    Вот что, Стае! — раздраженно сказал Расто­гин. — Мы работаем уже давно. Я платил вам даже тогда, когда вы проваливали мои заказы. Лучшее тому подтверждение...
   — Мы сделаем все, о чем вы просите, — по­спешно сказал Роман.
   —    Доброе утро, — заглянув в спальню, поздоро­валась Галя.
   —     Здравствуйте, — лежавший на кровати с замо­танной бантом грудью Знаменский вздохнул. — Я, наверное, доставил вам много неудобств, — он, по­морщившись, дотронулся до кровавого пятна на бин­те. — Я оказался рядом и пришел к Графу, то есть к Виталию, — торопливо поправился он.
   —    Я знаю, — улыбнулась Галина, — но почему вы не позволили мне вызвать милицию? Ведь вас чуть не убили. И даже «скорую помощь» не...
   —    Что милиция, — усмехнулся Знаменский, — что «скорая», в этом случае одно и то же. Любое ранение, и медики сообщают в органы.
   —    Но я думаю, вам следует обратиться в мили­цию, ведь вас ударили ножом.
   —    Я не хочу, чтобы московские менты знали о том, — поморщился он, — что Знаменский Альберт Кириллович находится в столице. Потому что они знают меня как Виконта. Поверьте, Галина, в свое время за мной была самая настоящая охота. Я один из лучших представителей древней, можно сказать, отмирающей профессии медвежатников, то есть взломщиков сейфов.
   —    Вот как, — удивилась Галя. — И вы так спо­койно говорите об этом. Выходит, я спасаю преступ­ника?
   .. — Выходит так, — кивнул Знаменский.
   —    Ладно, — засмеялась она. — Это в благодар­ность за вашу работу с Виталием. Помните, как вы кран ремонтировали? — Галина звонко рассмеялась.
   —    Пожалуй, это было самым трудным делом в моей практике, — признался Виконт и спросил. — А где Граф? Ну, Виталий, — поспешно добавил он.
   —    Не знаю, — сердито ответила Галя. — Его милиция ищет, что-то он натворил.
   —    Я тоже кое-что слышали, — кивнул Знамен­ский. — В Тамбове разговор был, что он вроде в Пензе, — опомнившись, замолчал.
   —     Меня не интересуют его дела! — Галя тряхну­ла головой. — Завтракать будете? — выходя, спроси­ла она.
   —    Если можно, я бы кофе выпил.
   «Черт ты, Виконт, — подумал он. — Влип на перо, как малолетка. Ведь знал, что не оставит он тебя в покое, знал. И что? Расчувствовался, придурок. Но что-то никак, не пойму, почему он такой кипиш закатил? Может, отдать ему эти бумажки? А то так и завалят, как кабанчика. Ладно, — решил он, — отле­жусь, звякну этому козлу. Мол, ежели что со мной случится, пес ты гребаный! Эти ксивы сходу в мен­товской окажутся. И будешь тогда с ними про Смо­ленск базарить».
   —    Ох, и гульнем! — шевеля обеими руками ле­жащие на столе россыпью купюры, засмеялся Фе­дор.
   —    Валюха вернется, — не поддержал его сидев­ший на широком подоконнике Пират, — она нам нагуляет. Ведь мы, считай, ее бабки выцепили.
   —     Нет Вальки! — зло взглянул на него Федор. — А значит вместо нее я! Да и вообще, она, сучка, мое место заняла! Сейчас вот с клиентами перебазарю, и все, — энергичным взмахом руки Федор как бы пред­сказал конец своей единокровной сестры.
   —     Правильно, — кивнул развалившийся на ши­рокой тахте Игла. — Давно пора ей место показать. А то она нас вообще ни за кого считала. А с при­дурками, которых нам Слон отдал, ты правильно сде­лал. Ни хрена себе, они нас чуть не перестреляли, а мы...
   —    Их Слон Вальке привозил, — заметил Пи­рат, — она с ними должна была разбираться.
   —    Ты что-то все время на попятную идешь, — недовольно посмотрел на него Федор. — Может, ты Вальке' задницу лижешь?
   —    Ты думай, о чем базаришь! — Пират спрыгнул с подоконника. А то ведь... — не закончив, он грубо выругался.
   —    Хорош тебе, — лениво буркнул Игла. — Про­сто надо сейчас время как-то убить. Может, на при­роду двинем? — неожиданно предложил он. — Телок снимем, кайфанем всласть. Бабки есть. Тем более Валюхе сейчас не до нас.
   —    А куда она укатила? — пробормотал Федор.
   —     Хрен ее знает, — загораясь идеей об отдыхе на природе, бросил Игла. — Так как насчет гу­лянки?
   Швед вышел из душевой.
   —    Алик! — услышал он. — Тебя босс требует!
   —    Меня зовут Альберт, — отбросив полотенце, он подошел к зеркалу и стал причесывать влажные волосы.
   —    Тебя Растогин требует, — проговорил парень.
   —    Зачем? — спросил Альберт.
   —    Значит, ты мне нужен! — услышал он за спи­ной раздраженный голос.
   —    Но я собирался к...
   —     Не надо, — не дал договорить ему Расто­гин. — И вот еще что. Мне не нравится, что я должен тебя разыскивать. Обычно ты сообщаешь, где находишься.
   —    Но я был в спортзале, — пожал плечами Швед.
   —     Вот билет, — сказал Павел Афанасьевич. — Ты летишь в Пензу. Там какой-то сыр-бор с постав­кой серебра. Если это действительно так, заберешь деньги. Альберт взял билет и со вздохом вложил его в паспорт.
   —    Ты, кажется, недоволен? — спросил Растогин.
   —    Вы же знаете, — пробормотал Швед. — Для меня все эти дела с купи-продай сложнее теоремы Пифагора для первоклассника. Не умею...
   -— А здесь и не надо уметь, — успокоил его Рас­тогин. — Приедешь, тебя встретят. Узнаешь, в чем дело. Если что-то не так, отдадут деньги. Правда, сутки тебе придется побыть там. А завтра вечером вернешься.
   —    Я должен взять кое-какие вещи, — Швед по­смотрел на часы.
   —    Успеешь, — успокоил его Павел Афанасье­вич. — До самолета еще три часа.
   — Кто? — подойдя к двери, спросила Галя, уже поворачивая ключ. Сильный толчок двери отбросил ее назад. Упав на спину, она стукнулась затылком о полку для обуви и на какое-то время потеряла созна­ние. В квартиру ворвались трое в масках. Один при­сел рядом с женщиной и приложил пальцы к сонной артерии. Двое других бросились в комнату.
   —    ...два сына, — читал Знаменский. — Один был умный, как ты, — опустив книгу, он взглянул на внимательно слушавшего его Павлика. — Ведь ты слушаешь маму? — уверенный в положительном от­вете, спросил он.
   —    Не всегда, — ответил мальчик.
   —    Вот как? — удивился Виконт. Смешавшись, он некоторое время молчал. — Но ведь в основ­ном, — наконец сказал он, — ты...
   Ворвавшийся в спальню человек в маске коротко и резко ударил Знаменского кулаком в висок. Второй, подхватив мальчика, зажал ему рот рукой в перчатке и бросился к двери.
   —    Подожди, — остановил его первый. — Смот­ри, — указал он на лежащего без сознания Викон­та. — Сказки читает. Что делать-то?
   —    Уходим, — быстро решил первый. — Все дол­жно быть тихо. Тем более, что сейчас...
   Пронзительный крик из прихожей прервал его.
   —     С бабой справиться не может! — выругался второй и выскочил из спальни. Потрясая прокушен­ным пальцем, оставшийся в прихожей человек в мас­ке с хриплым матом ударил ногой громко кричащую женщину. Сумев увернуться, она рывком распахнула дверь и, продолжая кричать, выскочила на площадку. Из дверей соседней квартиры выбежали трое людей в штатском.
   —     Менты! — крикнул один из налетчиков и вы­стрелил в продолжавшую кричать Галину. Трое в штатском, вскинув пистолеты, нажали на курки. По лестнице прокатилось это тройного выстрела.
   —     Стоять! — один из мужчин на площадке при­жался слева от двери. — Милиция! — ответом ему были выстрелы из двух пистолетов.
   —    Брось пацана! — стреляя в дверь, крикнул второй в маске. Первьш отбросил громко заплакавше­го Павлика на кровать, трижды выстрелил и бросился к окну.
   —    Брось оружие! — подкрепляя свое требование выстрелом, крикнул стоявший под окном человек. Налетчик вскинул руку с пистолетом. С улицы по нему выстрелил поджарый мужчина в спортивном ко­стюме.
    —     Пацана убью! — увидев упавшего на пол на­парника, заорал второй. Пальнув в дверь и в окно, кинулся к испуганно прижавшемуся к стене и на­взрыд плачущему Павлику. Очнувшийся Знаменский прыгнул к налетчику. Тот отбросил его ударом ноги, схватил мальчика и прижал ствол пистолета к его виску.
   —    Убью! — заорал он.
   Знаменский, плюнув кровью, попытался сесть и замер. Прямо перед лицом он увидел пистолет. Схва­тил его и, держа оружие обеими руками, трижды нажал на курок.
   —    Не стрелять! — раздался от дверей возбужден­ный голос.
   —     Мама! — откатившись от упавшего налетчика, завопил Павлик. Вскочил, бросился к двери.
   —     Надо же, — открыв глаза, пробормотал пора­женный Знаменский. — Попал,
   —    Сволочи! — стремительно вскочив, закричал Растогин, — Что вы наделали?
   —    Мы всегда так работаем, — недовольно по­смотрел на него Стае. — Грязную работу делаем не сами, потому что если кто и увидит их, то...
   —    Я плачу вам! — Павел Афанасьевич, размах­нувшись, ткнул мягким кулаком в лицо Стаса. Закрыв глаза, тот с шумом выдохнул воздух и процедил:
   —    А вот этого делать не следовало. Я...
   —    Мы все сделаем позже, — поспешно заверил Растогина Роман. — Тем более, что сейчас его мать в больнице. Огнестрельное ранение плеча.
   —    Но милиция знает, — заорал Растогин, — что ее сына хотят похитить. И наверняка будут искать, кто заинтересован в этом.
   —    Менты думают, что это была попытка ограбле­ния, — возразил Роман. — А вот почему вы не ска­зали, что в квартире рядом засада на какого-то Суво­рова? — упрекнул он Растогина.
   —  Что?! — возмутился тот. — Я должен что-то узнавать, чтобы вам было удобнее? Я плачу вам! А вы уж...
   —    Извините, Павел Афанасьевич, — бросив на подельника злой взгляд, проговорил Руслан, — про­сто обидно, что сорвалось. Но, с другой стороны, — он улыбнулся, — все к лучшему. Гораздо хуже было бы, если бы мы сами в этот раз пошли за мальчиш­кой. Хотя в том, что случилось, наша вина. Мы должны были все узнать, а потом работать.
   —    Что случилось? — недоуменно спросил Швед трех оживленно обсуждавших что-то пожилых жен­щин.
   —    Ой! — с ужасом всплеснула руками одна. — Тут такое! — обрадованная возможностью поразить свежего человека, она принялась рассказывать.
   —    Что ты делал у нее на квартире? — поправив наброшенный на плечи халат, спросил майор мили­ции лежащего на кровати Знаменского.
   —     Послушайте, гражданин начальник, — вздох­нул Знаменский, — я уже говорил. Шел по улице мимо дома. Москву я плохо знаю. Вечером, просто так. И вдруг какие-то алкаши, мать их за ногу, — с чувством добавил он, — просят у меня закурить. Ну а дальше...
   —    Почему не сообщил в милицию? — заранее зная ответ, все же спросил майор.
   —    Да за кого ты меня держишь?! — возмутился Виконт.
   —    Ты шел к Графу, — уверенно проговорил май­ор, — но почему оказался у Лапиной?
   —    Ты мне дело шьешь? — усмехнулся Знамен­ский. — Я думал, благодарность вынесете. А ты, — махнув рукой поморщился и осторожно приложил руку к забинтованной груди.
   —    Где ты стрелять научился? — немного помол­чав, спросил майор. — Все три в голову садил. А ведь мог и в пацана попасть.
   —     Могла бы баба сама себе детей делать, — ус­мехнулся Виконт, — ей бы и мужик не всегда нужен был. И вообще, начальник, — устало добавил он, — в том, что я раненный, у тебя сомнений нет? Врач ведь сказал, что подрезан я крепенько. А посему давай заканчивать. Надеюсь, труп этого придурка вы мне не приклеите?
   —    Да нет, конечно, — с сожалением заметил майор. — Но то, что ты нам мозги пудришь, это точно. Ничего, — выходя, еле слышно произнес он. — Лапина очнется, мы с ней потолкуем.
   —    Да успокойтесь, — улыбнулась врач. — Ниче­го страшного нет. Пуля попала в плечо и задела какую-то артерию. Лапина без сознания так долго только потому, что потеряла много крови.
   —    А сын ее где? — быстро спросил Швед.
   —    В милиции, — ответила она. — А может, сей­час уже какому-нибудь родственнику отдали. Тут пол­часа назад ее свекор приходил. Тоже о мальчике спра­шивал.
   —    Дед? — Альберт прищурился и, не прощаясь, быстро пошел к выходу.
   — А ты думал, почему я так позволил ему гово­рить с нами? — усмехнулся Роман. — Ему пацан этот ой как нужен. В нем, видите ли, родственные чувства проснулись, — хохотнул он. — Вот мы и поставим его перед фактом. Он нам втрое больше даст, чем обещал.
   —    Да что ты себе позволяешь? — воскликнула отброшенная в сторону шагнувшим в кабинет Шве­дом, молодая женщина, новый секретарь Растогина.
   —    Явился! — воскликнул Павел Афанасьевич, — и что тебе нужно? Что ты за Павлика хочешь?!
   —    Подождите, — растерялся Швед, — разве не вы его забрали? Мне сказали, что приходил какой-то дед...
   —    А мне сказали, что Павлика забрал высокий черноволосый мужчина, — сердито сказал Расто­гин. — Назвался сожителем Галины и забрал маль­чишку.
   Затем вглядевшись в лицо Альберта, испуганно спросил:
   —    Значит, это был не ты?
   Выскочил из-за стола, схватил Альберта за плечи, торопливо проговорил:
   —    Найди его, слышишь? Я тебя умоляю, найди.
 
   —    По-моему, вы мне что-то не договариваете, — спокойно сказал Швед. — Я считаю, что в этой исто­рии вы замешаны. И предупреждаю, — легким дви­жением он освободился из рук Растогина, — если это так, я убью вас.
   —    Как ты смеешь со мной так говорить?! — за­вопил Растогин. — Я тебя из грязи произвел в князи, а ты!
   —    Я повторяю — спокойно сказал Альберт, — если с мальчишкой по вашей вине что-то случится, я убью вас.
   Резко повернувшись, он пошел из кабинета.
   —    Найди Павлика! — крикнул ему вслед Павел Афанасьевич. — И иногда связывайся со мной. Если будут какие-то новости, я их сразу же сообщу тебе.
   —    Ни фига себе! — восторженно осматривая большую двухэтажную дачу, прошептала молодая светловолосая девушка. — Это твое? — повернулась она к самодовольно улыбающемуся Фреди.
   —    Зря мы ее сюда привели, — буркнул Пират.
   —    А ништяк телочка, — усмехнулся Игла. — К тому же она сама согласилась. Видел, как она...
   —    Я вижу, как Фреди на нее пялится, — недо­вольно прервал его Пират.
   —    К жене Степана Ризова приходил какой-то парень, — проговорил моложавый майор мили­ции. — Представился следователем и спросил о Во­лошине. Она сказала, что Волошин на пасеке с ее мужем. Рассказала, как найти пасеку. Судя по всему, этот парень был одним из тех, кто пытался убить Волошина.
   —    Но мне сказали, что там убиты двое из Прохо- ровки, — заметил внимательно слушавший его про­курор.
   —    Свинин, кличка Хряк, — кивнул майор. — Он убит выстрелом из служебного пистолета Басова. И некий Николай Сахов, Кличка Колян. Он залет­ный. Около месяца, как сообщили в райотделе, жил с одной женщиной. Но совсем недавно его видели с Анатолием Ризовым, племянником Степана Семено­вича, который ранен на пасеке, — майор вздох­нул. — Племянник его жены убит. Подполковник Басов сейчас в реанимации в очень тяжелом состоя­нии. Здесь многое непонятно, — он пожал плеча­ми. — Волошин все время твердит, что он принял Басова за бандита и выстрелил в него из ружья. Ризов говорит, что в подполковника стрелял один из напа­давших. На ружье действительно обнаружены отпе­чатки доставленного в больницу парня. У него раз­дроблен кадык. Врачи говорят, что не жилец. Пле­мянник Ризова тоже в больнице. Перелом челюсти и сотрясение мозга. Степан Иванович утверждает, что налетчиков привел он, его племянник.
   —    А кто были те двое, — спросил Ивачев, — о которых сообщил Ризов?
   —    Судя по всему, какие-то водители, — прогово­рил майор. — Остановились и, услышав выстрелы, решили узнать, в чем дело. Ведь именно так и сказал человек, который звонил в милицию. Так что, судя по всему, это действительно какие-то водители.
   —    Странно, — покачал головой прокурор. — Не думал я, что в наше время есть люди, способные прийти на выстрелы в пустынном месте.
   —    Я тоже так подумал, — согласился милицио­нер, — но факт остается фактом. Эти двое пришли и позвонили. Но вот как и почему там оказался Ба­сов? — задумчиво проговорил он. — И заметьте, очень вовремя. Если бы не он, то и Волошин, и Ризов были бы убиты.
   —    А что выяснили о брошенной машине? — спросил прокурор.
   —    Вероятнее всего,на ней приехали те, кто пер­вым напал на пчеловодов. Сахов, Мухин, Свинин и Анатолий Ризов приехали чуть позже. В них стреляли. Около «семерки» обнаружена гильза от«Макарова», ана «шестерке», которая, кстати, числится в угоне, пулевое отверстие. Жаль, Басов без сознания. Почему он приехал на пасеку? А сначала побывал у жены Ризова? Она и сказала ему про следователя, который спрашивал о Волошине.
   —    Меня все больше интересуют те двое неизвест­ных добропорядочных граждан, — чуть слышно про­говорил Ивачев.
   —    Может, ты, наконец, объяснишь мне, — вы­тирая лицо подолом рубашки, спросил Граф моющего руки в ручье Филимона, — с какого хрена ты попер­ся к колхозникам на пасеку?
   —    Я здесь потому, — отряхивая ладони, вздохнул Филимон, — чтобы самому узнать это.
   —    Не въехал, — по-лагерному выразил изумле­ние Граф. — Может, разжуешь мне, деревянному?
   —    Все очень просто, — достав из рюкзака банку мясных консервов, Хирург ножом стал открывать ее. — Меня сюда прислали из столицы за тем, чтобы убить молодого пчеловода. Потом меня пытались под­ставить саратовские друзья столичного заказчика.
   Филимон говорил правду и не видел причины скрывать ее. Когда он с помощью Графа разделается с Зиминым, то все концы будут вести к находящемуся в розыске Суворову. Работать в обычном стиле не было времени. А уж о том, чтобы Графа никогда не нашли, он позаботится.
   —    Так, — протянул Виталий, — кое-что понят­но. Но на кой я тебе нужен? — прищурившись, взглянул он на Хирурга.
   —    Вдвоем работать гораздо легче. У меня был напарник, его убили, — Филимон уже не раз жалел о том, что убили Тарзана. Тот был послушной, здоро­венной, боготворящей его машиной. Собственно, только поэтому он и убил Адама. И вовремя появился у Вики. Опоздай он хотя бы на день, Зимин уже знал бы о нем.
   «Значит, пчеловод как-то перешел дорогу москов­скому дельцу, — понял Виталий, — а потом у него, — он бросил быстрый взгляд на разогревающе­го с помощью спиртовой таблетки консервы Филимо­на, — с саратовскими приятелями москвича вышла накладка. Но мне это на кой нужно? Я сейчас в розыске. Бабки, и немалые, есть. Куда-нибудь в дере­вушку поглубже, с речкой рядом, и на боковую. Все причиндалы — видики, телики и прочую муру — ку­пить можно, где угодно. Короче, вот что, — решил он. — Пока молчу. Добираемся до места, и как толь­ко увижу обещанные мне баксы, делаю его».
   —    А Клоун где? — свистящим шепотом спросил побледневший Зяблов.
   —    Мертв, — ответил Шугин. — У меня не было выбора. Клоун разговаривал с женой старого пасечни­ка. Она бы его описала, и милиция, несомненно, вышла бы на вас.
   —    Он прав, — поддержал Феликса внимательно слушавший его Зимин. — Правда, плохо, что Воло­шин жив. А кто те люди, что на пасеку приехали? — скорее себя, чем Феликса, спросил он. — И что за придурок позвонил по ноль два? Покрутив головой, он выматерился. — Басов этот, гнида! — с ненави­стью вспомнил он пбдполковника.
   —     Если бы не он, — кивнул Шугин, — мы сде­лали бы этого Волошина.
   —    Почему ты их нё доделал? — раздраженно спросил майор.
   —    Я думал, менты прикатили, — признался Фе­ликс, — поэтому и машину бросил. Через лес на шоссе вышел. А тш автобусом до...
   —    Чъя машина? — перебил его Зимин.
   —    Да хозяин на пасеке остался, — буркнул Шу­гин.
   —    С пасеки трое, — вздохнул майор. — Племян­ник Ризова, какой-то Мухин и один неизвестный. Но скоро узнают, кто. И если он один из твоих... — Зимин многозначительно замолчал. Увидев в его глаза угрозу, Феликс уверенно заявил:
   —    Из тех, кто со мной был, никто ничего не скажет.
   —    Дай-то бог, — усмехнулся майор. Повернув­шись к бледному Зяблову, хлопнул его по плечу. — Успокойся, ничего страшного пока нет. К тому же рот мы этому парню, если начнет откровенничать заткнуть успеем. Ты вбт что мне скажи: что ты наме­рен делать с гостями из столицы и с Валькиной матерью? Ивачев уже вроде как бы негласный розыск объявил.
   —    Не знаю, — покачал головой Зяблов. — К тому же не это сейчас главное. На Волошина за последнее время произведено несколько покушений. Тут уже и дураку понятно, что для этого есть веская причина. Я вот чего опасаюсь, — вздохнул он. — Как бы этим делом вплотную Москва не занялась. Ведь дело о сгоревших машинах так и висит в воз­духе.
   —    И что из этого? — равнодушно сказал Зи­мин. — Думаешь, сейчас мало таких дел? Формули­ровка проста — бандитская разборка. Тем более, что там убиты уголовники из Казахстана. Сам понима­ешь, — подмигнул Зимин, — это...
   —     Идиот! — взвизгнул Зяблов. — Ведь жену и дочь Волошина убили рядом с тем местом. Неужели непонятно, что эти два факта можно связать?!
   —     И что? — спокойно спросил Зимин. — Воло­шин сразу ничего не сказал. Почему он промолчал о номере? Почему просил сначала несостоявшегося зятя узнать, чья это машина? Да потому, что боится! А сейчас тем более. Но убирать его все равно надо, потому что он сейчас опять-таки из страха, и может начать говорить. Правда, сейчас о некоторое время не опасен. В больнице с нервным расстройством. Сейчас гораздо опаснее Ирина. Потому что из-за учительни­цы этой, куклы чертовой, она в себя приходит. Надо было ее раньше брать!
   —    Раньше нельзя было, — с сожалением сказал Зяблов, — и не знал я, кого Ивачев вызвал. Я даже растерялся сначала, когда ее увидел. И если дочка ее не появилась, не знал бы, что с ней делать.
   —    А вот когда она тебя по харе звезданула, — захохотал майор, — ты сообразил, что делать!
   —    Хватит! — крикнул Зяблов. Майор, уперев­шись руками в стол, подался к нему и процедил с кривой усмешкой:
   —     Не путай меня со своими прислужниками. Лучше решай, что делать будешь. Ивачев уже ищет учителку.
   —    Значит, Георгий положил тебя в больницу под чужим именем? — удивленно раскрыла глаза Вален­тина.
   —    Я это узнала уже после, — грустно улыбну­лась мать. — Он приехал ко мне, а я как раз лежала в больнице. Жора почти силой увез меня в Москву. Я-то считала, что мне уже никто и ничто не помо­жет. А...
   —    Мама! — со слезами воскликнула дочь. — Почему ты мне не написала? Я бы...
   —    Значит, он не отдавал тебе мои письма, — чуть слышно проговорила Валентина Анатольевна.
   —    Сволочь! — Валентина, прижавшись к плечу матери, заплакала. — Я во всем виновата... прости меня... мама... милая...
   Лежавший в стены на старом матраце Георгий застонал и открыл глаза. Женщины бросились к нему.
   —    Жора, — над наклонилась Валентина Ана­тольевна, — как ты себя чувствуешь? У тебя рана на спине. И голова разбита. Ты не шевелись. Не...
   —    Откройте! — прервал ее громкий крик доче­ри. — Немедленно выпустите нас! Откройте! Вызови­те Константина Федоровича!
   —    Перестань, — негромко попросила мать. — Мы здесь уже почти сутки. Не тот человек Зяблов, чтобы выпустить нас. Он понимает, чем это для него кончится. Ведь он Ириного мужа у...
   —     Мама! — испуганно воскликнула Валенти­на. — Ты понимаешь, что говоришь? Неужели ты думаешь...
   —    А тут и думать нечего, — прохрипел Геор­гий. — Твой папуля точно так же поступил бы. А он и Зяблов из одной колоды.
   —    Значит, ты думаешь, что он нас убьет? — за­кричала Валентина.
   —    Доченька, — мать прижала ее к себе, — не бойся...
   —    А ты сама как бы поступила? — Георгий с трудом сел.
   —    Как ты смеешь так говорить? — рассердилась Валентина.
   —    А ты забыла про пчеловода? — насмешливо напомнил Георгий. — Ведь с твоего благословения Богунчик к нему Хирурга повез. Или...
   —    Прекрати! — закричала она. Валентина Ана­тольевна, растерянно переводя взгляд с дочери на Георгия, хотела что-то сказать. Помешал ей скрип открывающейся двери. В небольшую освещенную тремя лампами дневного света комнату без окна во­шел Рахим. Быстро осмотревшись, отступил в сто­рону.
   —    Немедленно выпустите нас! — бросаясь к две­ри, воскликнула Валентина.
   —     Не надо! — ухватив ее за руку, отчаянно за­кричала мать. Вырвавшись, дочь подбежала к Рахиму. Легким толчком в грудь он отбросил взвизгнувшую от боли женщину.
   Дотронувшись до замотанной разорванной майкой головы, Георгий попытался встать. Валентина Ана­тольевна удержала его.
   —    Позовите Константина Федоровича! — с нена­вистью уставившись на Рахима, потребовала Вален­тина.
   —    Сейчас вы будете обедать, — равнодушно ска­зал узкоглазый. — Хозяин придет, когда сам захочет.
   — Вы понимаете, что делаете? — спросила Ва­лентина Анатольевна. — Это же преступление! Вы ответите за это!
   —    Как он, доктор? — взволнованно спросил Фе­октистов пожилого врача.
   —    Ранение тяжелое, — вытирая руки, уклончиво ответил врач. — Ему в грудь йсадили заряд картечи. Он потерял много крови, — замолчав, одернул халат.
   —    Он будет жить? — тихо спросил капитан.
   —    Мы делаем все возможное, — врач опустил голову.
   —    Ты мне прямо скажи! — подступив к нему вплотную прорычал Сергей. — Без этих своих меди­цинских терминов. Жить подполковник будет?
   Зяблов, задумчиво смотревший на телефон, вне­запно ожил.
   — А что? — пробормотал он. — Стоит попробо­вать. Я убью сразу двух зайцев, если получится. И Волошина уберу руками москвичей. Веды в конце концов у них всегда были нелады. А сейчас тем более. Я окажу ему услугу, а он, в свою очередь, мне. И вот тогда, — с неожиданной яростью вспомнил он Зими­на, — майор, ты научишься разговаривать со мной так, как я этого заслуживаю.
   — Павлик, — простонала Галя, — сынок.
   —    Она очнулась! — радостно воскликнула сидев­шая рядом медсестра.
   —    Галина Семеновна, — моментально оказав­шись возле кровати, тихо спросил молодой худоща­вый человек в наброшенном на плечи белом хала­те. — Что хотели от вас ворвавшиеся на квартиру люди?
   —    Товарищ капитан! — сердито проговорила медсестра. — Она еще не пришла в себя! Да что же ты делаешь, ирод! — схватив сотрудника угро за руку, она отдернула его от раненой. — Я сейчас врачу пожалуюсь!
   —   Да вы поймите, — прошептал капитан, — у нее пропал сын. Вы представляете, что может слу­читься с мальчиком? Нам нужно...
   —    Вы не отдаете себе отчета в том, что говори­те, — услышал он недовольный голос. Обернувшись, увидел сухощавую высокую женщину в белоснежном халате и строгих очках. — Лапина только что пришла в сознание. Ее беспокоит сын. Как вы думаете, что она почувствует, узнав о том, что сына украли?
   Швед запер машину и быстро пошел к больнице. Он спал всего два часа, но усталости не чувствовал. Всю ночь и утро он потратил на разговор с теми, кто занимался или был причастен к похищению детей. Но ничего не узнал. Правда, один недавно освободив­шийся уголовник за определенную сумму сказал, что видел знакомого по лагерю и, насколько помнит, тот упоминал какого-то Стаса, чьи заказы он выполнял. Как понял Швед, этот Стае не брезговал ничем, лишь бы прилично платили. Швед позвонил Растогину. Он поверил, что Растогин не имеет к пропаже Павлика не малейшего отношения, и сообщил то немногое, что емуудалось узнать. Растогин, в свою очередь, сообщил ему фамилии и клички убитых налетчиков. Все трое были, как говорится, залетными. Их связи и даже просто лагерные знакомства сотрудникам мили­ции ни о чем не говорили.
   Растогин медленно ходил по кабинету. Остановив­шись, брал какую-нибудь вещь и, зачем-то протерев - ее полой пиджака, клал на другое место. Павел Афа­насьевич с бронзовой пепельницей в руке растерянно, словно пытаясь решить, куда ее поставить, стоял у стола. Мелодичный звук радиотелефона заставил его, выронив пепельницу, схватить телефон. Пепельница упала ему на ногу.
   —    Да! — сморщившись сказал Растогин.
   —    Мама! — услышал он пронзительный, полный страха голос мальчика.
   —    Павлик, — обхватив радиотелефон обеими ру­ками, прошептал Растогин. — Где ты?
   —    Он у нас, — услышал Павел Афанасьевич спо­койный мужской голос. — И с ним некоторое время ничего плохого не случится.
   —    Кто вы!? — воскликнул Растогин. — Чего хо­тите?! Я сделаю все!
   —     Мы знаем. Но всему свое время. Сначала сде­лайте так, чтобы милиция перестала разыскивать мальчика.
   —    Но послушайте! — испуганно проговорил Па­вел Афанасьевич. — Вы же понимаете, что это невоз­можно! Милиция...
   —    Для этого я даю вам семь часов, —перебил его голос. Услышав гудки отбоя, Растогин схватился за сердце и упал.
   —    Альберт? — изумился Знаменский.
   Швед обернулся.
   —    Ты?
   —    Здравствуй, — прошептал Виконт. Швед огля­дел его с головы до ног. Остановив взгляд на боль­ничных шлепанцах, спросил:
   —   Ты здесь лежишь? — увидев толстый слой бинта на груди, прищурился:
   —    Что с тобой?
   —    Да так, — деланно бодро улыбнулся Ви­конт, — царапина. А ты чего здесь?
   —    Не скажу, что пришел проведать тебя, — ус­мехнулся Швед.
   —    Зачем ты так? — вздохнул Альберт Кириллович.
   —    Ладно, — откашлявшись, Швед смущенно от­вернулся. — Ты в какой палате? Я зайду, но немного позже. Сейчас у меня срочное дело.
   —    Понимаю, — кивнул Знаменский. — Но на­вещать рад приличия не надо. Я ни в чем не нужда­юсь. Так что...
   —    Ты считаешь, что у меня нет причин просто навестить тебя? — прервал его Швед и, не прощаясь, быстро пошел вверх по лестнице.
   —    Извините, — обратилась к нему молодая мед­сестра. — Вы Шведов?
   — А в чем дело? — увидев выходящего из дверей отделения милиционера в белом халате, встревожил­ся он.
   —    Вам просили передать, что у Павла Афанасье­вича сердечный приступ. Он очень просит вас при­ехать.
   — Дела идут, контора пишет, — весело заявил вошедший в большую комнату с биллиардным столом посередине Федор. Пират и Игла вопросительно уста­вились на него.
   —     Вальке конец, — он взял кий и ударил. Шар с треском влетел в лузу.
   —    Ты понятнее можешь говорить? — с досадой спросил Пират.
   —    Конечно, — засмеялся Федор. — С Валькой очень скоро будет покончено. Она, стерва, свою ма- ман в Саратов вызвала. Против меня воду мутила. Но кент отца Зяблов повязал их. И суку эту хрипатую! — со злой радостью сказал он.
   —    И что? — отложив кий, спросил Игла.
   —    А то, что хана Вальке, — тоже положив кий, усмехнулся Федор.
   —    Ты в этом уверен? — засомневался Пират.
   —    Не уверен — не обгоняй, — вспомнил старую поговорку водителей Федор. — Так что с клиентами говорить можно уже в открытую.
   —    А по-моему, рано, — возразил Пират. — Лич­но я не верю, что этот саратовский кореш твоего пахана запросто будет на себя труп вешать. Что-то здесь не так.
   — Вообще-то ты прав, — немного подумав, со­гласился Федор. — Значит, надо все обмозговать.
   —    Что с ним? — спросил стремительно вошед­ший в палату Швед.
   —    Сердечный приступ, — ответил врач.
   —    Это опасно?
   —    Сердце — это всегда опасно, — вздохнул врач, — а в его возрасте особенно.
   — Альберт, — прошелестел Растогин. Швед под­ошел к кровати. — Выйдите все, — немного громче сказал Растогин.
   —    Но, Павел Афанасьевич, — попробовал возра­зить врач, — как можно оставлять...
   —    Убирайтесь! — выдохнул Растогин. Врач, рос­лый телохранитель и следившая за подключенным прибором медсестра ушли.
   — Альберт, — закрыв глаза, прошептал Расто­гин. — Это моя вина. Я нанял уголовников, чтобы они выкрали Павлика. Но на квартиру к Гале ходили другие. Красноярские сами не выполняют грязную работу.
    Учащенно задышав, он замолчал. Со злостью в глазах Альберт, катая желваки, сумел удержаться от вопроса.
   —    Мне звонили, — продолжил Павел Афанасье­вич, — потребовали, чтобы я прекратил расследова­ние милиции. Ты понимаешь? — открыв глаза, он взглянул на Шведа.
   —    Кто они? — сдержанно спросил Швед.
   —    Красноярские, — повторил Растогин. —Так их называют давно. Их трое — Роман, Руслан и Стае. Настоящих имен не знает никто- Они работали на меня еще в Смоленске.
   —    Поэтому я должен был лететь в Пензу, — ус­мехнулся Альберт.
   —    И поэтому тоже, — пробормотал Растогин.
   —    Есть еще что-то? — наклонился Швед.
   —    Твой отец, — хрипло выдохнул Павел Афа­насьевич. И, не давая заговорить пораженному Аль­берту, торопливо продолжил. — Он когда-то давно вскрыл мой сейф. Взял приличную сумму, но дело не в этом. Там были бумаги, пакет, — он застонал и заговорил снова. — Я вел кое-какие записи. Надеял­ся, что потом они мне пригодятся. Там были упомя­нуты солидные люди. Но времена те канули в про­шлое. Тех людей уже нет. И сейчас эти бумаги опас­ны только для меня. Я давно пытался узнать имя взломщика. Но удалось мне это совсем недавно. А ведь когда-то Виконт, это кличка твоего отца, работал на меня. Крал из музея то, что мне было нужно. Сейчас он в Москве, — чувствуя снова появившуюся острую боль в левой стороне груди, Растогин торо­пился высказаться. — Найди Павлика. Все деньги я оставил Галине. Пусть растит моего внука. Она права, когда не хотела... сына своего... Павлик мой внук... мой...
   —    Доктор! — заорал Альберт. Врач и медсестра вбежали в палату.
   —    Тебе лучше уйти, — положил руку на плечу Альберта телохранитель Растогина.
   —    Ты не знаешь, где он оставил троих из Крас­ноярска? — наугад спросил Швед.
   — Как вы? — с порога спросил Дмитрий. Да более-менее, — кивнул дядя Степан. Ухватившись  левой рукой за спинку кровати, он осторож­но приподнялся.
    — Терпеть не могу больниц, — шумно выдохнул он, — того и гляди помрешь и не узнаешь, от чего. Хорошо хоть сейчас, если деньги есть, можешь в одноместной лежать. А то положат рядом хрен знает кого. Я, например, храпа терпеть не могу.
   Говоря эту, в общем-то, ерунду, Ризов старался отвлечь мысли Дмитрия от того, что произошло на пасеке. Во-первых, он винил в случившемся только себя. Ведь он возил Волошина к Толику. А тот, сво­лочь...
   —     Петькина мать была? — присаживаясь на стул, спросил Дмитрий. Ризов кивнул. — Она, навер­ное, меня винит? — снова спросил Дмитрий.
   —    Давай про это не говорить, — попросил дядя Степан. — Ведь не мы звали этих бандюг. Мы с тобой сами чудом живыми остались. Ты-то как? — участливо спросил он.
   —    Да все так же, — опустил голову Волошин. — Понимаешь, дядя Степан, боюсь я! До смерти боюсь! И не знаю, что делать. В милиции все расспрашива­ют, из-за чего меня уже несколько раз пытаются убить. А что я им скажу? Я и сам не знаю! Ведь...
   —    Я так думаю, — вздохнул Ризов, — что все это из-за того номера, который ты вспомнил.
   —    Но ведь про это я никому не говорил! Только просил узнать...
   —    Вот-вот, — буркнул дядя Степан. — С этого все и началось. Неужели ты думаешь, что Валерку и его дружка из ГАИ просто так убили? Как раз из-за этого самого, чтоб не узнавали про номер.
   —    Господи! — зажмурился Волошин. — Значит, все погибли из-за меня! Я знал это, — он опустил голову, — но боялся признаться даже себе. Что же мне делать? Может, рассказать все милиции?
   -— Совсем сдурел! — рявкнул дядя Степан. — Счас милиция вся на мафию работает. Иначе как бы Мягкова вбили! Откуда разузнали про номер? Почему на тебя охотиться начали?
   —    Что же делать? — испуганно спросил Воло­шин.
   —    А вот этого сказать не могу, — со вздохом покачал головой дядя Степан, — потому как сам не знаю. Я все время про это думаю. И ничего в голову не идет. Ведь ты больше никому не говорил, почему же они все время тебя угробить хотят? Я так думаю, что виноват здеся я. Могли бы про это забыть, ведь молчишь ты. А мы с тобою к Толику поехали. Вот мафия и зашевелилась. Мол, снова Волошин начал про номер узнавать. Так что виновен я в смерти Петра.
   —    Ты думаешь, Толик привел бандитов? — пора­зился Волошин.
   — А то кто же? — поморщился дядя Степан. — Но ты смотри, бабе моей про это не ляпни. Ведь живьем съест. И так со своей сеструхой в голос ры­дают.
   —    Так что же мне делать? — снова спросил Дмитрий. — Как мне сказать им, чтобы оставили меня в покое?
   —    А смерть жены и дочери ты, стало быть, им простишь? — глухо спросил Ризов.
   —    Я смерти боюсь, — признался Дмитрий. — Да и не вернешь их уже. Сначала я думал как-то раскви­таться с теми, кто убил. А теперь в страхе живу. Ведь смерть матери тоже на мне! — с болью воскликнул он. — Ну почему я такой? За что мне все это? — он вскочил и бросился к двери.
   —    Митрий! — крикнул Ризов. — Слышь, вер­нись!
   Выбежав из больницы, Дмитрий остановившись, закрыл лицо руками. Несколько секунд стоял непод­вижно. Потом, шатаясь, словно пьяный, пошел по тротуару.
   —    Вот это да! — сквозь дружный смех четверых окруживших Толяна мужчин разного возраста, кото­рых объединяло только множество темно-синих ри­сунков на телах и руках, высказался бритоголовый здоровяк. — Лихо ты дядю с его приятелем обул! Надо же, — искренне восхитился он, — что приду­мал. Мол, вы мне бабки, а я...
   —    Чего ржете? — негромко спросил лежавший у стены под зарешеченным окном невысокий плотный мужчина. — Он, сучара, мужиков обул! Вот из-за таких и в зонах беспредел. Ведь пахари с него полу­чить не могут. А он, сука, бабки у них взял, кинул колхозников. А строил из себя блатного, псина пога­ная! — сплюнув, он улегся на спину.
   —    А в натуре, — после некоторого молчания вы­сказался молодой коренастый парень. — Он же, пси­на, и братву, которые с ним прикатили, под мусора подвел.
   —    Да вы что? — вскочив, Толик прижался к стене. — Я же...
   Бритоголовый, не поднимаясь, резкой подсечкой сбил его с ног. Один из четверых подскочил к желез­ной двери с глазком и прислушался.
   —    Начальник! — заорал Толик. — Началь...
   Двое, заломив ему руки, ткнули лицом в бетон­ный пол. Резкий удар по затылку выбил из Толика сознание. Бритоголовый ухватил Толика за волосы и приподнял его голову, а другой рукой расстегнул мол­нию на джинсах.
   —    А ну-ка! — раздался за дверью строгий го­лос. — Отвали от глазка!
   —    Врача надо, — схватившись за живот, закры­вая собой глазок, проговорил стоявший у двери. — Брюхо схватило. Аппендицит, наверное.
   —    Отвали, — бросил здоровяк. Глухо звякнув, открылась кормушка. Все уже сидели на полу и, по­смеиваясь, курили.
   —    Что с ним? — спросил заглянувший в квадрат кормушки молодой сержант.
   —    Совесть замучила! — со смехом проговорил кто-то. Остальные поддержали громким хохотом.
   —    Начальник! — Толик бросился к двери. — Убери с хаты! Слышь, командир! — быстро загрохо­тал он кулаками по двери.
   —    А ну перестань! — угрожающе прикрикнул сержант.
   —    Убери с хаты! — продолжая громыхать кулака­ми о дверь, вопил Толик.
   —    В натуре, командир, — усмехнулся лежавший у стены. — Здесь вафлерам не место. Ты его куда-нибудь по масти сунь!
   Толик затравленно взглянул на него.
   —    Как на вкус-то? — пережидая хохот, с улыб­кой спросил бритоголовый.
   —    Нет! — заорал Толик. Облизнув губы, развер­нулся и с силой ударился головой о дверь. И еще раз.
   —    Сашка! — громко позвал напарника дежур­ный. — Сюда!
   Кормушка захлопнулась, и звонко повернулся ключ. Толик, отступив назад, мотая головой, с силой бросил тело вперед. В распахнутую дверь ворвались двое милиционеров с дубинками. Им под ноги грох­нулся Толик. Из проломленного об выступ стены виска обильно шла кровь.
   —     Врача! — выглянув в дверь, крикнул один из дежурных.
   —    Встать! — взмахнув дубинкой, приказал вто­рой.
   —    Хорош, начальник, — лениво поднимаясь, ус­мехнулся плотный. — Он же сам о выступ шарахнул­ся при тебе, так что не..,
   —    Молчать! —приказал сержант.
   —    Ты какого дьявола здесь делаешь? — зло спро­сил Басов дремавшего на стуле рядом с кроватью Феоктистов.
   —    Очнулись! — радостно встрепенулся тот. — Товарищ под...
   —    Я тебя спрашиваю! — повысил голос подпол­ковник. — Какого черта ты приперся? Вместо сидел­ки дежуришь? — ехидно поинтересовался он.   — Так их здесь до едрени матери. Всю задницу искололи.
   —    Но я думал, — растерялся капитан, — что...
   —    Ты почему от дачи Зяблова ушел?! — свирепо прошептал Басов. — Ты там должен ночевать и днем с нее глаз не спускать! Ведь на пасеке его бойцы были! Один ушел! Кто?
   —    Я как узнал, что вы ранены, — пролепетал капитан, — сразу в больницу...
   —   Дуй к даче! — приказал подполковник. — И от нее никуда, понял? И чем быстрее, тем лучше. Зяблов сейчас запаникует. И вот тут-то его прищу­чить можно. Вообще-то стой! — остановил он вско­чившего со стула капитана. — Кому из наших ты еще веришь? — задал Басов неожиданный для Сергея вопрос.
   —    Да, собственно, все мужики свои. Ведь...
   —    Найди кого-нибудь покрепче, — перебил его Басов, — а еще лучше парочку. И пусть немедленно едут к Волошину. Глаз с него не спускать. Знает он что-то, но молчит. Его обязательно попытаются уб­рать, потому что он им поперек горла. И скорее всего Зяблову и Зимину. Сколько раз майор был на даче?
   —    Да почти каждый день, — Сергей почесал не­бритый подбородок. — Он ведь и не скрывает своей связи с Зябловым. Да, — вспомнил он, — к Зяблову на дачу два дня назад приехали две женщины и моло­дой мужик. Точнее, сначала одна, такая седая, видно, что в годах, а буквально через пять минут молодая с мужиком. Но чтобы они уходили, не видел. Они на такси приехали. Я переговорил с водителями. Пожи­лая женщина от психиатрической больницы ехала. Парочка из аэропорта. Таксист, который их вез, ска­зал, что мужик вроде охранника при молодой. Как звать, не помнит. Они не говорили в такси.
   —    Вот именно, — снова разозлился Басов. — К Зяблову приезжают, а ты о моем здоровье волнение проявляешь. Давай к даче. Чувствую я, что-то там будет.
   —   А как вы на пасеку попали? — спросил Сер­гей.
   —    Все, капитан, — нетерпеливо сказал подпол­ковник, — дуй на дачу. Но сначала пошли кого-ни- будь к Волошину. Он сейчас перепуган до смерти. И Зяблов, как я думаю, тоже. Так что пошлет он к Волошину кого-то, обязательно пошлет.
   Константин Федорович встретил вошедшего Зи­мина вопросительным взглядом.
   —    Все сделал, — кивнул майор. — Так что одна проблема решена.
   —    А со второй все гораздо проще будет, — об­легченно вздохнув, улыбнулся Зяблов.
   —    Думаешь? — с сомнением спросил майор.
   —    Уверен.
   —    Может, объяснишь мне свою уверенность?
   —    Всему свое время, — уклончиво ответил Зяб­лов, встал и потянулся. — Пойдем, — предложил он, — проведаем наших пленников.
   —   Ты хочешь, чтобы они меня увидели? — воз­мутился майор. — Да ты понимаешь...
   —    Никто из них отсюда не выйдет, — считая, что это все объясняет и должно успокоить Зимина, сказал Константин Федорович.
   —    Ну вот, — прокурор протянул бланк телеграм­мы Ирине. — Валентина Анатольевна сейчас прохо­дит курс лечения. Так что зря мы волновались.
   «Ирина, — прочитала женщина, —извини, что уехала так внезапно. Десятидневный курс лечения. Обя­зательно приеду. Целую Валентина Анатольевна», — покачав головой, Ирина отбросила телеграмму.
   —    Нет! — уверенно проговорила она. — Вален­тина Анатольевна так бы не уехала. Она обязательно сказала бы мне. Это телеграмма не от нее.
   —    Успокойся, — Ивачев встал. — Валентина Анатольевна была в больнице, она опасно больна, — он говорил откровенно, потому что лечащий врач Ирины заверил, что ее состояние не вызывает опасе­ний.
   —    Все равно, — покачала головой Ирина, —она бы не уехала так внезапно, ничего мне не объяснив. Вы были у Зяблова? — Ирина в упор посмотрела на Ивачева.
   —    Конечно, — решил соврать он, — но Вален­тина Анатольевна у Константина Федоровича не была.
   —    Она пошла к нему! — воскликнула Ира. — Вы понимаете? Она у него! — вскочила и бросилась к двери. — Я должна поехать к нему с вами вместе!
   —     Ира, — прокурор осторожно, но крепко при­держал ее за локоть, — мы обязательно туда поедем, но чуть позже. Сейчас тебе будут делать укол, — улыбаясь, напомнил он.
   —    Да, — согласилась она, — конечно.
   —    Я приду завтра, — посмотрев на часы, он от­пустил ее руку. — И мы с тобой обо всем поговорим. А сейчас извини, мне пора.
   Граф допил пиво, поставил кружку, взглянул на сидевшего напротив Филимона и спросил:
   —    Куда теперь?
   —    Пока будем здесь, — кивком подзывая офици­анта, спокойно ответил Филимон.
   —    А чего ждем-то? И вообще, на хрен мы сюда приехали? Если пиво пить, то...
   —    Ты согласился работать со мной, — спокойно перебил его Хирург, так что делай то, что скажу. Сейчас нам некоторое время нужно побыть здесь, понял?
   —    Ништяк, — по-блатному выразил согласие Граф. — Но ты мне насчет баксов не пургу гнал? — он осмотрела в невозмутимое лицо Филимона. — Или мы их и будем брать у мусора?
   —    Я сказал, — сделав глоток, Хирург улыбнул­ся. — Баксы получишь сразу после дела. Но ты начал часто спрашивать о них. Можно понять так, что ты мне не доверяешь. Почему же ты согласился работать со мной?
   —    А какая мне разница, — усмехнулся Граф. — Я в розыске. Кроме этого, вполне возможно, что меня еще и деловые шарят. Так что выбора, можно сказать, нет, А ты все-таки здорово помог тогда, на турбазе. Да и бабки нейлохие обещаешь. Взглянув на официанта, взял вторую кружку и бросил вниматель­ный взгляд на Филимона. — А чего ты все-таки на пасеку поехал? Откуда ты узнал, что они туда едут?
   —     Я уже говорил, — спокойно ответил Хи­рург, — я услышал разговор. Толян, который приехал вместе с Коляном, рассказывал, как обманул своего дядю и его молодого друга.
   —    Вспомнил, — кивнул Граф, — Но тебе-то что за дело до того, что Толян кинул дядю с тем фрае­ром?
   —    Мне нет никакого дела, — согласился Фили­мон, — просто я решил узнать, оставили его в покое или нет. Я говорю про молодого пчеловода.
   —    А почему ты звякнул ментам? — прищурился Виктор.
   —    Им требовалась помощь, — Филимон пожал плечами. — А если откровенно, то в том, что с ним произошло, есть и моя вина. Но, как говорится, Бог на его стороне. А сейчас Волошин и я, можно ска­зать, в одной команде.
   Взглянув в окно, подозвал официанта рассчитался.
   —    Мы уходим? — Граф встал.
   —    Ты догадливый, — кивнул Филимон.
   —    Как нет? — закричал в телефонную трубку прокурор. Выслушав ответ, выругался. — А какого черта вы смотрели?
   —    Она сказала, что вы будете ждать ее у выхода на машине, — услышал он виноватый женский голос.
   —    Значит, она пришла в себя, — усмехнулся Ивачев. Положив трубку, встал.
   — Жди меня здесь, — коротко бросил Филимон и быстро вошел в подъезд девятиэтажки.
   —     Ну, чертило, — процедил Граф. — Я тебя, сучонка, сделаю, как только баксы увижу. Ты, падло, решил на меня этот груз взвалить, — это Виталий понял в результате долгих раздумий. Филимон всегда работал один, вернее, со своим помощником, каким- то Тарзаном. К тому же Виталий был удивлен откро­венностью, с которой Филимон рассказывал о своих делах. И когда внезапно понял причину, засмеялся. Теперь у него был козырь, потому что он сделает это первым, еще до того, как Филимон с его помощью убьет мента.
   —    Она? — махнув рукой в сторону молодой жен­щины на остановке, спросил широкоплечий старший сержант.
   —    Скорее всего, да, — кивнул молодой водитель.
   —    Тогда пошли, с ней надо аккуратно, Ивачев просил.
   —    Он просил вообще не трогать ее, — поправил его водитель. — Просто, как увидим, сообщить. И посмотреть, чтобы никто не приставал.
   —    Лады, — согласился старший. — Сообщи в дежурку. А я рядом покручусь. Вдруг кто-то решит, что она одета странно.
   Филимон осторожно подошел к двери и прислу­шался. Жена Зимина пришла. Он решил убить майора у него дома. Для этого нужен был ключ. Войти в квартиру надо без шума. Детей у Зиминых не было. Филимон не брал заказов на тех, у кого были несо­вершеннолетние дети. Исключения, конечно, были, но очень редко. Впрочем, майор погиб бы в любом случае, потому что здесь речь шла о безопасности самого Филимона, и выбирать не приходилось. Он услышал цоканье каблучков и отскочил от двери. До­стал две пластинки мыла и прикрепил их к большому, указательному и среднему пальцам. Из квартиры вы­шла молодая плотная женщина. Хлопнув дверью, вставила ключ в замок и дважды повернула. Отступи­ла на шаг от двери, открыла сумочку и хотела поло­жить в нее ключ. Сбегавший сверху Филимон сильно зацепил ее своим плечом. Она отлетела к стене. Звон­ко запрыгал по бетону упавший ключ.
   —    Ради Бога извините, — подскочив к женщи­не, Филимон осторожно взял ее руку, помог выпря­миться.
   —    Сумасшедший! — сердито воскликнула она. — Да я тебя, хам! — женщина взмахнула рукой.
   —    Извините, — виновато проговорил Хирург. — Просто м>Ьк моей дамы сердца не вовремя вернулся.
   —    Что? — с явным интересом спросила она. — Это кто же дама твоего сердца?
   —    Вот, — уходя от ответа, он поднял ключ и подал женщине.
   —    А кто же ваша любовница? — женщина опу­стила ключ в сумку.
   —    Ещё раз простите, — Филимон, смущенно улыбнувшись, продолжил стремительный спуск. Упо­минание о любовнице — один из приемов разговора с женщинами подобного типа. Он не опасался, что женщина подробно опишет его внешность. Она у него неприметная и не вызывает интереса у дам.
   Ирина увидела проходящего мимо старшего сер­жанта, беспомощно оглянулась, придерживая одной рукой висевшую на плече сумочку, а другой полы халата, торопливо пошла дальше. Остановилась перед переходом и, едва зажегся зеленый свет, перебежала проезжую часть. Милиционер последовал за ней. Ирина метнулась в первую подворотню и на бегу врезалась в Филимона.                                   
   —    Ой! — испуганно воскликнула она.
   —    Осторожнее, барышня, — спокойно посовето­вав Филимон. Сумочка соскользнула с ее плеча и шлепнулась ему под ноги. Из нее высыпались какие- то бумаги, конверт и фотографии. Ирина присела и стала торопливо собирать все обратно.
   —    Ирина Сергеевна, — сказал подошедший сер­жант, — успокойтесь.
   Вскочив, Ирина побежала. Филимон, прихрамы­вая, пошел дальше,
   —    С дурдома что-ли свалила? — услышал он го­лос сзади. Обернувшись, увидел Графа, вышедшего из-за тумбы с объявлениями. Он с насмешливым ин­тересом смотрел вслед спешившему за женщиной ми­лиционеру.
   —    Поехали, — бросил Филимон и, голосуя, вы­шел к проезжей части. Граф поднял фотографию. Его глаза удивленно расширились. Встал и с фотографией в руке заглянул вглубь двора. Прижавшись спиной к стене, женщина в халате вытянула руки, словно пы­талась защититься от подходившего к ней милицио­нера.
   —    Виталий! — позвал Филимон. — Прехали!
   —    Сейчас, — крикнул Граф. — Отолью. Минут­ку, шеф!
   Удивленный Хирург, усевшись за спиной водите­ля, смотрел ему вслед.
   —    Я вам говорю! — дрожащим голосом говорила Ирина, — Валентину Анатольевну похитил Зяблов! Я уверена в этом!
   —    Конечно, — согласился с ней старший сер­жант. — Сейчас мы с вами поедем к Зяблову...
   —     Командир, — раздался ломкий пьяный го­лос. — Прикурить нету? А то...
   —    Сдерни! — не оборачиваясь, рявкнул сержант. Удар кулака с зажатым в нем наганом бросил тело милиционера на бетон двора. Пронзительно закрича­ли две сидевшие на скамейке возле дома пожилые женщины. Схватив Ирину за руку, Граф потащил ее к выходу. Прямо перед ними появилась въезжавшая во двор милицейская машина. Навскидку выстрелив, Граф рванулся в сторону, за ряд каменных гаражей.
   —    Убил! — пронзительно кричали бежавшие в подъезд пожилые женщины. — Караул! Милиционера убили!
   — Что это там? — водитель повернулся к Фили­мону. Ухватив водителя за подбородок Филимон рез­ким движением дернул его к себе. Сильным рывком переместив тело водителя на сиденье рядом, выско­чил из машины. Во дворе ударил выстрел. Увидев въезжающие во двор милицейские «жигули», Хирург сел за руль. Пристегнул водителя ремнем безопасно­сти и тронул машину.
   —    Куда вы меня тащите?! — пытаясь вырваться, Ирина присела.
   —    Валить надо! — обернулся Граф. — Тебя за что мусор брал?
   —    Отпустите! — закричала она.
   —    Где ты взяла эту фотографию? — спросил Граф.
   —    Откуда она у вас? — Ирина протянула руку к фотографии. — Валим! — Граф рванул ее на себя.
   —    Сюда! — услышал он крик. Резко обернув­шись, увидел махавшего рукой в открытом окне такси Филимона.
   —    Это моя учительница, — пытаясь взять фото­графию, сказала Ирина. — Отдай!
   Граф подхватил ее на руки и понес к «волге». Филимон открыл заднюю дверцу.
   —    Пусти! — отчаянно закричала Ирина. Едва Виталий уложил на сиденье женщину и уселся сам, Хирург рванул машину с места.
   —     Какой-то неизвестный человек, — быстро проговорил старший лейтенант милиции, — ударил старшего сержанта по голове, раздробил затылок. По­том потащил женщину со двора. В это время...
   —    Черт возьми, — буркнул прокурор. — Кто же он? Зачем утащил Ирину?
   —    Возьмем мы его! — уверенно заявил подошед­ший омоновец. — Не уйдет!
   — Зачем она тебе? — повернувшись к Графу, спросил Филимон.
   —    Да хрен его знает, — буркнул тот. — Я фото­графию своей учительницы поднял, когда она сумку уронила. Знает она Валентину Анатольевну. Мне надо знать, откуда. И вот это в ее сумке нашел, — он показал телеграмму. — В общем, хочу узнать, что с Валентиной Анатольевной.
   «Черт возьми, — недовольно подумал Фили­мон. Мне это совсем ни к чему. Но без него убийца Зимина будет неизвестен, а этого допустить нельзя».
   —    И что ты хочешь? — вслух спросил он.
   —     Поговорю с ней, — пожал плечами Вита­лий. — Я давно хотел найти Валентину Анатольевну. Понимаешь, — он вздохнул, — я вырос в детдоме. И единственная, кого помню хорошо с школьных лет это она, Валентина Анатольевна. В то время она была для меня всем и всеми, — Граф тепло улыбнулся. — Единственным человеком, при котором я не мог сде­лать того, что ей не понравилось бы. Конечно, я понимаю. Сейчас все уже не так. Я преступник, и она, наверное, знает это. Но я давно хочу увидеть ее. Если что нужно, помогу. Ведь сейчас жизнь тяжелая. Особенно для тех, кто на свои кровные живет. Я уверен, она не занимается спекуляцией. Впрочем, сейчас и спекулянтов нет, — усмехнулся он. — Ком­мерция.
   —    Но, черт возьми, — недовольно проговорил Филимон, — может, сначала давай сделаем дело, а потом будешь искать свою учительницу.
   —    Конечно, — согласился Виталий. — Сейчас с ней перебазарю, и вперед. Она наверняка знает адрес Валентины Анатольевны.
   —    Феоктистов объявился! — возбужденно прого­ворил вошедший в кабинет Зимин.
   —    Неужели? — насмешливо посмотрел на него Зяблов.
   —    Да! Он сегодня был в больнице...
   —    А я думаю, куда он пропал, — засмеялся Кон­стантин Федорович, — даже волноваться начал.
   —    Подожди, — расслышав в его голосе насмеш­ку, нахмурился майор, — ты знал, где был все это время Феоктистов?
   —    Конечно, — Зяблов засмеялся громче. — Он выбрал удобное место для наблюдения. Не думал, что в органах учат подобным вещам.
   —    Что ты имеешь в виду? — не понял Зимин.
   —     На другой день после того, как ты сообщил, что Феоктистов уехал из города, мои люди обнаружи­ли его. Он наблюдал за моей дачей, — открыв рот, майор замер. — Именно поэтому я ни с кем, кроме тебя, — сказал Зяблов, — в эти дни не встречался. Из-за этого я не мог покончить с московской гостьей и ее матерью. Хотя, — многозначительно заметил он, — это, выходит, и к лучшему. Я нашел прекрас­ный вариант.
   —     Но Феоктистов занимался самодеятельно­стью! — воскликнул Зимин. — Если я доложу об этом...
   —    Ты будешь молчать! — резко прервал его Зяб­лов. — Хотя бы потому, что он видел, как старшая Валентина приехала ко мне. А так он будет молчать.
   Все получается просто превосходно, — он довольно потер руки. — Басов в больнице. Феоктистов за три дня наблюдения не заметил ничего, что могло бы вызвать интерес уголовного розыска. А со своими незваными гостями...
   —     Но если Феоктистов узнает фотографию учи­тельницы? — воскликнул майор. — Ведь Ивачев сей­час опрашивает всех, кто мог ее видеть, — Зяблов вскочил.
   —     Рахим! — крикнул он. Узкоглазый бесшумно появился в открытой двери. — Феоктистов должен умереть! Сегодня! Крайний срок — завтра.
   —    Его давно можно было убить, — тихо сказал Рахим. — И если нужно, я убью его сейчас.
   —    Как это? — в один голос спросили майор и хозяйн.
   —    Я докладывал, что Феоктистов наблюдает за дачей. Он и сейчас там. Если он должен умереть, я...
   —    Нет! — торопливо отменил свое распоряжение Константин Федорович.
   Пошли кого-нибудь к Волошину, — напомнил майор, — потому что...
   —    Я все сделаю сам, — парировал Зяблов, — как и когда захочу. Затвердев взглядом, процедил. — И не надо советовать мне что-то. Или тем более требовать, понял?
   Граф вышел из комнаты.
   —    Да спит она! — увидев вопрос в глазах Фили­мона, буркнул он. — Таблетки какие-то выпила и вырубилась.
   —    Она, как ты сам сказал, — наливая в блюдеч­ко чай, спокойно напомнил Хирург, — сбежала из психиатрического отделения. Так что понятно, какие таблетки.
   —     Эта хата чья? — подойдя к окну, спросил Ви­талий.
   —    Одной пожилой женщины, — Филимон от­хлебнул чай.
   —     Пойду вымоюсь, — расстегивая рубашку, Ви­талий пошел к ванной. Поставив блюдечко, Филимон недовольно вздохнул. Судя по всему, этот бандит действительно хочет узнать адрес учительницы. Ведь вмешался он только после того, как поднял фотогра­фию.
   —     Сентиментальный сейчас бандит пошел, — пробормотал Хирург. Он удивился, услышав в голосе Графа нежность, когда тот говорил о своей учитель­нице. Правда, это здорово ломало его планы, но что делать. Придется ждать, пока Граф не переговорит с этой девицей. Как он понял, она тоже бывшая детдо­мовка. Это женщина говорила, уже засыпая. Когда Граф вошел в спальню, куда они ее поместили, Фи­лимон мягко подошел к двери и прислушался. Но понял только то, что Ира, так зовут ее, бывшая детдо­мовка, а учительница приехала в Саратов, чтобы по­мочь ей. В чем, договорить она не успела. Филимон снова отпил чай. От дома, где Граф убил милиционе­ра, он ушел довольно легко, потому что раньше наве­щал квартиру Зимина и тщательно изучал пути отхо­да. К тому же милицейская машина еще не успела среагировать на выстрел и труп своего сотрудника. Через две автобусные остановки, загнав такси на ка­кую-то стройку, Филимон тщательно вытер все, где он или Граф могли оставить отпечатки. Хотя соблазн оставить «пальчики» уголовника и был. Если бы обна­ружилось, что Граф в Саратове, милиция начала бы активную проверку. А раньше времени Филимон не мог этого допустить. Женщину тоже придется убить, со вздохом сожаления констатировал он. Она была опасным для него свидетелем. Квартиру Хирург на­шел почти сразу. В этом он имел приличный опыт. Филимон постелил себе на полу и лег.
   —     Значит, надо ехать самим? — недовольно спросил Федор.
   —    Конечно, — кивнул Игла. — А то он, сука, нам роги приделает. Скажет, что все ништяк, а сам с Валюхой перебазарит и нас на попа поставит. Ведь она говорить умеет.
   —     Ехать надо, — добавил Пират, — это точно. Но одним рисоваться туда стремно. Ведь в тех краях мы азиатов делали. Может, этот Зяблик, козел, нас под сплав пустить хочет? Приедем, а он нас и отдаст узкоглазым.
   —    А чего? — Игла пожал плечами. — Запросто. Но и не ехать нельзя. Вдруг Зяблик по натуре хочет Валюху сделать и с тобой коны навести, — посмотрел он на Федора.
   —     Может, так! — зло процедил тот. — Может, этак. Если из-за Вальки туда ехать, то это в кайф. Я с клиентами базарил, они морду, суки, воротят, ее ждут. Хорошо хоть Растогин ее бабки отдал мне. С ним вроде сердечный приступ случился. Впрочем, надо с предложением Зяблова решать. Ехать или не ехать?
   —    А может, нам со Слоном перебазарить? — спросил Игла. — Он вроде как хочет с нами работать. Не зря же этих налетчиков отдал.
   —    А что? — оживился Федор. — Это неплохая мысль. Возьмем у него ребятишек и в Саратов. Если Зяблов правду говорит, то класс! Сделаем Вальку, и тогда к рулю я встану. Тут-то уж хрен кто против попрет. Не хотите — идите к черту!
   —    А вот насчет руля, — решился высказаться Пират, — это, по-моему, тебе на хрен не надо.. Ведь ты в этих делах не варишь ничего. Так что...
   —    Заткнись! — прикрикнул Федор. — Чего тут варить-то? Для этого существуют бухгалтерия и про­чая бумажная публика. Мое дело — бабки получать.
   —    Это на словах все просто, — возразил Пи­рат. — Пахан твой уж на что голова в этих делах был, и то постоянно туда-сюда названивал. Курс доллара, котировка акций и прочие дела. Лично мне эта воло­кита и на хрен не нужна.
   —    Тебе? — усмехнулся Федор. — Да кто же тебе доверит? Ты ведь...
   —    Хорош вам, — опасаясь ссоры, вмешался Игла. — Надо решать, что делать. Едем или нет?
   —    Сейчас звякну Слону, — решил Федор. — Пусть приедет.
   —    А не зря мы к нему за помощью обращаться будем? — предостерег приятелей Пират. — Ведь многие только и ждут, когда банки твоего отца разва­ливаться начнут. А без Валюхи им точно кранты при­дут.
   —    Да ты чего? — взвился Федор. — За Вальку?!
   —    Я думаю, без нее нам хана придет, — сказал Пират.
   —     Свое я хапануть успею, — усмехнулся Фе­дор. — А уж потом будь что будет. Звоню Слону.
   —    А с тульскими что? — спросил Игла. — Ведь они нам стволы не все дали.
   —    Это, если все путем будет, потом сделаем, — набирая номер, отмахнулся Федор. — Сейчас глав­ное — момент с Валькой не упустить. И Хрипатого мне выцепить хочется!
   —    Что с ним? — остановив врача, коротко спро­сил Стае.
   —     Извините, — удивленно взглянул на него врач, — о ком вы говорите?
   —     Растогин Павел Афанасьевич, — процедил тот. — Он к вам вчера поступил, сердечный приступ. Что с ним?
   —     Растогин лежит в палате интенсивной терапии. Его лечащий врач Нина Андреевна Судакова. Больше я ничего не знаю.
   —    Так узнай, — грубо бросил стоявший позади Стаса Роман.
   —     Вам лучше поговорить с Ниной Андреев­ной, — испуганно взглянув на него, ответил врач, — а мне нужно идти, извините.
   Он быстро пошел дальше.
   —    Слышь, красотка, — обратился Роман к моло­дой длинноногой медсестре, — как нам Нину Андре­евну увидеть?
   —    Что вам угодно? — строго спросила высокая худощавая женщина в очках.
   —    Мы насчет Растогина, — опередив Стаса, про­говорил Руслан.
   —     Кризис миновал, — так же сухо ответила она, — но его лучше не беспокоить. Это уже третий инфаркт, Павел Афанасьевич просто чудом остался жить. А вы его родственники? — спросила женщина.
   —    Можно сказать, да, — кивнул Стас. — Нам его увидеть можно?
   —     В этом есть острая необходимость? Я бы про­сила воздержаться от разговора с ним. Потому что любое беспокойство может закончиться плачевно. А вы, — она взглянула на насупленные лица муж­чин, — как мне кажется, не в том настроении, чтобы вызвать у него положительные эмоции.
   —    Как долго он пролежит? — спросил Стас.
   —    У нас как минимум две недели, а потом стро­гий постельный режим под наблюдением его лечаще­го врача.
   —     Ну что же, — пробормотал Роман, — до сви­дания.
   Руслан и Стас, не прощаясь, быстро вышли из приемной.
   —    Стас, — сказал Роман, — что делать будем?
   Проходивший мимо Швед остановился и начал
   внимательно вчитываться в список разрешенных к передаче больным продуктов.
   —    Придется ждать, пока он не выйдет/ — недо­вольно ответил Стас, — а уж потом решать, что по­чем.
   Как только все трое вышли, Алберт достал из спортивной сумки сотовый телефон.
   Знаменский, морщась, застегнул пуговицу на пи­жаме.
   —    Рана чистая, — проговорил пожилой врач. — Откровенно говоря, я опасался нагноения. Но, слава Богу, вы сумели избежать его, так что дело идет на поправку.
   — Слышь, доктор, просительно сказал Виконт, — может, я могу уйти из этой лечебницы?
   —    Уйти вы, конечно, можете, — удивленно по­смотрел на него врач, — ибо насильно мы никого не задерживаем, но это не в ваших интересах. Рана до­вольно глубокая. Она только начинает затягиваться. А при малейшем напряжении снова откроется. Вы и так встали почти сразу. В общем, как хотите, — пожал плечами врач, — но я бы вам советовал хоть дней десять полежать. И по возможности не вставать.
   —    Ну да, — не согласился Альберт Кирилло­вич, — что я, — усмехнулся он, — инвалид что ли?
   Покрутив головой, врач пошел дальше.
   —    Альберт! — радостно воскликнула Галя. — Здравствуй! Как там Павлик? Ты, наверное, устал с ним? Спасибо, что забрал его.
   —    Да не за что, — Швед старался говорить бод­ро. — Все нормально. А как ты?
   —     Еще с неделю придется полежать, — вздохну­ла она. — Пуля какую-то артерию задела. Ты бы привез Павлика, — Галя заглянула в глаза Альбер­ту. — Я знаешь, как соскучилась!
   —    Я не хотел тебе говорить, — с трудом выгово­рил он, — но...
   —    Что с ним? — Галя схватила его за плечи. — Что с Павлушей?
   —    Да ничего страшного, — пробормотал он. — Просто простыл где-то, кашляет, и температура не­большая. Врач приезжал, говорит, ничего страшного, пару дней в постели, и все. Потом я его сразу приве­зу, — стараясь не встречаться с ней взглядом, сказал Альберт.
   —    Смотри на меня! — почувствовав, что он не договаривает, потребовала она. — Что с Павликом?
   —    Я же говорю, приболел немного. А я тут тебе принес кое-что, — наклонившись, поднял туго наби­тую сумку.
   —    Альберт, — снова спросила Галина, — с Пав­ликом точно все хорошо?
   —    Конечно, — кивнул он, — просто приболел.
   —    Я слышала, что Растогин заболел. Что с ним?
   —    Сердце прихватило, — облегченно вздохнув, сказал Швед. — Но вроде сейчас все в норму входит. Крепкий он старик-то. Не скоро еще Богу душу от­даст, — увидев, что Галя хочет о чем-то спросить, опередил ее. — Говорят, в квартире, когда напали эти трое, был еще кто-то. Кто он?
   —    Да, —кивнула она. — Был один человек. Он старый знакомый моего соседа, Суворова. Помнишь, милиция о нем спрашивала. Так вот, Альберт Кирил­лович его знакомый. Он...
   —    Кто, ты сказала? — Швед схватил ее за руку.
   —    Больно! — взвизгнула Галина.
   —    Извини, — смутился он, — я не хотел.
   —    Почему ты так взволновался? — Галя взгляну­ла на Шведа.
   —    Знаменский — мой отец, — глухо проговорил он. — Я был маленький, когда его посадили. Он вскрыл сейф на заводе и выкрал зарплату. Мать сразу же подала на развод. Через полгода вышла замуж за Шведова. Он усыновил меня. И стал я Шведовым Альбертом Васильевичем, — усмехнулся Альберт.
   —    Знаменский твой отец? — Галина пораженно смотрела на него.
   —    Да, — кивнул Швед. — Мой родной отец.
   —    Так он же спас Павлика! — воскликнула она. — Если бы не он, кто знает, что случилось бы. Об этом даже милиция говорит.
   —    А как он оказался у тебя? — тихо спросил Альберт.
   —     Надо было взять у Растогина доверенность на машину, — провожая недовольным взглядом отъез­жающее такси, заметил Роман.
   —     Это значило бы засветить его, — входя в ка­литку высокого забора, окружавшего небольшой двух­этажный домик, буркнул Стае.
   —    Неужели он сдохнет? — спросил Руслан.
   —     Не хотелось бы, — усмехнулся Роман. — Мы тогда многое потеряем. Ты узнал, кто был у Лапи­ной? — спросил он встретившего их у домика невы­сокого худощавого мужчину с глубоким шрамом на лбу.
   —    Старый знакомый Растогина, — усмехнулся он. — Ваша недоделанная работа.
   —    Виконт? — в один голос удивились краснояр­ские. Человек со шрамом молча кивнул.
   —    Вот сволочь, — сказал Стае. — Он уже нам поперек горла стоит. Я его бесплатно грохну!
   —    Где Знаменский сейчас? — спросил Роман.
   Мускулистый длинноволосый парень, бегом вер­нувшись к стоявшей на обочине асфальтированной дороги машине, ключом открыл дверцу. Достал из бардачка сотовый телефон, набрал номер.
   Держа у уха сотовый телефон, Швед внимательно слушал. Кивнул и посмотрел на часы.
   — Я приеду через час. Если они куда-то поедут, следуй за ними.
   —    Что?! — Галина прижала ладони к груди и быстро замотала головой. — Нет! Неправда! Альберт сказал бы!
   —    Какой Альберт? — сочувственно посмотрев на нее, спросил капитан милиции.
   Неправда! — выкрикнула она. — Павлик с Альбертом! Он у него!
   —    Скорее всего вы правы, — поспешно согла­сился милиционер. — Просто мы не знаем об этом. Где живет Альберт, как его фамилия?
   —     Шведов, — еле слышно прошептала Галя, — Альберт Шведов. Он возглавляет охрану Растогина.
   —     Он сам сказал, что ваш сын у него? — спро­сил капитан. Но тут Галя вспомнила свой разговор с Альбертом и поняла, что капитан сказал правду. За­крыв лицо, она зарыдала.
   —    Что с вами? — растерялся милиционер.
   —    Он врал мне, — с трудом проговорила женщи­на. — Сказал, что Павлик болен. Где мой сын?! — вскочив, она вцепилась в форменную рубашку мили­ционера. — Где он?! Что с ним?!
   —     Успокойтесь, — стараясь освободиться, сказал милиционер. — Возможно, ваш сын у этого самого Альберта. Сейчас мы узнаем. Ус...
   —     Павлик! — отчаянно крикнула Галина. Ее руки разжались, она начала падать.
   —    Врача! — подхватив ее, отчаянно закричал ка­питан.
   —    Лады, — кивнул широкоплечий детина. — Я дам ребятишек. Только, — он ощерил в широкой улыбке желтые зубы, — вы мне за полцены подгони­те с десяток тэтэшек, идет? — он протянул Федору сильную руку.
   —    С десяток я тебе и за так дам, — Федор хлоп­нул детину по ладони.
   —    Договорились, — довольно улыбнулся дети­на. — Когда парнишки нужны?
   —    Где они? — подойдя к парню, спросил Швед.
   —    В домике. Их там четверо. Эти трое, за кото­рым ты меня послал, и еще один.
   —    Их точно четверо? —- подстраховался Альберт.
   —    Я видел четверых.
   —    Значит, может, и больше, — буркнул Альберт. Коротким взмахом руки подозвал стоявших у «воль- во» четверых крепких молодых мужчин.
   —     Короче, так, — надев легкую куртку и посмот­ревшись в зеркало, Стас быстрым движением выхва­тил из подмышечной кобуры пистолет. — Я вернусь поздно, меня не ждите.
   —    Ты к Виконту? — спросил Роман.
   —     К нему, — жестко сощурился Стас. — Надо доделать заказ. Кроме того, он и нам дорогу перешел. Ведь если бы не он, то...
   —    Там в соседней квартире засада на Графа была, — напомнил Руслан, — так что Виконт здесь, можно сказать, не при делах.
   —    Я хочу узнать, что у него есть на Растошна, — немного помолчав, сказал Стас.
   —    По-моему, зря, — Руслан покачал головой. — Растогин, может, уже концы отдал. Так что...
   —     Он был аккуратным человеком, — засмеялся Стас, — и предосмотрительным. Наверняка у него там записаны имена тех, кто сейчас при одном упо­минании об их прошлом, выложит очень крупную сумму. Так что Виконта я навещу. Будет ой жить или нет, — он пожал плечами, — зависит от него. Но, думаю, мы сумеем договориться.
   —    А как поедешь? — просил Роман. — Может, такси вызвать?
   —     Не надо, — усмехнулся Стас. — Я предпочи­таю городской транспорт.
   Спустившись по лестнице, он оглянулся.
   —    Я здесь, — раздался из-за сдвинутого в сторо­ну шкафа тихий голос.
   —     Молодец, — скользнув в образовавшийся про­ход, похвалил человека со шрамом Стас. Тот легким движением вернул шкаф на место.
   —    Ты уверен, что все как надо? — спросил Стае.
   —    Да.
   —    Уходим, — Стас шагнул вниз. Оступившись, выругался.
   Вверху, чуть слышно ударил выстрел. За ним вто­рой.
   —    Главное — все вовремя, — усмехнулся Стас, включил фонарик и, пригибаясь, быстро пошел по подземному ходу.
   —    Где ваш третий? — Швед рванул кудри Рома­на вверх и поднял его лицо.
   —    Да иди ты, сука, — морщась от боли в завер­нутых за спину руках, которые держали двое парней, процедил Роман. Швед ребром ладони сильно и резко ткнул его в кос. Хрюкнув, Роман передернулся от боли. Альберт достал пружинный нож и поднес к подрагивающему кадыку красноярского бандита ост­рое лезвие.
   —    Где пацан? — злобно спросил Швед.
   —    Я не знаю, — прохрипел Роман. — Мы хоте­ли взять его, но не успели. Кто-то...
   Острое лезвие легко вспороло кожу.
   —    Отпустите, — отскочив назад, чтобы в него не брызнула кровь, бросил он. Стукнувшись лицом об пол, Роман расслабленно замер.
   —    Где Павлик? — повернувшись к побледневше­му от ярости и страха Руслану, Швед коротким рез­ким движением вспорол ему правую щеку.
   —    Мы не брали его! — отдернув голову, Руслан забился в руках двух других парней. — Я не знаю, где он! — пытаясь слизать языком тонкий ручеек ползу­щей по подбородку крови, прохрипел он.
   —    Никого нет, — в комнату вошел парень, что наблюдал за домом.
   —    В кого стрелял? — не поворачиваясь к нему, спросил Альберт.
   —    Собаки, — коротко ответил парень.
   —    Куда же еще двое делись? — задумчиво спро­сил Альберт. — Может, на такси назад укатили? — предположил он.
   —    Нет, — сказал парень. — В такси, кроме шо­фера, никого не было.
   —    Стае только что ушел, — быстро проговорил Роман, — с Гайкой. Он сказал, что поедет к Знамен­скому. Насчет бумаг Растогина.
   —    Значит, это вы его ранили, — понял Швед и ногой мощно ударил Романа в шею. Длинные волни­стые волосы, взметнувшись, накрыли его лицо. Пере­глянувшись, мужчины опустили Романа на пол.
   —    Труп, — присев рядом, определил один.
   —     Ваши деньги, — Альберт отдал одному тол­стый пакет. — Что найдете здесь — ваше. Только не снимайте перчаток, — предупредил он. — Ваши пальчики наверняка есть в МУРе, — повернувшись к мускулистому парню, усмехнулся. — Все, Мальчик. Ты тоже вольный казак. И прими добрый совет: не ищи новых хозяев. Паскудное это дело —на кого-то работать. Спасибо, что помог, и прощай.
    — Швед, — Мальчик шагнул за выходящим Аль­бертом. — Если что, ты звони. Помогу.
 
 
   —    И нас не забудь, — вскрыв конверт, подмиг­нул остальным один из парней. — Ты платишь клас­сно!
   Выйдя во двор, Швед остановился и задумался. Если Мальчика он знал по работе — тот был челове­ком Растогина — то этих четверых просто нанимал, когда нужна была ударная сила. Все четверо сидели и пока молчали.
   «А если их возьмут? — подумал Альберт. — Все- таки два трупа. А не свое они на себя вешать не будут. Впрочем, какая разница, — он быстро пошел к воротам. — Главное сейчас — найти Павлика. Кто же взял его?» Швед был уверен, что красноярские сказали правду. Значит, Павлика похитил кто-то дру­гой. Но почему и как ушел Стае? И кто этот Гайка? Повернувшись, он крикнул:
   —    «Вольво» я беру!
   —    А чего это ты бросил своих? — медленно дви­гаясь по подземному ходу за Стасом, спросил Гай­ка. — Ведь вы сколько лет вместе.
   —    На это имеется ряд причин, — Стае остано­вился и направил луч света в лицо Гайке.
   —    Хорош тебе, — закрываясь руками, недоволь­но бросил он. От резкого удара в низ живота с хрип­лым воем согнулся.
   —    Видишь ли, Гайка, — доставая пистолет, гово­рил Стае, — мы действительно много лет работали вместе. Никто из нас не был под судом. И я не хочу нарушать эту прекрасную традицию. Сегодня в боль­нице Роман назвал меня по имени, чем привлек вни­мание одного типа. Я не знаю, кто он, но за нами следили. Следовательно, кто-то нанесет сюда визит. А если нас засветили, то, вполне возможно, арестуют. Я отдал Романа и Руслана с надеждой, что они живыми не дадутся. Ребята тренированные. Терять им нечего. А главное здесь то, — размахнувшись, он с силой ударил рукояткой пистолета по затылку согнувшегося Гайку. Тот молча повалился лицом вперед, — что я решил завязать, — спокойно продолжил Стае. — От­крою свое дело. А для этого, согласись, — присев, приложил пальцы к сонной артерии Гайки. — Живу­чий ты парень. — Усмехнувшись, он с силой ударил Гайку рукояткой пистолета по голове. Из проломлен­ного виска обильно пошла кровь. Направив луч фона­рика на рану, Стае довольно хмыкнул. — Жаль, ко­нечно, что ты не сможешь оценить, какой я умный. Но, может, услышит это твоя душа. Так вот, — ров­ным голосом продолжал Стае. — Для открытия свое­го дела нужны деньги, и немалые. И я знаю, где и как их получить. А тебя я просто обязан был убить, — с сожалением проговорил Стае. — Ведь ты нашел мне тех троих кретинов, которые пытались взять Павлика. Их связь с тобой милиция может вычислить. Так что пойми меня правильно.
   Наклонившись, осветил застывшее лицо Гайки и закрыл ему глаза.
   — И спасибо за ход. Я поставлю тебе свечку в церкви.
   —    Павлик, — открыв глаза, мгновенно напол­нившиеся слезами, прошептала Галя.
   —    Успокойтесь, — тихо сказал сидевший рядом врач. — Все будет хорошо. Вашего сына обязательно найдут.
   —    Я должна идти! — встрепенулась она. — Пус­тите меня!
   —    Ради Бога успокойтесь, — попросил врач. — Все будет хорошо.
   —     Мой сын пропал! — закричала она. — Пусти­те меня! Немедленно отпустите! Я должна найти Пав­лика!
   Рванувшись еще раз, как-то внезапно обмякнув всем телом, расслабилась.
   —    Пустите, — еле слышно прошептала она.
   —    Уснула, — поднявшись, врач сказал двум сес­трам. — Все время будьте в палате. Она может про­снуться в любое время.
   Швед гнал «вольво» вперед. Он торопился. Если Стае поехал в больницу, то наверняка для того, чтобы встретиться с Галиной. Сам не понимая, почему, Аль­берт был уверен, что к похищению Павлика Стае имеет самое прямое отношение. Наверное, он увидел следившего за ними Мальчика, и поэтому оставил своих приятелей. О красноярских, так называли себя готовые на все наймиты, Швед слышал много. Никто не знал их имен или даже кличек. Просто краснояр­ские, и все. Значит, Павлика пытались похитить по­сланные красноярскими уголовники. Но ведь кто-то... Швед усмехнулся. Роман упоминал какого-то Гайку. Значит, именно он и нашел исполнителей для крас­ноярских. Но если это так, Стае должен его убить. Как же он ушел? — снова попытался понять Аль­берт. — Домик принадлежит, судя по всему, этому самому Гайке. Наверное, там есть подземный ход. И если я прав, именно он и станет могилой Гайки.
   Обходя идущие на приличной скорости «жигули», Швед заметил стоявшего на обочине шоссе человека. Притормаживая, бросил взгляд в зеркальце заднего вида. Стае! — узнал он. Первым его желанием было остановиться и взять его.
   А что дальше? — услышав позади резкий сигнал, он снова увеличил скорость. Потом перестроился в правый ряд и остановил машину. Включил аварийный сигнал и вышел. Открыв капот, бросил быстрый взгляд назад.
   Стае голосовал. Но проносившиеся мимо автомо­били игнорировали поднятую руку. Выматерившись, он закурил. Потом увидел метрах в двадцати пяти «вольво» и побежал вперед.
   — Сломалась иномарка? — весело спросил он наклонившегося над мотором водителя. — Если по­могу, — спросил он, — до столицы добросишь?
   Горячей болью отозвался во всем теле попавший ему в солнечное сплетение локоть. Выпучив глаза, Стае ударился подбородком о крыло автомобиля. Ко­ротким ударом-тычком в шею Швед выбил из него сознание и затащил в машину.
   Знаменский, придерживая отдающую тупой болью рану, быстро шел по тротуару. Узнав, что Павлика все же украли, он немного подумал и решил действовать. Особенно его подтолкнуло то, что милиция — об этом он узнал от медсестры отделения,, где лежала Галя •— считает, что к пропаже мальчика причастен его сын.
   Виконт был арестован за кражу в Сестрорецке, когда Альберту, которого любящая супруга, назвала в его честь, было восемь лет. В лагере он узнал, что жена вышла замуж за какого-то чина в обкоме и тот усыновил Альберта. Виконт изредка посылал деньги на имя сына. А после освобождения потерял его. Он слышал, что Альберт ходит в охранниках Растогина.
    И, как ни странно, это его не задело. В конце концов каждый волен сам себе выбирать дорогу в жизни. Если Альберту нравится то, что он делает, пусть будет так. Знаменский не чувствовал какой-либо вины пе­ред сыном. Но, узнав, что его обвиняют в соучастии в похищении мальчишки, решил предпринять свои шаги. Он шел к одной женщине, связанной с уголов­ным миром. У нее хранились похищенные им из сейфа Растогина бумаги. Виконт узнал, что Растогин при смерти, и хотел одного: успеть, чтобы тот поста­рался оградить Альберта от подозрений в том, чего он — в этом Виконт был совершенно уверен — не совершал. Войдя во двор старой девятиэтажки, он по привычке внимательно осмотрелся. Не заметив ниче­го, что могло бы показаться подозрительным, вошел в дом.
   —    Значит, ты не знаешь, где сын Лапиной? — плеснув воды в лицо привязанного к спинке стула Стаса, спросил Швед. Стае, отплевываясь кровью, замотал головой.
   —    Ну что же, — усмехнулся Альберт. — Тогда скажи, почему ты оставил своих приятелей? Ведь ты заметил, что за вами следят?
   —    Поэтому и валить хотел, — прохрипел Стас.
   —    А где Гайка? —спросил Швед.
   —    Крякнул, — бандит сглотнул заполнявшую рот кровь.
   —     Слушай меня внимательно, — вздохнул Аль­берт. — Я уверен, что ты знаешь, где Павлик. Имен­но поэтому предлагаю выгодную для тебя сделку. Ты говоришь мне, где Павлик. Мы едем туда вместе. Если он там, я даю тебе две тысячи баксов, и мы расстаемся.
   —    За черта меня держишь? — Стас сплюнул сгу­сток крови.
   —    Или я сейчас убью тебя, — спокойно продол­жил Швед. — Согласись: выбор у тебя небольшой. Я жду три минуты, не больше.
   —    Почему ты думаешь, что пацана взял я? — спросил Стас.
   — Не ты, — поправил его Альберт, -— а знаешь, кто это сделал. Все, — он посмотрел на часы. — Время пошло.
   —    Да не при делах я! — торопливо проговорил красноярский. — Сукой буду, не знаю я ни хрена!
   «А если он действительно не знает, — подумал Швед. — Просто, почувствовав слежку, начал спасать свою шкуру. Тогда кто похитил Павлика?»
   Альберт встал и врезал Стасу по челюсти. Стас вместе со стулом грохнулся на пол и закричал. Впеча­тав носок правой ноги в живот, Швед заставил его замолчать. Взял графин и вылил из него воду ему на голову. Стас застонал.
   —    С кем, кроме Растогина, ты говорил о его внуке? — спросил Альберт. Стас хрипло заматерился.
   —    Ну что же, — Швед посмотрел на часы. — Пора спать. Утром продолжим.
   Он втиснул в окровавленный рот бандита ском­канный носовой платок. Подхватив стул за спинку, поволок его в ванную.
   —    Не пытайся освободиться, — перевалив стул с привязанным к спинке Стасом в ванну, предупредил он, — потому что Верный этого не любит. Ко мне! — повернувшись к открытой двери, крикнул Швед. В ванную вбежала восточно-европейская овчарка и преданно уставилась на него.
   —    Охранять, — приказал Швед и вышел. Пыта­ясь принять более удобное положение, Стас заворо­чался и тут же застыл, услышав глухое рычание.
   Зяблов с насмешливой улыбкой смотрел на сто­ящую у двери Валентину.
   —    Сволочь! — крикнула она. — Ты за это отве­тишь! Слышишь, гад?
   — Успокойся, — сказа он. — Я хочу сделать тебе одно довольно выгодное для тебя предложение. Если ты его примешь, то сможешь помочь своей милой мамочке.
   —     Если ты с ней что-нибудь сделаешь! — взорва­лась гневным криком Валентина. — Я тебя...
   —     Ну что ты, — засмеялся Константин Федоро­вич, — разве я могу сделать что-то плохое своей теще.
   Широко раскрыв застывшие в немом негодовании глаза, Валентина замерла.
   —    Да-да, — кивнул Зяблов. — Ты не ослыша­лась. Я предлагаю тебе стать моей женой. И не торо­пись с ответом, иначе с твоей мамочкой может кое- что случиться. Ты видела моих головорезов? Формен­ные звери. А твоя мамочка не в том возрасте, чтобы выдержать группу молодых жеребцов.
 
   —    Гад! — Валентина рванулась к нему. Стояв­ший за ее спиной Рахим подпрыгнул и толкнул ее ногой между лопаток. Вскрикнув, Валентина упала.
   —    Я же сказал, не торопись с ответом, — засме­ялся Константин Федорович. — Правда, поскорее постарайся ответить положительно. Потому как твой братец выехал из столицы и едет ко мне, чтобы по­кончить с тобой. Правда, он не знает о моем предло­жении. И я думаю, будет неприятно поражен, узнав, что ты согласилась стать моей супругой. Подумай сама, сколько ты выгадываешь в этом случае. Во-пер­вых, спасешь себя, своего хриплого охранника, к ко­торому ты, по-моему, неравнодушна, и — самое глав­ное — свою дорогую мамочку. Неужели она снова должна из-за страдать? — насмешливо поинтересо­вался он.
   —     Если я соглашусь стать твоей женой, — нео­жиданно для Зяблова спокойно спросила Валенти­на, — ты отпустишь маму?
   —    Конечно, нет, — засмеялся он. — Как же я могу разлучить свою тещу и ее дочь, мою жену. Я окружу обеих заботой и лаской.
   —    Федор действительно едет к тебе?
   —     Не за тем, что ты думаешь! — сказал Зяб­лов. — Твой братец по отцу — законченный негодяй. Я не знаю, почему он так не взлюбил твоего охрип­шего телохранителя, но Федор был просто в восторге, когда узнал, что ему прилично досталось от моих ребят, и очень просил не убивать до его приезда.
   Зяблов увидел, что эти слова попали в цель. Ва­лентина поверила. И Зяблов был благодарен Федору за те слова о Хрипатом. Иначе Валентина на поверила бы в приезд брата.
   —- Зачем я тебе нужна? — спросила она. — По­чему ты вдруг решил сделать меня своей женой?
   —    Это я тебе нужен, — поправил ее Зяблов. — Потому что своим согласием ты спасешь вас. И меня, — признался он. — Я совершил ошибку, за­хватив вас. У меня только два выхода. Либо убить вас, либо держать в непосредственной близости.
   —    Но ты забыл еще обо одном, — усмехнулась Валентина. — Я соглашаюсь. Ты освобождаешь меня, маму и Георгия. И что нам помешает обратиться за помощью в органы? Ты не сможешь постоянно дер­жать нас в подвале. Я ведь буду твоей женой.
   —    Я рад, что ты это сказала, — улыбнулся Кон­стантин Федорович. — И посему отвечу честно: я исключу такую возможность. Знаешь, как? — весело спросил он. — Объясню. Феденька, твой единокров­ный братец, едет сюда с мыслью о расправе над тобой и твоей мамой. Надеюсь, ты не допустишь этого и сама убьешь Федюшу.
   —    Да ты что?! — воскликнула Валентина. — Ты понимаешь, что ты говоришь?!
   —     Разумеется, — кивнул Константин Федоро­вич. — Потому что у тебя не будет выбора. Либо он убьет тебя и твою мать, либо ты убьешь его. А твою расправу над сволочным братцем я запечатлею. И если когда-нибудь ты илттвоя мама заявите на меня, я обвиню тебя в убийстве Федора Редина, сумею доказать это, тогда как вы подтвердить свое обвине­ние не сможете.
   —    Как же ты сволочь, Зяблов, — прошептала пораженная Валентина.
   —     Благодарю за комплимент, — ехидно сказал он. — А сейчас прошу извинить меня. Тебя и твою маму проводят в отведенную для вас комнату. И пре­дупреждаю, — строго добавил Зяблов. — Не пытай­тесь обрести свободу. Это плохо кончится. В первую очередь для Валентина Анатольевны.
   —    А что будет с Георгием? — спросила Вален­тина.
   —    До нашего бракосочетания он будет находить­ся там же, где и сейчас. Но он будет в нормальных условиях. Ему окажут медицинскую помощь. Только ради Бога, — насмешливо попросил Зяблов, — ска­жите ему, чтобы не пытался что-то сделать. Потому что ни к чему хорошему это не приведет, — посмот­рев на часы, встал. — Рахим! — властно позвал он. — Отведи Валентину Ивановну-в комнату. И при­веди туда же'ее мать.
   Когда Валентина вышла из комнаты, Зяблов потер руки. — Позвони Зимину, — бросил он вошедшему Шугину. — Он мне нужен немедленно.
   —    Майор скорее всего не приедет, — сообщил Шугин. — Вчера у его дома убит постовой. Кто-то проломил ему затылок. Затем стрелял в патрульную машину. Поэтому сейчас все сотрудники задействова­ны в розыск, — смешавшись, он замолчал.
   —    Черт тебя побери, — Зяблов заметил нереши­тельность Шугина. — Вечно ты кота за хвост тянешь. Что случилось?
   —     Из больницы ушла Ирина, — решился Фе­ликс. — Ее пытался остановить постовой. Но кто-то вмешался...
   —     Постой, — внезапно обрадовался Зяблов. — Значит, она сейчас с тем, кто убил постового? — увидев кивок Шугина, облегченно вздохнул. — Се­годня воистину удачный день, — весело сказал он. — Значит, очень скоро милиция сможет найти труп Ирины, — он засмеялся. Мгновенно став серьезным, приказал. — Как только объявится майор, пусть не­медленно придет ко мне!
   —     Подожди, — нахмурился Граф. — Значит, ты думаешь, что Валентина Анатольевна у этого козла?
   —    Конечно, — кивнула Ирина. — Я уверена. Она к нему пошла. А Ивачев, прокурор, думает иначе. И я...
   —    Тормози, — попросил Виктор. — А как же телеграмма? Ведь она из Москвы.
   —    Да Зяблов может сделать что угодно, — горячо сказала она. — К тому же у него там знакомые. Даже друг какой-то есть, Редин.
   —    Кто, ты сказала? — быстро переспросил Суво­ров.
   —    Редин, — она удивленно посмотрела на него.
   —    А ты кто Зяблову будешь? — спросил до этого молча сидевший Филимон.
   —    Его племянник был моим мужем, — опустив голову, проговорила она. — Его убили. Вроде как пьяный в его машину врезался. А потом и Балерина бабушка умерла, — заплакала Ира, — и мама… онавЗяблова стреляла... попала в его... — не выдержав, закрыла лицо руками.
   —    Да кто он, этот козел? — спросил Филимона Граф. — Почему ему, гребню поганому, можно все?!
   —    И он, и ты, — начал Филимон, — преступни­ки. Только ты...
   —    Не путай хрен с гусиной шеей! — зло перебил его Граф. — Этого козла на этапе еще обуют! Будет кукарекать, сука, весь срок.
   —     Но для этого нужно, чтобы его посадили, — пожал плечами Филимон. — Пока пришить ему ни­чего не могут. Он все руками других делает. А те, кто попадается, все берут на себя. Ведь за организованное преступление наказывают гораздо строже.
   —     Ну у тебя и словечки, — усмехнулся Вита­лий. — «Наказывают», — отчетливо повторил он. — Тебя-то, видно, еще ни разу не наказывали, — он засмеялся.
   —    Надо к Зяблову ехать, — поторопила его Ири­на. — Там Валентина Анатольевна! Он ее убить мо­жет.
   Вытерев слезы, посмотрела на Филимона. — Ты нам поможешь?
   —     Нам? — поразился Граф. — Слушай сюда, киска, — твердо проговорил он, — ты в это дело не лезь. Разбираться с этим прокозлом надо, но не тебе, ясно?
   —    Но это же из-за меня! — возразила Ирина. — К тому же он Сашу убил, — еле слышно закончила она.
   —    Твоего мужика? — спросил Граф. Не в силах больше говорить, она кивнула.
   —    А его маманя молоток, — Граф покрутил го­ловой. — Это же надо! — восхитился он. — Прямо у ментовской стрелять!
   «Похоже, он поедет к Зяблову выручать свою быв­шую учительницу, — зло подумал Филимон. — Отго­варивать его нельзя — тогда он поймет, что я хочу его подставить. Впрочем, может, и не поймет, но поедет к Зяблову в любом случае. Хотя, с одной стороны, это и хорошо. Просто надо перед этим уб­рать Зимина и оставить там что-нибудь с отпечатками его пальцев. С Зябловым он, конечно, не справится. Скорее всего его там убьют. Но тихо убить себя Граф не даст. Значит, там появится милиция. И все сойдет­ся. Сначала он убивает приятеля Зяблова, потом едет к нему. Просто надо, чтобы это совпало по време­ни», — быстро решил он.
   —    Ну что? — Ирина нетерпеливо посмотрела на Графа. — Поехали?
   —    Сейчас нельзя, — спокойно, даже с долей со­жаления сказал Филимон. — Надеюсь, ты понима­ешь, почему? — он посмотрел на Виталия. Тот кив­нул.
 
   —    Надо ехать часов в шесть, — продолжил Хи­рург. — Как раз тогда в работе милиции спад — пересменка и так далее. Те, кто днем патрулировал, устали. А кто только заступил, еще не втянулись. Так что пара часов у нас есть.
   —    У нас? — удивился Граф. — Ты-то какого хрена там забыл?
   —    Надеюсь, ты помнишь о нашем уговоре? — напомнил Филимон. — Так что придется тебе по­мочь. Но причитающаяся тебе сумма уменьшится на­половину.
   —    Согласен! — поспешно ответил Виталий.
   —    Тогда я сейчас схожу в магазин, — поднялся Филимон. — Куплю чего-нибудь. Поедим и поедем.
   —    Давайте я схожу, — предложила Ирина. Она спала всю ночь. Разговор с Виталием начала с опа­ской. Но, узнав, что он Суворов Виталий, как-то мгновенно ожила. Оказывается, в детдоме о нем до сих пор ходят легенды. Наблюдавший за женщиной Филимон с удивлением увидел, как она похорошела, ожила. Она стала обычным человеком. Не напряжен­но-нервной, какой была до этого, а просто взволно­ванной за Валентину Анатольевну молодой женщи­ной. Хирург был удивлен этим преображением. И сейчас, стараясь говорить спокойно, заметил:
   —    Тебе тоже нельзя показываться на улице. Тебя наверняка сейчас разыскивает милиция.
   —    Да? — удивилась она. Неужели за то, что я убежала из больницы, меня в тюрьму посадить мо­гут? — смеясь, она посмотрела на Графа.
   —    Я думал, тебя мусор брать хочет, — буркнул тот, — а иначе бы не влез.
   —    Я пошел, — шагнул к двери Филимон. — Дверь никому не открывайте. У меня есть ключ.
   —    Ты? — удивленно раскрыл глаза повернув­шийся на шум за спиной Феоктистов.
   —     Меня подполковник послал, — смущенно проговорил Вася Коровин.
   —    Какого черта ты в форме приперся? — недо­вольно спросил капитан.
   —     В городе убит постовой, — сообщил Васи­лий. — Подробностей я не знаю. Но товарищ под­пол...
   —    Поехали, — легко поднявшись, Сергей быстро собрал в рюкзак бинокль, прибор ночного видения, шерстяной плед и термос. — Мне этот режим работы наблюдателя вот где сидит, — провел он ребром ла­дони по горлу.
   —    И хоть бы что-нибудь, — с досадой добавил он, — а то вообще никакого движения. Вече­ром эти придурки, — сказал он, имея в виду бойцов военизированной организации Зяблова, — из себя мастеров каратэ строят. А так... — выражая крайнюю досаду, выматерился. — Постой, — опомнившись, взглянул на Василия, — а как ты узнал, что Басов ранен?
   — Мне мать в деревню позвонила, — вздохнул он, — я и подумал, что, может быть...
   —     Вообще-то ты вовремя появился, — дружески хлопнул его по плечу Сергей. — Ведь ты еще не работаешь, так что нашего полку прибыло.
   —    Товарищ капитан, — поднимая рюкзак и на­правляясь за вошедшим в густые кусты Феоктисто­вым, решился Василий. Но ведь ваше наблюдение незаконно. И даже если бы вы что-то и увидели, то...
   —     Если бы я что-то, — не останавливаясь, про­говорил капитан, — увидел, что Ивачев, я в этом уверен, дал бы санкцию на обыск. Понимаешь, Вась­ка, — вздохнул он, — это напоминает игру в казаки-разбойники. Но все гораздо серьезнее и опаснее, чем кажется. Зяблов преступник. И он вдвойне опаснее оттого, что преступления совершает чужими руками. А самое неприятное в этом то, что все знают и понимают: Зяблов со своими бойцами не что иное, как хорошо организованная банда, а подловить его не на чем. И он упивается своей безнаказанностью. Мы служим и защищаем закон, а сейчас, чтобы справед­ливость восторжествовала, сами преступаем его. Хотя это сейчас сплошь и рядом. То и дело слышим: пья­ный милиционер избил кого-то. А уж о взятках и говорить не хочется. Да что там взятки, — капитан махнул рукой, — если армия, которая должна защи­щать страну, продает оружие. А уж про нашу с тобой родную милициюи сказать нечего. Быть честным сыщиком сейчас гораздо труднее, чем раньше. И именно поэтому, когда закон бессилен, такие, как Зяблов, процветают. Плюют они на все и на всех. Потому что закон, как ни странно, защищает и его, и всякую другую сволочь. Раньше я об этом не думал. Ловил насильников, убийц и прочую дрянь и считал, что делаю нужное, полезное людям дело. Но когда пожилая больная женщина стреляет из пистолета в своего, пусть сводного, но брата, и тем самым пыта­ется наказать его за совершенное преступление, — Феоктистов опустил голову, — я понял, что все эти исколотые, говорящие на жаргоне мужики — лишь грязная пена нашей жизни, а настоящее дерьмо, как ни странно наверху, и творит зло безнаказанно. Толь­ко поэтому я и играю в казаки-разбойники. И зна­ешь, — хмуро улыбнулся Феоктистов, — порой мне в голову приходит просто великолепная мысль... — он замолчал.
   —     Федор! — позвала плотная женщина. — Ты дома?
   —    А где же! — сердито отозвался Зимин. — Пе­рекусить заскочил. Сейчас усилены патрули, всех на розыск бросили.
   —    А что случилось?
   —    Постового убили и в ПМГ стреляли, — доже­вывая котлету, промычал Зимин. — Какой-то мужик раздробил старшему сержанту голову, когда тот... — икнув, он повалился лицом на стол. Обернувшись на звук упавшей со стола тарелки, женщина шагнула к мужу. — Опять нализался? А гово... — увидев торча­щую между лопаток мужа ручку ножа, пронзительно закричала и бросилась к двери. От сильного удара в челюсть упала. Филимон замахнулся чугунной сково­родкой и ударил женщину.
   —    Что? — поразился Феоктистов. — Граф в Са­ратове?
   —    Точно, — хмуро кивнул седоватый майор. — Экспертиза установила: револьвер Графа в ПМГ стре­лял.
   —    А может, его кто-то подставить хочет? — предположил Сергей. — Ведь...
   —    Это одна из рабочих версий, — оборвал его подошедший полковник милиции. — Но главное сей­час — закрыть город, чтобы мышь не проскочила. Из Пензы Граф сумел уйти. Да еще на даче одного мафи­ози пострелял. Граф — хищник. И не остановится ни перед чем. Так что...
   —    Товарищ полковник! — обратился к нему воз­бужденный молодой мужчина в штатском. — Свиде­тели узнали Суворова. Это он убил старшего сержан­та! Сначала составляли фоторобот. И вдруг...
   —    Значит, Граф, — буркнул полковник. Взглянув на помрачневшего Феоктистова, спросил. — Еще вопросы есть?
   —    Все ясно, — капитан кивнул.
   —    Впрочем, ты в отпуске, — с досадой вспомнил полковник.
   —    Потом догуляю, — отходя, бросил капитан.
   —    И ты согласилась? — отступив на шаг, Вален­тина Анатольевна всплеснула руками. — Но ведь ты знаешь, какой он че...
   —    Знаю, мама, — вздохнула Валентина. — Но выбора у меня действительно нет. К тому же, — в ее глазах полыхнула ненависть, — я виновата перед то­бой. И все это из-за отца и Зяблова. Знаешь, — тихо сказала она, — я последнее время постоянно думаю о том времени...
   —    Давай не будем ворошить прошлое, — попро­сила мать. — С одной стороны, может, и хорошо, что все так получилось. Ты выросла в семье офицера, с ранних лет узнала жизнь за границей. У тебя никогда ни в чем не было...
   —    У меня не было главного, — Валентина обня­ла ее.
    — Я всегда была у тебя, — гладя ее по волосам, проговорила Валентина Анатольевна. — Я постоянно писала тебе и не обижалась, когда ты не отвечала.
   —    Мама, — вытирая слезы, спросила дочь, — ты помнишь Виталия Суворова?
   —    Конечно, — мать улыбнулась. — Его просто невозможно забыть. А почему ты спросила? И откуда ты знаешь о Виталии.
   —    Он стал преступником, — сказала Валенти­на. — Я хотела нанять его, чтобы он убил отца.
   —    Да ты что? — расширила глаза Валентина Анатольевна. — Как можно думать о таком? Иван любил тебя. И он...
   —    Он мертв, — перебила ее дочь. Увидев в гла­зах матери ужас, усмехнулась. — Нет, я здесь ни при чем. Его угробила мачеха. А потом и сама погибла.
   Хрипатый сел. Застегивая рубашку, вопросительно взглянул на складывающего в сумку лекарства врача. — С чего это вдруг такая забота?
   — Не знаю, — врач пожал плечами. — Меня вызвали и велели оказать тебе помощь.
   Взял сумку и пошел к открытой двери, возле которой стояли двое парней в камуфляже.
   «Что-то здесь не так», — подумал Георгий. Ос­мотрел стоявшую у стены раскладушку с пуховым матрацем, мерно гудевший небольшой холодильник. Взял лежащую на столике пачку сигарет. Достал одну, прикурил. Тяжело поднявшись, дошел до раскладуш­ки и лег.
   «Куда их увели?» — подумал он о женщинах.
   Дядя Степан, поддерживаемый Волошиным, осто­рожно выбрался из «нивы»,
   —    Рано вы выписались, — сказал Дмитрий.
   —     Ну ее к лешему, — негромко ответил Ризов. — Тама не лечат, а калечат, всю задницу истыка­ли, а эта Дарья Матвеевна, как штыком, шприцем ширяет. Да и каково бабе возить еду в такую даль. А с больничных харчей, того и гляди, ноги протянешь.
   —    Насовсем приехал, — спросила вышедшая на крыльцо жена, — али как?
   —    А ты как думаешь? — он сердито взглянул на нее.
   —    Этот-то чаво заявился? — она неприязненно взглянула на Волошина. — из-за него ведь Петьку вбили! — всхлипнув, быстро вошла в дом.
   —    Ты это! — крикнул ей вслед Ризов. — Нечего на парня напраслину возводить! Ведь...
   —    Она права, — перебил его Волошин. — Все это из-за меня началось.
   Подведя дядю Степана к двери, осторожно усадил его на стул. — До свидания, — глухо проговорил он и быстро пошел к калитке.
   —     Митька! — попытался остановить его Ри­зов. — Вернись! Куда ты пойдешь-то?
   —    Домой, — не поворачиваясь, ответил Воло­шин. — И спасибо, вам дядя Степан. За все спасибо. За пчел не волнуйтесь, — выдохнул он. — Там сей­час сыновья Петра Андреевича за ними присматрива­ют. А завтра и я туда поеду.
   —    Митрий! — закричал Ризов. — Да чего ты там один-то будешь?
   —    А с ним никто из деревенских не хочет быть, — сухо сказала вышедшая из дома жена. —Пугаются все. Ведь сколько из-за него кровушки про­лилось.
    —    Цыц, баба! — зло прикрикнул на нее Степан. — Ты чего городишь!
   Махнув рукой, ома вернулась в дом.
   —    Приехал мужик-то, — остановив мотоцикл, сказал худощавый парень в шлеме.
   —    Я его, козла, — процедил рябой парень, — сегодня же па тот свет отправлю!
   Дмитрий вошел в свой двор. Осмотревшись, вздохнул.
   —    Извините, — услышал он мужской голос. — Вы Дмитрий Волошин? — испуганно дернувшись, Волошин схватил косу.
   —    Не подходи! — размахивая ею, выкрикнул он.
   —    Успокойтесь, Дмитрий Сергеевич, — отступив от калитки, проговорил широкоплечий молодой чело­век в тренировочном костюме. — Мы из милиции. Нас прислал...
   —    Покажи документы! — не опуская косу, по­требовал Волошин. Второй мужчина, худощавый, в потертых джинсах, взглянув на товарища, вытащил из нагрудного кармана рубашки удостоверение и держал развернутым в протянутой руке.
   —     Положи на столбик калитки! — быстро сказал Дмитрий. Худощавый положил и быстро отступил на­зад.
   —    Где он, черт бы его побрал! — постукивая пальцами по столу, сердито проговорил Зяблов.
   —    Я звонил майору через каждый пятнадцать ми­нут. Трубку никто не берет, — негромко сообщил стоявший у двери Шугин.
   —    Ты послал в город кого-нибудь? — спросил Константин Федорович.
   —    Конечно, — поспешно ответил Феликс. — Но Зимина никто не видел.
   — Наверное, куда-то уехал по делам службы, — пробормотал Зяблов. — Но он бы мне сообщил, если бы его куда-то послали, — возразил он себе.
    —    Константин Федорович! — в кабинет стреми­тельно вошел рослый длинноволосый парень в кожа­ной безрукавке. — Зимин убит у себя на квартире ударом ножа. Жена тоже убита. У нее разбита голова.
   —    Что? — Зяблов вскочил.
   —    Откуда ты это узнал? — спросил Шугин.
   —    Я поехал к нему, — торопливо начал па­рень. — У дома полно милиции. И один знакомый сказал, что...
   —    Усиль охрану! — закричал побледневший Зяб­лов.
   —    У нас сейчас только десять человек, — не гля­дя на него, ответил Феликс. — Вы же сами приказали убрать часть парней...
   —     Немедленно верни всех! — закричал Зяб­лов. — Немедленно!
   —    А почему ты не подождал своего товарища? — спросила Ирина. — Ведь он сказал...
   —    Ша, — прервал ее Граф. — И вообще, — он бросил на нее быстрый взгляд, — топала бы ты отсю­да. Я как-нибудь один управлюсь.
   —    Я не уйду! — решительно заявила она, — по­тому что Валентина Анатольевна здесь из-за меня. Я не оставлю ее.
   —    Дура, — вздохнул Виталий. — Ведь ты что, думаешь, нам здесь чифу заварят? Хрен ты угадала! — зло добавил он. — Здесь сейчас такое начнется, что сливай воду.
   —    Какую воду? — удивилась Ирина. — Я...
   —    Дергай отсюда! — цыкнул на нее Граф.
   —    Не уйду я!
   —    Ну и хрен с тобой.
   Граф с револьвером в руке метнулся к забору. Прижавшись к нему, вслушался. Ирина быстро под­скочила к нему.
   —    Стрелять умеешь? — тихо спросил Граф.
   —    Да, — невольно заражаясь его напряжением, прошептала она. — У меня муж милиционер был. Он меня учил.
   Покосившись на нее, Граф усмехнулся.
   —    Вот это влип, — пробормотал он. — С бабой легавого на дело иду.
   —    Что? — не расслышала она.
   —    Держи, — он сунул ей «Макаров». — Обра­щаться умеешь?
   Выщелкнув обойму, Ирина один за другим доста­ла патроны. Сосчитав, вставила обратно и передерну­ла затвор.
   —    Лихо барышни плясали, — вспомнил лагерное выражение Граф.
   —    Ложись, — тревожно прошептала она и пер­вой упала в густую траву. Услышав приближавшиеся голоса, Виталий быстро улегся рядом.
   — Рядом с телом жены Зимина обнаружена зажи­галка, — сказал эксперт. — На ней отпечатки. Мы сделали запрос. Результат будем знать вечером.
   Филимон неторопливо шел по привокзальной площади. Зажигалку, конечно, найдут и снимут отпе­чатки. Как всегда, сделают запрос и узнают, что Зи­мина и его жену убил Суворов. Он досадливо помор­щился. Хотя на Графа это не похоже. Из коротких рассказов Филимон понял, что Виталий любому виду преступления предпочитает вооруженный налет. Квартиры его никогда не прельщали. Он отдавал предпочтение государственным учреждениям. Впро­чем, убийство майора с супругой можно объяснить. Зимин заметил Графа и поспешил домой, чтобы вы­звать подкрепление, так как сам задержать Графа не решился. Позвонить сразу помешала говорившая по телефону жена. Он устал и, проголодавшись, решил наскоро перекусить. Граф увидел милиционера и по­шел за ним. В качестве версии это может быть приня­то милицией. Но даже если и нет, то вина Графа в убийстве Зимина с супругой подтверждает зажигалка. Филимон посмотрел на часы. До поезда был еще час.
   —    Товарищ милиционер! — подбежала к курив­шему на ступеньках у входа в вокзал сержанту моло­дая женщина. — Там мужчина ходит. Вчера, когда постового убили, он на машине подъехал и забрал мужчину и женщину!
   —    Точно? — быстро спросил сержант.
   —    Да, да, — закивала она. — Я видела. Сначала не придала этому значения. Но когда сегодня по местному телевидению стали показывать того, кто убил милиционера, вспомнила. Это точно он! На так­си подъехал. Рядом с ним какой-то парень сидит. Вроде как дремлет.
   —    Ясно, — милиционер включил переговорное устройство.
   —     Вон тот фраер вместе с Мухой и Хряком на пасеку поехал, — возбужденно проговорила подско­чившая к сидевшему за столиком в летнем кафе крас­нолицая молодая женщина. Посмотрев в сторону мед­ленно шедшего Филимона, светловолосый крепыш со стуком поставил на стол кружку пива.
   —    Не путаешь? — поднимаясь, спросил он.
   —    Нет, точняк тебе говорю. Он это, там еще один был. Не помню, как его кличут. Граф вроде, — она наморщила лоб. — Или Гриф. А может...
   —    Отвали, — коротко бросил крепыш. К нему подошли два парня с татуировкой. Он что-то шепнул им и быстро вышел. Парни за ним.
   Филимон вдруг ощутил тревогу. Он всегда по­лагался на свою интуицию. Не пытаясь понять, что его встревожило, Филимон быстро пошел к стоянке такси.
   —    На речной вокзал, — сухо сказал он водителю и, не спрашивая согласия, уселся на заднее сиденье.
   —    Во ништяк! — к такси подскочил крепыш. — Ты до речного? Нам туда же. Возьмешь, шеф? — обратился он к водителю. Тот согласился. Если бы Хирург пытался понять, что его встревожило, он бы не взял попутчиков. Так он поступал всегда. Но не­ожиданно появившееся чувство опасности заставило его изменить правилу.
   —    Садитесь быстрее! — поторопил он попутчи­ков. Крепыш сел. С двух сторон Филимона сжали сильные тела молодых парней. Подчиняясь обострен­ному чувству самосохранения, он крикнул:
   —    Стой! Я не еду!
   —    То еду, то не еду, — останавливая тронувшую­ся машину, недовольно буркнул таксист.
   — Сиди, — бока Хирурга чувствительно кольну­ли острия ножей.
   —    Трогай, шеф, — весело сказал крепыш. По­чувствовав что-то неладное, водитель вдруг выскочил из машины. Прогнувшись в спине, Филимон дернул­ся вперед и резко вскинутыми локтями ударил парней по подбородкам. И сразу же нанес удары локтями по их кадыкам. Всхрапнув, оба обмякли. Нож одного чувствительно поцарапал правый бок Хирурга. Он вы­брошенными вперед руками поймал рванувшегося из машины крепыша за шею. Захрипев, тот вцепился в его кисти. От вокзала бежали четверо омоновцев и два милиционера. Увидев в замке зажигания ключ, Хирург быстро перелез на место водителя. Включил первую передачу и нажал на газ.
   —    Стой! — закричал один из милиционеров. Взвизгнув колесами, «волга» рванулась вперед. Бежав­ший первым омоновец вскинул автомат.
   —    Не стрелять! — рявкнул старший. Набирая скорость, такси стало поворачивать направо. Под пронзительный звук клаксона в нее врезались идущие на скорости «жигули».
   «Я никогда не умел хорошо водить машину», — успел подумать Филимон, прежде чем «волгу» ударило о троллейбус. По инерции Хирург врезался головой в стекло. Машина влетела в бетонный забор. Подбежав­шие к смятой со стороны водителя дверце милицио­неры увидели скрюченное тело мужчины, из разбитой головы которого, заливая лицо, обильно шла кровь. На заднем сиденье хрипло постанывали еще двое. Выброшенное силой удара в разбитое ветровое стекло с капота на асфальт сползало мертвое тело крепыша.
   Граф спрыгнул с забора и скатился в глубокую канаву. Почувствовав под собой воду, выматерился.
   —    Какого хрена я в Робин Гуда перековался? — спросил он себя. — Надо сваливать, пока заваруха не началась.
   —    Чего разлегся? — зло прошептала Ирина.
   — Вот что значит детдомовское детство, — иск­ренне загордился Виталий. Вскочил, протянул ей ру­ку. Положив пистолет, Ира обеими руками схватила его ладонь. Помогая себе и ей, он выбрался.
   — А зачем мы сюда пришли? — недоуменно по­смотрел на окруженную забором дачу Зяблова Васи­лий.
   —    Да так, — Феоктистов с пистолетом в руке стремительно бросился к забору. Василий рванулся следом.
   —    Я думаю, в Пензе Граф работал на Зяблова, — прошептал капитан. — Ведь не зря он здесь объявил­ся. С пензенскими у Константина Федоровича на­кладка получилась. Кто-то из них кому-то многоидавно должен. А Графа наверняка купил приятель Зяблова Редин, который в Москве создал пару-тройку филиалов банка и обменных пунктов. Очень удобно деньги отмывать. Вот он...
   Выстрел за забором не дал ему договорить.
   —    Здесь, кажется, война началась, — бросил ка­питан. — Вызывай дежурную, — сунув Василию пе­редатчик, прыгнул через забор.
   Едва Виталий выбрался из канавы, как появив­шийся за спиной Ирины парень в камуфляже сначала удивленно . застыл, а потом, опомнившись, бросил руку к висевшей на бедре, как у ковбоя, кобуре, из которой торчала рукоятка«Макарова». Граф вскинул руку с наганом и нажал на курок. Взвизгнув, Ирина отпрянула назад. Наткнувшись на свалившегося пар­ня, снова закричала.
   —    Уходи! — поднимаясь, рявкнул Граф и бро­сился к даче. Лихорадочно нашарив в траве пистолет, Ирина схватила его. Он успела заметить стремительно бегущего человека. Остановившись, он вскинул вин­товку. Ирина подняла вытянутые руки с пистолетом и дважды выстрелила.
   Услышав сзади пистолетные выстрелы, Граф упал на землю. .Справа от него сухо треснул выстрел. С шумом в кусты упал человек с винтовкой.
   —    Он хотед стрелять в тебя, — подбегая, сооб­щила Ирина.
   —    Дергай отсюда! — заорал он. — Сейчас здесь такое начнется! В темпе сдер...
   Как бы подтверждая его слова, слева и справа от них захлопали быстрые выстрелы. Срезая ветки кус­тарника, пули засвистели над распластавшимися на земле Графом и Ириной.
    — Сучары! — вырвав у Ирины пистолет, Граф развел руки с оружием в стороны и начал стре­лять.
   Феоктистов выскочил из-за дерева, рукояткой пи­столета ударил по голове пробегающего мимо парня. Рывком забросил его в кусты.
   «Теперь-то Зяблову хана, — довольно улыбнулся он. — Отольются кошке мышкины слезы», — вспом­нил он поговорку давно умершей бабушки. Услышав начавшуюся стрельбу, покачал головой. «Подожду подкрепления, — решил он. — Там, похоже, настоя­щий бой».
   —    Что это? — испуганно спросил Зяблов вбежав­шего в комнату Шугина.
   —    Пока не знаю, — вслушиваясь, ответил тот. — Кто-то...
   —    Кто?! — крикнул Зяблов.
   —    Сейчас мы с ними покончим, —сказал Феликс.
   —    Черт тебя возьми! — заорал Зяблов. — Сейчас сюда милиция заявится!
   —    Отсюда до города почти восемнадцать кило­метров, — бросил Шугин, — а рядом никого. Если кто и услышит, пока сумеет добраться до города, мы все закончим.
   —    Пошли в комнату женщин кого-нибудь, а впрочем, — Зяблов моментально передумал, — пусть их отведут в подвал к телохранителю младшей Валь­ки. Но смотри, — строго предупредил он. — С ними ничего не должно случиться.
   —    Что? — поразился прокурор. — Граф убил Зи­мина с женой?
   —    Экспертиза подтвердила это, — пожал плеча­ми плотный подполковник. — Хотя, если говорить откровенно, я сам в это не верю. Потому что...
   —    Помощника Графа, — перебил его Ивачев, — который был в такси, взяли?
   —     Не смогли, — поморщился подполковник. Группа захвата не успела. Он сел в такси и там сцепился с какими-то уголовниками. В наколках все. В общем, мертв он.
   —    Товарищ прокурор, — в кабинет стремительно вошел молодой мужчина в штатском, — по звонку лейтенанта Коровина на дачу Зяблова выехали тре­вожная группа и ОМОН. На даче бой.
   —    А как _k там оказался Коровин? — удивился прокурор.
   —    Он сказал, что приехал туда вместе с капита­ном Феоктистовым.
   —    Опять Феоктистов, — Ивачев посмотрел на подполковника.
   —     Надо туда ехать, — подполковник бросился к двери. Ивачев за ним..
   —    Вы слышите? — Георгий взглянул на жен­щин. — Стреляют.
   —    Наверное, нас поэтому и привели сюда, — предположила Валентина Анатольевна.
   —    Наверное, так, — согласился Георгий.
   —    Что же это? — спросила Валентина.
   Феоктистов нырком бросился за пьедестал какой- то скульптуры. Пыльной строчкой по вытоптанной в траве тропинке, по месту, где он только что был, ударила автоматная очередь.
   —    Вот это да, — заменив обойму, сказал вслух капитан. Слева от него снова затрещали замолкшие было выстрелы. — Кто же там такой смелый? — вы­дохнув, он выскочил и, стреляя, бросился в сторону вспыхнувшей перестрелки.     
   —. Что с тобой? — подбежав к закричавшему Графу, Ирина наклонилась над ним.
   —    На кой хрен я сюда полез?! — прорычал он. — Их тут до едрени фени! Где же менты? Мать их за ногу и об стенку! Ведь так и шлепнуть могут! Он зло взглянул на Ирину. — Это ты, стерва, виновата! «Валентина Анатольевна там», — передразнивая ее, пропищал он. — А чего же не сказала, что здесь рота со стволами?!
   Ответить возмущенно открывшей рот Ирине по­мешал выскочивший из-за угла парень с автоматиче­ским карабином.
   —    Лапы гору! — крикнул он. — Шустро!
    Вскинув руки, Ирина испугано прижалась к мед­ленно поднимавшему руки Графу.
   —    Сейчас с вами поговорят, — усмехнулся па­рень. — И я вас лично кончу. А с тобой, киска, в любовь поиграем.
   —    Ты в штаны не кончи, — спокойно предосте­рег Виталий.
   —    Чего? — парень взмахнул прикладом. Взвизг­нув, Ирина оттолкнулась ногами и врезалась ему в живот головой. Парень упал. Подхватив булыжник величиной с большой яблоко, Граф навалился на него и с размаха ударил его по голове. Еще, и еще раз.
   —    Так и убить можно, — появившийся сзади Феоктистов поймал вновь занесенную для удара руку.
   —    Сергей! — радостно воскликнула Ира.
   —    Ты здесь какого черта делаешь? — сердито спросил он. — Все свою учительницу разыскиваешь? Так, — он взглянул на схватившего автомат Гра­фа. — А это кто? — стараясь говорить спокойно, спросил он.
   —     Виталий Суворов, — порывисто обняв Феок­тистова, Ирина звонко чмокнула его в щеку. — Он тоже Валентину Анатольевну спасать пришел.
   —     Привет, — капитан кивнул направившему на него автомат Графу. — Жарковато здесь, — он по­вернулся к даче, вскинул пистолет и выстрелил. Отту­да по кустам защелками пули. Приподнявшись, Граф полоснул длинной очередью по стрелявшим в них от дачи троим парням. Двое упали. Последний, прихра­мывая, забежал за угол.
   —    Так это вы войну начали, — понял Феокти­стов и наклонился к Ирине. — Обо мне больше ни слова, — быстро прошептал он.
   —    Товарищ капитан, — рядом с ним на траву упал Василий. — Я позвонил в отдел. Тут...
   —     Ша, мусор! — направив ствол автомата на Фе­октистова и Коровина, выдохнул Граф. — Вот это компашка подобралась, — усмехнулся он, готовый в любой момент нажать на курок.
   —    Успокойся, — посоветовал ему капитан. — Если ты нас шлепнешь, — поймав руку Василия с пистолетом, крепко сжал ее, — тебя эти, — он кив­нул на дачу, — живьем съедят. И крайним пустят. Так что ты уж потерпи нас некоторое время. С нами оно спокойнее.
    Пронзительный крик Ирины и три выстрела пре­рвали его. Развернувшись в сторону выстрелов, Граф вскинул автомат и нажал на курок. Заматерившись, отбросил его и схватил валявшийся рядом наган. Фе­октистов и Коровин, закрывая собой Ирину, стреляли по приближающимся к ним боевикам Зяблова.
   —    Да когда же они приедут! — сбив на землю пытавшуюся вскочить Ирину, процедил Феоктистов.
   —    Кента твоего завалили! — трижды выстрелив, крикнул Граф.
   Обернувшись, Сергей увидел уткнувшегося лицом в траву Василия.
   —    Васька, — бросился он к нему. Неожиданно со стороны ворот загремели автоматные очереди.
   —    Внимание! — перекрывая шум перестрелки, прокатился над садом металлический голос. — Пре­кратить стрельбу! Всем... — так же внезапно голос стих.
   —     Наконец-то, — обрадовался капитан. Вспом­нив об уголовнике, обернулся. — Где он? — не уви­дев Графа, спросил он бледную Ирину.
   —    Туда побежал, — она махнула рукой на дом. Капитан достал новую обойму, кивнул на Василия. — Перевяжи его чем-нибудь. Он ранен, — и, вскочив, бросился к даче.
   Рахим с непроницаемым лицом опустил снайпер­скую винтовку.
   —    Это конец, — сжавшись в кресле, закрыв лицо руками, лепетал Зяблов. — Конец. Это конец, — по­вторял он.
   —    Пойдемте, — силой, ухватив за руку, Рахим поднял Зяблова.
   —    Куда? — пропищал он. — Ты слышал? Там...
   —     Вниз, — Рахим потащил егогк двери. Из окон дачи по приближающимся перебежками омоновцам стреляли боевики Зяблова. Кое-где в саду вспыхивали короткие перестрелки и рукопашные схватки. Вправо от дачи у высокого каменистого склона тоже гремели выстрелы. Несколько парней, отстреливаясь от пре­следующих их милиционеров, быстро уходили вверх, пытаясь прорваться к лесу.
   Граф ударил выскочившего из окна парня ножом и схватил его пистолет. Он вбежал в приоткрытую дверь. Теперь Граф думал о себе. Уходить сейчас с территории дачи он не стал. Наверняка все окружено. Поэтому решил попасть в здание и дальше действо­вать по обстановке. Он начал спускаться по ступень­кам. Уловив короткий шум движения слева, развер­нулся и принял на свою руку с ножом. Стволом пистолета сильно ткнул противника в живот. По­том рукояткой ударил его по затылку и двинулся дальше.
   Феоктистов подбежал к даче и быстро огляделся. Не увидев Графа, приглушенно выругался. Над ним, отрикошетив от стены, просвистели пули. Он упал на землю. В парадный вход ворвались омоновцы. После короткой перестрелки отбросили пытавших остано­вить их боевиков в столовую для обслуги. Из-за ко­лонн зала, с лестницы и с площадки второго этажа люди Зяблова открыли стрельбу по омоновцам.
   —     Прекратите сопротивление! — в мегафон по­требовал рослый капитан. — Все равно никто не уйдет!
   —    Чего они сопротивляются? — меняя рожок, спросил омоновец человека в штатском.
   —    Терять нечего! — выстрелив из пистолета, зло объяснил тот. — Хозяин их всех с потрохами сдаст.
   —    Что там? — взволнованно спросила Валентина Анатольевна забравшегося наверх по ржавой батарее Георгия.
   —     Стреляют, — хрипло отозвался он. — Вроде уже в доме, — спрыгнул вниз и застонал схватив­шись за голову. Дверь со скрипом отворилась. Все трое встревоженно повернулись к. ней. В комнату вбежал парень с автоматом в руках.
    — Нет! — отчаянно закричала Валентина Ана­тольевна и, метнувшись вперед, закрыла собой дочь.
   —    Тихо! — угрожающе бросил парень. В ком­нату шагнул бледный, покрытый липким потом Зяб­лов.
   —    Я все время был с вами, — дрожащим голосом заговорил он. — Меня схватили...
   —   Да не скули ты! — прервал его вбежавший следом Феликс. — Дернешься, — направив пистолет на Георгия, предупредил он, — пристрелю!
   —    Что, сволочь, — оттолкнув мать, закричала Валентина. — Помощи просишь! А как же свадьба? Женишок ты мой старенький, — насмешливо прого­ворила она. Шугин кулаком сбил ее с ног. Георгий схватил его за ноги, сильным рывком свалил на пол и ухватил за горло. Подскочивший Рахим коротко и резко ударил Георгия прикладом винтовки по голове. Георгий ткнулся лицом в пол. Феликс трижды вы­стрелил ему в грудь.
   —    Жора! — пронзительно закричала Валентина Анатольевна.
   Всадив нож под левую лопатку человека с писто­летом, Граф рванулся в дверь. Закрыл, задвинул засов и шумно выдохнул.
   —     Сука, — приглушенно проговорил он. — С ментом в одной команде в освободителей играл. При­дурок хренов!
   Схватил со стола бутылку минеральной воды и сделал несколько жадных глотков.
   «Наверное, хана, — подумал он. — Не свалить мне отсюда. Тем более, мент знает, что я здесь. И я, черт комолый, пулю в ПМГ оставил, дубина стоеро­совая».
   Вдруг из-за фанерной перегородки грохнул вы­стрел. И сразу же раздался громкий женский крик:
   —    Жора!
   Подскочив к перегородке, Граф прислушался.
   — Прекрати! — визгливо воскликнул какой-то мужчина.
   —    Успокойтесь, Валентина Анатольевна, — тут же заискивающе проговорил он, — с вами ничего не случится. Только вы будьте так добры...
   —    Что же ты делаешь, гад? — с болью сказала Валентина Анатольевна. — Как же тебя земля носит? Ведь ты, Константин, законченный негодяй. Ты про­сишь меня сказать что-то в твою защиту, чтобы ты снова мог убивать людей и калечить души молодых парней, которые сейчас убивают, защищая тебя. Что же ты не с ними? — презрительно спросила Валенти­на Анатольевна. — Ты всегда был подлым трусом. Даже когда смотрел мне в лицо на суде, не мог сказать правду. Ты...
 
   —    Я сделал это только потому, — закричал Кон­стантин Федорович, — что любил тебя! И если бы ты тогда дала мне возможность объяснить тебе все, я бы с радостью женился на тебе!
   «А ведь Иринка права, —услышав из подвально­го окошка слова: "Успокойтесь, Валентина Анатоль­евна", — удивленно подумал Феоктистов. — Дейст­вительно ее Зяблов взял. Ну все, гнида! — мысленно обратился он к Зяблову. — Теперь тебе хана!»
   Уперевшись ногой в раму окошка, надавил на него.
   Стоявший с винтовкой у двери Рахим направил ствол на окошко. Подскочившая Валентина ухвати­лась обеими руками за ствол и рывком опустила его вниз. Рахим ударом ноги отбросил ее. Сверху на пол свалился Феоктистов. Он и узкоглазый выстрелили одновременно. Выпущенная из винтовки пуля, надо­рвав левую кисть капитана, с визгом отрикошетив от бетонного пола, впилась в стену. Рахим с кровавым пятном на груди упал. Шугин вскинул пистолет.. За его спиной с громким треском лопнула пробитая те­лом ввалившегося в комнату Графа фанерная перего­родка. Феликс выстрелил.
   —    Сука! — падая, Виталий обеими руками уда­рил его в грудь. Вторая пуля из его пистолета ушла вверх. Парень в безрукавке нажал на спуск, но в его автомате кончились патроны. Он стал лихорадочно менять рожок. Лежавшая у его ног Валентина впилась зубами ему в икру. Он заорал и взмахнул автоматом. Граф выстрелил. Парень упал.
   —    Виталий? — удивленно воскликнула Валенти­на Анатольевна.
   —     Здравствуйте, — Граф поднялся и ногой уда­рил дернувшегося Феликса в лицо.
   —    Как ты здесь оказался? —бросаясь к дочери, спросила Валентина Анатольевна.
   —    Его Ирина привела, — простонал Феоктистов.
   —    Господи! — она всплеснула руками. — Да как же так? Ведь она беременная!
   —    И ты, мусор, здесь? — Граф удивленно по­смотрел на пытавшегося подняться капитана. — Ва­ши, по-моему, кончают, — кивнул он вверх. Наверху теперь хлопали лишь редкие выстрелы.
   —    Так что все, — шагнул к двери Граф, — покедова мне пора валить отсюда.
   —    Не уйдешь ты, — спокойно заметил Сер­гей, — все кругом оцеплено. Да и тебе ли не знать, как милиция в таких случаях работает.
   —    Я смогу вас вывести, — подскочил к остано­вившемуся Графу Зяблов. — Здесь есть потайной ход. Он к реке выходит. Я только хотел спасти их, — он кивнул на Валентину Анатольевну, — потому как Фе­ликс и Рахим хотели их убить. Пойдемте, — поторо­пил он повернувшегося к нему Графа.
   —    Стоять, — негромко проговорил Феоктистов. Бросив взгляд в его сторону и увидев тянущуюся к пистолету руку, Граф навскидку, не целясь, выстре­лил.
   —     Виталий! — отчаянно закричала Валентина Анатольевна. — Что ты делаешь?
   —    Пойдемте же, — уцепившись за руку Графа, Зяблов потянул его к двери. — Мы с вами сможем...
   Сильный удар в подбородок сбил его на пол.
   —    Он убийца, — со стоном сказал Феоктистов Валентине Анатольевне. Граф взглянул на медленно поднимающую пистолет Валентину Анатольевну, кри­во улыбнулся и дважды выстрелил в голову лежавше­го у его ног Зяблова. Повернувшись, медленно пошел к двери.
   —    Виталий, — негромко проговорила его быв­шая учительница. — Стой.
   В ее руках дрожал направленный на него писто­лет.
   —     Прощайте, — не останавливаясь, буркнул Граф. Он был на пороге, когда раздался выстрел. Качнувшись вперед, он выронил«Макаров» и уцепил­ся руками за косяк. Повернув искаженное болью лицо к Валентине Анатольевне, прохрипел:
   —    И все-таки не зря я крест на подошве ставил.
   Зажмурившись, она снова нажала на курок. Вто­рая пуля попала Графу в плечо. Он медленно двинул­ся на нее с ножом.
   —     Не подходи, — прошептала Валентина Ана­тольевна, — не подходи.
   —    Я мусора завалю, — прохрипел Граф. Писто­лет в руке женщины дважды вздрогнул от выстрелов.
   —    Руки в гору! — в дверь ворвались трое омо­новцев.
   —    Успокойтесь, — не обращая на них внимания, Феоктистов положил окровавленную руку на плечо плачущей Валентины Анатольевны. — Он сам на пули шел. Но хоть напоследок доброе дело сделал. — Зяблов труп. Теперь его ни один суд не оправдает.
   —     Ну вот, — улыбнулся Швед. — Значит, все- таки ты. Чего же сразу не сказал — умер бы безбо­лезненно.
   —     Но подожди, — отдернув окровавленную го-, лову, прохрипел Стае. — Ведь ты говорил...
   —    Это был твой шанс, — ответил Альберт. — И вчера я бы сдержал слово. А сегодня, извини.
   Он вдавил лицо Стаса в наполненную водой ван­ну и подождал, пока тот не перестал дергаться.
   —    А если он наврал? — вслух предположил Аль­берт. — Хотя нет, по этому адресу живет экстраваган­тная особа, которая давненько стремится женить на себе Павла Афанасьевича. Вот оно и решил сыграть на Павлике. Ну что же, пора нанести визит вежливо­сти. И не дай Бог, с пацаном что-то не так, — угрожающе процедил он. — Я тебя, шалава, унич­тожу.
   —    Альбертик, — игриво позвала заглянувшая в дверь дородная женщина в коротком цветастом хала­те, — завтракать иди.
   —    Не называй меня так, — недовольно отозвался Виконт. — Альберт — отличное имя, а от всех этих уменьшительно-ласкательных меня блевать тянет.
   Поднявшись, пригладил жесткие седые волосы. Подтянув длинные трусы, звучно щелкнул по животу резинкой и зашлепал босыми ногами по полу. Войдя в комнату, удивленно посмотрел на натягивающую джинсы женщину. — Ты куда намыливаешься?
   —    А что? — игриво хихикнув, она с трудом натя­нула облегающие ее пышные формы джинсы. — Ни­как ревнуешь?
   —    Где бумаги? — зевая, спросил он. — Я вчера их вроде сунул куда-то.
   — На столе, — ответила женщина. Повернув­шись, игриво спросила. — Ну и как? Правда, мне джинсы идут?
   —    Как корове седло, — честно ответил Знамен­ский. Женщина обиделась.
   —     Зачем же явился? — не глядя на него, спроси­ла она.
   —    Только за бумагами. Твои трехслойные телеса меня никогда не прельщали.
   Фыркнув, она шагнула к двери.
   —    Не дуйся, — засмеялся он, — я тебе сегодня праздник устрою за верностью твою и за бумаги.
   —    Я сама себе могу праздник устроить, — серди­то проговорила она. — Я хорошие деньги получаю.
   —    Да? — искренне удивился Знаменский. — И за что же? Надеюсь, не за постельные утехи?
   —    Да ты что! — хихикнула она. — Просто сей­час народ пошел состоятельный, вот я и работаю нянькой по вызову.
   —    Как это? — не понял Знаменский.
   —    Людям надо куда-то уйти, — начала объяснять она, — а ребенка оставить не с кем, вот и звонят мне. У меня прекрасные рекомендации, — гордо до­бавила женщина.
   —    Неужели тебе какие-то идиоты детей доверя­ют? — Знаменский широко раскрыл глаза.
   —    Я приду через три часа, — выходя и даже спиной и толстым задом выражая негодование, сказа­ла женщина.
   —    Альберт Шведов был сегодня у Лапиной? — спросил медсестру капитан милиции.
   —    Сегодня нет. А надо бы, чтобы пришел, — сказала сестра. — Плохо ей. Мальчика так и не на­шли? — она с надеждой посмотрела на милиционера. Капитан покачал головой и быстро вышел.
   —    Как умер? — удивленно спросила ярко накра­шенная невысокая стройная женщина.
   —    Сегодня ночью, — сухо ответила врач. — Вы. его родственница?
   —    Нет, просто старая знакомая. Извините, — она быстро, цокая высокими каблуками модных ту­фель, пошла по длинному коридору к выходу.
   — Я же сказал, — сердито бросил Федор, — бу­дут тебе пистолеты! Как только вернусь, отдам.
   —     Ну что же, — усмехнулся сидевший за рулем «ауди» верзила. — Верю. Но базар идет, что тульские с тобой дела вести не будут. Вальку ждут. А в Ярос­лавле говорят, что ты вроде как должен им партию «пушек». Так что смотри, Федюша, — неожиданно угрожающе добавил он. Не успел побледневший от ярости Федор что-то сказать, автомобиль, быстро на­бирая скорость, скрылся за углом.
   —    Вот сука, — выругался Фёдор, — как базарить начал. Ну ничего, — многозначительно проговорил он. — Вернусь, я вам устрою.
   —    А где парни-то? — спросил стоявший рядом Игла.
   —    На кольцевой ждать будут, — усаживаясь в «жигули», ответил Федор.
   —    Да вообще-то они нам на хрен не нуйсны, — заметил сидевший за рулем Пират.
   —    А вот это не твое дело! — злобно закричал Федор.
   Знаменский, подойдя к дому, в котором жили Галя и Граф, остановился, посмотрел на окна Гали­ной квартиры. Вздохнул и пошел дальше. Неторопли­во шагая по тротуару- достал из кармана пиджака плотный конверт.
   «Вот и все, — усмехнулся он. — Жил-был смот­ритель смоленского музея и вот умер. Сердце сла­бенькое оказалось. Вот так когда-то и я крякну, — с неожиданной тоской подумал Виконт. — Полжизни в лагерях. Сын взрослый, а я его почти и не знаю. Хорошо, фотографию, когда освободился, у бывшей жены взял, — усмехнулся он. — А то бы и не узнал. А он меня сразу признал, — довольно улыбнулся Альберт Кириллович. — Может, завязать со всем? — подумал он. — Устроюсь дворником. И хату сразу дадут. Ну да, — с негодованием отверг он эту мысль. — Виконт двор подметать будет. Вот знако­мые повеселятся», — он криво улыбнулся.
   Увидев выходящих из подъезда четверых дюжих парней, напрягся. Уселся на лавочку, с безучастным видом уставился в сторону. Он интуитивно почувст­вовал, что эти молодые люди — сотрудники мили­ции. Четверо сели в стоявшие у подъезда «жигули».
   «Из квартиры Графа вышли, — понял Знамен­ский. — Неужели взяли Витальку? — с сожалением подумал он.
   — Если из того, что я слышал, хоть половина правды, вышак Графу светит. А сейчас даже расшмалять путем не могут», вспомнил он где-то прочитанное, что приговоренные к расстрелу по году ждут исполнения приговора. Знаменский поежился. Это каждую ночь в течение года вздрагивать от каж­дого звука за дверью камеры. Задрожавшими руками Знаменский достал сигарету. Во двор быстро въехала какая-то иномарка и, взвизгнув тормозами, останови­лась у подъезда.
   «Нахапали коммунисты при СССР, — усмехнулся Виконт. — Теперь даже внуки на иномарках ката­ются».
   Из машины вышел молодой длинноволосый па­рень и открыл заднюю дверцу. Знаменский, не доне­ся сигарету до рта, замер. Из машины вышла моло­дая женщина. Следом за ней — Павлик. Взяв маль­чика за руку, она быстро повела его в подъезд. Уро­нив сигарету, Виконт вскочил и быстро побежал к подъезду.
   —    Куда прешь, старый? — загородив собой вход­ную дверь, буркнул здоровенный парень.
   —    Живу я здесь, — нашелся Альберт Кирилло­вич.
   —     Погоди трохи, — амбал зевнул. — Или чай­ник выключить забыл? — насмешливо спросил он. Виконт растопыренными пальцами ткнул его в глаза и рванулся вперед. Амбал взвыл, прижал ладони к глазам и закрутился на месте. От иномарки за Зна­менским бросились двое рослых парней. Прибежав на площадку, Альберт Кириллович увидел, что женщина открывает дверь Галиной квартиры.
   —    Тихо, шкура! — подскочив к ней, свирепо произнес он. — Завалю! — ив подтверждение своих слов ткнул ее под лопатку ногтем большого пальца. Услышав позади топот, он отдернул от двери притихшего Павлика и крикнул. — Беги!
   Мальчик, вздрогнув, со всех ног бросился вверх по лестнице. Женщина умело отбила руку Знаменско­го и локтем ударила его в висок. Он прислонился к стене.
   —    Пацана возьмите! — крикнула женщина. Зна­менский, чувствуя, что вот-вот упадет, сделал шаг вперед и рухнул под ноги бежавшим. Один из них споткнулся о него и упал на ступеньки. Второй с ходу влепил Знаменскому по-футбольному мощный пинок в бок. Закричав от боли, Виконт, однако, успел пой­мать за ногу перепрыгнувшего его парня. Тот с воп­лем, выбросив руки вперед, рухнул на ступеньки. Споткнувшийся о Знаменского парень вскочил и уда­рил его ногой по голове.
   —    Вы что делаете? — крикнул вышедший из со­седней квартиры высокий мужчина.
   —    Фас! — скомандовал он. На площадку выско­чила овчарка и молча бросилась на одного из парней. . Защищаясь, тот вскинул руку и заорал от боли в прокушенной кисти. Женщина, прижавшись спиной к двери, испуганно закричала. Второй парень выхва­тил пистолет.
   —    В чем дело? — из раздвинутых дверей лифта вышел участковый. Увидев оружие в руках парня, бросил руку к поясу. Дважды ударили выстрелы. Ов­чарка с визгом, хватая зубами простреленное бедро, закрутилась на месте. Милиционер в прыжке достал стрелявшего и сбил его. Захватил руку с пистолетом и выкрутил. Сверху с духовым ружьем в руках, прыгая через ступеньку, бегом спускался невысокий мужчина в спортивных тапочках. За ним что-то, громко крича, молодой мужчина в очках с газовым пистолетом. Уча­стковый, завернув руку парня, удерживая ее левой, правой подхватил пистолет и направил его на трясу­щего прокушенной рукой второго.
   —    Не стреляй! — испуганно закричал парень. — Мы мальчишку привезли!
   Хозяин собаки подскочил и мощным ударом сбил парня с ног. Уперев ствол духового ружья в живот вскинувшей руки женщины, человек в тапочках с напряженным, побледневшим от волнения лицом ка­раулил каждое ее движение. Стоявший над лежащим парнем очкастый, направив на него газовый пистолет, кричал:
   —    Замри! Не шевелись!
   —    Добрый день, — приветливо поздоровался во­шедший в открытую дверь Швед.
   —    Что вам угодно? — холодно спросила ярко накрашенная невысокая женщина.
   — Антонина Игнатьевна? — вежливо спросил Шведов.
   —    Допустим, это я, — нахмурилась она. — Вы кто? И что вам нужно?
   —    Совсем немного, — улыбнулся Альберт. — Я пришел за Павликом. За Павликом Лапиным, — уточнил он.
   —    Что? — она удивленно вскинула тонкие вы­щипанные брови. — Почему вы решили, что он здесь? И вообще, — женщина повысила голос, — кто вы такой? Предъявите документы!
   —    Что такое? — из комнаты вышел высокий черноволосый мужчина в тренировочных штанах. По­чесывая мускулистую грудь, взглянул на Альберта:
   —    Чего надо?
   —    Привет от Стаса, — спокойно проговорил Швед. — Ему нужны деньги.
   —     Катись-ка ты, — недружелюбно бросил муж­чина. — Растогин сдох. Так что ничего не получи­лось. Так и скажи своему...
   —     Где Павлик? — шагнув вперед, Швед впечатал кулак ему в солнечное сплетение. Хрюкнув, черново­лосый мужчина согнулся и повалился вперед.
   —    Где Павлик? — поймав и удерживая его за волосы, повторил вопрос Альберт.
   —    Перестаньте! — бросаясь к телефону, восклик­нула Антонина Игнатьевна. — Я сейчас вызову мили­цию!
   —     Прекрасно, — одобрил ее решение Швед. — Вы помните номер? — усмехнулся он. Мощным уда­ром он отправил мужчину на пол.
   —    Слушай сюда, шкура! — по-блатному протя­нул он. — Гони мальчишку. Или я тебя, дешевка, пополам порву.
   —    Я отправила его домой! — не касаясь теле­фонной трубки, быстро проговорила она.
   —    Мразь! — с коротким шагом вперед Швед до­стал ее лоб выброшенным в прямом ударе кулаком.
   — Сына Лапиной похитил, вернее, забрал из больницы, назвавшись ее сожителем, — с упреком посмотрев на сидевшего перед ним старшего лейте­нанта невысокий худощавый полковник, — некто Локин Петр Савельевич. Он выполнял указание своей любовницы Антонины Игнатьевны Соковой. Сокова уже несколько лет безуспешно добивалась взаимности от Растогина. Делала для этого все, на что способна женщина, но безуспешно. И тут некто Стае, фамилия не установлена, посоветовал Локину похитить сына Лапиной, так как мальчик, оказывается, внук Расто­гина. А Павел Афанасьевич неожиданно воспылал любовью к внуку, да такой, — насмешливо добавил он, — что предложил Стасу похитить мальчика. Это только слова неизвестного нам Стаса. Но после разго­вора с Лапиной я убедился, что это действительно так. Растогин — он собирался переехать в Изра­иль — обещал Лапиной золотые горы, если она от­даст ему мальчика. И тут у- него случился сердечный приступ. Скорее всего, приступ произошел именно из-за похищения Павлика. Для Соковой это было несколько неожиданно. Она даже пошла в больницу, чтобы справиться о самочувствии Растогина. А тот взял и умер. Сокова запаниковала. Неизвестно, на что она рассчитывала, но известие о смерти Растогина нарушило все ее планы. Она отдает мальчика своей подруге, особе известной нам как Райка Ласковая и двум подручным. Выделяет им свою машину, чтобы они отвезли Павлика домой. Как все они говорят, они бы оставили мальчика там и позвонили его мате­ри в больницу. Но тут. неожиданно вмешивается Зна­менский Альберт Кириллович, — полковник весело улыбнулся, — довольно известная личность. Кстати, и в первом случае, когда пытались похитить мальчи­ка, его вмешательство оказалось весьма своевремен­ным. Отлично проявил себя в этой ситуации участко­вый старший лейтенант Трубин. А также жильцы это­го подъезда. Знаменский сейчас в больнице. У него перелом трех ребер и сотрясение мозга. Подозревался в похищении Альберт Шведов, его родной сын. Кста­ти, — нахмурился он. — Засаду из квартиры Шведо­ва сняли?
   — Я только что узнал об этом, — доложил чело­век в штатском.
   — Тебе лежать надо, — Швед укоризненно по­смотрел на стоявшего рядом с ним отца. — Ведь ребра переломаны. А ты не мальчик, на котором все как на собаке заживает.
   — Да хватит тебе, — довольный проявлением сыновней заботы, улыбнулся Знаменский. — Мне знаешь, сколько раз ребра ломали, и ничего. В Ураллаге раз крупная буча была. С кавказцами сцепи­лись...
    —    Воспоминания хороши ко времени, — взяв отца за локоть, Швед осторожно вывел его из лиф­та. — Поговорим за ужином, хорошо?
   Подойдя, открыл дверь. Только шагнул в прихо­жую, как в спину ему уперлось дуло автомата. Справа кто-то, крещсо захватив его руку, рывком завел ее за спину. Швед каблуком врезал по ступне и, развернув­шись, локтем сбил автоматчика.
   —    Стоять! — выскочил из комнаты еще один. — Милиция!
   Продолжая разворот, Альберт достал его живот ногой и рванулся назад, на площадку. В квартире громыхнул выстрел. Швед, подтолкнутый попавшей в спину пулей, упал лицом вперед на бетон площадки.
   —    Сын! — взревел Знаменский. Сморщившись от боли, присел. Повернул искаженное яростью лицо к выскочившим на площадку троим мужчинам в штатском.
   —    Суки! — взвыл он. — Да я вас, козлы греба- ные!
   В его руке тускло сверкнул металл. Один из со­трудников резким ударом ноги выбил зацокавшую по бетону алюминиевую расческу. Двое других легко за­ломили Знаменскому руки за спину. Взвыв от боли, он потерял сознание.
   —    В рукопашном спец, — несильно пнув лежа­щего вниз лицом Шведова, отметил третий.
   —    Прекратить! — выскочил из квартиры еще один. — Похитители мальчика задержаны!
   —    Мама! — в палату вбежал Павлик.
   —     Сынок! — со слезами радости к нему броси­лась Галина. Обхватив его, словно боясь, что сын снова исчезнет, что-то шепча, начала целовать его. Появившийся следом поджарый майор весело под­мигнул с уважением смотревшей на него медсестре.
   -— Вы все ментов ругаете, — наклонившись к ней, прошептал он, — а мы хоть и редко, но делаем людей счастливыми.
   Выскочив из «нивы», Волошин подбежал к вагон­чику и суетливо, часто оглядываясь, стал совать ключ в замочную скважину. Наконец сумел попасть, дваж­ды повернул ключ и, распахнув дверь, ввалился в вагончик. Мгновенно закрыл дверь, задвинул тяже­лый железный засов. Накинул с другой стороны изо­гнутый крюк. Не зажигая свет, шагнул вперед. Достал из-под матраца ружье, взвел курки и, направив ружье на дверь, испуганно замер.
   —    Ну что там? — зло спросил нервно куривший Федор.
   —    Хрен его знает, — отозвался склонившийся над мотором Пират. — Не заводится, сука. И искра есть, и качает нормально. Темно уже, — выпрямля­ясь, буркнул он.
   —    Так что, — заорал Федор, — нам здесь до утра сидеть?!
   —     Слышь, — оглядываясь, к нему подошел Игла. — А место знакомое. Не узнаешь?
   —    Фреди, — от стоявшей чуть сзади «семерки» к Федору подошел крепкий высокий парень. — Нам эти ночевки на хрен не упали. Мы возвращаемся.
   —    Да и дергайте! — проорал Федор. — Только вам Слон устроит! Я вернусь, ему скажу, — щелкнув зажигалкой, жадно затянулся.
   —    А в натуре, может, зря уезжаем? — спросил один из четверых, сидевших в «семерке».
   —    Слон сказал — малейший тормоз у них — нам возвращаться. Даже если перед самым Саратовым остановка будет. Ведь у них, — он кивнул вперед на темнеющий силуэт «шестерки», — с азиатами кани­тель была. А нам в это дело влезать ни в жилу.
   Высокую изгородь на фоне светло-серого вечерне­го неба перемахнули две темные фигуры. Пригнув­шись, бросились к дому. Злым лаем их встретила выскочившая из будки собака. Отбиваясь ногами, один из двоих выхватил нож. Собйса с визгом отско­чила и закружилась по двору.
   — Верный! — послышался мужской голос в рас­крытом окне. — Ты чего, взбесился, что ли?
   Второй из перепрыгнувших изгородь людей от бедра ударил длинной очередью по появившемуся в окне человеку. Из дома донесся пронзительный жен­ский крик. Двое бросились назад и побежали вверх, к асфальтированной ленте дороги. Подбежав к большо­му кусту на обочине, выкатили из него мотоцикл.
    Сели. Взревев мотором, мотоцикл приподнялся на заднем колесе и рванулся вперед. Женский крик, на мгновение смолкнувший, перешел в громкий, отчаян­ный плач.
   —    А чего он тебе сделал-то? — прокричал сидев­ший за рулем мотоцикла. — Он, сука, — отозвался задний, — на пасеке Коляна убил.
   —    Ясно! — громко ответил первый. — За брата, оно конечно, мочить надо!
   —    Стой! —выбегая на дорогу, взмахнул рукой на мгновение освещенный светом фары мужчина в тру­сах. Сидевший сзади, чуть развернувшись, приподнял небольшой автомат. Едва слышимая в треске мотора, простучала автоматная очередь. Метнувшись в сторо­ну мужчина, вытянул вслед пронесшемуся мотоциклу руку с пистолетом. Звонко ударил выстрел. За ним другой. Коротким громким хлопком отозвалось лоп­нувшее колесо. Мотоцикл подкинуло. Закрутившись, высекая искры из асфальта, он заскользил по дороге.
   Дмитрий услышал короткое ржание лошади и стук копыт. Щелкнув курками, направил стволы на дверь.
   —    Дядя Дима! — раздался за дверь звонкий го­лос. — Дядю Степу убили!
   —    Что? — еле слышно спросил Волошин.
   —    Дядя Дима! — громче повторили за дверью. — Дядю Степана убили!
   Парнишка лет семнадцати, держа под узды коня, стоял перед вагончиком. Дверь распахнулась.
   —    Дядя Дима, — начал парнишка. — Сейчас...
   —    Давай домой, — как-то спокойно, даже равно­душно проговорил Волошин. — Я скоро приеду.
   —    Но, — попытался возразить парень, — меня посла...
   —    Я сказал, дуй домой! — повысил голос Воло­шин.
   — Молодец, Антон, — одобрительно пробасил широкоплечий бородатый мужик. — ловко ты их, — сплюнув окурок, хлопнул тяжелой мозолистой ла­донью по плечу молодого парня. Бросив на него быстрый взгляд, тот как-то виновато улыбнулся:
   —    Я очередь услышал. Ну, схватил пистолет и на дорогу. Они по мне тоже стреляли. Я раза два, ка­жется, выстрелил, — снова вздохнул он. — Или один.
   —    Молоток! — громко сказал крепкий старик. — Их всех стрелять надо! А то совсем распустились. Творят что хотят!
   —    Ну что с ними? — спросил Антон вышедше­го из подъехавшей машины сутулого капитана мили­ции.
   —    Оба здорово поломались, — осмотрев при­тихшую группу людей, ответил тот. — Один, навер­ное, не жилец. Автомат самодельный, но сделан здо­рово.
   —    А со Степаном как? — послышался мужской голос.
   — Три пули в него всадили, — с явным облегче­нием проговорил приезжий, —но жив. Даже созна­ние не потерял.
   —    Кремень мужик! — гордо заявил кто-то.
   —    Мужики! — подбежала к людям жена дяди Степана. — Ванька с пасеки вернулся. Митрий ка­кой-то странный, говорит. Прогнал его. А ведь он один тама! Как бы чего не вышло. Ведь эта мафия и в его стрельнуть может.
   —    Так, мужики! — сказал старик. — Бери у кого что есть, и айда на пасеку! Хватит этим гадам нас пугать! Прямо в постели убивают!
   Волошин вставил в ружье второй патрон и наце­пил патронташ на пояс. С одним ружьем в руках и висевшим на левом плече вторым вышел из вагончи­ка. Закрыл дверь и положил ключ под ступеньку. Посмотрел на размытые темнотой силуэты ульев, вздохнул и торопливо подошел к «ниве». Открыв дверцу, поставил ружья и сел за руль.
   —Ну что там? — спросил сидевший на заднем
   сиденье Федор.
   —    Да свечи закидало, — буркнул Пират.
   —    Запасные есть? — сидевший на переднем си­денье Игла бросил окурок. Ответить Пирату помешал вывернувший из-за поворота яркий свет фар. Осветив «жигули», ослепительно яркие пучки фар замерли.
   — Какого хрена? — закрывая глаза руками, зло бросил Игла.   
   Остановив машину, Волошин всмотрелся в номе­ра. Скривился, как от зубной боли. Триста шестьдесят два и две семерки.
   —    Значит, вы и дядю Степу убили, — прошептал он. — Его-то за что? Ведь вам нужен я.
   Взяв оба ружья, он вышел из машины.
   —    Какой-то тронутый, — услышав крик, Игла посмотрел на Федора.
   —    Слышь, земляк! — делая шаг в свете фар по направлению к «ниве», воскликнул Пират. — Мо­жет...
   Яркой вспышкой справа от машины грохнул вы­стрел. Завизжавший Пират, обхватив руками низ жи­вота, закрутился по асфальту. Игла вскинул пистолет. Опередив его, снова громыхнула двустволка. Заднее стекло «жигулей» осыпалось мелкими осколками. Рас­пластавшись на заднем сиденье, обхватив голову ру­ками, Федор громко и визгливо кричал. Часть картечи разбила стекло. Несколько свинцовых горошин попа­ли в правое плечо и- бицепс Иглы. Хрипло взвыв, тот выронил пистолет и, зажимая ладонью простреленное плечо, петляя, побежал по шоссе. Волошин перело­мил стволы одного ружья, достал гильзы и вставил в стволы жаканы. Присел и вскинул ружье. Сильной отдачей от дуплета ружье ударило его в плечо. Игла, словно пытаясь перепрыгнуть что-то, полетел всем телом вперед и упал на асфальт. Отбросив одно ружье, Дмитрий снял с плеча второе и взвел курки. Медленно подходя к машине, двумя выстрелами он разнес голову скрючившемуся Пирату. Снова переза­рядил ружье. Подойдя к машине, услышал пронзи­тельный, полный ужаса крик.
   —    Значит, вы тоже боитесь? — тихо спросил он. — Я молчал только потому, что хотел жить. И если бы вы не убили дядю Степу, я был дрожал до сих пор. Выйди! — рявкнул он. — Я хочу твою морду поганую увидеть!
 
   Чуть впереди с громким треском на шоссе выпол­зла «беларусь» с тележкой. Рявкнув мотором, трактор развернулся и остановился. Поперек шоссе лежало тело Иглы. Через борта на асфальт, громко перегова­риваясь, спрыгивали мужики. Каждый держал или ружье, или топор. Двое были с вилами, а низкорос­лый здоровяк держалв руках лом.
   —    Дмитрий! — разноголосым хором позвали они.
   —    Бона он! — увидев его, закричал кто-то.
   —    Выйди, тварь! — открывая дверцу, Волошин чувствительно ткнул Федора стволами в задницу.
   —    Спасите! — истошно закричал Федор. — Ка­раул! Спасите!
   —    Вылазь! — услышали подбегающие люди. — Или убью!
   Федор, пятясь задом, выбрался из машины и, не разгибаясь, вскинул руки.
   —     Бей его, мужики! — взмахнув ломом, крикнул здоровяк.
   —    Стоять! — выстрелом под ноги бросившимся вперед сельчанам остановил их Дмитрий.
   —    Вперед! — он толкнул прикладом сгорбивше­гося Федора. Затравленно оглянувшись, тот семеня­щими робкими шагами вышелв свет фар.
   —    Повернись! — потребовал Дмитрий. Тот мгно­венно развернулся.
   —    Я сдаюсь! — воскликнул он. — Пусть меня судят.,.
   Попавший в грудь жакан бросил его тело назад. Быстро перезарядив ружье, Волошин дуплетом ударил по мертвому телу Федора. Не сговариваясь, мужики крепко, но осторожно схватили его и отняли ружье. Дмитрий заплакал.
   —    Митрий, — не зная, что сказать, положил ему руку на плечо один из мужиков. — Не надо, слышь? Мы все за тебя горой будем. Скажем...
   Договорить ему не дал громкий, похожий на вой лесного зверя крик Волошина.
   —    Ну вот и все, — вздохнув, Ирина посмотрела на стоявших рядом с кроватью Валентину Анатольев­ну и ее дочь. — Спасибо вам. Я...
   Не договорив, заплакала.
   —    Не плачь, милая, — Валентина Анатольевна коснулась губами ее щеки. — Все будет хорошо. Ты верь в это. Вера в добро всегда помогает человеку.
   — Ну вот и все, капитан, — вздохнул Басов. — Кончили мы этого гада.
   —     Его Граф пристрелил, — поправил его Феок­тистов. — Тот обещал вывести его. А он не пошел. Знаете, — поморщившись, он осторожно дотронулся до перебинтованной груди. — Мне кажется, он и пришел, чтобы умереть. Жил по-звериному, а Погиб все-таки по-людски.
   —    Ага, — насмешливо кивнул Басов. — Только чуть тебя с собой не прихватил.
   —    Да в порядке я буду, — скривился в улыбке Сергей. — Спасибо Валентине Анатольевне, если бы не она, добил бы он меня.
   —    Она уже уехала? — спросил подполковник.
   —    Наверное, — вздохнул капитан. — Пошла к Иринке попрощаться. У Ирины что-то с плодом.
   —    Ты совсем рехнулся, — рявкнул Басов. — «С плодом», — насмешливо повторил он. — Какой, на хрен, плод? Тебе что, ребенок — это яблоко, что ли? — махнув рукой, уже серьезно продолжил. — Все нормально будет. Родит. Русская баба здоровая. Во время войны уж на что плохо было, и то рожали. А если и нет, то неужели такая красавица мужика не найдет? Если не для жизни, то хотя бы, чтобы ребе­ночка сделал. Слышь, капитан, — вдруг пытливо по­смотрел он на Сергея. — А ты взял бы да и женился на Ирке. Мужик ты тоже вроде ничего.
   —    Спасибо, — усмехнулся Феоктистов, — за та­кую оценку. А что? — немного подумав, прошептал он, — это неплохая мысль.
   —     Конечно, надо было раньше за Зяблова брать­ся, — вздохнул прокурор. — Но он ведь ни малей­шей зацепки не давал. Сначала я был о нем неплохо­го мнения. Молодых парней для службы в армии готовил. На рынке и дискотеках они за порядком следили. Правда, после того, как его сводная сестра заявила, что он повинен в гибели сына, и стреляла в него, я стал смотреть на Зяблова по-другому. Конеч­но, лучше, если бы всего этого не было, — со вздо­хом добавил он. — Но предпринять против него что- то было бы противозаконно.
   —    Мне Басов вот что сказал, — тихо проговорил сидевший перед Ивачевым за столом плотный пол­ковник: — «Когда закон бессилен, чтобы помочь ему наказать виновного, приходится самому нарушать его».
   Достав папиросу, размял ее пальцами.
   —    Что с Волошиным решили? — спросил пол­ковник.
   —    Освободили его, — улыбнулся прокурор, — необходимая самозащита. У всех троих были пистоле­ты. В общем, обвинение с Волошина снято.
   —    Почему он раньше молчал? — удивился пол­ковник. — Ведь скажи он номер сразу..:
   —     И что? — вопросом перебил его Ивачев. — Деньги папаши Федора Редина могли бы замять дело. Ну и что из того, что его машина там стояла? Что ему предъявить смогли бы? Да ничего. Он имеет право останавливаться на трассе там, где хочет.
   —    Вообще-то ты прав, — кивнул полковник.
   Швед с замотанной грудью, лежа на кровати, бе­зучастно смотрел в окно. О марлю, которой было затянуто окно, билась муха.
   «Вот так и многие живут, — неожиданно подумал Швед. — Бьются обо что-то, не пытаясь искать вы­ход рядом». Он горько улыбнулся. Теперь ему придет­ся жить с сознанием того, что он убил троих, пусть и очень плохих, но все же людей.
   —    Да я просто поставил точку на их злодеяни­ях, — по-книжному вслух возразил он себе, — пото­му что сколько жизней и судеб они еще сгубили бы, прежде чем сдохли.
   Швед улыбнулся. За трупы беспокоиться не было причин. Утром заходил Мальчик. Он сделал все, как надо. На даче трупы двоих убрали нанятые уголовни­ки. Он забрал тело Стаса с квартиры жившего за границей друга Шведова. Вспомнив, извинения груп­пы захвата, Альберт усмехнулся. Он говорил, что при­нял их за напавших на него людей Соковой. Хотя думал Альберт совсем другое. Он сразу признал в пытавшихся скрутить его людях сотрудников угро и сопротивлялся потому, что подумал — это засада на отца. Но оказалось, что нет. Отец навещал его нынче утром, ему сломали правую руку и снова треснули сломанные ребра. Он лежал в соседнем отделении. Как сообщил отец, с Галей полный порядок. «Она очень благодарна нам, — сказал он. — И обязатель­но придет нас проведать вместе с Павликом».
   —    Привет, — услышал он от двери голос отца.
    — Здорово, отец, — улыбнулся Швед. Знамен­ский растерянно замер в дверях.
   —     Как ты сказал? — осипшим голосом спро­сил он.
   —    Отец, — засмеялся Швед. — Или ты отказы­ваешься от меня?
   —    Здравствуй! — оттеснив Знаменского, в палату вошла Галя.
   —    Низкий поклон владелице банка «Растогин и К°», шутливо приветствовал ее Альберт.
   —    Перестань, — нахмурилась она. — Я не знаю, как мне быть. Наверно, отдам все кому-нибудь, кто в этом понимает. Ведь есть в Москве честные банки­ры? — с надеждой спросила она.
   —    Обязательно, — поддержал ее Швед. — Толь­ко надо найти того, — он взилянул на задумавшегося отца, — кого нет в списке Растогина.
   —    А списка уже нет, — покачал головой Знамен­ский. — Сжег я его к едрене фене.
   —     Павлик! — воскликнул Альберт, увидев выгля­дывающего из-за спины матери мальчика. Здоро­во! Иди сюда.
   Павлик взглянул на мать и робко подошел к кро­вати.
   —    Ты чего такой насупленный? — спросил Аль­берт.
   —    Вовке из соседнего подъезда папа воздушное ружье купил, — вздохнул мальчик.
   —    И всего-то? — засмеялся Альберт. — Вот я из больницы выпишусь, мы тебе тоже купим. И вооб­ще, — погладив мальчика по волосам, твердо прого­ворил он, — купим тебе все, что захочешь.
   —= Можно я буду звать тебя папой? — с надеж­дой, глядя на него не по-детски серьезными глазами, тихо спросил Павлик. Швед растерянно взглянул на вспыхнувшую от смущения Галину. Услышав горький вздох мальчика, Швед весело улыбнулся.
   —    А как же ты еще должен меня называть?
   —    Вот это здорово! — притянув к себе вконец смущенную женщину, обрадовался Знаменский. — Я буду самым хорошим дедушкой в мире! Тебе дед нужен? — он присел, отставив в сторону загипсован­ную руку, и посмотрел на Павлика.
   —    Конечно! — радостно воскликнул мальчик. — Я и так всем говорю, что меня мой деда спас. Он сильный и дерется, как Брюс Ли.
   —     Не надо ничего говорить, — тихо сказала Га­лине Альберт. — Просто ответь, ты согласна стать моей женой?
   —    Но, Альберт, — вздохнула она, — все не...
   —    Я же просил, — перебил он, — не надо лиш­них слов. Итак?
   Бросив на него быстрый взгляд и переведя заго­ревшиеся надеждой глаза на увлеченно беседующих Знаменского и сына, она молча кивнула.
   —    Ты куда, Валюта? — спросила Валентина Анатольевна собиравшуюся выходить дочь.
   —    Я скоро вернусь, — улыбнулась она. — У меня для тебя есть приятный сюрприз.
   —    Значит, Граф не зря поставил крест на подо­шве, — отложив машинописный лист, проговорил поджарый капитан милиции.
   —     Но он же не сам застрелился, — возразил худощавый мужчина в штатском, — хотя намутил во­ды, — признал он. — Мы его в Москве ждем, а Граф в Саратове с мафией воюет.
   —     Вы понимаете, что делаете? — спросила Ва­лентину пожилая женщина.
   —     Становлюсь матерью, — улыбнулась она. — Если вас волнует, смогу ли я обеспечить настоящее и будущее моего ребенка, то, по-моему, это уже обсуж­дали вышестоящие инстанции и пришли к выводу, что могу. Или вы другого мнения?
   —    Но, Валентина Ивановна, — вздохнула жен­щина. — Я все понимаю, однако постарайтесь выслу­шать меня спокойно. Вы одна. И поэтому...
   —    Хватит, — резко прервала ее Валентина. — Я делаю это с ведома государства, которое доверило мне ребенка.
   Ирина долго смотрела на спящего Феоктистова. Вчера он огорошил ее предложением руки и сердца. На ее тихое возражение, что она ждет ребенка, он довольно бесцеремонно поправил:
   —    Мы ждем ребенка. Запомни и давай больше к этому не возвращаться.
   Подойдя, она поцеловала его в щеку. И замерла. Здоровая рука Феоктистова нежно, и в то же время крепко обняла ее.
   — Этот поцелуй я принимаю как согласие, — прошептал он.
   Волошин медленно шел по кладбищу. Подойдя к трем могилам, остановился, Положив на каждую по букету цветов, сел.
   — Простите меня, — прошептал он. — Особен­но ты, мама. Просто, — с горьким вздохом продол­жил Дмитрий, — я хотел жить. Но когда понял, что из-за этого погибают и будут погибать люди... — за­жмурившись, он покачал головой.
   —    А он изменился, — тихо, словно боясь что ее услышит сидевший неподалеку у могил Волошин, сказала жена Ризова.
   —     Просто сумел стать мужиком, — буркнул си­девший с подвязанной к шее правой рукой дядя Сте­пан. — Боль утраты уйдет не сразу. Но со временем утихнет, хоть и не исчезнет совсем, такое не забы­вается, — вздохнул он, — но ведь жизнь продолжа­ется.
   —     Господи, — всплеснула руками Валентина Анатольевна, — кто этот чудесный мальчик? — при­сев, она посмотрела на русоголового малыша. — Как тебя зовут, маленький? — нежно спросим она.
   —    Он еще не говорит после пережитого потрясе­ния, — присев рядом, ее дочь ласково прижала к себе мальчика. — А когда речь вернется, то он скажет мне — мама.
   —    Что? — поразилась мать.
   —_: Это сын женщины, которая погибла из-за ма­чехи, — тихо проговорила Валя. — Я забрала его из детского дома. Законно, — увидев в глазах матери испуг, протянула ей свернутые трубочкой докумен­ты. — Я буду прекрасной матерью, потому что знаю, как без нее плохо, — обняв Валентину Анатольевну свободной рукой, прижалась к ней. — Ведь ты хо­чешь стать бабушкой? — чуть слышно спросила она.
   —    Но, Валюта, — вздохнула мать. — Ведь...
   —     Мама! — перебила ее дочь. — Не надо ничего говорить. Я прекращаю все дела отца. Денег мне хватит. И стану хорошей, любящей матерью.
   —    Но ты одна, — возразила мать. — А вдруг полюбишь человека, и он не захочет воспитывать чужого ребенка?
   —    Да и плевать на такого, — засмеялась дочь. — Я сразу хотела забрать мальчика. А отцом ему стал бы Георгий, — голос ее дрогнул. Порывисто подняв­шись, она отвернулась. — Я думала, ты поймешь меня, — прошептала Валя, — и обрадуешься.
   —    Внучек ты мой милый, — услышала она лас­ковый голос матери, — пойдем, бабушка тебя покор­мит.
   Глаза Валентины вспыхнули гордостью и счастьем.