Тётя Ива живёт в старом доме под каштанами. Каштаны большие, развесистые. Когда весной они цветут, над домом словно зажигаются свечи, а осенью с веток на крышу падают колючие орехи.
   В июле к тёте Иве приехали Пётрусь и Кася. В доме под каштанами им всё понравилось: окна, заросшие диким виноградом, необыкновенная печка, выложенная зелёными и голубыми плитками, и даже большой чайник, который напевал свою песенку на кухне. Когда тётя переставила его на другое место, он запел громче и выпустил из носика весёлое облачко.
   Но всё это понравилось им ещё больше, когда им дали на полдник пирог с крыжовником. Намытый до блеска пол в кухне поскрипывал при каждом шаге, и в буфете позвякивали стаканы.
   Ребята ели пирог и разговаривали «по-волшебному». Они очень любили поиграть с наступлением вечера в какую-нибудь игру.
   — А ты бы хотел, чтоб из буфета вышел сейчас дедушка Звонарь? — спрашивала Кася.
   А Пётрусь отвечал:
   — Хотел бы. А что он будет делать?
 
 
 
   — Он выпьет твой чай и будет звонить в стакан.
   — А ты б хотела, — спрашивал в свою очередь Пётрусь, — чтоб в окно прыгнул Репейный Растрёпыш?
   — Хотела бы. А что он будет делать?
   — А он прищепит пять репьёв к твоим волосам.
   — А ты б хотел, чтоб твой кусок пирога рос, рос и вырос бы в дом.
   — Хотел бы. А что будет в этом доме?
   — А в доме будет жить Изюминка — Сладкий Глаз.
   — А что будет делать Изюминка — Сладкий Глаз?
   — А вот если ты съешь окошко из этого дома, так она сразу вставит новое.
   — А ты б хотела…
   Но докончить Пётрусь не успел, потому что вошла тётя.
   — А я бы хотела, — сказала тётя, — чтоб вы в конце концов съели свой пирог, убрали со стола и пошли играть.
   В саду Пётрусь решил продолжить игру:
   — А ты б хотела, чтоб мы увидели тигра?
   — Хотела бы. А что он будет делать?
   Но не успел Пётрусь придумать, что будет делать тигр, как он явился перед ними. Маленький тигр. Рыжий и полосатый. В красных лучах заходящего солнца шерсть у него золотилась и блестела.
   Он брёл к крыльцу по тропинке, обсаженной ноготками и анютиными глазками.
   — Тигрёнок! — позвал Пётрусь.
   И Кася повторила следом за ним:
   — Тигрёнок, стой!
   Тигрёнок обернулся. Глаза у него были золотые и сверкающие. И от этих глаз засветились между деревьями жёлтые полосы, похожие на вечерние окна. Тигрёнок смотрел некоторое время на ребят, потом, видно, забыл, что его позвали, повернулся и двинулся дальше. Но в том месте, где он останавливался, на тропинке лежало что-то блестящее.
   — Ключик!
   — Неужели он потерял ключик? — удивилась Кася.
   Но Пётрусь нисколько не удивился.
   — Ну конечно. Он знает, что мы всё равно от него не отстанем и что золотой ключик нам пригодится.
   Ребята взбежали на крыльцо, поднялись следом за тигрёнком по лестнице, выше и выше. Тигрёнок толкнул лапой приоткрытую дверь. Ребята скользнули за ним. Это был чердак. У стены стояла черногривая лошадка-качалка, вся пыльная, даже опущенные книзу глаза и те запылились, — наверно, лошадка потеряла уже надежду на счастье. Старые часы показывали давным давно миновавшую полночь. Какие-то зонтики, абажуры и перья висели в углу, покрытые паутиной и пылью.
   Тигрёнок вскочил на кресло с отбитой ручкой. Уцелевшая ручка была резная и изображала льва. На чердаке было темновато, и глаза у тигрёнка вспыхнули огнём, как минуту назад в саду.
   Кася прошептала:
   — Видишь, это его царство. Тут лошадь и лев. Что он тут делает, когда остаётся один?
   — Часы тогда начинают тикать, бьют через каждый час и, может быть, из них выскакивает тогда кукушка.
   — Да, да. А из зеркала, может быть, выходит волшебник, садится в кресло и начинает рассказывать удивительные и страшные истории.
   Они спустились вниз, и тигрёнок шёл вместе с ними. Тётя дала ему молока в блюдечке под лавкой и сказала, что его зовут Тимонек. Кот Тимонек.
   В самом деле, произошло нечто странное: стоило тигрёнку переступить порог кухни, как он уменьшился в размерах, и глаза у него стали другие, и шерсть больше не сверкала. Он точно погас.
   Пётрусь сказал Касе:
   — Это тебе не какой-нибудь обыкновенный кот Тимонек. Тётя ещё не знает. Только что он был совсем другой. Как он на нас смотрел! Если знать настоящие слова — какое-нибудь заклинание, то ещё неизвестно, что случится. Увидишь!

   Было очень жарко, даже ветер, утомлённый зноем, уснул где-то в тени. Маки на грядке — лиловые, белые и розовые и маковки, с которых облетели уже лепестки, слушали, как тикают в траве бесчисленные часики. Это стрекотали полевые кузнечики.
   На солнце Тимонек щурился так, словно знал много интересного, но рассказывать не хотел. Настало время шепнуть ему заклинание.
   — Я это ночью придумал, — похвастался Пётрусь Касе.

 
Тигрёнок, глаза у тебя озорные,
какие ты тайны знаешь, какие?
Про нас, пожалуйста, не забудь,
устрой нам, пожалуйста, что-нибудь!
 

   В ответ на это тигрёнок встал, выгнул спину и поглядел вокруг.
   Именно в этом проявилась его волшебная сила. В ту же минуту маки закачались, слились в одно пёстрое облако, и перед детьми возник маковый дом. Он не был маленький, как маковка, вовсе даже нет. Пётрусь и Кася могли поместиться в нём. Но дверь оказалась закрытой.
 
 
 
   — У тебя в кармане ключик, — сказала Кася, — открой!
   Пётрусь достал из кармана ключик, тот самый, который они подобрали вчера в саду на дорожке. Ключ бесшумно повернулся в замке, дверь тихо отворилась. В глубине домика кто-то жалобно пел:

 
Я лью потоки горьких слёз,
рожденный не ко времени.
На подбородке нет волос,
короны нет на темени.
Увы и ах! Ах и увы!
 

   Шлёп-шлёп — послышались чьи-то шаги, и в дверях появился маковый король. Он моргал от яркого света и беспокойно поглаживал подбородок, где должна была красоваться королевская борода.
   — Узнаёшь? — спросила Кася Пётруся.
   —^: Узнаю. Это король из нашего театра.
   Надо вам сказать, что король пропал ещё в прошлом году. Причём пропал так таинственно, что пришлось переделать всё представление: вместо короля выпустили на сцену глиняного петушка со сломанным гребнем.
   — Как ты сюда попал, король? — спросил удивленный Пётрусь.
   — Я тут живу. А вы меня искали, да? Я от вас сбежал.
   — Сбежал… А мы хотели устроить такое интересное представление… Ты нам всё испортил. Почему ты сбежал?
   — Что значит «почему»? У меня не было короны. Я её ждал, ждал — и напрасно. Мог ли я показаться на сцене? И бороды у меня не было. Одни только усы, но какие? Висячие. Разве это король?
   Лицо у макового короля было расстроенное. Человек с висячими усами всегда выглядит расстроенным и печальным.
   — Вот почему ты поёшь такую песенку, — догадалась Кася, — такую жалобную.
   Король молча кивнул.
   Пётрусь припомнил, что короля они делали и в самом деле кое-как, в спешке. Усы едва держались, а о короне они совсем забыли.
   Король не унимался:
   — Но и это ещё не всё! Королевская мантия была у меня из кукольного платья в горошек. Мантия в горошек — такого ни один король не вынесет. Про туфли я уж не говорю: обе разные, одна туфля куклы Анельки, другая — куклы Мирабельки и обе с одной ноги. И рыцарей у меня не было. Ни одного. Был только петушок без гребня да еще какие-то бестолковые и растрёпанные куклы глядели на меня, вытаращив глаза.
   Кася посмотрела на королевскую мантию, на усы, на туфли.
   — Всё правда! Король не врёт.
   — Что ж со мной будет?
   Ребята схватили короля за руки.
   — Пойдём с нами! Мы всё тебе дадим: и корону и мантию и бороду. Пойдём!
   Но король не пожелал. Он сел в кресло и сказал, махнув рукой:
   — Нет, пока не могу. При мне должны быть рыцари. А маковки ещё не созрели. Вот сижу и пою.
   И король начал снова:

 
Вам шепнёт тихо мак,
вам шепнёт тихо так:
«Приходите ко мне,
поболтаем во сне
поболтаем мы в тишине».
 

   — Жди нас, король!
   Они вышли из домика, и Пётрусь закрыл дверь всё тем же золотым ключиком. Едва закрыл, как домик исчез. Осталось только разноцветное облачко, которое затем превратилось в маки. Они покачивались на грядке — белые, розовые, лиловые. В траве лежал тигрёнок и лизал лапу.

   Мореплаватели снаряжались в путь. Кася принесла в порт моток верёвки для паруса и коробку с печеньем, которое называлось сухарями. У Пётруся торчала из кармана старая карта, а под мышкой у него был найденный на чердаке бинокль.
   — В бинокль мы увидим необитаемый остров или тонущий корабль и поплывём его спасать.
   Тигрёнок сидел уже под парусом и смотрел на море. Но никакого моря, собственно, не было. Был только ручеёк, махонький, берега узкие.
   Пётрусь стал возле тигрёнка — с биноклем в руке, в матросской шапочке, как капитан, которому предстоит отправиться в далёкий опасный путь.

 
Встань, тигрёнок, погляди —
волны, волны впереди!
Ветер треплет паруса,
ждут нас в море чудеса.
Синь небес над головой,
синь воды перед тобой!
 

   От налетевшего шквала захлопал парус, и когда Пётрусь снова поднёс бинокль к глазам, земля уже исчезла — всюду только море и море.
 
 
 
   — Вода и небо. Но ветер благоприятный.
   Плыли они долго, не раз пришлось спорить с бурей, не раз грозил ураган. Но вот в один прекрасный день на горизонте появилась тёмная полоса. Может быть, туча, а может, и остров.
   — Остров! — радостно вскрикнул капитан. Он посмотрел на карту, на компас и на часы.
   — Через два часа будем на берегу.
   Поплыли, высадились. На острове стояла такая тишина, что он был, конечно, необитаемый. Только пальмы покачивались на знойном ветру, да щебетали птицы с длинными хвостами.
   Но тишина оказалась обманчивой. Когда Кася принялась разводить костёр, а капитан занялся поисками питьевой воды, вдруг послышался дикий вопль. Какой-то человек выскочил из зарослей. На голове у него торчала странная остроконечная шляпа, за поясом было три пистолета, и все разные. Этот человек был не один, скоро целая ватага окружила Пётруся. Тот сразу понял: пираты.
   Они связали ему руки, стали его обыскивать — нет ли при нём пистолета, отобрали бинокль. Они толкались, орали, грозили!.. Каси они не заметили — та укрылась за пальмой. Кася в ужасе думала:
   «Как спасти Пётруся? У меня нет никакого оружия. Они ведут его в бухту, там стоит их корабль, они скоро отчалят».
   В самом деле, над кустами виднелись три хлопающих на ветру залатанных паруса, три старых пушки, грозно нацеленных в разные стороны.
   — Все на корабль! Поднимать паруса! Отплываем! — крикнул капитан пиратов.
   Кася выпита из укрытия: она должна спасти Пётруся. Разбойники ведут его на корабль, уплывают, и Кася останется одна на необитаемом острове. Там — море, здесь — джунгли, а в них, в этих джунглях, в зелёном полумраке, притаился кто-то страшный, угрожает. Что будет ночью?
   Есть ещё, правда, Тимонек. Куда он девался?
   — Тигрёнок!
   Одним прыжком Тимонек отчутился рядом. Но Кася забыла от страха заклинание. Ни одного слова она не помнила и только твердила: «тигрёнок, тигрёнок», но этого было недостаточно. Заклинание должно быть обязательно в рифму, и Кася выпалила наугад:

 
Тигрёнок, с проклятыми
расправься пиратами!
 

   Но тигрёнок и не думал на них бросаться. И Кася крикнула в ужасе:
   — Тигрёнок, спаси капитана!
   Волновалась, впрочем, она напрасно: тигрёнок знал, что ему делать — он начал расти в длину, в ширину, пока не превратился в огромного тигра. Тигр наморщил нос, ощерил клыки. Не разорвёт ли он сейчас разбойников на части? Вот он двинулся своим мягким тигриным шагом на пиратов. Кася — за ним, страх у неё понемногу прошёл.
   Пираты заметили тигра и остановились, как вкопанные. Вся шайка стала будто неживая. А потом послышались крики:
   — Тигр! Бегите! Спасайтесь! Стреляйте!
   Пираты сгрудились у корабля, и началась такая давка, что тот закачался. От страха они забыли, что у каждого за поясом кинжалы, пистолеты, у некоторых даже по три штуки сразу.
   А тигр шёл своим бархатным шагом, пригнув голову, и смотрел на обезумевших разбойников зелёными глазами. В суматохе один из пиратов свалился за борт, следом ещё один, пришлось остальным их вытаскивать. Но вот корабль, распустив паруса, вышел поспешно в море, точно и он боялся, что тигр его растерзает.
   Кася разрезала верёвки, которыми был связан Пётрусь.
   — Ура! — крикнули оба и затеяли победный танец вокруг Тимонека. А тигрёнок смотрел на них и жмурил один глаз.
   Когда садились на корабль, Пётрусь нашёл в траве шпагу.
   — Это во время бегства потерял один из пиратов.
   Когда мореплаватели вернулись из опасного путешествия, тётя разливала по тарелкам фруктовый суп. Она посмотрела на Тимонека:
   — И этот был с вами? А я его искала!
   — Ах, тётя, если б ты знала, как он разогнал пиратов! Они чуть-чуть не утонули. Никогда больше не вернутся они на свой остров.
   Тёгя рассмеялась и налила молока в блюдечко, но Тимонек даже не взглянул на него. Он набросился на мясо.
   — Видишь, он всё ещё тигр с пиратского острова, ему кажется, что он поймал антилопу, — сказал Пётрусь.
   И тут тётя увидела у Пётруся за поясом нечто такое, чего прежде там не было.
   — Что это там у тебя, нож?
   — Это с острова. Пиратская шпага.

   Шёл дождь. Он шёл так долго, что вымыл траву и дорожки, а лужи превратил в маленькие озёра. На лужах сверкали и гасли пузырьки. Не всякий знает, что в этих пузырьках плавают маленькие человечки — дождевики. Но Пётрусь это знал.
   — Они лопаются так быстро, что дождевика не всегда можно разглядеть. Но иногда можно. — Пётрусь взглянул на тигрёнка, шагавшего рядом — тигрёнок не боялся дождя. Впрочем, Кася открыла найденный на чердаке зонтик. Зонтик был чуть дырявый, но большой, с нарисованными на нём пёстрыми птицами. Если идти под этим зонтиком, то кажется, что дождь сыплет птицам мелкие зёрнышки.
   Пётрусь был уверен, что дождевики смотрят на них.
   — Они знают тигрёнка, и тигрёнок их тоже знает. Тигрёнок, я тебе что-то скажу!..
   Пётрусь сказан тигрёнку что-то такое, что тот сразу понял. И один пузырёк на луже, такой же, как другие, может, чуть побольше, не стал лопаться, он подплыл к краю лужи и начал расти, расти, словно мыльный пузырь. Он превратился в прозрачную стеклянную лодочку. В лодочке сидел дождевик в огромной шляпе и пелерине.
   Он поклонился, а Пётрусь и Кася стали ждать, что он им скажет, но он ничего не сказал, он запел так, как звенит дождь:

 
Я в дождь и ветер плаваю
и всех перегоняю,
я лодочкой вертлявою
легко повелеваю.
 

 
 
 
   Когда сели в лодочку, та даже не накренилась, хоть и была прозрачная и тоненькая-тоненькая. Тимонек вскочил первым.
   Они плыли, плыли среди шелестящего дождя, и дождевик тихо насвистывал, шептал, мурлыкал песенку, звенящую, как струйка в водосточной трубе летним утром, когда так хорошо спится.
   — Куда ты везёшь нас, дождевик? — спросил Пётрусь.
   Но дождевик, словно не слыша, продолжал песенку:

 
За струями, за ливнями
и за семью дождями
цветут деревья дивные
с прозрачными ветвями.
 
 
За мглою, за туманами
растёт дворец всё выше,
с колоннами-фонтанами
и с радужною крышей.
 

   Пётрусь не стал спрашивать у дождевичка, куда они плывут, потому что вдали показался дворец. Ребята сразу его узнали: он был зелёный, как вода, прозрачный, как дождь. Рядом шумела река, на её берегу плакучие ивы и плакучие берёзы покачивались под проливным дождем. Но здесь, в стране дождя, не было ни тоски, ни грусти, потому что все водосточные трубы играли, как оркестр, плескались фонтаны, а в фонтанах скакали дождевички: взвизгивая, они качались на водяных струях.
   — В этом дворце живёт дождевой царь? — спросила Кася. Но дождевик только покачал головой, выскочил из лодки и отворил дворцовые ворота напевая:

 
Дворец переливается
сверканием и блеском,
он весь переполняется
и шорохом и плеском.
 
 
Здесь радуги колеблемы
тихонько ветерками —
бесчисленными стеблями
парят под потолками.
 

   Ах, как трудились дождевики — голубые, зелёные, фиолетовые, перепачканные в радуге, которую они плели, перевязывали, разглаживали! Пёстрые ленты, нитки, лоскутки порхали в воздухе, лежали грудами на полу.
   Показав на Тимонека, Кася шепнула Пётрусю:
   — Разве это Тимонек? Смотри, какой голубой.
   Тигрёнок ступал своими мягкими лапками по разноцветным лоскутками и менялся на глазах — то зелёный, то голубой, то красный.
   — Ты тоже голубая! — воскликнул Пётрусь.
   — А ты светл-озелёный! О!.. А сейчас оранжевый!
   Дождевики, весело суетясь, напевали:

 
За тропкой семицветною,
за краем небосвода,
за тучкою заветною
живёт себе погода.
 
 
Уснут фонтаны, падая,
река шуметь устанет,
и всех на свете радуя,
над миром солнце встанет.
 

   — Над миром солнце встанет, — повторил последние слова песенки дождевик-перевозчик. — Пойдёмте, я выпущу вас из дворца.
   За воротами дождь уже не шумел, фонтаны утихли, и только последние капли шептали что-то на прощание, постукивали о зонтик. У разноцветных птичек на зонтике перья были влажные, чисто вымытые.
   Кася закрыла зонтик. К ручке прицепился обрывок пёстрой ленточки.
   — Её тут раньше не было, откуда она взялась?
   — Наверно, кто-нибудь из дождевиков привязал её нам на память, — ответил Пётрусь.
   На небе сверкала широкая, яркая радуга.
   — Как быстро дождевики повесили её на небо! — удивилась Кася.
   В большой луже погасли все пузырьки. Нет, не все: один уплывал от них всё быстрее, становился всё меньше. В нём стоял дождевичок и махал своей большой шляпой.

   Дождевики уплыли, но на прощание они хорошенько промыли тучи и те блестели, как серебряные.
   А на чердаке…
   — Смотри, они вымыли и нашу лошадку, — сказал Пётрусь.
   Крыша в одном месте протекала — как раз там, где стояла лошадка. Она была ещё мокрая, и когда Пётрусь ее вытер, она вся заблестела, на ней не осталось ни пылинки. Пётрусь расчесал лошадке гриву, поправил уздечку и забрался на неё. Второй лошади для Каси не было, но рядом стояло старое кресло, а поручнем у него был резной лев.
   — На льве можно ехать не хуже, чем на коне, — сказал Пётрусь. И Кася забралась на льва. Тот сразу открыл глаза, точно очнулся после долгого сна. А лошадка соскочила с полозьев. Произошло это, наверное, потому что с подоконника спрыгнул Тимонек и на мягких лапках направился ко льву и к лошадке.
   Едва Пётрусь успел прошептать: «Тигрёнок, глаза у тебя озорные…», как лев напружинился для бега, а лошадь ударила копытом о пол. В ушах у всадников зашумело, и ветер чуть не сорвал с головы бумажные шлемы. Они мчались через леса, через канавы и поля, и Тимонек с ними — он едва касался лапками земли. Вот они миновали мельницу.
 
 
 
   А за мельницей, на мосту, остановились, как вкопанные. Они чуть было не налетели на золотую карету. Карета стояла, накренившись набок, и покачивалась на рессорах — в мосту была дыра, и в ней застряло одно из её золочёных колёс.
   — Видишь короля в карете? — прошептала Кася, с трудом переводя дыхание.
   Король, услышав стук копыт на мосту, поспешил высунуться из кареты, и та накренилась ещё больше. Король весело крикнул, нимало не обеспокоенный грозящей ему опасностью:

 
Помогите мне в беде,
буду я сейчас в воде!
 

   Пётрусю и Касе вовсе не хотелось, чтоб король падал в воду вместе со своей золотой каретой. Они привязали лошадь и льва к перилам моста и вместе со слугами принялись вытаскивать колесо из дыры. Но карета даже не дрогнула. Тогда они впрягли свою лошадь, но и та вместе с четвёркой королевских лошадей тоже ничего не могла сделать. Тогда впрягли льва, но никакой пользы от льва не было, потому что он уселся и принялся зевать. Всем было понятно, что лев считает себя настоящим львом, а возня с каретой кажется ему лошадиной работой. А может, это Тимонек посоветовал ему ни во что не вмешиваться. Оба они отошли в сторону и уселись, шевеля усами.
   Пётрусь и Кася подошли к королю.
   — Извини, пожалуйста, король, но тебе придется выйти. Тогда, может быть, что-нибудь получится. Не то, смотри, вывалишься вместе с короной.
   Король рассмеялся в ответ.
   — Корона уже в ручье.
   И вылез. Даже помог вытащить колесо. Король оказался рослый и крепкий. Рраз! — и готово. Садись да поезжай.
   Король потёр руки от удовольствия. Он хотел было сдвинуть на затылок корону, но короны на голове не оказалось, и он только пригладил волосы.
   — Сейчас ты получишь свою корону! — крикнул Пётрусь и спустился к ручью. Корона лежала на мелком месте. Хоровод рыбок кружился над ней. Две лягушки смотрели на корону вытаращенными глазами. Пётрусь вынул ее из воды и принёс королю. Корона слегка погнулась, и из переднего зубца выпало два драгоценных камня. Но король только рукой махнул.
   — Не имеет значения!
   Он пригласил ребят в гости и объяснил им, где находится его замок.
   — Найти нетрудно, надо только помнить про кота и про петуха.
   — Про какого кота и петуха?
   Тут король снова рассмеялся.
   — Слушайте, что я вам скажу:

 
Выгнет спину рыжий кот,
рыженький петух споёт.
Замок явится в низине,
а над замком — лебедь синий.
 

   — Помните: над замком — лебедь синий!
   Пётрусь и Кася махали шлемами, пока карета не скрылась за поворотом. Пора было возвращаться.
   — Надо еще напоить коня и льва, — сказал Пётрусь, а Кася позвала Тимонека. Но Тимонек сидел над дырой в мосте и, не отрываясь, смотрел на рыбок, резвившихся в ручье. Пришлось его уговаривать, чтоб возвращался.
   Стук-стук, — застучали копытца по мосту. Стук-стук, — отозвался пол на чердаке. Тихо заржала лошадка, заурчал лев. Они вернулись домой.
   Даже на чердаке вкусно пахло печеньем, которое пекла тётя на кухне. Она позвала ребят пить чай.

   У тёти Ивы были гости — одни только взрослые, и потому Пётрусь и Кася недолго сидели за столом. Тётя дала им печенья и варенья и велела отправляться к себе в комнату.
   Следом за ребятами в дверь проскользнул Тимонек. Он вскочил на печку. Это было его любимое место, здесь он без конца умывался и смотрел в окно, заросшее диким виноградом.
   Кася стала приглядываться к Тимонеку.
   — Он любит смотреть в окно, потому что хочет, чтоб у него были зелёные глаза. Погляди!
   Пётрусь подошёл и стал рассматривать глаза у Тимонека. Они и в самом деле были зелёные, но зелёные были не только глаза, он весь изменился, стал чуть зеленоватый, похожий на рыбку в аквариуме. К тому же он сидел на печке, которая была совсем на такой, как другие печки. На одних её плитках были нарисованы рыцари в пернатых шлемах, на других просто мечи и шлемы. А на железной дверце стоял рыцарь с топором в руке, прилаженным к длинному древку.
   Пётрусь объяснил Касе, кто это такой.
   — Это сторож замка, алебардщик.
   В ту же минуту петух-великан за окном забил крыльями, вскочил на забор и запел.
 
 
 
   Запел он так громко, что открыл глаза Тимонек, намеревавшийся вздремнуть. Тимонек встал и выгнул спину.
   Кася положила на стол ложку.
   — Помнишь, что сказал король на мосту?

 
Выгнет спину рыжий кот,
рыженький петух споёт…
 

   Пётрусь докончил:

 
Замок явится в низине,
а над замком — лебедь синий.
 

   И показал на печку. Там был синий лебедь. Изогнув шею и наклонив голову, смотрел он на крохотные голубые волны.
   Пётрусь проглотил второпях печенинку и подошёл к Тимонеку.

 
Про нас, пожалуйста, не забудь,
устрой нам, пожалуйста, что-нибудь!
 

   Тигрёнок блеснул зелёными глазами и соскочил с печки. Что-то лязгнуло, звякнуло — алебардщик сошёл с дверцы и распахнул её. Нет, теперь это была уже не дверца, это были широкие ворота. Пётрусь и Кася оставили на столе варенье и вошли в замок.
   — Побежали скорей к королю, в тронный зал.
   Но короля в тронном зале не оказалось, не нашли они его и в другом зале и в следующем, зато всюду была сумятица.
   — Король занят, — сказал старый королевский слуга. — Его величество ловит попугая.
   Пётрусю и Касе показалось в первый момент, что слуга над ними смеётся.
   — Как, ловит попугая, вместо того, чтоб сидеть на троне? Это невозможно!
   — Возможно! — И слуга покачал головой. — У принцессы сбежал из клетки попугайчик, он порхает по всем комнатам. Если он улетит, принцесса пойдёт искать его по свету, а король не переживёт этого.
   В самом деле, в зал влетел вдруг небольшой попугайчик, а следом за ним вбежал король. Его длинная мантия развевалась, как парус. За королём вбежала принцесса с туфелькой на одной ноге. Попугайчик сел на люстру, и король, не раздумывая, влез на стол. Попугайчик полетел дальше.
   — Лови его! — крикнул король. Пётрусь и Кася бросились в погоню, Пётрусь вскочил на стул у окна, а попугай сел на золочёный прут, на котором держалась занавеска.
   Все онемели от ужаса, потому что на другом конце прута притаился Тимонек. Он бесшумно подкрадывался к птице, глаза у него светились, точно он охотился на мышь.
   Прыжок — и попугайчик у него в зубах.
   — Ах! — вскрикнул король и плюхнулся на стул.
   — Ах! — пискнула и принцесса и закрыла лицо руками.
   А Тимонек спрыгнул с карниза, точно белка с ветки — легко и изящно. Он не побежал прочь со своей добычей, он подошёл к принцессе, и птичка порхнула ей прямо в руки.
   Принцесса была вне себя от восторга.
   — Подарите его мне, — стала просить принцесса. — У меня, правда, есть уже черепаха и бегемот, но черепаха спит всё время на грядке с салатом, а бегемот не желает вылезать из воды. Тигра у меня никогда ещё не было.
   Кася не стала долго раздумывать и сказала, хотя Пётрусь толкал её в бок:
   — Если тигрёнок хочет, пусть остаётся, — и Кася улыбнулась принцессе.
   За ужином Тимонек сидел у принцессы на коленях, брал у неё из рук всякие лакомства, тыкался носом ей в подбородок, а про Касю и Пётруся, казалось, совсем забыл. Потом он вышел в сад и… исчез.
   Слуги убрали посуду со стола, комната наполнилась лучами заходящего солнца. Скрипнули открытые стражником ворота. Пётрусь и Кася попрощались с королём.
   За воротами Кася схватилась за голову.
   — Что мы натворили! Ты видел, как Тимонек выходил в сад? Даже не обернулся, даже не подмигнул нам…
   — Он обиделся, что мы подарили его принцессе. И правильно сделал. — Пётрусь не на шутку рассердился. — Всё из-за тебя. Я толкал тебя в бок, чтоб ты не отдавала Тимонека принцессе, а ты будто не поняла. Больше ты его не увидишь, ему будет там хорошо, он забудет про нас.
   Кася огорчилась ещё больше:
   — Давай вернёмся!
   Но было уже поздно. Ворота захлопнулись, лязгнули засовы и заскрежетал ключ. Железный алебардщик стал на страже, и вид у него был такой грозный, точно он уже никогда никого в замок не пустит.
   Пётрусь и Кася взглянули на печку. Тимонека не было.

   Тимонек пропал. Не было его на кухне, не было в комнатах. Пётрусь и Кася перерыли всё на чердаке — пусто. Кася долго смотрела в старое потемневшее зеркало — вдруг он сам себя заколдовал и вошёл в зеркало, а теперь выйдет оттуда и можно будет его погладить. Но Тимонек не появлялся.
   Кася заглянула в печь, где ещё вчера был замок. Вчера, но не сегодня. Сегодня не скрипнули ворота, не ожил рыцарь, стоящий на страже. За дверцей не было залов, только… только грудка пепла.
   Тут пришёл Пётрусь и принёс с чердака старый абажур.
   — Это волшебная лампа. Она поможет нам найти тигрёнка, вот увидишь.
   Пётрусь привязал абажур к палке, а под абажуром приладил электрический фонарик. Абажур засветился таинственным светом, золотым и розовым. Наступил вечер.
   С волшебной лампой в руках обошли они снова весь сад. Под кустом сирени что-то зашелестело, но это была жаба, которая поспешила укрыться от света. Ребята прислушались — а что если из темноты отзовётся тигрёнок?
 
 
 
   — Может, он мяукает где-то, но мы не слышим: ветер шумит, — сама себе в утешение сказала Кася. Они отправились в дальний угол сада, заросший сорняками. Там стояла, растопырив сучья, лохматая ива с большим дуплом. Около самого дупла на толстом суке сидел Тимонек. Он увидел ребят и встал, собираясь спрыгнуть на землю.
   — Видишь, он сердится на нас, — сказала Кася. Но она очень обрадовалась, что Тимонек нашёлся.
   — Ты сбежал из замка, ты любишь нас больше, чем принцессу. Ты лучше всех тигрят на свете!
   Но Пётрусь радовался не только тому, что отыскался Тимонек.
   — Это наша лампа его нашла! Разве я не говорил! Вчера тигрёнка ещё не было.
   Кася стала на цыпочки, чтоб погладить Тимонека.
   — Пошли с нами, тигрёнок! Мы никому больше тебя не отдадим.
   Но он словно не слышал… Всё отворачивал голову и смотрел в дупло. Знал, что в дупле поблёскивает крохотный голубой огонёк.
   — Там не только огонёк, там кто-то говорит, — сказал, прислушавшись, Пётрусь. — Что там такое? Тигрёнок, уж ты-то, конечно, знаешь.

 
Тигрёнок, глаза у тебя озорные,
какие тайны ты знаешь, какие?..
 

   Ива стала раскачиваться, раскачиваться… И вдруг исчезла. А вместо ивы появился домик, с высокой крышей, с забором, садиком, с трубой, из которой шёл дым. Дупло засветилось, словно окошко, а из окошка выглянула колдунья.
   — Ну как поживаете? — спросила колдунья невзначай, точно давным-давно ждала ребят в гости. Она протянула им из окна корзинку с вишней, потом открыла дверь, вышла и уселась на лавочке рядом с Касей и Пётрусем.
   Ребята внимательно на неё посмотрели. В самом деле, настоящая колдунья, с крючковатым носом, в пёстром фартуке, с платком на голове. Глаза у неё были, как щёлочки, но весёлые, да и вообще не было в ней ничего злого. Тимонек вскочил ей на плечо и замурлыкал.
   — Ой, вы точно с картинки сошли! — воскликнула Кася. — А Тимонек сейчас не тигрёнок. Это кот, который забрался к хозяйке на плечо.
   — Кот колдуньи, — добавил Пётрусь и тут же поправился: — Кот доброй волшебницы.
   Колдунья сорвала две больших мальвы, росших у самого окна, и подала одну Пётрусю, другую — Касе.
   — Ешьте! — сказала она.
   Что это — есть цветы? Ребята так удивились, что забыли даже сказать спасибо. Но им не хотелось огорчать волшебницу, и они сделали вид, будто нюхают мальву. И в ту же минуту на каждом цветке появилась гора мороженого.
   — Ну и колдуете же вы! — засмеялась Кася. Ей ужасно хотелось узнать одну вещь, но она боялась обидеть волшебницу своим вопросом.
   Превозмогая робость, она спросила:
   — Скажите, а вы… вы ездите на помеле?
   Колдунья помотала головой.
   — Какое там! Помело сломалось. Задело за телефонные провода. Над домом. Разве это порядок, чтоб над домом колдуньи натягивать телефонные провода, сами скажите?
   Ребята задрали голову. Действительно, над домом были натянуты новые блестящие провода, поблизости стоял даже столб.
   Колдунья достала меж тем из кармана передника трубку и закурила.
   — Раз нельзя на помеле покататься, так хоть трубку покурю. Чего не сделаешь от скуки?
   Пётрусь вскочил с лавки — он, видимо, что-то припомнил.
   — Я принесу вам новую метлу. Подождите минуточку.
   И в этот самый момент — трррах! — зацепился волшебной лампой за столбик крыльца, лампа вылетела у него из рук и погасла.
   Домик содрогнулся, всё вокруг потемнело, даже крохотный огонёк погас. Лохматая ива стояла, раскачивая ветви, но в дупле никто больше не разговаривал.
   Пётрусь и Кася подождали немного, но ничего не произошло. Тимонек направился не спеша по траве к дому. Ребята пошли следом и вернулись к иве с метлой. Забросили её в дупло.
   — Вот обрадуется колдунья, — шепнул Пётрусь. — Теперь она будет посматривать на провода.
   Голубой огонёк зажёгся снова, крохотный, как светлячок.
   Она превратила свой домик в иву, но она не ушла отсюда, она там — огонёк горит.

   Пётрусь и Кася построили из веток шалаш. Повесили над входом старое пёстрое покрывало. Пётрусь принёс с чердака связки перьев, а Кася развела в блюдечках краску.
   — Мы покрасим перья, а ты придумаешь индейские имена для вождей.
   Больше всего Пётрусь любил придумывать имена, заклинания и разные волшебные истории.
   — Индейские имена — пустяк. Тебе, например, подойдёт имя какой-нибудь птицы. Только какой? Минуточку… Погоди, я пойду в вигвам, там что-нибудь индейское придёт мне в голову.
   В вигваме индейские имена, наверно, так и посыпались на Пётруся, потому что он вскоре вышел оттуда, гордясь собой.
   — Придумал! Меня будут звать Дикий Скакун, а тебя — Голубая Сова.
   Но Кася поморщилась.
   — Пусть сова, только не голубая. Голубой цвет мне не идёт.
   — Что из того, что не идёт? Ведь это ж имя, не платье.
   — Нет. Хочу другой цвет.
   — А какой тебе идёт?
 
 
 
   — Ну, скажем, красный.
   — Тогда будешь Красной Совой, хочешь?
   — Ладно. У меня много красной краски.
   И Кася принялась красить перья. А Пётрусь сел у вигвама и начал выстругивать из дерева трубки. Кася посмотрела, нет ли поблизости Тимонека, стала его звать, но напрасно.
   — Пропал в лесной чаще. Позови его, ты это умеешь. Пётрусь и в самом деле умел звать Тимонека. Где бы тот ни был, он сразу являлся.

 
Тигрёнок, глаза у тебя озорные,
в какие ты чащи забрался, в какие?
Про нас, пожалуйста, не забудь,
устрой нам, пожалуйста, что-нибудь!
 

   Ребята ждали, глядели в темноту сада — молчание, пустота. Пётрусь снова позвал тигрёнка. Пронёсся шелест, послышались шаги на дорожке, что-то похожее на шуршанье перьев. Ребята опять посмотрели в сад, но не оттуда, а со стороны леса появился тигрёнок.
   И не один. За ним следом шёл индеец — весь в перьях, в бахроме, с луком и пучком стрел. В руке он держал уздечку, но коня при нём не было. Пётрусь и Кася уступили ему место у костра, и он сообщил, как его зовут.
   — Я — Зодотоглазый Змей.
   Он раскурил большую трубку. Но смотрел он не на ребят, а в сторону леса. И тогда Пётрусь спросил:
   — Ты кого-то ждёшь, Золотоглазый Змей?
   Золотоглазый Змей указал на уздечку.
   — У меня сбежал конь. Я оставил его в лесу — ненадолго, пока чинил уздечку. А он сбежал. Дикий был, необъезженный. До лагеря путь далёк, без коня не доберёшься.
   Индеец был явно расстроен и всё время смотрел в лес, точно надеялся, что оттуда примчится конь.
   Пётрусю вспомнилась его черногривая лошадка, которая была всегда таким славным конём и несла его, как вихрь, когда они встретили на мосту короля.
   Пётрусь встал.
   — Подожди, Золотоглазый Змей, не уходи. Сейчас у тебя будет конь.
   Пётрусь бросился к дому, но впереди, ещё быстрей, чем Пётрусь, нёсся тигренок. Дверь на чердак была открыта, лошадка ждала, она подняла голову. Она поняла, что помчится галопом, навстречу новым приключениям.
   — Тигрёнок! — прошептал Пётрусь и положил руку скакуну на шею. А потом — этот топот на лестнице!
   «Только бы тётя не услыхала», — подумал напуганный Пётрусь.
   У костра Золотоглазый Змей внимательно осмотрел коня, который тряс в нетерпении головой, готовый скакать дальше.
   — Хорош, — произнёс с удовлетворением вождь. — Мчится, наверное, как птица.
   Он взнуздал коня, вскочил в седло и сказал на прощанье:
   — Прощай, Дикий Скакун! Прощай, Красная Сова! Когда настанет ночь…
   Но больше они ничего не услышали, потому что черногривый конь помчался к лесу.
   Костёр догорал, и при последней вспышке огня Кася увидела оброненное в траву перо. Она протянула его Пётрусю.
   — Держи. Это ты потерял.
   — Я? — удивился Пётрусь. — Да ведь оно не похоже на мои перья. Оно больше и красивее. Его потерял Золотоглазый Змей.
   За ужином Кася перестала вдруг мешать сахар в стакане. За окном послышался конской топот.
   — Что это значит? Вернулся Золотоглазый Змей? Помнишь, он сказал: «Когда настанет ночь…»? Может, он хотел сказать, что ещё вернётся, а мы не расслышали.
   Но индейского вождя в саду не было. Под деревом остановился черногривый скакун с пустым седлом, разгорячённый долгим бегом. Он тихо заржал. Пётрусь погладил спутанную гриву.
   — Золотоглазый Змей доскакал до лагеря и отпустил нашего коня. Конь вернулся один. Ведь дорога знакомая.

   День выдался знойный. Воробьи купались в ручейке, куры дремали в тени под кустами. Даже ветер испугался солнца, ни один листик не тронул, и только под вечер выбрался украдкой из леса и полетел над травами и деревьями.
   Тётя задёрнула занавеси, чтоб в комнату не залетали ночные бабочки. Она позвала Касю и Пётруся.
   — Устали мы от этой жары. Выйдем в сад к левкоям и летучим мышам. Я покажу вам Большую Медведицу.
   Все звёзды высыпали на небо, даже самые маленькие, едва заметные.
   — Это потому что нет луны… — пояснил Пётрусь. — Стоит показаться луне, как она велит маленьким звёздочкам ложиться в постель, их уже не увидишь. Но когда луны нет, большие звёзды уговаривают маленьких выйти на небо и полюбоваться землёй.
   — Над домом светят самые большие, — заметила Кася. От тёти они узнали, что это Большая Медведица — так называется семь красивых звёзд, собранных в одно созвездие.
   А Пётрусю показалось, что он видит не только семь звёзд, но и саму Медведицу — серебряную, разлёгшуюся на небе, точно на неведомой лужайке.
 
 
 
   — Раз это медведица, значит, у неё должны быть дети, — и Кася принялась высматривать нет ли на небе маленьких медвежат.
   По саду пронёсся запах левкоев. Левкои ждали, чтоб темнота сгустилась, чтоб можно было благоухать ещё сильнее. Летучие мыши бесшумно скользили над деревьями, словно ночные ласточки.
   Тётя вернулась в дом, и разрешила детям погулять ещё немного в саду.
   Откуда-то из-за клумб появился Тимонек, понюхал левкои и лёг на траву рядом с Касей и Пётрусем.
   — Тигрёнок, погляди на звёзды, — обратился к нему Пётрусь.

 
Тигрёнок, глаза у тебя озорные,
какие тайны ты знаешь, какие…
 

   Над домом заклубился туман, набежало сверкающее облако. С неба спустилась медведица и прошла по гребню крыши. Вот её мех засветился над крыльцом между ветвями, вот она уже возле клумбы, вся серебряная и блестящая. В саду стало совсем светло, точно встал месяц. А по траве протянулся серебристый след.
   Ребята погладили медведицу. Она была мягкая и пушистая. Из её меха, когда к нему прикасались, взвивалось легкое облачко светлой пыли. Медведица наклонила голову, точно высматривая что-то в траве.
   — Она голодная. Чем её угостить? — И Кася поглядела вокруг. Но медведица сама подошла к клумбе и выбрала белые астры. Она срывала их и ела, только стебли хрустели. Потом снова принялась искать что-то.
   — Наверно, ей хочется пить. Сводим её к ручью.
   Ребята положили руки медведице на шею и повели к ручью. Медведица сунула морду в воду и стала лакать её вместе со звёздами, которые в ней купались. Их лучи стекали с её губ, как стебельки светящейся травы.
   Ребята снова прошли через сад, и медведица шла рядом, послушно, как собака. В доме зажглись огни, и тётя выглянула из окна. Медведица подняла голову, потёрлась о Касины колени, прикоснулась носом к руке Пётруся и медленно поднялась на крышу, потом на каштан, который под ней заколыхался. Она шла по верхушкам деревьев, словно по траве, и как ни в чём не бывало улеглась на небе.
   И сразу вокруг неё сгрудились явившиеся неведомо откуда пузатые облачка.
   — Это медвежата, — прошептала Кася. Они ждали её.
 
   Пётрусь и Кася поспешили на следующий день выйти пораньше в сад. Им не терпелось увидеть его после вчерашней ночи. Трава была вся серебряная, а на паутине, растянутой между ветками крыжовника, поблёскивало множество мелких капелек.
   — Это следы Большой Медведицы, — сказал Пётрусь. — Она шла по траве и коснулась кустов. И всё стало серебряное.
   Но тётя заметила кое-что другое и сразу направилась к цветочной клумбе.
   — Мои астры! Все белые астры кто-то оборвал. Розовых не тронул и лиловых, только белые понадобились вору! А они были самые красивые.
   Ребята стали объяснять тёте, что это совсем не вор.
   — Это не вор, это Большая Медведица, тётя. Она была голодная, и цветы ей очень понравились.

   Тигрёнка всю ночь не было дома. Утром он появился, хмурый и злой. Одно ухо было у него разорвано, а хвост — его прекрасный рыжий хвост — ободран. На переднюю лапку он прихрамывал.
   Тимонек никому ничего не пожелал рассказывать, но тётя сама обо всём догадалась.
   Он подрался с чёрным котом Маголом, который живёт у нашего соседа пана Леона. Магол перебежал ему дорогу, а Тимонек этого не любит, правда, Тимонек?
   Но Тимонек не хотел откровенничать, он отвернулся от людей, ко всему безразличный. Таким его ещё никто не видел. Даже взлохмаченного хвоста не стал расчёсывать.
   Он поднялся и, прихрамывая, отправился на чердак. Хвост у него при этом торчал трубой. Пётрусь и Кася пошли следом. Они сели на диван, на котором была разостлана шкура леопарда, настоящая шкура с головой, которая скалила зубы.
   — Он думает, как бы ему отомстить, ты только посмотри, какое у него выражение, посмотри, — сказал Пётрусь про Тимонека.
   А кот меж тем, не отрываясь, глядел на леопарда и глаза у него были немножко дикие.
 
 
 

 
Тигрёнок, глаза у тебя озорные,
какие ты тайны знаешь, какие?
Скоро заветный час пробьёт,
скоро проснётся кошачий род!
 

   Заскрипели старинные часы и стали бить. Били без конца — как сумасшедшие. С первым ударом леопардовая шкура дрогнула, задвигалась голова, заскрежетали зубы… С дивана поднялся леопард и стал на лапы. Правда, пятна на шкуре отсвечивали разным цветом, потому что шкура была запачкана синими чернилами и краской.
   Но и это ещё не всё. Часы продолжали бить, они били всё громче, пока наконец не пробудился лев на поручне кресла.
   Испуганная Кася пробормотала:
   — Что ж это будет?
   — Это проснулся кошачий род: тигрёнок, лев и леопард. Теперь тигрёнок, наверное…
   Но Пётрусь не успел договорить, что по его мнению сделает тигрёнок, как тот, прихрамывая, направился к двери, а следом за ним устремились лев и леопард с разноцветными пятнами на шкуре. Заскрипели ступеньки под их тяжёлыми лапами. Пётрусь выглянул из чердачного оконца.
   — Они помчались в сад к пану Леону! Кася, пошли!
   Ребята кубарем скатились по лестнице и побежали к дому пана Леона. На заборе сидел большой черный кот Магол и умывался. Он ещё ничего не заметил. Но стоило ему увидеть своих врагов, как он завопил, распушил хвост и понёсся прыжками через сад в поле. Следом — леопард и лев. А за ними Тимонек, который по-прежнему припадал на одну лапу. Он бежал, ковыляя, и пронзительно мяукал. Пётрусь и Кася никогда не думали, что тихий Тимонек может так ужасно мяукать. Лев порыкивал, а леопард вторил ему диким урчанием.
   Пётрусь и Кася тоже бросились к лесу, но остановились на полпути, тяжело дыша. Кася принялась искать сандалий, который потеряла в траве.
   — Не стоит бежать, их уже не видно.
   На тропинке около леса клубилась пыль. Касе стало жаль чёрного Магола.
   Тётя говорит, что он задал трёпку Тимонеку. Но сейчас он один, и у него три врага. Они разорвут его на части.
   Не разорвут. Он им не дастся. Кто знает, может, ему известны какие-нибудь заклятия. Он большой и чёрный, как кот колдуньи. Они его только попугают. Тимонек отомстит.
   И в самом деле, Тимонек вернулся победителем. Он шёл первым и больше не хромал.
   Тимонек отправился на чердак, вскочил на диван и лишь теперь стал вылизывать свой потрёпанный хвост. А леопард разлёгся на сиденье и долго не мог отдышаться. Лев тоже вернулся на место.

 
Тигрёнок, глаза у тебя озорные,
какие ты тайны знаешь, какие?
Скоро заветный час пробьёт,
скоро задремлет кошачий род.
 

   Тимонек глубоко вздохнул, свернулся в клубок на леопардовой шкуре и крепко уснул после всей этой передряги.
   Пётрусь и Кася направились к дому пана Леона. Им не терпелось выяснить, чем закончилась погоня за чёрным Маголом и вернулся ли тот домой. Они увидели на заборе большого белого кота.
   Кася заметила его первая.
   — Посмотри, Магол побелел от страха.
   Но Пётрусь думал иначе.
   — Нет. Он сделал это с помощью колдовства. Он знает, что Тимонек оставит его теперь в покое. Тимонек не любит только чёрных котов, белые его не интересуют.

   Тётя Ива разрешила Касе вытереть пыль в большой комнате. Она дала ей мягкую тряпочку, а Кася пообещала, что не разобьёт ни абажура на торшере, ни вазы и не поломает соломенного пастушонка и его овец.
   — И слона я не попорчу. Не беспокойся — сказала Кася.
   Всё получилось прекрасно: абажур сверкал, пастушонок весело улыбался, должно быть, оттого, что во время уборки шляпа съехала ему на самый затылок. И только слон был печальный. Он смотрел на Касю своими крохотными глазками, точно хотел попросить её о чём-то важном. Кася осторожно обтёрла ещё раз его большие уши и задумалась над слоновьей тоской. Ведь у слонов всегда такие глаза, будто они насмешливо улыбаются, а этот был очень печальный.
   — Может, ты хочешь быть настоящим большим слоном? Может, скучаешь здесь, а, может, мёрзнешь? Ведь слоны рождаются в тёплых странах… Ну скажи… — заговаривала Кася со слоном. Но тот не откликнулся.
   Вошла тётя. Голова у неё была повязана мокрым полотенцем.
   — Жарко сегодня, как в Африке, — сказала со вздохом тётя и задёрнула занавеси на окнах. Кася сказала ей про слона.
 
 
 
   — С ним рядом стоял раньше маленький слонёнок, — объяснила тётя.
   — Что случилось со слонёнком? Разбился?!
   — Нет. Пропал, когда мы делали ремонт. В это время больше всего разбивается и пропадает всяких вещей. Слонёнок упал, наверно, в траву, когда мы выносили в сад мебель. А может, разбился, кто его знает.
   Тётя ушла, а Кася погладила уши, большие, как листья.
   — Вот почему ты такой печальный, слон. Но твой маленький слонёнок, конечно, не разбился, он просто потерялся, он ещё найдётся.
   Надо было спросить у Пётруся, что он об этом думает.
   Пётрусь пришёл из сада, красный от жары. Стал рассматривать слона, на которого раньше не обращал внимания. Кася рассказала ему про слонёнка. Пётрусь задумался.
   — Слонёнок может убежать от большого слона, даже от целого стада. А вдруг он попал в западню? В Африке люди охотятся на слонов.
   Пётрусь выглянул в окно, словно в саду, под знойными лучами солнца, надеялся обнаружить стадо слонов. Но там только Тимонек сидел в траве и смотрел на Пётруся своими щёлочками-глазами.
   — Пошли, тигрёнок ждёт, — сказал Пётрусь. — Возьмём с собой лопаты, а на голову намотаем полотенце. В Африке жарко.
   За порогом их ослепило солнце. Тут начиналась Африка. Ребята побрели по раскалённому песку, напились воды из источника под пальмами.
   Пётрусь крикнул Тимонеку.
   — Тигрёнок, веди!
   И тигрёнок пошёл впереди пружинистым тигриным шагом.
   — Найдёт ли он дорогу, не заблудится ли? — беспокоилась Кася.
   Но Пётрусь был уверен, что тигрёнок знает здесь каждый уголок.
   — Смотри, как уши навострил. Он ловит каждый звук, каждый шорох.
   Они прошли еще немного под знойным солнцем, и вдруг Тимонек помедлил и оглянулся. Неподалёку слышался чей-то голос — это был жалобный рык. Позабыв о зное, ребята бросились вперёд. Из тени густого кустарника они вышли в поле и зажмурились от яркого солнца.
   Ещё несколько шагов, и они увидели слонёнка. Беспокойно переступая ногами, он топтался в глубокой яме. Он озирался по сторонам, то и дело обнюхивая разбросанные кругом ветки.
   — Попал в западню, бедняга. Надо его спасать.
   — Он голодный, сначала мы его накормим. — Пётрусь бросился на поиски пищи.
   Он вернулся с большой гроздью бананов и бросил её слоненку.
   — Смотри, как уписывает! — сказала обрадованная Кася. — Машет хоботом… Может, просит ещё? Как мы его вытащим отсюда?
   Пётрусь осмотрел яму.
   — К счастью, она неглубокая. В одном месте земля осела. Может, это большой слон пытался спасти малыша, и под его ногами песок осыпался. Будем копать в этом месте, пока слонёнок не сможет вылезти из ямы.
   Работа была тяжелая. Пот катился с них градом, но они торопились, опасаясь, что кто-нибудь помешает им спасти слонёнка.
   — Могут прийти люди, которые сделали западню, может прийти дикий зверь, — говорил Пётрусь. — А слонёнку не терпится…
   Слонёнок переступал с ноги на ногу, топал, и хотя он был маленький, под его ногами гудела земля.
   Вдруг Тимонек соскочил в яму, стал против слонёнка и тогда тот перестал топтаться и протянул тигрёнку хобот.
   — Разговаривают… — сказала Кася. — Наверно, они понимают друг друга.
   — Ну, пора ему выбираться, — и Пётрусь оглядел край ямы, ставший теперь покатым. Ребята сбежали вниз, в яму. Слонёнок издал короткий рык, похожий на храп.
   — Радуешься, — и Кася потрепала его уши. — Пойдём, мы тебя освободили, Бамбино.
   Ребята вывели слонёнка из ямы. Они вели его по тропинке, а Тимонек шёл впереди как проводник. Пётрусь нарвал по дороге апельсинов.
   — Это для нас и для него. Очень хочется пить.
   Когда они вернулись, лёгкий ветерок покачивал кусты в саду и освежал лицо. Слонёнок бежал по саду и топал так, что всё гудело вокруг. Потом он радостно затрубил. Его большие уши развевались, как листья. На повороте они потеряли слонёнка из глаз, а когда вышли из-за кустов сирени, он уже исчез, и ребята увидели только хвост Тимонека, который прыгнул через окно в комнату.
   — Тётя будет рада, что слонёнок нашелся, — сказал Пётрусь.
   Но тётя поехала в город, и только вечером они ей всё рассказали. Тётя внимательно осмотрела слонёнка.
   — Где это вы его отыскали? — Тётя не верила глазам. — Колдовство какое-то, что ли…
   — Ах, тётя, если б ты знала, как он радовался, когда мы освободили его из западни.
   — Из западни? Из какой это западни? Он что, попал в мышеловку? — не переставая удивляться, спросила тётя.
   — Нет, но это было в Африке, и мы ужасно устали.
   — Ага, вижу. Дам-ка я вам воды с соком. — И тётя отправилась на кухню, а Кася посмотрела на большого слона.
   — Большой слон доволен, глаза у него весёлые, малыш нашёлся.

   Такого ветра этим летом ещё не бывало! Весь дом трещит! Тётя со страхом смотрит на потолок — рухнет или не рухнет. С ветвей каштанов осыпалось множество колючих орехов. Только самые цепкие удержались ещё на ветке. Пёстрый ветрячок, который Пётрусь прибил к столбу на заборе, не выдержал: после завтрака он крутился, как бешеный, а потом вдруг накренился. Пётрусь ринулся, чтоб его удержать, но ничего не вышло: ветрячок улетел вместе с ветром. Пётрусь только рукой махнул.
   — Убежал.
   — И мой халат убежал! — воскликнула тётя Ива. — Я забыла прикрепить его зажимами к верёвке. Попробуй его теперь, поймай!
   Халат был, как плащ волшебника: тёмно-синий с жёлтыми звёздами. Он нёсся, словно наполненный ветром парус, над полем люпина.
   — Ветер надел его на себя и бежит через поле, — засмеялся Пётрусь и помчался ловить беглеца.
   Тётя сказала, что обеда сегодня не будет.
   — Во всех комнатах воет, а на кухне — дикий танец.
   Ребята пошли посмотреть. И в самом деле, над конфорками крутился дым, а из поддувала то и дело вырывались языки пламени.
   Тётя залила огонь водой, тот зашипел в бешенстве. Немного успокоившись, тётя вытерла со щеки сажу и стала прислушиваться к странным голосам на чердаке. Там что-то трещало, выло, позванивало…
   Кася ринулась наверх первая. За ней — Пётрусь. Открытая оконная створка грохотала, в уголке позванивали жестяные банки и бутылки. По балке вышагивал Тимонек. Он направлялся к старинным часам и вглядывался в их дверцы, расположенные под резным карнизом. Вдруг ветер завыл громче, дверцы с треском распахнулись, и из них выскочила кукушка.
   — Ку-ку! Ку-ку!..
   Ребята принялись считать: одиннадцать, двенадцать… Что это, ещё не всё?.. Тринадцать!
   Но кукушка не спряталась, не захлопнула дверцы. Она выпорхнула из часов, а следом за ней оттуда вылетели с весёлым шумом птицы — чирикающие, поющие.
   — Это не кукушки! — закричала Кася. — Как много!..
   Птицы замелькали повсюду — голубые, розовые, хвосты у них были пёстрые, хохолки золотистые. Они расселись на балках, стали чистить пёрышки, постукивать клювом о дерево. И опять вспорхнули, подхваченные ветром.
   — Глади, как смотрит на них Тимонек, — шепнула Кася.
   И в самом деле, глаза у Тимонека разгорелись а голова крутилась, как на пружинах.
   — Не поймает, — с уверенностью произнёс Пётрусь. — Они не дадутся.
 
 
 
   — Что это? Они замолчали?
   Птички, действительно, перестали чирикать, зато дети услышали кукушку, та точно дала сигнал. Она прокуковала несколько раз и впорхнула в распахнутые дверцы. И тогда — следом друг за другом — в часы возвратились птицы.
   Дверцы захлопнулись с лёгким треском, на чердаке стало темно.
   — Ты знаешь, откуда они взялись? — спросил Пётрусь. — Я знаю.
   — Я тоже знаю, — выпалила Кася. — Ведь часы заколдованные. Они спали там, и этот ветер их разбудил.
   Но Пётрусь помотал головой.
   — Нет. Их высидела кукушка. Она всегда подбрасывает птицам свои яйца. А птицы рассердились, подбросили ей свои и заперли её в часах, вот и пришлось ей высиживать птенцов.
   Обеда в этот день и в самом деле не было. Тётя подогрела на электрической плитке вчерашние пирожки и сварила компот. В банке она обнаружила печенье. Но печенья было немного, и тётя отправилась в кладовую.
   — Я дам вам ещё мака с сахаром, ладно?
   Заметим, кстати, что Пётрусь считал мак лучшим десертом, который вкуснее всего, когда в трубе воет ветер и когда можно слушать эти завывания, сидя в комнате.
   — Обед был не настоящий, но очень вкусный, — заявила Кася и отправилась на чердак искать ленточку от волос. Где ж она могла её потерять? Кася посмотрела по сторонам и вдруг услышала что-то похожее на писк. Точно птичка прочирикала у неё над головой.
   И действительно, рядом с часами сидела птичка, маленькая, нахохленная.
   — Ага, ты не успела влететь в часы. Погоди, сейчас мы тебе поможем. — Кася взяла птичку в руки. Влезла на сундук и приложила ухо к часам. Не услышит ли она, как чирикают птицы, как шелестят их перья? Но в часах тихо, ни звука.
   «Переведу стрелки тринадцать раз, может, кукушка выскочит», — подумала Кася.
   Она осторожно притронулась к стрелкам — сделала тринадцать кругов. Но и это не помогло. Часы молчали — они забыли, что из них вылетели недавно пёстрые птички.
   Тут появился Пётрусь. Кася протянула ему птичку.
   — Да, она не успела и осталась, — подтвердил Пётрусь. — Но часы закрыты. Отпустим птичку, пусть летит себе в лес.
   Ребята подошли к окошку. Ветер успокоился, и деревья расправляли помятые усталые листья.
   Пётрусь поднёс птичку к окну.
   — До свиданья, птичка. Расскажешь в лесу о кукушке из часов и о птицах, которые здесь летали.
   И птичка выпорхнула из окна. И в солнечных лучах видно было, что птичка эта вовсе даже не простая, что брюшко у неё золотистое.

   Когда с цветов мака осыпались лепестки, к ним перестали прилетать бабочки, потому что маковки совсем не похожи на цветы. Они блёклые, тусклые; маковые зёрнышки вот-вот высыпятся из них на землю.
   — Да, кончается лето, — задумчиво протянула тётя. — Буду срезать сегодня маковки.
   Она расстелила на земле рогожу. На неё надо класть срезанные маковки. Пётрусь и Кася глянули на грядку с маками. Совсем недавно они видели здесь маковый домик с трубой, из которой валил разноцветный дым. Здесь им встретился король, у которого не было бороды и короны.
   — Где же это случилось? — и ребята принялись искать это место.
   Кася показала Пётрусю большую маковку — самую большую из всех маковок.
   — Вот эта. Конечно, эта. Она больше всех. Тётя, давай эту маковку мы оставим, не срезай её, пожалуйста, — попросил Пётрусь.
   Тётя не могла понять, почему именно эту маковку надо оставить.
   — Такая большая. Сколько в ней маку! Жалко!
   — Как ты не понимаешь, тётя! Это не простая маковка.
   — Она такая же точно, как другие, — ответила тётя. — Только вьюнок вокруг обвился, до самого верха.
   — Вот именно. В этом вьюнке — рюмочки для вина, а в маковке живёт маковый король. Когда он устраивает пир, его слуги берут рюмки, и все пьют из них вино.
   — Видишь, тётя, над маковкой бабочку? — спросила Кася.
   — Вижу.
   — Это паж короля. Должно быть, маковый король послал её к стручковому королю.
   — Ладно, — согласилась тётя. — Что же в таком случае делает лягушка в траве?
   Лягушка, крохотная, зелёная, сидела под самым большим маком и не бежала прочь, хотя над ней склонились люди.
   — Ты думаешь, тётя, это лягушка? Это принцесса, она приехала в карете. На голове у неё корона, надо только вглядеться. А карета стоит, наверно, рядом, в настурциях.
   — Ты согласна, тётя, что маковый домик должен здесь остаться? — не унимался Пётрусь.
   — Пусть остаётся. — И тётя принялась срезать маковки по соседству — те, к которым не подлетала бабочка, королевский паж, и под которыми не сидела принцесса, превращенная в зелёную лягушку.
   Дома тётя поставила на стол большую миску. В неё она будет ссыпать мак из маковок.
   Пётрусь взял в руку одну из маковок и сказал Касе:
   — Помнишь, что говорил маковый король?

 
Вам шепнёт тихо мак,
вам шепнёт тихо так:
«Приходите ко мне,
поболтаем во сне,
поболтаем мы в тишине».
 

 
 
 
   — Не пора ли повидаться с королём? — продолжал Пётрусь. — Королю нужны рыцари. И новая мантия ему нужна и корона.
   — А потом нужны кони. Только откуда мы их возьмём?
   Для коней больше всего подошла кукуруза, только у кукурузы есть золотистые кисточки, из которых можно сделать нарядные хвосты и гривы.
   Не успело еще солнце сесть за забор, как Кася сделала корону для короля. Примерила её на Тимонека.
   — Хочешь быть королём тигров, а? — спросила она.
   Но тигрёнок дёрнул ухом, и корона упала. Было ясно, что корона его не интересует. И Пётрусь решил, что Тимонек прав.
   — Зачем ему корона? Ведь он волшебник, а волшебник приказывает даже королю.
   И Тимонек доказал им, что он и в самом деле волшебник. Он высунулся из окна, возле которого рос высокий подсолнух. Подсолнух заколыхался — кто-то быстро вскарабкался вверх по стеблю и вскочил на подоконник. Маковый король!
   — Ах, король, — воскликнул Пётрусь, — разве пристало тебе карабкаться по подсолнуху, как по дереву? Где твоя серьезность, где торжественность?
   Но король не пожелал объяснять, почему он таким образом появился в доме.
   — Где моя корона, где мантия? — спросил он. — Без этого король — не король. Он может лазать по деревьям.
   Тут же на подоконнике состоялась коронация. Но король всё время капризничал.
   — Корона жмёт!
   — Смотри, как она сверкает! — сказал ему Пётрусь.
   — На мантии мало складок…
   — Складок мало? Да ты три раза можешь в неё завернуться.
   — У коня очень короткий хвост.
   Королевский скакун потерял терпение, ударил копытом, рыцари закачали головами, и в головах у них зашелестели позабытые зёрнышки мака.

 
Ты король, зря сердит,
погляди: конь храпит.
Он тебя не спроси —
он тебя сбросит.
Как махнёт конь хвостом,
ты, король, пойдешь пешком.
 

   — Нет! — рявкнул король. — Я не хочу пешком!
   Он нахлобучил на голову корону, вскочил на коня, спрыгнул затем с подоконника в сад, и рыцари попрыгали за ним следом в траву и анютины глазки. А вдогонку за королевской свитой соскочил в сад Тимонек.
   Вернулся он только вечером, и к его хвосту прицепился пучок кукурузных волосиков.
   — Это один из рыцарских коней потерял хвост, — догадался Пётрусь. Он отцепил от шёрстки золотой пучочек и бросил его за окно в траву.
   — Рыцарь прискачет на своём коне и обнаружит пропажу.

   Было пасмурно, а в пасмурный день легче прощаться. Пётрусь и Кася прощались с садом. Тимонек то шёл за ними следом, то забегал вперёд. К домику колдуньи он подошёл первый. Не потому ли, что именно это приключение запомнилось ему больше всего? Кася считала, что так оно и есть.
   — Ему очень нравилось быть котом колдуньи и сидеть у неё на плече.
   — Может, он и без нас гостил у колдуньи, только мы об этом не знаем, он нам ничего не сказал.
   Домик колдуньи был сейчас развесистой ивой с большим дуплом, а на самом краю дупла сидела пчела и размышляла, в какую сторону ей лететь.
   — Это не простая пчела из простого улья, это пчела колдуньи, — заявила Кася. — Она приносит ей мёд для пряников. А вон божья коровка.
   — Она приносит колдунье новости из сада и из леса. Раньше это делал кузнечик. Но он высоко скачет. Как подпрыгнет — так самую интересную новость потеряет. Колдунья прогнала его прочь и выбрала себе божью коровку, потому что у той крапинки. Стоит божьей коровке о чём-то забыть, как она посмотрит на крапинку и тут же вспомнит. Эти крапинки для неё, как узлы на платочке — для памяти.
   Тимонек направился к шалашу-вигваму, на котором повяли уже листья. Ребята стали думать, разобрать им шалаш или оставить.
   — Оставим, — решил в конце концов Пё грусь. — Он стоит в стороне, в самом конце сада. Зимой прискачет сюда зайчик, обогреется, отдохнёт, а может и от ястреба укроется.
   — Пошли к маковому королю.
   Большая маковка стояла по-прежнему на грядке, ветер раскачивал её из стороны в сторону.
   Кася приложила ухо — маковые зёрнышки тихо шелестели.
   — Маковый король разговаривает со своим пажом. Не будем им мешать.
   Брызнул мелкий дождик, и они отправились на чердак. Там дремал лев и спала лошадка с опущенной головой, но пыли на них не было, и они не скучали. Они знали, что в любую минуту могут помчаться с развевающейся гривой по дорогам и полям.
   Пётрусь похлопал по шее лошадку, Кася погладила льва.
   — Прощай, черногривая!
   — Прощай, лев!
   Леопард, распластавшийся во всю ширь дивана, глядел своими широко открытыми глазами и щерил зубы. Он думал:
   «Если пожелаете, я могу отправиться на охоту далеко-далеко, в дикие леса, в жаркие страны. Пойдёте со мной?..»
   Но сегодня некогда было отправляться в далёкие путешествия. Те дни, когда сбываются чары, прошли. Часы не тикали, не двигались стрелки, но Пётрусь и Кася знали, что с наступлением заветной минуты из часов выпорхнут разноцветные птички, которых высидела кукушка.
 
 
 
   Тимонеку надоело слоняться по чердаку — ведь он не прощался ни со львом, ни с лошадкой, он оставался здесь, в доме. И он выскользнул в приоткрытую дверь.
   Кася и Пётрусь медленно спустились по лестнице. На кухне тётя пекла на дорогу печенье. На стуле стоял раскрытый чемодан, разбросанные вещи ждали, когда их упакуют.
   — Ну, ещё один ужин, последний, — сказала тётя и накрыла стол скатертью. Кася посмотрела на слонов на шкафу.
   — Может, хочешь взять того, маленького, себе на память? — спросила тётя.
   Но Кася покачала головой.
   — Нельзя большого слона оставлять в одиночестве. Он так долго ждал, когда найдется слонёнок.
   Мохнатая ночная бабочка влетела в комнату, стала биться о стены, о лампу и наконец, утомленная, села на занавеску. Пётрусь схватил её и выпустил в окно. На небе сиял серп луны. К луне медленно подплыла серебряная туча, и та погасла. Кася стала ждать, когда луна появится снова, но Пётрусь сказал:
   — Пришла Большая Медведица и взяла серебряный пряник для своих медвежат.

   На следующий день утром ребята успели ещё сходить к ручью за камешками. Кася подбирала те, которые поярче.
   — Пусть жёлтые будут, как янтарь нашей тёти, белые, как снег, а розовые, как… как…
   — Как кошачий язычок, — подсказал Пётрусь. Как раз неподалёку умывался Тимонек, и виден был его розовый язык.
   Камешки были красивые, пока они были мокрые. Стоило им высохнуть, как они поблёкли. Но два камешка так и не потемнели.
   — Смотри, какие, Пётрусь! Красный и голубой.
   Пётрусь посмотрел на них повнимательней и узнал.
   — Да ведь это же драгоценные камни из короны короля. Помнишь, корона упала у него в воду? Два камня куда-то пропали, но король не огорчился.
   — Помню. Вот этот, красный, наверно, рубин, а голубой — сапфир. Посмотри, тигрёнок.
   Но тигрёнок был занят другим: он следил за рыбками, плавающими у самого дна.
   Ручеёк принёс большой лист. Лист был ещё зелёный, но на нём виднелись странные знаки: коричневые чёрточки, золотые змейки и всякие пятнышки, напоминающие неведомые слова и знаки.
 
 
 
   Пётрусь сразу догадался, что это такое.
   — Это письмо от дождевиков. Осеннее письмо. Сейчас я тебе его прочту.

 
Письмо мы пишем из страны,
где дождь шумит и пенится.
Вы прочитать его должны —
пускай никто не ленится!
 
 
В наш край отныне нет пути:
промчалось время летнее,
теперь нам радуг не плести,
уж осень всё заметнее.
 
 
Смотали радуги в клубок
и сдали на хранение.
Фонтаны бьют наискосок,
поют про дни осенние.
 
 
Разлука с вами нелегка,
друзья и подопечные.
От каждого дождевика
приветы вам сердечные.
 

   Кася осмотрела письмо со всех сторон.
   — Помнят они о нас. Жаль, что мы больше их не увидим. Но мне всё-таки кажется, что в городе в дождливый день мы встретим их в серебряных лодочках.
   — Может быть, — ответил Пётрусь. — Но это будут уже другие дождевики — осенние, такие, которые незнакомы с грозой и не умеют плести радугу. А это совсем другое дело.
   — Давай спрячем письмо.
   Письмо положили в коробочку, где хранилась шпага, найденная на Острове Пиратов, и перо Золотоглазого Змея. Письмо, шпага, перо и два драгоценных камня из королевской короны — вот памятки этого чародейского лета в доме под каштанами.
 
   Тёте предстояло отвезти детей в город. С чемоданами ждали они втроём на станции поезда. Отсюда виден был дом под каштанами, собственно, не сам дом, а только труба и деревья. Был он рядом, но был уже далеко. Ребята думали теперь о поезде, которого пока не видно, но который скоро придёт, о том, что вечером они будут дома, в городе, у мамы и папы, что расскажут им обо всём, что здесь произошло, о Тимонеке, который бьш тигром.
   «Жаль, что я больше его не увижу…»
   Стоило им это подумать, как тётя в удивлении воскликнула:
   — Тимонек! Видели вы что-либо подобное? Пришёл на станцию!
   Кася наклонилась и погладила рыжую шёрстку.
   — Это потому, что я шепнула ему вчера на ухо, чтоб он пришёл. Он понял.
   Сейчас, на солнце, Тигрёнок был ещё больше тигром, чем в доме под каштанами. И выражение у него сейчас было точно такое же, как тогда, когда Пётрусь говорил: «Устрой нам, пожалуйста, что-нибудь».
   Но ничего особенного не произошло, только поезд со скрежетом подкатил к станции.
   — Прощай, тигрёнок!
   — Прощай, Тимонек!
   Когда поезд тронулся, Тимонек постоял с минуту на перроне, точно ему было грустно оставаться в одиночестве. А потом побрёл по тропинке между деревьями к дому — он становился меньше и меньше.
   В вагоне у окна ребята разговаривали о Тимонеке.
   — Когда настанет осень, он будет, конечно, ходить на чердак — навещать льва и лошадку.
   — Будет вспоминать приключение на мосту.
   — И весёлого короля, который потерял корону и ловил попугайчика.
   — Он расскажет льву и лошадке, как он был большим свирепым тигром на Острове Пиратов.
   — И про домик колдуньи и про замок с голубым лебедем.
   — Расскажет им, что он делал, когда остался в замке, и мы не могли его найти. Нам-то ведь он ничего не рассказал, хоть и дружил с нами.
   — Ему не хотелось говорит об этом. Каждому приятно, когда у него есть своя тайна.