Мне хочется думать (и
чем скорее, тем лучше!)
о кибер–лугах
где люди, звери, компьютеры
живут вместе
в программо–гармонии,
как чистая вода
и ясное небо.
 
 
Мне хочется думать
(сейчас, пожалуйста!)
о кибер–лесах
полных сосен и электроники
где олени бродят
среди компьютеров,
словно это цветы
с крутящимися головками.
 
 
Мне хочется думать
(да будет так!)
о кибер–экологии
где мы, свободные от трудов
вернемся к природе,
обратно к зверям,
нашим братьям и сестрам
и все под присмотром
автоматов благодати и любви.

 

 
Лос–Анжелес, ложусь спать и думаю
о тебе
 
 
Только что в туалете
взглянул на свой пенис
с признательностью
 
 
Я знаю, что он был в тебе
сегодня дважды, и верю --
это прекрасно.
 

3 часа утра

 
1. Набери вдосталь еды
и наешься.
 
 
2. Найди тихое место для сна
и выспись.
 
 
3. Убавляй интеллектуальный и эмоциональный шум,
пока не доберешься до своей тишины,
и слушай.
 
 
4.

 

Эти стихи найдены Ричардом Бротиганом на бумажном пакете в прачечной Сан–Франциско. Автор неизвестен.

 
Случайно
Ты сунул свои деньги
В мою машину (№4)
Случайно
Я сунул свои деньги
В другую машину (№6)
Специально
Я сунул твои шмотки
В третью машину
С водой но без
Шмоток
 
 
Было скучно.

 

 
Лепестки вагины раскрываются,
словно Христофор Колумб
скидывает башмаки.
 
 
Что может быть прекраснее,
чем нос корабля,
касающийся новой земли?

 

 
Ура, в лавчонке
по соседству
они купили по
бутылке.
Русский старик
продал портвейн
и не стал читать
морали. Они рассаживаются
под зелеными кустами,
что выросли
у ступенек
деревянной лестницы.
Они похожи на
экзотические цветы,
так тихо
они пьют.

 

Еммет

 
Смерть – это шикарная машина, запаркованная только для того,
чтобы ее угнали, на улице, расчерченной деревьями,
чьи ветви похожи на внутренности
изумруда.
 
 
Ты без ключа заводишь смерть, садишься в нее и удираешь,
словно флаг, сшитый из тысячи горящих
похоронных контор.
 
 
Ты угоняешь смерть, потому что тебе скучно.
Ничего интересного не идет в кино
Сан–Франциско
 
 
Ты катаешься, слушая радио, потом
бросаешь смерть у тротуара и
уходишь — пусть теперь смерть
ищет полиция

 

 
Как хорошо
проснуться утром совсем
одному
и не говорить никому что
любишь
когда на самом деле не любишь
больше

 

 
Ее губы принадлежат лицу
как лист дереву,
колесо дороге,
а ложка — супу
 
 
И бедной улыбке
никак не вырваться
на волю
 
 
Что бы ни случилось,
ее лицо — это клен,
101–я дорога,
томатный суп.

 

 
Форельного цвета ветер
обдувает мне глаза и руки,
и я вспоминаю, как форель
пряталась раньше от динозавров,
когда они приходили к реке напиться.
Форель пряталась в подземке,
в замках и автомобилях. И терпеливо ждала,
когда динозавров не будет.

 

 
Два часа ночи — лучшее время,
чтобы взбираться по серебряным ступеням
Кетчикана туда, где растут деревья
и бродят темные олени.
 
 
В два часа ночи жена встает
кормить малыша, она зажигает
в Кетчикане все фонари
а люди стучат в двери
и кричат друг на друга.
 
 
И тогда наступает лучшее время,
чтобы взбираться по серебряным ступеням
Кетчикана туда, где растут деревья
и бродят темные олени.

 

 
Кусочек зеленого перца
выпал из деревянной салатницы
ну и что?

 

 
Суббота, 25–го августа 1888 года 5 часов
20 минут, так называется фотография
двух старых женщин на лужайке
перед белым домом. Одна женщина
сидит в кресле и держит на коленях
собаку. Другая разглядывает цветы.
Возможно, они счастливы, но скоро
наступит суббота 25 августа 1888 года
5 часов 21 минута, и все.

 

 
Мне плохо. Она меня не любит,
и я мечусь по дому, как швейная
машинка, которая уже
сострочила какое‑то дерьмо,
годное под крышку мусорному баку.

 

Галиллейский хич–хайкер
Часть1

Отель Америка
Часть 2

1939
Часть 3

Цветобургеры
Часть 4

Час Вечности
Часть 5
 

Сальвадор Дали
Часть 6

 
Бейсбол
Часть 7

Дурдом
Часть 8

Кладбище насекомых
Часть 9

 
Где взять марку, чтобы отправить письмо
в Англию на триста лет назад,
где взять марку, которая вернет письмо
туда, где могила еще не засыпана,
где Джон Донн смотрит в окно,
апрельским утром начинается дождь,
птицы расставлены на деревьях,
как шахматные фигуры перед игрой,
и Джон Донн видит, как почтальон,
переходит улицу,
почтальон идет осторожно, потому что
в руке у него стеклянная трость.

 

   Джефу Шеппарду

 
Ни книжек
Ни денег
Ни звезд
Ни хуя
 

   Мой друг два дня назад прочел один из моих стихов. Сегодня он пришел опять и попросил меня показать то же самое стихотворение. Дочитав, он сказал: «Мне тоже захотелось писать стихи».
 

 
Кометы
вспыхивают у нас
на губах и несут
благословение
океанов и галактик.
 
 
Видит Бог,
мы делаем все,
что можем.
 
 
Кометы
соединяются с атомами,
которые выдвигают наружу
наши языки, чтобы они
сгорели на воздухе.
 
 
Это так,
я знаю.
 
 
Кометы
смеются над нами
сквозь наши зубы,
они укрыты одеждой
из рыб и птиц.
 
 
Мы сможем.

 

   Марсии

 
Я живу в двадцатом веке,
и ты со мной в постели. Ты
была так несчастна, когда засыпала.
Я ничего не мог с этим поделать, я
не в силах. Ты так красива,
что я не устаю любоваться тобой,
но не знаю, как сделать тебя
счастливой, пока ты спишь.

 

 
Я сижу
на краю
звезды
 
 
смотрю, как
на меня
льется свет
 
 
Свет льется
сквозь
дырку
в небе.
 
 
Мне не то
чтобы хорошо,
но я вижу, как
все далеко.

 

 
Это двери,
они хотят вырваться
из петель
и улететь в облака.
 
 
Это окна,
они хотят выбросить
раму и убежать
к оленям
на загородный луг.
 
 
Это стены,
они хотят бродить
по горам
в рассветном
полумраке.
 
 
Это полы,
они хотят превратить
всю мебель
в цветы и листья.
 
 
Это крыши,
они хотят шествовать
вслед за звездами
сквозь кольца тьмы.

 

 
Пой, пианино,
в темных концертных залах
о моем дяде,
в двадцать шесть лет он мертв,
корабль плывет
домой из Ситки,
и гроб качается,
как пальцы Бетховена
над бокалом
вина.
 
 
Пой, пианино,
в темных концертных залах
о моем дяде,
кумир моего детства мертв,
они отправили его
домой в Такому.
Ночью его гроб
качается, как птица,
что летит над морем
и никогда не касается неба.
 
 
Пой, пианино,
в темных концертных залах
о моем дяде,
возьми его сердце
для любви,
возьми его смерть
для постели
и отправь его домой
на корабле из Ситки
чтобы похоронить там,
где родился я.

 

 
Все реки текут в море;
но море не переполняется;
к тому месту, откуда реки
текут, они возвращаются,
чтобы опять течь.
 
 
Сегодня дождь
над горами.
 
 
Теплый зеленый дождь
с полными карманами
любви — значит
весна,
и не думай
о смерти.
 
 
Птицы становятся музыкой,
будто часы стучат небом
о землю, где дети
любят пауков,
и позволяют им спать
у себя в волосах.
 
 
Медленный дождь
шипит в реке, словно
это сковородка
с жареными цветами;
и с каждой каплей
дождя
океан
начинается
снова.

 

 
Вчера ночью лег в постель
с говорящей свечой.
 
 
Я очень устал, но мне нужно,
чтобы кто‑то был со мной,
я зажег свечу,
 
 
слушал мягкий голос света,
потом уснул.

 

 
Луна
это Гамлет,
он едет
на мотоцикле
по темной дороге.
На нем черная
кожанка,
свитер и
ботинки.
Мне
некуда
идти.
Буду ехать
всю ночь.

 

 
Отброшенные друг от друга штормом любви
и соединенные вновь штилем любви
 
 
мы оказались в бухте,
которая не знает,
где кончается твое тело,
где начинается мое тело.
 
 
Рыбы проплывают у нас между ребер,
и крики чаек отражаются
в нашей крови.

 

 
Беспокойный,
словно дух
на дне
вершины,
я скитаюсь там,
где буду
жить
без тебя.