Было около часа ночи, когда Карл, ночной портье отеля «Уиндермиер», начал гасить свет в холле. Голубой ковер сразу потемнел на несколько тонов; полумрак заполнил кресла призрачными тенями и подернул сумрачные углы паутиной воспоминаний.
   Детектив Тони Резек зевнул. Склонив голову на плечо, он лениво прислушивался к тихой и волнующей музыке, доносившейся из музыкального салона. Внезапно раздался посторонний звук. Тони недовольно нахмурился. После часа ночи холл принадлежал только ему, и никто не мог отнять у него этого права. Но рыжеволосая девушка вносила элемент дисгармонии в привычный порядок.
   Внезапно лицо его разгладилось, и в уголках губ появилось подобие улыбки.
   Обладая вполне ординарной внешностью, будучи низкорослым, даже невзрачным, полноватым человеком слегка за тридцать, Тони, как ни странно, имел длинные тонкие пальцы и беспокойный характер.
   Его пальцы были похожи на пальцы фокусника; нервные, чувствительные, с идеально отполированными ногтями, они как будто жили своей отдельной жизнью; то пробегали по воображаемой клавиатуре фортепиано, то замирали на лосином зубе, прикрепленном к цепочке его карманных часов. Прекрасные пальцы... Тони с удовольствием размял их, и в его зеленоватых глазах отразилась безмятежность.
   Он снова нахмурился. Музыка начинала раздражать. С неожиданным проворством он резко подскочил, все так же держа пальцы на цепочке. Только что он спокойно сидел – и вот он уже на ногах; стоит, прислушиваясь, как будто перемена его положения в пространстве не более, чем оптическая иллюзия...
   Едва слышно ступая по голубому ковру Тони устремился под арку, откуда доносилась музыка. Теперь в ее звуках слышалось что-то знойное и опьяняющее.
   Рыжеволосая девушка, как завороженная, не сводила глаз с динамика, словно перед ней играл настоящий оркестр. Ее губы были сложены в загадочной полуулыбке.
   Она сидела на софе, по-турецки поджав под себя ноги, среди огромного количества подушек, и выглядела букетиком на витрине цветочного магазина.
   Девушка не обернулась. Сидела, не шелохнувшись, обхватив руками коленку цвета спелого персика. На ней был шелковый жакет, расшитый черными бутонами лотоса и украшенный лентами.
   – Вам нравится Гудмэн, мисс Кресси? – спросил Тони Резек.
   Девушка медленно повернула голову. Даже в сумерках ее глаза излучали фиолетовое сияние. Огромные глубокие глаза – без малейшего отблеска мысли. Классическое лицо, отсутствующий взгляд.
   Она не проронила ни слова. Тони сжал и разжал пальцы.
   – Вам нравится Гудмэн, мисс Кресси? – мягко повторил он вопрос.
   – Не настолько, чтобы доводить меня до слез, – томно ответила девушка.
   Тони покачался на каблуках и посмотрел ей в глаза: большие, глубокие, пустые. Он наклонился и выключил радио.
   – Не поймите меня неправильно, – сказала девушка. – Гудмэн зарабатывает деньги, а в наше время человек, который зарабатывает деньги, не нарушая закона, заслуживает уважения. Но эта взвинченная музыка кажется мне холодной. Я предпочитаю что-нибудь гармоничное.
   – Тогда Вам должен нравиться Моцарт, – сказал Тони.
   – Ладно, продолжайте издеваться, – сказала девушка.
   – Я совсем не издеваюсь, мисс Крещен. Я думаю, что Моцарт – величайший из людей, живших на свете, и Тосканини – пророк его.
   – А я думаю, вы обычная ищейка. – Она положила голову на подушку и с интересом посмотрела на него сквозь длинные ресницы.
   – Сделайте мне чуть-чуть этого Моцарта, – шутливо попросила она.
   – Уже слишком поздно, – вздохнул Тони. – Я его не найду.
   Она смерила его долгим, загадочным взглядом.
   – Следишь за мной, шизик? – Она тихонько засмеялась. – Что я такого сделала?
   Тони улыбнулся на весь рот, как клоун.
   – Абсолютно ничего, мисс Кресси. Но Вам нужно на свежий воздух. Вы уже пять дней живете в этом отеле и ни разу не выходили на улицу. А номер у Вас на самом верху.
   Она снова засмеялась.
   – Ну, давай, расскажи что-нибудь такое, а то мне скучно.
   – Как-то приехала сюда девушка. Целую неделю жила, совсем как вы. Я хочу сказать, не выходила никуда. Почти ни с кем не разговаривала. И как вы думаете, что она сделала?
   Девушка внимательно посмотрела на Тони.
   – Уехала, не заплатив по счету? Она вытянула руку и плавно покачала ею в воздухе, словно это была лодочка среди волн.
   – Хорошо бы! Она попросила, чтобы ей прислали счет, заплатила. Потом велела посыльному зайти за чемоданами через полчаса. И вышла на балкон...
   Девушка чуть наклонилась вперед, глаза ее стали серьезными, рука лежала на персиковом колене.
   – Как ты сказал, тебя зовут?
   – Тони Резек.
   – Еврей?
   – Да, – ответил Тони. – Польский.
   – Рассказывай дальше, Тони.
   – В каждом номере есть свой балкон, мисс Кресси. Слишком низкие перила для четырнадцатиэтажного здания. Ночь была темная. Как она прыгнула, никто не видел...
   – Ты все придумал, Тони. – Ее голос перешел в сухой шепот.
   Он снова улыбнулся, как клоун. В его спокойных зеленоватых глазах отражались волны ее волос.
   – Ева Кресси, – задумчиво сказал он. – Имя, которое должно быть написано лучом света.
   – А теперь она ждет высокого брюнета, ни на что не годного, Тони. И ты никогда не поймешь, какой в этом смысл. Когда-то я была за ним замужем. Может, это еще и не конец. За одну короткую жизнь можно совершить немало ошибок.
   Пальцы ее руки, лежавшие на колене, разжались до предела, потом с силой сжались в кулак. Даже при этом неверном свете каждый сустав блестел, словно фигурка из слоновой кости.
   – Я когда-то плохо с ним поступила. Обидела его, нечаянно. Тебе этого тоже знать не надо. Все дело в том, что я у него в долгу.
   Тони нагнулся и включил радио. В теплом воздухе раздались звуки вальса. Какой-никакой, но вальс. Он сделал погромче. Из динамика брызнула мелодия, полная фальшивой грусти. С тех пор, как старой Вены уже нет, вальс всегда вызывает грусть.
   Девушка наклонила голову набок, попыталась подпевать, но после нескольких тактов замерла с полуоткрытым ртом.
   – Ева Кресси, – сказала она. – Это имя горело в небе. Над ночным клубом для бродяг. Над притоном. После облавы буквы погасли.
   Он шутливо подмигнул ей.
   – Какой же это был притон, если вы выступали там мисс Кресси. Оркестр всегда исполнял этот вальс, когда старый швейцар расхаживал взад-вперед перед входом в отель, позвякивая своими медалями. «Последняя улыбка». Эмиль Дженнингс. Это, конечно, Вам уже ничего не говорит, мисс Кресси.
   Он сделал три шага к выходу, обернулся.
   – Я должен проверить, все ли двери закрыты. Надеюсь, не очень вам помешал. Вам уже пора спать. Довольно поздно.
   Вальс закончился, и раздался голос диктора. Девушка попыталась его перекричать.
   – Насчет балкона ты все придумал? Он согласился:
   – Возможно. Больше не буду.
   – Вряд ли, Тони. – Ее улыбка была, как опавшая листва. – Подходи еще как-нибудь, поговори со мной. Рыженькие не выбрасываются из окон, Тони. Они ждут и стареют.
   Он внимательно посмотрел на нее в последний раз и ушел по голубому ковру.
   Под аркой, ведущей к главному холлу, стоял швейцар. Тони еще не смотрел туда, но уже знал, что там кто-то есть. Он всегда чувствовал, когда кто-то был рядом. Он слышал, как растет трава, словно осел из «Синей птицы». Швейцар сделал ему знак подбородком. Потное лицо над форменным воротничком выглядело возбужденным. Тони подошел к нему; они вместе прошли под аркой и вышли в темный холл.
   – Есть проблемы? – устало спросил Тони.
   – Там снаружи стоит какой-то тип, спрашивает тебя. Заходить не хочет. Я стою, протираю окна, вдруг он подходит, такой высокий... «Позови-ка сюда Тони», – говорит, а сам озирается.
   – Понятно, – сказал Тони и пристально посмотрел в водянистые глаза швейцара. – Кто это был?
   – Он сказал Эл.
   Лицо Тони приняло ничего не значащее выражение.
   – Хорошо.
   Он двинулся к выходу. Швейцар схватил его за рукав.
   – Слушай, Тони... У тебя есть враги? Тони вежливо улыбнулся, сохраняя все то же выражение лица.
   – Слушай, Тони... – Швейцар не отпускал его руку. – Там стоит черная машина, огромная, за квартал отсюда, напротив пивной. Рядом с ней парень, сам снаружи, а ногу держит на педали. А тип, который тебя спрашивал, в таком плаще, большом, темном, воротник поднят до самых ушей. И шляпу надвинул. Лица и не видно... Говорит мне: «Позови-ка сюда Тони!» И озирается. У тебя точно нет врагов, а, Тони?
   – Разве что в налоговой инспекции, – ответил Тони. – Исчезни!
   Слева – три лифта, справа – конторка. Из трех лифтов работает один. У открытой двери молча стоит, скрестив руки на груди, ночной лифтер в чистенькой униформе с серебристыми галунами. Мексиканец по фамилии Гомес. Новенький, первую ночь работает.
   С другой стороны – конторка. Розовый мрамор. Дежурный сидит, скучает. Розовощекий франтоватый малый с усиками. Дежурный посмотрел на Тони и подкрутил усы.
   Тони погрозил ему пальцем. Дежурный отвернулся и, кажется, обиделся.
   Тони миновал закрытый газетный киоск и, пройдя мимо аптеки, оказался у двери, с начищенными медными ручками и большими стеклами в никелированных рамах. Он чуть задержался перед своим отражением и, глубоко вздохнув, расправил плечи, толкнул дверь и вышел на влажный, холодный воздух.
   На улице было темно и тихо. Шум с Уилшерского шоссе почти сюда не доносился. Слева у входа стояли два такси. Опершись на лобовое стекло, таксисты курили и о чем-то разговаривали. Тони пошел направо.
   Черная машина стояла метрах в двадцати. Горели подфарники и слышалось слабое урчание мотора.
   От машины отделилась высокая фигура. Держа руки в карманах, к нему приближался человек в плаще с поднятым воротником. В зубах тлел окурок, похожий на заплесневелый рубин.
   На расстоянии двух шагов друг от друга оба остановились.
   Человек в плаще сказал:
   – Привет, Тони. Давно не виделись.
   – Привет, Эл. Как делишки?
   – Не жалуюсь.
   Человек в плаще начал было вынимать руку из кармана, но остановился и принужденно засмеялся.
   – Совсем забыл. Ты ведь, наверно, не подашь мне теперь руки...
   – Это ни к чему не обязывает, – сказал Тони. – Подавать руку умеют и обезьяны. Чего ты хочешь, Эл?
   – А ты все такой же толстячок, а, Тони?
   – Похоже на то.
   Тони как будто что-то попало в глаз. Он быстро заморгал, В горле образовался комок.
   – И нравится тебе эта работа?
   – Работа, как работа.
   Эл снова тихонько засмеялся.
   – Не суетись, Тони. Значит, работа, как работа. Ну и ладненько. Тут у тебя живет птичка одна, Ева Кресси. Порхала, порхала и залетела в твою спокойную ночлежку. Пускай она выйдет. Прямо сейчас и быстренько.
   – А что случилось?
   Человек в плаще оглянулся по сторонам. В машине кто-то кашлянул.
   – Да так – живет не по правилам. Ничего мы ей не сделаем, а тебе будет хреново. Пускай выйдет. Даем тебе час.
   – Ладно, – сказал Тони как-то неопределенно. Эл вытащил руку из кармана и легонько толкнул Тони в грудь.
   – Я с тобой не шучу, толстячок. Пускай выходит!
   – Ладно, – повторил Тони безо всякого выражения.
   Человек в плаще потянулся к дверце машины, открыл ее и скрылся в салоне, словно длинная черная тень.
   Изнутри послышались голоса. Человек снова вышел из машины. Он молча подошел к Тони. В его глазах отражался тусклый свет уличных фонарей.
   – Слушай меня внимательно, Тони. Ты всегда хотел быть чистеньким. Да, братишка?
   Тони промолчал.
   Эл наклонился к нему совсем близко – теперь он действительно превратился в тень.
   – Тут дело темное, Тони. Ребята не хотят, чтобы я все рассказывал, но, по-моему, тебе надо знать. Эта Ева была замужем за парнем по имени Джонни Ролле. На днях Джонни вышел из Сент-Квентина. Отбывал там срок за непреднамеренное убийство. Это из-за нее он сел. Как-то вечером ехал на машине, поддатый был. И она с ним. Сбил прохожего. И не остановился. Она ему говорит: иди, признавайся, а то сама пойду. Он не пошел. Ну, в общем, его
   забрали.
   – Сочувствую, – сказал Тони.
   – Понял теперь? Ролсс всю дорогу хвастался, что когда выйдет, сразу двинет к своей мадемуазель. Вернусь, дескать, все прощу. Главное, чтобы ждала.
   – Я-то тут при чем?
   Голос Тони прозвучал хрипло, как треск рвущейся материи. Эл рассмеялся.
   – Да это не все, Тони. Даже не главное. В общем, с ним хотят поговорить крутые ребята, У Джонни был прикол в одной хате. Он и еще один козел дернули от коллектива и забрали пятьдесят штук. Дружка его подкололи, теперь очередь за Джонни. Что-нибудь понимаешь? Его ждут здесь, возле его рыженькой. Теперь усек?
   Тони нервно оглянулся. Один из таксистов докурил и бросил в сторону окурок. Тони проследил его траекторию, увидел, как он с шипением гаснет на мокром тротуаре. Мотор черной машины продолжал урчать.
   – Я-то тут при чем? – сказал он. – Передам ей, чтобы вышла.
   – Молодец, все понял. – Как там мама? Эл пошел обратно к машине. Остановился.
   – Нормально, – сказал Тони. – Скажи ей, что я про нее спрашивал.
   – Спрашивать – это еще не все, – сказал Тони.
   Эл резко повернулся и сел в машину. Машина словно нехотя тронулась с места и стала набирать скорость. Фары осветили здание на углу; машина свернула в переулок и исчезла, оставив за собой запах выхлопных газов.
   Тони смотрел ей вслед, о чем-то размышлял. Потом пожал плечами и пошел в отель.
   Радиоприемник еще работал, но девушка уже ушла. Подушки, на которых она сидела, до сих пор сохраняли форму ее тела. Тони нагнулся и потрогал их. Они как будто до сих пор удерживали ее тепло. Тони выключил радио. Уходить не хотелось. Постоял около глиняной пепельницы с белым песком и пошел к лифту. Дежурный за конторкой изо всех сил боролся со сном. Воздух был густым и тяжелым.
   Около лифтов тоже был полумрак. Табло высвечивало цифру «четырнадцать», значит, лифт на четырнадцатом этаже.
   – Спать пошла, – пробормотал он про себя.
   Дверь в комнатку портье открылась и оттуда вышел лифтер-мексиканец. Он уже снял форму. Его черные глаза встретились с глазами Тони.
   – Спокойной ночи, начальник.
   – Ага, – рассеянно бросил Тони.
   Он достал из кармана пиджака сигару и понюхал ее. Покрутил ее перед глазами, внимательно изучая. Нашел трещинку. Нахмурился и спрятал сигару обратно в карман.
   Сверху раздался звук закрывающейся двери. На табло замелькали цифры. Ярко освещенная кабина медленно опустилась на площадку. Открылась дверь, и из лифта вышел Карл.
   Его глаза встретились с глазами Тони. Во взгляде чувствовалось едва уловимое замешательство. Верхняя губа влажно блестела.
   – Слушай, Тони.,.
   Тони ухватил его за руку и потащил в темноту холла. Горло сжимала неизвестно от чего возникшая спазма.
   – Где?.. – Вопрос прозвучал бессмысленно. – Откуда ты?
   Портье сунул руку в карман и вытащил доллар.
   – Вот что мне дали. – Его глаза были как в тумане. За услуги. Имбирное пиво со льдом в два часа ночи.
   – Не увиливай, – чуть не взвизгнул Тони.
   – Парень из номера 14-Б, – сказал Карл.
   – А ну, дыхни!
   Портье подышал рядом с его носом.
   – Напился, – констатировал Тони с отвращением.
   – Ну, выпил глоточек. Этот парень и угостил. Тони поднес к глазам доллар.
   – По моим сведениям, в номере 14-Б никто не живет.
   – Теперь живут. – Карл облизал губы и несколько раз моргнул. – Высокий брюнет.
   – Ладно, – в голосе Тони сквозило раздражение. – Хорошо. Значит, парень из номера 14-Б налил тебе стакан и дал доллар. И что теперь?
   – Под мышкой у него пушка, – сказал Карл и снова моргнул.
   Губы Тони сложились в улыбке, но в глазах появился безжизненный ледяной блеск.
   – Ты проводил мисс Кресси в ее комнату? Карл отрицательно покачал головой.
   – Гомес. Я видел, как они поднимались.
   – Убирайся, – сквозь зубы процедил Тони. – И больше не пей с жильцами.
   Он не двинулся с места, пока Карл не зашел к себе в комнатку рядом с лифтами и дверь за ним не закрылась. Тогда он направился к конторке. Плита из розового мрамора, чернильный прибор, регистрационный журнал в кожаном переплете. Он постучал ладонью по мраморной плите. Дежурный выскочил из-за матовой перегородки, как белка из своего дупла.
   Тони достал из кармана список и положил его рядом с журналом.
   – В номере 14-Б никто не живет, – произнес он строго.
   Дежурный вежливо поправил галстук.
   – Ты выходил, когда пришел этот парень?
   – Кто именно?
   – Тот, что приехал из Сан-Диего. Дежурный зевнул.
   – Он ни про кого не спрашивал? Дежурный не закончил зевок и с изумлением посмотрел на Тони.
   – Спросил... Спросил, играют ли у нас тут свинг по вечерам. А что?
   – Все. Вежливо, точно, быстро. Так и надо работать, – сказал Тони.
   Он записал что-то на листочке и положил его в карман.
   – Пойду проверю, все ли двери заперты. Наверху есть четыре пустых номера. Не спи, парень.
   – Да я не сплю, – пробормотал дежурный, снова зевая. – Приходи быстрее. Без тебя не знаю, что мне и делать.
   – Можешь пока сбрить свои усы, – сказал Тони и пошел к лифтам.
   Он включил свет в одной из кабинок, нажал кнопку четырнадцатого этажа. Когда лифт остановился, он выключил свет, вышел и закрыл дверь.
   Вестибюль на этом этаже был самый маленький, не считая тринадцатого. На каждой двери золотистыми буквами был обозначен номер. Тони подошел к 14-А и приложил ухо к двери. Тихо. Ева Кресси, должно быть, или спит, или принимает ванну, или вышла на балкон. Или сидит около самой двери и смотрит на стену. Конечно, если она сидит и смотрит на стену, ничего не услышишь. Он подошел к 14-Б и приложил ухо. Здесь шорох. Кто-то кашляет. Похоже, там кто-то есть. Кто-то один. Голосов не слышно. Тони нажал на перламутровый звоночек.
   Послышались неторопливые шаги,
   – Кто? – спросил гортанный голос.
   Тони не ответил. Он тихо стоял и слушал. Вопрос повторился. С неожиданной злостью Токи снова нажал на кнопку.
   Мистер Джеймс Уоттерсон из Сан-Диего, которого он неплохо когда-то знал, не стал бы так осторожничать, он должен был бы просто открыть дверь. А тут что-то не так. За дверью тишина. Тони снова прислушался. Полная тишина.
   Он вытащил связку ключей на массивной цепочке, нашел ключ от 14-Б и осторожно вставил его в замочную скважину. Повернул ключ. Чуть-чуть надавил на дверь, вынул ключ и замер.
   – Ну? – Голос звучал жестко. – Чего остановился?
   Тони полностью открыл дверь. Перед ним стоял высокий темноволосый мужчина с бледным лицом. В руке он держал револьвер. Похоже, он умел обращаться с оружием.
   – Заходи, – сказал мужчина.
   Тони вошел, закрыв дверь плечом. Его руки выглядели неуклюже, пальцы напряженно застыли. Он улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой.
   – Мистер Уоттерсон?
   – Ну и что?
   – Я из службы безопасности отеля.
   – Весьма польщен.
   Человек медленно отступил в комнату. Комната была большая, низенький балкон окаймлял ее с двух сторон. На этом этаже в каждом номере был балкон. В углу – камин, рядом – софа. На столике – поднос, на подносе – запотевший стакан, удобное глубокое кресло. Человек подошел к нему и опустил револьвер.
   – Польщен вниманием к своей особе, – сказал он. – И часа здесь не нахожусь, как полиция наносит визит. Ищите. Ищите в шкафу, в ванной. Она уже ушла.
   – Вы с ней еще не встречались, – сказал Тони. На бледном лице мужчины появились неожиданные морщины. Голос стал еще более хриплым.
   – Кого это я еще не видел?
   – Девушку по имени Ева Кресси.
   Человек проглотил слюну. Он бросил револьвер на столик, тяжело опустился в кресло. Видимо, у него был радикулит. Внезапно он улыбнулся.
   – Значит, она все-таки здесь! А я про нее не спрашивал. Я парень осторожный – и не спрашивал о ней.
   – Она здесь уже пять дней, – сказал Тони. – Все ждет вас. Ни на минуту не выходит наружу. Человек понимающе прикусил губу.
   – Я чуток задержался на севере, – сказал он едва слышно.
   – С дружками повидался?
   Человек подскочил на месте и снова схватился за револьвер. Он стоял, немного наклонившись вперед, внимательно глядя на Тони.
   – Женщины слишком много болтают, – сказал он так, словно во рту у него было что-то такое, что мешало ему говорить.
   – Женщины не болтают, мистер Ролле,
   – А? – Револьвер прыгал в его руке. – Чего-то я не пойму.
   – Болтают не женщины. Мужчины с револьверами.
   Снова наступило молчание. Человек медленно выпрямился. По его лицу ничего нельзя было понять, но глаза смотрели пристально. Тони выглядел рядом с ним маленьким, кругленьким, добродушным человечком с располагающей внешностью и глазами чистыми, как родник.
   – Да, эти ребята не дремлют, – сказал Джонни Ролле и провел языком по пересохшим губам. – Работают в три смены. Спать им некогда.
   – Вы знаете, кто они такие? – спросил Тони, понизив голос.
   – У меня есть девять догадок, и двенадцать из них будут правильными.
   – Крутые ребята, – сказал Тони и улыбнулся краешком губ.
   – А где она? – нетерпеливо спросил Джонни Ролле.
   – Как раз в соседнем номере.
   Человек положил револьвер на столик и подошел к стене. Он долго смотрел на обои, потом открыл дверь на балкон, сжал пальцами перила. Когда он снова обернулся, на его лице было странное выражение. Глаза потеряли жесткость, морщины разгладились. Он подошел к Тони.
   – Ева послала мне немного деньжат. Они говорят – двадцать пять тысяч. Но у меня только пятьсот. Вот бы они удивились, если б узнали.
   – А где остальное?
   – Нет больше ничего. И не было. Точка. Я знаю, что говорю.
   – Я вам верю, – сказал Тони.
   – Они убивают не часто. Но могут.
   – Молокососы, – сказал Тони с внезапным презрением. – Крутые молокососы.
   Джонни Ролле взял стакан и залпом вылил все, что там было. Осталось только несколько кубиков льда. Он подержал в руке револьвер и сунул его в кобуру под мышкой. Уставился в пол.
   – К чему Вы мне все это говорите?
   – Мне кажется, у вас только один шанс.
   – А если нет?
   – Я все же думаю, что есть. Джонни Ролле задумался.
   – Другой выход?
   – Служебный лифт ведет прямо в гараж. Там можно взять машину. Могу вам дать карточку, покажете ее сторожу.
   – Странный ты парень, – сказал Джонни Ролле.
   Тони вытащил бумажник из страусиной кожи, достал оттуда карточку, что-то нацарапал на ней. Джонни Ролле прочитал и неуверенно положил ее в карман.
   – Пожалуй, возьму, – сказал он, отводя глаза.
   – Она тут уже пять дней. Все уже в курсе. Один парень, которого я знаю, подходил ко мне и сказал, чтобы я вывел ее наружу. Рассказал мне, в чем дело. А я, вместо нее, выведу вас.
   – Им это понравится, – сказал Джонни. – Тебе принесут цветы.
   – Будет время, поплачем. Джонни Ролле замешкался.
   – Увидеться бы с ней перед тем, как смотаюсь. Говоришь, она прямо за стенкой?
   Тони развернулся на каблуках и пошел к двери. Через плечо бросил:
   – Не теряй время, красавчик. А то передумаю.
   – А вдруг это ты за мной следишь? Тони не обернулся.
   – Ничего не поделаешь, риск всегда есть. Он вышел из комнаты и бесшумно закрыл дверь. Посмотрел на дверь номера 14-А и вошел в лифт. Опустился в прачечную. Убрал корзину, подпиравшую дверь в служебный лифт. Поднялся в холл.
   Дежурный сосредоточенно проверял счета. Через главный холл Тони прошел в музыкальный салон. Радиоприемник снова был включен, но работал так тихо, что было едва слышно. Она сидела рядом. Звуки были такими слабыми и неразборчивыми, что напоминали шелест осенних листьев. Девушка медленно повернула голову и улыбнулась ему.
   – Проверил все. двери? А мне не спится. Так что я опять тут. Ничего?
   Он тоже улыбнулся. Сел в зеленое кресло и погладил кожаные ручки с золотым тиснением.
   – Конечно, мисс Кресси.
   – Ждать хуже всего на свете. Правда? Ну, что это за радио? Трещит, как сверчок.
   Тони покрутил ручку, не обнаружил ничего необычного и снова настроился на ту же волну.
   – В это время не спят разве что ночные гуляки. Она снова улыбнулась.
   – Я вам не надоел, мисс Кресси?
   – Мне нравится. Ты приятный парень, Тони.
   Он посмотрел на дверь и почувствовал щекотку в позвоночнике. Подождал, пока это ощущение пройдет. Откинулся на спинку, выпрямился. Пальцы ощупывали лосиный зуб. Прислушался. Не к музыке. К чему-то вдалеке. Может быть, к шуму мотора уносившегося в ночь автомобиля.
   – В душе все люди неплохие, – сказал он вслух. Девушка, прищурившись, посмотрела на него.
   – Значит, я ошиблась с двумя или тремя.
   – Да, – согласился он. – Наверное, бывает и так. Девушка зевнула, и ее глубокие глаза полу закрылись. Она свернулась калачиком на подушках.
   – Посиди со мной чуть-чуть, Тони. Может быть, я засну.
   – С удовольствием. Все равно делать нечего.
   Она заснула быстро, как ребенок. Минут десять Тони боялся пошевельнуться. Смотрел, как она дышит во сне, с полуоткрытым ртом. Как будто находился перед алтарем. Потом, стараясь не разбудить ее, очень осторожно поднялся и на цыпочках пошел в сторону дежурного. Немного послушал, как скрипит невидимая авторучка за матовым стеклом. Потом направился к телефонным кабинкам. Снял трубку и попросил телефонистку соединить его с гаражом.
   После нескольких гудков в трубке раздался звонкий голос.
   – Отель «Уиндермиер». Гараж.
   – Это Тони Резек. Этот Уоттерсон, которому я дал карточку, уехал?
   – Давно уже, Тони. С полчаса назад. Ты его прислал?
   – Я, – сказал Тони. – Мой знакомый. Спасибо. Привет.
   Он повесил трубку и почесал шею. Вернулся к конторке, хлопнул ладонью по мраморной плите. Из-за перегородки возникло лицо дежурного с заранее приготовленной улыбкой.
   – Ну и работка у тебя, Тони: никогда не поймешь, когда тебя ждать.
   – Сколько стоит номер 14-Б?
   – У него нет твердой цены.
   – Посчитай. Этот тип съехал. Пробыл там не больше часа.
   – Ну и черт с ним, – весело сказал дежурный. – Испарился, значит, и не отметился.
   – Пятерка тебя устроит?
   – Твой приятель, что ли?
   – Нет. Алкоголик с манией величия и без гроша в кармане.
   – Да ладно, и так сойдет. Как он уехал?
   – Мы спустились на служебном лифте. А ты спал. Хватит тебе пятерки?
   – Да брось ты!
   На свет появился бумажник из страусиной кожи. Тони протянул дежурному пяти долларовую купюру
   – Больше у него не было, – небрежно сказал Тони.
   Дежурный удивленно взял деньги, пожал плечами. Зазвонил телефон. Дежурный снял трубку, послушал и передал Тони.
   – Тебя.
   Тони пододвинул телефон поближе и приложил трубку к уху. Голос был незнакомый. Металлический.
   – Тони? Тони Резек?
   – Я.
   – По поручению Эла. Можно говорить?
   Тони взглянул на дежурного.
   – Скройся...
   Дежурный слабо улыбнулся и исчез.
   – Говорите, – сказал Тони в трубку,
   – У нас вышла передряга с твоим клиентом. Мы его перехватили. Эл чувствовал, что так и будет. Мы его прижали к стене, но не все вышло гладко.
   Пальцы Тони, сжимавшие трубку, побелели. Вискам стало холодно.
   – Говорите. Это ведь не все?
   – Еще кое-что. Парень выстрелил в шефа. Наповал. Эл велел передать тебе последнее «прости».
   Тони тяжело навалился на мраморную плиту. Из горла вырвался какой-то странный звук.
   – Усек? – нетерпеливо спросил металлический голос. – Парень его замочил. Эл уже никогда никому не позвонит.
   Тони ударил трубкой по плите. Розовая плита покачнулась. Лицо исказилось судорогой.
   Голос продолжал:
   – Вот и все дела, старик. Спокойной ночи.
   В трубке раздался щелчок и послышались гудки.
   Аккуратно, почти беззвучно, Тони положил трубку на рычажки. Посмотрел на свою левую руку. Вытащил платок, вытер ладонь и расправил правой рукой окоченевшие пальцы левой. Вытер лоб. Из-за перегородки вышел дежурный, его глаза блестели, как у кота.
   – У меня в пятницу выходной. Дал бы мне этот телефончик?
   Тони спрятал платок, провел рукой по карману. Повернулся и пошел через главный холл. Он передвигался крадучись, так, словно в помещении находился тяжело больной. Подошел к креслу, в котором только что сидел, и погрузился в зеленый бархат. Девушка продолжала сладко спать, свернувшись в клубочек, как это умеют делать некоторые женщины и все кошки. Ее дыхания совсем не было слышно за убаюкивающим шепотом радиоприемника.
   Тони Резек слился с креслом, сжал в пальцах лосиный зуб и закрыл глаза.