Респектабельно обставленный кабинет. За окном весна. Звонит телефон. Представительный мужчина с печатью заботы на благообразном челе поднимает трубку.
   «… генеральный директор „Геракла“ слушает… Да, сударыня… да… правильно… вообще—то справки выдает отдел информации, но извольте… да, совершенно верно… искусственное оплодотворение в случае бесплодия по вине мужа… да, феминистки, желающие иметь детей, но не желающие иметь дело с мужчинами, к нам тоже обращаются… вас верно информировали — никаких физических контактов — ампула со спермой донора переносится в матку путем телепортации… ампула активируется, попав в среду с нужным химизмом… нет, сама она растворяется… да, конечно, нет… боюсь, сударыня, мы не сможем оказать вам услуги столь скоро. К сожалению, вам придется немного подождать. Так получилось, что именно на этой неделе вся наша аппаратура находится на профилактическом плановом осмотре… Да и в любом случае, вам все равно пришлось бы сначала получить консультацию у нашего астролога относительно наиболее благоприятной даты зачатия… Да, конечно… Надеюсь увидеть вас в числе наших клиенток в самое ближайшее время… Всего вам доброго, сударыня, всего доброго…»
   Трубка брошена на рычаг, выражение дежурной вежливости покидает лицо генерального директора, сменяясь мрачной угрюмостью. Лоб наморщен, брови сдвинуты, взгляд устремлен в одну точку, рука тянется к галстуку, чтобы ослабить узел.
   Именно в таком состоянии и застает шефа главный специалист, явившийся с докладом.
   — К сожалению, господин директор, у меня неутешительный новости, — говорит он.
   — Валяйте, Панунцио, я готов к худшему.
   — Ну, если точнее, новости у меня две — одна хорошая, другая плохая…
   — Да не тяните же, бога ради!
   — Хорошая новость заключается в том, что мы выяснили причину происшествия. Это, господин директор, была мощная вспышка на солнце. Очень мощная. А церебротроника у нас весьма тонкая и чувствительная… Но мои ребята уже приступили к разработке системы защиты, так что от повторения подобного… м—м… инцидента мы будем застрахованы.
   — А плохая?
   — Как раз во время сбоев в аппаратуру была заправлена новая кассета с ампулами. Пятьдесят штук. И все пятьдесят были выстрелены в неизвестном направлении.
   — Всего лишь пятьдесят? Ну, убытки не так уж велики, как я думал, — лицо директора светлеет.
   — Увы, господин директор, это лишь часть плохой новости. Да, если бы они просто пропали в пространстве, то и бог с ними — списать в убыток и все. Но к сожалению это были ампулы последней модификации. Самонаводящиеся.
   — Что это значит?
   — Вынырнув в пустом пространстве, эти ампулы будут анализировать состояние среды в радиусе до нескольких десятков метров. Затем, нащупав около себя среду с надлежащим химизмом, они телепортируются автономно.
   — Разумеется, не спрашивая обладательницу… э—э… «среды с надлежащим химизмом», желает ли она этого…
   — Боюсь, что так, господин директор.
   — Слушайте, на кой черт нам понадобилась такая модификация?
   — Ну как же — с их помощью мы могли бы обслуживать клиенток на дому. Расширение спектра услуг.
   — Да… Слава богу, газетчики еще ничего не пронюхали. Однако надо подготовить наших юристов и людей из отдела страхования к будущим неприятностям. Кажется, мы поступили неразумно, отказавшись финансировать избирательную кампанию Демиана Павери. Одним из пунктов его программы была легализация абортов.
   — А скажите, господин директор, — я ведь специалист только по телепортационной технике — есть ли возможность отличить беременность, вызванную применением нашей техники, от обычной, так сказать, беременности?
   — К сожалению, Панунцио, есть. Все тот же химизм среды. После зачатия, вызванного нашей ампулой, в матке остается своеобразный биохимический знак. Эксперты легко могут распознать его на протяжении всей беременности. Так что нам остается только ждать, как развернутся события.
   — И уповать на Господа.
   Глубокая осень того же года.
   Все та же печать заботы на челе генерального директора.
   — Итак, Панунцио, как я понимаю, вы завершили работу?
   — Да, господин директор. Почти.
   — Почти?
   — Мы проследили судьбу сорока девяти ампул из пятидесяти.
   — И каковы результаты?
   Главный специалист вставляет дискету в компьютер и на экране монитора возникает план части города, в которой расположен «Геракл». От «Геракла» веером расходится множество цветных пунктиров.
   — Это, господин директор, траектории полета наших ампул. Надо сказать — очень красиво легли! Классическое пуассоновское распределение.
   — Меня интересуют результаты.
   — Да, конечно. Девятнадцать ампул попали и… м—м… реализовали себя вот в этом комплексе зданий.
   — Что это за комплекс?
   — Монастырь св. Бернардина. Женский, разумеется.
   — Боже мой! Вы не находите, Панунцио, что девятнадцать беременных монашек для одного монастыря — это чересчур?
   — Да. Епископ того же мнения. Судя по всему, он уже провел расследование и сообразил, в чем дело.
   — Стало быть, вскорости я буду иметь удовольствие беседовать с Его Преосвященством… Господи, мало нам неприятностей с правительством, так еще и церковь!
   — А вы, господин директор, скажите епископу, что мы отвечаем лишь за аппаратуру, действующую по законам — физическим и биологическим. А случайностями управляет Господь. Вспышки на солнце и прочие вероятности не по нашему ведомству. Раз такое произошло, значит Господь так захотел. Да и зачатия—то — непорочные. И прецедент уже был…
   — Боюсь, Его Преосвященство не оценит ваш юмор, Панунцио. Но дальше…
   — Четырнадцать ампул попали вот в это здание.
   — А там что?
   — Увы, господин директор, я вынужден констатировать, что мы весьма неосмотрительно выбрали соседство для нашего «Геракла». Там женский колледж.
   — И конечно же все четырнадцать ампул сработали как надо?
   — Ну, поначалу мы думали, что туда попало больше, ибо беременных девиц оказалось шестнадцать. Но мы взяли биохимические пробы и установили, что два случая к нам отношения не имеют. Хотя девицы, пронюхав откуда—то, в чем дело, попытались все на нас навесить.
   — Еще бы — случай—то какой — и невинности лишиться и честь соблюсти! Однако, Панунцио, зачем было проводить биохимическую экспертизу? Ведь те, которые от нашего «Геракла» понесли, должны быть девственницами?
   — Господин директор, опомнитесь! В каком веке вы живете? Там не было ни одной девственницы!
   — Ай—яй—яй! Да это же не колледж, а гнездо разврата какое—то! Вертеп! Э—э, Панунцио! Это что — речь идет о колледже на улице Святых Мучеников?
   — Да, господин директор.
   — Но ведь там учится моя дочь!
   — Да, господин директор. Учится.
   — Надеюсь, хе—хе, она не…
   — Увы, господин директор…
   — Панунцио, вы представляете себе заголовки газет, когда об этом пресса пронюхает? Директор «Геракла», можно сказать — отец—основатель, допускает, чтобы его дочь забеременела от его же аппаратуры! Да меня в инцесте обвинят!
   — Успокойтесь, господин директор, ваша дочь не входит в число жертв «Геракла». Она среди тех двоих…
   — Что!? Час от часу не легче! — директор обхватывает голову руками. Следует долгая пауза. Наконец он обретает способность говорить и с горечью произносит:
   — И это вы называете утешением!.. Ладно, продолжайте, Панунцио… Что остальные ампулы?
   — Шестнадцать оставшихся, судьбу которых мы проследили, разбились пополам. Восемь из них легли слева, вот здесь…
   — А что там у нас?
   — Там бордель…
   — Но послушайте, Панунцио, тут ведь ничего не должно быть! Они же должны предохраняться!
   — Они и предохранялись, господин директор, но эффективность наших ампул такова, что… Словом, все сработали.
   — Да, восемь беременностей в публичном доме это еще хуже, чем девятнадцать в монастыре! Но, по крайней мере, здесь это входит в профессиональный риск, не так ли? Полагаю, отсюда нам ничего не грозит?
   — Еще как грозит, господин директор. Этот бордель легальный, и как только они пронюхают в чем дело, их профсоюз тут же вчинит нам иск в связи с временной потерей трудоспособности восьмерых сотрудниц.
   Директор глубоко вздыхает.
   — А остальные восемь? Каких еще собак они на нас напустят?
   — Весьма крупных, господин директор. Эти восемь ампул попали вот сюда. Тут административная башня, принадлежащая правительству. Министерства, департаменты, резиденции сенатских комитетов и постоянных депутатских комиссий. И здесь, господин директор, прямо мистика какая—то!
   — А в чем дело?
   — Там полным—полно женского персонала, но все восемь забеременевших от «Геракла» оказались секретаршами. Вопреки всякой теории вероятностей! Гормоны у них, что ли, более активные?..
   — Я чувствую, самые большие неприятности ждут нас здесь?
   — Боюсь, что так. Экспертизу мы провели тайно, подкупив нужных гинекологов, так что жертвы еще не догадываются, в чем дело. Но уже назревают несколько крупных скандалов. Три или четыре жены тамошних деятелей уже подали на развод, а вы сами понимаете, что это такое для политика. Так что, как только они узнают всю правду, судебных процессов нам не избежать…
   — Боже мой, боже мой! Все одно к одному! Ну а пятидесятая ампула? Что с ней?
   — Тут вот какое дело, господин директор. Как я уже говорил, ампулы были разбросаны по закону пуассоновского распределения. Сорок девять штук — неплохая статистика. Так что мы смогли изобразить наиболее вероятную траекторию пятидесятой ампулы.
   — И?
   — Скорее всего она попала вот сюда.
   — А что там?
   — Не знаю, господин директор, какое—то совершенно засекреченное заведение. Без вывески, но с усиленной охраной. Может быть, что—то связанное с армией. Мы ничего не смогли выяснить.
   — Еще и армия!
   — Это только мое предположение.
   — Все равно. Тут уж придется, видимо, мне за дело браться. Хорошо, Панунцио, вы свободны.
   Через несколько дней Панунцио, получив вызов, заходит в кабинет директора и застывает на пороге. В таком виде свое начальство он еще не лицезрел.
   Директорский галстук распущен до последнего предела — еще немного и узел развяжется, воротник мятой сорочки расстегнут. Директор производит впечатление пьяного, и через секунду Панунцио убеждается, что так оно и есть.
   — Садитесь, Панунцио, берите стакан. Наливайте коньяка. Да больше, больше лейте! Знаете, как в СНГ пьют?.. Вот так! Чин—чин!..
   Директор выпивает стакан залпом. Панунцио, пригубив, осторожно ставит свой на стол, смотрит на шефа внимательно.
   — Большие неприятности, господин директор?
   — Как вам сказать, Панунцио. В общем—то да, но все это в прошлом.
   — Простите?..
   — Я выяснил, что это за заведение, в котором пропала наша последняя ампула. Все связи там, наверху, пришлось задействовать. Но выяснил.
   — Ну и?
   — На оборону они тоже работают, но в общем контора цивильная. А занимаются они физикой высоких энергий. И знаете, что за штуку они недавно там смастерили?
   — Откуда мне…
   — Хроноскоп, вот что!
   — Хроноскоп?!
   — Да. Для зондирования прошлых времен и полного выяснения исторической истины. В частности. Так мне объяснили. А я так думаю — для шпионажа…
   — Простите, господин директор, я что—то не улавливаю связи между…
   — А я говорю, что у них там теперь есть первая в мире работающая машина времени. И знаете, чье задание они выполняли как раз в тот миг, когда «Геракл» начал плеваться ампулами направо и налево?
   — Чье же, господин директор?
   — Задание ватиканской курии. Глубокое зондирование. Исследование событий прошлого более чем двухтысячелетней давности. А место зондирования — территория нынешнего Израиля. Точнее — город Назарет. И что самое интересное, именно в момент этой проклятой вспышки на солнце они зарегистрировали в своей аппаратуре скачок поглощения энергии — как будто в этот миг приборы не просто сканировали прошлое, а перебросили туда определенную, не слишком большую массу…
   — И эта масса…
   — Наша ампула…
   Панунцио бледнеет и крестится.
   — Боже мой, господин директор, — шепчет он, — непорочное зачатие! И мы тому виной!
   Внезапно его осеняет некая новая мысль.
   — Господин директор, а… скажите — можно установить, кто донор?
   — Можно. И я это уже сделал. Все пятьдесят ампул от одного донора — Его Божественной Милости Шри Свами Бхактипрабхупадашива.
   — Это кто такой? Очередной индусский гуру?
   — Да кой черт, индусский! Настоящее его имя Джозеф Карпентер. В юные годы плотничал в Оклахоме, затем связался с сектой трансцендентальной медитации гуру Махариши Махеш йоги, обучился у него левитации, после чего объявил себя аватарой Кришны и создал собственную секту. Сейчас ему за шестьдесят, но здоров как бык и, говорят, не бедствует.
   — Он действительно владеет левитацией? Или это фокусы?
   — Вроде владеет. Я видел фотографии, где он висит безо всякой опоры в воздухе в позе лотоса. И по телевиденью показывали…
   — А тот, в Иудее, по воде яко по суху ходил. Наследственность…
   — Меня, Панунцио, другое волнует. Та история много шуму наделала, но это уже дела прошлые. Но ведь через пару месяцев у нас будут сорок девять Его единокровных братьев и сестер! Вот чего я боюсь!..
   Оба испуганно переглядываются и осеняют себя знамением креста.