— Мне бы хотелось получить полную индульгенцию.
   Служитель в тёмно-серой рясе с алым ромбиком под сердцем — четвёртый год послушания — бросил короткий взгляд на Мартина и лениво пробурчал:
   — Двадцать одна тысяча пятьсот двадцать два доллара девяносто семь центов. Плати или уходи.
   Заметив, что юноша не спешит уходить, ворчливо добавил:
   — В первый раз что ли? Исповедальня — келья четырнадцать, касса — двадцатая, потом в третью для приговора.
   — Спасибо, — пробормотал Мартин и быстро зашагал вдоль коридора. Тёмные провалы ниш через одну освещались электрическими лампами, стилизованными под факелы. Но дрожащие сумерки этот свет не разгонял, наоборот, в двух-трёх шагах от пляшущих миниатюрных молний тьма ещё больше сгущалась, напоминая густые чернила.
   Мартин напряжённо вглядывался в истёртые, почерневшие металлические таблички на стенах… Двадцать первая, девятнадцатая, семнадцатая — значит исповедальня с другой стороны коридора. Сделав ещё несколько шагов, Мартин повернул голову, и прямо перед ним сверкнула новенькой медью цифра четырнадцать. Поколебавшись несколько мгновений, он постучал…
   — Входи, сын мой, — донёсся уверенный низкий голос.
   Пониже пригнувшись, чтоб не зацепить макушкой низкую притолоку, Мартин вошёл в келью.
   Белые хамелеон-панели облицовывали стены. Присмотревшись, Мартин понял, что и пол и потолок прикрыты такими же панелями, только пол принял текстуру паркета, а потолок — гранита. Куда-то делась действующая на нервы театральностью стилизация под средневековье.
   — Что привело тебя к нам, Мартин Недин, primus inter pares^[1]? — стройный, скорее даже сухощавый мужчина уверенно восседал в глубоком и кресле и тонким серебристым стилом водил по экрану компьютера. — Что может заинтересовать наследника картеля Недин в нашем Ордене?
   — Я хочу купить индульгенцию.
   Мужчина вежливо кивнул.
   — Полную, — решил уточнить Мартин.
   — Конечно, — улыбнулся мужчина. — Если это будет необходимо, мы предоставим тебе этот документ. Да… я не представился. Меня можешь называть отец Хоуп.
   Мартин внутренне поморщился — он не привык, что к нему обращаются на ты. Но возразить не решился — Ордену прощалось и не такое.
   — Что же подтолкнуло тебя к решению купить индульгенцию. Да ещё и полную, на все чувства.
   — Невеста, — немного стыдясь, ответил Мартин.
   Отец Хоуп хмыкнул удивлённо и очертил на экране стилом замысловатую фигуру, наклонился поближе к панели, вчитываясь в текст.
   — Твоя невеста, Катрина Эмбер, вот уже в седьмой раз пользуется нашими услугами…
   — В том то и дело, — с жаром воскликнул Мартин. — Я только вчера узнал… и то случайно увидел бланк. Она уже семь раз покупала индульгенцию на предательство… И я не знаю…
   Мартин неуверенно замолчал.
   — Не знаешь, против кого она использовала документ? — продолжил отец Хоуп.
   Мартин кивнул — ему хотелось реактивироваться через траспортёр в другую точку планеты, лишь бы не ощущать на себе внимательный, едкий взгляд священника.
   — Ты должен доказать, что достоин индульгенции, — сухо отметил Хоуп. — Argumenta ponderantur, non numerantur^[2]. Это не игрушка, не развлечение для богатых. Думаешь, почему мы не заламываем цены, позволяя каждому человеку воспользоваться хотя бы раз в жизни запретными чувствами?
   — Не знаю, — безразлично пожал плечами Мартин.
   — Потому что все равны перед Богом. И богатые, и бедные, и здоровые, и убогие… И жертвы, и палачи. Мы всегда даём возможность людям выбирать стезю…
   Хоуп замолчал, поигрывая стилом. Коснулся экрана, и стены сменили белый цвет на картину бескрайней степи: ветер волнами гнал непокорные венчики трав, тяжёлое алое солнце падало за горизонт.
   — Ты готов нанести превентивный удар?
   — В смысле? — не понял Мартин.
   — Предать её пока она не предала тебя…
   — Н-нет, — о таком варианте Мартин даже не думал, — Я не могу… Я же люблю её.
   Отец Хоуп коснулся стилом экрана, что-то подправил и внимательно посмотрел на юношу:
   — Тогда что же ты хочешь?
   — Я хочу защитить себя и свою семью…
   — А без индульгенции ты не сможешь этого сделать? — Хоуп сложил руки на груди и задумчиво рассматривал что-то за плечом Мартина.
   — Но… я не знаю как…
   — Тогда могу предложить только ненависть — это достаточно хороший ответ на предательство.
   — Я не знаю, — запутался Мартин.
   — Не знаешь что? — жёстко переспросил священник. — Виновата твоя невеста или нет? In dubio pro reo…^[3]
   — Я уверен! — отчеканил Мартин.
   — Тогда не вижу более препятствий.
   — Сколько я должен?
   — Две тысячи сто. Это намного дешевле полной индульгенции — и что бы ты делал со всеми чувствами…
   Отец Хоуп устало махнул рукой и быстро начертил стилом на экране сложный символ. Раздался мелодичный звук, и священник доброжелательно посмотрел на Мартина:
   — Твоё пожелание исполнено, сын мой, — тон отца Хоупа изменился, наполнился торжественной радостью. — Орден даёт тебе разрешение на индульгенцию ненависти. Пройди в келью номер три.
   — А в кассу… — заикнулся Мартин.
   — Не беспокойся, сын мой. Я обо всем позабочусь — только коснись этого сенсора указательным пальцем… Спасибо. Деньги сняты с твоего счёта, все документы доставят к тебе домой.
   — Спасибо, — и уже у порога Мартин обернулся и спросил. — Отец Хоуп, а к чему такой антураж, пещера, кельи, средневековье непонятное? Это что-то означает?
   Священник поморщился и раздражённо махнул рукой:
   — Да ничего это не означает. Просто у Верховного вкус дурацкий… Иди-иди. Не один ты сегодня такой…
   И уже в спину:
   — Только, Мартин, я бы на твоём месте больше беспокоился из-за другого человека. Твоего брата. Он у нас бывает намного чаще, чем Катрина.
   Тёмный коридор не стал прятать табличку с цифрой три. Мартин уверенно распахнул дверь — в лицо дохнуло морской свежестью, приправленной резким запахом тёплой резины. Комнату заполоняла электроника, в центре возвышался титаническое сооружение из стекла, проводов, стали, пластика. Трон? Скульптура? Приспособление для пыток злостных неплательщиков?
   — Мне туда? — поинтересовался Мартин.
   Молодой священник весело глянул на него:
   — Думаю, что в этот раз обойдёмся менее калечащими методами.
   Мартин заприметил у него над алым треугольником — три года служения — ещё и восьмёрку, лежащую на боку. Знак касты Хранителей — именно эта часть орденской братии и умела возвращать Отринутые Чувства.
   — Закатайте рукав…
   Мартин подчинился, с любопытством наблюдая за манипуляциями молодого священника. Тот прижал иньектор к сгибу локтя Мартина — короткое шипение и всё. Затем поставил на запястье временную татуировку:
   — Как только она пропадёт, действие индульгенции закончится.
   — Что там? — кивнул Мартин на иньектор, растирая сгиб локтя — место укола заныло.
   — Если коротко, полисахаридная цепочка — она перестроит выделение ферментов в гипофизе так, что вы сможете испытывать ненависть.
   — А если длинно…?
   — Тогда, думаю, всех денег картеля Недин не хватит для оплаты моего ответа.
   Мартин вежливо склонил голову и не стал настаивать.
   — Благодарю, — бросил, уже выходя из кельи.
   — Пусть помощь Ордена окажется вам полезной.
   На улице в глаза плеснуло ярким летним солнцем и на мгновение у Мартина закружилась голова — слишком разительным оказался переход от сумрака подземелий Храма к ослепительному сиянию мегаполиса.
   Но рядом прошуршала воздушная подушка, мягко хлопнула дверца, и шофёр уверенно поддержал хозяина за локоть:
   — Осторожнее, господин Недин. Куда вас отвезти?
   — Домой, Михаил, домой.
   Удобно устраиваясь в мягком кожаном сиденье, Мартин бросил взгляд на запястье — тёмным золотом искрились буквы «A.M.D.G.^[4]»
 
   Мартин стремительно взбежал по гранитным ступеням крыльца, дворецкий еле успел отшатнуться:
   — Добрый день, господин Мартин. Вы решили не лететь на Фобос? Но ваш отец настаивал на вашем участии в саммите глав картелей.
   — Мой отец прекрасно справится и без меня, Роджер. Где моя невеста?
   Дворецкий помедлил с ответом.
   — Где?! — рявкнул Мартин — в сердце плескалось льдистое пламя, придавая силы, очищая сознание от лишних сомнений.
   — Она вроде бы зашла в гости к вашему брату, господин Мартин, — тихо ответил Роджер.
   — Ясно, — в голове у Мартина складывалась мозаика из недомолвок, подозрений, несоответствий. Всё складывалось, но почему-то не было больно — только где-то внутри всё ярче разгорался невидимый огонь.
   Пронёсся через весь дом в свою комнату, выхватил из сейфа магнитную ловушку армейского образца. Щёлкнул предохранителем — и в силовых полях замерцала, кружась, крупинка трития, коснулся зажигания — силовые поля обняли разгорающийся плазменный пожар. Теперь осталось только нажать на курок — в непроницаемой стене силовых полей появится микронная прореха, сквозь которую ринется жадное, смертоносное пламя, рукотворный протуберанец.
   Мартин шёл через дом неровными шагами — сердце частило, еле выдерживая новое чувство. Оно сжигало изнутри, но и давало силы. Дарило почти что всемогущество, насмехалось над сомнениями и преградами.
   Мартин рассмеялся… и сразу же замолчал, испугавшись своего смеха.
   Апартаменты брата.
   Дверь не выдержала удара и распахнулась — жалобно зазвенела на полу панель электронного замка.
   Эрик не выглядел ошарашенным. Казалось, что он давно этого ждал, и рад, что всё наконец-то закончилось.
   — Зачем? — прошипел Мартин.
   — Почему ты не спрашиваешь, где Катрин? — улыбнулся Эрик, глазами показывая на ванную. Шум воды говорил о том, что кто-то там всё же есть.
   — О Катрин потом… Зачем ты ходил в храм, зачем покупал индульгенции на предательство?
   Эрик спокойно посмотрел ему в глаза:
   — Брат, но я же ничего не умею… Совсем. Вот отец меня и активировал, как предателя
   Скулы свело от бешенства — Мартин понял, что ещё минута, и он сорвётся. Новое чувство заполонило разум. Только бы брат замолчал …
   Перетерпеть, промолчать, не содеять…
   — Сколько?
   Эрик вскинул на него пронзительный взгляд.
   — Сколько раз? — повторил Мартин.
   — Семьдесят два. То есть семьдесят три… вместе с тобой.
   — Кто ещё? Макс Фоэр, Линден Дрейк, Войцех Ретра?
   Лица друзей, обвинённых в предательстве и казнённых по приказу отца, проносились перед глазами.
   — Они же были и твоими друзьями.
   Эрик тихо засмеялся:
   — Потому что предавать — мой талант. Мой единственный и неповторимый талант. Я же ничего не умел, мой способный, сильный братец. Все доставалось тебе — Катрин, управление картелем, деньги, слава… А для меня только предательство. Ты же знаешь нашего отца — он всем найдёт применение.
   Солнечное пламя в руках Мартина тихо вибрировало, силовые поля искрились северным сиянием, подсвечивая ладонь изнутри. Казалось, руку окутывает пламя. Но Мартин знал, что настоящий огонь пылает в душе. Ненависть пьянила… подталкивая, намекая, соблазняя.
   Шум в душевой кабинке прекратился. И Мартин улыбнулся… хищно, уверенно, зло. Если это Катрина… А это она — без сомнения. Тогда он более не будет сдерживаться… И жгучее, пьянящее пламя в сердце растечётся по жилам, даруя отдохновение разуму. Если бы кто-то раньше сказал, какое это упоение — ненавидеть.
   Дверь душевой открылась и Катрина вышла… весёлая, разрумянившаяся, опьянённая недавней близостью с мужчиной.
   Замерла.
   — Зачем тебе индульгенция на предательство?
   Она не ответила, вжимаясь в тёмное дерево двери.
   — Только лишь для этого? — Мартин дёрнул рукой в направлении постели.
   На душе было гадко — использовать предательство так мелко, для измены. А он то думал… собирался защитить отца, картель, брата…
   Мышцы лица искривила судорога.
   — Мартин, не надо, — прошептала Катрин.
   — Правда, у меня это хорошо получается? — улыбнулся Эрик, по-мальчишески искренне, — …преда…
   Пламя вырвалось из магнитной ловушки, равнодушно пожирая и шёлк простыней, и человеческую плоть.
   Катрин завизжала.
   Мартин прикрыл глаза и направил полосу огня в её сторону.
   Когда пламя немного поутихло под тяжёлыми каплями противопожарной системы, Мартин подошёл к той, что когда-то была его невестой. Тёмно-зелёные глаза с золотистыми искорками с ужасом смотрели на него, но кроме смертного страха в них ничто более не осталось — всё ушло в небытиё.
   Мартин провёл рукой по её щеке — плазма милосердно пощадило лицо. Капли противопожарной взвеси стекали по щекам. Словно слёзы. Серебристые, тяжёлые, опоздавшие…
   — Due cose belle ha a mondo Amore e Morte^[5], — прошептал Мартин.
   И вышел из комнаты. Не оборачиваясь.
   — Роджер, — позвал Мартин, медленно спускаясь по тёмным ступеням главной лестницы, — не поступало сообщений от отца?
   — Нет, господин Мартин, вы же знаете, он приезжает послезавтра. Я слышал крик госпожи Катрины… Что-то случилось?
   — Нет, Роджер. Всё нормально. Теперь всё нормально.
 
   — О, Мартин! Вы решили вернуться? — оживился отец Хоуп. — Что же сегодня? Как прошлый раз?
   Мартин облизнул враз пересохшие губы:
   — Да, спасибо. Мне нужна ненависть… и немного предательства.
   2006

   Primus inter pares — Первый среди равных

   Argumenta ponderantur, non numerantur — Сила доказательств определяется их весомостью, а не количеством

   In dubio pro reo — Сомнение толкуется в пользу обвиняемого

   A.M.D.G. - (Ad majorem Dei gloriam) — Для вящей славы Божьей.

   Due cose belle ha a mondo Amore e Morte — В мире прекрасны два явления: любовь и смерть