Карел Яролимек был неплохой и довольно популярный писатель. Поэтому издатели систематически эксплуатировали и обирали его. Когда выходил очередной сборник его рассказов и Яролимек являлся за гонораром, издатель ругал его на чем свет стоит и божился, что сам не знает, кой черт дернул его напечатать такую чепуху.
   В рассказах Яролимека благоухали луга, синее небо расстилалось над умолкнувшими рощами, солнце закатывалось в вечерней тишине (в разливе невероятно ярких красок) и затихало пение птиц. Все эти чудесные вещи совершались единственно для того, чтобы Карел Яролимек мог купить себе к ужину копченых сосисок. В процессе творчества Яролимек не забывал подсчитывать строчки и поэтому писал поэтически и пространно. Он перечислял все цветы в поле, долго занимался воробьем, пролетевшим над головой героя, и особенно налегал на диалоги в тех случаях, когда оплата была построчная. С безмятежностью праведника он писал:
   «…Оскар заранее знал, что скажет:
   — Да. А разве вы не такого мнения?
   — Нет.
   — А почему?
   — Потому!
   — Почему же, Эмилия?»
   И Яролимек подсчитывал: «Пять строк по 5 геллеров (больше ему никто не платил), это как раз пара сосисок. Или, если, прибавить геллер, бутылка пльзенского».
   Жизнь Карела Яролимека протекала в борьбе с издателями и редакторами, у которых он с невероятной настойчивостью выклянчивал авансы.
   В один прекрасный день он сидел с газетой в кафе, задумчиво потирая лысину. Он прочитал в газете, что министерство просвещения учредило фонд государственных пособий для писателей. Эта мысль возникла в голове добряка министра просвещения. Посоветовавшись с министром финансов, он сказал:
   — Бросим им этот куш, пускай жрут.
   «Им»— значило писателям, этим бумагомаракам, иродову племени.
   Недолго думая, Яролимек подал ходатайство о пособии, подкрепив его соответствующими бумагами о том, что он действительно писатель. В ходатайстве он написал, что постарается высоконравственным поведением оправдать доверие властей, коль скоро оно будет ему оказано.
   В тот вечер он даже не пошел в кафе, да и потом целых две недели все обдумывал, как распорядиться привалившим ему богатством. В смутных мечтах о будущей безоблачной жизни он уже представлял себе, что отдает в починку башмаки. Австрийское правительство снабжает чешского писателя средствами на починку сапог! Какая трогательная картина!
   Шли недели и месяцы. К концу пятого месяца писатель стал немного нервничать. Миновал год, и Карел Яролимек лишь горько усмехался при упоминании о ходатайстве. Он уже свыкся с мыслью, что зря потратил 25 геллеров на заказное письмо. На это ушел гонорар с 5 строчек по 5 геллеров:
   « — Оскар!
   — Что?
   — Ты ничего не знаешь?
   — Нет, Ольга.
   — Скоро узнаешь, Оскар»
   Прошел еще год, и Карел Яролимек неожиданно получил вызов в полицейский участок. «Никогда ни в чем не был замешан», — решил он и бросил повестку в огонь. Немного погодя пришла повторная повестка. Ее принес полицейский в штатском платье и, как потом узнал Яролимек, сказал швейцару:
   — Не знаю, в чем тут дело, но приглядывайте за этим типом.
   —Будьте покойны,-отозвался швейцар. Эта повестка тоже отправилась в печку. И тут наступили неприятные события. Яролимек вернулся домой в третьем часу ночи и улегся спать. В пять утра в дверь забарабанили, и сонный писатель услышал:
   — Именем закона, отворите!
   Испуганный, он в кальсонах зашлепал к дверям. В квартиру порвались двое полицейских.
   — Велено забрать вас. Ведь вы Карел Яролимек?
   — К сожалению, это я.
   — Бросьте глупые шуточки. Ведено доставить вас к господину советнику, он вас давно хочет видеть. Ну-ка, прихорашивайтесь поживее, не то мы сами всунем вас в брюки.
   — Помилуйте, ведь только пять часов утра, советника на службе нет… и я ни в чем не виноват!
   — Ну, пошел хныкать! Заткнись, чертова кукла! Господин советник сказал вчера вахмистру, чтобы послали за вами. А уж мы знаем, как найти человека. Преступника надо брать в кровати. А придешь в восемь часов, так гнездышко уже опустело и птичка — фьюить!
   Они нахлобучили на него шляпу и вывели на улицу.
   — Пожалуйста, не хватайте меня за шиворот!
   — Попридержи-ка язык!
   —Я буду жаловаться!
   —Мы тебе пожалуемся…
   Яролимека привели в участок. Сонный вахмистр курил трубку. Он спросил коротко и ядовито:
   — Ага, это вы Карел Яролимек? Тот, который изволит уклоняться от вызовов?
   — Д-да.
   — А чем вы занимаетесь?
   — П-пи… писатель.
   —А что вы пишите? Составляете опись имущества?
   Вахмистр лег на койку, зевнул и распорядился:
   — Обыскать — и за решетку!
   Яролимека обшарили и ввергли в одиночку. Щелкнул ключ, и писатель остался один. Впрочем, одиночество длилось недолго, через несколько минут на него набросилась армия клопов. Карел Яролимек взбунтовался. Он соскочил с нар и отчаянно заколотил в двери камеры.
   — Пустите, я же Карел Яролимек!
   — Потому и сидишь тут, — отозвался голос,-а не утихомиришься, наденем смирительную рубашку.
   — «Приключения Карела Яролимека», «Похождения Карела Яролимека», «Гибель Карела Яролимека», — бормотал Карел Яролимек в полнейшем отчаянии, завалившись на нары. — «Злоключения Карела Яролимека», «Как Яролимек попал в беду»…
   Он обдумывал название нового рассказа.
   Между тем тучи клопов, облепив тело писателя, повели тщательную разведку местности, отчего его кожа покрылась волдырями. Это было ужасное утро.
   В половине девятого за ним пришли. Немытый, искусанный и растрепанный, он был отведен на второй этаж.
   — По вашему распоряжению, господин советник, доставлен Карел Яролимек.
   Писатель стоял совершенно ошалелый.
   — Прошу садиться, — произнес пожилой советник и указал на стул.
   — Прикажете посторожить? — заикнулся было один из полицейских, но увидев, что господин советник подает преступнику руку, оба отошли на цыпочках.
   — Я велел пригласить вас, господин Яролимек, для того, чтобы выяснить ваше материальное положение. Двадцать лет назад вы подавали ходатайство о государственном пособии, не правда ли?
   — Виноват, господин советник, не двадцать лет, а два года назад.
   — Ага, припоминаю. Двадцать лет назад ходатайствовал некто господин Часал. К сожалению, его не удалось найти. Впрочем, мы установили, справившись в энциклопедии, что он уже девять лет как скончался. Стало быть, это определенно не вы.
   Советник соболезнующе оглядел Яролимека, который стоял перед ним без воротничка и галстука, неумытый, измятый и истерзанный.
   — М-да, видимо, вы действительно нуждаетесь, — произнес он. — Дело вот в чем. В связи с вашим ходатайством министерство просвещения просило нас выяснить ваше материальное положение. Вижу, что вы не богач.
   — Вы вполне правы.
   — Так вы писатель? Значит, сочиняете?
   — Совершенно верно, господин советник.
   — Как же, знаю, читал даже ваши произведения. Этакие книжки, прекрасный шрифт, черные буквы. Отлично помню. Смотрел также ваши личные документы. Судимостей у вас нет, это — смягчающее обстоятельство… то есть я хотел сказать, что это очень хорошо. Вы хотя и бедный, но вполне приличный человек, несмотря на ваше занятие. Можете идти.
   Через восемь недель Карел Яролимек получил из Вены пособие — сто двадцать крон из фонда для неимущих литераторов. Он был страшно рад, что все так счастливо окончилось.