Принц Гомбург, наш кузен, с такой отвагой
Проследовавший шведа на рысях
И нынче лишь, с трехдневной скачки, в мыле
Примчавшийся на главную квартиру,
Не получил приказа ль: в Фербеллине
Но длить кормежки дольше трех часов,
Но тотчас выступать назад, на Гаккель,
И Врангелю стараться помешать
В попытке укрепиться с Рина^[5]?
 

 
Точно.
 

 
Отдавши эскадронным командирам
Инструкции к ночному выступленью
Из города, он, как борзая с гона,
Ложится на солому, чтоб пред делом,
Которое нам завтра предстоит,
Сомкнуть глаза и отдохнуть немного.
 

 
Я слышал. Ну?
 

 
Но только десять бьет
И конница в готовности походной
Теснится у ворот, нельзя найти
Кого? — их командира, принца Гомбург.
Героя ищут, светят, жгут смолу,
И наконец находят — где? —
 

 
гляди-ка.
На той скамье, куда он, как сноброд^[6],
Побрел на свет и сел, и видишь — занят:
Плетет венок себе, и видишь — спит,
Без памяти; сам — вылитая память
Потомства; сам — посмертной славы тень.
 

 
Как?
 

 
Убедись. Взгляни-ка вниз. Не видишь?
 

 
Он спит? Невероятно!
 

 
Как мертвец!
Покличь его, повалится без чувства.
 

 
Принц нездоров, ручаюсь жизнью.
 

 
Надо
Позвать врача.
 

 
Мне кажется, наш долг —
Помочь ему, а не терять мгновенья
На шутки. Бедный малый!
 

 
Он здоров,
Сударыня, он, видит бог, на зависть
Здоров, — и завтра утром в поле швед
При первой встрече убедится в этом.
А это все — не более как блажь.
Распущенность — и только.
 

 
Это правда.
Я тех же мыслей. Можно ль верить снам?
За мной, друзья; рассмотрим принца ближе.
 

 
Убрать огни.
 

 
Оставьте их, оставьте!
Теперь бы сад пожаром мог пылать, —
А он во сне об этом меньше б ведал.
Чем тот алмаз, что у него на пальце.
 

 
Что за венок? Никак, из листьев ивы!
 

 
Из листьев ивы? Что ты! Это — лавр.
Он следует героям на портретах
В Берлинском оружейном зале.
 

 
Где ж
Достал он лавр в песках моих коронных?
 

 
Одним богам известно.
 

 
Может быть.
На том участке сада, где садовник
Выращивает редкости.
 

 
Дивлюсь!
Всерьез дивлюсь. Да стоит ли стараться
Проникнуть в то, чем этот дух пленен?
 

 
Чем? Завтрашнею битвой, повелитель.
Бьюсь об заклад, — он видит звездочетов,
Плетущих для него венец из солнц.^[7]
 

 
Готово дело.
 

 
Жалко, ах, как жалко,
Что зеркало не близко! Он бы стал,
Как женщина, пред ним венок, как чепчик,
Вертясь то так, то этак, примерять.
 

 
Посмотрим, до чего дойдет безумье.
 

 
Наталья! Девочка моя! Невеста!
 

 
Живей! Идем!
 

 
Что он сказал?
 

 
Слыхали?
 

 
Мой князь! Отец мой! Фридрих!
 

 
Ад и дьявол!
 

 
Открой скорей мне дверь!
 

 
О мать моя!
 

 
Безумец. Он…
 

 
Кого он звал?
 

 
Любовь,
Что ускользаешь ты? Наталья!
 

 
Небо!
Что он схватил?
 

 
Венок?
 

 
Венок при мне.
 

 
Сюда! Скорей, мой князь! Пускай вся сцена
Рассеется в душе его, как сон.
 

 
Назад! Во прах, светлейший принц фон Гомбург!
Во прах, во прах! На ноле битвы мы
Увидимся, коль то тебе угодно.
Таких вещей не достают во сне.
 

 
Граф, слушайте! Сиятельнейший граф!
 

 
Постой! Сверчок проклятый. Ну? В чем дело?
 

 
Вас курфюрст просит…
 

 
Слышишь, как трещит?
Не разбудил бы. Ну? И чем дело?
 

 
Курфюрст
Просил вас, граф, чтоб не проговорились
Ни даже словом принцу, как проснется,
Какую шутку курфюрст с ним сыграл.
 

 
И это все? Так выспись. Сами знаем.
 

 
Артур!^[8]
 

 
Упал. Как пулей уложило.
 

 
Послушаем, что выдумает он,
Чтоб объяснить, как здесь он очутился.
 

 
Эй, Артур! Что ты делаешь? Скажи,
Как ночью ты попал на это место?
 

 
Ах, милый!
 

 
Знатно, нечего сказать!
Уж конница твоя давно в дороге,
На расстоянье марша, скажем, в час,
А ты в саду лежишь да почиваешь?
 

 
Какая, к черту, конница?
 

 
Мамлюки!^[9]
Ей-богу, кажется, он позабыл,
Что он начальник конницы коронной.
 

 
Живей! Оружье! Каску!
 

 
Где найти их?
 

 
Направо, Гейнц. На лавке, Гейнц. На лавке.
 

 
На лавке?
 

 
Да. Как снял, там и лежат.
 

 
Так сам и доставай их с этой лавки.
 

 
Что это за перчатка?
 

 
Знать не знаю.
 

 
Проклятье! Вот он, значит, что
Нечаянно сорвал с руки принцессы?
 

 
Живей. Идем. Не мешкай. Ну?
 

 
Сейчас.
Мошенник Франц! Не разбудил, бездельник!
 

 
Он в бешенстве.
 

 
Ей-богу, милый Генрих,
Не понимаю, где я нахожусь.
 

 
Ты — в Фербеллине, сумасброд, сновидец,
В саду, за замком, в боковом проходе.
 

 
Пусть поглотила б ночь меня!
Опять Блуждал я, привлеченный лунным светом!
Прости! Теперь я понял все. Вчера
От духоты невмочь и постели стало.
Почти без сил я вышел в этот сад.
И оттого, что ночь с такою силой —
Ах, как тавризиянка^[10] жениха —
Меня, благоухая, охватила,
Я сонный перед ней простерся ниц.
Который час?
 

 
Двенадцатый.
 

 
Так поздно?
А конница, ты говоришь, в пути?
 

 
Еще бы! С десяти часов, по плану.
Оранский полк,^[11] наверно, в этот час
Уже на возвышеньях Гаккельвица
И занимает склоны, где с зарей
При стягиванье войска нас прикроет.
 

 
Я не тревожусь. С ними старый Коттвиц.
Он знает, как задуман этот ход.
К тому ж и так я вызван к двум часам
Опять сюда за боевым приказом.
Не лучше ль, что остался здесь? Пойдем.
Об этом курфюрст ничего не знает?
 

 
Куда ему! Давно уж на боку.
 

 
Какой я странный сон видал! Внезапно,
Сверкая золотом и серебром,
Передо мной открылись двери замка,
И с мраморной террасы вниз ко мне —
Все сердцу дорогие люди: курфюрст,
Курфюрстина и эта, знаешь, третья, —
Ну как ее?..
 

 
Кто именно?
 

 
Да та, —
Ее немой и то назвать сумеет.
 

 
Графиня Платен?
 

 
Нет, мой друг.
 

 
Рамин?
 

 
Да нет, мой друг.
 

 
Борк? Винтерфельд?
 

 
Да нет же!
Прошу тебя, оставим! За кольцом
Ты жемчуга не видишь.
 

 
Вот так штука!
Нельзя ли имя дамы угадать?
 

 
Оставим! Имя я забыл. Не в нем
Значенье сна. Припоминать нет нужды.
 

 
Так что же дальше?
 

 
Только не мешай.
Вот вижу я, как вылитый Юпитер,
Подходит князь, у самого ж в руке
Венок из лавра, и, чтоб совершенно
Зажечь меня, снимает с шеи цепь
И, обмотав венок, передает, —
Представь себе, мой друг…
 

 
Кому?
 

 
О друг мой!
 

 
Так говори ж!
 

 
Ты прав: графине Платен.
 

 
Как? Платен? Той, что в Пруссии сейчас?
 

 
А может быть, Рамин, когда не Платен.
 

 
Рамин? Рыжеволосой? А не врешь?
Не Платен с шаловливыми глазами,
Фиалковыми? Ты ведь, говорят,
Неравнодушен к ней.
 

 
Неравнодушен.
 

 
И нот она-то, стало быть, венок
И отдает тебе?
 

 
Как гений славы,
Она его приподымает вверх.
Ты представляешь, как я к ней рванулся!
Но как от ветра луговой туман,
Так от меня по лестнице все трое.
Тогда я вверх за ними, чтоб поймать
Кого-нибудь из них. Увы, напрасно!
Едва лишь я на лестницу, она
Растягивается в длину безмерно,
Неимоверно, — до самих небес!
Как молния, в конце, сквозь дверь портала
Их озаряет вырвавшийся свет
И поглощает, с громом хлопнув дверью.
Одну перчатку только впопыхах
Стянуть с руки виденья успеваю.
И что за притча! Пробудясь, смотрю:
Перчатка у меня в руке зажата.
 

 
Свидетельствую. Это, стало быть,
Ее перчатка?
 

 
Чья?
 

 
Графини Платен?
 

 
Наверно, Платен. Если не Рамин.
 

 
И плут же ты, с твоим виденьем вместе.
Поди дознайся, с кем ты проводил
Часы недолгой ночи, что на память
Перчатку подцепил.
 

 
Клянусь, ни с кем.
 

 
А мне-то что? Хотя б Рамин, хоть Платен.
Узнать не хитрость. По воскресным дням
Отходит почта в Пруссию. Пошли
Запрос письмом, не ищет ли перчатку
Твоя краса. Идем. Уж полночь бьет.
Чего стоим мы тут и балагурим?
 

 
Ты прав. Да, да. Пойдем-ка лучше спать.
Да что бишь я спросить хотел? Скажи-ка,
Все здесь еще ль курфюрстина с прелестной
Племянницей, принцессою Оранской,
На этих днях прибывшей в лагерь к нам?
 

 
Тебе-то что, чудак?
 

 
Да очень просто.
Я должен был им конных дать в эскорт
В препровожденье но военной зоне.
Мной наряжен для этого Рамин.
 

 
Уехали. А может — выезжают.
Рамин, готовый к выезду, стоял
Всю ночь, по меньшей мере, у подъезда.
Пойдем же наконец. Уже двенадцать,
А до начала дела я б хотел
Немножечко соснуть, покамест время.
 

 
Что значат эти залпы? Это Гец?
 

 
Так точно, Гец, мой князь и повелитель,
Вчера поведший авангард вперед.
От них был вестовой. Тебя спешат
На этот счет заране успокоить.
Хотя уже до Гаккельских высот
У шведов тысячный отряд продвинут,
Тебе за горы отвечает Гец,
И поступай, как если б были наши.
 

 
Готов Рамин сопровождать карету?
 

 
Сию секунду. Запрягают, князь.
 

 
Мою Элизу будут охранять
Рамин и тридцать расторопных конных.
Мой канцлер, Калькгун, срочно предварен.
Вы едете к нему^[12] за Гафель, в замок.
Он — но другую сторону реки,
И швед никак туда не сунет носа.
 

 
А что, успели починить паром?
 

 
На Гафеле? Распоряженье было.
К тому ж, пока домчитесь, будет день.
 

 
Что так тиха сидит Наталья, детка?
Что с девочкою?
 

 
Дядя, я боюсь.
 

 
А здесь у нас за ней такой уход.
Что за нее и мать была б спокойна.
 

 
Когда, скажи, мы свидимся с тобой?
 

 
Нельзя сказать. Но при большой удаче —
Я думаю, на недалеких днях.
 

 
Почтенные полковники, в основе
Их светлостью составленного плана
Такая цель: «Бегущие войска
Врага, для полного их расщепленья,
Отрезать от предмостных укреплений,
На Рине прикрывающих им тыл.
 

 
Фон Геннингс!»
 

 
Здесь! (Пишет.)
 

 
«Который, волей князя,
Командует сегодня правым флангом,
Старается с лощины обойти
Врага на левом фланге и немедля
Развертывается у трех мостов…
 

 
У трех мостов, где вместе с графом Труксом…»
 

 
Граф Трукс!
 

 
Я здесь!
 

 
«Где вместе с графом Труксом…
 

 
Успевшим против Врангеля меж тем
Уставить батареи…»
 

 
«Батареи…»
 

 
Вы написали?
 

 
«Должен тот же час
Гнать вражеские части в глубь болот,
Лежащих у него за правым флангом».
 

 
Сударыня, карета ждет у входа.
 

 
«Принц Гомбург…»
 

 
А Рамин готов?
 

 
Так точно.
На лошади давно уж ждет внизу.
 

 
«лежащих у него за правым флангом».
 

 
«Принц Гомбург…»
 

 
Где принц Гомбург?
 

 
Артур!
 

 
Здесь
 

 
Ты в памяти?
 

 
Что маршал мне прикажет?
 

 
«…Которому светлейший князь опять
Вверяет честь, как в утро Ратенова^[13],
Командованье конницей его…
 

 
Полковнику Коттвицу не в обиду,
Которому с советом быть при нем…»
 

 
Где Коттвиц? В замке?
 

 
Нет, мой генерал.
Я послан им присутствовать на чтенье
И за него записываю план.
 

 
«Становится, имея правый фланг
Противника все время пред собою,
У въезда в деревушку Гаккельвиц
Вдали от орудийного пристрела».
 

 
«Вдали от орудийного пристрела».
 

 
В чем дело, деточка?
Ты что-то ищешь?
 

 
Куда перчатка делась, не пойму.
 

 
Красавицы! Позвольте утрудить вас.
 

 
А что в руке ты держишь?
 

 
Эта с правой.
А левой нет.
 

 
Скорей всего осталась
В опочивальне.
 

 
Дорогая Борк…
 

 
Скорей, скорей! Спешите!
 

 
На камине!
 

 
Творец небесный! Верно ли слыхал?
 

 
«Вдали от орудийного пристрела.
 

 
Их светлость, принц…»
 

 
«По точной воле нашего главы…»
 

 
«По точной воле нашего главы…»
 

 
«Какой бы оборот ни принял бой,
Не тронется с предписанного места…»
 

 
Вот случай испытать — ее ль перчатка.
 

 
Чем занята их светлость?
 

 
Артур!
 

 
Здесь!
 

 
Ты помешался?
 

 
Что прикажет маршал?
 

 
«…Не тронется с предписанного места…»
 

 
«Пока, теснимый Геннингсом и Труксом…»
 

 
Кто? Гольц милейший! Я?
 

 
«Ни с места» — это мне?
 

 
Ну да!
 

 
«Не тронется с предписанного места…»
 

 
«Пока, теснимый Геннингсом и Труксом…
 

 
Не врежется в свой правый фланг, сломясь,
Разбитый неприятель левым флангом
И кинется толпой бежать к болотам —
Что, собственно, и входит в наши планы, —
Где он и будет нами истреблен».
 

 
Пажи, светите! Дамы, дайте руки!
 

 
«Тогда он даст приказ играть фанфару».
 

 
Прощайте, господа. Не отвлекайтесь.
 

 
Глядите-ка! Принцессина перчатка!
 

 
Возьмите с полу!
 

 
Где?
 

 
Да на полу!
У ног кузена!
 

 
Как? Так это ваша?
 

 
Благодарю, мой принц.
 

 
Так это — ваша?
 

 
Моя. Как раз которой не хватало.
 

 
Прощайте, принц. Счастливо оставаться.
Всех благ. Удач. Здоровья. Постарайтесь,
Чтоб радостно и скоро нам свидаться.
 

 
«Тогда он даст приказ играть фанфару».
 

 
«Тогда он даст приказ играть фанфару.
Однако курфюрст, с тем чтоб тот удар
Нечаянно не выпал слишком рано…»
 

 
«Нечаянно не выпал слишком рано…»
 

 
Ах, Генрих!
 

 
Что? В чем дело?
 

 
Ты не видел?
 

 
Нет. Не мешай. Проваливай к чертям!
 

 
«Еще пошлет ему, чтоб подтвердить
Приказ к атаке, офицера свиты,
До каковой — запомните — поры
Команды б не давал играть фанфару».
 

 
Записано?
 

 
«Команды б не давал
Играть фанфару».
 

 
Кончили, принц Гомбург?
Записано?
 

 
Мой маршал?
 

 
Записали?
Я спрашиваю, кончили?
 

 
С фанфарой?
 

 
С фанфарой! Дуралей! Не прежде, чем…
 

 
Чем курфюрст…
 

 
Разумеется! Не прежде…
Но вслед за тем велит играть фанфару.
 

 
Я с Коттвицем, запомните, барон,
Хотел бы личной встречи и беседы,
Желательно бы до начала дела.
 

 
Я понял и исполню. Положитесь.
 

 
Ну, генералы, с доброю зарей,
Вот и рассвет. Вы кончили диктовку?
 

 
Исполнено, мой князь.
Твой план прочтен
И разделен по пунктам полководцам.
 

 
Тебе, принц Гомбург, я рекомендую
Спокойствие. Недавно, согласись,
Ты прошутил мне сдуру две победы
У рейнских круч.^[14] Умей владеть собой
И третьей нынче мне не упусти,
Она мне стоит трона и державы.
 

 
За мной! Эй, Франц!
 

 
Здесь!
 

 
Жеребца! Проворней!
Еще до солнца в поле быть хочу.
 

 
Добро ж, чудовищная, — ты, чье покрывало,
Как парус, треплет ветер, кто кого?
На пушечном ядре катись навстречу!^[15]
Уж ты коснулось, счастье, на лету
Моих волос; из рога изобилья
Уже мне гроздь подброшена в залог.
Дитя богов, знай, нынче я ловлю
Тебя на поле битвы и низрину
К моим ногам, хотя б ты десять раз
Прикована была железной цепью
К победной колеснице Густав-Карла.
 

 
Стой, конница, и спешься!
 

 
Стойте! Стой!
 

 
Кто мне с коня поможет слезть?
 

 
Мгновенно!
Мы, старина!
 

 
Спасибо, братцы! Старость —
Не радость. Дай вам бог сынов — надёж,
Чтоб в дряхлости и вам опорой были.
 

 
На лошади я полон свежих сил,
А спешусь, начинаются раздоры
Меж непокорным телом и душой.
 

 
А где светлейший принц, наш предводитель?
 

 
Сейчас вернется.
 

 
Где ж он?
 

 
Завернул
В село за косогором.
 

 
Ночью, слышно,
Под ним свалился конь на всем скаку?
 

 
Да, кажется.
 

 
Что с принцем?
 

 
Вздор. Безделка.
Конь задурил у мельницы, но он
Откинул стремена в момент паденья
И соскользнул с седла. Все обошлось.
 

 
А ведь денек на славу! День, всевышним
Задуманный для лучшего чего,
Чем до смерти рубиться. Прелесть утро!
Так и взлетел бы с жаворонком ввысь,
В ликующую солнцем свежесть неба.
 

 
Ты Дерфлинга нашел?
 

 
Отыщешь, как же!
Уж не вообразил ли он, что я
Стрела, иль мысль, иль птица, чтоб носиться
По прихоти его из края в край?
Я был вверху, у Гаккельских позиций.
Был в арьергарде, в Гаккельских низах;
Единственный, кто мне не попадался,
Так это маршал. И, махнув рукой,
Я догонять моих драгун пустился.
 

 
Он очень пожалеет. Он, как видно,
Сбирался что-то важное сказать.
 

 
Вот и светлейший принц, наш полководец.
 

 
Добро пожаловать, светлейший принц!
Всмотрися, как, пока ты был в деревне,
Я конницу в логу расположил.
Я думаю, ты будешь мной доволен.
 

 
Здорово, Коттвиц! Добрый день, друзья!
Всегда доволен, что бы ты ни начал.
 

 
Что делал ты в деревне? Что с тобой?
Ты так задумчив.
 

 
Я из сельской церкви.
Был благовест, как мимо мы неслись,
Вот к алтарю меня и потянуло,
С молитвой общей стать средь прихожан.
 

 
Хвалю за благочестье. Молодчина!
Что начато молитвою, то — впрок
И завершится славой и победой.
 

 
Чтоб не забыть: хотел спросить я, Генрих…
 

 
Напомни мне, что это был за пункт
Насчет меня у Дерфлинга в приказе?
 

 
Ты был рассеян, помнится.
 

 
Весьма.
Не понимаю, что со мной творилось.
Писанье под диктовку не по мне.
 

 
На этот раз твой пункт не столь запутан:
Граф Трукс и Геннингс первыми пойдут
С пехотою; твоя же вся задача
Держаться тут, в долине, начеку
И ждать, пока пришлют приказ к атаке.
 

 
Вот странности случаются!
 

 
Какие?
 

 
Ура, друзья! Садись на лошадей!
Сраженье началось, и это — Геннингс.
 

 
Кто, ты сказал?
 

 
Полковник Геннингс, Артур.
Он Врангелю закрался в тыл. Пойдем.
Пойдем со мной! Оттуда все увидишь
 

 
Как мощно развернулся он за Рином!
 

 
Да разве тот, на правом фланге, — Геннингс?
 

 
Да, ваша светлость.
 

 
Полно, что за черт!
Ведь он вчера стоял на левом.
 

 
Дьявол!
Чума его! В двенадцать жарких жерл
Беднягу Геннингса молотит Врангель.
 

 
А шанцы^[16], рыть, так шведы мастера!
Вот это шанцы!
 

 
Ишь нагородили!
До колокольни, что у них в тылу.
 

 
А это Трукс!
 

 
Граф Трукс?
 

 
Да, Трукс. Конечно.
Из центра в помощь Геннингсу пошел.
 

 
Как это нынче Трукс попал в середку?
 

 
Святители! Никак, село зажгли?
 

 
Горит, свидетель бог!
 

 
Горит! Горит!
Огонь по колокольне зазмеился.
 

 
И рыщут вестовые ж у него!
Ай, шведы!
 

 
Переходят в наступленье!
 

 
Да где?
 

 
На правом фланге.
 

 
Верно. Частью.
Тремя полками. Видимо, хотят
Усилить левый.
 

 
Помереть. Ей-богу!
И конница пошла на правый фланг.
Хотят прикрыть, пока не перестроят.
 

 
Зато как живо с поля побегут,
Лишь только обнаружат нас в засаде.
 

 
Гляди! Глядите!
 

 
Слышите?
 

 
Мушкеты!
 

 
Теперь сошлись у шанцев с грудью грудь.
 

 
Такой пальбы трескучей в жизнь не слышал.
 

 
Пали! Пали! Глуши поля! Пусть лопнут!
Их трещины могилой будут вам.
 

 
Господь ниспосылает нам победу!
Глядите, Врангель повернул.
 

 
Не ври.
 

 
Да ей-же-ей! Редуты без орудий.
Он их убрал. Взгляни на левый фланг.
 

 
Ура! Ура! Ура! Мы победили!
 

 
За мною, Коттвиц.
 

 
Тише, тише, брат.
 

 
За мной, сказал! Вели играть фанфару!
 

 
Еще раз: тише.
 

 
Небо, рай и ад!
 

 
Светлейший князь вчера в распоряженье
Велел нам ждать особого приказа.
Прочти-ка принцу это место, Гольц.
 

 
Приказа, Коттвиц? Все ль так тихо ездишь?
А сердцем не дан он еще тебе?
 

 
Приказ?
 

 
Послушай!
 

 
Сердцем, говоришь ты?
 

 
Послушай, Артур!
 

 
Слушай, командир!
 

 
Недолжный тон берешь со мной, молодчик!
Кобылку, что несет тебя, в хвосте
Своей еще поволоку, случится.
Марш, господа! За мной! Трубач, фанфару!
Валяй сплеча. Семь бед — один ответ.
 

 
Нет, ни за что! Нет, никогда, полковник!
 

 
Еще ведь Геннингс Рина не достиг.
 

 
Отнять у принца шпагу.
 

 
Шпагу? Неуч!
 

 
А десять заповедей Бранденбурга?^[17]
Видал свою, с ножнами?
 

 
Принц, ей-богу,
Поступок…
 

 
Языка не прикусил?
 

 
Молчи! Забылся, что ли?
 

 
Ординарцы!
Отвесть его под стражей в штаб-квартиру.
 

 
А сказ у нас теперь один: подлец,
Кто в битве оставляет командира.
Кто остается?
 

 
Брось. Не горячись.
 

 
То было дружеское увещанье.
 

 
Ответчик ты, не правда ли? Идем.
 

 
Идемте, братцы.
 

 
Что же, — и отвечу.
 

 
Бог помочь, люди добрые! Привет!
Гостям в дому угла не отведете?
 

 
От всей души.
 

 
Нельзя ль узнать — кому?
 

 
Курфюрстине. Лицу не из последних.
На выезде у нас сломалась ось,
Но, говорят, одержана победа,
И ехать дальше надобности нет.
 

 
Мы победили? Боже!
 

 
Как же, как же!
Противник уничтожен в пух и прах.
И ежели не навсегда, то на год
Наш край избавлен от его меча.
Вот и княгиня собственной персоной.
 

 
Борк! Винтерфельд! Слабею. Поддержите.
 

 
Родная!
 

 
Ах! Бледнеет! Упадет!
 

 
Присесть бы малость. Подведите к стулу.
Убит, сказал? Убит?
 

 
Моя родная!
 

 
Сама хочу поговорить с гонцом.
 

 
Ужасный вестник, что ты мне принес?
 

 
То, что глазами собственными видел,
На горе им.
 

 
Рассказывай скорей.
 

 
Нет курфюрста!
 

 
Какой удар ужасный!
 

 
Дай мне отчет о том, как он скончался.
Так молния, что путника разит,
Ему пред смертью озаряет местность.
Ты скажешь все, ты все договоришь,
И надо мной навек сойдется сумрак.
 

 
Едва, теснимый наступленьем Трукса,
Противник дрогнул, Гомбург полетел
На Врангеля. Две линии успел он
Прорвать и в бегство изрубить, как вдруг
Наткнулся на редут, укрытый в поле.
Здесь бил в лицо такой смертельный дождь,
Свинцовый ливень был здесь так убийствен,
Что конницу валило, как колосья.
Нам надо было стать в лесу привалом,
Чтоб поределый корпус подобрать.
 

 
Родимая, мужайся!
 

 
Ах, родная!
 

 
Вот в эту-то минуту, вдалеке,
С опушки и заметили мы князя.
Он ехал на коне между знамен
Пехоты Трукса, шедшей в наступленье.
Сиял на солнце белый конь. Ездок
Казался ярким светочем победы.
При виде князя посреди огня
В тревоге сбились мы на косогоре,
Но не успели и моргнуть, как вдруг
Наездник исчезает в клубе пыли,
И, курфюрста знаменами покрыв,
Срываются два знаменщика наземь.
 

 
Родимая!
 

 
О небо!
 

 
Дальше, дальше.
 

 
При этом страшном зрелище тоска
Охватывает принца. С жаждой мести,
Как яростью охваченный медведь,
Он с нами устремляется к редуту.
С налета перескакиваем ров;
Перелетаем насыпь; выбиваем,
Преследуем и топчем гарнизон.
Овладеваем пушками, обозом,
Знаменами; и если б тет-де-пон^[18]
Не помешал кровавой рукопашной,
Не выжил бы никто, чтоб утверждать:
Я видел смерть героя Фербеллина.
 

 
Какой утратой купленный успех!
Верните мне его живую цену.
 

 
О господи! Княгиня чувств лишилась.
 

 
Бесценная Наталья!
 

 
Это правда?
 

 
Когда б я мог сказать вам: нет! Когда б
Я мог его всей этой кровью вызвать
К существованью!
 

 
Тело отыскали?
 

 
Я местью Врангелю был поглощен,
Как мог заняться я другой заботой?
Но я послал искать на смертном поле.
Наверно, к ночи тело будет тут.
 

 
Кто в этой свалке яростной теперь
Задержит натиск шведов? Кто укроет
От целой тьмы завистников? Увы.
Их создали его успех и слава.
 

 
Принцесса, это предоставьте мне.
Отныне я, как ангел у Эдема,
Вас охраняю пламенным мечом.
Покойный пожелал к исходу года
Увидеть край свободным. Я берусь
Исполнить свято это завещанье.
 

 
Мой милый принц!
 

 
Что думаете вы,
Наталия, о будущности вашей?
 

 
Что думать мне в минуту потрясенья,
Когда вся почва ходит подо мной?
Родителей гробницы в Амстердаме,
Наследный город Дортрехт мой сожжен.
В тисках испанского завоеванья
Мой бедный родич Мориц, принц Оранский,
Не знает, как спасти своих детей,
И вот теперь последней нет опоры
И я сегодня — дважды сирота.
 

 
Мой милый друг! Когда бы не печали
Был отдан этот час, я б вам сказал:
Вот грудь моя и руки — обопритесь.
Обвейтесь повиликою вкруг них.
 

 
Мой милый, милый Гомбург!
 

 
Вы согласны?
 

 
Всего ль себя дадите вы обвить?
 

 
Прочь! Что со мной?
 

 
Всего. Как можно крепче.
 

 
О боже, будь тут тот, по ком мы плачем,
Чтоб видеть наш союз. О, если б мы
Могли сказать ему: благослови нас.
 

 
Мой принц, свидетель бог, едва решаюсь
Довесть до вас, какой разнесся слух.
Ведь курфюрст жив!
 

 
Он жив?
 

 
Клянусь! Граф Шпаррен
Привез сию минуту эту весть.
 

 
Отец небесный! Слышала, родная?
 

 
Не может быть. Кто весть привез?
 

 
Граф Шпаррен,
Который только что его видал
В здоровье добром при пехоте Трукса
В деревне Гаккельвиц.
 

 
Беги за графом!
 

 
О, только не толкайте дважды в пропасть!
 

 
Нет, что ты, дорогая!
 

 
Фридрих жив?
 

 
Да, да! Вы снова на вершине счастья!
 

 
Вот этот очевидец.
 

 
Шпаррен, вы
Видали князя утром в добром здравье
При армии в деревне Гаккельвиц?
 

 
Да, в сельском пасторате, при отдаче
Приказа о предании земле
Убитых в их и нашем войске.
 

 
Боже!
Обнимемся!
 

 
Питомица моя!
 

 
Нет, эта радость слишком велика!
 

 
Но разве я воочию не видел,
Как он упал, подшибленный ядром,
И был с конем засыпан клубом пыли?
 

 
И конь и всадник, оба, — это точно,
Да только павший всадник был не князь.
 

 
Не он? Не князь?
 

 
О, радость!
 

 
Говори же!
Мне золота дороже речь твоя.
 

 
Вот трогательнейшая из историй,
Какую кто когда-либо слыхал.
Глухой ко всяким увещаньям, курфюрст
Сегодня был опять на том коне,
Что в Англии купил шталмейстер^[19] Фробен.
Ввиду его слепящей белизны
Князь сразу стал мишенью шведских пушек.
Мы в свите следовали в ста шагах.
Кругом взрывались ядра и гранаты,
Бушуя смертоносною рекой,
И все живое пятилось на берег.
Лишь он, пловец бесстрашный, плыл и плыл
К холмам, откуда ядра извергались.
 

 
Святая правда. Жуть брала глядеть.
 

 
Средь свиты Фробен первым был в ряду.
Вот он и говорит мне: «Будь он проклят,
Тот конь, что стоил столько золотых.
Я б отдал новых пятьдесят охотно,
Чтоб неказистей шкурой перекрыть».
Сказал, — и к князю с этими словами:
«Светлейший князь, твой конь шалит, — пуглив.
Отдай-ка мне опять его в науку».
И наземь прыг и лошадь под уздцы.
Смеясь, слезает князь и отвечает:
«Твою науку, старина, едва ль
Постигнет конь, покуда солнце светит.
А все ж поглубже в тыл его поставь,
Где враг его изъяна б не заметил».
И, сев на фробеновского гнедого,
Летит назад, где долг и дело ждут.
Но только бедный Фробен ногу в стремя,
Ядро сшибает всадника с конем
И, не подавши голоса, он гибнет.
 

 
Он отомщен! Имей я десять жизней,
Я б с большей пользой их не мог отдать.
 

 
Бесстрашный Фробен!
 

 
Беззаветно верный!
 

 
Похуже кто, и то бы стоил слез.
 

 
Довольно! К делу! Где же курфюрст? Значит,
Он занял штаб-квартирой Гаккельвиц?
 

 
Нет, виноват. Он выехал в Берлин
И вызвал генералитет туда же.
 

 
В Берлин? Да разве же поход окончен?
 

 
Я удивлен. Ты ничего не знаешь?
Граф Горн, посланник шведский, прибыл в лагерь.
Мы заключили перемирье с ним.
Как понял я, ведут переговоры:
Легко возможно, скоро будет мир.
 

 
О боже, как кругом все прояснилось!
 

 
Поедемте и мы сейчас в Берлин.
Уступишь ли ты место мне в карете?
Мне это бы ускорило отъезд.
Вот Коттвицу черкну лишь пару строчек,
И моментально еду.
 

 
От души!
 

 
Мне все равно к тебе с секретной просьбой,
Вот душу по пути и отведу.
 

 
Ах, Борк! Где мой платок?
 

 
С секретной просьбой?
 

 
Да он у вас, принцесса, на плечах.
 

 
Не догадалась?
 

 
Нет.
 

 
Не догадалась?
 

 
Сегодня никому не откажу,
Тебе же, победитель наш, всех меньше.
Сбирайся и путь.
 

 
Как мне тебя понять?
Позволишь ли, как мне б того хотелось?
 

 
Ступай, прошу. Поговорим в пути.
Ведите, фрейлины.
 

 
Итак, о Цезарь,
Я ставлю лестницу к твоей звезде!^[20]
 

 
Кто б ни был тот, кто конницу повел
В атаку прежде, чем полковник Геннингс
Разрушил неприятельский понтон,
И дал бежать им, он непослушаньем
Заслуживает смерти. Отдаю
Его под суд. Так это не был Гомбург?
 

 
Нет, князь мой.
 

 
Это надо доказать.
 

 
Тебе драгуны это подтвердят.
От видевших я слышал до сраженья:
Под ним на всем скаку свалился конь,
И принца перевязывали в церкви.
 

 
За это бога возблагодарим.
Но, будь она и вдесятеро больше,
Успех бы не оправдывал того,
Кто мне ее снискал случайно. Много
В грядущем ждет еще меня боев,
И я хочу, чтоб слушались закона.
Кто б ни был тот, кто с ними наступал,
Я повторяю — он достоин казни,
И требую его в военный суд.
За мной, друзья мои; войдемте в церковь.
 

 
Видали, Трукс? Принц Гомбург, где вы были?
 

 
Откуда, принц?
 

 
К тебе из Фербеллина
Военную добычу эту сдать.
 

 
Ты ранен, говорят? Слыхал — серьезно?
Граф Трукс?
 

 
Оставь!
 

 
Клянусь, я поражен.
 

 
Игрений^[21] мой споткнулся до сраженья.
А руку фельдшер мне перевязал.
Но это, разумеется, не рана.
 

 
Так, значит, ты повел драгун в атаку?!
 

 
Ну да! А ты нуждался в подтвержденье?
Нагнись-ка. Доказательства — в ногах.
 

 
Взять шпагу у него, он арестован.
 

 
Принц Гомбург?
 

 
Здравствуй, Коттвиц!
 

 
Вот так фунт!
 

 
Клянусь, я чрезвычайно…
 

 
Как сказал ты?
Смотри, какой богатый урожай.
Вот знамя их лейб-гвардии. Не правда ль?
 

 
Мой курфюрст…
 

 
Повелитель…
 

 
Так и есть.
Времен Густава-Адольфа^[22]. Вот надпись.
 

 
Осмелюсь ли…
 

 
Per aspera ad astra.
 

 
Но этого оно не соблюло
На Фербеллинском поле.
 

 
Я осмелюсь…
 

 
Знамена уберите и развесьте
Пучками на церковных косяках.
Они нам завтра празднество украсят.
 

 
Нет, видит бог, уж это чересчур!
 

 
Принц, вашу шпагу.
 

 
Хладнокровней, друг мой!
 

 
Сплю? Бодрствую? В своем ли я рассудке?
 

 
Принц, мой совет — отдай без лишних слов.
 

 
Я арестант?..
 

 
Конечно.
 

 
К сожаленью.
 

 
Нельзя ль узнать причину?
 

 
Не теперь!
Ты слишком рано ринулся в атаку.
А мы предупреждали: был приказ
До вызова не шевелиться с места.
 

 
На помощь! Я рехнулся…
 

 
Тише, тише!
 

 
Скажите, разве мы побеждены?
 

 
Не в этом суть. Закон повиновенья!
 

 
Так, так.
 

 
Авось не голову снесут.
 

 
Быть может, завтра и освободят.
 

 
Мой родич Фриц разыгрывает Брута^[23]
И в мыслях видит, кажется, себя
Изображенным на курульном кресле,^[24]
Со шведскими знаменами кругом,
Перед столом, загроможденным кипой
Военных уложений Бранденбурга?
Так что ж, пускай. Но должен я сказать,
Он сына не найдет во мне, который
Под топором его благословит.
Немецкая душа старинной складки,
Привык я к благородству и любви.
И если он, как римский мир, бездушен
И чопорен со мною в этот миг,
Мне князя жалко, к моему прискорбью.
 

 
Доставьте принца в Фербеллин и там
Военный суд при штабе нарядите.
 

 
Вот радость! Генрих, здравствуй, милый друг!
Меня освободили?
 

 
Слава богу!
 

 
Что ты сказал?
 

 
Тебя освободили?
Тебе вернули шпагу?
 

 
Нет.
 

 
Нет?
 

 
Нет.
 

 
Откуда ж взял ты, что освободили?
 

 
Я думал, ты принес ее. Да пусть!
 

 
Не знаю ничего.
 

 
Да пусть! Ты слышишь?
Пускай его. Другому передаст,
И принесут.
 

 
Садись. Скажи, что слышно?
Приехал курфюрст из Берлина?
 

 
Да.
Вчерашний вечер.
 

 
Праздновали в замке
Победу? Курфюрст с вами в церкви был?
 

 
Присутствовал. С супругой и Натальей.
Храм был в достойной мере освещен.
В суровую торжественность Те Deum
Врывались с воли залпы батарей.
Вдоль стен висели шведские знамена,
И по желанью курфюрстову — ты
Как победитель с кафедры был назван.
 

 
Слыхал, слыхал. Еще какие вести?
Мой друг, невесел что-то будто ты?
 

 
Ты с кем-нибудь видался?
 

 
С Гольцем, в замке,
Где только что происходил допрос.
 

 
Что думаешь ты о своей судьбе.
Которая так странно изменилась?
 

 
То самое, что ты и Гольц — и судьи.
Князь поступил, как заставляет долг.
Теперь черед за повеленьем сердца.
«Ты совершил проступок», — скажет он
И что-нибудь ввернет про смерть иль крепость.
«Но, скажет, я дарю тебе свободу», —
И чем-нибудь еще украсит меч,
Который добыл родине победу.
А если нет, так что ж — не заслужил.
 

 
Ах, Артур!
 

 
Ну?
 

 
Ты в этом так уверен?
 

 
Я думаю! Он мною дорожит,
Как сыном, я ведь знаю: это с детства
Он мне тысячекратно доказал.
Какие у тебя еще сомненья?
Не радовался ль он, живей меня,
Развитию моей недавней славы?
Не через него ли стал я всем, что есть?
Так как же он теперь цветок растопчет,
Что сам растил, за то, что он не в срок
И слишком пышно распустился! Что ты!
Его врагу я в этом не поверю,
Тебе ж подавно: ты ведь друг его.
 

 
Ты только что с военного допроса
И полон веры, Артур?
 

 
Оттого,
Что я с допроса! Боже, так далеко
Нейдет никто, вперед не предрешив
Помиловать. Как раз-то пред барьером
Военного суда, как раз-то там,
Ко мне опять и возвратилась вера!
Ах, разве это было преступленьем,
Достойным смерти, разгромить врага
На две минуты раньше приказанья?
А что за грех еще лежит на мне?
Да мог ли он призвать меня к допросу
Судей без сердца, наподобье сов,
Поющих мне каноны о расстреле,
Когда б, как бог, он не предполагал
Вступить в их круг со словом избавленья?
О, нет, мой друг, он копит эту ночь,
Чтоб надо мной потом подняться солнцем,
И эту радость можно разрешить.
 

 
Я слышал, суд тебя приговорил…
 

 
Я знаю — к смерти.
 

 
Ты и это знаешь?
 

 
Решенье слышал Гольц и рассказал.
 

 
И эта вещь не трогает тебя?
 

 
Меня? Ни в малой мере.
 

 
Сумасшедший!
На чем беспечность зиждется твоя?
 

 
На чувствах к князю.
 

 
Перестань! Довольно!
Зачем меня сомненьями терзать?
 

 
Суд мог признать вину достойной смерти.
На то и суд, чтоб уважать закон.
Но прежде чем он даст исполнить кару
И это сердце, верное ему,
Отдаст на казнь, платку на мановенье,
Он сам себе скорее вскроет грудь
И кровь свою разбрызжет в прах по капле.
 

 
Но, Артур, уверяю…
 

 
Полно!
 

 
Маршал…
 

 
Оставь, мой друг!
 

 
Два слова дай сказать.
А не дойдет, умолкну.
 

 
Знаю! Понял!
В чем дело?
 

 
Маршал только что, представь,
Был с приговором во дворце, и курфюрст,
Хотя б и мог помиловать, велел
Прислать ему твой приговор на подпись.
 

 
Мне все равно. Ты слышишь?
 

 
Все равно?
 

 
На подпись?
 

 
Да, клянусь тебе.
 

 
Решенье?
Не протокол?
 

 
Нет, осужденье на смерть.
 

 
Кто это все тебе сказал?
 

 
Сам маршал.
 

 
Когда?
 

 
Сейчас.
 

 
По выходе?
 

 
Ну да.
Когда назад по лестнице спускался.
Когда он увидал мое смущенье,
То он сказал, что завтра тоже день,
Не все пропало; но дрожали губы
Немым признаньем: поздно, я боюсь!
 

 
Чтоб он — да нет же! — мог таить в груди
Такие бессердечные решенья?
За мелкий брак, чуть видимый в очки,
Растаптывать дарителя алмаза?
Тогда белей бела Алжирский бей^[25],
Сарданапал^[26] безгрешней херувима!
Тогда невинны римские цари,^[27]
Как на груди умершие младенцы!
 

 
Тебе придется в этом убедиться.
 

 
Вот все, что маршал мог тебе сказать?
 

 
А что ж еще?
 

 
Творец! Мои надежды!
 

 
Быть может, ты себе когда-нибудь
Позволил шаг — умышленно ли, нет ли, —
Задевший гордость князя?
 

 
Никогда.
 

 
Припомни.
 

 
Нет, свидетель бог, — ни разу.
Я чтил ревниво тень его главы.
 

 
У нас в гостях посланник шведский Горн.
Он с делом до принцессы.^[28] К горю князя,
Расстраивает что-то сватовство:
Есть будто свой избранник у принцессы.
Скажи, ты не замешан в этот спор?
 

 
Творец! Что говоришь ты?
 

 
Ты — избранник?
 

 
Ну да, мой друг; теперь я понял все!
Посольство шведов роет мне могилу.
В ее отказе, знай, повинен я.
Она уже помолвлена со мною.
 

 
Глупец! Что ты наделал? Сколько раз
Я предостерегал тебя, бывало!
 

 
Спаси, подай мне помощь, я пропал!
 

 
Ну да, а как найти из горя выход?
Быть может, ты б к курфюрстине сходил?
 

 
Эй, стража!
 

 
Здесь!
 

 
Начальство позовите.
 

 
Вперед вполне обдумай этот шаг.
Он может послужить тебе к спасенью.
Ведь если только этою ценой
Желает Карл мириться, курфюрст тотчас
Помирится за это и с тобой,
И через час ты будешь на свободе.
 

 
Я у тебя под караулом, Штранц.
Дозволь по настоятельному делу
Уйти на час из камеры.
 

 
Ты не под караулом. Предписанье,
Полученное мной насчет тебя,
Велит пускать тебя, куда захочешь.
 

 
Диковинно! Так это не арест?
 

 
А как же! Слово принца — те же узы.
 

 
Ах, так? Идем. Прекрасно же. Прощай.
 

 
А узы принца мы с собой захватим.
 

 
Я только в замок, к тете, на момент,
И ворочусь немедленно обратно.
 

 
Ступай, дитя. Пора. Посланник шведский
Граф Густав Горн уехал из дворца.
У дяди свет я вижу в кабинете.
Накинь платок и проберись к нему.
Ступай. Попробуй, не спасешь ли друга.
 

 
Сударыня, за дверью принц фон Гомбург.
Едва поверила своим глазам!
 

 
Не может быть!
 

 
Он сам?
 

 
Ведь он под стражей.
 

 
Он на дворе, в плаще и шляпе, просит
Впустить на миг и выслушать его.
 

 
Вот легкомыслие! Нарушить слово!
 

 
Как знать, какое дело.
 

 
Пусть войдет.
 

 
Ах, матушка!
 

 
Как вы сюда попали?
 

 
Позволь твои колени мне обнять.
 

 
Вас под арест — а вы сюда без спросу?
Зачем к проступку новый прибавлять?
 

 
Ты знаешь, что со мной случилось?
 

 
Знаю,
Но чем могу я, бедная, помочь?
 

 
Ах, матушка, ты б так не говорила,
Когда б тебе грозила смерть, как мне.
Мне кажется: ты, весь твой двор, принцесса
Одарены всесильностью небес.
Ведь я на шею броситься готов
К последнему из слуг твоей конюшни
С одной мольбой: спаси меня, спаси!
Лишь я один в огромном божьем мире
Беспомощен, покинут и без сил.
 

 
Да ты ведь вне себя! Но что случилось?
 

 
Ах! По пути к тебе сейчас я видел:
При свете факелов открыли гроб,
Который завтра примет это тело.
Смотри: глаза, молящие тебя,
Они хотят одеть холодной ночью
И эту грудь свинцом изрешетить.
На площади, где совершится казнь,
Заранее расхватывают окна.
А тот, кто в будущность с вершины жизни
Еще вперяет взор, как в царство фей,
Назавтра будет заколочен в доски
И лишь надгробье скажет вам: он был.
 

 
Мой сын, раз воля неба такова,
То надо мужеством вооружиться.
 

 
Но божий мир, родная, так хорош!
Не приобщай меня до срока в мыслях
К семье страшилищ черных под землей!
Он должен наказать меня? Есть кары,
К чему же обязательно расстрел?
Он может отрешить меня от званья,
Понизить в чине, раз таков закон —
Разжаловать, уволить. Боже правый!
С тех пор как я увидел близко гроб,
Что ждет меня, я жить хочу, и только.
А с честью, нет ли — больше не вопрос.
 

 
Вставай, мой сын, вставай! Что говоришь ты?
Ты слишком потрясен. Приободрись!
 

 
Не подымусь, пока не обещаешь
В мою защиту князю в ноги пасть,
И умолять, и вымолить прощенье.
Гедвига Гомбургская, умирая,
Меня тебе с зароком отдала:
«Будь матерью ему, как я скончаюсь».
Ты поклялась беречь, как своего.
Теперь ты это докажи на деле,
Ворвись к нему, как истинная мать,
И голоси, покамест не смягчится,
И выйди с вестью: «Ты освобожден!»
 

 
Уже я это делала, родной мой,
Но все мои старанья ни к чему.
 

 
Я откажусь от всяких прав на счастье,
Руки Натальи, не забудь сказать,
Не домогаюсь больше, не желаю.
Во мне совсем угасла нежность к ней.
Она опять, как лань лесов, свободна.
Вольна с любым, как будто никогда
Меня и не бывало, обручиться.
А если это будет Густав-Карл,
Я первый похвалю ее за выбор.
Я ж уберусь хозяйствовать на Рейн,
Займусь распашкой, севом, стройкой, сносом,
До одури, без сроку, за троих.
Чуть кончив жатву, буду снова сеять
И погоню один по кругу жизнь,
Пока она зарей не порешится.
 

 
Ну, ладно! А теперь — назад, в тюрьму.
Иначе ничего не обещаю.
 

 
Бедняжка, ты в слезах. С закатом дня
Сейчас совпал для нас закат надежды.
Ты первым чувством выбрала меня,
Как золото живое, неподдельно
Твое лицо без слов мне говорит,
Что никогда другому не отдашься.
Чем, бедному, утешить мне тебя?
Ступай на Майн, в девический капитул,
Найди сиротку-мальчика в горах,
Усынови безродного ребенка,
Чтоб мамой звал; когда же подрастет,
Наставь, как закрывать глаза умершим.
Иного счастья нет перед тобой!
 

 
Ступай, храбрец, назад в свою темницу
И, возвращаясь, присмотрись путем
К разверзшемуся гробу хладнокровней.
Не шире он и не темней того,
В который ты сто раз гляделся в битве.
Тем временем, навек тебе верна,
Я дяде за тебя замолвлю слово.
Кто знает, может, сердце и смягчу
И ото всех кручин тебя избавлю.
 

 
Будь пара крыльев у тебя, клянусь,
Я б ангелом почел тебя, принцесса.
Дослышал ли? Поддержкой будешь ты?
Где раньше был колчан твоих речей.
Что ты беседы с князем не робеешь?
О луч надежды, просиявший мне!
 

 
Господь мне стрелы меткие подаст.
Но если князь не может и не властен
Менять закон, — что ж, доблестный, тогда
Ты с доблестью и року подчинишься.
И тот, кто столько в жизни побеждал,
Еще и в смерти победить сумеет!
 

 
Ступай! Не надо времени терять.
 

 
Так да хранит тебя святая сила!
Прощай! Прощай! Каков ни будь конец,
Не откажи в известье об исходе.
 

 
Светлейший дядя, Фридрих Бранденбургский!
 

 
Наталья!
 

 
Полно!
 

 
Что тебе, дитя?
 

 
У праха ног твоих, как мне пристало,
О милости для Гомбурга прошу.
Я хлопочу не для себя за принца,
Хоть я люблю его и не таюсь.
Какую хочет, в жены пусть берет.
Мне надо лишь, чтоб Гомбург был на свете,
Чтоб сам существовал он, как цветок,
Который мне понравился, и только.
Яви такую милость, князь и друг!
Я знаю, ты мне в этом не откажешь.
 

 
Дитя мое. Скажи, какие речи!
А знаешь ли, в чем Гомбург обвинен?
 

 
О милый дядя!
 

 
Или он безвинен?
 

 
Ах, эту шалость с синими глазами,
Что надо было на руки поднять,
Не дожидаясь лепета: «Помилуй!»,
Не оттолкнешь же ты ее ногой!
Ужель не приласкаешь эту резвость,
В ней преданности детище узнав?
Не ради славы вящей ли твоей
Нарушил он закон в несчастной схватке?
Но, юношески преступив его,
Не растоптал ли он потом дракона?
Сперва венчать, а вслед за тем казнить?
Историей ли требуется это?
Ведь это было б так возвышенно, что я
Почла б бесчеловечным; а господь
Тебя сердечней никого не создал.
 

 
Дитя мое! Да будь я и тиран,
Твоя бы речь мне сердце растопила.
Но вот, скажи-ка мне сама: могу ль
Я отменить судебное решенье?
Что это б нам в дальнейшем принесло?
 

 
Кому? Тебе?
 

 
Мне? Нет. Сказала! Мне!
А высшего чего, чем я, не знаешь?
А со святыней не знакома ты,
Что в лагерях отечеством зовется?
 

 
Отечество? Нашел о чем скорбеть!
Ах, так оно сейчас и распадется
От дуновенья милости твоей!
Ты в лагере учен. Порвать в клочки
Судебный акт считаешь непорядком.
А я порядок высший вижу в том.
Пусть властвуют военные законы,
Но и живые чувства пусть живут.
Отечество стоит твоей закладкой.
Мой дорогой, оно перенесет
Еще другие, не такие бури,
Как этот грех победы невзначай.
Оно на диво вширь распространится,
Украсится, окрепнет под рукой
Потомков, пышно, мощно, баснословно,
Друзьям на радость и на страх врагам.
Нуждается ль оно в таком цементе,
Как родственника кровь, чтоб пережить
Твою безбурно-золотую осень?
 

 
Что, Гомбург тех же мыслей?
 

 
Гомбург?
 

 
Тоже
Тех мыслей, что для края все равно,
Царит ли в нем закон иль своеволье?
 

 
Ах, это мальчик!
 

 
Ну?
 

 
Ах, милый дядя!
Другого нет ответа, кроме слез.
 

 
Но почему же, детка? Что случилось?
 

 
Каких он мыслей? Вот каких: спастись.
Ружейные стволы так неотступно
Мерещатся ему, что от тоски
В нем все умолкло, кроме жажды жизни.
Теперь при нем могла бы провалиться
Вся Пруссия, при молньях и в громах,
А он и не спросил бы: что творится.
Ах, что за сердце, князь, ты надломил!
 

 
Наталья, нет, действительно? Он молит
О милости?
 

 
Ах, лучше б никогда
Его не осуждали!
 

 
Как? Он молит
О милости? Да что ж произошло?
Ты говорила с ним? Зачем ты плачешь?
Скажи мне все. Ты говорила с ним?
 

 
Не дальше часу, в тетиных покоях,
Куда под кровом мрака он проник
Тайком, в плаще, надвинув низко шляпу,
Столь жалкий, столь растерянный на вид,
Что было стыд глядеть! Не ожидала,
Чтоб человек, имеющий войти
В историю героем, мог настолько
Позорно опуститься! Посмотри.
Я — женщина. Могу отпрянуть в страхе
От червяка, ползущего в траве;
Но до низин такого малодушья
Меня бы даже смерть от львиных лап
Не довела! Так вот как мало значат
Величие и слава человека!
 

 
Раз это так, то, всемогущий бог,
То можешь ликовать, то он — свободен.
 

 
Светлейший князь, возможно ль?
 

 
Он прощен.
Сейчас я напишу распоряженье.
 

 
Родной мой! Это правда?
 

 
Я сказал.
 

 
Он не умрет? Он получил прощенье?
 

 
Ручаюсь честью. Разве я пойду
Против сужденья воина такого?
Ты знаешь ведь, как я высоко чту
Его души устои; и коль скоро
Он признает неправым приговор,
Я отменю решенье: он свободен.
 

 
Присядь пока на несколько минут.
 

 
Что, сердце, так стучишься ты в груди?
 

 
Принц все еще у тети?
 

 
Нет, прости. Вернулся в караульню.
 

 
Кто б поверил!
Бедняжка плакала, — и я-то, я,
Кому поручена над ней опека,
Слезами сам туманил ей глаза.
 

 
Письмо отвезть ему не согласишься?
 

 
Сама?
 

 
Ну да. А что же? — Гайдуки!
 

 
Велеть подать карету ей. Принцесса
Поедет к принцу Гомбургу.
 

 
Отдашь,
И пусть за все тебе спасибо скажет.
 

 
Так мы опять по-прежнему — друзья?
 

 
Я не берусь судить, что родило
Твое благодеянье так внезапно.
Но знаю, ты не стал бы надо мной
В несчастье недостойно издеваться.
Чего б ни заключал в себе пакет,
Я верю во спасенье — и спасибо.
 

 
Ну да, конечно, милое дитя.
Все сызнова — в руках и воле принца.
 

 
В чем дело, граф? От моего полка?
Что, это важно, или можно завтра?
 

 
Сударыня, от Коттвица письмо.
 

 
Давайте. Что в письме?
 

 
Прошенье князю
В защиту принца от всего полка,
Почтительное, но без ложной лести.
 

 
«Всеподданнейшее, полка принцессы
Наталии Оранской…»
 

 
Чьей руки
Ходатайство?
 

 
Нетвердость линий — признак,
Что Коттвиц составитель; а к тому ж
Средь подписей, его — одна из первых.
 

 
А тридцать прочих?
 

 
Личный наш состав
В порядке нисхождения по чину.
 

 
И эта просьба подается мне?
 

 
Да, ваша светлость, вам. Не откажите,
Как шеф, заполнить подписью пробел,
Оставленный для вас над остальными.
 

 
Принц, говорят, помилован и так
По личному желанью князя. Вряд ли
Имеется нужда в таких шагах.
 

 
Как? Правда?
 

 
Тем не мене я согласна
Открыть ваш ряд имен — своим. Ваш лист
К прощенью подает удобный повод,
Чему и князь, возможно, будет рад.
 

 
Премного нас обяжете, принцесса!
 

 
Граф Рейсс. Тут только мой полк. Отчего
Здесь нет драгунов Гетца, кирасиров
Бомсдорфа; не представлен Ангальт-Плесс?
 

 
Не думайте, что их сердца слабее
Или недружно бьются за него.
К невыгоде прошенья, старый Коттвиц
Стоит постоем в Арнштейне, вдали
От прочих: расстоянье помешало
Распространить листок по всем полкам.
 

 
А он не маловесен в этом виде?
Уверены ли вы, что если нам
Пустить его кругом по офицерству
Вблизи расквартированных частей,
То все дадут согласье на подписку?
 

 
Здесь, в Фербеллине? Все наперечет.
Вся конница приложит руку. Верю,
С успехом можно было бы открыть
Подписку и по всем войскам короны.
 

 
Так отчего ж тогда по лагерям
Не разослать бы наших офицеров?
 

 
Полковник не согласен. Говорит,
Не надо делать ничего такого,
Что по-дурному могут окрестить.
 

 
Вот странный человек! То смел, то робок.
По счастью, курфюрст — вспомнила сейчас —
Мне поручил за личным недосугом
Приказом вызвать Коттвица с полком,
За теснотой его постоя, в город.
Сейчас я вам его и напишу.
 

 
Сударыня, какое совпаденье!
Благоприятней выдумать нельзя.
 

 
Воспользуйтесь же им как можно лучше.
 

 
Покуда что приказ у вас в портфеле.
Не раньше в Арнштейн выезжайте с ним,
Чем я вам это укажу особо.
 

 
Карета для принцессы, по приказу
Светлейшего, — готова.
 

 
Хорошо.
К подъезду подавайте. Я спускаюсь.
 

 
Мне надо с вами, граф, поговорить.
Поедемте со мною к принцу Гомбург.
Я вас могу в карете подвезти.
 

 
Почту себя поистине польщенным!
 

 
Пожалуйте, подружки.
 

 
Может быть,
Я там-то и решу, как быть с приказом.
 

 
Жизнь дервиши считают переходом
Не столь уже далеким: с двух аршин
Вверх от полу на два аршина под пол.
Вот я и отдохну на полпути.
Чья голова покамест на плечах,
Дрожа, ее на грудь повесит завтра,
А послезавтра — скатится к ногам.
Там тоже солнце светит, говорят,
Поля же там еще пестрее здешних.
Да только жаль, что прогнивает глаз,
Что должен эти прелести увидеть.
 

 
Светлейшая Оранская принцесса!
 

 
Наталия, так скоро!
 

 
Граф фон Рейсс,
Оставьте нас наедине на время.
 

 
Моя принцесса!
 

 
Милый, добрый принц!
 

 
Ну, как мои дела? Какие вести?
 

 
Блестящие. Я знала наперед.
Он вас помиловал. Вы — на свободе.
А в подтвержденье, — вот его письмо.
 

 
Нет, это невозможно! Сновиденье!
 

 
Читайте, принц. Вас это убедит.
 

 
«Принц Гомбургский, когда я вас велел
Арестовать за ваш удар не в пору,
Я полагал, что исполняю долг,
И думал, вы одобрите решенье.
Но если ваше мненье таково,
Что с вами обошлись несправедливо,
Уведомьте об этом в двух словах,
И я велю вернуть вам вашу шпагу».
 

 
Ну вот! Теперь все дело в двух словах.
О милый друг!
 

 
Принцесса, дорогая!
 

 
Блаженный миг, ты свыше послан мне!
Вот вам перо. Пишите.
 

 
Где же подпись?
 

 
Да вот. Вот это «эф» — курфюрстов знак.
О Борк! О, радуйтесь же! Милость князя
Безбрежна, знала я, как океан!
Достаньте стул и тотчас отвечайте.
 

 
Он говорит: «но если ваше мненье…»
 

 
Ну да! Я продиктую вам ответ.
Скорей! Садитесь!
 

 
Перечту вторично
И вдумаюсь.
 

 
К чему? Ах, разве вы
Разверстой пасти гроба у собора
Не видели? Минута дорога.
Садитесь и пишите!
 

 
Что за спешка!
Послушать вас, так вправду, будто рысь,
Того гляди, смерть вцепится в загривок.
 

 
Пишите! Я не в шутку рассержусь.
 

 
Бумаги мне, чернил, печать и воску.
 

 
Глупейшее начало.
 

 
Боже мой!
Да это же прекрасно, превосходно!
 

 
Но отдает мерзавцем, а не принцем.
Придумаю получше оборот.
 

 
Что, собственно, он пишет?
 

 
Ничего.
 

 
Отдайте!
 

 
Вы ж читали.
 

 
Ну так что же?
Я только посмотрю, как мне начать.
 

 
О боже! Он теперь погиб.
 

 
Гляди-ка!
Какая удивительная вещь!
Ты, верно, проглядела это место?
 

 
Да нет. Какое?
 

 
Он зовет меня
Быть судией во всем.
 

 
Ну да.
 

 
Как честно!
Как благородно! В полном смысле так,
Как поступать должно большое сердце.
 

 
Его великодушью нет границ.
Зато и ты в долгу не оставайся.
Ответь, как надо. Дай ему предлог,
Чтоб кончить словопренья.
 

 
Нет, подруга.
Отвечу завтра.
 

 
Что тут размышлять?
Зачем тянуть? Нужда ли в оборотах?
 

 
Пожалуйста, не спрашивай меня.
Ты не сумела взвесить содержанья!
Писать ему, что он ко мне не прав,
Как он мне ставит здесь в письме условьем, —
Я не могу. А если настоишь,
Чтоб я ответил в этом состоянье,
Я тотчас же отвечу: «Князь, ты прав».
 

 
Что ты сказал? Нет, ты всерьез рехнулся!
 

 
Пусти на миг! Мне кажется…
 

 
Постой!
 

 
Мне кажется, я знаю, как ответить.
 

 
Мой Гомбург!
 

 
А? В чем дело?
 

 
Дорогой!
Хвалю тебя за побужденья сердца.
Но, бог свидетель, полк предупрежден,
Чтоб завтра был готов во всем параде
К отданию последних почестей
Твоим останкам. Если ты не в силах
Оспорить приговор, как просит князь, —
То он ведь тоже выше предрассудков
И завтра величаво повелит
Привесть его по форме в исполненье.
 

 
Не все равно ли?
 

 
Все равно?
 

 
Ну да.
Пусть делает как знает. С тем же правом
Я поступлю, как мне внушает долг.
 

 
Чудовище! Мне кажется, ты пишешь…
 

 
«Принц Гомбургский, дано при Фербеллине,
Двенадцатого». Вот и кончил. Франц!
 

 
О боже правый!
 

 
Сбегай с этим в замок
И на руки сдай князю.
 

 
Я привык
Платить за уваженье уваженьем.
Лежащая на мне вина — тяжка.
Я знаю сам. Ценою препирательств
Пощады не ищу. Нельзя без них,
Так вовсе не хочу об этом слышать.
 

 
Дай обниму! Пускай хотя б двенадцать
Стрелков сейчас разделались с тобой,
А все ж, смеясь и плача, я б кричала:
«Ты нравишься мне! Ты мне по душе!»
Ну, а теперь последовавши сердцу,
И своего мне слушаться позволь.
Граф Рейсс!
 

 
Здесь!
 

 
Тотчас, как уговорились,
Летите в Арнштейн к Коттвицу. Мой полк
Приказом курфюрста снимает лагерь.
Еще до ночи жду его сюда.
 

 
Как? Коттвиц здесь? С драгунами принцессы?
 

 
Да, мои светлейший.
 

 
Высунься в окно.
Ты видишь, он их выстроил пред замком.
 

 
А все же разрешите мне загадку:
Кто звал его?
 

 
Не можем, курфюрст, знать.
 

 
Но пункт, который я ему назначил,
Зовется Арнштейн. Сбегайте за ним.
 

 
Он должен все равно сейчас явиться.
 

 
А где он?
 

 
В здешней ратуше, слыхал,
Где генералитетом Бранденбурга
Устроено собранье.
 

 
Для чего?
С какою целью?
 

 
Этого не знаю.
 

 
Позволишь ли, светлейший князь, и нам
Туда же ненадолго отлучиться?
 

 
Вам? В ратушу?
 

 
В собрание дворян.
Мы дали слово быть там.
 

 
Вы свободны.
 

 
Пойдемте же скорее, господа.
 

 
Дела! Будь я Тунисский бей, я б поднял
При столь двусмысленном событье шум
И заготовил мыло и веревку,
А у ворот, за крепостным плетнем,
Расположил бы гаубицы и пушки.
Но так как этот дерзкий бунтовщик —
Ганс Коттвиц из-под Пригница, то вот что:
Я с ним по-бранденбургски поступлю.
За тот из трех вихров, что всех ершистей,
Его я тихо в Арнштейн отведу
И все его двенадцать эскадронов.
Что город даром подымать со сна?
 

 
Спустись и, будто для себя, узнай,
Что в ратуше.
 

 
Немедленно, светлейший.
 

 
А ты ступай и платье принеси.
 

 
Восстание, мой курфюрст!
 

 
Тише, тише!
Вот не люблю, будь ведомо тебе,
Когда ко мне заходят без доклада.
Ну, что тебе?
 

 
Необычайный случай.
Полковник Коттвиц — в городе. Вступил
Без приказанья. Офицеров со сто
Собралось в зале рыцарей. Листок,
По смыслу слов, имеющий вмешаться
В права державы, ходит по рукам.
 

 
Я знаю все. Движенье в пользу принца?
 

 
Так точно, князь. Ты верно угадал.
 

 
Ну и прекрасно. Я душою с ними.
 

 
Передают, безумцы-де вручат
Тебе листок сейчас, а не смягчишься,
Они его — не смею произнесть —
Освободят из заключенья силой.
 

 
Откуда это?
 

 
Так передала
Родня жены, мадам фон Ретцов, дама,
Достойная доверья; говорит,
Была у дяди, он градоначальник,
И слышала, как офицеры вслух
При ней такую дерзость предлагали.
 

 
В таких вещах не женщина указ.
Ботфорт с ноги к дверям тюрьмы поставлю,
И будь покоен, узник будет цел.
 

 
Я заклинаю: сам помилуй принца,
Пока не сделан ненавистный шаг!
Солдаты любят своего героя.
Не допускай, чтоб искра родила
Пожар всепожирающий. Ни Коттвиц,
Никто из офицерского кружка
Не знает о моих увещеваньях.
Предупреди приход их! Возврати,
К тому ж и по заслугам, принцу шпагу.
Дай людям умилиться лишний раз.
Не заставляй злословить втихомолку.
 

 
Вперед о том спросить я должен принца,
Которого судил не произвол,
А значит, и прощать не произволу.
Как соберутся, мы поговорим.
 

 
Тьфу, пропасть! У него на все отводы!
 

 
Фон Коттвиц, Геннингс и другие просят
Их выслушать.
 

 
От принца?
 

 
Да, мой князь.
 

 
Кто дал?
 

 
Швейцару — принцев егерь.
 

 
Приттвиц,
Сходи за смертным приговором принцу
И паспортом для шведского посла.
 

 
Прием открыт для Коттвица и прочих.
 

 
Великий князь, от всех частей армейских
Дозволь покорнейше тебе подать
Бумагу эту.
 

 
Коттвиц, наперед
Ответь мне, кем ты вызван в этот город?
 

 
С драгунами?
 

 
С полком драгун. Ведь я
Тебе назначил Арнштейн для постоя.
 

 
Твоим приказом.
 

 
Вот как? Покажи.
 

 
Вот он.
 

 
«…дано: Натальей, в Фербеллине,
Веленьем князя Фридриха…»
 

 
Светлейший!
Мне б не хотелось думать, что приказ
Тебе неведом.
 

 
Нет. Но ты не понял:
Кто свез его тебе?
 

 
Граф Рейсс.
 

 
Итак.
Я рад тебе. Отдать последний долг
Казнимому — я поручаю завтра
Тебе с полком.
 

 
Как так, светлейший князь?
 

 
Полк все еще без крова, перед замком?
 

 
Без крова, князь?..
 

 
Зачем не вводишь в город?
 

 
Введен и размещен, как ты сказал.
 

 
Да ну? Момент назад… Вот это прыть!
Уж и конюшни раздобыл? Тем лучше.
Еще раз рад душою. Что привез?
 

 
Курфюрст
 

 
Дай, посмотрю.
 

 
Но то, чем нас ты встретил,
Повергло все мои надежды в прах.
 

 
Так, может, что другое их подымет.
 

 
«На имя высочайшее с мольбой
О командире принце Гессен-Гомбург…»
 

 
Нет спору, имя славное. Вполне
Достойное таких больших усилий.
 

 
Кто составлял прошенье?
 

 
Я.
 

 
А принц
Слыхал про содержанье?
 

 
Ни наслышкой!
Ни столечко! Оно сочинено
И писано в теснейшем нашем круге.
 

 
Я попрошу у вас на миг терпенья.
 

 
Гм. Странно. Ты, седой вояка, взял
Поступок принца под защиту? Значит,
Он правильно, докажешь, поступил,
На Врангеля ударив без приказа?
 

 
Да, скажет Коттвиц; да, светлейший князь!
 

 
В сражении ты был другого мненья.
 

 
Тогда я это плохо взвесил, князь!
Мне следовало подчиниться принцу,
Который знает толк в войне. В тот миг,
Как левым флангом зашатались шведы,
К ним справа подкрепление пошло.
Решись он ждать приказа, шведы снова
По склонам стали б прочною ногой,
И ты б никак не выиграл сраженья.
 

 
Да ну? Ты так изволил рассудить?
Был Геннингс послан, как тебе известно,
В обход, разрушить шведский тет-де-пон,
Служивший сзади Врангелю прикрытьем.
Когда бы вы не исказили плана,
То Геннингсов маневр бы удался.
Он в два часа зажег бы переправы,
А в третий стал на Ринском берегу,
И Врангель был бы наголову, с корнем
В канавах и болоте истреблен.
 

 
Ах, князь, тупицам уступил бы дело
Расчетами срывать цветы судьбы.
Досель мы счастье на лету ловили.
Дракон, опустошавший этот край,
С пробитой головой уполз в берлогу.
На первый раз как будто ничего?
Ведь мы искусство бить его постигли
И жаждем в нем достигнуть мастерства.
Отдышится — еще раз с ним сойдемся,
И уж тогда ему несдобровать:
Барахтаясь, уйдет Балтийским морем.
Не в день ведь тоже был отстроен Рим.
 

 
А в чем, глупец, залог такой надежды,
Коль будет вправе всяк, кому не лень,
К моим браздам державным прикасаться?
Ты полагаешь, счастье впредь возьмет
За правило венчать непослушанье?
Таких побед подметных не хочу.
Их производит случай. Я желаю,
Чтоб цвел закон и чтоб с короной в браке
Родил мне племя целое побед.
 

 
Князь, тот закон, чье действие всех крепче
И глубже всех живет у нас в груди,
Отнюдь не буква твоего хотенья,
Но — родина, но — княжеская власть,
Но, наконец, ты сам, ее носитель.
Твоя ль забота, правильно ли враг
Иль против правил терпит пораженье?
Поникли же его знамена в пыль?
То правило, что бьет его, всех лучше.
Неужто войско, льнущее к тебе
Так горячо, ты уподобишь сабле
И, мертвое, прицепишь к кушаку?
Беднейший дух, кто первый в этом мире
Блеснул таким ученьем! Велика ль
Цена столь близорукого правленья?
За то, что чувство оказалось раз
Негодным средством, забывать про десять
Таких других, когда оно одно
В сплетенье бед вносило избавленье!
В виду наград ли кровь свою я лью?
Для этого не слишком хороша ли?
Не стал бы лить! Не стал бы, если б мне
Самостоятельно, и без раздела,
И без зависимости от тебя
Не доставляло столько наслажденья
Величье дел твоих и этот рост
Твоей бессмертной, справедливой славы.
Допустим, за нечаянный успех
Ты осуждаешь принца; скажем, завтра
С драгунами и я, как пастушок,
В кусточках набредаю на победу.
Ведь если я тогда не повторю
Проделки принца, я — подлец несчастный!
И если ты с уставами в руках
Мне скажешь: «С головой прощайся, Коттвиц», —
Отвечу: «Курфюрст, это я учел,
Бери ее, бери. Когда присяга
Меня связала с кожей и костьми
С короной, я не делал исключенья
Для головы; а что твое — твое».
 

 
С тобой вовек, диковинный старик,
Не столковаться мне. Наш спор неравен.
Я безоружен, ты вооружен
Сознаньем моего расположенья.
Я стряпчего возьму. Он поведет
Мою защиту в этом спорном деле.
Согласен ты?
 

 
Скажи, чтоб привели
Из заключенья Гомбургского принца.
 

 
Слуга уходит.
Вот кто тебя сумеет научить
Военной дисциплине! Я имею
Записку от него, и дух письма
Совсем иной, чем догмат о свободе,
Который ты, как мальчик, развивал.
 

 
Кого зовет он?
 

 
Принца?
 

 
Неужели?
 

 
Кем писана вторая просьба?
 

 
Мной.
 

 
«Записка в объяснение того,
Кто косвенный виновник дела принца…»
Ну, знаешь, есть и дерзости предел!
Вину и повод к преступленью принца
Ты взваливаешь, значит, на меня?
 

 
Да, князь, да, на тебя, я, Гогенцоллерн!
 

 
Пред этим басня всякая бледна!
Послушать одного, так он безвинен,
Другого, так во всем виновен я.
Чем ты докажешь это положенье?
 

 
Мой господин, ты, верно, вспомнишь ночь,
Когда в саду, в платановой аллее,
Нашли мы принца? Помнишь, Гомбург спал
И, вероятно, грезил о победе,
Сжимая лавр в руках. Ты взял венок
И, обмотавши цепью, дал принцессе.
Принц встал с понятным чувством. Мог ли он
Не пожелать такой прекрасной вещи
Из столь прекрасных рук? Однако ты,
Маня его и уводя принцессу,
Стал уходить. Теперь вообрази
Себя на месте принца. Все исчезло:
Ни девушки, ни цепи, ни венка;
И он один перед дворцовой дверью,
С перчаткой чьей-то женскою в руках.
 

 
С какой перчаткой?
 

 
Курфюрст, дай мне кончить.
Все было только в шутку, но с каким
Значеньем для него — я после понял,
Когда его чуть позже разбудил.
Он долго приходил в себя, но вскоре
Вернувшаяся память обдала
Его дождем таких воспоминаний,
Что он мне тут же все пересказал
И, думая, что это сновиденье,
Был поражен правдоподобьем сна.
Так постепенно он проникся верой,
Что сон не зря, но знак того, что рок
Сулит ему в ближайший день сраженья
Все то, что он видал во сне: венок,
Красавицу и блеск твоей награды.
 

 
Вот странно! А перчатка…
 

 
В ней и суть.
Остаток сна и явная загадка,
Она бы с толку сбила хоть кого.
Сперва, тараща на нее глаза,
Гадал он, как она к нему попала.
Когда ж мы поспешили на совет
К принятью диспозиции — засунул
Ее за свой колет и позабыл
Про то, чего не в силах был постигнуть.
 

 
Ну? А затем?
 

 
Затем, с карандашом
И книжкою в руках, он вместе с нами
Выслушивает боевой приказ
Из уст фельдмаршала. Меж тем княгиня
С принцессою, готовые к пути,
Находятся при этом в том же зале.
Но кто опишет Гомбургов столбняк
В виду принцессы, ищущей перчатку,
Что у него за пазухой! Не раз
Фельдмаршал повторяет: «Принц фон Гомбург!»
А тот твердит: «Что скажет маршал мне?»
Он как во сне…
 

 
Так это оказалась
Принцессина перчатка?
 

 
Ну конечно!
 

 
Окаменев, с карандашом в руке,
Он будто и живет и дышит с виду;
Не тут-то было: принц заворожен!
Лишь на другое утро гул орудий
Приводит принца в чувство, и тогда
Он задает вопрос: скажи мне, Генрих,
Что мне в приказе Дерфлинг поручил?
 

 
Князь, я готов под этим подписаться!
Принц, сознаюсь, не слышал ничего
Из сказанного мной. Я часто видел
Его в рассеянности. Но таким
Отсутствующим не видал ни разу.
 

 
Итак, когда тебя я верно понял,
То умозаключенье таково:
Когда б я не сыграл невинной шутки
Над дремлющим, то не бывать беде б.
Он не был бы рассеян на приказе
И своеволен не был бы в бою.
Не правда ли? Ты не такого мненья.
 

 
Предоставляю выводить тебе.
 

 
Ну и дурак ты! Стало быть, когда бы
Ты сам меня в ту ночь не вызвал в сад,
Я б не поддался твоему соблазну
И шутки б над сновидцем не сыграл.
Итак, я с тем же правом утверждаю,
Всему виновник — ты. Не нахвалюсь
Дельфийской мудростью моих военных!^[29]
 

 
И тем доволен, курфюрст! Убежден,
Как ни сказал, а заронил глубоко.
 

 
Принц явится сейчас, светлейший князь.
 

 
Впустить его.
 

 
Минуты две терпенья.
Замедлясь у кладбищенских ворот,
Он попросил привратника открыть их.
 

 
Ворота?
 

 
Да, светлейший князь.
 

 
Зачем?
 

 
Сказать по правде, я и сам не знаю.
Но, кажется, чтоб посмотреть на склеп,
Который ты отвесть ему изволил.
 

 
Отлично. Как придет, прошу впустить.
 

 
А вот идет и Гомбург под конвоем.
 

 
Милейший принц, я вас призвал на помощь.
Полковник Коттвиц подал мне сейчас
Вот этот лист — прошенье в вашу пользу,
Подписанное сотнею дворян.
Войска желают видеть вас свободным
И не согласны с мнением суда.
Прочтите-ка и разберитесь сами.
 

 
Дай руку, Коттвиц, престарелый друг!
Ты не в пример добрей, чем в день сраженья
Я заслужил. Однако воротись
Назад в свой Арнштейн и сиди на месте.
По зрелом размышленье я решил
Принять конец, что мне закон назначил.
 

 
Нет, никогда! Принц, что ты говоришь?
 

 
Он примет смерть?
 

 
Не должен и не может!
Он не умрет!
 

 
Мой князь и господин!
Дозволь сказать! Послушай! Повелитель!
 

 
Спокойнее. Я так хочу. Мое
Решенье непреклонно. Я желаю
Увековечить смертью тот святой
Закон войны, который я нарушил
Перед лицом солдат. Друзья мои,
Что значит скромный выигрыш сраженья
Пред одоленьем страшного врага:
Пред торжеством над спесью и упрямством,
Которые я завтра поборю?
Да будет ниспровергнут чужеземец,
Несущий иго нам. Да процветет
Свободный и счастливый бранденбуржец
На собственной земле. Она — его.
И для него ее луга и нивы.
 

 
Мой сын! Мой друг! Как мне тебя назвать?
 

 
О господи!
 

 
Дай руку, поцелую!
 

 
А ты, мой князь, которого я встарь
Когда-то звал нежней, — дай опущусь
В последний раз к твоим ногам. Прости,
Когда тебе в то роковое утро
С незрелым рвеньем я служил. Прими,
Что этот промах завтра смерть отмоет.
Дай думать мне, что мы примирены.
И в знак того позволь мне в час прощанья
О милости одной тебя просить.
 

 
Проси, что хочешь, молодой воитель.
Я предоставлю, что б ни пожелал.
Тому порукой честь моя и слово.
 

 
Рукой принцессы, князь, не покупай
У Густав-Карла мира. Пусть посредник,
Явившийся с позорным сватовством,
Покинет лагерь. Ты же напиши
Ответ свой Карлу ядрами цепными.
 

 
Быть по сему. Я этим поцелуем
Даю согласье. В том, что ты сказал,
Такой великой будущности проблеск,
Что нам ее не жертвой покупать.
Наталья — принца Гомбурга невеста,
Отвечу я, который кончил век,
За Фербеллинский штурм понесши кару.
Пусть сам ее у духа отобьет,
Когда среди знамен перед рядами
Он, мертвый, в бой свой корпус поведет.
 

 
Ты подарил мне жизнь. Молю творца
О ниспосланье всякой благодати,
Которую на гениев он льет,
На голову твою. Иди, полмира
Оружьем повоюй, и покори,
И знай, что ты таких надежд достоин.
 

 
Эй, караул! Отвесть его в темницу.
 

 
Княгиня, что твердишь ты про пристойность?
Пристойно лишь быть рядом с ним теперь.
Мой дорогой, несчастный друг!
 

 
Ведите!
 

 
Нет, ни за что!
 

 
Ведите, говорю!
 

 
Ты согласишься, курфюрст?
 

 
Изуверы!
Не на себе ж на площадь вас тащить!
Я с этим миром счеты свел. Слыхали?
 

 
Померкни, солнце! Расступись, земля!
Прими меня. Зачем мне жить на свете?
 

 
Должно ли было до того дойти?
О господи!
 

 
За всем, что приключилось,
Откланяться дозволишь?
 

 
Нет пока.
А как дозволю, сам о том узнаешь.
 

 
Вот паспорт графу Горн. Сказать послу:
Я обещал исполнить волю принца
И по его желанью через день
Возобновляю ход военных действий.
 

 
Ну вот, судите сами, господа!
Прошедший год принц Гомбург по упрямству
Лишил нас двух блистательных побед.
Теперь и третью также нам ослабил.
Пройдя с ним вместе школу этих дней,
Согласны ль вы на новую попытку?
 

 
Как, обожаемый, бесценный?
 

 
Вы согласны?
Согласны?
 

 
Как же! Стой ты на краю
Погибели, он больше без команды
Теперь рукой не двинет для тебя.
 

 
Тогда, друзья, я попрошу вас в сад.
 

 
Теперь, бессмертье, ты в моих руках
И, сквозь повязку на глаза, сверкаешь
Снопом из многих тысяч жарких солнц.
На крыльях за обоими плечами,
За взмахом взмах, пространствами плыву.
И как из кругозора корабля
Под вздохом ветра исчезает гавань,
Так постепенно вдаль уходит жизнь.
Вот все еще я различаю краски,
Но вот их нет, и вот сплошной туман.
 

 
Как хорошо ночной фиалкой пахнет.
Ты здесь?
 

 
Нет, тут гвоздика и левкой.
 

 
Левкой? Как он попал сюда?
 

 
Не знаю.
Посажен, верно, сторожа семьей.
Сорвать тебе гвоздику?
 

 
Да. Спасибо.
Поставлю дома в воду, как вернусь.
 

 
Мой друг, что за внезапное сиянье?
Штранц (возвращаясь к нему)
Изволь-ка, принц, подняться.
 

 
Что такое?
 

 
Бояться нет причины. Развяжу
Тебе глаза, и только.
 

 
Разве пробил
Последний час моих страданий?
 

 
Да.
Хвала и честь тебе, ты их достоин.
 

 
Его убила радость. Боже мой!
 

 
На помощь!
 

 
Разбудите канонадой.
 

 
Да здравствует принц Гомбург!
 

 
Слава! Слава!
 

 
Да здравствует наш фербеллинский вождь!
 

 
Что это — сон?
 

 
Конечно, сон! А что же?
 

 
В сраженье!
 

 
В бой!
 

 
К победе!
 

 
В поле! В бой!