ЭМИН МАХМУДОВ
   ФЕНОМЕН
   Ей не было восемнадцати лет, когда она появилась у нас в редакции. Это была смуглая девушка среднего роста - самая обыкновенная.
   Я хорошо помню, как она вошла и, окинув меня беглым взглядом, застенчиво спросила:
   - Вы будете здесь секретарь?
   - Да, я.
   - Я прочла объявление в газете. Кажется, вам нужна машинистка?
   Прежде, чем ответить, я оглядел ее. Новое, но старомодное платье. Короткие косы, небрежно заброшенные за спину. Опускает глаза, стараясь избежать моего взгляда. Словом,-типичная девушка из райцентра, недавно попавшая в большой город. Выйдет ли из нее редакционная машинистка быстрая, грамотная, понятливая?
   Сознаюсь, первое впечатление было не в ее пользу.
   - Вы работали раньше где-нибудь?
   Она несмело ответила:
   - Всего несколько месяцев... Я окончила курсы машинописи, работала в редакции... в нашей районной газете. Потом заболела, меня перевезли сюда. Здесь я теперь и живу, учусь в вечернем отделении университета, на биологическом...
   Она разговорилась, и это мне понравилось, Я попросил заведующего отделом информации Мамедхана провести девушку для пробы в машинбюро и продиктовать ей пару страничек.
   По правде говоря, я даже не опросил ее имени. Я был уверен, что Мамедхан, покачивая головой, объявит недовольным топом: "Она даже расположения букв не знает. Пусть поступает куда угодно, лишь бы не к нам".
   Но оказалось, что Наргиз, как ее звали, прекрасная машинистка. Она работала десятью пальцами, слепым способом, - не глядя на клавиши.
   Вскоре эта внешне неприметная девушка стала полноправным членом редакционного коллектива и завоевали всеобщее уважение. В этом немалую роль играла ее замечательная память.
   Иногда, не отрывая пальцев от клавиш, она говорила диктовавшему сотруднику:
   - Четыре дня назад вы употребили эту же фразу в передовой статье. Лучше бы немного изменить.
   Или, печатая письмо внештатного корреспондента.
   замечала:
   - Такую же информацию мы публиковали на прошлой неделе за подписью "Зоркий". Об одном и том же писали двое.
   Она никогда не ошибалась. У этой девушки из райцентра была феноменальная память. Стоило прочесть при ней целую поэму, как она запоминала ее навсегда.
   И ученье давалось ей легко. Когда Наргиз появилась у нас, она плохо говорила по-русски. А теперь она не боялась даже латыни. Честное слово, я видел сам, как она, в ожидании материала, читала в подлиннике "О природе вещей" Лукреция и улыбалась от удовольствия.
   Она не вела конспектов и не делала выписок - при ее памяти в этом не было нужды.
   Скажу прямо: нас, газетчиков, не удивишь хорошей памятью: специфика, сами понимаете. Но память этой девушки далеко выходила за рамки понимания
   И еще скажу: я не был бы газетчиком, если бы оставил это без внимания. Я решил во что бы то ни стало понять: что это, необыкновенная одаренность от природы или результат тренировки...
   Я знал, что есть несколько видов памяти. Сильнейшая форма-двигательная или моторная память. Человек не может, например, разучиться плавать или ездить на велосипеде. Не может - и все.
   Есть память эмоциональная, есть образная, сохраняющая звуковые, зрительные и тому подобные ощущения А главная форма памяти у людей словесно-логическая. Она и была особенно развита у Наргиз - об остальных формах я не мог судить.
   Я достал книгу Занкова - "Проблема памяти в свете учения И. П. Павлова". Я расспрашивал стариков-бакинцев, помнивших, как в двадцатых годах наш земляк, математик Шишкин вызвал на соревнование знаменитого Араго, и на цирковой арене произошло невиданное и неповторенное до сих пор состязание - решение в уме биквадратных уравнений с подстановкой четырехзначных чисел. Ко мне кажется, что если бы эта девушка из райцентра захотела популярности...
   Но популярность ее не интересовала. А я не успел исследовать способности Наргиз: одно событие опередило меня.
   Стояла поздняя осень. Я был дома - отдыхал перед вечерней сдачей в типографию. Свирепый бакинский норд-ост завывал во дворе, жалобно шумели обнаженные ветви деревьев. Слушая пение чайника на газовой плите, я задремал, но телефонный звонок заставил меня очнуться.
   - Извините, пожалуйста, - сказал незнакомый мужской голос. - С вами говорит главврач "скорой помощи". У вас в редакции работает Азад Самедов?
   - Да, да, - поспешно ответил я. - Это наш курьер.
   А что случилось?
   - Не волнуйтесь, товарищ Рзаев, - продолжал врач. - Ваш курьер совершил настоящий подвиг. Он вынес двух детей из горящего дома. Ожоги у него легкие, через два дня он будет на работе. Но, - врач немного замялся, понимаете, у него сгорел пиджак.
   - Пиджак? - мне показалось, что я ослышался, врач явно не договаривал чего-то. - Черт с ним, с пиджаком, скажите, что случилось с Азадом?
   - Ничего опасного, товарищ Рзаев, я же сказал. Но он просит передать, что в кармане пиджака были какието газетные материалы.
   - Как, как?
   Вместо ответа - противные гудки отбоя. Врач, видимо, не хотел входить в детали.
   Только что я завидовал геройству Азада, мысленно готовя заметку, - уж такие мы люди, газетчики. Но последнее сообщение затмило все. Ведь через час я должен быть в типографии, чтобы пропустить эти материалы.
   Погибла целая полоса, простите, по-вашему - страница. А редактор - в отпуску. А я отвечаю за все. А газета не может запоздать, пусть хоть землетрясение...
   Механически я набрал номер редакции. Я услышал знакомый голос Наргиз. Она сидит и учит какую-то гистологию. Больше никого нет - и не могло быть: уже восьмой час вечера.
   Я рассказал ей все. В противоположность мне, она была совершенно спокойна - как будто ничего особенного не произошло.
   - А что Азад нес в типографию? - спросила она. - Материалы третьей полосы? Я постараюсь сделать все, что в моих силах, а вы попробуйте собрать всех, кто готовил материалы...
   Я забыл поблагодарить ее. Я обзвонил полгорода - конечно, все расползлись в разные концы. Потом я объехал полгорода, но я нашел всех: мы, газетчики, такие люди. Одного я нашел в кино, другого - на вокзале, третьего... впрочем, это его дело.
   Все закончилось лучше, чем я предполагал. Когда я наконец попал в редакцию, все было уже заново отпечатано на машинке. Статья профессора Кудратли - "Новые методы радиоактивного лечения", очерк Мамедхана "На морских буровых", международное обозрение, два стихотворения, три читательских письма...
   Из типографии уже звонили раза три. Поспешно собрав материалы в папку, я кинулся к выходу.
   У дверей меня остановил Мамедхан.
   - На пару слов, товарищ Рзаев.
   - Завтра, Мамедхан, газета опаздывает!
   Все закончилось благополучно. Газета вышла вовремя. А утром аккуратный Мамедхан сказал свою "пару слов":
   - Обязательно надо вынести Наргиз благодарность в приказе. Молодец она, выручила нас!
   Я не стал возражать: Наргиз здорово помогла нам.
   Не считаясь с тем, что служебное время истекло, она...
   - Дело не в служебном времени, - сказал Мамедхан. - Все материалы она напечатала до нашего прихода. Когда мы собрались в редакции, все было готово, она дала нам на проверку.
   - Так у нее оставались оригиналы?
   - Нет, товарищ Рзаев. Оригиналы были заперты в шкафах и столах. Она печатала "из головы". Ведь вам известна ее феноменальная память.
   - Что, что? - Я швырнул связку ключей на стол. - Из головы? Хорошая память - это прекрасно! Но как можно доверить памяти девушки столько ответственных материалов?
   Меня охватил ужас. Ведь вчера вечером Наргиз по памяти отпечатала больше двадцати гранок-по - вашему страниц, насыщенных цифрами, фамилиями, географическими названиями...
   Схватившись за голову, я малодушно зажмурился.
   Мне страшно было представить третью полосу сегодняшней газеты. Перевранные имена, цифры и термины злобно смеялись надо мной, упрекали...
   Подняв голову, я встретил укоризненный взгляд Мамедхана.
   - Не беспокойтесь, товарищ Рзаев, - уверенно сказал Мамедхан, - все проверено трижды. Ни одной ошибки.
   Мне не терпелось увидеть Наргиз, но сначала я съездил в больницу навестить Азада. Парень был вне опасности. Узнав все подробности, я приготовил на завтра корреспонденцию о его героическом поступке и позвал к себе Наргиз.
   Она вошла неторопливым шагом, тихо поздоровалась и застенчиво спросила:
   - Что, разве была какая-нибудь ошибка?
   - Нет, Наргиз. Ваша феноменальная память помогла нам. Если бы не вы, газета опоздала бы.
   Я усадил ее против себя и начал прямо:
   - Наргиз, я в жизни не встречал человека, который мог бы с такой точностью запомнить наизусть такое ко личество разнообразного материала. Это выше человеческих способностей. Поэтому мне интересно узнать:
   это у вас от рождения, или...
   - Нет, товарищ Рзаев. От рождения у меня была хорошая, но самая обыкновенная память. А это... Это развилось у меня недавно. Этим я обязана врачам.
   Я сразу, чутьем газетчика, понял, что "это" - новое достижение медицины.
   И вот что мне рассказала Наргиз.
   Это было в марте, когда в горном районе, где она жила, земля еще была покрыта белой скатертью снегов.
   Днем таяло, а к ночи подмораживало, и грязь на дорогах замерзая, делалась твердой, как булыжник.
   Рано утром она шла на работу. В узкий переулок свернул тяжелый грузовик-лесовоз. Девушка бросилась в сторону, поскользнулась и упала, ударившись головой о заледеневшую мостовую, и потеряла сознание.
   Наргиз очнулась в районной больнице. От страшной головной боли она еле смогла поднять отяжелевшие.
   как чугун, веки. Комната казалась наполненной туманом. Мелькали белые халаты врачей, лица она не различала.
   Несколько дней она пролежала в полузабытьи. Потом начала поправляться, но головные боли не прекращались. Оказалось, что девушка лишилась памяти. Все путалось у нее в голове, она не могла вспомнить даже свой день рождения.
   Первые попытки лечения не увенчались успехом в Наргнз перевезли из райцентра в Баку. Ее осмотрел доцент Искендеров - психиатр, занимавшийся восстановлением памяти.
   Он терпеливо расспрашивал девушку, добиваясь от нее толковых ответов. Он оставил ей листок с маленьким стихотворением и просил к вечеру выучить его наизусть. Но когда он зашел к ней вечером и спросил про стихотворение, девушка удивленно сказала:
   - Вы мне ничего не поручали.
   Он вытащил из-под подушки листок со стихамитогда девушка вспомнила про задание и заплакала от стыда.
   На следующее утро Наргиз перенесли в другую комнату, где стоял высокий аппарат, сверкавший белой эмалью и никелем.
   Молодой доцент усадил ее в кресло и взял за руку.
   будто приготовился следить за пульсом. На голову Наргиз надели нечто вроде шлема, от которого шли длинные, гибкие провода к аппарату. Задавая ей разные вопросы, Искендеров не сводил глаз с экрана катоднолучевой трубки, по которому бегали зеленые зигзаги, с циферблатов измерительных приборов.
   Прервав беседу, от отошел к пульту управления и повернул несколько рукояток. В ушах Наргиз раздался непонятный гул, в голове разлилось приятное ощущение тепла, как будто от невидимой печки, Вспыхивали крощечные цветные лампочки на пульте, что-то не больно, скорее приятно покалывало в голове. И она заснула.
   Проснулась она на своей койке, освеженная сном.
   Голова больше не болела. Было хорошо и легко. Наргиз повернулась на другой бок и снова заснула.
   Каждый день ей надевали шлем с проводами и после каждого сеанса она подолгу спала.
   На третий день Искендеров дал ей на пробу стихотворение - она выучила его без затруднений. Память ее улучшалась с каждым днем.
   Через три месяца Наргиз выписалась из клиники Искендерова с твердым намерением посвятить себя новым методам лечения заболеваний мозга наиболее сложной и по многом загадочной части человеческого организма. Той же осенью она поступила в университет.
   - А память у меня с тех пор, действительно, феноменальная, - сказала Наргиз, заканчивая рассказ. - Даже самой мне удивительно. Но пока я должна быть под наблюдением. Два раза в месяц я хожу к доценту Искендерову, он меня тщательно исследует и пока, кажется, очень доволен. Но только, товарищ Рзаев, прошу вас - эта история не для печати. Еще рано. Так сказал сам Искендеров.
   Когда Наргиз вышла, я задумался. Если бы у нее после лечения память восстановилась в нормальных пределах, я сейчас же послал бы Мамедхана и фотографа к Искендерову, чтобы они приготовили хороший фотоочерк для газеты. Мамедхан из самого неразговорчивого человека вытянет все, что надо. А заглавие? "Лаборатория памяти"? Или - "Загадка мозга"? "Доцеыт Искендеров победил безумие"?
   Но почему она - значит, и он - говорят "не для печати"? Значит, это было не обычное лечение, а эксперимент, может быть, опасный эксперимент? Может быть, Искендеров не уверен в том, что будет дальше? Ведь феноменальная память девушки с каждым днем откладывает в ее мозгу массу ненужных сведений. И настанет день, когда перегруженный мозг...
   Я не мог оставить этого так. Адрес Искендерова я без труда нашел в телефонной книге.
   Доцент Искендеров - молодой человек с живыми.
   веселыми глазами-усадил меня и, откинув со лба прядь аепослушных волос, сказал:
   - Понимаю ваше беспокойство и любопытство. Прежде всего я должен вас успокоить: память не может перегрузить мозг. По простой причине: жизнь человека для этого слишком коротка. Если Наргиз проживет сто лет, то, несмотря на феноменально острую память, ее мозг не исчерпает возможности получать и хранить информацию. Понимаете, физиологическая основа памяти это образование систем временных связей в коре больших полушарий мозга, точнее - в сером веществе.
   Кора - это нечто вроде мозаики из перемежающихся групп нервных клеток пунктов раздражения и торможения. И отбор нужной информации сводится к тому, что в нужных группах клеток идет раздражение, а во всех остальных торможение. А у Наргиз были повреждены некоторые узлы торможения. Мне надо было восстановить их...
   Я слушал его. Я узнал, что мозг потребляет в двадцать раз больше кислорода, чем мышцы. Что еще в прошлом веке начались опыты по воздействию электрическим током на кору мозга. Данилевский, Бехтерев, Миславский, нуклеиновая кислота, нуклеопротеоиды, биотоки мозга - имена и факты сыпались на меня, как из рога изобилия.
   Я узнал, что электроэнцефалография - способ измерения частоты колебаний токов, возбуждаемых головным мозгом, была создана Правдич-Немчинским, Кауфманом, Ливановым и еще многими на основании трудов Сеченова... А "Рефлексы головного мозга"! Я знал об этой книге, но, каюсь, не читал.
   Искендеров рассказал, как применяют электрический наркоз для торможения коры полушарий мозга. Кг. к лечат шизофреников короткими импульсами электрошоком...
   - Но Наргиз, доктор? - прервал я его. - Ведь у нее память-то ненормальная? Ведь это слишком...
   - Не бойтесь за нее, - сказал, улыбнувшись, Искендеров. - Я применил к ней новый метод, воспользовался своим новым аппаратом. Расчет был такой: или она останется без памяти или серое вещество восстановит свои свойства. Конечно, я предварительно тщательно изучил все энцефалограммы ее мозговой деятельности, но... понимаете, мы еще мало знаем мозг. И вот, получилось...
   - Однако, вы каждые две недели осматриваете ее.
   И не разрешаете публиковать...
   - Не я один. Так постановил ученый совет. Дело а том, что наблюдения за деятельностью ее мозга дают нам ценнейший материал для того, чтобы... ну, как вам скачать проще? Ну, чтобы не только лечить людей с ослабленной памятью, но и... понимаете? А так как работа не закончена, то еще рано пускать ее в печать. Да мало ли для вас интересного, кроме этого. Вот, почитайте "Известия Академии Наук". Есть одна статейка: установили, что нуклеопротеоиды мозга в условиях парамагнитного резонанса проявляют ферромагнитные свойства.
   Путь к познанию сущности памяти, не правда ли? Электрические заряды раздражения...
   Я ничего не понял, но согласился. Я был ошеломлен перспективами, которые раскрыл передо мной Искендеров. Усиление памяти...
   И в мою голову вкралась странная мысль: а что, если бы я оказался пациентом этого талантливого парня?
   Впрочем, понимаете сами, еще рано. Все это - не для печати, Так сказал сам Искендеров.