Осип Мандельштам
   Камень. Tristia
   x x x
   Дано мнe тeло -- что мнe дeлать с  ним ,
   Таким  единым  и таким  моим ?
   За радость тихую дышать и жить
   Кого, скажите, мнe благодарить?
   Я и садовник , я же и цвeток ,
   В  темницe мiра я не одинок .
   На стекла вeчности уже легло
   Мое дыханiе, мое тепло.
   Запечатлeется на нем  узор ,
   Неузнаваемый с  недавних  пор .
   Пускай мгновенiя стекает  муть -
   Узора милаго не зачеркнуть.
   1909.
   Silentium.
   Она еще не родилась,
   Она и музыка и слово,
   И потому всего живого
   Ненарушаемая связь.
   Спокойно дышат  моря груди,
   Но, как  безумный, свeтел  день
   И пeны блeдная сирень
   В  мутно-лазоревом  сосудe.
   Да обрeтут  мои уста
   Первоначальную нeмоту -
   Как  кристаллическую ноту,
   Что от  рожденiя чиста.
   Останься пeной, Афродита,
   И слово в  музыку вернись,
   И сердце сердца устыдись,
   С  первоосновой жизни слито.
   1910.
   x x x
   Невыразимая печаль
   Открыла два огромных  глаза,
   Цвeточная проснулась ваза
   И выплеснула свой хрусталь.
   Вся комната напоена
   Истомой -- сладкое лекарство!
   Такое маленькое царство
   Так  много поглотило сна.
   Немного краснаго вина,
   Немного солнечнаго мая -
   И потянулась, оживая,
   Тончайших  пальцев  бeлизна...
   1909.
   x x x
   Медлительнeе снeжный улей,
   Прозрачнeе окна хрусталь
   И бирюзовая вуаль
   Небрежно брошена на стулe.
   Ткань, опьяненная собой,
   Изнeженная лаской свeта,
   Она испытывает  лeто,
   Как  бы не тронута зимой.
   И, если в  ледяных  алмазах 
   Струится вeчности мороз ,
   Здeсь -- трепетанiе стрекоз 
   Быстроживущих , синеглазых ...
   1910.
   x x x
   Смутно-дышащими листьями
   Черный вeтер  шелестит ,
   И трепещущая ласточка
   В  темном  небe круг  чертит .
   Тихо спорят  в  сердце ласковом ,
   Умирающем , моем ,
   Наступающiя сумерки
   С  догорающим  лучом .
   И над  лeсом  вечерeющим 
   Встала мeдная луна;
   Отчего так  мало музыки
   И такая тишина?
   1911.
   x x x
   Отчего душа так  пeвуча,
   И так  мало милых  имен ,
   И мгновенный ритм  -- только случай,
   Неожиданный Аквилон ?
   Он  подымет  облако пыли,
   Зашумит  бумажной листвой
   И совсeм  не вернется -- или
   Он  вернется -- совсeм  другой...
   О, широкiй вeтер  Орфея,
   Ты уйдешь в  морскiе края -
   И, не созданный мiр  лелeя,
   Я забыл  ненужное "я".
   Я блуждал  в  игрушечной чащe
   И открыл  лазоревый грот ...
   Неужели я настоящiй,
   И дeйствительно смерть придет ?
   1911.
   x x x
   Быть может , я тебe не нужен ,
   Ночь; из  пучины мiровой,
   Как  раковина без  жемчужин ,
   Я выброшен  на берег  твой.
   Ты равнодушно волны пeнишь
   И несговорчиво поешь;
   Но ты полюбишь, ты оцeнишь
   Ненужной раковины ложь.
   Ты на песок  с  ней рядом  ляжешь,
   Одeнешь ризою своей,
   Ты неразрывно с  нею свяжешь
   Огромный колокол  зыбей;
   И хрупкой раковины стeны,-
   Как  нежилого сердца дом ,-
   Наполнишь шепотами пeны,
   Туманом , вeтром  и дождем ...
   1911.
   x x x
   Скудный луч , холодной мeрою,
   Сeет  свeт  в  сыром  лeсу.
   Я печаль, как  птицу сeрую,
   В  сердце медленно несу.
   Что мнe дeлать с  птицей раненой?
   Твердь умолкла, умерла.
   С  колокольни отуманенной
   Кто-то снял  колокола.
   И стоит  осиротeлая
   И нeмая вышина -
   Как  пустая башня бeлая,
   Гдe туман  и тишина...
   Утро, нeжностью бездонное,
   Полу-явь и полу-сон  -
   Забытье неутоленное -
   Дум  туманный перезвон ...
   1911.
   x x x
   Образ  твой, мучительный и зыбкiй,
   Я не мог  в  туманe осязать.
   "Господи!", сказал  я по ошибкe,
   Сам  того не думая сказать.
   Божье имя, как  большая птица,
   Вылетeло из  моей груди...
   Впереди густой туман  клубится,
   И пустая клeтка позади...
   1912.
   Змeй.
   Осеннiй сумрак  -- ржавое желeзо
   Скрипит , поет  и раз eдает  плоть;
   Что весь соблазн  и всe богатства Креза
   Пред  лезвiем  твоей тоски, Господь!
   Я как  змeей танцующей измучен 
   И перед  ней, тоскуя, трепещу;
   Я не хочу души своей излучин 
   И разума и Музы не хочу...
   Достаточно лукавых  отрицанiй
   Распутывать извилистый клубок ;
   Нeт  стройных  слов  для жалоб  и признанiй,
   И кубок  мой тяжел  и неглубок .
   К  чему дышать? На жестких  камнях  пляшет 
   Больной удав , свиваясь и клубясь;
   Качается и тeло опояшет ,
   И падает , внезапно утомясь.
   И безполезно наканунe казни,
   Видeнiем  и пeньем  потрясен ,
   Я слушаю, как  узник  без  боязни,
   Желeза визг  и вeтра темный стон !
   1910.
   x x x
   Сегодня дурной день:
   Кузнечиков  хор  спит ,
   И сумрачных  скал  сeнь -
   Мрачнeй гробовых  плит .
   Мелькающих  стрeл  звон 
   И вeщих  ворон  крик ...
   Я вижу дурной сон ,
   За мигом  летит  миг .
   Явленiй раздвинь грань,
   Земную разрушь клeть,
   И яростный гимн  грянь -
   Бунтующих  тайн  мeдь!
   О, маятник  душ  строг  -
   Качается глух , прям ,
   И страстно стучит  рок 
   В  запретную дверь к  нам ...
   1911.
   Пeшеход .
   Я чувствую непобeдимый страх 
   В  присутствiи таинственных  высот ,
   Я ласточкой доволен  в  небесах ,
   И колокольни я люблю полет !
   И, кажется, старинный пeшеход ,
   Над  пропастью, на гнущихся мостках ,
   Я слушаю -- как  снeжный ком  растет 
   И вeчность бьет  на каменных  часах .
   Когда бы так ! Но я не путник  тот ,
   Мелькающiй на выцвeтших  листах ,
   И подлинно во мнe печаль поет ;
   Дeйствительно лавина есть в  горах !
   И вся моя душа -- в  колоколах  -
   Но музыка от  бездны не спасет !
   1912.
   x x x
   Нeт , не луна, а свeтлый циферблат 
   Сiяет  мнe, и чeм  я виноват ,
   Что слабых  звeзд  я осязаю млечность?
   И Батюшкова мнe противна спесь;
   Который час , его спросили здeсь -
   А он  отвeтил  любопытным : вeчность!
   1912.
   x x x
   Я ненавижу свeт 
   Однообразных  звeзд .
   Здравствуй, мой давнiй бред ,-
   Башни стрeльчатой рост !
   Кружевом  камень будь
   И паутиной стань:
   Неба пустую грудь
   Тонкой иглою рань.
   Будет  и мой черед  -
   Чую размах  крыла.
   Так  -- но куда уйдет 
   Мысли живой стрeла?
   Или свой путь и срок 
   Я, исчерпав , вернусь:
   Там  -- я любить не мог ,
   Здeсь -- я любить боюсь...
   1912.
   Казино.
   Я не поклонник  радости предвзятой,
   Подчас  природа сeрое пятно,-
   Мнe в  опьяненьи легком  суждено
   Извeдать краски жизни небогатой.
   Играет  вeтер  тучею косматой,
   Ложится якорь на морское дно,
   И бездыханная, как  полотно,
   Душа висит  над  бездною проклятой.
   Но я люблю на дюнах  казино,
   Широкiй вид  в  туманное окно
   И тонкiй луч  на скатерти измятой;
   И, окружен  водой зеленоватой,
   Когда, как  роза, в  хрусталe вино -
   Люблю слeдить за чайкою крылатой!
   1912.
   Царское Село.
   Георгiю Иванову.
   Поeдем  в  Царское Село!
   Свободны, вeтренны и пьяны,
   Там  улыбаются уланы,
   Вскочив  на крeпкое сeдло...
   Поeдем  в  Царское Село!
   Казармы, парки и дворцы,
   А на деревьях  -- клочья ваты,
   И грянут  "здравiя" раскаты
   На крик  -- "здорово, молодцы!"
   Казармы, парки и дворцы...
   Одноэтажные дома,
   Гдe однодумы-генералы
   Свой коротают  вeк  усталый,
   Читая "Ниву" и Дюма...
   Особняки -- а не дома!
   Свист  паровоза... Eдет  князь.
   В  стеклянном  павильонe свита!..
   И, саблю волоча сердито,
   Выходит  офицер , кичась:
   Не сомнeваюсь -- это князь...
   И возвращается домой -
   Конечно, в  царство этикета,
   Внушая тайный страх , карета
   С  мощами фрейлины сeдой,
   Что возвращается домой...
   Золотой.
   Цeлый день сырой осеннiй воздух 
   Я вдыхал  в  смятеньe и тоскe;
   Я хочу поужинать,-- и звeзды
   Золотыя в  темном  кошелькe!
   И дрожа от  желтаго тумана,
   Я спустился в  маленькiй подвал ;
   Я нигдe такого ресторана
   И такого сброда не видал !
   Мелкiе чиновники, японцы,
   Теоретики чужой казны...
   За прилавком  щупает  червонцы
   Человeк  -- и всe они пьяны.
   Будьте так  любезны, размeняйте,
   Убeдительно его прошу -
   Только мнe бумажек  не давайте, -
   Трехрублевок  я не выношу!
   Что мнe дeлать с  пьяною оравой?
   Как  попал  сюда я, Боже мой?
   Если я на то имeю право -
   Размeняйте мнe мой золотой!
   1912.
   Старик .
   Уже свeтло, поет  сирена
   В  седьмом  часу утра.
   Старик , похожiй на Верлэна,-
   Теперь твоя пора!
   В  глазах  лукавый или дeтскiй
   Зеленый огонек ;
   На шею нацeпил  турецкiй
   Узорчатый платок .
   Он  богохульствует , бормочет 
   Несвязныя слова;
   Он  исповeдоваться хочет  -
   Но согрeшить сперва.
   Разочарованный рабочiй
   Иль огорченный мот  -
   А глаз , подбитый в  нeдрах  ночи,
   Как  радуга цвeтет .
   Так , соблюдая день субботнiй,
   Плетется он  -- когда
   Глядит  из  каждой подворотни
   Веселая нужда;
   А дома -- руганью крылатой,
   От  ярости блeдна,-
   Встрeчает  пьянаго Сократа
   Суровая жена!
   1913.
   Петербургскiя строфы.
   Н. Гумилеву.
   Над  желтизной правительственных  зданiй
   Кружилась долго мутная метель,
   И правовeд  опять садится в  сани,
   Широким  жестом  запахнув  шинель.
   Зимуют  пароходы. На припекe
   Зажглось каюты толстое стекло.
   Чудовищна -- как  броненосец  в  докe -
   Россiя отдыхает  тяжело.
   А над  Невой -- посольства полумiра,
   Адмиралтейство, солнце, тишина!
   И государства крeпкая порфира,
   Как  власяница грубая, бeдна.
   Тяжка обуза сeвернаго сноба -
   Онегина старинная тоска;
   На площади Сената -- вал  сугроба,
   Дымок  костра и холодок  штыка...
   Черпали воду ялики, и чайки
   Морскiя посeщали склад  пеньки,
   Гдe, продавая сбитень или сайки,
   Лишь оперные бродят  мужики.
   Летит  в  туман  моторов  вереница;
   Самолюбивый, скромный пeшеход  -
   Чудак  Евгенiй -- бeдности стыдится,
   Бензин  вдыхает  и судьбу клянет !
   1913.
   x x x
   В  душном  барe иностранец ,
   Я нерeдко, в  час  глухой,
   Уходя от  тусклых  пьяниц ,
   Становлюсь самим  собой.
   Дeв  полуночных  отвага
   И безумных  звeзд  разбeг ,
   Да привяжется бродяга,
   Вымогая на ночлег .
   Кто, скажите, мнe сознанье
   Виноградом  замутит ,
   Если явь -- Петра созданье,
   Мeдный всадник  и гранит ?
   Слышу с  крeпости сигналы,
   Замeчаю, как  тепло.
   Выстрeл  пушечный в  подвалы,
   Вeроятно, донесло.
   И гораздо глубже бреда
   Воспаленной головы -
   Звeзды, трезвая бесeда,
   Вeтер  западный с  Невы...
   1913.
   Лютеранин .
   Я на прогулкe похороны встрeтил 
   Близ  протестантской кирхи, в  воскресенье.
   Разсeянный прохожiй, я замeтил 
   Тeх  прихожан  суровое волненье.
   Чужая рeчь не достигала слуха,
   И только упряжь тонкая сiяла,
   Да мостовая праздничная глухо
   Лeнивыя подковы отражала.
   А в  эластичном  сумракe кареты,
   Куда печаль забилась, лицемeрка,
   Без  слов , без  слез , скупая на привeты,
   Осенних  роз  мелькнула бутоньерка.
   Тянулись иностранцы лентой черной
   И шли пeшком  заплаканныя дамы,
   Румянец  под  вуалью, и упорно
   Над  ними кучер  правил  вдаль, упрямый.
   Кто б  ни был  ты, покойный лютеранин ,
   Тебя легко и просто хоронили.
   Был  взор  слезой приличной затуманен ,
   И сдержанно колокола звонили.
   И думал  я: витiйствовать не надо.
   Мы не пророки, даже не предтечи,
   Не любим  рая, не боимся ада,
   И в  полдень матовый горим , как  свeчи.
   1912.
   Айя-Софiя.
   1.
   Айя-Софiя -- здeсь остановиться
   Судил  Господь народам  и царям !
   Вeдь купол  твой, по слову очевидца,
   Как  на цeпи подвeшен  к  небесам .
   2.
   И всeм  примeр  -- года гстинiана,
   Когда похитить для чужих  богов 
   Позволила ?фесская Дiана
   Сто семь зеленых  мраморных  столбов .
   3.
   Куда-ж  стремился твой строитель щедрый,
   Когда, душой и помыслом  высок ,
   Расположил  апсиды и экседры,
   Им  указав  на запад  и восток ?
   4.
   Прекрасен  храм , купающiйся в  мiрe,
   И сорок  окон  -- свeта торжество;
   На парусах  под  куполом  четыре
   Архангела прекраснeе всего.
   5.
   И мудрое сферическое зданье
   Народы и вeка переживет ,
   И серафимов  гулкое рыданье
   Не покоробит  темных  позолот .
   1912.
   Notre Dame.
   1.
   Гдe римскiй судiя судил  чужой народ  -
   Стоит  базилика,-- и радостный и первый,
   Как  нeкогда Адам , распластывая нервы,
   Играет  мышцами крестовый легкiй свод .
   2.
   Но выдает  себя снаружи тайный план !
   Здeсь позаботилась подпружных  арок  сила,
   Чтоб  масса грузная стeны не сокрушила,
   И свода дерзкаго бездeйствует  таран .
   3.
   Стихiйный лабиринт , непостижимый лeс ,
   Души готической разсудочная пропасть,
   Египетская мощь и христiанства робость,
   С  тростинкой рядом  -- дуб  и всюду царь -- отвeс .
   4.
   Но чeм  внимательнeй, твердыня Notre Dame,
   Я изучал  твои чудовищныя ребра,-
   Тeм  чаще думал  я: из  тяжести недоброй
   И я когда-нибудь прекрасное создам .
   1912.
   О. Мандельштам . Tristia. Petropolis, Петербург -Берлин , 1922.
   Настоящее изданiе отпечатано в  количествe трех  тысяч  экземпляров . Из  них  сто нумерованных .
   Обложка и марка работы М. В. Добужинскаго. Отпечатано в  типографiи Зинабург  и Ко. в  Берлинe в  1922 году для издательства "Петрополис ".
   x x x
   -- Как  этих  покрывал  и этого убора
   Мнe пышность тяжела средь моего позора!
   -- Будет  в  каменной Трезенe
   Знаменитая бeда,
   Царской лeстницы ступени
   Покраснeют  от  стыда,
   .................
   .................
   И для матери влюбленной
   Солнце черное взойдет .
   -- О, если б  ненависть в  груди моей кипeла -
   Но, видите, само признанье с  уст  слетeло.
   -- Черным  пламенем  Федра горит 
   Среди бeлаго дня.
   Погребальный факел  горит 
   Среди бeлаго дня.
   Бойся матери, ты, Ипполит :
   Федра -- ночь -- тебя сторожит 
   Среди бeлаго дня.
   -- Любовью черною я солнце запятнала
   Смерть охладит  мой пыл  из  чистаго фiала...
   -- Мы боимся, мы не смeем 
   Горю царскому помочь.
   Уязвленная Тезеем 
   На него напала ночь.
   Мы же, пeснью похоронной
   Провожая мертвых  в  дом ,
   Страсти дикой и безсонной
   Солнце черное уймем .
   1916
   Звeринец .
   1
   Отверженное слово "мир "
   В  началe оскорбленной эры;
   Свeтильник  в  глубинe пещеры
   И воздух  горных  стран  -- эфир ;
   ?фир , которым  не сумeли,
   Не захотeли мы дышать.
   Козлиным  голосом , опять,
   Поют  косматыя свирeли.
   2
   Пока ягнята и волы
   На тучных  пастбищах  водились
   И дружелюбные садились
   На плечи сонных  скал  орлы,-
   Германец  выкормил  орла,
   И лев  британцу покорился,
   И галльскiй гребень появился
   Из  пeтушинаго хохла.
   3
   А нынe завладeл  дикарь
   Священной палицей Геракла,
   И черная земля изсякла,
   Неблагодарная, как  встарь.
   Я палочку возьму сухую,
   Огонь добуду из  нея.
   Пускай уходит  в  ночь глухую
   Мной всполошенное звeрье.
   4
   Пeтух , и лев , темно-бурый
   Орел , и ласковый медвeдь -
   Мы для войны построим  клeть,
   Звeриныя пригрeем  шкуры.
   А я пою вино времен ,
   Источник  рeчи италiйской,
   И, в  колыбели праарiйской,
   Славянскiй и германскiй лен .
   5
   Италiя, тебe не лeнь
   Тревожить Рима колесницы,
   С  кудахтаньем домашней птицы
   Перелетeв  через плетень?
   И ты, сосeдка, не взыщи:
   Орел  топорщится и злится.
   Что, если для твоей пращи
   Тяжелый камень не сгодится?
   6
   В  звeринцe заперев  звeрей,
   Мы успокоимся надолго,
   И станет  полноводнeй Волга,
   И рейнская струя свeтлeй.
   И умудренный человeк 
   Почтит  невольно чужестранца,
   Как  полубога, буйством  танца,
   На берегах  великих  рeк !
   1916
   x x x
   В  разноголосицe дeвическаго хора
   Все церкви нeжныя поют  на голос  свой,
   И в  дугах  каменных  Успeнскаго собора
   Мнe брови чудятся, высокiя, дугой.
   И с  укрeпленнаго архангелами вала
   Я город  озирал  на чудной высотe.
   В  стeнах  Акрополя печаль меня снeдала,
   По русском  имени и русской красотe.
   Не диво ль дивное, что вертоград  нам  снится,
   Гдe рeют  голуби в  горячей синевe,
   Что православные крюки поет  черница:
   Успенье нeжное -- Флоренцiя в  Москвe.
   И пятиглавые московскiе соборы
   С  их  итальянскою и русскою душой
   Напоминают  мнe -- явленiе Авроры,
   Но с  русским  именем  и в  шубкe мeховой.
   1916
   x x x
   На розвальнях , уложенных  соломой,
   Едва прикрытые рогожей роковой,
   От  Воробьевых  гор  до церковки знакомой
   Мы eхали огромною Москвой.
   А в  Угличe играют  дeти в  бабки,
   И пахнет  хлeб , оставленный в  печи.
   По улицам  меня везут  без  шапки,
   И теплятся в  часовнe три свeчи.
   Не три свeчи горeли, а три встрeчи,
   Одну из  них  сам  Бог  благословил ,
   Четвертой не бывать,-- а Рим  далече,
   И никогда он  Рима не любил .
   Ныряли сани в  черные ухабы,
   И возвращался с  гульбища народ .
   Худые мужики и злыя бабы
   Лущили сeмя у ворот .
   Сырая даль от  птичьих  стай чернeла,
   И связанныя руки затекли.
   Царевича везут  -- нeмeет  страшно тeло,
   И рыжую солому подожгли.
   1916
   Соломинка
   I
   Когда, соломинка, ты спишь в  огромной спальнe
   И ждешь, безсонная, чтоб , важен  и высок ,
   Спокойной тяжестью -- что может  быть печальнeй -
   На вeки чуткiя спустился потолок ,
   Соломка звонкая, соломинка сухая,
   Всю смерть ты выпила и сдeлалась нeжнeй,
   Сломалась милая соломка неживая,
   Не Саломея, нeт , соломинка скорeй.
   В  часы безсонницы предметы тяжелeе,
   Как  будто меньше их  -- такая тишина -
   Мерцают  в  зеркалe подушки, чуть бeлeя,
   И в  круглом  омутe кровать отражена.
   Нeт , не соломинка в  торжественном  атласe,
   В  огромной комнатe над  черною Невой,
   Двeнадцать мeсяцев  поют  о смертном  часe,
   Струится в  воздухe лед  блeдно-голубой.
   Декабрь торжественный струит  свое дыханье,
   Как  будто в  комнатe тяжелая Нева.
   Нeт , не Соломинка, Лигейя, умиранье -
   Я научился вам , блаженныя слова.
   II
   Я научился вам , блаженныя слова,
   Ленор , Соломинка, Лигейя, Серафита,
   В  огромной комнатe тяжелая Нева,
   И голубая кровь струится из  гранита.
   Декабрь торжественный сiяет  над  Невой.
   Двeнадцать мeсяцев  поют  о смертном  часe.
   Нeт , не соломинка в  торжественном  атласe
   Вкушает  медленный, томительный покой.
   В  моей крови живет  декабрьская Лигейя,
   Чья в  саркофагe спит  блаженная любовь,
   А та, соломинка, быть может  Саломея,
   Убита жалостью и не вернется вновь.
   1916
   x x x
   -- Я потеряла нeжную камею,
   Не знаю гдe, на берегу Невы.
   Я римлянку прелестную жалeю -
   Чуть не в  слезах  мнe говорили вы.
   Но для чего, прекрасная грузинка,
   Тревожить прах  божественных  гробниц ?
   Еще одна пушистая снeжинка
   Растаяла на вeерe рeсниц .
   И кроткую вы наклонили шею.
   Камеи нeт  -- нeт  римлянки, увы.
   Я Тинотину смуглую жалeю -
   Дeвичiй Рим  на берегу Невы.
   1916
   x x x
   Собирались эллины войною
   На прелестный остров  Саламин .
   Он , отторгнут  вражеской рукою,
   Виден  был  из  гавани Афин .
   А теперь друзья-островитяне
   Снаряжают  наши корабли.
   Не любили раньше англичане
   Европейской сладостной земли.
   О, Европа, новая ?ллада,
   Охраняй Акрополь и Пирей.
   Нам  подарков  с  острова не надо,
   Цeлый лeс  незваных  кораблей.
   1916
   x x x
   I
   Мнe холодно. Прозрачная весна
   В  зеленый пух  Петрополь одeвает 
   Но, как  медуза, невская волна
   Мнe отвращенье легкое внушает .
   По набережной сeверной рeки
   Автомобилей мчатся свeтляки,
   Летят  стрекозы и жуки стальные,
   Мерцают  звeзд  булавки золотыя,
   Но никакiя звeзды не убьют 
   Морской воды тяжелый изумруд .
   II
   В  Петрополе прозрачном  мы умрем ,
   Гдe властвует  над  нами Прозерпина.
   Мы в  каждом  вздохe смертный воздух  пьем ,
   И каждый час  нам  смертная година.
   Богиня моря, грозная Афина,
   Сними могучiй каменный шелом .
   В  Петрополе прозрачном  мы умрем ,
   Здeсь царствуешь не ты, а Прозерпина.
   1916
   x x x
   1
   Не вeря воскресенья чуду,
   На кладбище гуляли мы.
   -- Ты знаешь, мнe земля повсюду
   Напоминает  тe холмы
   .................
   .................
   Гдe обрывается Россiя
   Над  морем  черным  и глухим .
   2
   От  монастырских  косогоров 
   Широкiй убeгает  луг .
   Мнe от  владимирских  просторов 
   Так  не хотeлося на юг ,
   Но в  этой темной, деревянной
   И юродивой слободe
   С  такой монашкою туманной
   Остаться -- значит  быть бeдe.
   3
   Цeлую локоть загорeлый
   И лба кусочек  восковой.
   Я знаю -- он  остался бeлый
   Под  смуглой прядью золотой.
   Цeлую кисть, гдe от  браслета
   Еще бeлeет  полоса.
   Тавриды пламенное лeто
   Творит  такiя чудеса.
   4
   Как  скоро ты смуглянкой стала
   И к  Спасу бeдному пришла,
   Не отрываясь цeловала,
   А гордою в  Москвe была.
   Нам  остается только имя:
   Чудесный звук , на долгiй срок .
   Прими ж  ладонями моими
   Пересыпаемый песок .
   1916
   x x x
   ?та ночь непоправима,
   А у вас  еще свeтло.
   У ворот  Ерусалима
   Солнце черное взошло.
   Солнце желтое страшнeе.
   Баю, баюшки, баю,
   В  свeтлом  храмe Iудеи
   Хоронили мать мою.
   Благодати не имeя
   И священства лишены,
   В  свeтлом  храмe Iудеи
   Отпeвали прах  жены.
   И над  матерью звенeли
   Голоса израильтян .
   -- Я проснулся в  колыбели,
   Черным  солнцем  осiян .
   1916
   Декабрист 
   "Тому свидeтельство языческiй сенат  -
   Сiи дeла не умирают ."
   Он  раскурил  чубук  и запахнул  халат ,
   А рядом  в  шахматы играют .
   Честолюбивый сон  он  промeнял  на сруб 
   В  глухом  урочище Сибири
   И вычурный чубук  у ядовитых  губ ,
   Сказавших  правду в  скорбном  мiрe.
   Шумeли в  первый раз  германскiе дубы,
   Европа плакала в  тенетах ,
   Квадриги черныя вставали на дыбы
   На трiумфальных  поворотах .
   Бывало, голубой в  стаканах  пунш  горит ,
   С  широким  шумом  самовара
   Подруга рейнская тихонько говорит ,
   Вольнолюбивая гитара.
   Еще волнуются живые голоса
   О сладкой вольности гражданства,
   Но жертвы не хотят  слeпыя небеса,
   Вeрнeе труд  и постоянство.
   Все перепуталось, и некому сказать,
   Что, постепенно холодeя,
   Все перепуталось, и сладко повторять:
   Россiя, Лета, Лорелея.
   1917
   Меганом 
   1
   Еще далеко асфоделей
   Прозрачно-сeрая весна,
   Пока еще на самом  дeлe
   Шуршит  песок , кипит  волна.
   Но здeсь душа моя вступает ,
   Как  Персефона в  легкiй круг ,
   И в  царствe мертвых  не бывает 
   Прелестных  загорeлых  рук .
   2
   Зачeм  же лодкe довeряем 
   Мы тяжесть урны гробовой
   И праздник  черных  роз  свершаем 
   Над  аметистовой водой?
   Туда душа моя стремится,
   За мыс  туманный Меганом ,
   И черный парус  возвратится
   Оттуда послe похорон .
   3
   Как  быстро тучи пробeгают 
   Неосвeщенною грядой,
   И хлопья черных  роз  летают 
   Под  этой вeтреной луной,
   И, птица смерти и рыданья,
   Влачится траурной каймой
   Огромный флаг  воспоминанья
   За кипарисною кормой.
   4
   И раскрывается с  шуршаньем 
   Печальный вeер  прошлых  лeт 
   Туда, гдe с  темным  содроганьем 
   В  песку зарылся амулет .
   Туда душа моя стремится,
   За мыс  туманный Меганом ,
   И черный парус  возвратится
   Оттуда послe похорон .
   x x x
   Когда на площадях  и в  тишинe келейной
   Мы сходим  медленно с  ума,
   Холоднаго и чистаго рейнвейна
   Предложит  нам  жестокая зима.
   В  серебряном  ведрe нам  предлагает  стужа
   Валгаллы бeлое вино,
   И свeтлый образ  сeвернаго мужа
   Напоминает  нам  оно.
   Но сeверные скальды грубы,
   Не знают  радостей игры,
   И сeверным  дружинам  любы
   Янтарь, пожары и пиры.
   Им  только снится воздух  юга,
   Чужого неба волшебство.
   -- И все-таки упрямая подруга
   Откажется попробовать его.
   1917
   x x x
   Среди священников  левитом  молодым 
   На стражe утренней он  долго оставался.
   Ночь iудейская сгущалася над  ним ,
   И храм  разрушенный угрюмо созидался.
   Он  говорил : Небес  тревожна желтизна,
   Уж  над  Евфратом  ночь, бeгите, iереи.
   А старцы думали: Не наша в  том  вина.
   Се черно-желтый свeт , се радость Iудеи.
   Он  с  нами был , когда на берегу ручья
   Мы в  драгоцeнный лен  субботу пеленали
   И семисвeщником  тяжелым  освeщали
   Iерусалима ночь и чад  небытiя.
   1917
   x x x
   1
   Золотистаго меду струя из  бутылки текла
   Так  тягуче и долго, что молвить хозяйка успeла:
   Здeсь, в  печальной Тавриде, куда нас  судьба занесла,
   Мы совсeм  не скучаем , -- и через  плечо поглядeла.
   2
   Всюду Бахуса службы, как  будто на свeтe одни
   Сторожа и собаки. Идешь -- никого не замeтишь.
   Как  тяжелыя бочки, спокойные катятся дни.
   Далеко в  шалашe голоса: не поймешь, не отвeтишь.
   3
   Послe чаю мы вышли в  огромный, коричневый сад ,
   Как  рeсницы, на окнах  опущены темные шторы,
   Мимо бeлых  колонн  мы пошли посмотрeть виноград ,
   Гдe воздушным  стеклом  обливаются сонныя горы.
   4
   Я сказал : Виноград  как  старинная битва живет ,
   Гдe курчавые всадники бьются в  кудрявом  порядкe.
   В  каменистой Тавриде наука ?ллады -- и вот 
   Золотых  десятин  благородныя ржавыя грядки.
   5
   Ну, а в  комнатe бeлой, как  прялка, стоит  тишина,
   Пахнет  уксусом , краской и свeжим  вином  из  подвала.
   Помнишь, в  греческом  домe любимая всeми жена,
   Не Елена -- другая -- как  долго она вышивала.
   6
   Золотое руно, гдe же ты, золотое руно -
   Всю дорогу шумeли морскiя тяжелыя волны,
   И, покинув  корабль, натрудившiй в  морях  полотно,
   Одиссей возвратился, пространством  и временем  полный.
   1917
   x x x
   В  тот  вечер  не гудeл  стрeльчатый лeс  органа.
   Нам  пeла Шуберта родная колыбель,
   Шумeла мельница, и в  пeснях  урагана
   Смeялся музыки голубоглазый хмель.
   Старинной пeсни мiр  коричневый, зеленый,
   Но только вeчно-молодой,
   Гдe соловьиных  лип  рокочущiя кроны
   С  звeриной яростью качает  царь лeсной.
   И сила страшная ночного возвращенья,
   Та пeсня дикая, как  черное вино.
   ?то двойник  -- пустое привидeнье
   Безсмысленно глядит  в  холодное окно.
   1918
   x x x
   Твое чудесное произношенье,
   Горячiй посвист  хищных  птиц ,
   Скажу ль -- живое впечатлeнье
   Каких -то шелковых  рeсниц .
   "Что" -- Голова отяжелeла...
   "Во" -- ?то я тебя зову.
   И далеко прошелестeло:
   Я тоже на землe живу.
   Пусть говорят : любовь крылата.
   Смерть окрыленнeе стократ .
   Еще душа борьбой об ята,
   А наши губы к  ней летят .
   И столько воздуха, и шелка,
   И вeтра в  шепотe твоем ,
   И, как  слeпые, ночью долгой
   Мы смeсь безсолнечную пьем .
   1918
   Tristia
   1
   Я изучил  науку разставанья
   В  простоволосых  жалобах  ночных .
   Жуют  волы, и длится ожиданье,
   Послeднiй час  веселiй городских ,
   И чту обряд  той пeтушиной ночи,
   Когда, подняв  дорожной скорби груз ,
   Глядeли в  даль заплаканныя очи,
   И женскiй плач  мeшался с  пeньем  муз .
   2
   Кто может  знать при словe -- разставанье,
   Какая нам  разлука предстоит ,
   Что нам  сулит  пeтушье восклицанье,
   Когда огонь в  Акрополе горит ,
   И на зарe какой то новой жизни,
   Когда в  сeнях  лeниво вол  жует ,
   Зачeм  пeтух , глашатай новой жизни,
   На городской стeнe крылами бьет ?
   3
   И я люблю обыкновенье пряжи,
   Снует  челнок , веретено жужжит .
   Смотри, навстрeчу, словно пух  лебяжiй,
   Уже босая Делiя летит .
   О, нашей жизни скудная основа,
   Куда как  бeден  радости язык !
   Все было встарь, все повторится снова,
   И сладок  нам  лишь узнаванья миг .
   4
   Да будет  так : прозрачная фигурка
   На чистом  блюдe глиняном  лежит ,
   Как  бeличья распластанная шкурка,
   Склонясь над  воском , дeвушка глядит .
   Не нам  гадать о греческом  ?ребe,
   Для женщин  воск , что для мужчины мeдь.
   Нам  только в  битвах  выпадает  жребiй,
   А им  дано гадая умереть.
   1918
   Черепаха
   1
   На каменных  отрогах  Пiэрiи
   Водили музы первый хоровод ,
   Чтобы, как  пчелы, лирники слeпые
   Нам  подарили iонiйскiй мед .
   И холодком  повeяло высоким 
   От  выпукло-дeвическаго лба,
   Чтобы раскрылись правнукам  далеким 
   Архипелага нeжные гроба.
   2
   Бeжит  весна топтать луга ?ллады,
   Обула Сафо пестрый сапожек ,
   И молоточками куют  цикады,
   Как  в  пeсенкe поется перстенек .
   Высокiй дом  построил  плотник  дюжiй,
   На свадьбу всeх  передушили кур ,
   И растянул  сапожник  неуклюжiй
   На башмаки всe пять воловьих  шкур .
   3
   Нерасторопна черепаха-лира,
   Едва-едва безпалая ползет ,
   Лежит  себe на солнышкe ?пира,
   Тихонько грeя золотой живот .
   Ну, кто ее такую приласкает ,
   Кто спящую ее перевернет ?
   Она во снe Терпандра ожидает ,
   Сухих  перстов  предчувствуя налет .
   4
   Поит  дубы холодная криница,
   Простоволосая шумит  трава,
   На радость осам  пахнет  медуница.
   О, гдe же вы, святые острова,
   Гдe не eдят  надломленнаго хлeба,
   Гдe только мед , вино и молоко,
   Скрипучiй труд  не омрачает  неба,
   И колесо вращается легко.
   1919
   x x x
   1
   Идем  туда, гдe разныя науки
   И ремесло -- шашлык  и чебуреки,
   Гдe вывeска, изображающая брюки,
   Дает  понятье нам  о человeкe.
   Мужской сюртук  -- без  головы стремленье,
   Цирюльника летающая скрипка
   И месмерическiй утюг  -- явленье
   Небесных  прачек  -- тяжести улыбка...
   2
   Здeсь дeвушки старeющiя в  челках 
   Обдумывают  странные наряды,
   И адмиралы в  твердых  треуголках 
   Припоминают  сон  Шехеразады.
   Прозрачна даль. Немного винограда,
   И неизмeнно дует  вeтер  свeжiй.
   Недалеко от  Смирны и Богдада,
   Но трудно плыть, а звeзды всюду тe же.
   1919
   x x x
   1
   В  хрустальном  омутe какая крутизна!
   За нас  сiенскiе предстательствуют  горы,
   И сумасшедших  скал  колючiе соборы
   Повисли в  воздухe, гдe шерсть и тишина.
   2
   С  висячей лeстницы пророков  и царей
   Спускается орган , святого духа крeпость,
   Овчарок  бодрый лай и добрая свирeпость,
   Овчины пастухов  и посохи судей.
   3
   Вот  неподвижная земля, и вмeстe с  ней
   Я христiанства пью холодный горный воздух ,
   Крутое Вeрую и псалмопeвца роздых ,
   Ключи и рубища апостольских  церквей.
   4
   Какая линiя могла бы передать
   Хрусталь высоких  нот  в  эфирe укрeпленном ,
   И с  христiанских  гор  в  пространствe изумленном ,
   Как  Палестины пeснь, нисходит  благодать.
   1919
   x x x
   Природа тот  же Рим , и отразилась в  нем .
   Мы видим  образы его гражданской мощи
   В  прозрачном  воздухe, как  в  циркe голубом ,
   На форумe полей и в  колоннадe рощи.
   Природа тот  же Рим , и кажется опять
   Нам  незачeм  богов  напрасно безпокоить,
   Есть внутренности жертв , чтоб  о войнe гадать,
   Рабы, чтобы молчать, и камни, чтобы строить.
   x x x
   Только дeтскiя книги читать,
   Только дeтскiя думы лелeять,
   Все большое далеко развeять,
   Из  глубокой печали возстать.
   Я от  жизни смертельно устал ,
   Ничего от  нея не прiемлю,
   Но люблю мою бeдную землю,
   Оттого что иной не видал .
   Я качался в  далеком  саду
   На простой деревянной качели,
   И высокiя темныя ели
   Вспоминаю в  туманном  бреду.
   x x x
   Вернись в  смeсительное лоно,
   Откуда, Лiя, ты пришла,
   За то, что солнцу Иллiона
   Ты желтый сумрак  предпочла.
   Иди, никто тебя не тронет ,
   На грудь отца, в  глухую ночь,
   Пускай главу свою уронит 
   Кровосмeсительница-дочь.
   Но роковая перемeна
   В  тебe исполниться должна.
   Ты будешь Лiя -- не Елена.
   Не потому наречена,
   Что царской крови тяжелeе
   Струиться в  жилах , чeм  другой -
   Нeт , ты полюбишь iудея,
   Исчезнешь в  нем  -- и Бог  с  тобой.
   x x x
   О, этот  воздух , смутой пьяный,
   На черной площади Кремля
   Качают  шаткiй "мир " смутьяны,
   Тревожно пахнут  тополя.
   Соборов  восковые лики,
   Колоколов  дремучiй лeс ,
   Как  бы разбойник  без языкiй
   В  стропилах  каменных  исчез .
   А в  запечатанных  соборах ,
   Гдe и прохладно, и темно,
   Как  в  нeжных  глиняных  амфорах ,
   Играет  русское вино.
   Успенскiй, дивно округленный,
   Весь удивленье райских  дуг ,
   И Благовeщенскiй, зеленый,
   И, мнится, заворкует  вдруг .
   Архангельскiй и Воскресенья
   Просвeчивают , как  ладонь -
   Повсюду скрытое горeнье,
   В  кувшинах  спрятанный огонь...
   x x x
   1
   В  Петербургe мы сойдемся снова,
   Словно солнце мы похоронили в  нем ,
   И блаженное, безсмысленное слово
   В  первый раз  произнесем .
   В  черном  бархатe совeтской ночи,
   В  бархатe всемiрной пустоты,
   Все поют  блаженных  жен  родныя очи,
   Все цвeтут  безсмертные цвeты.
   2
   Дикой кошкой горбится столица,
   На мосту патруль стоит ,
   Только злой мотор  во мглe промчится
   И кукушкой прокричит .
   Мнe не надо пропуска ночного,
   Часовых  я не боюсь:
   За блаженное, безсмысленное слово
   Я в  ночи совeтской помолюсь.
   3
   Слышу легкiй театральный шорох 
   И дeвическое "ах " -
   И безсмертных  роз  огромный ворох 
   У Киприды на руках .
   У костра мы грeемся от  скуки,
   Может  быть вeка пройдут ,
   И блаженных  жен  родныя руки
   Легкiй пепел  соберут .
   4
   Гдe то грядки красныя партера,
   Пышно взбиты шифоньерки лож ;
   Заводная кукла офицера;
   Не для черных  душ  и низменных  святош ...
   Что ж , гаси, пожалуй, наши свeчи
   В  черном  бархатe всемiрной пустоты,
   Все поют  блаженных  жен  крутыя плечи,
   А ночного солнца не замeтишь ты.
   25 ноября 1920 г.
   x x x
   На перламутровый челнок 
   Натягивая шелка нити,
   О, пальцы гибкiе, начните
   Очаровательный урок .
   Приливы и отливы рук ,
   Однообразныя движенья,
   Ты заклинаешь, без  сомнeнья,
   Какой-то солнечный испуг ,
   Когда широкая ладонь,
   Как  раковина, пламенeя,
   То гаснет , к  тeням  тяготeя,
   То в  розовый уйдет  огонь.
   x x x
   От  легкой жизни мы сошли с  ума.
   С  утра вино, а с  вечера похмелье.
   Как  удержать напрасное веселье,
   Румянец  твой, о пьяная чума?
   В  пожатьи рук  мучительный обряд ,
   На улицах  ночные поцeлуи,
   Когда рeчныя тяжелeют  струи,
   И фонари, как  факелы, горят .
   Мы смерти ждем , как  сказочнаго волка,
   Но я боюсь, что раньше всeх  умрет 
   Тот , у кого тревожно-красный рот 
   И на глаза спадающая челка.
   x x x
   Что поют  часы-кузнечик ,
   Лихорадка шелестит ,
   И шуршит  сухая печка,-
   ?то красный шелк  горит .
   Что зубами мыши точат 
   Жизни тоненькое дно,
   ?то ласточка и дочкe
   Отвязала мой челнок .
   Что на крышe дождь бормочет ,-
   ?то черный шелк  горит ,
   Но черемуха услышит 
   И на днe морском  простит .
   Потому что смерть невинных ,
   И ничeм  нельзя помочь,
   Что в  горячкe соловьиной
   Сердце теплое еще.
   x x x
   Уничтожает  пламень
   Сухую жизнь мою,
   И нынe я не камень,
   А дерево пою.
   Оно легко и грубо;
   Из  одного куска
   И сердцевина дуба,
   И весла рыбака.
   Вбивайте крeпче сваи,
   Стучите, молотки,
   О деревянном  раe,
   Гдe вещи так  легки.
   x x x
   Мнe Тифлис  горбатый снится,
   Сазандарiй стон  звенит ,
   На мосту народ  толпится,
   Вся ковровая столица,
   А внизу Кура шумит .
   Над  Курою есть духаны,
   Гдe вино и милый плов ,
   И духанщик  там  румяный
   Подает  гостям  стаканы
   И служить тебe готов .
   Кахетинское густое
   Хорошо в  подвалe пить,
   Там  в  прохладe, там  в  покоe
   Пейте вдоволь, пейте двое:
   Одному не надо пить.
   В  самом  маленьком  духанe
   Ты товарища найдешь.
   Если спросишь Телiани.
   Поплывет  Тифлис  в  туманe,
   Ты в  духанe поплывешь.
   x x x
   Американка в  двадцать лeт 
   Должна добраться до Египта,
   Забыв  Титаника совeт ,
   Что спит  на днe мрачнeе крипта.
   В  Америкe гудки поют ,
   И красных  небоскребов  трубы
   Холодным  тучам  отдают 
   Свои прокопченныя губы.
   И в  Луврe океана дочь
   Стоит , прекрасная, как  тополь,
   Чтоб  мрамор  сахарный толочь,
   Влeзает  бeлкой на Акрополь.
   Не понимая ничего,
   Читает  Фауста в  вагонe
   И сожалeет , отчего
   Людовик  больше не на тронe.
   x x x
   Сестры тяжесть и нeжность,-- одинаковы ваши примeты,
   Медуницы и осы тяжелую розу сосут ,
   Человeк  умирает , песок  остывает  согрeтый,
   И вчерашнее солнце на черных  носилках  несут .
   Ах , тяжелыя соты и нeжныя сeти,
   Легче камень поднять, чeм  вымолвить слово -- любить,
   У меня остается одна забота на свeтe,
   Золотая забота, как  времени бремя избыть.
   Словно темную воду, я пью помутившiйся воздух ,
   Время вспахано плугом , и роза землею была,
   В  медленном  водоворотe тяжелыя нeжныя розы,
   Розы тяжесть и нeжность в  двойные вeнки заплела.
   1920
   x x x
   1
   Я наравнe с  другими
   Хочу тебe служить,
   От  ревности сухими
   Губами ворожить.
   Не утоляет  слово
   Мнe пересохших  уст ,
   И без  тебя мнe снова
   Дремучiй воздух  пуст .
   2
   Я больше не ревную,
   Но я тебя хочу,
   И сам  себя несу я,
   Как  жертву, палачу.
   Тебя не назову я
   Ни радость, ни любовь;
   На дикую, чужую
   Мнe подмeнили кровь.
   3
   Еще одно мгновенье,
   И я скажу тебe:
   Не радость, а мученье
   Я нахожу в  тебe.
   И, словно преступленье,
   Меня к  тебe влечет 
   Искусанный в  смятеньи,
   Вишневый нeжный рот .
   4
   Вернись ко мнe скорeе:
   Мнe страшно без  тебя.
   Я никогда сильнeе
   Не чувствовал  тебя.
   И в  полуночной драмe,
   Во снe иль наяву,
   В  тревогe иль в  истомe -
   Но я тебя зову.
   1920
   x x x
   1
   Чуть мерцает  призрачная сцена,
   Хоры слабые тeней,
   Захлестнула шелком  Мельпомена
   Окна храмины своей.
   Черным  табором  стоят  кареты,
   На дворe мороз  трещит ,
   Все космато: люди и предметы,
   И горячiй снeг  хрустит .
   2
   Понемногу челядь разбирает 
   Шуб  медвeжьих  вороха,
   В  суматохe бабочка летает ,
   Розу кутают  в  мeха.
   Модной пестряди кружки и мошки,
   Театральный легкiй жар ,
   А на улицe мигают  плошки,
   И тяжелый валит  пар .
   3
   Кучера измаялись от  крика,
   И кромeшна ночи тьма.
   Ничего, голубка ?вридика,
   Что у нас  студеная зима.
   Слаще пeнья итальянской рeчи
   Для меня родной язык ,
   Ибо в  нем  таинственно лепечет 
   Чужеземных  арф  родник .
   4
   Пахнет  дымом  бeдная овчина,
   От  сугроба улица черна.
   Из  блаженнаго, пeвучаго притона
   К  нам  летит  безсмертная весна,
   Чтобы вeчно арiя звучала
   "Ты вернешься на зеленые луга" -
   И живая ласточка упала
   На горячiе снeга.
   Веницейская жизнь
   1
   Веницейской жизни мрачной и безплодной
   Для меня значенiе свeтло,
   Вот  она глядит  с  улыбкою холодной
   В  голубое дряхлое стекло.
   2
   Тонкiй воздух , кожи синiя прожилки,
   Бeлый снeг , зеленая парча,
   Всeх  кладут  на кипарисныя носилки,
   Сонных , теплых  вынимают  из  плаща.
   3
   И горят , горят  в  корзинах  свeчи,
   Словно голубь залетeл  в  ковчег ,
   На театрe и на праздном  вeчe
   Умирает  человeк .
   4
   Ибо нeт  спасенья от  любви и страха,
   Тяжелeе платины Сатурново кольцо,
   Черным  бархатом  завeшенная плаха
   И прекрасное лицо.
   5
   Тяжелы твои, Венецiя, уборы,
   В  кипарисных  рамах  зеркала.
   Воздух  твой граненый. В  спальнe тают  горы
   Голубого, дряхлаго стекла.
   6
   Только в  пальцах  роза или склянка,
   Адрiатика зеленая, прости,
   Что же ты молчишь, скажи, венецiанка?
   Как  от  этой смерти праздничной уйти?
   7
   Черный Веспер  в  зеркалe мерцает ,
   Все проходит . Истина темна.
   Человeк  родится. Жемчуг  умирает .
   И Сусанна старцев  ждать должна.
   1920
   x x x
   Мнe жалко, что теперь зима,
   И комаров  не слышно в  домe,
   Но ты напомнила сама
   О легкомысленной соломe.
   Стрекозы вьются в  синевe,
   И ласточкой кружится мода,
   Корзиночка на головe -
   Или напыщенная ода?
   Совeтовать я не берусь,
   И безполезны отговорки,
   Но взбитых  сливок  вeчен  вкус 
   И запах  апельсинной корки.
   Ты все толкуешь наобум ,
   От  этого ничуть не хуже,
   Что дeлать: самый нeжный ум 
   Весь помeщается снаружи.
   И ты пытаешься желток 
   Взбивать разсерженною ложкой,
   Он  побeлeл , он  изнемог  -
   И все-таки, еще немножко...
   В  тебe все дразнит , все поет ,
   Как  итальянская рулада.
   И маленькiй вишневый рот 
   Сухого просит  винограда.
   Так  не старайся быть умнeй,
   В  тебe все прихоть, все минута.
   И тeнь от  шапочки твоей
   Венецiанская баута.
   Декабрь 1920
   x x x
   Вот  дароносица, как  солнце золотое
   Повисла в  воздухe -- великолeпный миг .
   Здeсь должен  прозвучать лишь греческiй язык :
   Взять в  руки цeлый мир , как  яблоко простое.
   Богослуженiя торжественный зенит ,
   Свeт  в  круглой храминe под  куполом  в  iюлe,
   Чтоб  полной грудью мы внe времени вздохнули
   О луговинe той, гдe время не бeжит .
   И Евхаристiя, как  вeчный полдень длится -
   Всe причащаются, играют  и поют ,
   И на виду у всeх  божественный сосуд 
   Неисчерпаемым  веселiем  струится.
   x x x
   Когда Психея-жизнь спускается к  тeням 
   В  полупрозрачный лeс  вослeд  за Персефоной,
   Слeпая ласточка бросается к  ногам 
   С  стигiйской нeжностью и вeткою зеленой.
   Навстрeчу бeженкe спeшит  толпа тeней,
   Товарку новую встрeчая причитаньем ,
   И руки слабыя ломают  перед  ней
   С  недоумeнiем  и робким  упованьем .
   Кто держит  зеркальце, кто баночку духов ;
   Душа вeдь женщина, ей нравятся бездeлки,
   И лeс  безлиственный прозрачных  голосов 
   Сухiя жалобы кропят , как  дождик  мелкiй.
   И в  нeжной сутолкe не зная, что начать,
   Душа не узнает  прозрачныя дубравы,
   Дохнет  на зеркало и медлит  передать
   Лепешку мeдную с  туманной переправы.
   x x x
   Возьми на радость из  моих  ладоней
   Немного солнца и немного меда,
   Как  нам  велeли пчелы Персефоны.
   Не отвязать неприкрeпленной лодки,
   Не услыхать в  мeха обутой тeни,
   Не превозмочь в  дремучей жизни страха.
   Нам  остаются только поцeлуи,
   Мохнатыя, как  маленькiя пчелы,
   Что умирают , вылетeв  из  улья.
   Они шуршат  в  прозрачных  дебрях  ночи,
   Их  родина дремучiй лeс  Тайгета,
   Их  пища -- время, медуница, мята.
   Возьми ж  на радость дикiй мой подарок  -
   Невзрачное сухое ожерелье
   Из  мертвых  пчел , мед  превративших  в  солнце.
   Сумерки свободы
   1
   Прославим , братья, сумерки свободы,
   Великiй сумеречный год .
   В  кипящiя ночныя воды
   Опущен  грузный лeс  тенет .
   Восходишь ты в  глухiе годы,
   О, солнце, судiя-народ .
   2
   Прославим  роковое бремя,
   Которое в  слезах  народный вождь берет .
   Прославим  власти сумрачное бремя,
   Ее невыносимый гнет .
   В  ком  сердце есть, тот  должен  слышать, время,
   Как  твой корабль ко дну идет .
   3
   Мы в  легiоны боевые
   Связали ласточек , и вот 
   Не видно солнца, вся стихiя
   Щебечет , движется, живет ,
   Сквозь сeти сумерки густыя
   Не видно солнца, и земля плывет .
   4
   Ну что ж , попробуем : огромный, неуклюжiй,
   Скрипучiй поворот  руля.
   Земля плывет . Мужайтесь, мужи,
   Как  плугом , океан  дeля,
   Мы будем  помнить и в  летейской стужe,
   Что десяти небес  нам  стоила земля.
   x x x
   1
   На страшной высотe блуждающiй огонь,
   Но развe так  звeзда мерцает ?
   Прозрачная звeзда, блуждающiй огонь,
   Твой брат , Петрополь, умирает .
   2
   На страшной высотe земные сны горят ,
   Зеленая звeзда летает .
   О, если ты звeзда,-- воды и неба брат ,
   Твой брат , Петрополь, умирает .
   3
   Чудовищный корабль на страшной высотe
   Несется, крылья расправляет .
   Зеленая звeзда, в  прекрасной нищетe
   Твой брат , Петрополь, умирает .
   4
   Прозрачная весна над  черною Невой
   Сломалась. Воск  безсмертья тает .
   О, если ты звeзда -- Петрополь, город  твой,
   Твой брат , Петрополь, умирает .
   Ласточка
   1
   Я слово позабыл , что я хотeл  сказать:
   Слeпая ласточка в  чертог  тeней вернется
   На крыльях  срeзанных  с  прозрачными играть.
   В  безпамятствe ночная пeснь поется.
   2
   Не слышно птиц . Безсмертник  не цвeтет ,
   Прозрачны гривы табуна ночного,
   В  сухой рeкe пустой челнок  плывет ,
   Среди кузнечиков  безпамятствует  слово.
   3
   И медленно растет  как  бы шатер  иль храм ,
   То вдруг  прикинется безумной Антигоной,
   То мертвой ласточкой бросается к  ногам 
   С  стигiйской нeжностью и вeткою зеленой.
   4
   О, если бы вернуть и зрячих  пальцев  стыд .
   И выпуклую радость узнаванья,
   Я так  боюсь рыданья Аонид ,
   Тумана, звона и зiянья.
   5
   А смертным  власть дана любить и узнавать,
   Для них  и звук  в  персты прольется,
   Но я забыл , что я хочу сказать,
   И мысль безплотная в  чертог  тeней вернется.
   6
   Все не о том  прозрачная твердит ,
   Все ласточка, подружка, Антигона...
   А на губах , как  черный лед , горит 
   Стигiйскаго воспоминанье звона.
   1920
   x x x
   За то, что я руки твои не сумeл  удержать,
   За то, что я предал  соленыя нeжныя губы,
   Я должен  разсвeта в  дремучем  акрополe ждать.
   Как  я ненавижу плакучiе древнiе срубы.
   Ахейскiе мужи во тьмe снаряжают  коня,
   Зубчатыми пилами в  стeны вгрызаются крeпко,
   Никак  не уляжется крови сухая возня,
   И нeт  для тебя ни названья, ни звука, ни слeпка.
   Как  мог  я подумать, что ты возвратишься, как  смeл !
   Зачeм  преждевременно я от  тебя оторвался!
   Еще не разсeялся мрак , и пeтух  не пропeл ,
   Еще в  древесину горячiй топор  не врeзался.
   Прозрачной слезой на стeнах  проступила смола,
   И чувствует  город  свои деревянныя ребра,
   Но хлынула к  лeстницам  кровь и на приступ  пошла,
   И трижды приснился мужам  соблазнительный образ .
   Гдe милая Троя, гдe царскiй, гдe дeвичiй дом ?
   Он  будет  разрушен , высокiй Прiамов  скворешник .
   И падают  стрeлы сухим  деревянным  дождем ,
   И стрeлы другiя растут  на землe, как  орeшник .
   Послeдней звeзды безболeзненно гаснет  укол ,
   И сeрою ласточкой утро в  окно постучится,
   И медленный день, как  в  соломe проснувшiйся вол 
   На стогнах  шершавых  от  долгаго сна шевелится.
   Декабрь 1920
   x x x
   Исакiй под  фатой молочной бeлизны
   Стоит  сeдою голубятней,
   И посох  бередит  сeдыя тишины
   И чин  воздушный сердцу внятный.
   Столeтних  панихид  блуждающiй призра'к ,
   Широкiй вынос  плащаницы,
   И в  ветхом  неводe генисаретскiй мрак 
   Великопостныя седмицы.
   Ветхозавeтный дым  на теплых  алтарях 
   И iерея возглас  сирый,
   Смиренник  царственный: снeг  чистый на плечах 
   И одичалыя порфиры.
   Соборы вeчные Софiи и Петра,
   Амбары воздуха и свeта,
   Зернохранилища вселенскаго добра,
   И риги новаго завeта.
   Не к  вам  влечется дух  в  годины тяжких  бeд ,
   Сюда влачится по ступеням 
   Широкопасмурным  несчастья волчiй слeд ,
   Ему вовeки не измeним .
   Зане свободен  раб , преодолeвшiй страх ,
   И сохранилось свыше мeры
   В  прохладных  житницах , в  глубоких  закромах 
   Зерно глубокой, полной вeры.
   1921.