В понедельник утром ко мне зашёл начальник отдела.
   — Хорошо, что ты не опоздал, — сказал он. — Нас с тобой вызывает Брайен. Лично.
   — Когда?
   — Немедленно. Поправь галстук и пошли.
   Больше ничего на надо было спрашивать. Брайен О’Липшиц — президент компании, и если он вызывает немедленно, значит… Кто знает, что это может значить?
   — Садитесь, — сказал Брайен, не глядя на нас. — Линда, закрой дверь и никого ко мне не пускай. Вы — Алекс, да?
   Вопрос был задан мне, но при этом он почему-то посмотрел на моего начальника.
   — Да, это Алекс, — подтвердил начальник.
   — Прекрасно, — сказал Брайен. — Я много о вас слышал. Вы родились в России, правильно? Вы можете говорить по-русски?
   — Могу, — подтвердил я.
   — Ага. Русский и грузинский — это один и тот же язык?
   — Не совсем, — сказал я осторожно. — То-есть совсем не один.
   Президент посмотрел на меня с недоверием.
   — Мне сказали, что Грузия — это часть бывшего Советского Союза. Там что, люди говорили на разных языках?
   — Алекс очень умный, — вмешался мой начальник, пнув меня ногой под столом. — Он будет говорить по-грузински, если это в интересах нашей компании. Правильно, Алекс?
   — Конечно, — сказал я с достоинством. — Кроме того, там в Грузии все говорят по-русски.
   — Очень хорошо, — сказал Президент. — Вы выедете в Грузию завтра. Линда вам закажет билет прямо в Таллин.
   — Таллин, по-моему, в Эстонии, сказал я, на всякий случай отодвигаясь от своего начальника.
   — Это не одно и то же? — подозрительно спросил Президент, заглядывая в свои записи. — Да, вы правы, я немного перепутал. Не в Таллин, а в Тбилиси. Поручение это очень ответственное, но больше недели он у вас занять не должно. Вопросы есть?
   — Вопросов нет, — сказал мой начальник. — Ему всё ясно.
   — Если можно… — сказал я, стараясь не глядеть на посеревшее лицо начальника, — один маленький вопрос. Какова цель моей поездки?
   — Это не имеет значения, — сказал Президент. В Трансильвании вас встретит наш местный представитель Гоги. Он вас введет в курс дела.
   — Он поедет со мной в Тбилиси?
   Президент поморщился и снова заглянул в свои записи.
   — Я имел в виду Тбилиси. Он встретит вас в Тбилиси. Счастливого пути. Если возникнут какие-нибудь осложнения, звоните лично мне.
   … На пересадке в Париже я долго слонялся по аэропорту, пока, наконец, не увидел маленькую группу озабоченных людей в больших кепках с раздутыми чемоданами. Я понял, что мне с ними по пути. И точно, следуя за ними, я оказался у стойки, на которой было неприметно написано: "Georgian Airlines". Три часа спустя я приземлился в Тбилиси.
   
   Гоги оказался невысоким лысеющим человеком средних лет со светлыми, лучистыми глазами и постоянной полу-улыбкой на губах. По-русски он говорил почти без акцента. Он отвёз меня в гостиницу и немедленно, не дав переодеться, повел обедать в небольшой ресторан, который находился на тихой боковой улице, в полу-подвале с низким сводчатым потолком.
   — Понимаешь, — сказал он, сразу перейдя на "ты", — у нас в Тбилиси такая проблема: никто не знает, как по-настоящему делать хинкали. Только в этом ресторане повар их делает правильно. Ты сам увидишь. Это не повар, а художник! Рембрандт! Он делает двадцать пять складок на каждой хинкали! Двадцать пять!
   Гоги откинулся на спинку стула, чтобы полюбоваться произведенным впечатлением.
   — Вот это да! — восхитился я, стараясь вспомнить, что такое хинкали. Вспоминать пришлось недолго. Подали хинкали, а с ними заодно купаты, кебабы, хачапури, травы и красное имеретинское вино. Гоги произносил тосты, я благодарил и пил. Мы выпили за наше знакомство, за меня, за мою жену, за моих детей, за дружбу грузинского и американского народов, за мир во всём мире и, наконец, за успех моей командировки в Грузию.
   
   — Гоги, — спросил я, поймав удачный момент, — Ты знаешь, в чём цель моей командировки?
   — Слушай, зачем волноваться? — сказал Гоги. По мере потребления имеретинского его акцент становился заметнее. — Твой командировка будет всё нормально. Завтра я буду тебя знакомить с самим Гиви. Гиви всё сделает, что тебе надо.
   — А что мне надо?
   — Гиви знает, что тебе надо. Что надо, то и сделает.
   — Кто такой Гиви?
   — Гиви не знаешь? — искренне удивился Гоги. — Все знают Гиви. Он личный друг Зураба. Они в школе вместе учились.
   — Кто такой Зураб?
   — Даже Зураба не знаешь? — ещё больше удивился Гоги. — Зураб Какава — заместитель министра. Да ещё какой заместитель! Первый!
   — Министра чего? — спросил я в надежде приблизиться к ответу на мучивший меня вопрос.
   — А чёрт его знает! — сказал Гоги. — Какая разница? Зураб личный друг президента Грузии. Он у него сына крестил. Если Гиви захочет, он тебя может представить Зурабу, Гиви очень хороший человек… Но сначала ты должен ему понравиться.
   Я похолодел.
   — Гоги, он что… это… как это по-грузински…
   — Нет, нет, не ТАК понравиться, а ТАК — понравиться.
   Мы заочно выпили за Гиви, за Зураба, за их семьи и за дружбу народов во всём мире, после чего Гоги отвёл меня в гостиницу.
   
   Утром оказалось, что Гиви будет занят весь день и сможет с нами встретиться только на следующий день, в пятницу. Весь четверг Гоги возил меня по Тбилиси на своем "Москвиче" цвета немытой моркови. Человек мягкий и вежливый, за рулём этого дребезжащего "Москвича" Гоги зверел. Он превращался в исступлённого хищника, у которого в жизни нет другой цели, кроме того, как обогнать все машины и передавить всех пешеходов в Тбилиси. Поясным ремнём он не пристёгивался и мне не разрешал. На завтрак, обед и ужин Гоги водил меня в рестораны, где мы ели хинкали и пили молодое вино, разбавляя его лимонадом. К концу дня стало ясно, что более близкого друга, чем Гоги, у меня никогда не было и не будет.
   В пятницу утром Гоги позвонил мне в гостиницу и сказал, что Гиви будет занят весь день и может с нами встретиться только вечером. Он приглашает нас в ресторан кушать хинкали. Меня охватило беспокойство, переходящее в панику. Прошло больше половины отпущенного мне времени, а я ещё не только не приступил к работе, но даже не выяснил, в чем она заключается. Вся надежда была на могущественного Гиви.
   Гиви оказался таким же симпатичным человеком, как Гоги. После нескольких стаканов имеретинского стало ясно, что более близкого друга, чем он, у меня никогда не было и не будет. Не считая Гоги, конечно. На правах старого друга я решил спросить Гиви, где он работает, в надежде, что это приблизит меня к цели.
   — Я являюсь представителем одной крупной итальянской фирмы, — скромно объяснил Гиви. — Очень крупной, понимаешь?
   — Что эта фирма делает?
   — Слушай, откуда я знаю? — сказал Гиви. — Какая разница? Её давно уже нет на свете. Обанкротилась.
   — Ага, — попытался сообразить я. — Но деньги тебе платит?
   — Какие деньги? — возмутился Гиви. — Зачем мне их деньги? Что у меня, своих денег нет?
   Я устыдился бестактности своего вопроса, и мы перешли к десерту. Когда закончился обед и мы встали из-за стола, Гиви сказал:
   — В понедельник я тебя представлю Зурабу, а потом можешь ехать домой.
   — Как домой? — встревожился я. — А как же моё ответственное задание? Зачем я сюда приехал?
   — Ты что, домой не хочешь?
   — Хочу, Гиви. Но у меня, понимаешь есть обязанности.
   — Слушай, зачем ты себе проблемы делаешь? — укоризненно сказал Гиви. — Тебе что, у нас не нравится? Ты пьёшь вино, кушаешь хинкали. Что тебе ещё надо? У вас что там, в Америке, все такие сумасшедшие?
   — Гиви! — взмолился я. — Пойми, у меня важное поручение. Если я его не выполню, меня выгонят с работы! А у меня семья, Гиви! Дети у меня маленькие! Скажи честно, для чего меня сюда послали?
   Гиви погрустнел.
   — Ай-ай, как нехорошо! — сказал он. — Зачем хорошего человека с работы выгонять? Сами послали в Грузию, а теперь выгонять! Зачем послали, зачем послали. Откуда я знаю? Наверно потому, что ты — хороший человек, затем и послали.
   — Может Зураб знает?
   — Ты с ума сошёл! — испугался Гиви. — Не вздумай его спрашивать такие пустяки! Он государственный человек.
   — О чём же мне с ним говорить?
   — Зураб — государственный человек, понимаешь? — назидательно повторил Гиви. — Говори с ним о важных вещах. Скажи, как тебе понравился Грузинский народ. Или что нибудь про мир во всём мире…
   Отчаявшись, вечером я решился позвонить своему президенту, благо в Нью-Йорке был ещё день.
   — Тебе придётся немного подождать, — сказала Линда. — Мистер О’Липшиц сейчас занят.
   Минут двадцать она держала меня на линии, потом вернулась и сказала, что мистер О’Липшиц всё ещё занят и говорить со мной не сможет. Он просил передать, что он в курсе моих дел и чтоб я пришёл к нему с детальным докладом, когда вернусь в Нью-Йорк.
   Следующие два дня были суббота и воскресенье. В выходные дни ни Гоги, ни Гиви со мной не встречались, им надо было отдыхать. Два дня я провалялся на кровати в гостинице, глядя телевизионные передачи на грузинском языке и мучаясь от тяжелого запора, который вызывали хинкали. В понедельник утром Гиви повёз меня на приём к Зурабу.
   Зураб, несмотря на свою высокую должность, принял меня, как своего старого друга. Сначала он подробно расспрашивал меня о моей жене и детях, потом так же подробно рассказывал о своей жене и детях, а потом спросил:
   — Как там поживает мой друг Брайен О’Липшиц?
   Это было полной неожиданностью, и я решил воспользоваться моментом, несмотря на предупреждение Гиви.
   — Мистер О’Липшиц поживает хорошо, — сказал я учтиво. — Он передавал вам большой привет. Вы, конечно, знаете, зачем он меня сюда послал, да?
   Последнюю фразу я произнес подчёркнуто безучастно, но с лёгким упором на вопросительную интонацию. Это не помогло.
   — Брайен мой большой друг, — сказал Зураб. — Он очень умный человек. Наверно вы тоже очень умный, раз Брайен вас сюда послал. Как вам понравилась Грузия?
   Я поймал на себе внимательный взгляд Гиви и сказал, что Грузия мне чрезвычайно понравилась. И что самое замечательное в Грузии — это великий грузинский народ. И что, по моему личному мнению, все народы должны жить в мире и дружбе.
   Зураб кивал головой, улыбался, и я понял, что проявил политическую зрелость. Я вспомнил старый анекдот армянского радио и хотел добавить, что прочный мир и дружба во всём мире обеспечат возможность спокойно бить армян, но решил эту мысль не развивать.
   — Вы летите обратно завтра утром. — Зураб не спросил, а скорее констатировал факт. — Я уже сообщил в аэропорт, что вы летите. Завтра там дежурный начальник смены мой друг Коба. Если будут какие-нибудь осложнения, обращайтесь прямо к нему.
   Я от всей души поблагодарил Зураба и сказал, что никаких осложнений не предвижу.
   — Это напрасно, — огорчился Зураб. — Осложнения всегда надо предвидеть. У вас много вещей?
   — Да нет, какие там вещи. Один маленький чемоданчик, который я беру с собой в самолёт.
   — Ну, это совсем нехорошо, — ещё больше огорчился Зураб. — Почему вам не взять несколько бурдючков саперави для своей семьи? Саперави — замечательное вино. У вас в Америке такого нет. Обязательно возьмите несколько бурдючков. В пределах разрешённого, конечно.
   — А сколько разрешается вывозить?
   — Для вас это не имеет значения. Я скажу Кобе — он вам сколько хотите пропустит.
   Я тепло распрощался со своими гостеприимными хозяевами, и на следующее утро Гоги доставил меня в аэропорт. Следуя совету первого заместителя министра, я купил два трёхлитровых бурдюка саперави. Бурдюки уместились в чемодан, который сильно потяжелел и теперь больше тянул на багаж, чем на ручную кладь. Так и оказалось.
   — Чемодан надо сдать в багаж, — сказала девушка на регистрации.
   — Девушка, ну пожалуйста! — заныл я. — Чемоданчик-то маленький!
   — Ничем помочь не могу, — холодно сказала девушка. — У нас строгие правила. Ваш чемодан превышает максимально дозволенный вес ручной клади, понимаете? Правила есть правила.
   — Понимаю, — тоскливо сказал я. — Вы не знаете, где Коба?
   — Следующий! — выкрикнула девушка. — И повернувшись ко мне, добавила: — Берите свой чемодан и идите на посадку. Счастливого пути!
   … В среду утром, дрожа от страха и не заходя в свой кабинет, я отправился прямо к президенту компании. Линда велела мне подождать в приёмной, зашла к президенту и вернулась через несколько секунд.
   — Мистер О’Липшиц занят, — сказала она, не глядя мне в глаза. — Он сказал, что твой начальник в курсе дела. Он тебе всё объяснит.
   Мне окончательно стало ясно, что моя песенка спета. Я провалил ответственное задание, а это не прощается. Я почувствовал, как к горлу подступила лёгкая тошнота, и в желудке запорхали бабочки. По дороге к начальнику отдела я позвонил жене и сказал, чтобы она не удивлялась, если я приду с работы раньше обычного.
   Начальник отдела встретил меня сухо, что подтвердило мои худшие опасения. Тем не менее, он предложил мне сесть.
   — Скажи, что там произошло в Грузии? — мрачно спросил он.
   — Я…я…не знаю, — заблеял я. — Я ничего такого не делал…
   — Понимаешь, Брайен в восторге от результатов твоей командировки. Ему сообщили из Грузии, что ты блестяще справился с порученным заданием. Теперь он считает, что я должен повысить тебя в должности и прибавить зарплату. А у меня бюджет на этот год исчерпан. Где я возьму дополнительные фонды?
   Бабочки резко порхнули куда-то вниз.
   — Ничего, найдёшь, — сказал я, поднимаясь со стула. — Это твоя проблема. Не будешь же ты игнорировать советы президента компании.
   Пока в Тбилиси был день, я позвонил Гоги, Гиви и Зурабу и поблагодарил их за содействие в выполнении моего сложного и ответственного задания. Я хотел ещё позвонить Кобе, но он в этот день не дежурил.
   
   New Jersey
   November 2006