Обворожительное семейство
с дочерьми изысканно шалыми
собирается в общей гробнице:
одни с кокаином в обнимку,
другие, измотанные долгами,
цепочкой тянутся к мавзолею,
и глаза у всех большие и блеклые.
 
 
Кто-то не прибыл к назначенному часу
(задержался на сафари, в сауне, в постели),
с опозданием, уже в сумерках,
присоединился к финальному чаепитию семейного
финала.
 
 
Чопорная генеральша
распоряжалась,
и каждый рассказывал свою историю,
повесть о незадавшихся браках,
которые кончались пощёчиной
или битьём посуды
в Бомбее, Акапулько, Ницце или Рио.
 
 
Девушка,
с глазами золотистыми и нежными,
ухитрялась раздеваться где попало,
подгоняемая нетерпеливым желанием,
а один из юношей явился из тюрьмы,
где сидел за элегантные кражи.
 
 
Мир изменялся,
ибо время неизменно шло вперёд,
под руку с Аграрной Реформой,
и уже редко где встречались стены,
как обоями, оклеенные песо,
часы уже не улыбались, отсчитывая время,
и лицо вечера застыло неподвижно.
 
 
Я не знаю, когда они ушли,
не моё дело отмечать уходы,
исчезло обворожительное семейство,
и никто не вспомнит о его существовании.
Тёмный фамильный дом стал светлым колледжем,
рассеянные по свету родичи соединились в подземном склепе.
 
 
Никто о них не спрашивает, никто их не жалеет,
их все позабыли, и лишь я один вспоминаю о них
с каплей сострадания в душе,
ибо человеческие существа и листва деревьев
расходуют свои краски, а потом облетают:
так живут и люди и земля.
 

   © Перевод с испанского В. Столбова, 1977