Всегда настолько одержим
был мой приятель Рупертино,
что бескорыстно отдавался
сомнительным делам: открыл
давно открытые культуры,
наладил производство дырок
для бубликов и учредил
клуб героических вдовиц,
пустил в продажу дым в бутылках.
 
 
При донкихотствующем друге
ходил я с детства в санчо пансах —
с энтузиазмом доброй тёти
я поддержал его идею
выращиванья апельсинов
на старых крышах Нотр-Дама.
Потом, устав от этих бредней,
я бросил друга в тот момент,
когда он стал производить
бот «Саркофаг» и лодку «Гробик»
для будущих самоубийц, —
терпению пришёл конец,
я предпочёл ретироваться.
 
 
Когда же мой несчастный друг
стал президентом Костарагуа,
он тут же пригласил меня
в генералиссимусы, с просьбой
оборонять его владенья,
потом последовал приказ
занять кофейные державы —
владенья злобных королей,
грозивших Рупертино смертью.
 
 
Из-за безвольности моей,
по старой отроческой дружбе,
я принял эти эполеты
и двинулся к границам с войском
из сорока недобровольцев,
изведав горечь пораженья,
когда между Слоновой Костью
и Костарагуа от зноя
мои вояки испарились,
доверив мне скрестить оружье
с полсотней злобных королей.
 
 
Так я, раскаявшись в войне,
негералиссимусом стал,
а мой приятель-донкихот
исчез, как будто канул в воду.
 
 
Я разыскал его в Канаде,
он продавал пингвиньи перья
(пингвины не имеют перьев,
но этот факт не волновал
отчаянного бизнесмена).
 
 
Учтите, что в любое время
он может заявиться к вам,
вот мой совет — не спорьте с ним:
в конце концов, в любом вопросе
не я был прав, а Рупертино.
 

   © Перевод с испанского П. Грушко, 1977