Кто-нибудь спросит позже, однажды,
в поисках имени, своего или чужого,
почему я не запечатлел его дружбу,
его мысли, его бред или его творенья, —
верно, мой долг был назвать тебя,
того, кто вдали, и того, кто рядом,
этого — за его героический шрам,
женщину — за то, что она лепесток,
задиру — за петушиное простодушье,
забытого — за туманную славу.
 
 
Но на всех не хватило жизни, чернил.
 
 
Быть может, ржавчина города, времени
или холодная пульсация ходиков,
которые, тикая, меня уменьшали, —
причина того, что я не распутал,
не смог расшифровать все знаки, —
пусть простит меня тот, кто не был отмечен,
моим долгом было понять всех: безумца,
слабого, стойкого, подлеца, героя,
влюблённого до слёз, неблагодарного,
искупающего грехи в кандалах
и чемпиона веселья в трауре.
 
 
Стоит ли пересчитывать твои доводы,
если я и так всю жизнь жил ими,
если я в каждом и каждый раз,
если я зовусь и твоим именем?
 

   © Перевод с испанского П. Грушко, 1977