Звенишь пчелою белой, от мёда охмелев,
в моей душе — и вьёшься в тягучих струях дыма.
 
 
А я — само унынье и безответный зов,
всё было у меня, и всё промчалось мимо.
 
 
В тебе — последнем тросе — последней страстью рвусь.
Ты мой последний мак в последнем одичанье.
 
 
Я крик, а ты молчанье!
 
 
Сомкни глубины глаз, где ночь крылами бьёт.
И тело обнажи, пугливая колонна.
 
 
В глубинах твоих глаз бьёт плавниками ночь.
Весна цветущих рук, роз ароматных лоно.
 
 
Тень бабочки ночной легла на твой живот.
Как раковины, груди твои блестят ночами.
 
 
Я крик, а ты молчанье!
 
 
Так одиноко здесь. И нет тебя. Дождит.
В сетях морского ветра скитальцы чайки тонут.
 
 
Вода вдоль мокрых улиц блуждает босиком.
И ветви, как больные, в промокшей кроне стонут.
 
 
Исчезла, а звенишь пчелой в моей душе.
Во времени сквозишь безмолвными лучами.
 
 
Я крик, а ты молчанье!
 

   © Перевод с испанского П. Грушко, 1977