Мама уходила из дому и сказала Мише:
   — Я ухожу, Мишенька, а ты веди себя хорошо. Не шали без меня и ничего не трогай. За это подарю тебе большой красный леденец.
   Мама ушла. Миша сначала вёл себя хорошо: не шалил и ничего не трогал. Потом он только подставил к буфету стул, залез на него и открыл у буфета дверцы. Стоит и смотрит в буфет, а сам думает:
   «Я ведь ничего не трогаю, только смотрю».
   А в буфете стояла сахарница. Он взял её и поставил на стол.
   «Я только посмотрю, а ничего трогать не буду», — думает.
   Открыл крышку, видит — там что-то красное сверху.
   — Э, — говорит Миша, — да это ведь леденец! Наверно, как раз тот самый, который мне обещала мама.
   Он запустил в сахарницу руку и вытащил леденец.
   — Ого, — говорит, — большущий! И сладкий, должно быть.
   Миша лизнул его и думает:
   «Пососу немножко и положу обратно».
 
 
   И стал сосать. Пососёт, пососёт и посмотрит, много ли ещё осталось. И всё ему кажется — много. Наконец леденец стал совсем маленький, со спичку. Тогда Мишенька положил его обратно в сахарницу. Стоит, пальцы облизывает, смотрит на леденец, а сам думает:
   «Съем я его совсем. Всё равно мне мама отдаст. Ведь я хорошо себя веду, не шалю и ничего такого не делаю».
   Миша достал леденец, сунул в рот, а сахарницу хотел на место поставить. Взял её, а она прилипла к рукам — и бух на пол. Разбилась на две половинки. Сахар рассыпался.
   Мишенька испугался:
   «Что теперь мама скажет?»
   Взял он две половинки и прислонил друг к дружке. Они ничего, держатся. Даже незаметно, что сахарница разбита. Он сложил сахар обратно, накрыл крышкой и осторожно поставил в буфет.
   Наконец мама приходит:
   — Ну, как ты себя вёл?
   — Хорошо.
   — Вот умница! Получай леденец.
   Мама открыла буфет, взяла сахарницу… Ах!.. Сахарница развалилась, сахар посыпался на пол.
   — Что ж это такое? Кто сахарницу разбил?
   — Это не я. Это она сама…
   — Ах, сама разбилась! Ну, это понятно. А леденец-то куда девался?
   — Леденец… Леденец… Я его съел. Я себя вёл хорошо, ну и съел его. Вот…
 

 
 
   Мы с Валей затейники. Мы всегда затеваем какие-нибудь игры.
   Один раз мы читали сказку «Три поросёнка». А потом стали играть. Сначала мы бегали по комнате, прыгали и кричали:
   — Нам не страшен серый волк!
   Потом мама ушла в магазин, а Валя сказала:
   — Давай, Петя, сделаем себе домик, как у тех поросят, что в сказке.
   Мы стащили с кровати одеяло и завесили им стол. Вот и получился дом. Мы залезли в него, а там темно-темно!
   Валя говорит:
   — Вот и хорошо, что у нас свой дом! Мы всегда будем здесь жить и никого к себе не пустим, а если серый волк придёт, мы его прогоним.
   Я говорю:
   — Жалко, что у нас в домике нет окон, очень темно!
   — Ничего, — говорит Валя. — У поросят ведь домики бывают без окон.
   Я спрашиваю:
   — А ты меня видишь?
   — Нет. А ты меня?
   — И я, — говорю, — нет. Я даже себя не вижу.
 
 
   Вдруг меня кто-то как схватит за ногу! Я как закричу! Выскочил из-под стола, а Валя за мной.
   — Чего ты? — спрашивает.
   — Меня, — говорю, — кто-то схватил за ногу. Может быть, серый волк?
   Валя испугалась и бегом из комнаты. Я — за ней. Выбежали в коридор и дверь захлопнули.
   — Давай, — говорю, — дверь держать, чтобы он не открыл.
   Держали мы дверь, держали. Валя и говорит:
   — Может быть, там никого нет? Я говорю:
   — А кто же тогда меня за ногу трогал?
   — Это я, — говорит Валя, — я хотела узнать, где ты.
   — Чего же ты раньше не сказала?
   — Я, — говорит, — испугалась. Ты меня испугал.
   Открыли мы дверь. В комнате никого нет. А к столу подойти всё-таки боимся: вдруг из-под него серый волк вылезет!
   Я говорю:
   — Пойди сними одеяло.
   А Валя говорит:
   — Нет, ты пойди!
   Я говорю:
   — Там же никого нет.
   — А может быть, есть!
   Я подкрался на цыпочках к столу, дёрнул за край одеяла и бегом к двери. Одеяло упало, а под столом никого нет. Мы обрадовались. Хотели починить домик, только Валя говорит:
   — Вдруг опять кто-нибудь за ногу схватит!
   Так и не стали больше в «три поросёнка» играть.

 
   Однажды стекольщик замазывал на зиму рамы, а Костя и Шурик стояли рядом и смотрели. Когда стекольщик ушёл, они отковыряли от окон замазку и стали лепить из неё зверей. Только звери у них не получились. Тогда Костя слепил змею и говорит Шурику:
   — Посмотри, что у меня получилось.
   Шурик посмотрел и говорит:
   — Ливерная колбаса.
   Костя обиделся и спрятал замазку в карман. Потом они пошли в кино. Шурик всё беспокоился и спрашивал:
   — Где замазка?
   А Костя отвечал:
   — Вот она, в кармане. Не съем я её!
   В кино они взяли билеты и купили два мятных пряника. Вдруг зазвонил звонок. Костя бросился занимать место, а Шурик где-то застрял. Вот Костя занял два места. На одно сел сам, а на другое положил замазку. Вдруг пришёл незнакомый гражданин и сел на замазку.
   Костя говорит:
   — Это место занято, здесь Шурик сидит.
   — Какой такой Шурик? Здесь я сижу, — сказал гражданин.
   Тут прибежал Шурик и сел рядом с другой стороны.
   — Где замазка? — спрашивает.
   — Тише! — прошептал Костя и покосился на гражданина.
   — Кто это? — спрашивает Шурик.
   — Не знаю.
   — Чего ж ты его боишься?
   — Он на замазке сидит.
   — Зачем же ты отдал ему?
   — Я не давал, а он сел.
   — Так забери!
   Тут погас свет и началось кино.
   — Дяденька, — сказал Костя, — отдайте замазку.
   — Какую замазку?
   — Которую мы из окна выковыряли.
   — Из окна выковыряли?
   — Ну да. Отдайте, дядя!
   — Да я ведь не брал у вас!
   — Мы знаем, что не брали. Вы сидите на ней.
   — Сижу?!
   — Ну да.
   Гражданин подскочил на стуле.
   — Чего ж ты раньше молчал, негодный?
   — Так я ведь говорил вам, что место занято.
   — Когда же ты говорил? Когда я сел уже!
   — Откуда же я знал, что вы сядете?
   Гражданин встал и принялся шарить на стуле.
   — Ну, где же ваша замазка, злодеи? — проворчал он.
   — Постойте, вот она! — сказал Костя.
   — Где?
   — Вот, на стуле размазалась. Мы сейчас счистим.
   — Счищайте скорей, негодные! — кипятился гражданин.
   — Садитесь! — кричали на них сзади.
   — Не могу, — оправдывался гражданин. — У меня тут замазка.
 
 
   Наконец ребята соскоблили замазку.
   — Ну, теперь хорошо, — сказали они. — Садитесь.
   Гражданин сел.
   Стало тихо.
   Костя уже хотел смотреть кино, но тут послышался шёпот Шурика:
   — Ты уже съел свой пряник?
   — Нет ещё. А ты?
   — Я тоже нет. Давай есть.
   — Давай.
   Послышалось чавканье. Костя вдруг плюнул и прохрипел:
   — Послушай, у тебя пряник вкусный?
   — Угу.
   — А у меня невкусный. Мягкий какой-то. Наверное, растаял в кармане.
   — А замазка где?
   — Замазка вот, в кармане… Только постой! Это не замазка, а пряник. Тьфу! В темноте перепутал, понимаешь, замазку и пряник. Тьфу! То-то я гляжу, что она невкусная!
   Костя со злости швырнул замазку на пол.
   — Зачем же ты её бросил? — спросил Шурик.
   — А на что мне она?
   — Тебе не нужна, а мне нужна, — проворчал Шурик и полез под стул искать замазку. — Где же она? — сердился он. — Вот ищи теперь.
   — Сейчас я найду, — сказал Костя и тоже исчез под стулом.
   — Ай! — послышалось вдруг откуда-то снизу. — Дядя, пустите!
   — Кто это там?
   — Это я.
   — Кто — я?
   — Я, Костя. Пустите меня!
   — Да я ведь не держу тебя.
   — Вы мне на руку наступили!
   — Чего ж ты полез под стул?
   — Я замазку ищу.
   Костя пролез под стулом и встретился с Шуриком нос к носу.
   — Кто это? — испугался он.
   — Это я, Шурик.
   — А это я, Костя.
   — Нашёл?
   — Ничего не нашёл.
   — И я не нашёл.
   — Давай лучше кино смотреть, а то все пугаются, в лицо ногами тыкают, думают — собака.
   Костя и Шурик пролезли под стульями и уселись на свои места.
   Перед ними на экране мелькнула надпись: «Конец». Публика бросилась к выходу. Ребята вышли на улицу.
   — Что это за кино мы смотрели? — говорил Костя. — Я что-то ничего не разобрал.
   — А я, думаешь, разобрал? — ответил Шурик. — Какая-то чепуха на постном масле. Показывают же такие картины!
 

 
   Однажды Петя возвращался из детского сада. В этот день он научился считать до десяти. Дошёл он до своего дома, а его младшая сестра Валя уже дожидается у ворот.
   — А я уже считать умею! — похвастался Петя. — В детском саду научился. Вот смотри, как я сейчас все ступеньки на лестнице сосчитаю.
   Стали они подниматься по лестнице, а Петя громко ступеньки считает:
   — Одна, две, три, четыре, пять…
   — Ну, чего ж ты остановился? — спрашивает Валя.
   — Погоди, я забыл, какая дальше ступенька. Я сейчас вспомню.
   — Ну вспоминай, — говорит Валя.
   Стояли они на лестнице, стояли. Петя говорит:
   — Нет, я так не могу вспомнить. Ну-ка, лучше начнём сначала.
   Сошли они с лестницы вниз. Стали снова вверх подниматься.
   — Одна, — говорит Петя, — две, три, четыре, пять… И снова остановился.
 
 
   — Опять забыл? — спрашивает Валя.
   — Забыл! Как же это! Только что помнил и вдруг забыл! Ну-ка, ещё попробуем.
   Снова спустились с лестницы, и Петя начал сначала:
   — Одна, две, три, четыре, пять…
   — Может быть, двадцать пять? — спрашивает Валя.
   — Да нет! Только думать мешаешь! Вот видишь, из-за тебя забыл! Придётся опять сначала.
   — Не хочу я сначала! — говорит Валя. — Что это такое? То вверх, то вниз, то вверх, то вниз! У меня уже ножки болят.
   — Не хочешь — не надо, — ответил Петя. — А я не пойду дальше, пока не вспомню.
   Валя пошла домой и говорит маме:
   — Мама, там Петя на лестнице ступеньки считает: одна, две, три, четыре, пять, а дальше не помнит.
   — А дальше шесть, — сказала мама.
   Валя побежала обратно к лестнице, а Петя всё ступеньки считает:
   — Одна, две, три, четыре, пять…
   — Шесть! — шепчет Валя. — Шесть! Шесть!
   — Шесть! — обрадовался Петя и пошёл дальше. — Семь, восемь, девять, десять.
   Хорошо, что лестница кончилась, а то бы он так и не дошёл до дому, потому что научился только до десяти считать.
 

 
   У Бобки были замечательные штаны: зелёные, вернее сказать, защитного цвета. Бобка их очень любил и всегда хвастался:
   — Смотрите, ребята, какие у меня штаны. Солдатские!
   Все ребята, конечно, завидовали. Ни у кого больше таких зелёных штанов не было.
 
 
   Однажды Бобка полез через забор, зацепился за гвоздь и порвал эти замечательные штаны. От досады он чуть не заплакал, пошёл поскорее домой и стал просить маму зашить.
   Мама рассердилась:
   — Ты будешь по заборам лазить, штаны рвать, а я зашивать должна?
   — Я больше не буду! Зашей, мама!
   — Сам зашей.
   — Так я ведь не умею!
   — Сумел порвать, сумей и зашить.
   — Ну, я так буду ходить, — проворчал Бобка и пошёл во двор.
   Ребята увидели, что у него на штанах дырка, и стали смеяться.
   — Какой же ты солдат, — говорят, — если у тебя штаны порваны?
   А Бобка оправдывается:
   — Я просил маму зашить, а она не хочет.
   — Разве солдатам мамы штаны зашивают? — говорят ребята. — Солдат сам должен уметь всё делать: и заплатку поставить и пуговицу пришить.
   Бобке стало стыдно.
   Пошёл он домой, попросил у мамы иголку, нитку и лоскуток зелёной материи. Из материи он вырезал заплатку величиной с огурец и начал пришивать её к штанам.
   Дело это было нелёгкое. К тому же Бобка очень спешил и колол себе пальцы иголкой.
   — Чего ты колешься? Ах ты, противная! — говорил Бобка иголке и старался схватить её за самый кончик, так, чтобы не уколоться.
   Наконец заплатка была пришита. Она торчала на штанах, словно сушёный гриб, а материя вокруг сморщилась так, что одна штанина даже стала короче.
   — Ну, куда же это годится? — ворчал Бобка, разглядывая штаны. — Ещё хуже, чем было! Придётся наново перешивать.
   Он взял ножик и отпорол заплатку. Потом расправил её, приложил снова к штанам, хорошенько обвёл вокруг заплатки чернильным карандашом и стал пришивать её снова. Теперь он шил не спеша, аккуратно и всё время следил, чтобы заплатка не вылезала за черту.
   Он долго возился, сопел и кряхтел, зато, когда всё сделал, на заплатку было любо взглянуть. Она была пришита ровно, гладко и так крепко, что не отодрать и зубами.
 
 
   Наконец Бобка надел штаны и вышел во двор. Ребята окружили его.
   — Вот молодец! — говорили они. — А заплатка, смотрите, карандашом обведена. Сразу видно, что сам пришивал.
   А Бобка вертелся во все стороны, чтобы всем было видно, и говорил:
   — Эх, мне бы ещё пуговицы научиться пришивать, да жаль, ни одна не оторвалась! Ну ничего. Когда-нибудь оторвётся — обязательно сам пришью.
 

 
   Один раз Павлик взял с собой Котьку на реку ловить рыбу. Но в этот день им не повезло: рыба совсем не клевала. Зато когда шли обратно, они забрались в колхозный огород и набрали полные карманы огурцов. Колхозный сторож заметил их и засвистел в свисток. Они от него бежать. По дороге домой Павлик подумал, как бы ему дома не досталось за то, что он лазит по чужим огородам. И он отдал свои огурцы Котьке. Котька пришёл домой радостный:
   — Мама, я тебе огурцов принёс!
   Мама посмотрела, а у него полные карманы огурцов, и за пазухой огурцы лежат, и в руках ещё два больших огурца.
   — Где ты их взял? — говорит мама.
   — На огороде.
   — На каком огороде?
   — Там, у реки, на колхозном.
   — Кто ж тебе позволил?
   — Никто, я сам нарвал.
   — Значит, украл?
 
 
   — Нет, не украл, а так просто… Павлик брал, а мне нельзя, что ли? Ну, я и взял.
   Котька начал вынимать огурцы из карманов.
   — Постой, постой! Не выгружай! — говорит мама.
   — Почему?
   — Сейчас же неси их обратно!
   — Куда ж я их понесу? Они на грядке росли, а я сорвал. Всё равно они теперь уже расти не будут.
   — Ничего, отнесёшь и положишь на той же грядке, где сорвал.
   — Ну, я их выброшу.
   — Нет, не выбросишь! Ты их не садил, не растил, не имеешь права и выбрасывать.
   Котька стал плакать:
   — Там сторож. Он нам свистел, а мы убежали.
   — Вот видишь, что делаете! А если б он поймал вас?
   — Он не догнал бы. Он уже старенький дедушка.
   — Ну как тебе не стыдно! — говорит мама. — Ведь дедушка за эти огурцы отвечает. Узнают, что огурцы пропали, скажут, что дедушка виноват. Хорошо будет?
   Мама стала совать огурцы обратно Котьке в карман. Котька плакал и кричал:
   — Не пойду я! У дедушки ружьё. Он выстрелит и убьёт меня.
   — И пусть убьёт! Пусть лучше у меня совсем не будет сына, чем будет сын вор!
   — Ну, пойдём со мной, мамочка! На дворе темно. Я боюсь.
   — А брать не боялся?
   Мама дала Котьке в руки два огурца, которые не поместились в карманах, и вывела его за дверь.
   — Или неси огурцы, или совсем уходи из дому, ты мне не сын!
   Котька повернулся и медленно-медленно пошёл по улице.
   Уже было совсем темно.
 
 
   «Брошу их тут, в канаву, а скажу, что отнёс, — решил Котька и стал оглядываться вокруг. — Нет, отнесу: ещё кто-нибудь увидит, и дедушке из-за меня попадёт».
   Он шёл по улице и плакал. Ему было страшно.
   «Павлику хорошо! — думал Котька. — Он мне свои огурцы отдал, а сам дома сидит. Ему небось не страшно».
   Вышел Котька из деревни и пошёл полем. Вокруг не было ни души. От страха он не помнил, как добрался до огорода. Остановился возле шалаша, стоит и плачет всё громче и громче. Сторож услышал и подошёл к нему.
   — Ты чего плачешь? — спрашивает.
   — Дедушка, я принёс огурцы обратно.
   — Какие огурцы?
   — А которые мы с Павликом нарвали. Мама сказала, чтоб я отнёс обратно.
   — Вот оно какое дело! — удивился сторож. — Это, значит, я вам свистел, а вы всё-таки огурцы-то стащили. Нехорошо!
   — Павлик брал, и я взял. Он мне и свои огурцы отдал.
   — А ты на Павлика не смотри, сам понимать должен. Ну, больше не делай так. Давай огурцы и иди домой.
   Котька вытащил огурцы и положил их на грядку.
   — Ну, все, что ли? — спросил старик.
   — Нет… одного не хватает, — ответил Котька и снова заплакал.
   — Почему не хватает, где же он?
   — Дедушка, я один огурец съел. Что теперь будет?
   — Ну что ж будет? Ничего не будет. Съел, ну и съел. На здоровье.
   — А вам, дедушка, ничего не будет за то, что огурец пропал?
   — Ишь ты какое дело! — усмехнулся дедушка. — Нет, за один огурец ничего не будет. Вот если б ты не принёс остальных, тогда да, а так нет.
 
 
   Котька побежал домой. Потом вдруг остановился и закричал издали:
   — Дедушка, дедушка!
   — Ну что ещё?
   — А этот вот огурец, что я съел, как будет считаться — украл я его или нет?
   — Гм! — сказал дед. — Вот ещё какая задача! Ну чего там, пусть не украл.
   — А как же?
   — Ну, считай, что я тебе подарил его.
   — Спасибо, дедушка! Я пойду.
   — Иди, иди, сынок.
   Котька во весь дух помчался по полю, через овраг, по мостику через ручей и, уже не спеша, пошёл по деревне домой. На душе у него было радостно.
 

 
   Целый день ребята трудились — строили снежную горку во дворе. Сгребали лопатами снег и сваливали его под стенку сарая в кучу. Только к обеду горка была готова. Ребята полили её водой и побежали домой обедать.
   — Вот пообедаем, — говорили они, — а горка пока замёрзнет. А после обеда мы придём с санками и будем кататься.
 
 
   А Котька Чижов из шестой квартиры хитрый какой! Он горку не строил. Сидит дома да смотрит в окно, как другие трудятся. Ему ребята кричат, чтоб шёл горку строить, а он только руками за окном разводит да головой мотает, — как будто нельзя ему. А когда ребята ушли, он быстро оделся, нацепил коньки и выскочил во двор. Чирк коньками по снегу, чирк! И кататься-то как следует не умеет! Подъехал к горке.
   — О, — говорит, — хорошая горка получилась! Сейчас скачусь.
   Только полез на горку — бух носом!
   — Ого! — говорит. — Скользкая!
 
 
   Поднялся и снова — бух! Раз десять падал. Никак на горку взобраться не может.
   «Что делать?» — думает.
   Думал, думал — и придумал:
   «Вот сейчас песочком посыплю и заберусь на неё».
   Схватил он фанерку и покатил к дворницкой. Там — ящик с песком. Он и стал из ящика песок на горку таскать. Посыпает впереди себя, а сам лезет всё выше и выше, взобрался на самый верх.
   — Вот теперь, — говорит, — скачусь! Оттолкнулся ногой и снова — бух носом! Коньки-то по песку не едут! Лежит Котька на животе и говорит:
   — Как же теперь по песку кататься?
   И полез вниз на четвереньках.
   Тут прибежали ребята. Видят — горка песком посыпана.
   — Это кто здесь напортил? — закричали они. — Кто горку песком посыпал? Ты не видал, Котька?
   — Нет, — говорит Котька, — я не видал. Это я сам посыпал, потому что она была скользкая и я не мог на неё взобраться.
   — Ах ты, умник! Ишь, что придумал! Мы трудились, трудились, а он — песком! Как же теперь кататься?
   Котька говорит:
   — Может быть, когда-нибудь снег пойдёт, он засыплет песок, вот и можно будет кататься.
   — Так снег, может, через неделю пойдёт, а нам сегодня надо кататься.
   — Ну, я не знаю, — говорит Котька.
   — Не знаешь! Как испортить горку, ты знаешь, а как починить, не знаешь! Бери сейчас же лопату!
   Котька отвязал коньки и взял лопату.
   — Засыпай песок снегом!
   Котька стал посыпать горку снегом, а ребята снова водой полили.
   — Вот теперь, — говорят, — замёрзнет, и можно будет кататься.
   А Котьке так работать понравилось, что он ещё сбоку лопатой ступеньки проделал.
   — Это, — говорит, — чтоб всем было легко взбираться, а то ещё кто-нибудь снова песком посыплет!