Нежность
(Музыка А. Пахмутовой, слова С. Гребенникова и Н. Добронравова)
 
 
Опустела без тебя Земля…
Как мне несколько часов прожить?
Так же падает в садах листва,
И куда-то всё спешат такси…
Только пусто на Земле одной
Без тебя, а ты…
Ты летишь, и тебе
Дарят звёзды
Свою нежность…
 
 
Так же пусто было на Земле,
И когда летал Экзюпери,
Так же падала листва в садах,
И придумать не могла Земля.
Как прожить ей без него, пока
Он летал, летал,
И все звёзды ему
Отдавали
Свою нежность…
 

   

 
Опустела без тебя Земля…
Если можешь, прилетай скорей…
(1965)
 

   «Мне важен не сам летчик, а человек, который глазами поэта смотрел оттуда на Землю» (Николай Добронравов).
   Сами авторы, писавшие песню «по заказу», не предполагали, каким невероятным успехом она будет пользоваться, какая долгая и счастливая судьбы её ожидает. «Нежность» исполняли многие: Синявская, Зыкина, Гвердцители, Сенчина, но в памяти поколения 60-х осталась она — Майя Кристалинская — и её исполнение (скачать).
   На сайте «Пахмутова в Интернете» насчитывается 28 (!) вариантов исполнения песни «Нежность». Желающие могут выбрать любой из них и послушать песню в интерпретации самых разных певиц или же просто одну её мелодию. 

   Майя Кристалинская поёт
   и грудного голоса волной,
   обнимая, увлекает нас
   в пору ту, где было всё весной…

Руфь Тамарина

   Ты спрашиваешь, Палома, помню ли я Майю Кристалинскую? Да ведь это всё равно, что спросить, помню ли я первого мальчика, который поцеловал меня! Знаешь, ведь мы, девчонки 60-х, были совсем другие, и поймёшь ли ты, что я хочу сказать?
   Нет, я не склонна видеть в молодых одни недостатки. Просто время сейчас другое, более стремительное, более прагматичное, что ли… А мы… мы росли неспешно, без компьютеров, без сериалов, без всех этих «фабрик» звёзд, поющих под «фанеру». В наше время не было звёзд, во всяком случае, такого понятия не было. А Майя Кристалинская была. И Анна Герман была, и Юрий Гуляев… Штучный товар, знаешь ли, таких не на фабриках делают. И песни их мы наизусть знали, и в именах не путались.
   Палома, а дай-ка мне список песен Майи, который у тебя в руках, и ты увидишь, что я не только спою тебе практически каждую из них, но и расскажу историю, связанную с той или иной песенкой. Свою историю, конечно, не песенкину. Они ведь у тебя там по годам расписаны. Старая черепаха, которую ты видишь перед собой, и которая забывает многое из того, что надо бы помнить, кроме разве что графика приёма лекарств, тоже была когда-то молоденькой барышней. Правда, часами она просиживала не в этих современных Макдональдсах, а в библиотеках и театрах с филармонией впридачу.
   
   Ну и радио слушала. Особенно любила передачу «После полуночи», когда передавали, что называется, лучшее из лучшего. И все свои девичьи радости или горести соотносила с той или иной мелодией, с теми или иными словами песни. Это сейчас пишут тексты для песен, а в моё время стихи писали. Поэтов-песенников ведь тоже не так много было. Их имена были на слуху — точно так же, как имена композиторов и по-настоящему любимых певцов.
   Итак, «Старый клён» — запись 1961-го года. Песня из кинофильма «Девчата»…
   А как же! Песни Александры Пахмутовой, Алечки, как её ласково называли на советской эстраде, все любили. И фильм мы любили с этой малышкой — Наденькой Румянцевой.
    

 
Старый клён, старый клён,
Старый клён стучит в стекло,
Приглашая нас с друзьями на прогулку.
Отчего, отчего,
Отчего мне так светло?
Оттого, что ты идёшь по переулку…
 

   Во дворе моего детства тоже был такой клён, а под ним — уютная беседка, в которой днём сидели старушки, а вечером собиралась наша дворовая компания. Ах, какими мы были юными тогда. Девчонки в туго накрахмаленных нижних юбках под платьями с рукавами-«фонариками», с косичками, как у Надюши Румянцевой, и наши всё ещё не взрослеющие мальчики. Тёплое лето, из окна раздаётся этот самый «Старый клён», а я знаю, что по переулку идёт мальчик из моего класса, в которого я тайно влюблена. И вдруг окрик: «А не пора ли тебе домой, милая? Уже 9 вечера!». Это меня зовёт моя мама. А компания моих друзей дружно произносит: «Детское время закончено!». Вот так, Палома, каждый вечер поступала моя строгая мама, и не удивительно, что присказка о «детском времени» на несколько лет стала моим дворовым прозвищем. И мальчики мои были отодвинуты тоже на несколько лет вперёд…
   Погоди, погоди, Палома, не спеши. Вот в самом конце смотри — «Журавлёнок». Ах, Палома, ведь мы все родом из СССР, во всяком случае, мы с тобой. Майя ведь не только о любви пела. Слушай, ведь у меня до сих пор работает старый проигрыватель, тот, что в углу! И пластинки с записями Кристалинской есть в тумбочке под ним. Давай послушаем эту песню вместе с тобой, ведь мы когда-то плакали, когда она звучала, мы под неё обретали это острое ощущение принадлежности к нашей стране, к нашей великой Родине.
    

 
Ушло тепло с полей, и стаю журавлей
Ведёт вожак в заморский край зелёный.
Летит печально клин, и весел лишь один,
Один какой-то журавлёнок несмышлёный.
Он рвётся в облака, торопит вожака,
Но говорит ему вожак сурово:
«Хоть та земля теплей, а Родина милей.
Милей — запомни, журавлёнок, это слово».
Запомни шум берёз и тот крутой откос,
Где мать тебя увидела летящим.
Запомни навсегда, иначе никогда,
Дружок, не станешь журавлём ты настоящим.
У нас лежат снега, у нас гудит пурга
И голосов совсем не слышно птичьих.
А где-то там, вдали, курлычут журавли,
Они о Родине заснеженной курлычут.
 

   У людей сейчас размыто понятие Родины. Глобализация, интеграция и прочие иностранные слова. Но в нашем поколении это осталось, и похоронят меня, Палома, в родной земле бывшего СССР, как бы ни назывался теперь этот его осколок. «А Родина милей…». Ты, Палома, тоже не забывай об этом никогда…
   А вот и «Карелия»… Слова К. Рыжкова музыка А. Колкера. Ещё одна пара имён, как Пахмутова и Добронравов…

 
В разных краях
Оставляем мы сердца частицу,
В памяти бережно, бережно, бережно
встречи храня…
Вот и теперь
Мы никак не могли не влюбиться,
Как не любить
Несравненные эти края.
Долго будет Карелия сниться,
Будут сниться с этих пор
Остроконечных елей ресницы
Над голубыми глазами озёр.
 

   Ах, Палома! Жаль, что ты не была в Карелии, не видела того, о чём поётся в песне. А мы с мужем много раз ездили туда — и на лыжах кататься, и на байдарках ходить. В нашем поколении Карелия была своеобразным связующим знаком людей определённого круга, определённого мировоззрения и мироощущения. «Партия побывавших в Карелии». Как тебе, Палома, такой штришок к политическому портрету нашей нынешней страны?
   А вот какая чудная песня — «А снег идёт»! Стихи, не текст, Палома, стихи! Написал твой любимый Евтушенко. Я помню этот фильм «Карьера Димы Горина». Жаль, что по ТВ мало показывают старых фильмов, даже по этому кабельному телевидению нечего смотреть, да я и не смотрю, уж лучше старые книги перечитывать, классиков, на которых росло наше поколение. Мы в метро не читали в паузах между пересадками эти жуткие, в руках разваливающиеся книжонки. «Женский роман»… Палома! Не бывает женских и мужских романов, бывает хорошая литература и плохая. Хорошая в моем шкафу собрана.
   Ой, отвлеклись мы от Димы Горина в исполнении совсем юного Александра Демьяненко и от песни, когда-то мною очень любимой.
     

 
А снег идёт, а снег идёт,
И всё вокруг чего-то ждёт,
Под этот снег, под тихий снег
Хочу сказать при всех:
— Мой самый главный человек,
Взгляни со мной на этот снег,
Он чист, как то, о чём молчу,
О чём сказать хочу…
 

   Фильм, конечно, то что называется «советский». Но такой милый этот кассир Дима, который в финальной сцене встречается со своей любимой! Нелепый интеллигентный мальчик, волею судьбы превратившийся в строителя ради любви. Но сколько миллионов зрителей привлекала эта красивая зимняя сказка! Как жаль, что он умер… Не Дима Горин, а Александр Демьяненко. Скоро все уйдут, кто формировал наше поколение, прививал вкус к настоящему искусству…
   Палома! А это уже по твоей части. Смотри — песня Окуджавы, «Старый причал».

 
Чайка летит, ветер гудит, шторм надвигается,
Кто-то и мне машет рукой и улыбается.
Кто-то и мне прямо в глаза молча глядит,
Словно забыть старый причал мне не велит…
 

   Я знаю, вы там у себя в журнале любите Окуджаву. Когда эта песня появилась, мне ещё немного лет было. Это уже потом появилось целое направление — бардовская песня. А «Причал» просто хорошей песней был, такой очень лиричной. Вообще Майя много песен спела в ритме вальса. Хорошо ложился этот ритм на её голос, на манеру исполнения.
   Возьми хоть «Вальс о вальсе» на стихи Евтушенко… Палома?.. Тебя не утомила ещё своими воспоминаниями старая черепаха? Я ведь тоже, как и ты, обожаю раннего Евтушенко. А моя мама как-то не очень вначале воспринимала это слишком, на её взгляд, откровенное «Постель была расстелена, а ты была растеряна…». Пуританское советское воспитание, что поделать. Её эта «постель» испугала, а я забрала сборник и ушла в свою комнату дальше читать, потом уже увлеклась серьёзно — и стихами, и романтическими историями, с ними связанными.

 
Вальс устарел, —
Говорит кое-то, смеясь.
Век усмотрел
В нём отсталость и старость.
Робок, несмел,
Наплывает мой первый вальс.
Никогда не смогу,
Никогда не смогу
Я забыть этот вальс…
 

   Мой первый вальс позже случился. Я имею в виду школьный выпускной бал. Нам ведь не разрешали краситься, ногти лаком покрывать, начёсы делать. Знаешь, что такое начёс? Это когда волосы для увеличения объёма к корням чешут, а потом сверху слегка приглаживают. Если не слишком пригладить, получалась знаменитая причёска «я у мамы дурочка». Ой, Палома, начнёшь воспоминания, дня не хватит. Скажу только, что в знак протеста против учительского террора я пришла на выпускной бал с заплетённой косой без всяких начёсов, переброшенной через плечо, и даже ресницы не подкрасила. Против течения, Палома, против течения… Как раз в этот день многое не возбранялось.
   И хотя в нашей школе уже давно была своя собственная рок-группа, всё равно на магнитофон ставили кассеты с любимыми старыми песнями, конечно, и с вальсами Майи Кристалинской.

 
Чуть охрипший гудок парохода
Уплывает в таёжную тьму.
Две девчонки танцуют на палубе,
Звёзды с неба летят на корму.
А река бежит, зовёт куда-то,
Плывут сибирские девчата
Навстречу утренней заре
По Ангаре, по Ангаре.
 
 
Ты пришёл к нам таёжной тропинкой,
На моём повстречался пути.
Ты меня называл бирюсинкой,
Всё грозил на медведя пойти.
Только вдруг завтра утром уедешь, —
Станет зябко тебе у костра…
Может, ты и пойдёшь на медведя,
Да боишься в тайге комара.
 

   Кстати, вторая песня — «Таёжный вальс» — это ответ девушки на песню «Бирюсинка» Колмановского и Ошанина. Ещё один замечательный тандем композитора и поэта.
   Палома! А ведь опять Евтушенко. Во времена моей юности были необыкновенно популярны песни Арно Бабаджаняна. А кумиром всех девчонок нашей школы безоговорочно был молодой ещё Муслим Магомаев. Помню, он приезжал в наш город на гастроли почти одновременно с Эдитой Пьехой. Ой! Как не любила Эдиту моя учительница химии… «Кафешантанная певичка», — брезгливо морщилась она. А среди нас, девчонок, почему-то витал слух, что Магомаев и Пьеха связаны романтическими отношениями. Одна моя одноклассница случайно пропустила выступление Муслима, которое транслировало телевидение. Узнав о своей оплошности, она буквально заходилась в рыданиях, когда мы наперебой обсуждали некоторые моменты концерта. Но я отвлеклась, Палома. Просто увидела одну из лучших песен Бабаджаняна, которую исполняли и Магомаев, и Кристалинская, — «Не спеши».

 
Ты спеши, ты спеши ко мне,
Если я вдали, если трудно мне,
Если я, словно в страшном сне,
Если тень беды в моём окне.
Ты спеши, когда обидят вдруг,
Ты спеши, когда мне нужен друг,
Ты спеши, когда грущу в тиши,
Ты спеши, ты спеши…
 

   Ах, Палома… Смотрю я на список песен Майи, вспоминаю музыку, стихи. Эти песни «сделали» нас, девчонок 60-х. Мы соотносили с ними свои чувства, мысли, мироощущение. Та женщина, которую ты видишь перед собой — не только продукт эпохи, но и продукт того лучшего, что было в советской массовой культуре. Хотя, какая же она массовая? Талантливые певцы, композиторы, поэты… Каждое имя на слуху, каждое имя любимо и почитаемо. Может, мы слишком идеализировали нашу будущую взрослую жизнь, может, нам не хватало здорового прагматизма, а романтики было с перехлёстом. Но поверь, Палома, я счастлива, что моя жизнь сложилась именно так, а не иначе, и то, о чём мы говорим с тобой, для меня не пустой звук, не желание как-то оправдать негативы моего времени.
   Как писал Высоцкий — «Время эти понятья не стёрло…». И любовь, и добро, и зло останется тем же всегда — даже в будущем нашем далёком. Вашем, Палома, — и твоём, и твоей дочери, и твоей внучки, которая у тебя когда-нибудь будет. Вот так.
   Нет, Палома, мы, конечно, не были «тургеневскими барышнями», во всяком случае, если и были, то не все и не так уж буквально. Но представь себе молоденькую барышню, воспитанную хорошими книгами, театром, гениальными актёрами (а в наше время по воскресеньям в 14 часов по телевидению был обязательный спектакль ведущих московских театров), которая, переживая свою первую любовь, в этой самой радиопередаче для полуночников слушает такие песни в исполнении Майи:
     

 
Пусть завтра кто-то скажет, как отрубит,
И в прах развеет все твои мечты.
Как страшно, если вдруг тебя разлюбят,
Ещё страшней, когда разлюбишь ты.
Померкнет всё, и краски потускнеют,
И потеряют запах все цветы.
Тебя не любят. Есть ли что страшнее?
Ещё страшней, когда не любишь ты…
 

   Инна Гофф написала стихи к этой песне… Давай послушаем — она того стоит, уверяю тебя.
   А вот смотри, Палома, как интересно перекликаются эти две песни Кристалинской! К первой тоже Инна Гофф стихи написала, а ко второй — Роберт Рождественский.

 
Для чего ты сказал
Среди ясного дня,
Что её ты жалеешь,
А любишь меня?
То ли снег за окном,
То ли пух с тополей…
Об одном я прошу:
И меня пожалей…
 
 
Зачем на склоне дня
Холодный дождь полил?
Ты целовал меня,
А на губах полынь…
Горчит полынь-трава…
Теперь-то знаю я:
Полынь — твои слова!
Полынь — любовь твоя!
 

   Знаешь, мне кажется, если посмотреть на список песен, что всю сознательную жизнь девочек 60-х сопровождали песни Майи — развивали душу, ставили и решали сложные вопросы на каждом этапе их женской судьбы… На каждом этапе — от нижних юбок для увеличения девчоночьих форм до первой седины в волосах и первых настоящих, не придуманных женских горестей.
   Вот смотри, Палома! Сколько интересных ситуаций, сколько историй в песнях Кристалинской. Её негромкий голос жалел, утешал, давал надежду или рассказывал, что ты не единственная в таком положении, и нужно жить дальше.

 
Ночь была, был рассвет,
Словно тень крыла.
У меня другого нет,
Я тебя ждала.
Всё ждала и верила,
Сердцу вопреки:
Мы с тобой два берега
У одной реки.
 
 
Я узнаю цену раю,
Ад вкусив в раю.
Я тобой переиграю
Молодость свою.
Переходы, перегрузки,
Долгий путь домой…
Вспоминай меня без грусти,
Ненаглядный мой.
 

   Вот ещё одна замечательная песня — грустная такая. Майе Кристалинской особенно удавалось передать своим голосом такое настроение. А почему её песни были подчас такими грустными, ты теперь знаешь. Кстати, обрати внимание — опять Евгений Евтушенко. Я как-то не задумывалась раньше, сколько его стихов звучат в лучших песнях Кристалинской.

 
В нашем городе дождь,
Он идёт днём и ночью.
Слов моих ты не ждёшь, ты не ждёшь,
Я люблю тебя молча.
Дождь по крышам стучит,
Так что стонут все крыши.
А во мне всё молчит, всё молчит,
Ты меня не услышишь.
Я люблю высоко,
Широко, неоглядно,
Пусть тебе это всё, это всё,
Совершенно не надо…
 

   Мы, девчонки 60-х, сохранили в себе эту способность к широкой и неоглядной любви, да собственно, другой и не представляли. До чего же насыщенной была наша внутренняя жизнь, как я думаю, глядя на эти строчки. И пусть мы не так ярко одевались, пусть не умели пользоваться косметикой, но душа наша не уставала трудиться, вбирать в себя лучшее из того, что было вокруг.
   «Сколько неба, сколько света, сколько солнца… Неужели это мне одной?». Как счастливы мы были своей безоглядностью, Палома, как счастливы… Я не плачу, не волнуйся, просто вся моя юность перед глазами, все мои надежды… «И всё сбылось, и не сбылось…».
   Или вот это. Хоть стихи Игоря Шаферана написаны от мужского имени, но и её пела Кристалинская —
    

 
Для тебя,
              для тебя,
                           для тебя
Самой лучшей мне хочется быть.
Все земные пути я могу обойти,
Все моря я могу переплыть.
Ты поверь, ты поверь, ты поверь,
Я сумею всем сердцем любя,
С неба звёзды достать,
Чтоб единственной стать
Для тебя,
              для тебя,
                            для тебя!
 

   Ах, как всё переплетено в моей памяти. Уже гораздо позже был такой фильм Эдмонда Кеосаяна «Когда наступает сентябрь». Там необыкновенно сыграл Армен Джигарханян, а песню «Для тебя» пел герой Владимира Ивашова. Вот ещё одно артистическое имя — тебе стоит почитать о нём и посмотреть, если не видела, фильм «Баллада о солдате».
   Это ведь такая вершина Григория Чухрая! А ещё говорят — тоталитаризм. Но почему, скажи мне, тогда культура была на таком высоком уровне? Неужели ей вредна свобода?
   Палома, тебе не кажется, что старая черепаха что-то слишком впала в брюзжание и менторский тон? Ты же знаешь свою соседку — перелом срастётся, как на собаке. Ну, подвернула ногу и не вовремя обратилась к врачу, так не голову же, ногу! Я ещё побегаю, девчонка 60-х, потанцую под Майины песни. А пока давай мы с тобой просто послушаем мои любимые…

 
* * *
Пусть дни проходят,
спешит за годом год, —
Когда минутка грустная придёт,
Я обниму тебя, в глаза твои взгляну,
Спрошу: ты помнишь первую весну?
Наш первый вечер и обрыв к реке,
И чью-то песню где-то вдалеке?
Мы нежность ночи той
с годами не сожгли,
Мы эту песню в сердце сберегли…
 

 
* * *
Если вам ночью не спится
И на душе нелегко,
Значит, вам надо влюбиться
В ту одну на земле, что от вас далеко.
 
 
Кто она? Где она ходит?
С кем провожает зарю?
Кто её под руку водит, —
Ту одну на земле, половинку твою?..
 

 
* * *
У подножья обелиска
В карауле молодые деревца…
Сядем рядом, сядем близко,
Так, чтоб слышать друг друга сердца.
Мне милее и дороже
Человека нигде не сыскать.
Разве может, нет, не может
Сердце здесь, на кургане, солгать!..
 

 
* * *
Над дорогой встаёт заря,
Синим ветром полны моря.
Ты не печалься, ты не прощайся, —
Ведь жизнь придумана не зря.
Будет радость, а может, грусть…
Ты окликни — я оглянусь.
Ты не печалься, ты не прощайся,
Я обязательно вернусь…
 

 
* * *
Отыщи мне лунный камень,
Сто преград преодолев,
За горами, за веками,
В древних складах королев.
Отыщи мне лунный камень —
Талисман моей любви,
Под землёй, за облаками,
В небесах, в любой дали…
 

 
* * *
Родимая земля — достоинство моё,
Вся жизнь моя, не меньше и не больше.
Она всегда во мне, а я уйду в неё
Когда-нибудь, хотелось бы попозже.
 
 
Земля моих отцов, земля родных людей,
Любовь моя, забота и награда.
Наверно, земли есть и краше и теплей
Наверно, есть, но мне других не надо…
 

   Что ж, Палома, надеюсь, тебе мой рассказ помог окунуться в эпоху моей юности.
   И ещё! Какие имена, посмотри — Ю. Друнина, Р. Рождественский, Е. Евтушенко, Б. Окуджава, Б. Ахмадулина, И. Гофф, И. Кашежева, Р. Казакова, Н. Доризо… Какое сплетение талантов! И конечно, Майя Кристалинская…

   Советская певица Майя Владимировна Кристалинская родилась 24 февраля 1932 года в Москве. Ещё в школе она пела в хоре ЦДДЖ (Центрального Дворца детей железнодорожников), которым руководил И. Дунаевский.
   В 1950-м году Майя поступила в Московский авиационный институт, пела в институтском хоре с будущей оперной певицей Галиной Каревой.
   В 1955 году Кристалинская окончила МАИ и получила распределение в Новосибирск, но очень скоро вместе со своей сокурсницей, подругой детства Валентиной Котелкиной, она вернулась в Москву и начала работать в КБ Яковлева.
   В 50-е годы на экранах страны шёл фильм с участием молодой аргентинской актрисы Лолиты Торрес — «Возраст любви». Песни в её исполнении были очень популярны. Именно их, на испанском, не понимая ни слова, но с отличным произношением и стала петь Майя Кристалинская. Её приняли в молодёжный хор при Центральном доме работников искусств (ЦДРИ).
   Руководительница хора сказала Майе: «Для нашего репертуара ты в солистки не годишься. Твоему голосу нужна песня особая, негромкая, идущая от души. Там ты королева. Иди в «Первый шаг» (Эстрадное объединение Э.С. Разниковского — Палома).
   В 1957 году Майя Кристалинская выступала на Всемирном фестивале молодёжи и студентов в Москве, а после его окончания она становится солисткой оркестра Олега Лундстрема. Дебют Майи состоялся в Харькове — никому не известную москвичку приняли сразу. Последовали гастроли в других городах.
   В том же 1957-м она вышла замуж за участника ВТЭК (Врачебного театрального-эстрадного коллектива) Аркадия Арканова (теперь — российского сатирика, драматурга, писателя, ведущего телевизионных передач). Они познакомились 30 апреля. Второй раз встретились в знаменитом ресторане ВТО. Третья встреча состоялась на День Победы. Арканов сделал Кристалинской предложение. 1 июня 1957 г. они поженились. Родители молодых не были в восторге от выбора детей.
   — Ты с ним жить не будешь! — сказала Майе одна из подруг. Так и случилось.
   Из интервью с Аркадием Аркановым:
   Майя действительно была моей женой, я не делаю из этого никакого секрета. Мы познакомились с ней чисто случайно в 1957 году, во время Всемирного фестиваля молодёжи и студентов в Москве. Я был тогда больной на девушек и женщин с хорошим слухом. Для меня главным было в женщине помимо, конечно, внешности, чтобы она была с юмором и музыкальна. Если без юмора или без слуха — всё, не получается… Я очень быстро влюбился в Майю, а она — в меня. Спустя два месяца мы расписались, а ещё через семь расстались. Объяснить причину тут невозможно. Но должен сказать, что до конца её дней мы сохранили хорошие, тёплые и нормальные человеческие отношения.
   В конце 50-х Лундстрему приказали сверху сократить состав оркестра и вокалистов. Жертвой стала недавно пришедшая Майя. Поступило предложение от Эдди Рознера, которому в ансамбль требовалась солистка после ухода Ирины Бржевской. Джазовым вокалом Майя не владела, и ей достался лирический репертуар.
   В 60-е годы Майя Кристалинская пела в фильмах «Жажда», «Цепная реакция», «Карьера Димы Горина», «Большая руда», «Был месяц май», «Суд сумасшедших». Пластинка «Мы с тобой два берега» вышла невиданным доселе тиражом — 7 млн. экземпляров — и разошлась мгновенно.
   Певица одной из первых исполнила на эстраде песенку Булата Окуджавы «Ах, Арбат», звучавшую до этого только в магнитофонных записях. С декабря 60-го Майя Кристалинская стала петь в очень популярной радиопередаче «С добрым утром!».
   Всё бы хорошо, но к Новому году была подготовлена и выпущена в эфир ТВ запись песни «В нашем городе дождь», исполненной Майей с очень грустными интонациями. 2 января разразился скандал: выступление Кристалинской стало эмоциональным диссонансом.
   «Интонации мещанской сентиментальной лирики с оттенком пошлости не имеют ничего общего с нашей героической современностью. К сожалению, подобные песни особенно нравятся людям с «душевным надрывом», но эту болезнь нужно лечить». Путь на телеэкран для Майи оказался надолго закрыт.
   В 1962 г. Кристалинская получила третью премию на втором Всероссийском конкурсе артистов эстрады.
   Скромный костюм, красивый, низкий, хотя и небольшой, по мнению специалистов, голос. Но этот голос звучал легко, свободно и очень выразительно. Каждая песня Майи была своеобразным спектаклем, который она разыгрывала, покоряя публику глубиной и правдивостью переживания.
   В конце 1966-го телевидение обратилось к зрителям с просьбой назвать лучшего исполнителя года. Ответы не заставили себя ждать: Майя Кристалинская. В том же году она спела песню Александры Пахмутовой «Нежность», прозвучавшую позже в фильме «Три тополя на Плющихе» кинорежиссёра Татьяна Лиозновой и ставшую вершиной певческого искусства Кристалинской.
   С ней сотрудничали лучшие эстрадные композиторы-песенники. Молодой Микаэл Таривердиев начинал писать именно для неё.
   В одной из последних сольных программ «В песне жизнь моя» наряду со своими признанными шедеврами Майя Кристалинская исполняла русские романсы, читала стихи О. Берггольц, Р. Рождественского.
   В 1974 г. певице присвоено почётное звание Заслуженной артистки РСФСР.
   Очень интересную статью о Майе Кристалинской «Эхо нашей юности» (Аллы Райхлиной) можно прочитать на сайте еврейской общины г. Тулы.

   Мало кто знал, что неизменная косынка, обвивавшая шею певицы — не талисман, не новомодная придумка, которую тут же начали копировать многие женщины, — она скрывала огромную человеческую трагедию Майи Кристалинской.
   Никто не подозревал, почему так печально звучит её голос, почему так печальны порой песни, которые она выбирала для исполнения, что скрывается под её знаменитой косынкой…
   Во время гастролей в начале 60-х у Майи поднялась температура. Сначала подумали: ангина. Но врач назвала ангину «атипичной».
   Певица Мария Лукач, приглашённая в оркестр Эдди Рознера, а потом и сам маэстро первыми предположили, что странные узелки на шее — отнюдь не осложнение после ангины, как думала Майя. Ей не было тридцати, когда врачи установили страшный диагноз — опухоль лимфатических желёз (лимфогранулематоз).
   Диагноз не скрывали, и начались бесчисленные сеансы облучения и химиотерапии. Выступления на эстраде чередовались с пребыванием в клиниках.
   Валентина Котелкина, подруга детства и юности Майи Кристалинской:
   — Майя рассказывала вам о своей болезни?
   — Она не любила жаловаться… Слово «злокачественная» не было произнесено, но… Мы, как в юности, вместе поплакали, а домашним Майя ничего не сказала….
   Она продолжала выходить на сцену такой же, как прежде, лёгкой походкой. Правда, голос стал чуть печальнее, в глазах появилась грусть, а на шее — кокетливо повязанная маленькая косыночка. Московские модницы, не зная, что Майя таким образом маскирует следы от облучения, тоже начали завязывать на шее маленькие косыночки.
   Её лечили крупнейшие гематологи — Й. Кассирский, а после его смерти в 1971 году — А. Воробьёв. Увы, опухоль оказалась злокачественной. 24 года прожила певица в ожидании неминуемого финала, и какой пыткой оборачивался для неё каждый год, вырванный у смерти. Ведь всего за три месяца из-за травмы родинки умерла другая известная певица — Лидия Клемент. Жить в постоянном страхе и при этом петь…
   В конце 60-х в доме хирургов Вишневских Майя Кристалинская познакомилась с архитектором Эдуардом Максимовичем Барклаем, которого не смутила болезнь певицы — он стал бывать у неё на концертах, дарил букеты роз, провожал домой, красиво ухаживал.
   Фамилию свою он унаследовал от псевдонима отца. В своё время в качестве дизайнера Эдуард Барклай участвовал в установке памятника С. Орджоникидзе. В итоге он женился на его дочери, познакомился со Светланой Аллилуевой и другими представителями тогдашней элиты. Брак с дочерью Орджоникидзе вскоре распался.
   Позже, по совету Эдуарда, Майя начала появляться на сцене не в привычных костюмах, а в элегантных платьях с высоким воротом. Он сам выбирал фасоны платьев и расцветку ткани. Кристалинская и Барклай стали жить вместе, а через некоторое время гражданский брак сменился официальным, хотя из-за болезни Майя не могла иметь детей.
   Эдуард прекрасно готовил, заботился о жене, следил за приёмом лекарств и выполнением всех назначений медиков, хотя это порой приводило к ссорам. Он переживал и жаловался Валентине Котелкиной: «Ей нельзя худеть, а она почти ничего не ест».
   
   Накануне своего 50-летия Майя была очень подавлена — голос стал звучать хуже, она стала меньше петь. Возникла мысль о другом занятии, далёком от пения — переводе на русский книги Марлен Дитрих «Размышления».
   А в июне 1984 года Майя потеряла мужа. Он разбудил её ранним утром, попросил вызвать «скорую» и после укола потерял сознание. 19 июня Эдуарда Барклая похоронили.
   «После того, как ушёл Эдик, мне стало неинтересно жить», — говорила Кристалинская. Она даже перестала наблюдаться у Воробьёва. В начале 1985 года Майя легла в клинику, ей сделали там очередной сеанс облучения, но вскоре у неё ухудшилась речь, плохо стали двигаться правая рука и нога. После возвращения домой болезнь начала прогрессировать. Майя потеряла голос. Она не могла говорить, только набирала номер знакомых и плакала в трубку.
   В июне певица была помещена в реанимационное отделение Боткинской больницы. Пролежав там без сознания несколько дней, 19 июня Майя Кристалинская умерла — ровно через год после похорон Эдуарда Барклая.
   Её похоронили на старинном Донском кладбище в Москве. На мраморной стеле надпись: «Ты не ушла, ты просто вышла, вернёшься — и опять споёшь».

   По словам композитора Аркадия Островского, «дворовые циклы» песен появились под прямым воздействием фильмов итальянского неореализма.
   В 1962 году — «А у нас во дворе», «И опять во дворе», «Я тебя подожду». В 1965 году — «Вот снова этот двор» и «Детство ушло вдаль». Второй цикл, как рассказывают его авторы, появился благодаря бесчисленным письмам слушателей, требовавших продолжения рассказа о судьбе героев. Слова ко всем песням написал Лев Ошанин, а спели их Иосиф Кобзон и Майя Кристалинская.
   Примечание 2009 года: чуть более подробно о песнях «Дворового цикла» написано у нас в статье «И всё сбылось — и не сбылось…». 
   

 
А у нас во дворе
 
 
А у нас во дворе есть девчонка одна,
Среди шумных подруг неприметна она.
Никому из ребят неприметна она.
 
 
Я гляжу ей вслед:
Ничего в ней нет.
А я все гляжу,
Глаз не отвожу…
 
 
Есть дружок у меня,
я с ним с детства знаком, —
Но о ней я молчу даже с лучшим дружком.
Почему-то молчу даже с лучшим дружком.
 
 
Не боюсь я, ребята, ни ночи, ни дня,
Ни крутых кулаков, ни воды, ни огня.
А при ней — словно вдруг подменяют меня.
 
 
Вот опять вечерком я стою у ворот,
Она мимо из булочной с булкой идет…
Я стою и молчу, и обида берёт.
 
 
Или утром стучит каблучками она, —
Обо всем позабыв, я слежу из окна
И не знаю, зачем мне она так нужна.
 
 
Я гляжу ей вслед:
Ничего в ней нет.
А я все гляжу,
Глаз не отвожу…
 

 

 
И опять во дворе
 
 
Ты не грусти,
может быть, ещё встретимся,
Я от тебя не сбегу никуда,
Сколько в пути не пробуду я месяцев,
А возвращусь хоть на вечер сюда.
 
 
И опять во дворе нам пластинка поёт
И проститься с тобой всё никак не даёт.
 
 
Не отнимай
свою руку, пожалуйста,
Как бы судьба не сложилась для нас.
Завтра забудь меня, маме пожалуйся,
Но поцелуй на прощанье хоть раз.
 
 
В туфлях на гвоздиках,
в тоненьком свитере,
Глупая, всё тебя мучит одно —
Как бы подружки тебя не увидели,
Да старики, что стучат в домино.
 
 
Губы не прячь
и вокруг не поглядывай,
Ты уж, как хочешь, а мне по душе,
Помнить квартиру
сто двадцать девятую,
Твой огонёк на шестом этаже.
 
 
Ты не грусти,
может быть, ещё встретимся,
Я от тебя не сбегу никуда,
Сколько в пути не пробуду я месяцев,
А возвращусь хоть на вечер сюда.
 
 
И опять, и опять, и опять, и опять,
И опять во дворе нам пластинка поёт
И проститься с тобой всё никак не даёт.
 

 

 
Я тебя подожду
 
 
Ты глядел на меня, ты искал меня всюду,
Я, бывало, бегу,
Ото всех твои взгляды храня,
А теперь тебя нет,
Тебя нет почему-то,
Я хочу, чтоб ты был,
Чтобы так же глядел на меня.
 
 
А за окном то дождь, то снег,
И спать пора, и никак не уснуть.
Всё тот же двор, всё тот же смех,
И лишь тебя не хватает чуть-чуть.
 
 
Я иду без тебя переулком знакомым.
Я спешу не с тобой,
Не с тобой, а с Наташкой в кино,
А тебе шлют привет
Окна тихого дома
Да ещё старики,
Что всё так же стучат в домино.
 
 
Во дворе дотемна
Крутят ту же пластинку.
Ты сказал, что придёшь,
Хоть на вечер вернёшься сюда.
Вечер мне ни к чему,
Вечер мал, как песчинка.
Я тебя подожду,
Только ты приходи навсегда.
 
 
А за окном то дождь, то снег,
И спать пора, и никак не уснуть.
Всё тот же двор, всё тот же смех,
И лишь тебя не хватает чуть-чуть.
 

 

 
Вот снова этот двор
 
 
Вот снова этот двор,
мой добрый, старый дом.
Я с тех счастливых пор
два года не был в нём.
На милом этаже — квадратики огня,
Теперь они уже горят не для меня.
 
 
Здесь всё иное вдруг,
и дождь иной, и снег,
Другой пластинки звук,
другой девчонки смех.
Стучат давным-давно другие каблучки,
И лишь за домино всё те же старики.
 
 
Вот переулок мой,
но нет ответных глаз,
Вернулся я домой,
а ты не дождалась.
У этих вот ворот шаги твои стерёг,
Где он ещё мелькнёт,
твой тонкий свитерок?
 

 

 
Детство ушло вдаль
 
 
Детство ушло вдаль…
Детства чуть-чуть жаль.
Помнишь сердец стук,
И смелость глаз,
И робость рук?
 
 
И всё сбылось — и не сбылось,
Венком сомнений и надежд переплелось,
И счастья нет, и счастье ждёт
У наших старых, наших маленьких ворот.
 
 
Если б тебе знать,
Как нелегко ждать,
Ты б не терял дня,
Догнал меня,
Вернул меня.
Слышишь шагов звук,
Двери входной стук?
Голос встречай мой,
Спешу к тебе —
Спешу домой!
 
 
И всё сбылось — и не сбылось,
Венком сомнений и надежд переплелось,
И счастья нет, и счастье ждёт
У наших старых, наших маленьких ворот…
 

 
   Лучшие песни Майи Кристалинской можно выбрать из списка и скачать здесь.
   В очерке использовано фото Михаила Левита.
 
   Палома, ноябрь 2006 года