От автора: Я передаю эту историю так, как ее услышал, не добавив от себя ни слова. Но должен признаться, что с тех пор, как я повстречал того парня, мои рассказы стали неотразимы для редакторов. Они настолько правдивы, что я и сам в них верю.

   Ростом он был чуть повыше пяти футов, весил около ста пятнадцати фунтов, а глазами был схож с заблудившимся щенком. При взгляде на лохматую бороденку становилось ясно, что в ней обожает ночевать моль.
   — С удовольствием выпью в вашей компании, — ответил я. — Празднуете что-нибудь?
   Он покачал головой.
   — Не совсем так. Топлю печали.
   Я разрешил ему пожать мне руку.
   — Ларри Маршалл, — представился я.
   Он потряс ее.
   — Ньютон Браун. Друзья называют меня Ньют.
   — Что ж, значит, у вас тоже неприятности?
   — Хотите сказать, что я встретил родственную душу, что вы приползли в этот оазис искать утешения в рюмке?
   — Прямо в точку попали, — ответил я, не обращая внимания на изысканный слог собеседника. — Послушайте… И я поспешил выложить ему свои неприятности, прежде чем он займется рассказом о своих.
   — Это все главный редактор. Я хотел, чтобы меня перевели в корпункт в Париже, понимаете? Хотел переменить обстановку. Но вы думаете, он назначил меня?..
   — И это неприятности? — прервал он с печалью в голосе. — Поглядите.
   Он протянул желтый листок бумаги.
   — Так вот, главный редактор, — продолжал я, равнодушно разглядывая листок… — С ума сойти! Десять тысяч долларов!
   Листок оказался чеком, выписанным от имени Ассоциации производителей полотенец Америки.
   — И так всегда, — жаловался он. — Никак не могу пробиться к народу. Всегда что-нибудь да случается, Не мог же я отказаться от этого чека. Теперь они, без сомнения, положат мое открытие под сукно.
   — Кто что положит? — спросил я, не сводя глаз с этого желтого листочка, за которым маячила куча зеленых банкнотов.
   — Ясное дело, Ассоциации производителей полотенец Америки, — вздохнул он. — За эти деньги они купили у меня сухую воду.
   — Что купили? — недоверчиво спросил я.
   — Сухую воду, — повторил он. — В ней заложены безграничные возможности. Революция в ирригации. Воду можно таскать в сетках. Я натолкнулся на эту идею, экспериментируя с легкой водой. Кстати, я исследователь.
   И добавил совсем печально:
   — Самый настоящий гений.
   Теперь уж я не мог остановиться:
   — А что вы собирались делать с легкой водой?
   — Вы, наверно, слыхали о тяжелой воде. Ну а я пришел к выводу, что, если удастся создать легкую воду, я решу проблему тучности и похудения.
   На какое-то мгновение глаза его загорелись. Мечта преобразила его.
   — Боюсь, что не совсем вас понимаю, — сказал я.
   — Это же проще простого, — ответил он. — Вы должны знать, что человеческое тело на девяносто процентов состоит из воды. Ну а если я смогу обычную воду Н₂О заменить на легкую, люди будут весить куда меньше. Просто, не правда ли?
   Несколько секунд я пытался представить себе последствия этого открытия. Затем тряхнул головой, чтобы прочистить мозги.
   — Не знаю, — сказал я, чувствуя, что пора воспользоваться его приглашением и выпить. — Но чем кончились ваши эксперименты с легкой водой?
   Он снова вздохнул.
   — Их прекратило правительство.
   — Правительство?
   Ньютон Браун кивнул:
   — Вы, конечно, слышали, что тяжелая вода очень важна в ядерных реакциях. Ну, это же… проще простого, не так ли? Один эксперимент ведет к другому, вот так я и добрался до ядерной антиреакции на легкой воде. Тут-то мои исследования и прикрыли.
   Я было начал:
   — Антиреакция… — но он поднял руку, останавливая меня.
   — Простите, Ларри, но я дал слово этой проблемы не обсуждать. Тема занесена Пентагоном в разряд «чрезвычайно секретных».
   — О'кей, — сказал я. — Но послушай, Ньют, чего ты не бросишь к черту эту воду? Сначала легкая вода, потом сухая. Ты выбрал себе узкую дорожку.
   Он сунул чек обратно в карман и ответил со вздохом:
   — Что-то в этой жидкости меня всегда привлекало. Должна же она хоть на что-нибудь годиться. Не пить же ее.
   Ньютон Браун постучал кулачком по стойке, чтобы привлечь внимание Сэма, и добавил:
   — Я буду счастлив предложить средство для потопления наших бед. Знаете, я ненавижу пить в одиночестве, но обычно никто не хочет мне помочь — даже мухи. Через несколько минут они начинают жаловаться на головную боль.
   Я ответил несколько двусмысленно:
   — Ведь я — газетчик.
   Сэм подошел к нам, и Ньютон Браун сказал:
   — Два «Джека-Потрошителя», пожалуйста.
   Сэм глаза выпучил от удивления.
   — Как? Снова? И в это время дня?
   Я заподозрил неладное:
   — А что делает с людьми этот «Джек-Потрошитель»?
   Сэм осклабился.
   — Завтра утром вам покажется, будто вас выпотрошили, как курицу.
   — Не спорьте, Сэм, — сказал Ньют. — Два «Джека-Потрошителя». Это тот камень, к которому надо привязать грусть, чтобы ее утопить.
   Когда Сэм притащил выпивку в громадных бокалах, каких я сроду не видывал, я сделал опасливый глоток и чуть не задохнулся.
   — С ума сойти!
   Ньютон Браун расплылся от удовольствия.
   — Не правда ли, великолепно? Я назвал смесь в честь известного разбойника. Основные составные части — яйца, ром, абсент, водка и соляная кислота.
   — Соляная кислота?
   — Соляная кислота, — повторил он. — Проще простого. Кроме того, здесь…
   — Лучше не говори, — сказал я с содроганием и заглянул в бокал. — Вроде бы там кусок яичной скорлупы.
   — Разве? Обычно она к этому времени уже растворяется. Кстати, ты так и не кончил рассказа. Что там у тебя с редактором?
   Я отхлебнул.
   — Он подонок. Сейчас я многое бы отдал за то, чтобы вообще избавиться от газетной работы. К сожалению, это единственное, что я умею делать с тех пор, как кончил колледж. Иначе я не могу зарабатывать на пропитание.
   Ньютон Браун принял дозу убийственной смеси, и я последовал его примеру.
   После того как мы пришли в себя, он почесал бороденку и сказал:
   — А что ты думаешь о моем суперцеребрографе?
   И, прежде чем я успел ответить, он продолжал:
   — Да, вернее всего, ты ничего не думаешь. Я же тебе о нем не говорил.
   Я сделал еще глоток, чтобы подкрепиться, и сказал:
   — Валяй.
   — Это не совсем мое изобретение, — скромно заявил он. — Я натолкнулся на него, когда проводил опыты с моей машиной времени.
   Я сочувственно хихикнул.
   — Еще машины времени тебе не хватало. Наверно, сплошные разочарования.
   — Проще простого. Я же тебе говорил — стоит мне изобрести что-нибудь путное, как они покупают у меня права и кладут вещь под сукно. — Он отпил еще глоток «Джека-Потрошителя». — Черт бы побрал этот Международный союз историков.
   — Что-то я тебя не понял, — признался я.
   — Купили. И положили под сукно.
   В голосе его звучало озлобление.
   — Ты хочешь сказать… Ну да!.. А почему?
   Он пожал узенькими плечиками и попросил Сэма налить еще два бокала.
   — Они чуть с ума не посходили. Между прочим, я доказал, что Колумб никогда не открывал Америки. Даже моря в глаза не видал. Всю жизнь трудился в своей портняжной мастерской в Генуе.
   Я не смог удержаться от вопроса: — Так кто же тогда открыл Америку?
   — Один грек по имени Попандополус. Впоследствии он открыл ресторан на Кубе. И это еще не все. Я могу сообщить, что Наполеон…
   — Постой, — в отчаянии перебил его я. — Расскажи лучше о своем супердуперграфе.
   — Сколько угодно, — ответил Ньют. — Ты, наверно, слыхал о церебрографии, или гипнопедии. Это метод обучения во сне. Смысл его и том, что к уху прикрепляется миниатюрный динамик и, пока студент спит, ему несколько раз проигрывают лекцию. К утру он уже знает ее наизусть.
   — А какое это имеет отношение ко мне? — спросил я, допивая бокал.
   Ньютон Браун кивнул Сэму, чтобы тот принес еще два бокала.
   Сэм скорбно покачал головой и сказал: — Мне бы вывеску здесь повесить: «Клиентам запрещается выпивать больше чем полпорции „Джека-Потрошителя“». Ньют и ухом не повел и продолжал, обращаясь ко мне: — Проще простого. Мой усовершенствованный суперцереброграф подготовит тебя к новой профессии. Он действует по принципу гипноза, стимуляции желез внутренней секреции и сверхчувственного восприятия с помощью особого проигрывателя, работающего на больших скоростях. Гипноз улучшает восприимчивость твоего подсознания. За ночь ты приобретешь такие знания, как если бы всю жизнь посвятил изучению этого дела.
   Я глядел на него во все глаза, запивая его слова «Джеком-Потрошителем».
   — Ты хочешь сказать, что за ночь сможешь сделать из меня… скажем… водопроводчика, каменщика или кого-нибудь в этом роде?
   Его плечики приподнялись и опали.
   — И еще могу сделать из тебя специалиста по бальзамированию египетских мумий. Как это делается, я разузнал с помощью машины времени. Ты погрузишься в гипнотический транс, и проигрыватель будет нашептывать тебе на ухо. А наутро все настолько глубоко укоренится в твоем мозгу, будто ты знал это всю жизнь.
   — Укоренится? — спросил я.
   — Укоренится, — ответил он уверенно, показав Сэму два пальца, что означало налить еще по порции.
   — И тебе останется только подать заявление, чтобы тебя приняли на новую работу. С чистым сердцем заявишь им, что у тебя двадцатилетний опыт по этой части.
   Я сделал еще один большой глоток. Постепенно меня окутывало туманом.
   — Надо посмотреть, — сказал я.
   — Отлично, сэр, — сказал он. — У меня записаны десятки различных профессий, и ничего не стоит добавить к ним еще сотню. Главное — выбрать.
   — Ш-ш-шо-нибудь о-ош-ш-шобенное, — выговорил я.
   — Ш-ш-ш-шо-нибудь… у-у-у…
   — Уникальное? — Он задумчиво покачнулся на стуле.
   Сэм принес еще по бокалу.
   Когда утром туман рассеялся, я осторожно открыл сперва один глаз, потом второй. Без всякого сомнения, меня полностью выпотрошили и забыли положить внутренности обратно. Я услышал визгливый голос: «…вслед за пережогом третьего двигателя. В этом случае, если в качестве топлива используется одноатомный водород, теоретически скорость выхода газов достигнет двадцати одной тысячи метров в секунду, тогда как в случае с обычным водородом теоретическая скорость не превысит пяти тысяч ста семидесяти метров в секунду. Разница, однако, заключается в том…» Радио, — простонал я. — Только этого мне не хватало. Почему бы им не обложить эти штуки специальным налогом?
   Голос умолк, что-то щелкнуло. Я растворил глаза пошире. Это было не радио, а автоматический проигрыватель у моего изголовья. Я сел и, постанывая, выключил его. Проигрыватель производил странное впечатление. Когда он заканчивал прокручивать последнюю пластинку, все начиналось сначала.
   Я потряс головой. Каким-то образом эта штука должна была иметь ко мне отношение. Но не имела.
   Я встал и осмотрелся. Сквозь распахнутую дверь, ведущую в микроскопическое сочетание гостиной-столовой-кухни, я разглядел бородатого человечка, схожего с тряпичной куклой. Человечек спал на диване. Я постарался вспомнить, кто он такой.
   — Ньютон Браун, — сказал я наконец. — Чокнутый изобретатель из бара Сэма.
   Тот открыл один глаз.
   — Не ори на меня, — пожаловался он.
   — Я же шепотом. — А похоже было, что орешь.
   Он открыл другой глаз.
   — Кто ты такой?
   Но я сначала отправился на кухню, открыл кран и подождал, когда пойдет холодная вода, чтобы напиться.
   Затем сунул голову в раковину и стоял так, пока не замерз.
   — Великолепно, — простонал я.
   Потом я вытерся насухо и сказал: — Меня зовут Ларри Маршалл. Прошлым вечером мы встретились у Сэма и пили «Джека-Потрошителя». Как сюда пришли не помню. А почему у моей кровати стоит проигрыватель?
   — Проигрыватель?
   С похмелья он казался еще ничтожнее, чем раньше.
   — На столике возле моей кровати.
   Он покосился на меня и почесал бакенбарды. Жизнь меркла в его глазах. Наконец он произнес: — Похоже, это мой суперцереброграф.
   Я щелкнул пальцами.
   — Теперь вспомнил! Я сказал тебе, что хочу смотаться из газеты, и ты ответил, что можешь за одну ночь научить меня чему-нибудь путному. И ни черта не вышло. Интересно, куда я засунул аспирин?
   Он опустил ножки с дивана и попытался принять вертикальное положение.
   — Из чего ни черта не вышло? — спросил он. — Если найдешь аспирин, дай мне две таблетки.
   — Из этой супердуперштуки. Думаешь, аспирин нам поможет? Ничему меня твой супердупер не научил.
   — Послушай, давай говорить обо всем по порядку, — попросил он. — Голова у меня раскалывается, и я не уверен, что только из-за похмелья. А ты почем знаешь, что ни черта не вышло?
   — А чему он меня научил? Какой я был вчера, таким и остался.
   Аспирин нашелся в кухонном шкафу. Я взял три таблетки, налил в стакан холодной воды и запил их.
   — Разве что голова стала трещать.
   Я передал ему бутылочку с таблетками.
   Наевшись аспирину, он сказал:
   — Сейчас возьмем пластинки и посмотрим, чему ты научился.
   Он передвигался осторожно, одной рукой цепляясь за стенку и другой поддерживая голову.
   Я слышал, как он колдует с машиной. Затем через несколько секунд раздался грандиозный грохот.
   Он вполз обратно в гостиную и признался:
   — Я их разбил.
   Я сел на освобожденный им диван.
   — А я-то думаю, почему такой шум? — язвительно сказал я и постарался сфокусировать глаза на ручных часах.
   — Черт возьми, пора на работу! Редактор мне голову оторвет.
   Он со стоном опустился на стул.
   — И не мечтай об этом, — сказал он. — У тебя теперь новая профессия.
   — Да? — рявкнул я. — Но пока я не узнаю, что это за профессия, не лучше ли мне зарабатывать на кусок хлеба с маслом старым способом?
   Ньютон Браун покачал головой.
   — Боюсь, ничего из этого не выйдет. Разве я тебя не предупредил, что мой суперцереброграф не только подготавливает тебя к новой профессии, но и заодно ликвидирует ненужную память о старой? Проще простого. Зачем забивать голову лишними сведениями?
   Я выпучил глаза.
   — Ты что, спятил? И у тебя хватает наглости заявить будто я забыл свое ремесло газетчика только потому, что ты подключил к моему уху свои паршивые пластинки?
   Он откинулся на спинку стула и зажмурился.
   — Умоляю, не ори. Попробуй напечатать что-нибудь на машинке.
   Злой как черт, я подошел к моему старенькому ундервуду, стоявшему на столе. Я сел за машинку и неверными пальцами потянулся к клавишам. Посмотрел на клавиши, убрал пальцы и протянул снова.
   — Когда печатают на машинке, сначала закладывают в нее бумагу, раздался за спиной голос Ньютона. — Совершенно очевидно, что, какой бы ни была твоя новая профессия, умения печатать на машинке она не требует.
   Я подпрыгнул на стуле. До меня наконец дошло, в какое положение я попал.
   — Ты хочешь… ты хочешь сказать, что твоя идиотская затея в самом деле удалась? Что ты вышиб у меня из головы все, что я знал о журналистике? Что я теперь даже на машинке печатать разучился?
   — Проще простого. Ты же этого хотел. И отныне ты специалист совсем в иной области.
   — Но в какой? — взмолился я. — Я не знаю ничего, о чем не знал бы раньше.
   В отчаянии я пробрался на кухню, открыл ящик, в котором держу инструменты, достал оттуда молоток и несколько гвоздей. Я принялся забивать гвоздь в оконную раму. Ньютон Браун подмигнул мне, когда я в третий раз подряд не попал по шляпке гвоздя, и печально покачал головой.
   — Нет, ты ведь и не хотел становиться плотником.
   Я хватил молотком по пальцу и бросился в ванную.
   Вторую неделю там протекала труба. Я уставился на трубу.
   Пустой номер. Я не имел ни малейшего представления о том, как ее починить.
   — Водопроводчик из меня не получится! — воскликнул я в отчаянии, вернулся на кухню, схватил сковородку и достал из холодильника два яйца. Когда я разбил яйца, оба желтка разлились.
   Ньютон Браун наблюдал за мной с явным интересом.
   — Сомневаюсь, чтобы из тебя вышел повар, — сказал он. — К тому же ты забыл положить масло на сковороду.
   Схватив карандаш и лист бумаги, я принялся рисовать.
   Он заглянул мне через плечо.
   — Нет, не художник, — сказал он. — Скорее всего, мы решили художника из тебя не делать.
   Я сказал уже без всякой надежды:
   — Может, я современный художник? Абстракционист?
   Он почесал бородку, снова заглянул мне через плечо и содрогнулся:
   — Нет, — сказал он. — Это даже не абстракция.
   В отчаянии я бросил карандаш.
   — Ничего не выйдет. Потребуется месяц, чтобы перебрать все возможные профессии.
   Ньют согласился со мной.
   — Может, и больше. Я не записывал, какие профессии освоены проигрывателем, а их было множество. Придется изобрести какой-нибудь метод определения твоей профессии. Погоди-ка, ведь ты хотел научиться чему-то уникальному. Может, из тебя вышел специалист по плетению лыка?
   — А может быть, я дегустатор вин? — спросил я с надеждой.
   Он, глубоко задумавшись, закрыл глаза.
   — Где-то здесь лежит ключ к разгадке. О чем мы говорили вчера вечером?
   Я щелкнул пальцами.
   — Мы говорили о твоем напитке. Может, мы решили сделать меня барменом?
   Он спросил:
   — Как приготовить Кровавую Мэри?
   — Ты что, хочешь, чтобы Маккарти начал за мной охотиться? Я обращаю внимание только на стопроцентных американок.
   Он помотал головой.
   — Нет, ты не бармен. О чем мы еще говорили?
   Я прижал ладони к пульсирующим вискам.
   — Мы обо всем говорили. О сухой воде и легкой воде. Обо всех водах, кроме черной.
   Несмотря на похмелье, он заинтересовался.
   — Черная вода, — сказал он.
   — Возможно, она пригодится тем, кому все равно, чем мыться, разозлился я.
   — Умоляю, — сказал он. — Ты забыл о моей головной боли. Когда же начнет действовать аспирин? О чем мы еще говорили? Именно здесь должен лежать ключ к тайне.
   — Давай примем еще по две таблетки, — предложил я. — Мы говорили о том, как все твои изобретения попадают под сукно, о том, что Колумб орудовал в портняжной мастерской, о Международном союзе историков и еще о ком-то, кто запретил твою машину времени. И…
   — Ой-ёй-ёй, — произнес он, избегая смотреть мне в глаза. — Давай, в самом деле, примем еще по две таблетки аспирина. У меня предчувствие…
   Он не закончил фразы.
   — Что с тобой? — рявкнул я.
   — Машина времени, — сказал он. — Тебе хотелось овладеть какой-нибудь уникальной профессией.
   Я понял, что он сейчас скажет.
   — О нет, не надо, — простонал я.
   Если только мне удастся удержать этого парня от внешних контактов и скрыть его от Вилли Ли^[1] или Артура Кларка, считайте, что я самый удачливый человек насеете. Я уже говорил, что после встречи с этим парнем мои рассказы отличаются особой правдивостью. Я единственный из писателей-фантастов, кто может похвастаться знакомством c человеком, который специализируется по ремонту машин времени.

   Вилли Ли — известный американский популяризатор науки, автор книг по футурологии.