Эти абры-кадабры- зовут театрально: «клипами»))))
   Здесь сверкает в алмазной росе крапива вранья!
   Я зашью тебе жабры, Человек Амфибия,
   И ты станешь такой как все, такой как я.
 
   Эти гоголи-моголи зовут повкусней: «нектарами»,
   Здесь с улыбкой макдональсной блеют: «нет-нет»)))
   Я закрою дверь с цоколя, Ведьма Старая!
   И тебе придется рядиться под Фею, как мне.
 
   ДСП-шные «стенки» зовут нараспев «гарнитурами»)))
   Здесь привыкли за вскрытые вены Любовь обвинять.
   А я назову тебя Ленкой, Елена Премудрая,
   Не любят Иваны Царевичи Ленок- вроде меня.
 
   Эти страсти-мордасти зовут как в кино: «испытаньями»)))
   Здесь хоть в бездне, хоть в небе я- но на мели…
   Все вы- дашеньки, насти… станете Бедными Танями
   Чьи равны современные жребии, как и мои.

   Это смешно- называть мою прокуренную сосредоточенность- Лирой.
   Когда я вручную в рифмы сшиваю, ранясь иголкой, души́ верлибры.
   Когда то Бог, то Ангел в Эфире,
   И я беру интервью.
 
   Это грустно- мой пьяный ржач о моих дурацких записках предсмертных,
   О комичном паденьи- вместе с крюком и кухонным табуретом,
   О ненависти- как всегда, безответной..-
   Я счастлива, мать твою!!!
 
   Это ооооочень смешно- называть мою писанину корявую- Литературой,
   Когда ЛГ-истеричка, и фанатичная- в глупости высокопарной- дура,
   Когда ломает аппаратуру,
   И кричит вдохновению: Вон!!!
 
   Это ооооочень грустно- самый любимый смеется, что нет, не настрадалась!)))
   Мы еще поживем- есть же рукописи! (отдыхай, Нострадамус!))-
   Мы попадем на несгораемый ярус!…
   ….Подождите, включу диктофон….

   Мне нравится молиться- лёжа,
   Но, может, надо быть скромней?-
   А то, глядишь, терпенье Божье
   Возьмет, и кончится- на мне.
 
   Мне нравится прощаться- сидя,
   Не отрываясь от еды.
   Единственный ты мой- изыди.
   Оставь на зеркале цветы.
 
   Мне нравится ругаться- стоя-
   И молча- мраморным божком.
   Не будет двух в веках Историй.
   Хоть бейся ты об стол башкой…
 
   Мне нравится пить- на коленях.
   И благодарно бормотать:
   Ну наконец-то всё до фени…
   Мне ВСЁ ДО ФЕНИ, вашу мать…

   Как и черный стоялый сугроб, не тает вопрос: а остались ли силы?…
   Бегу- к Последней Любви- о свои спотыкаясь тайны, и об асфальт рябой…
   Из золотых коронок моей души подарок тебе вылит.
   Возьми. И носи на здоровье, Любовь.
 
   Почему-то не хочется петь, и нюхать твои гвоздики.
   Мне тяжело гулять на высоких шпильках своих незабытых лет…
   Мне при тебе сморкаться- полурастаявшим черным снегом- не кажется диким!
   Прости. Я постараюсь пореже болеть…
 
   Почему-то не хочется петь!!! — хоть прочищено пивом горло.
   Я бутылку допитую с пылом, с размаха, со злостью- бросаю в кусты!-
   Причащалась я одеколоном и напивалась церковным кагором-
   Пойми! — а Бог не простил.
 
   Во дворе картинка из детства- под уже распростёртыми листьями,
   Дряхлый и черный- о юности зимней ворчит- и дотаивает сугроб…
   А для того, чтобы наша любовь из Последней стала- Единственной-
   Возьми мои тайны- и от меня их скрой…

   На горизонте пшеничного русского поля- оживших друзей процессия.
   С ними- нет-нет, не в терновом венце, а в ромашковом- бодро шагает Мессия.
   Я так и знала, что Твой Назарет затерялся глухой деревушкой в России!
   Я так и знала, что всё-таки аминазином
   Лечится рак горькой жизни- не только его метастазы- депрессии…
 
   На чердаке материнской матки, постылую взрослость свою засекретив,
   Наконец-то спокойно послушать Моцарта…
   Не от «Лубянки»- до «Парка…»- за долгие сорок недель- намолиться- досыта!
   Чтобы хоть эта- новая жизнь- наконец-то пришлась мне по́ сердцу…
   Спасибо, что куришь! — я тоже курю! — никого не слушай- мне никотин не вреден.
 
   На том конце полуночной платформы метро, прямо под вывеской «Выход в город»-
   Ты- стоишь, вырванный мной из семи, или сколько там, миллиардов…
   Я не Царица, и всё-таки я- Александра!
   И ты-
   ненастоящий король, но вальтов моих бьет твоя карта!-
   Я так и знала, что всё это чушь- про тяжёлую карму!-
   Две тысячи лет еще раз пройдут- не заметишь, а мне- шестьдесят- нескоро…

   Путчи пережили мы и НЭПы,
   Выучив с трудом «ррр-гав» и «ааам».
   Ангелы! Бросайте мясо с неба-
   Нас не надо приучать к рукам.
 
   Королев узнали мы в плясуньях,
   Выяснили, что Поэт- простак…
   Нам бы сохранить своих- разумных-
   Обезьяны выживут и так.
 
   С бодуна ли мы- копали в дюнах?
   Что искали- Вечность- врраз- по шву?
   Нам бы оттащить в окопы юных-
   Старики и так переживут.
 
   Заряжали кольты веским Словом,
   И айда срифмованным «ррр-гав»
   Защищать права котов дворовых,-
   А домашним НРАВИТСЯ без прав.
 
   ЧЕрти перекрашивали флаги,
   И учили новому «ррр-гав»…
   Только привередливы бродяги-
   Нам не надо кости предлагать.

   Вы боретесь на рингах, или Вы
   Боец, как я- невидимого тыла,
   Где каждый за своим крадётся Биллом,
   Со знанием всех точек болевых?…
 
   Русалки- Вы, или из наших- выдр?
   День добрый! Ду ю спик Ква-ква? Ну? ду ю???
   Рекомендую Вам войну худую!-
   Не верьте, что возможен- добрый- мир.
 
   Вы тоже неудачник? Ба́рмен? Клерк?
   Рекламщик детских книг? Энциклопедий?
   Или карьера удалась- горластый педик?
   Дааа… свет софитов не из тех, что мерк!…
 
   Постите Вы, или поститесь, братцы?
   А знаете- наш фронт- мирком восстал-
   Где каждый свой выдумывает смайл,
   Который и не думал улыбаться…

   Я хочу в сороковые на фронт, в девятнадцатый век- на каторгу!
   Нафига мне это время больших еврищ- пустое и мирное?!
   Мы с тобой самые обыкновенные, последние новаторы,
   Которых любя зовут «дебоширами»…
 
   Я хочу с высоток сбрасывать на тротуары листовки!
   Нафига мне это время разумное, которому не нужны метанья поэта?!
   Не хочу быть еврейкой на четверть- хочу- полноценной «жидовкой»,
   Которая всем позарез НУЖНА- и концлагерям, и гетто.
 
   Хотя бы в семидесятые! Хочу быть обдолбанной пионеркой панка!
   А что?! — кокаиновой ломкой не брезговал сам Ваш хваленый Шерлок!
   До сих пор за Христом по пятам ходим мы- блудницы и хулиганки-
   Это самая обыкновенная Правда, хоть она не кошерна…
 
   Я хочу считать копейки и корки, натирать башмаки свои ваксой.
   А не в розовых туфлях в гламурном кафе нажираться опять фуа-грой!
   В наше время модно быть стильным, оригинальным. Не признавайся,
   Что ты самый обыкновенный, ничем не примечательный- супер-герой…

   Ты читал обо мне, что я ураган отвела от Москвы, и теперь грозовую молнию прячу в шкатулке? — «утка»!
   Ты читал обо мне, что я цеплялась за провода, когда уносили к Престолу Господнему ангелы? — сплетни!
   Нет! — я, вбитая в землю, на остановке- поляне делала вид, что нарочно пропускаю еще одну тучу- маршрутку,-
   Одинокой березой стояла в рассвете- в красном берете, в ветровке зелёной летней.
 
   Я читала, Руслан по утрам на бутылку канючит у вечно- беременной Людки..
   А дворец на куриных ногах- опустел. И какая-то бабушка сутками церковь метёт допотопной метёлкой.
   Говорят, что здоровую язву души десять лет вынашивают в желудке,
   А я свою достаю каждый вечер из книжного шкафа памяти, с верхней полки.
 
   Ты читал обо мне, что я целый день качала коляску по парку осеннему? — Может… Не помню…
   Говорят, что в раю обо мне спектакль идёт «Ураган»… Наверное, шутки…
   Не мог же и там ради роли кто-то надеть моё платье- грозу, и на шею повесить молнию!..
   На месте поляны стоят новостройки, бегают люди, ходят маршрутки…

   Эти вечные дети- дома- по карманам балконов опять рассовали кукол тряпичных…
   С д'Артаньяном подрался Дюма, потому что гасконец в метро обкурился гашишем,
   Но маши- не маши зубочисткой- героя не вышло…
   Сколько храмов- чопорных дам- в черных платьях высоких оград и в чепчиках башен.
   Лишь один свой пацан- Нотердам- в молодежной рубашке цветных витражей нараспашку-
   Улыбается мне: гуд, что Саша; прикольно, что рашен…
 
   В огнестрельные раны московских проспектов- из царапин парижских улочек узких-
   Прилетела Сюзанна… Закурим? Ты думаешь, если умру я вот в этой шанелевской блузке,-
   Господь всё равно скажет «здравствуй» по-русски?…
   …А одна из Венеций под воду ушла точно так же- без блата- как тонет село. Со всеми дворцами.
   Другу детства приснилась- сказала, что зря все мы жизнь после смерти всегда отрицали…
   «Как расскажешь, что было потом?… — Увидите сами».

   Ты слышишь, как осень долбит мне настойчиво душу своим долотом,-
   Это небо снова дерётся с землёй дождем самурайским…
   Как я оставляю на простыни змеиную шкурку Беатрис Кидо
   И как понедельник-жаба кидает в лицо мне свою чешую: Давай, собирайся!
 
   За окошком в метро- в тоннеле- как будто целое войско гремит саблями.
   И мой грустный Дали, вынув нож у меня из груди, не задвинул обратно ящика…
   Наступайте на хвост или за кошельком прямо в душу руками сальными-
   Мне не сложно сбежать, я с восьми до двенадцати в шкурке ящерки…
 
   Ты видишь, как полирует солнце железный забор за окном, у шлагбаума-
   Это делает меч мне для схватки вечерней поднебесный мой Хаттори
   Это офисный отдых кофейный, когда в хищной неге мышцы расслаблены…
   И вы не спешите звонить, подумайте- крокодильчик на коммутаторе.
 
   Ты ответь, как часто по дороге домой мой взгляд бывает по-детски испуганным?
   И часто ли вообще лягушки найденные в болоте, оказываются Царевнами?
   Твоя золотая девочка не любит быть такой как все, и поэтому в аквариум кухоньки-
   (Полная раковина грязной посуды из-под любви…) — я ныряю рыбкой- Серебряной…
 
   …О если бы знал ты, если бы видел, как- настоящая- смотрюсь я нелепо
   Когда сижу в темноте перед разбросанными по́ полу своими помятыми шкурками…
   Когда докуривает последние звёзды с ментолом ночное ехидное небо
   И бросается (прямо в душу) незатушенными и несбыточными окурками..

   Детка, не бойся, не важно, что правда нас учит бояться смерти
   Будем мы после, как боги, — без ручки- и лучше! — ну как-нибудь- книги писать.
   Бабушка-осень нам свяжет мохнатые тучки из райской шерсти,
   Чтобы не мёрзли ноги у внучки, живущей на каменных небесах…
 
   Мальчик, не бойся, ничто так, как правда, не важно без боли.
   Мы пересилим, мы хватим настойки, и молния нас не проткнёт…
   Мамочка-осень нашьет нам нарядов оранжевых к школе,
   Чтобы учились читать, и только потом умоляли купить нам блокнот…
 
   Мама, не бойся, порой и напившись водой, я кажусь тебе пьяной-
   Просто во взрослых дети сегодня воскресли под полной луной…
   Дедушка-осень укроет нас с крышей своей бородой из пушистых туманов,
   Чтобы мы не замёрзли, уснув в его кресле дубовом земном…

   Исписанный лист бумаги в душе на расшатанных петлях-
   На двери на той беспомощно подчёркнуто «не заходить»-
   Не те бестолковые письма- признанье, ответ ли, привет ли…
   Не та бестолковая мудрость- счёсанная с седин.
 
   Изломанный лист железа на небе тоски заплатой-
   В рубашку зашитое солнце- прабабушкин страшный секрет!-
   Не тот медальон бесполезный- своим адресатом и датой.
   Не та бесполезная память, которую можно стереть.
 
   Сорвавшийся лист- с берёзы- за май облетел свой город,
   В июне подался в Питер, с июля летел только вверх..-
   Не тот домосед непутёвый, которого сжёг пьяный дворник.
   Не та непутёвая истина, которую Бог опроверг.

   Ангельскому хору подыгрывать, глядя в квадратные троллейбусные небеса,
   Или крысам, засевшим в вентиляции, играть- на одной и той же карандашной дудочке…
   Не надо оставлять мне список продуктов и деньги, лучше оставь сигареты на тумбочке,
   Или лучше в будний останься сам…
 
   Как между пожелтевшими одеждами растраченных и низеньких жизней-
   Меж кустов по поганой аллее пройтись v в стихах, как в царской парче пурпурной…
   Это Ангел накинул ее на плечи, он же не знал, что я буду пустые души собирать по урнам,
   И к тому же, что она не идет к джинсам…
 
   Накрытая одеялами твоих крыльев, я слышу, как ты подметаешь совком мои разбросанные строчки,
   И я нахожу пустые листы поутру, когда прихожу курить и пить кофе, зевая, в полинявшей пижаме…
   А знаешь, я всё-таки помню, что где-то у меня, между черновиками, в столе, пылятся Скрижали
   Те самые, разбитые… и сложенные по кусочку…

   А осень поутру стелет богато в парках, но туман говорит, что жестко.
   И что ужасно мешают спать подкапывающие веток ржавеющих краны…

* * *

   Господи, расчеши меня, как принцессу, Своей золотой рассветной расческой,
   Проведи пробор мне прямого моста на распущенных океанах…

* * *

   А по коридору за́мка моего по ночам топает и гремит память-ключница
   И опять превращается в лорда облезлая черная курица…

* * *

   Господи, если выдернуть солнце из розетки никак не получится,
   То Земля твоя до звёздочек в глазах, как в детстве, зажмурится.

* * *

   А осень говорит, что надо вечером пить горячее пиво стихов с медом,
   Чтобы никогда не испытывать к лету простуженной, бронхиальной жалости…

* * *

   Не бордовые гардины заката- если Ты говоришь, что давно уже так не модно-
   Господи, просто опусти над моим кухонным окном Москвы черного дыма жалюзи…

* * *

   А ветер брюзжит: ну дайте поспать, не хлопайте балконной дверью…
   Но у осени есть потаенная для сквозняков (где-то в тучах глухих) дверка…

* * *

   Не голубям я крошила свои молитвы в покрывшемся просенью сквере.
   Господи, намыль мне голову пенной зимой, смой листопадную перхоть…

* * *

   А осень мне не мешает пока носить ни апрель на бретельках, ни босоножки-
   И не пишет дожди- бабье лето- а значит- прогуливает в начале семестра лекции…))

* * *

   Господи, как это можно- спокойно спать в октябре? — я спрашивала у своей кошки,
   Она сказала, что я дружу с этой осенью, как со школьной подругой- уже по инерции…

   Я дневные дежурные реплики
   Ставлю на автоответчик
   А душа моя где-то в Америке
   Забивает аккорды в вечер
   Love me tender, love me true…
   Расстоянья- как смерть- не умру- не сотру…
 
   Я ужимок штук пять для Компании
   Записала рекламным роликом…
   А улыбка моя жжет Испанию
   Так как будто не больно мне…
   Bésame, bésame mucho…
   Помнишь- помни- звонками не мучай…
 
   Кофе в чашке…всё залпом- без грации…
   Было б чем в перерыв нахлебаться…
   А бокал мой хрустальный во Франции
   До краев полон звонким шампанским
   Et si tu n'existais pas
   Из Черного- в Мертвое море- судьба…

   Это полк,
   Это будет война, а не просто стучат каблуки чьей-то драмы в полуночной площади…
   Веришь, Бог,
   Ты — в меня? Или с Ангелом споришь: «Ты видел ее?»- чтобы Ангел замолк,
   Потому что нигде не бывал, и не видел, и крылья всегда были сложены…
 
   Это акулы,
   А не просто от ветра ночного все чаще пошли тюля всплески…
   Сводит скулы
   Жевать и пережевывать боли, и снова строчить объясненья Судам за прогулы….
   Мне некогда, я, мол, ловила того, кто наживку сожрал, но под кем порвалась сердца леска…
 
   Мы не одни,
   А не просто гудят слишком рядом сигнализации автомобилей, настигнутых молнией…
   Одеяло стяни,
   И в беззащитность ночнушки обрезом кошмара по имени Истина- ткни…
   Демон мой, он-то уж верил в меня, он слетал и проверил, и я его тоже откуда-то вспомнила…

   Звени, ладья, рублем, по трубам водосточным
   Крадись бомжом, мой ферзь, по городу-доске.
   А я- твой черный конь- за Пешкой Белой, ночью
   Гоняясь, отступаю от выверенной Г….
 
   Зашкалило за двести…гасите светофоры!
   Вернись, моя голубка, мой лебедь белый, бля…
   Дорогу, слон ментовcкий! Плевать, что тоже черный-
   Я своего же матом покрою короля.
 
   Бармен: «Вам, может, хватит?»- Заглохни, малолеток!
   Хе-хе…что, тоже черный?… Пошел ты на… Смотри!!!-
   Она!!! — и впереди-
   опять на пару клеток…
   Зашкалило за солнце… гасите фонари…
 
   Звени, ладья, рублем в метро по эскалатору…
   Сжимай, мой хитрый бомж, алмаз в Москве-Руке…
   А я- хоть черный конь- но Белой Пешке главною
   Фигурой быть в игре моей… Ходите сами- Г.

   Я дешевый любовный роман могу довести до гротеска.
   Мои африканские страсти смело зовите постельными.
   А шутки мои и приколы- дебильными…
   Я- никто, или так… подколодная поэтесска..
   Или ведьмочка с крыльями белыми..
   Или монстрик с глазами по-детски умильными…
 
   Разверни ладошку, я сижу- симпатичный уродец
   Взглядик сердитых смешных глазюк- взгляд барона.
   Нет рифмы- крылышки хлопают- нет рифмы..
   Я нигде- или так… на свободе большой несвободы-
   Или кажется мне, что ладошка твоя- так огромна,
   Или кажется мне, что ею подать до Рима…
 
   Я слышу- твоя Москва пятиглавая вся в двух-тысячном треске
   Машинами гавкает, лязгает, чипсами крошит…
   Смотрит громилам-домищам- в затылки…
   Включи чего-нибудь слезное для поэтесски…
   Ничего я не чувствую-
   так… разве что- тепло ладошки…
   Или- слезы в уродских глазах умильных…

   Кого же теперь мне нянчить?
   Выжатым соком парного солнышка
   Поить мне, пока не остыло?…
   Что это значит, что это значит:
   Грузовики уезжают полными,
   А обратно…обратно- пустыми?…
 
   Вот моя кровь- и не надо сдачи.
   На чай пусть последний литр,
   Последняя капля- на курево…
   Что это значит, что это значит:
   Что надо одеть в самый лучший свитер,
   И снова, и снова напудривать?…
 
   Шепот Твой свыше так четок, хоть вкрадчив.
   Из звонких сопрано и меццо-
   Пожалуйста, милый, напомни:
   Что это значит, что это значит:
   Что гулко стучит во мне сердце,
   Которое вырвано с корнем?…

   Здравствуй, а ты на помине легок….
   А мне было выпить всю ночь отвратительно не с кем…
   Когда я писала от имени Бога
   себе смс-ки…
 
   Здравствуй, мои табуретки шатки,
   В пепелках полных стихи жгла- простая бумага!
   Когда у меня было бешенство матки
   И спирта фляга…
 
   Здравствуй, когда соблазняли рамы
   Открыть и взломать эту трезвую, строгую вечность…
   Не предоставил никто- даже мама-
   Чтоб плакать, плечи…
 
   Здравствуй, мои шелестели люстры,
   С граненым стаканом мороза стучал в окна ветер…
   Вот и пришел ты… пришел ты- под утро-
   Как Бог- ответил….

   Не понимаю, чего мы так напрягаемся.
   (Есть работа, есть кошка, в конце концов- есть плита…)
   Мы привыкли с высоких балконов высматривать Карлсона,
   Мы привыкли Библию в поисках Правды листать…
 
   Не понимаю, чего мы так хорохоримся.
   В наших руках своенравно- гитары бренчали, писались стишки…
   А мы ничего не достигли, а мы смаковали горести,
   И всё нам казалось, что как-то особенно мы Высоки…
 
   Не понимаю, чего у нас быдло в игноре.
   У них всё на месте, любви пироги не горят, и ду́шам-духовкам — не больно.
   А у нас вдохновений полночных штормит и волнуется море…
   А у нас в доме пыль и зловоние пепельниц полных…
 
   Не понимаю, чего к нам приходит Иисус
   Каждый вечер пить чай, улыбается, что горячо, наливает в блюдце…
   Он рассказывал, Лазарь поет теперь джаз («Я вам диск принесу»),
   А как он играл бесподобно до этого блюзы!!….
 
   Не понимаю, чего к нам на Рождество
   Приходила Мария, под ручку с Архангелом Михаилом…
   Торт принесла… — Так ведь мы не спасли никого!
   А Она улыбнулась- и платье мое похвалила…
 
   Не понимаю, чего наплевать нам на цены,
   Деньги на ветер, карьера растет себе сорной травой…
   А нам бы «навек уходить», наслаждаясь такой мизансценой-
   Руины, прощальные слезы, гроза над Москвой…
 
   Не понимаю, чего мы всё ждем невозможного…
   (Есть сердце живое, банальная радость и столь же банальная грусть…)
   Мы привыкли в домашних цветочках искать Дюймовочку,
   И газетные вырезки «Правды Небесной» учить наизусть…

   А сегодня я что-нибудь напишу, и ты, мой желтый автобус, сбацай
   По клавишам остановок на старом рояле Москвы…говоришь, пляши?))
   Я сегодня тебе расскажу, мой первый, мой юный, пытливый Гораций,
   Как я выезжала одна- с раритетным сервантом- из собственной души.
 
   А я воскурю во славу Господню, и пусть за облаком каждым небесные папараци…
   Курить и молицца, уже ангелята глядят из раскрытой помятой пачки…
   Я тебе что скажу… я забыла какой по счету- мой нежный Гораций,-
   Только здесь с сиденья напротив всегда кто-то смотрит глазами Белой Горячки…
 
   А сегодня я что-нибудь удалю, и ты, мой жёлтый автобус, уезжай во Францию,
   Ты уже старый роккер, и развлекать жигулят, наверно, наскучило слегонца…
   Давай на бис- по Москве, ты слышишь, как хлопает дождь? — Это твои овации!!!
   Я тебе расскажу!!!…… Но спит мой последний Гораций, не дослушавший до конца…