Этот год был не слишком-то удачным для мау-мау^[1].
   Англичане ввели в страну войска, и то, что поначалу казалось битвой с горсткой белых поселенцев, перешло в нечто несравнимо более тяжелое. Англичане бросили тысячи повстанцев в лагеря для пленных, построенные вдоль дороги в Лангату. Тысячи других отвезли в пустыню, в неистово жаркую Северную пограничную провинцию, и посадили в тюрьмы. Большинство уцелевших засели на хребте Абердар, и англичане по три раза на дню бомбили эту местность, убивая и повстанцев-кикуйю, и своих верноподданных из людей кикуйю, и слонов, и носорогов, и буйволов — всех с одинаковой легкостью.
   Дидан Кимаси, верховный командующий мау-мау, объявил, что настал час взяться за дело всерьез.
   И теперь Питер Ньоро, командир отряда, оборонявшего часть западного склона, шел вниз по извилистой тропе. Он настороженно оглядывался: за это утро его дважды атаковали носороги, обезумевшие от страха, и меньше чем в двадцати метрах от тропы оленебык наступил на противопехотную мину. А с севера доносилась пальба — Питер знал, что англичане недавно привезли в горы его кровных врагов масаи и самбуру^[2], чтобы те приняли участие в охоте за его отрядами в густолесье.
   Питер покачал головой. Он должен быть там, со своими людьми, отражающими врага, а не исполнять это нелепое поручение. Но Кимаси приказал, и тяжесть приказа легла на широкие плечи Питера Ньоро.
   Он переступил через поваленное дерево, перешел через узкий ручей. Крик обезьяны-колобуса заставил его подпрыгнуть от неожиданности. Питер всмотрелся сквозь чащобу. Он знал, что его цель рядом, но видимость была чрезвычайно плохая, особенно здесь, в нижней части хребта, куда англичане не сбрасывали бомб, опасаясь поразить своих собственных коммандос.
   Наконец он выбрался на прогалину и увидел длинный ряд пещер. Перед ними сидели у костра три старухи; совсем голый мальчик лет четырех палочкой выводил на земле завитушки. Женщины посмотрели на незнакомца, не пытаясь скрыться.
   — Я ищу Матениву, — сказал Питер. — Мне говорили, что его можно найти здесь.
   Одна из женщин кивнула и показала на самую дальнюю пещеру.
   — Асанте сана, — поблагодарил он.
   Прошел к пещере и остановился при входе. Обождал, пока глаза не привыкли к темноте, сделал еще два шага и увидел старика, который сидел, скрестив ноги и не обращая ни малейшего внимания на змей, снующих по сырому дну пещеры.
   — Ты Матенива? — спросил Питер. Старик важно кивнул.
   — Да, я Матенива.
   — Мое имя — Питер Ньоро. Я принес приказ от самого Дидана Кимаси.
   — Говорил я другим посланцам Дидана Кимаси, что волшебство мое не в силах победить английских солдат, — сказал Матенива. — И повторяю это тебе, Питер Ньоро.
   — Значит, я не первый?
   — О, нет. Первым был мужчина по имени Каноти. Ему отрезали язык.
   — Как же он сумел повторить тебе приказ Дидана Кимаси?
   — Язык ему отрезали потом, когда он сказал генералу Кимаси, что волшебство мое не в силах победить английских солдат, — объяснил Матенива. — Тем не менее этому человеку повезло больше, чем Сибанье, второму посланцу. Я узнал, что Кимаси убил его и съел его сердце. — Он улыбнулся Питеру. — Так что ты — третий. Не завидую я тебе, Питер Ньоро: у меня составилось очень твердое мнение, что ваш генерал не любит получать дурные вести.
   Питер с трудом проглотил слюну.
   — Говоришь, он съел сердце Сибаньи?
   — Так мне передали.
   — Может, это всего лишь слухи, — с надеждой проговорил Питер. Старик пожал плечами.
   — Все может быть…
   — Однако я им верю, — сказал Питер.
   — И я верю.
   — Так что я не могу вернуться в горы и доложить ему, что ты не в силах победить англичан.
   — Но такова правда.
   — Какой от этого толк? — спросил Питер, — Теперь он убьет меня и пошлет еще кого-нибудь!
   — Очень на то похоже, — согласился Матенива. — Сдается мне, что Кимаси — раб своих привычек.
   — Я и дезертировать не могу. Рано или поздно его люди найдут меня и прикончат.
   Матенива задумчиво покивал.
   — Верно, верно… Генерал Кимаси жалует дезертиров еще меньше, чем горевестников.
   — Но что мне делать? — настаивал Питер. Старик еще раз пожал плечами и ответил:
   — Представления не имею.
   Питер пригнулся к нему и крикнул:
   — Ты же искусный ведун! Почему ты не можешь уничтожить англичан?
   — Есть свой предел и тому, что может содеять мундумугу. Дабы призвать надлежащих духов, мне понадобится принести в жертву столько коров и быков, сколько не наберется во всех этих горах.
   — Хорошо, но разве ты не сумеешь сделать хоть что-нибудь? Наслать на них ужасную болезнь или что-то в этом роде?
   — Конечно, это я сумею. Но придется воззвать к Сагбате, богу черной оспы.
   — Так призови его!
   — Всем англичанам делают прививки, и заболеем мы сами, не они.
   — Думай, старик! — Питер был в отчаянии. — Если не можешь их убить, то что ты вообще можешь?
   — Я особенно силен в обряде обрезания, — объяснил наконец-то Матенива. — Конечно, магия в нем не участвует, и вам придется доставлять англичан поодиночке. Некоторые из них могут испугаться при виде моих инструментов и перейти на вашу сторону.
   — Мало же от тебя толку!..
   — Я о том и говорил.
   — Эй, ты! — рявкнул воин. — Я не вернусь в горы, пока мы не исчерпаем все возможности!
   — Мы уже все перебрали.
   — Тебе легко так говорить! Тебе не придется докладывать генералу Кимаси!
   — Некоторые из нас — воины, а некоторые — мундумугу, — отвечал Матенива, пожимая плечами.
   — Старик, ты от меня так легко не отделаешься. — Питер обнажил свой панга и поднес клинок к горлу Матенивы. — Правила игры меняются. И моя жизнь, и твоя жизнь зависят от того, избавимся ли мы от англичан. Понял это?
   Матенива отвел голову назад, когда лезвие надавило ему на шею, и ответил:
   — Мне не призвать богов войны, пока я не принесу в жертву хотя бы две тысячи коров и быков.
   — Призови хоть кого-нибудь, кто может их прогнать, иначе мы оба с тобой покойники.
   Ведун глубоко вздохнул и промолвил:
   — Сделаю, что сумею.
   — Вот и хорошо.
   — Подай мне вон ту сумку.
   Матенива показывал на кожаный мешочек, лежавший в дальнем углу пещеры, и Питер поднял мешочек и подал его старому ведуну. Матенива выудил оттуда двух дохлых ящерок-гекконов; положил у своих ног. Снова запустил руку в мешочек, достал горсточку мелких костей и трижды бросил их об пол, бормоча что-то нараспев. Крепко зажмурился и замер.
   — Это и есть оно? — нетерпеливо спросил Питер.
   — Нет еще. Теперь надо смочить этих ящериц каплей крови живой змеи. — Старик схватил одну из змей, обитавших в пещере. — Дай мне свой панга.
   Питер подал ему клинок.
   — Понимаешь ли, — объяснил Матенива, — кровь одной змеи заменяет кровь двух здоровых быков.
   — Это и вправду важно? — поинтересовался Питер. Ведун пожал плечами.
   — Э, не знаю. Прежде этого не делал. — Он испытующе взглянул на воина. — Ты действительно хочешь, чтобы я продолжал?
   Питер кивнул, и старик осторожно проколол кожу змеи, извивающейся в его руке, и выдавил по капле крови на обеих дохлых ящериц.
   Прошла секунда, другая. Питер вздохнул:
   — Не сработало…
   — Прости меня. Я полагал, что она действительно заменяет кровь двух здоровых…
   И тут Матенива умолк, потому что взлетел клуб дыма, всколыхнулся воздух, и перед ними возник высокий осанистый белый человек с бородой. На нем был светло-синий костюм в тонкую полоску, с белой гвоздикой в петлице. На макушке красовалась шляпа-котелок, с запястья свисал зонт, а под мышкой был зажат плоский, сильно потертый кожаный портфель.
   — Добрый день, господа мои, — произнес человек на безупречном английском. — Не желательно ли вам оставить это темное и сырое обиталище… — Он брезгливо повел рукой, указывая на стены пещеры. — Оставить и повидать мир? Если мы приступим к делу немедля, то путешествие на Бермуды на борту лучшего из роскошных английских лайнеров, в первом классе, обеспечено вам с неправдоподобно высокой скидкой в цене. Поразмыслите об этом, господа мои! Пятизвездочная французская кухня, три — представьте себе, три! — ночных клуба, бассейн олимпийских размеров и телефон в каждой одноместной каюте! — Человек умолк и выжидательно уставился на слушателей.
   — Эт-то кто такой? — угрюмо спросил Питер. Матенива пожал плечами.
   — Представления не имею.
   Человек еще секунду их разглядывал, затем щелкнул пальцами, и тут же костюм его исчез. Взамен появилась драная набедренная повязка; правда, котелок, зонтик и портфель остались, где были.
   — Прошу прощения, — произнес этот белый человек на суахили. — Похоже, мне дали неверные сведения. Я полагал, что должен вести дела с группой английских господ.
   — Кто вы такой? — осведомился Питер.
   — Разве вы не знаете? — ответил вопросом осанистый человек. Он выглядел более чем странно в своем новом облачении. — Напоминаю: вы сами меня призвали.
   — Он, он вас призывал, — сказал Питер, указывая на Матениву. — Я только зритель.
   — А! Ну, хорошо, я Гермес, сын Зевса.
   — Но разве я вас вызывал? — спросил ведун.
   — Мне было сказано, что у вас есть группа англичан, желающая посетить дальние страны. Это верно?
   — В некотором роде, — буркнул Питер.
   — Вот как! — с воодушевлением воскликнул Гермес. — Если кто-то может устроить им путешествие, то именно я. Ибо я бог путешествий.
   — Правда?
   — Сверх того, я бог ораторского искусства, что вы, без сомнения, заметили, а также бог торговли.
   — Торговли? — переспросил Питер.
   — Именно так! Меняю свой зонт на ваш панга.
   — Не пойдет.
   Гермес вскинул голову.
   — Если так, что скажете насчет двух открыток с Микки Мэнтлом за одну с Уилли Мэйсом?
   — А что это?
   — Девятый выпуск «Бэтмена» за шестой «Капитана Марвела»? Юбилейную монету «Мемориал Линкольна» за серию марок с Рузвельтом? Или полное собрание Джейн Остин в кожаных переплетах за — внимание, получите сразу! — иллюстрированное издание «Фанни Хилл»!^[3]
   — Наверно, нам лучше остановиться на путешествиях, — предложил Матенива.
   — Ну, конечно! — Гермес открыл свой портфель, набитый, как оказалось, туристическими проспектами. — Куда желаете отправиться: Очо-Риос^[4], Фиджи, Самарканд? Говорят, что Дулут, штат Миннесота, исключительно прекрасен в это время года.
   — Мы не хотим никуда ехать, — сказал Матенива.
   — Какое-то недоразумение, должно быть, — хмуро проговорил Гермес. — Меня уверили, что я должен устроить поездку для большой группы англичан.
   — Верно.
   — А-а! — Гермес широко улыбнулся. — Теперь понятно! Вы всего-навсего их слуги-нубийцы…
   Он снова щелкнул пальцами, и тут же его набедренная повязка сменилась прежним костюмом в полосочку — правда, теперь гвоздика в петлице была красная.
   — Ну-с, господа, не покажете ли, как найти ваших хозяев?
   — В общем, они не совсем наши хозяева, — ответил Питер.
   — Простите?
   — Они наши враги.
   — Тогда чего ради вам понадобился агент по туризму? — вопросил Гермес. — Вам необходим бог войны.
   — Вы сами сказали, что сумеете заставить их убраться.
   — Я говорил, что могу организовать для них поездки. Это совсем иное дело. — Он поднял свой портфель. — У меня здесь все новейшие расписания, групповые расценки, проспекты, даже бланки паспортов. Однако не в моих силах заставить людей уехать. Я только могу оформить их путешествие. — Гермес помолчал. — Но вы убеждены, что не хотите посетить Буэнос-Айрес? Мало того, что я вам забронирую комнаты с видом на океан: вы оставите эту войну позади.
   — Нет, — сказал Питер. — Нам надо, чтобы англичане выкатились с наших гор.
   — Ах, почему вы не сказали об этом с самого начала? — с энтузиазмом откликнулся Гермес. — Могу предоставить «олдсмобили», «кадиллаки», «крайслеры», «фольксвагены». У меня даже сохранилось несколько «студебекеров». Для этой местности, надо заметить, вам понадобятся машины с двумя ведущими осями. Что скажете насчет, э-э, тридцати «ленд-роверов»?
   — Вы не понимаете… — начал было объяснять Матенива.
   — Он прекрасно все понимает, — сказал Питер и повернулся к Гермесу. — Ясное дело, вы будете договариваться о цене прямо с пассажирами?
   — Несомненно. Умение вести переговоры — одна из моих сильных сторон. — Гермес немного помолчал. — Сверх того, в моих таблицах пересчета валюты не упоминаются коровы и козы. По правде говоря, я предпочел бы английские фунты.
   Питер проводил Гермеса наружу и показал дорогу.
   — Спуститесь с гор по этой извилистой тропе, и все. Ручаюсь, что попадете к англичанам.
   — Чертовски благородно с вашей стороны, — отозвался Гермес. — А теперь, господа мои, если позволите, скажу вам сердечное «adieu» и отправлюсь по своим делам.
   С этими словами бог путешествий зажал под мышкой портфель и, мурлыкая себе под нос развеселую мелодию, начал спускаться с горы.
 
   Полковник Смит-Роберте восседал за своим столом, барабаня пальцами по гладкой деревянной столешнице.
   — Ну, что? — грозно спросил он.
   — Э-э… сэр… — мямлил сержант Майкл Уилкокс, тяжело переступая с ноги на ногу. — Это… кажется, что… ну, вроде бы…
   — Разродись наконец, парень! — гаркнул Смит-Роберте. — Двадцать семь моих людей дезертировали за два последних дня, и мне надо знать, почему!
   — Ужасно нелепая история, сэр, — сказал наконец Уилкокс. — Вы не слышали о старом колдуне, что живет в холмах? Матенива — так, кажется, его зовут…
   — Слышал. И ты хочешь сказать, что он за это в ответе?
   — Ну, не напрямую, сэр.
   — Ты пытаешься со мной говорить не напрямую?
   — Нет, сэр. Я говорю, что не совсем в ответе, сэр.
   — Объяснись.
   — Понимаете, сэр, мне представляется… ну, что он прибег к колдовству, чтобы помочь мау-мау.
   Полковник Смит-Роберте сочувственно воззрился на сержанта и пробасил:
   — Бедняга, ты слишком долго торчал под здешним солнцем… Что я тебе говорил насчет плетеного шлема?
   — Носил постоянно, сэр. Но говорю вам, старик исхитрился призвать бога.
   — Ну да, конечно, — не мигнув глазом, согласился полковник.
   — Клянусь вам, сэр!
   — Как этот бог выглядит?
   — Я слышал, совсем как вы или я, сэр.
   — Выдыхает дым и пламя? Крушит скалы? Призывает себе на помощь небесные воинства?
   — Нет, сэр.
   — Так что он делает, черт побери?!
   — Он… э-э-э… торгует праздниками, сэр.
   — Праздниками? Вроде Рождества, Пасхи и так далее?
   — Нет, сэр. Он продает путешествия. Экскурсии… — Уилкокс секунду подумал. — Некоторые поездки по-настоящему шикарные. Например, одна — в Новую Зеландию…
   — Это все, что он делает? — прервал сержанта Смит-Роберте.
   — Еще меняет французские открытки на оружие.
   — Что такое?!
   — Французские такие открыточки, сэр. Знаете, вроде…
   — Мне известно, как выглядят французские открытки, сержант. И на этом основании вы решили, что он бог?
   — Не только на этом основании, сэр.
   — Что же еще?
   — Он говорит всем, что он бог, сэр.
   «Спокойствие, — приказал себе полковник. — Бедолага рехнулся — солнечный удар. Кто-то должен был быть первым. Жаль, что это Уилкокс, но факт остается фактом. Полагаю, разумней всего потакать ему до тех пор, пока не удастся утихомирить и отправить назад в Найроби.
   Да, но как, черт побери, потакать человеку, если он в таком состоянии? Хм, он верит, что некий бог разгуливает среди его товарищей… Вот на это и нужно опереться».
   — Благодарю за рапорт, сержант, — сказал Смит-Роберте.
   — Мы будем что-то делать с этим… ну, с этим самым? — робко спросил Уилкокс.
   — Несомненно. Они заполучили бога. Мы должны получить своего!
   — Осмелюсь спросить…
   — Приказываю этим заняться, сержант, — распорядился полковник, прикидывая в то же время, когда должен вернуться военврач. — Возлагаю на вас эту обязанность. Обеспечьте нам бога к шестнадцати ноль-ноль.
   — Но, сэр…
   — Не благодари меня, сынок. Ты самый подходящий человек для такого задания.
   — Но…
   — Кр-ру-угом!
   — Капрал! Мне нужен опытный колдун, — сказал сержант Уилкокс.
   — Колдун!?
   — Да — и бегом.
   — Рядовой Джонс!
   — Слушаю, капрал!
   — Сержант Уилкокс приказал найти искусного колдуна.
   — Здорово придумано, сэр. — Джонс покачал головой. — Это солнечный удар, не иначе.
   — Раздобудь ему колдуна!
   — С вашего позволения, капрал, где я, черт побери, должен искать колдуна, да еще искусного, сэр?
   — Ничего не знаю. С нами вместе сражаются масаи и самбуру. Поспрашивай у них.
   — Сэр, ведь вы шутите, правда?
   — Нашел шутника… А теперь шевелись. Бегом… марш!
 
   Перед входом в палатку Уилкокса возник длинноногий воин-масаи. Спросил:
   — Вы посылал за мной, сэр?
   — Посылал. — Сержант поднялся. — Слава Богу, ты говоришь по-английски… Входи.
   Масаи вошел в палатку.
   — Ты вроде слишком молод для искусного колдуна, — сказал Уилкокс.
   — Я не есть он.
   — Тогда зачем ты пришел?
   — В нашем отряде нет ни один лайбон — по вашему, искусный колдун. Начальник подумал, можно хотя бы послать, кто говорит на вашем языке, и узнать, зачем нужен колдун.
   — Мне надо призвать бога, — объяснил Уилкокс, ощущая крайнюю неловкость.
   — Это, наверное, можно, — отвечал масаи.
   — Прекрасно! Как тебя зовут?
   — Олепесаи.
   Очень хорошо, Олепесаи. С чего мы с тобой начнем?
   — Что начнем?
   — Наколдовывать бога.
   — Я не сказал: умею колдовать. Я сказал, это можно.
   — Но разве ты не видел таких обрядов?
   — А, видел, но…
   — Вот и славно. Мы должны сделать это без лайбона, и только.
   — Прошло много очень времени, — возразил Олепесаи. — Наверное, не сумею помнить всех слов, или правильных напевов, или…
   — Нет времени беспокоиться о таких деталях. Полковник требует бога к четырем часам пополудни. — Уилкокс посмотрел на часы. — У нас осталось примерно девяносто минут. Что тебе понадобится?
   — Лайбон.
   — Не будет. Что еще?
   — Понадобится… — масаи потер подбородок. — Последний обряд, что я видел, был как будто костер, лайбон пел хвалу богам, потом принес в жертву трех мышей и ящерицу.
   — И только?
   — Если верно помню, — сказал Олепесаи.
   — Ну, это проще, чем я предполагал… — Уилкокс высунул голову из палатки и распорядился: — Капрал! Поймать трех мышей и ящерицу и доставить их сюда в коробке или клетке! Он посмотрел на масаи, и тот спросил:
   — Но что будет, если получится нет?
   — Мы сделаем все, что сумеем, и я доложу об этом полковнику. Пойдем собирать хворост.
   Дрова они собрали за каких-то пять минут, но пришлось ждать еще тридцать, прежде чем капрал вернулся с добычей и отрапортовал:
   — Вот они, сэр.
   — Благодарю. Теперь можете идти, — приказал Уилкокс.
   — Ну, — промолвил Уилкокс, когда они остались без свидетелей, — ты готов?
   — Наверное, готов.
   — Хорошо. Поджигаю.
   Сержант чиркнул спичкой и попытался разжечь огонь, но ветер немедленно задул пламя. Две последующих попытки также не принесли успеха.
   — Может, знак, чтобы вы оставил свою затею, — заметил масаи.
   — Э, чепуха! День сегодня ветреный, и все, — ответил Уилкокс.
   Он достал брошюру о норвежских фиордах, полученную от Гермеса, поджег ее спичкой и подсунул под хворост. Через секунду костер загорелся.
   — Вы действительно хочет через это пройти? — с сомнением спросил Олепесаи.
   — Приказ есть приказ.
   Масаи пожал плечами и монотонно затянул хвалу богам, а Уилкокс стоял неподалеку и размышлял — не перегрелся ли он действительно под полуденным солнцем. Наконец Олепесаи умолк и одним движением прикончил мышей и ящерицу.
   Сержант, собственно говоря, не знал, чего он ждет — но уж точно не бестелесного голоса, продекламировавшего:

 
Для команды Мадвилла явно не в масть
Сложилась эта игра:
Одна подача осталась всего
При счете «четыре — два».
 

   (Перев. Дм. Раевского.)
 
   — Это ты? — осведомился Уилкокс.
   — Не-ет, — ответил масаи и попятился от костра.
   — И наверняка не я.
   — Это я, — заявил голос.
   Теперь он исходил из тела: у костра стоял высокий блондин в меховой одежде и металлическом шлеме.
   — Кто вы такой? — спросил Уилкокс.
   — Браги, кто же еще?
   — Кто-кто?
   — Норвежский бог поэзии Браги к вам снизошел, дабы смягчить ваши свирепые души.

 
Горланит ватага ребят в кабаке
Под вывеской «Черный мастиф».
И парень терзает шарманку свою,
Извлекая рваный мотив.
 

   (Перев. Дм. Раевского.)
 
   Уилкокс долго и напряженно разглядывал белокурого бога и наконец воскликнул:
   — Но почему именно вы?!
   — Ибо ваш слуга настойчиво призывал именно бога поэзии. Но поелику нет ни одного поэта-масаи — не обижайся, мой друг, — необходимы были хоть примерные указания, дабы определить нужного вам бога поэзии. Поймите, нас очень мало.
   — Это брошюра… — тупо промолвил Уилкокс.
   — Для первого раза сойдет, — сказал Браги и тяжелой своей рукой обхватил плечи Уилкокса. — Предвижу, мы станем большими друзьями.
   — Друзьями?
   — Женщины ваши разделают пару телят, приготовят жаркое, а затем мы получим десерт — я же прочту вам стихи. — Браги помолчал задумчиво. — Я вызубрил все эти новые вирши. Вот послушайте.

 
Будет вздернут Дэнни Дивер ранним-рано, на заре,
Похоронный марш играют, полк построился в каре,
С плеч у Дэнни рвут нашивки — на казарменном дворе
Будет вздернут Дэнни Дивер рано утром.
 

   (Перев. Р. Киплинга, И. Грингольца.)
 
   — Ну да, все это прекрасно, но мы вас призвали, чтобы вы выполнили для нас одно дело, — сказал Уилкокс.
   — Дела — назначенье богов вроде Меркурия, Атласа и им подобных. Я только по части поэзии.
   — Но идет война; наши враги воззвали к своему богу!
   — И что мне в том?
   — Мы надеялись выставить вас против него.
   Браги внезапно заинтересовался этой перспективой и спросил:
   — А он силен в пятистопном ямбе?
   — Не знаю, — честно ответил сержант.
   — Это одна из моих сильных сторон, — сообщил Браги с откровенной гордостью. — Хотя сонеты я умею декламировать еще лучше. Удается ли моему противнику нежнейше понижать голос, читая двустишья? Может ли он извлечь слезы из ваших очей? Каков он в свободном стихе?
   — Одну вещь он делает замечательно — заставляет дезертировать солдат, — проворчал Уилкокс.
   — Что? Он даже не умеет удержать при себе слушателей?! — возопил Браги и захохотал. — Веди меня к нему!
   — По-моему, вы меня не поняли.
   — О, конечно, понял. Вы учиняете состязание между мной и этим обманщиком.
   — И да, и нет, — сказал сержант.
   — Объяснись, пожалуйста.
   — Нам бы очень, очень хотелось устроить состязание, но не такое, какое вы предлагаете.
   — Сгодится любое. Я уничтожу этого бездельника. «В Долину смерти поскакали шесть сотен»…
   — Что-то в этом роде мы и имели в виду. — Уилкокс улыбнулся.
   — Теннисона? — спросил Браги. — О, это один из моих любимцев!
   — Нет, чтобы уничтожить бездельника.
   — Не сомневайтесь, я ваших людей наполню духом таким, что станут они сильны и непобедимы.
   — Действительно станут?
   — Практически, — сказал Браги.
   — Что в данном случае означает «практически»?
   — Они будут отменно хороши по крайней мере пять минут после того, как я закончу декламацию. Уилкокс покачал головой.
   — Боюсь, этого недостаточно.
   — Но постаравшись, я могу столь их воодушевить, что глянут они смерти в глаза и в смятенье ее приведут, — пообещал Браги. — Здесь пригодится «Тело Джона Брауна».^[5]
   — И что хорошего в том, что приведут? Они, наверное, сами будут как мертвые, так?
   — Но умирать они будут со счастьем! И некоторые сумеют воодушевленно повторить слова отваги, которые услышали из моих бессмертных уст.
   — Бесполезно все это, — ответил Уилкокс. Посмотрел на воина, который молча слушал их беседу, и приказал: — Олепесаи, отошли его обратно.
   — Но я только что прибыл сюда!
   — Ты понял, Олепесаи? Отошли его обратно, и мы призовем другого бога.
   — Я протестую! — воскликнул скандинав.
   — Протестуй сколько хочешь, — отрезал Уилкокс. — Мы напрасно теряем время.
   — Обождите! — возопил Браги так отчаянно, что англичанин и масаи вздрогнули. — Нет, о нет, вы не можете меня отослать! Там, наверху, боги давно меня не слушают. — На глазах его выступили слезы. — Они уже слышали все мои стихи. Они начинают хихикать, едва я приступаю к декламации, и уходят, прежде чем я заканчиваю. Хуже всех — Локи, но и сам Один покидает зал, стоит лишь мне войти. О, позвольте мне попробовать уничтожить того бога! И тогда я сочиню великолепную новую оду самому себе, на три часа чтения, преисполненную столь яркой выразительности, что товарищи мои будут слушать ее с почтением.
   Уилкоксу показалось сомнительным, чтобы любое существо, будь оно человеком или богом, согласилось три часа слушать оду, сочиненную Браги в свою честь. Но и его положение было достаточно отчаянным, и он решил позволить плачущему богу попытать счастья.
   — Хорошо. Поскольку вы все равно здесь, попробуем это использовать. — Он подумал. — Думаю, что прежде всего нужно найти того, другого бога.
   — Да хоть сейчас! Уилкокс так и вскинулся:
   — Где он?
   — В пещере, что наверху в горах.
   — У вас поразительно хорошее зрение.
   — Боги способны видеть тех, кто им близок по крови.
   — Правда?
   — Нас не слишком много в мире, — объяснил Браги, — и мы воистину ощущаем свое родство и взаимную приязнь. Скажу вам со всем уважением, что вы оба мне отчаянно наскучили.
   — Тогда пошли наверх, в горы, — предложил Уилкокс, который испытывал примерно те же чувства к норвежскому богу поэзии. Но тот возразил:
   — Известен мне путь много более легкий, смертный.
 
   — Двадцать семь! — взвизгнул Питер Ньоро. — Вокруг нас десятки тысяч британских солдат, а тебе удалось подбить на дезертирство только двадцать семь!
   — Время года неудачное, — оправдывался Гермес. — В Эспене еще мало снега, а в Майами идут дожди. — Он пригорюнился. — И еще «Канард» поставил «Куин Мэри» на переоборудование в сухой док…^[6]
   — Двадцать семь! — повторил Питер.
   — Но есть еще одна блестящая возможность, — объявил Гермес.
   — Ну?
   — Есть. Начиная со следующей недели, «Пан-Ам» предлагает тридцатипроцентную скидку на кругосветные полеты. Питер в сердцах повернулся к Матениве.
   — Говоришь, две тысячи коров и быков? Старый мундумугу покивал в ответ.
   — Я делаю все, что могу! — захныкал Гермес.
   — И твое «все» — меньше, чем ничего! — гулко ответил кто-то из глубины пещеры.
   Питер выхватил пистолет и навел его на высокого белокурого человека в мехах, возникшего неизвестно откуда.
   — Кто ты такой? — спросил Гермес.
   — Я тот, пред кем вы должны упасть на колени. Слушайте и рыдайте!

 
Много разных тайн знает дальний край,
Где старатель долбит гранит,
У предела земли вы услышать могли б
То, что в жилах кровь леденит.
Этот мерзлый гранит тьму историй хранит
Под покровом ночной пурги.
Но никто не видал, как у диких скал
Я прикончил Сэма Макги.
 

   (Перевод Дм. Раевского.)
 
   Закончив чтение, человек в мехах воскликнул:
   — Ну вот! Что вы об этом скажете?
   Ответом ему было ошеломленное молчание. Наконец Гермес промолвил:
   — Если серьезно, то мне это понравилось.
   — Понравилось? — взволнованно переспросил Браги.
   — Несомненно, — ответствовал Гермес. — Ненавижу я все эти новомодные штуки. Не понимаю, почему некоторые называют их поэзией — там даже рифмы нет.
   — Точнейше те же чувства, что и у меня! — отозвался Браги.
   — Между прочим, у вас на голове изумительный шлем. Не пожелаете ли поменять этот шлем на мой котелок?
   — Пожалуй, нет, — сказал Браги после некоторого раздумья.
   — Даю в придачу свой зонт. Здесь, в горах, дождь может начаться в любую секунду.
   — Решено! — воскликнул Браги и снял шлем. Получив взамен зонтик и шляпу греческого бога, сказал благожелательно: — Вижу, ты парень совсем неплохой.
   — Но и ты неплох, — ответил Гермес. — А стихи, если они настоящие, я могу хоть всю ночь слушать.
   — Только не в моей пещере, — с неудовольствием сказал Матенива. — Здесь нельзя.
   — Мы можем вернуться назад и заняться стихами за линией английских окопов, — продекламировал Браги, которому явно не терпелось выступить перед восприимчивой аудиторией.
   — Нелепая затея, — откликнулся Гермес. — Для нас открыт весь мир!
   — Неужели?
   Гермес расстегнул свой портфель.
   — Не далее, чем сегодня, я видел… Где же это?.. А, вот оно! — Он вынул проспектик. — Чего ради нам торчать в этих холодных и сырых горах, если мы можем отправиться в пятинедельный круиз на Таити, а оттуда перебраться в роскошный охотничий домик на Бора-Бора?^[7] Круглосуточное обслуживание прямо в номере, собственная ванна, электрический потолочный вентилятор и шесть километров чистейших бело-песчаных пляжей!
   — О, сколь восхитительная перспектива! — сказал Браги. — Но поведай мне и о судне.
   — Ну, мы поплывем в первом классе, разумеется. Там будет бассейн, танцевальный зал… — Гермес взял Браги под локоть и повел вниз с горы по тропе, извивающейся вдоль ручья. — Два ночных клуба, библиотека, игра в шафлборд…
   — Ночные клубы? Там, возможно, пожелают услышать мою декламацию!
   — Весьма вероятно… Ежеутренне — шведский стол с восьми часов до… Больше их не было слышно.
   — И это — боги! — с горечью сказал Питер.
   — Наверное, мы ждали от них слишком многого, — предположил Матенива. — Но может быть, и нет.
   — Я не понял тебя.
   — Если бы наши боги войны сошлись в битве с их богами, дело, наверное, кончилось бы вничью — как у этих двоих, — объяснил старик. — Но сейчас, по крайней мере, горы остались на месте, и это хорошо, ибо мы захотим жить в них, когда наша война прекратится.
 
   Через три месяца после этих событий Дидан Кимаси был убит, и на этом неофициально закончился режим чрезвычайного положения.
   Питер Ньоро, некоторое время пробыв вольным охотником, затем принял христианство и остаток жизни служил священником в Найроби.
   Майкл Уилкокс вернулся в Англию и тоже сменил веру — стал анимистом. Он бросил учебу в колледже и открыл магазин плакатов в лондонском Сохо.
   Что же касается Гермеса и Браги, то они первыми открыли агентство путешествий в Папеэте, что на Таити. Прибыль от этого предприятия позволила им основать «ГиБ театр», где Браги и поныне каждый вечер выступает перед верной ему аудиторией из полинезийцев, не приученных высоко ценить свободное стихосложение.
 
   Перевел с английского
   Александр МИРЕР
 

   Политическое и военное антиколониальное движение народности кикуйю, зародившееся в 50-х годах XX века и приведшее к независимости Кении. К ходе войны за освобождение погибло свыше 11000 повстанцев. Действие рассказа можно отнести к 1952 г. (Здесь и далее прим. перев.)

   Народности Кении.

   Гермес предлагает самые разные обмены. Микки Мэнтл (1931–1995) и Уилли Мэйс (1931) — знаменитые американские бейсболисты. «Бэтмэн» и «Капитан Марвел» — популярные серии американских комиксов; Джейн Остин (1775–1815) — известная английская писательница. «Фанни Хилл, или Воспоминания женщины для утех» — роман английского писателя Дж. Клиланда (1709–1789)

   Курортный город на о. Ямайка.

   Джон Браун (1800–1859) — Л/Ш.ИРНШЙЙШ борец за освобождение рабов в Америке. Здесь имеется в виду известная баллада американского поэта С. В. Кеннета (1898–1943).

   Эспен — курортный городок на севере США; «Канард» — англо-американская корабельная компания; «Куин Мэри» — знаменитый некогда океанский лайнер.

   Таити, Бора-Бора — острова в Полинезии.