Петербург — прекрасный город… для прогулок. Но жить здесь нельзя. Здесь можно только умереть. Умирать сюда приезжают со всех концов света.
   Но это так, к слову…
   Я же приехал в Питер не жить и не умирать. Да сейчас и не вспомню зачем… Кажется, ни за чем… Впрочем, нет, мне хотелось разыскать памятник собаке Павлова.
   Было начало весны (вторая половина марта, если уж совсем точно). Под ногами хлюпала жижа.
   Я решил позвонить своей бывшей жене. Теперь она была замужем за миллионером.
   Трубку взял миллионер.
   — Здравствуйте, — сказал я.
   — Кати нет, — ответил он.
   — Я слушаю, — сказала Катя.
   — Поехали автостопом до Мурманска, — предложил я.
   — Записывай, — сказала она, — у меня: три автомашины, восьмикомнатная квартира в центре, коттедж за городом, я нигде не работаю и не собираюсь, а на следующей неделе мы с мужем отправляемся в Париж. Зачем мне твой автостоп до Мурманска?
   — Даже если ты побываешь в Париже, — крикнул я в трубку, — ты все равно там не будешь!
   — Не злись, — спокойно ответила Катя. — Я ведь, в сущности, тебе ни к чему. Тебе вообще женщина не нужна. Тебе надо с у щ е с т в о, похожее на женщину.
   — Ты обуржуазилась, — сказал я.
   — Да, — с удовольствием подтвердила она, — я обуржуазилась. А ты не злись. Лучше спроси у меня что-нибудь эротическое.
   — Какие на тебе трусики? — спросил я.
   — Ладно, девчонки, — снова возник в трубке миллионер, — хватит трепаться.
   Связь оборвалась. День только-только начинался. Я пошел искать собаку Павлова.
   По дороге я зашел в кафе. Сел за столик и стал есть сосиски с капустой. Напротив меня сидела маленькая девочка. Она ела мороженое. Через некоторое время к нам подсел старик. И тоже заказал мороженое.
   — Один мой хороший знакомый, — принялся рассказывать старик, — страдал очень редкими заболеваниями. Из-за одной болезни ему нельзя было есть много — умрешь, а из-за другой — мало, тоже умрешь. Сейчас он, конечно, на кладбище.
   — А у меня была любимая девушка, — вспомнил я Катю.
   — Тоже на кладбище? — сочувственно покачал головой старик.
   — Пока еще нет, — сказал я.
   Девочка резко взмахнула рукой. Старик от неожиданности вздрогнул.
   — Муху поймала! — радостно сообщила она, гордо показав сжатый кулак.
   — А ты ее проглоти, — в шутку предложил я. — Куплю еще мороженого.
   Девочка тут же кинула муху в рот и проглотила. Муха, надо полагать, даже ахнуть не успела. Пришлось заказать девочке мороженое.
   — Нет, вы только представьте, — с возмущением сказала официантка, принеся заказ. — Подходит ко мне вчера какой-то тип и говорит: давай потрахаемся. Я чуть не упала от такого предложения.
   — Вы споткнулись? — поинтересовалась девочка.
   — Как же после этого жить?! — продолжала официантка, обращаясь почему-то исключительно ко мне. — Жить-то как?!
   — Не знаю, — пожал я плечами.
   — Я знаю! — сказала девочка. — Живите как слоны в Индии. Только палкой об рельс ударят, они тотчас бросают бревна и бегут обедать.
   — Откуда ты это взяла? — удивилась официантка.
   — По телеку показывали.
   — А я во время войны был боевым генералом, — приосанившись, сказал старик.
   — Генералом? — повторил я.
   — Да! Боевым!
   — Всю жизнь мечтал познакомиться с боевым генералом.
   — Считайте, что ваша мечта осуществилась.
   — Это ж с какого вы года? — заинтересовалась официантка, присаживаясь на свободный стул.
   — С девятисотого.
   — У меня прабабушка с девятисотого, — вспомнил я.
   — Вот видите, — сказал старик, — я мог бы быть вашей прабабушкой.
   Официантка снова посмотрела на меня.
   — У вас жена есть? — с обезоруживающей прямотой спросила она.
   — Да, есть, — кивнул я.
   — Красивая?
   Я задумался.
   — Скорее уродливая, чем красивая.
   — И вы ее любите?
   — Люблю. Правда, как-то раз завтракали, и вдруг такая дикая мысль — а не ткнуть ли мне ее вилкой в глаз. Верите, еле себя сдержал.
   — Вот что я вам скажу, — по-взрослому серьезно произнесла девочка. — Не любите вы свою жену тою любовью.
   — Какою? — не понял я.
   — Ну… тою.
   — А где она работает? — продолжала выспрашивать официантка.
   — В порту, — ответил я. — Грузчиком.
   Официантка засмеялась. У нее громко щелкнула челюсть.
   — Простите, — смутилась она. — Вам, наверное, это противно.
   — Что? — спросил я.
   Она провела ладонью по моим волосам.
   — И почему мужчины лысеют, — меланхолично вздохнула. — А вот якуты не лысеют. Был у меня один якут. На мотоцикле разбился. Насмерть. Я недавно иду по Невскому, а он навстречу. Я чуть не рехнулась. А он мимо прошел, даже не поздоровался.
   — И все-таки, — убежденно сказал старик, до этого слегка задремавший, — хороших людей на земле больше, чем плохих.
   — А у моей мамы глаза разного цвета, — вдруг заявила девочка. — Но я ее за это не осуждаю. Она же дура.
   — Как это?! — поразилась официантка.
   — Да так. Не знает, что такое: зимой и летом — одним цветом.
   — Я тоже не знаю, — признался я.
   — Значит, и вы дурак, — сделала вывод девочка.
   Официантка принялась протирать тряпкой и без того чистый столик.
   — А ведь вы не женаты, — прищурилась она.
   — Не женат.
   — Ну, так женитесь на мне. У меня двое прелестных ребятишек.
   — Спасибо, — поблагодарил я.
   — Зря отказываетесь, — разочарованно сказала официантка. — Истинный мудрец не брезгует ничем.
   Я промолчал.
   — Женитесь тогда на моей маме, — сказала девочка. — Конечно, у нее некрасивые ноги, но зато прекрасная душа.
   — Мне не нужна женщина, — объяснил я девочке и опять вспомнил Катю. — Мне надо с у щ е с т в о, похожее на женщину.
   — Тяжелый случай, — покачал головой старик. — Вот что значит, среда создает человека.
   — А почему не пятница?! — быстро спросила девочка и, вытаращив глаза, закричала: — Тара мана дута!
   — Чего, чего?.. — опешила официантка.
   — Фута бута мута! — продолжала выкрикивать девочка, хитро блестя глазами.
   Старик тяжело вздохнул.
   — Старость приходит внезапно, — медленно сказал он. — В один прекрасный день просыпаешься и понимаешь, что ты уже старик…
   Блеск в глазах девочки исчез. Скорчив кислую физиономию, она принялась за мороженое.
   У меня вдруг возникло странное ощущение, что все это уже когда-то было… И кафе, и старик генерал, и маленькая девочка, и официантка. Я подумал… нет, почувствовал, что прошлое, настоящее и будущее существуют во мне как бы одновременно. И сейчас официантка спросит, чем я занимаюсь в жизни?.. А девочка скажет: о чем?
   — Чем вы занимаетесь в жизни? — спросила официантка.
   — Рассказики пишу, — ответил я.
   — Хорошие?
   — Разные.
   — О чем? — это уже сказала девочка.
   — О том, что при всей трагичности жизни каждый наш день — это же праздник!
   Старик снова вздохнул. Тяжелее прежнего.
   — Знаю, что придется умирать, — глухо произнес он. — А умирать не хочется.
   — Ой! — всполошилась девочка, выскакивая из-за стола. — Мне пора! Пора! Я уезжаю в Амстердам!.. Подержите медузу, — деловито протянула она мне пустые руки.
   Я взял у нее «медузу» и держал, пока девочка надевала плащик. Затем она забрала ее обратно.
   — Все! — всплеснула руками. — Медуза улетела. Как птичка.
   — Надолго в Амстердам? — спросил я.
   — Ну-у… — прикинула девочка, — по земным меркам — нет. Что же касается небесных… В общем, обо мне можете не беспокоиться.
   — Не буду, — пообещал я.
   — Пока, — помахала она от дверей.
   — Тара мана дута! — крикнул я ей на прощание.
   Девочка засияла.
   — Фута бута мута! — с восторгом завопила она. И, открыв стеклянную дверь, исчезла. Растворилась под дождем.
   А рядом со мной осталась сидеть официантка. Звали ее Вероника. Было ей уже сорок три года. И перед ней стоял стакан, отнюдь не с апельсиновым соком.
   — Знаете, — говорила она, — есть такая сказочка. Жила-была противная, склизкая и зеленая жаба. И вот ее однажды спросили: почему ты такая противная, зеленая и склизкая?.. А жаба ответила: это я просто болею; на самом деле я беленькая и пушистенькая… Вот и я, когда тут, — она показала на сердце, — становится тяжко, смотрюсь в зеркало и говорю себе: на самом деле я беленькая и пушистенькая…
   За окнами лил нескончаемый дождь.
   Старый генерал мирно посапывал, прижав к морщинистой щеке ладошку, как ребенок.
   Официантка нетвердой походкой направилась к стойке. Не оборачиваясь, она вдруг прищелкнула пальцами и подпрыгнула:
   — Оп-ля!
   Дверь в кафе отворилась, и вошла молодая женщина с разноцветными глазами.
   — Вы случайно не видели здесь маленькую девочку? — спросила она.
   — Маленькая девочка уехала в Амстердам, — ответил я.
   — В прошлую пятницу она уезжала в Эль-Риад, — сказала молодая женщина и села рядом со мной.
   — Вы не подскажете, где находится собака Павлова? — в свою очередь спросил я.
   — Знать, легка судьба твоя, — усмехнулась молодая женщина, — ведь собака эта — я… Вернее, — поправилась она, — я была ею в прошлой жизни. И звали меня тогда — Рекс! — Она закурила. — Вы мне, конечно, не верите.
   — Да нет, — сказал я. — Верю.
   — Что же касается памятника — то вон он стоит, — показала она дымящейся сигаретой в окно.
   Я посмотрел. За окнами был парк. А в парке, на постаменте, сидел бронзовый пес.
   Дождь перестал. Мы вышли на улицу. И, задрав головы, смотрели на собаку Павлова. Чуть выше ее морды проплывали облака.
   — Это души умерших людей, — объяснила молодая женщина.
   К нам подошла официантка.
   — Знаете, почему к вам бабы пристают? — спросила она у меня.
   — Нет, — сказал я. — А почему?
   — У вас лицо порядочного человека. Вы не обидите. — Официантка помолчала. — В сущности, ведь женщине секс не нужен, женщине нужна любовь.
   — Это точно, — кивнула молодая женщина.
   К нам вприпрыжку приближалась девочка. Она что есть силы размахивала руками.
   — Я птица! — кричала девочка. — Я должна все время махать крыльями! Иначе я упаду и разобьюсь!
   Я взял официантку за руку. Рука была как лед.
   — Какие у вас руки холодные, — сказал я. — Вы на меня не обижайтесь. Хорошо?.. Я вам тоже сказку расскажу. Жила-была принцесса. И вот однажды пришел к ней старичок и попросил яблоко. А принцесса ему вместо яблока дала перец. И старичок сделал так, что чтобы принцесса ни попробовала — все перец!.. Вот и я, что ни попробую — все перец!
   Официантка ничего не ответила.
   — Ладно, — произнес я, ни к кому конкретно не обращаясь. — Пора, кажется, ехать.
   — И куда? — спросила молодая женщина. — Если не секрет.
   — Какой там секрет. В Эль-Риад.
   — А-а, — наморщила нос девочка. — Была я в этой дыре в прошлую пятницу. Ни-ч хорошего!.. Давайте провожу вас до поезда, — предложила она. — Уж мне ли не знать, что такое одной-одинешенькой бродить по шумному и неуютному вокзалу.
   — Не надо, — отказался я. — Пострадать хочется.
   — Тогда идите, — сказала девочка. — Идите и ни в коем случае не оборачивайтесь. А то умрете.
   И я пошел. Не оборачиваясь.
   А позади остались три женщины. Мал мала меньше. И еще собака Павлова. Они молча смотрели мне вслед. Я чувствовал их пристальный взгляды. В особенности взгляд собаки Павлова.