— Тебе надо бы прийти к нам и познакомиться с моей матерью, — неожиданно сказал Ричард под Рождество. Труди уже давным-давно ждала этого приглашения, но все равно удивилась. — Надеюсь, встреча с ней доставит тебе удовольствие, — добавил Ричард. — Во всяком случае, мать с нетерпением ждет тебя.
   — Разве она обо мне знает?
   — Конечно, — ответил Ричард.
   — О!
   — Только не надо волноваться, — посоветовал Ричард. — Она очень милая и со всеми ладит.
   — Да, это наверняка так и есть. Конечно, я очень хотела бы...
   — Приходи на воскресное чаепитие, — заключил он.
 
   Они встретились прошлым летом в Блейлахе — одном из самых невзрачных приозерных городков южной Австрии. Труди отдыхала там со своей подругой по имени Гвен, которая в Лондоне снимала тесную комнатку в гостинице «Кенсингтон», как раз над номером Труди. В отличие от последней, Гвен умела объясняться по-немецки.
   — Я и не думала, что здесь может быть так дождливо, — сказала Труди на третий день их отпуска, стоя перед закрытым двустворчатым окном и печально глядя на лениво стекающие по стеклу струйки воды. — Совсем как в Уэльсе.
   — Вчера ты говорила то же самое, — с усмешкой ответила Гвен. — А ведь погода была ясная. Тем не менее, ты заявила, что все это точно как в Уэльсе.
   — Да, но и вчера чуточку моросило.
   — Но когда ты сказала, что все это точно как в Уэльсе, как раз светило солнце. Конечно, отчасти ты права...
   — В гораздо большей степени, чем ты думаешь. И все же я не представляла, что здесь может быть так сыро... — Труди осеклась, услышав, как Гвен вполголоса считает до двадцати.
   — Я понимаю, что ты приехала попытать счастья, — наконец сказала Гвен. — Но, боюсь, это не лучшее твое лето.
   Шум дождя усилился как бы в подтверждение ее слов.
   «Уж лучше захлопнуть ставни», — подумала Труди.
   — Может, мы сглупили, и надо было поехать в более дорогое местечко?
   — Между прочим, дождь поливает и дорогие местечки. С равным успехом он поливает и достойные, и убогие местечки в этом мире. То же, кстати, касается и людей.
   Гвен стукнуло тридцать пять. Она была школьной учительницей. И ее костюм, и прическа, и даже карандашик губной помады — от них веяло такой чопорностью, что Труди, по-прежнему стоявшую у окна в тоскливом созерцании дождя, вдруг осенило: Гвен уже оставила всякие надежды на замужество.
   — То же касается и людей, — задумчиво повторила Гвен.
   Но на другой день установилась хорошая погода. Подружки купались в озере, потом сидели под оранжево-белым навесом на террасе гостиницы, потягивали яблочный сок и любовались сияющими непорочной белизной вершинами. Потом гуляли: Гвен — в своих небесно-голубых шортах, Труди — в пышном летнем костюме. По набережной слонялись туристы со всего света: грузные, прилично одетые немецкие матроны, сопровождаемые степенными мужьями и невозмутимыми детьми, тощие англичанки с непременным перманентом, резвые балаболы французы.
   — Нет, я обязательно, обязательно должна заняться своим разговорником, — сказала Труди. У нее было предчувствие: если она научится обходиться без посредничества Гвен, которая все же стесняла свободу, то ей больше повезет.
   — Ты полагаешь, что тогда повысится вероятность встретить кого-нибудь? — Гвен как будто подтверждала ее мысли, и Труди чуть вздрогнула.
   — О, и совсем не за этим. Я намерена просто отдыхать. Я не...
   — Боже, Ричард!
   Труди вздрогнула еще раз, а Гвен уже болтала по-английски с мужчиной, который, со всей очевидностью, не сопровождал ни жену, ни тетушку, ни сестрицу. Он мило чмокнул Гвен в щеку. Гвен со смехом отплатила ему той же монетой.
   — Замечательно, замечательно, — проговорил Ричард.
   Он был чуть выше Гвен, темноволосый, с тонкими пегими усиками, широкогрудый.
   — Как это тебя сюда занесло? — спрашивал он у Гвен, с любопытством косясь на Труди. — Вот уж не чаял встретить здесь знакомых, да еще из Лондона...
 
   Он остановился в гостинице на противоположном берегу. В течение последующих двух недель Ричард каждый день переплывал озеро на лодке, чтобы ровно в десять утра встретиться с соотечественницами, и иногда оставался до самого вечера. Труди была очарована Ричардом и с некоторым трудом верила в приятельское безразличие к нему Гвен. Правда, как ей стало известно, они работали в одной школе и ежедневно виделись там. А это обстоятельство, по мнению Труди, служило достаточно веским основанием для стойкого равнодушия.
   В один из дней Гвен укатила по каким-то своим делам и оставила их вдвоем.
   — Между прочим, тут отдыхают только самые утонченные ценители, — заявил Ричард. — Давай-ка пройдемся и осмотрим городок.
   Труди восторженно разглядывала отслаивающиеся пласты штукатурки на стенах маленьких домиков, обсаженные цветами старые балконы, луковки славянских церквей — теперь все это и впрямь казалось ей красивым и притягательным.
   — Здесь живут не только австрийцы? — спросила она.
   — Нет. Хватает и немцев, и французов. Это местечко многих привлекает красотой и тишиной.
   Исполненный уважения взгляд Ричарда то и дело останавливался на молодых шумливых обитателях спортивного лагеря, разбивших свои палатки на лугу у озера. Все они были долговязые, резвые, носили свободные и короткие одеяния. Юноши и девушки возились и визжали, как ягнята, хотя и сохраняли при этом известное достоинство.
   — О чем у них идет речь? — полюбопытствовала Труди, когда они проходили мимо одной особенно веселой компании.
   — О последних мотогонках, в которых они якобы участвовали.
   — Разве они мотогонщики?
   — Нет. Гонок, о которых они говорят, вообще никогда не было. Ну и что с того? Иногда, например, они рассуждают о киносъемках, которых тоже никто не проводил. Потому-то они и смеются.
   — Не ахти как забавно, право слово.
   — Они из разных стран, так что их юмор сводится к шуткам, которые понятны всем без исключения. Вот они и болтают о вымышленных мотогонках.
   Труди хихикнула, чтобы не показаться пресным сухарем, и пытливо взглянула на своего спутника.
   Как-то раз Ричард обронил, что ему уже тридцать пять лет, и Труди сочла это вполне вероятным.
   — А мне почти двадцать два, — сказала она.
   Ричард метнул на нее взгляд и быстро отвел глаза, потом вдруг снова пристально посмотрел и взял Труди за руку. А все потому, как он объяснил ей впоследствии, что эти дивные слова были почти равноценны предложению любви. Любовь и началась — в тот же день после обеда, посреди озера, когда они сбросили обувь и принялись раскачивать лодку. Труди визжала и далеко откидывалась назад, плотно прижимая свои голые ступни к босым ногам Ричарда.
   — Боже, как чудесно я провела время с Ричардом, — говорила она Гвен, когда они под вечер встретились в номере. — Странно, но я всегда нравлюсь зрелым мужчинам.
   Гвен села на кровать и смерила Труди удивленным взглядом.
   — Ричард ненамного старше тебя, — сказала она.
   — Э... ну, я чуток скостила себе годы, — Труди усмехнулась. — Думаешь, зря?
   — И сколько же ты «скостила»?
   — Э... ну... э... семь лет.
   — Очень смело с твоей стороны, — пробормотала Гвен.
   — А тебе не кажется, что ты немножко злючка?
   — Нет. Я хотела сказать, что твердить одну и ту же ложь снова и снова можно лишь при наличии известной смелости. Некоторым женщинам это наскучивает.
   — О, я совсем не такая искушенная и опытная, как тебе кажется.
   — Оно и верно: большой пользы из своего житейского опыта ты не извлекаешь, — рассудила Гвен. — Но неужели самая удачная женская тактика сводится к тому, чтобы вечно оставаться двадцатилетней?
   — Ты просто заревновала, — сухо сказала Труди. — Вот и рассуждаешь как дамочка не первой молодости. Во всяком случае, не это надеялась я от тебя услышать.
 
   В последний день отпуска Ричард пригласил Труди на лодочную прогулку. В озере отражалось низкое серое небо.
   — А здорово похоже на Виндермер, правда? — спросил он.
   Труди сроду не видела Виндермера, но согласилась, что очень, и посмотрела на Ричарда сияющими глазами двадцатилетней девушки.
   — Порой это местечко напоминает мне Йоркшир, — сказал Ричард. — Правда, только в пасмурные дни. А вон там, где горы, — ни дать ни взять Уэльс.
   — Именно это я тогда и сказала! — обрадованно воскликнула Труди. — Я сказала: Уэльс! Я сказала: это точно как Уэльс. А Гвен тотчас же стала спорить. Ты знаешь, она так стара душой, так заскорузла, да еще и школьная учительница... Кстати, ты давно с ней знаком?
   — Несколько лет, — ответил Ричард. — Гвен очень славная и большой друг моей матери. Можно сказать, едва ли не член семьи.
 
   Поначалу Труди хотела съехать со своей лондонской квартирки в другое место, но потом похерила эту затею, поскольку ей все-таки неохота было покидать Гвен. Та каждый день видела Ричарда в школе и хорошо знала его мать. Кроме того, продолжительное знакомство Гвен с Ричардом помогало Труди заполнить пробел в сведениях о том отрезке его жизни, о котором она не имела ни малейшего представления и который, естественно, весьма и весьма интриговал ее.
   Она часто вбегала в комнату Гвен со своими наивными вопросами влюбленной девушки-подростка: «Гвен, как ты считаешь, если он дожидался меня у конторы и довез до дома, а потом назначил свидание на семь часов и еще пригласил вместе провести выходные... Что это значит, по-твоему?»
   — Он звал тебя к себе домой, чтобы представить матери? — безо всякого воодушевления осведомилась Гвен.
   — Нет, еще нет. О, ты полагаешь, он пригласит?
   — Да, я так думаю. Рано или поздно он это сделает.
   — Нет, ты правда так думаешь? — Труди с девической порывистостью обняла Гвен.
   — Когда приезжает твой отец? — слегка отстранившись, тихо спросила та.
   — Нескоро, если вообще приедет. Сейчас он не может покинуть Лестер и вдобавок ненавидит Лондон.
   — Ты должна вызвать его. А с Ричардом поговорить и решительно выяснить его намерения. Девушкам твоего возраста необходима защита.
   Труди то и дело расспрашивала Гвен о Ричарде и его матушке.
   — Они состоятельные люди? Что у них за дом? Почему Ричард до сих пор не женат? Его мать, она избалованная женщина?
   — Люси просто чудесная, — отвечала Гвен.
   — О, ты называешь ее Люси! Наверное, вы с ней очень близки?
   — Да, я почти член их семьи, — говорила Гвен.
   — Ричард часто упоминает об этом. Ты бываешь там каждое воскресенье?
   — За редкими исключениями, — говорила Гвен. — Иногда у них и впрямь бывает весело, а порой просто видишь свежие лица.
   — Почему же он не зовет меня знакомиться с матерью? — восклицала Труди. — Будь жива моя матушка и живи она здесь, в Лондоне, я бы уж, конечно, пригласила его домой, чтобы представить ей.
   — Неужели это так важно?!
   — Но ведь это был бы вполне определенный шаг... Мне все же хочется знать, что я для него значу. В конце концов, мы оба влюблены, и мы свободны. А то я порой начинаю думать, что у него в отношении меня вообще нет серьезных намерений. Но если он пригласит меня познакомиться со своей матерью, это будет вполне определенный шаг, правда?
   — Да, да, конечно, — отвечала Гвен.
   — Я даже чувствую, что не смогу позвонить ему домой, пока не встречусь с его матерью. Я бы стеснялась говорить по телефону. Я должна сначала познакомиться с ней. Это уже превращается в какую-то навязчивую идею.
   — Воистину так, — подтвердила Гвен. — А почему бы тебе не сказать ему: Ричард, я хочу познакомиться с твоей матерью?
   — Ну что ты, Гвен, есть вещи, которые девушка не может себе позволить.
   — Девушка — нет, но женщина-то может...
   — Опять ты цепляешься к моему возрасту! Я же говорила, что ощущаю себя двадцатилетней. Я осознаю себя двадцатилетней. Я — двадцатилетняя во всем, что касается Ричарда. Впрочем, я и не думала, что ты сумеешь мне чем-нибудь помочь. В конце концов, ты сама никогда не имела успеха у мужчин, так ведь?
   — Нет, не имела, — ответила Гвен. — Я с самого рождения была ужасно старой.
   — А я думаю, что, если хочешь иметь успех у мужчин, надо изо всех сил цепляться за молодость.
   — Мне кажется, мало проку в том, чтобы осуждать состояние, в котором пребываешь по не зависящим от тебя причинам, — рассудила Гвен.
   Труди расплакалась и убежала к себе, но спустя полчаса вернулась, чтобы задать Гвен еще несколько вопросов о матери Ричарда. Теперь она вообще редко покидала Гвен — разве что когда уходила гулять с возлюбленным.
   Она уже потеряла всякую надежду и стала подумывать, что надоела Ричарду, как вдруг под Рождество он сказал:
   — Тебе надо бы прийти к нам и познакомиться с моей матерью. Надеюсь, встреча с ней доставит тебе удовольствие. Во всяком случае, мать с нетерпением ждет тебя.
   — Разве она обо мне знает?
   — Конечно.
   — О!
 
   — Наконец-то свершилось! Все чудесно! — воскликнула Труди, вбегая к Гвен и едва переводя дыхание.
   — Он пригласил тебя домой, чтобы познакомить со своей матерью, полуутвердительно спросила та, не отрываясь от тетрадок.
   — Но это очень важно для меня, Гвен!
   — Оно понятно...
   — Я собираюсь пойти в воскресенье к обеду, — сообщила Труди. — Ты будешь там?
   — Не раньше ужина.
   — Все это так много значит для меня, Гвен.
   — Это начало, — сказала Гвен. — Начало положено.
   — О, я убеждена в этом...
 
   Ричард заехал за ней в четыре часа. Он выглядел озабоченным и, вопреки обыкновению, не распахнул для Труди дверцу машины, а только чуть подвинулся и подождал, пока она сядет рядом. Труди решила, что он, вероятно, нервничает в преддверии ее первого знакомства с матерью.
   Миссис Ситон оказалась рослой, чуть сутуловатой женщиной с редкими серебристо-белыми волосами и большими светлыми глазами.
   — Я надеюсь, вы будете звать меня Люси, — сказала она. — Вы курите?
   — Я? Нет, что вы! — поспешно ответила Труди.
   — Зря. Успокаивает нервы, — сообщила миссис Ситон. — Вероятно, пока у вас нет в этом необходимости. Не припекло еще.
   — Но ведь... — недоуменно пробормотала Труди. — Ах, какая прекрасная комната, миссис Ситон!
   — Люси, — поправила хозяйка.
   — Люси, — едва слышно повторила Труди, очень смущаясь и робко поглядывая на Ричарда. Но он пил чай и смотрел в окно, как будто пытался определить, когда же, наконец, распогодится.
   — Ричард должен отлучиться и будет к ужину, — сказала миссис Ситон, небрежно разминая сигарету. — Не забывай наблюдать часы, счастливец, ты слышишь? А Труди, я надеюсь, останется пока со мной. Уверена, нам найдется, о чем поговорить. — Она посмотрела на Труди и едва заметно подмигнула — будто бабочка взмахнула крылом.
   Труди приняла приглашение с заговорщицким кивком и изящно откинулась в кресле. Она ожидала, что Ричард сообщит, куда намерен отправиться, но он неотрывно смотрел в окно, отбивая пальцами нестройную дробь по обшивке дорогого кресла.
   — По воскресеньям Ричард всегда гуляет, — со вздохом заметила его мать, как только он вышел.
   — Да, да, я знаю, — сказала Труди так, что сразу стало понятно, кто составляет ему компанию на воскресных прогулках.
   — Я полагаю, вам хотелось бы знать о Ричарде все, — произнесла миссис Ситон таинственным шепотом, хотя поблизости никого не было. При этом она тихонько и гнусавенько засмеялась и подняла плечи так высоко, что едва не коснулась ими ушей.
   Труди неумело скопировала ее жест и придвинулась поближе.
   — О, да, миссис Ситон, — сказала она.
   — Люси! Вы должны называть меня Люси, я же говорила. Я хочу, чтобы мы с вами стали настоящими друзьями и чтобы вы чувствовали себя у нас прямо-таки членом семьи. Хотите осмотреться в доме?
   Она повела Труди наверх и показала свою пышную спальню, одна стена которой была сплошь зеркальной, так что все предметы в комнате, в том числе и фотографии Ричарда и его отца на ночном столике странно раздваивались.
   — Это Ричард на пони. Он обожал своего пони. Мы тогда жили в деревне. А вот отец Ричарда в самом конце войны. Что вы тогда делали, милая?
   — Училась в школе, — со всем возможным простодушием ответила Труди.
   — Боже мой, как я ошиблась, — сказала миссис Ситон, задумчиво глядя на нее. — Я-то думала, вы ровесница Ричарда и Гвен. Гвен так мила. А вот Ричард-выпускник. До сих пор не могу понять, почему он пошел в школьные учителя. Впрочем, о нем хорошо отзываются. Все, кроме Гвен. Вам нравится Гвен?
   — Гвен гораздо старше меня, — невпопад ответила Труди, расстроенная предположениями миссис Ситон относительно своего возраста.
   — Она должна вот-вот объявиться. Гвен всегда приходит к ужину. А теперь я покажу вам другие комнаты и логово Ричарда.
   На пороге комнаты Ричарда его мать на миг замешкалась и, зачем-то прижав палец к губам, оставила дверь открытой. По сравнению с другими комнатами эта оказалась темной, неопрятной, похожей на спальню школьника. Пижамные штаны Ричарда валялись на полу рядом с кроватью, на том самом месте, где он из них вылез. Подобное зрелище было уже знакомо Труди по их с Ричардом посещениям гостиниц в долине Темзы.
   — Ах, как неопрятно, — сказала мать Ричарда, удрученно качая головой. Когда-нибудь он разведет тут мышей.
   К ужину пришла Гвен и повела себя совершенно как дома: сразу отправилась на кухню делать салат. Миссис Ситон нарезала ломтиками холодное мясо, а Труди отиралась поблизости, прислушиваясь к их беседе, свидетельствовавшей о долгих и довольно тесных отношениях. Было заметно, что мать Ричарда заискивает перед Гвен.
   — ...Нет, дорогая, сегодня ее не будет.
   — А Джоанна?
   — Видишь ли, поскольку это первый визит Труди, едва ли она приедет.
   — Помоги-ка мне сервировать стол, — позвала Гвен Труди. — Вот здесь ножи и вилки.
   За ужином миссис Ситон сказала:
   — Как-то странно и необычно, что за столом нас только трое. Обычно по воскресеньям у нас так весело. На следующей неделе, Труди, вы должны непременно прийти и перезнакомиться со всеми нашими, не правда ли, Гвен?
   — О, да, — согласилась Гвен. — Непременно.
   — Ричард припозднится и едва ли сможет проводить вас домой. Несносный мальчишка, о чем он только думает? — сказала мать Ричарда.
   По пути к автобусной остановке Гвен спросила:
   — Ну, как, теперь ты довольна, что встретилась с Люси?
   — Вроде да. Но Ричард мог бы и остаться. Тогда было бы совсем здорово. Полагаю, он хотел, чтобы я самостоятельно с ней пообщалась. Но вообще-то я очень нуждалась в поддержке. Должно быть, он не думал, что ты будешь к ужину. Наверное, считал, что мы с его матерью проговорим целый вечер.
   — По воскресеньям я всегда ужинаю у Люси, — сказала Гвен, пожимая плечами.
   На следующей неделе Труди виделась с Ричардом всего один-единственный раз в кафе, и то очень недолго.
   — Экзамены, — извинился он. — Я очень занят, дорогая.
   — Экзамены под Рождество? Мне казалось, они уже прошли.
   — Подготовка отчета, — поправился он. — Уйма работы.
   Он отвез Труди домой, чмокнул в щеку и уехал. Глядя вслед машине, она вдруг почувствовала, что ненавидит его усики. Но тотчас же одернула себя и решила, что еще слишком юна, чтобы обсуждать таких мужчин, как Ричард.
   Он заехал за ней в четыре пополудни в воскресенье. И объявил:
   — Матушка жаждет видеть тебя и надеется, что ты останешься у нас до ужина.
   — Но ты никуда не уйдешь, Ричард?
   — Нет, сегодня нет.
   Однако ему все же пришлось отправиться на какую-то встречу, о которой мать напомнила сыну тотчас же после обеда.
   Труди рассматривала альбом с фотографиями, затем слушала пространные рассказы о том, как миссис Ситон познакомилась с отцом Ричарда в Швейцарии и что он носил в те времена.
   В половине седьмого начался ужин. Присутствовало трое дам, включая Гвен. Одна, ее звали Грейс, была довольно смазлива, с ее личика не сходила удивленная мина. Другая, по имени Айрис, выглядела аж лет на сорок. У нее была подчеркнуто грубоватая повадка.
   — И где же его носит, нашего свинтуса Ричарда? — спросила она.
   — Откуда мне знать, — со вздохом сказала мать Ричарда. — Разве могу я у него спрашивать?
   — Не судите его строго. Он много работал на этой неделе, наш непревзойденный милый учитель, — сказала Грейс со своей удивленной гримаской.
   — Весьма посредственный, должна вам заметить, — вставила Гвен.
   — А мне кажется, — заспорила Грейс, — что в школе он просто великолепен.
   — Этот шекспировский тип действительно бывает великолепен, но только в самом конце весеннего семестра, перед отпуском, — проворчала Айрис. — Жму ему за это лапу, старому свинтусу.
   — Замечательно, Айрис, — воскликнула мать свинтуса. — Ты тоже должна признать, Гвен...
   — Очень дурной актеришко, если уж поминать Шекспира, — отрезала Гвен.
   — Возможно, ты и права, но ведь его ученики — всего лишь дети. Для них достаточно и тех способностей, которыми он наделен, — печально промолвила миссис Ситон.
   — Я обожаю Ричарда, — сказала Грейс, — когда он напускает на себя такой деловой, такой важный вид.
   — О да, — согласилась Айрис. — Ричард просто прелесть, когда начинает корчить из себя важную особу.
   — Да, да, это так, — с благоговейным обожанием сказала его мать. Знаете, это было в самом начале его учительской карьеры, однажды он...
   Когда все расходились, миссис Ситон сказала Труди:
   — Вы придете на следующей неделе, не правда ли? Я хочу, чтобы вы чувствовали себя здесь совсем своей. Будут еще двое подруг Ричарда, я хочу, чтобы вы и с ними познакомились. Старые добрые друзья...
   По дороге к автобусной остановке Труди спросила Гвен:
   — Ты не находишь, что это как-то глупо — бывать у миссис Ситон каждое воскресенье?
   — И да, мое юное создание, и нет. Время от времени видишь там свежие лица. А это уже какое-никакое развлечение.
   — Ричард когда-нибудь бывает с вами?
   — Нет, обычно он где-то пропадает. Да, впрочем, ты прекрасно знаешь, где. Остаемся только мы и миссис Ситон.
   Труди вдруг остановилась посреди мостовой.
   — А эти женщины, они кто? — спросила она.
   — О, это старые подруги Ричарда.
   — И часто они видятся с ним?
   — Теперь уже нет, милая. Теперь они просто члены семьи.