Вот — мой папа.
   Вот — моя мама.
   Вот — мои бабушка и дедушка.
   Это — моя сестра Вера, она пришла к нам в гости.
   Вон там — мой маленький брат Мицике.
   А это — я сам.
 
 
   На дворе вечер. Он был бы совсем темный, если бы не звёзды, луна и фонари. Видите — вот это звёзды, это луна, а фонарей из окошка не видно.
   Как хорошо, что сейчас вечер! Все дома. Значит, со мной могут поиграть:
   мама,
   папа,
   бабушка с дедушкой,
   старшая сестра Вера,
   которая пришла к нам в гости,
   и даже маленький Мицике.
   Нет! Это я заговорился. Мицике такой маленький, что играть со мной не может. А мне так хочется поиграть!
 
 
   — Мама, поиграй со мной!
   — Не могу, мой мальчик. Ты же видишь, я укладываю спать Мицике.
   — Папа, поиграй со мной!
   — Не могу, сынок. Ты же видишь, я чиню лампу.
   — Тогда дедушка. Дедушка, поиграй со мной!
   — С радостью, — говорит дедушка, — но я поливаю цветы. Ты только посмотри, как пересохла земля в цветочных горшках.
 
 
   Бабушка глядит на меня и улыбается. Я-то знаю, что сейчас она уйдет на кухню готовить ужин. Всем слышно, как прыгает крышка на чайнике.
   Мне грустно. Остаётся одна-единственная надежда. Это — моя сестра Вера.
   — Вера!
   — Что?
   — Вера!
   — Что?
   — Вера, поиграй со мной!
   — Не могу, я читаю про коклюш.
   — Про что?
   — Про коклюш. Поиграй лучше сам. Вон твои игрушки.
   Я смотрю на свои любимые игрушки и чуть не плачу.
   Вот — паровоз,
   вот — кубики,
   вот — конь-качалка.
   Но я не ХОЧУ! Я не хочу играть сам. Я хочу играть со взрослыми.
   С папой я сыграл бы в «подкидного дурачка»,
   с дедушкой неплохо бы сыграть в футбол,
   с бабушкой — в прятки,
   со старшей сестрой Верой — в больницу,
   а с мамой… с мамой хорошо бы пойти погулять: взять её за руку и пройтись только до бульвара и обратно. И всё. И только один раз съехать на санках с горы. Но ничего этого сегодня не будет. Мне хочется плакать.
   Мама смотрит на меня и говорит:
   — Это что такое? Как не стыдно! Такой большой… Разве ты не понимаешь, что ВЗРОСЛЫЕ РАБОТАЮТ? Днём они работают, да и вечером у них хватает дел. Вот освобожусь, тогда и поиграю с тобой.
   Верно сказала мама — я и вправду большой. И то, что взрослые работают, я понимаю. Но как-то не совсем.
   — Мам! А как ты работаешь?
   — Вот так и работаю.
   — А как «так»?
   — Так, — говорит мама и, убаюкивая Мицике, тихонько начинает рассказывать про свою работу. Пока она рассказывает, я все себе представляю, как будто моя мама — это я.
   Мама работает на почте. Она сидит за стеклянной перегородкой и смотрит в окошечко. Когда она видит, что к окошку подходит человек, то спрашивает:
   — А что у вас?
   — Отправить телеграмму, — отвечает человек.
   — Прекрасно, — говорит мама, — получите бланк, — и тут же даёт ему голубой листок бумаги в полоску.
   Человек пишет на нём все, что ему нужно. Например, он хочет поздравить с Новым годом свою тётю, которая уехала в Африку. В этом случае он пишет: «Африка. Аддис-Абеба, моей тёте (имя и фамилия) Поздравляю с Новым годом! Не слишком ли у вас жарко?»
   А спустя всего несколько часов в Аддис-Абебе тётя получает телеграмму от племянника, который справляет Новый год в далёком Будапеште.
   Я представляю, как летит телеграмма над разными странами, над городами и деревнями, над бурным морем.
   — Мам, скажи, а телеграмма, как птица?
   — Она быстрее птицы, мой мальчик.
   — А как она летит?
   — По проводам.
   — Как же столько слов втискивается в тоненький провод?..
   Мама смеётся. А я думаю: «Что делали бы все эти дяди и тети, которые стоят в очереди перед окошечком в стеклянной перегородке, если бы не было моей мамы? Кто бы тогда отправил телеграмму, посылку, бандероль, заказное письмо?.. Кто бы так ловко и быстро сосчитал слова в телеграмме? Кто перевязал бы бандероль крест-накрест, а на хвостики верёвочки налил бы сургуча и поставил печать? Кто так звонко и точно стукнул бы штемпелем по уголку марки на заказном письме?»
   …Решено! Я обязательно буду почтальоном.
 
 
   — Всё, — говорит мама. — Мицике заснул. Я тоже хочу немного отдохнуть. Поиграй сам.
   Мама уходит. Но мне теперь совсем нескучно. Я знаю, что надо делать.
   — Пап, а пап!
   — Да.
   — Пап, расскажи про свою работу.
   Папа складывает в ящик инструменты. Придвигает стул, садится и говорит:
   — Слушай!
   Папа рассказывает очень интересно.
   Вы, наверное, видели на углу большого перекрёстка стеклянную будку, похожую на перевёрнутый стакан? В будке сидит человек, он время от времени нажимает кнопку. Это и есть мой папа. Он милиционер. Ему на перекрёстке подчиняются все:
   и люди,
   и трамваи,
   и троллейбусы,
   и машины,
   и даже собаки (если они не бродячие).
   Папа нажимает кнопку — на светофоре вспыхивает красный свет: значит, все, кто движется в эту сторону, должны остановиться:
   и люди,
   и трамваи,
   и троллейбусы,
   и машины.
   и собаки (все до одной).
   Папа нажимает другую кнопку — вспыхивает жёлтый свет, он говорит: «Внимание, внимание! Приготовьтесь, не двигайтесь с места!»
   Папа нажимает третью кнопку… и на зелёный свет
   идут люди,
   едут трамваи,
   троллейбусы
   и бегут собаки.
   Бывает, что светофор портится. Тогда папа вылезает из будки, берёт в руки полосатую милицейскую палку и становится в центре перекрёстка. Взмах — машины едут направо. Другой нее движутся налево. Палка поднята вверх. Это значит «жёлтый свет». Все останавливаются.
   Представляете, что было бы, если бы папа стоял на посту не в милицейской форме, а в обычном сером костюме? Его просто задавили бы. Бросились бы все гурьбой, и никто бы его не слушал. Что бы тогда делали все дяди и тёти, которые так спешат? Кто бы командовал троллейбусами и мотоциклами?
 
 
   Нет, я непременно стану милиционером. Буду стоять на посту:
   летом, когда жара,
   зимой в метель,
   дождливой осенью
   и ясной весной.
   Буду останавливать машины, чтобы детский сад мог спокойно перейти улицу.
   Буду переводить стариков и старух за руку.
 
 
 
   А тем, кто потерял дом, помогу найти его.
   Папа говорит:
   — Теперь поиграй сам. Я пойду отдохну.
   «Хорошо, — думаю я. — Пусть папа отдохнёт, а я пока поговорю с дедушкой».
   — Дед! А дед!
   — Слушаю, малыш.
   — Дед, расскажи, как ты работаешь.
   Дедушка задумывается и не замечает, что лейка, из которой он поливает цветы, совсем пуста.
   Дедушка до сих пор работает. Он говорит, что давно мог бы стать пенсионером, но без работы умрёт.
   Мне становится страшно.
   — Дедушка, работай подольше.
   — Сколько смогу, — отвечает дедушка и улыбается.
   Мне это кажется очень странным. Почему все взрослые, когда разговаривают со мной или укачивают Мицике, начинают улыбаться? Ничего смешного в этом нет.
   Дедушка ставит лейку на белый подоконник:
   — Слушаешь?
   — Слушаю.
   Дедушка работает крановщиком на башенном кране. Кран похож на большого журавля с такой длинной шеей, что она тянется выше семиэтажного дома. Кран катается по рельсам и поднимает тяжелые бетонные плиты. Из них складывают дома, как я из кубиков. Дедушка сидит в кабине, из которой видно всё:
   и наш дом.
   и будку на перекрёстке,
   и больницу, где работает Вера,
   и даже детский сад, в который хожу я.
   Подъемный кран может:
   поворачиваться направо и налево,
   хватать бадьи с раствором,
   двигаться вперёд и назад.
   Он может поднять сразу десять человек (только это запрещено).
   Если бы не подъёмный кран, то пришлось бы людям самим таскать всё на седьмой этаж и плиты, и раствор, и бетонные балки.
   Я обязательно стану крановщиком и каждое утро буду забираться по железной лестнице к себе в кабину. Одно меня смущает. Дедушка говорит, что в кабине нельзя шалить — кран обязательно грохнется на землю.
 
 
   Почему-то дедушка при этом отворачивается и начинает поливать цветы из пустой лейки.
   — Ах, я совсем забыл, — говорит он и идёт в ванную комнату наполнить лейку.
   А я уже стою возле старшей сестры Веры, которая пришла к нам в гости.
   — Вера!
   — Да.
   — Вера, а как ты работаешь?
   — Я лечу таких любопытных мальчишек, как ты, — говорит Вера, не отрываясь от книги.
   Это и знаю. Вера детский врач и работает в больнице. Никому не советую обзаводиться старшей сестрой, которая работает врачом. Стоит мне чихнуть, как весь дом тут же звонит Вере. Появляется Вера и начинает:
   щупать желёзки,
   мерить температуру
   и играть в игру,
   которая называется «дышинедыши»?
   Попробовал бы я показать язык дедушке мне бы так всыпали… А Вера первым делом просит:
   — Высунь язык! Скажи: «А-а-а!»
   И лезет мне в горло чайной ложкой.
   И всё-таки я согласился бы стать детским врачом.
   Во-первых, и ходил бы в белом халате;
   во-вторых, я катался бы на белой машине с красным крестом;
   в-третьих, все бы мне говорили: «Здравствуйте, доктор, снимайте, пожалуйста, ваше пальто, мы сами его повесим»;
   в-четвёртых, с утра до ночи ко мне приходили бы разные люди, которых я вылечил, и хором бы мне кричали:
   «Спасибо!
   Спасибо!
   Спасибо!»
   Я умел бы:
   делать уколы.
   капать в глаза капли.
   перевязывать разбитые коленки,
   а главное, у меня было бы сто градусников, и если бы я болел сам, то (чур, секрет) я один из градусников разбил бы и шарик ртути катал бы по одеялу.
   Нет, мне просто необходимо стать детским врачом.
 
 
   Но вот открывается дверь, и в комнату входит бабушка. Она несёт чайник и сахарницу с сахаром. Бабушка говорит:
   — Ужинать!
   Ужинать!
   Ужинать!
   И все собираются у стола:
   и папа,
   и мама,
   и дедушка,
   и я.
   Только Мицике спит — он совсем еще маленький.
   — Бабушка, — спрашиваю я, — а ты как работаешь?
   — Дома я работаю, — отвечает бабушка, — тебе готовлю ужин.
   — Бабушка, а это важная работа — готовить ужин?
   — Очень важная, — отвечает бабушка. — Ты только представь, что было бы, если бы ты остался без ужина:
   ты лёг бы спать голодный,
   спал бы плохо,
   утром хныкал бы
   и у всех было бы плохое настроение.
   Замечательно! Я согласен! Я буду работать дома.
   — Бабушка, — говорю я, — а я сегодня всех перехитрил. Я со всеми поиграл, только я хочу работать. Вы все работаете, и я хочу. Почему маленьким нельзя работать?
   — Как же нельзя? Можно, — отвечает бабушка. — Конечно же, малышам можно работать. Играй вечером сам — это и будет твоя работа.
   — Я попробую.
   — Обязательно, обязательно попробуй, — говорит бабушка и ставит на стол чайник и сахарницу.