В день, когда Бруклинский мост упал в Восточную реку, тень Харта Крейна появилась на берегу и обратилась к одному из стоявших там людей.
   — Почему вы это сделали? — спросил он.
   — Он был, как бельмо в глазу, — несколько удивленно ответил человек в защитных очках, отключая свое антигравитационное устройство. — Никакой пользы. Сам бы упал через пару лет.
   — А как же люди теперь будут переправляться через реку?
   Человек внимательно посмотрел на кирпично-красное лицо собеседника, на его густые волосы, в которых запутались ленточки водорослей... Он нажал кнопку на поясе и поднялся над землей.
   — Так же, как и всегда, — отрезал он. — Индивидуальные летательные аппараты или машины.
   Крейн тоже взмыл в воздух и поплыл рядом. Медленно движущиеся машины пересекали небо у них над головами. Люди, все в сером, парили невысоко над землей. До самого горизонта открывался вид, напоминающий зубья огромной расчески: ряд за рядом темные здания выстроились в самом низу; там и сям торчали антенны, словно застрявшие в зубьях волосы; ни травы, ни голой земли не было видно. Его спутник был таким же серым, как и город под ними.
   — Где краски? Нью-Йорк всегда был красочным городом.
   — Вы какой-то отсталый, вот что. Разве это жуткое небо не режет вам глаза?
   Он посмотрел вверх.
   — Оно всегда было таким голубым.
   — Когда Совет примет резолюцию, Контроль Погоды сделает его гораздо более удобным для созерцания.
   — Что вы имеете в виду?
   — Туманообразующие устройства. Мы устраним блеск и цвет.
   — Отнимете у неба голубизну?
   — Совершенно верно.
   Крейн оглянулся назад, на грязноватую змею Восточной реки.
   — А как насчет моста? Разве обломки не будут мешать кораблям?
   — Кораблям? Откуда вы вылезли? Последний корабль был демонтирован двести лет назад — после того, как люди решили, что не стоит платить за водную прогулку до острова Стейтен, когда можно слетать туда бесплатно — и гораздо быстрее.
   — А мост вы оставите там, куда он упал?
   — Время и река об этом позаботятся, — засмеялся человек. — А что? Он вам нужен?
   — Я заберу его, если больше никто не претендует.
   — Валяйте. Он принадлежит любому, кто попробует утащить его. Этот хлам недорого стоит.
   Серый человек внимательно посмотрел на собеседника, парящего бок о бок с ним.
   — У вас должен быть ужасно компактный летательный аппарат. Я все пытаюсь сообразить, где вы его носите.
   — Продолжайте соображать.
   — ...И эта одежда, и то, как вы разговариваете. Откуда вы?
   — Я долго путешествовал.
   — О, на отдаленных планетах. Бывали раньше на Земле?
   — Не в этом мире.
   — Что ж, желаю все хорошенько осмотреть. Поездка стоящая.
   Крейн кивнул.
   — Один человек написал поэму про этот мост, — он указал в сторону моста.
   — Даже не верится. А что, на отдаленных планетах еще читают поэзию?
   — Хотелось бы думать. А здесь уже не осталось поэтов?
   — Зачем они? Метафора — ужасно несовершенный способ описания. Приятно думать, что большинство людей уже миновали в своем развитии стадию, когда все на свете казалось подобным чему-то другому. Предмет есть то, чем он является. Зачем усложнять? Жизнь — это математика.
   — Хорошее рассуждение. Но как насчет темных мест, где нет математики? Нерешенных человеческих уравнений?..
   Серый человек заморгал.
   — Не говорите о смерти и безумии! Мы их непременно победим! — он сжал кулак. — Вас что, не учили вежливости на отдаленных планетах? Есть вещи, которых неприлично касаться в беседе.
   — Но как вы с ними разбираетесь?
   Серый человек посмотрел вниз, на серую землю.
   — Мы проливаем свет на все темные места во Вселенной — вот новая поэзия! Рано или поздно все будет объяснено. Каждый природный феномен мы покоряем силой разума.
   — А можете вы объяснить вот это? — спросил Крейн, схватив собеседника за запястье. Он прижал вырывающуюся руку к своей груди.
   Лицо человека исказилось.
   — У вас нет сердцебиения!
   — Вот и все, — сказал Крейн, — что может по этому поводу высказать наука.
   И он исчез.
   Человек изменил курс полета. Он спешил прямиком в Институт Умственного Здоровья.
 
   — Приветствую вас, мистер.
   Старик вынул трубку изо рта и кивнул.
   — Здрасьте.
   Крейн оперся о перила крыльца.
   — Я вижу, у вас здесь травка да пара деревьев. — Он оглядел неопрятный газон и два клена, охранявших извилистый спуск к реке.
   — Ага. — Старикан почесал нос чубуком. — Как-то привязался вот к ним. В городе ничего такого не увидишь. Потому сюда и перебрался.
   — Воздух здесь вроде почище будет.
   — Ага. И небо они здесь не затуманят, далековато.
   — Это верно. Мне приходилось раньше бывать в этих местах. Река здесь хорошо течет.
   — Да, неплохо.
   Старик разглядывал его с любопытством.
   — Чуднó ты как-то вырядился, парень. Откуда будешь?
   — Из отдаленных миров.
   — А, ну да. Бывал там пару раз. Смотреть там особенно нечего.
   Крейн пожал плечами.
   — У каждого места своя красота, я так думаю.
   — Пожалуй, что так, — согласился старик.
   — Послушай-ка, — начал Крейн. — Я здесь не случайно остановился. Хотел найти кого-нибудь постарше, кто еще не забыл, как раньше все жили.
   — Я могу припомнить, что было лет сто сорок — сто пятьдесят назад...
   — Хорошо. Хочу предложить тебе сделку.
   Старые глаза сощурились за старыми очками.
   — Какую-такую сделку?
   — Хочешь купить Бруклинский мост?
   — Хах! Хах! Хах! — старик затрясся, хлопая себя по бедрам. Слезы побежали у него по щекам. — Лет сто ничего подобного не слыхал! Ну ты и комик, сынок!
   — Я серьезно, — сказал Крейн. — Я принесу его сюда и поставлю поперек реки для тебя. Я могу это сделать. Он теперь мой.
   Старик склонил голову набок и внимательно вгляделся в лицо собеседника.
   — Ба, сынок! Да ты не смеешься!
   — Нет. Я на полном серьезе.
   — Что же я буду делать с Бруклинским мостом поперек моей реки?
   — Когда-то он много значил, — сказал Крейн. — В старые времена он был символом всего, чего человек может достигнуть, преодолевая препятствия, шагая в лучшее и великое будущее. Я считаю, его нужно сохранить — как памятник.
   — Сынок, будущее уже здесь, вот оно. И человеку не надо ничего преодолевать. Все лучшее и великое у него есть.
   — Я ожидал услышать нечто подобное от жителя Новой Англии, — печально сказал Крейн, — но ты живешь совсем рядом с Нью-Йорком, и ты стар — ты помнишь прежние дни. Если бы я только мог найти кого-нибудь, для кого этот мост хоть что-то значит, я мог бы сохранить его. Я бы отдал его тебе за один доллар... то есть за один кредит.
   — Я тебе ничего за него не дам, сынок. Я переехал сюда, чтобы убраться подальше от всех этих железок, и люди считают меня чудаком. Не думаю, чтобы ты продал его кому-нибудь живому в этом мире.
   Крейн кивнул.
   — Я так и думал.
   — Не бери в голову, давай маленько отдохнем. У меня есть холодный синтосидр. — Старик повернулся.
   — Спасибо, но мне пора. Кроме того, я пью только настоящие напитки.
   Старик покачал головой.
   — На земле нет настоящего сидра с тех пор, как я был пацаном, — сказал он. — Уже двести лет, как не осталось ни одной яблони!
   Но собеседник исчез.
 
   — Ладно, — сказал он, паря над землей. — Ладно, очкарики с прозаическими мозгами. Ваша взяла! Свалили мой мост? Лишили небо голубизны? Стерли красный налет с роз и яблок? Хотите пролить свет на каждый темный закоулок Вселенной, да? Шаг назад, детки! Я хочу вам подкинуть кое-что, над чем стоит задуматься!
   И он поднял мост, осторожно, как кошка поднимает котенка.
   — «Алтарь и арфа, слившиеся страстно...»
   Он выровнял торчащие кабели и убрал пятна ржавчины. Он нарастил новый металл там, где зияли дыры.
   — «Порог пугающий пророческих обетов...»
   Он перекинул сверкающий лук через реку как раз в том месте, откуда серые люди обрушили его утром.
   — «Молитва парии и крик любовной боли...»
   А на самой середине моста он воздвиг опаловую арку, где каждый цвет запрещенной ныне радуги причудливо дрожал и переливался.
   — Придите, поверившие, — загремел его голос, словно призрак всех исчезнувших туманных горнов. — Подходите, леди и джентльмены!
   Он взгромоздился на арку и осмотрелся. Он проник по ту сторону пространства и связал узлы всех измерений. Он скрутил ткань континуума, соединив отдаленное с ближайшим.
   — Полкредита! — выкрикивал он. — Всего полкредита за самый чарующий вид в мире! Не толпитесь, пожалуйста! Просто подходите сюда!
   Небо потемнело от слетавшихся людей, которых гнало желание узнать, объяснить. Они поправляли свои защитные очки и парили над радужным куполом. Один человек особенно пристально присматривался к нему. Крейн узнал убийцу мостов.
   — Вы поставили его обратно? — спросил человек. — Это вы ответственны за световые явления?
   — Вы же мне его отдали, не так ли? — ответил он. — Теперь я возвращаю его вам — исправленным и улучшенным.
   — Что это такое?
   Человек показал на переливчатый портал.
   — Шагните туда и посмотрите сами.
   Тот так и сделал.
   Наступила долгая, звенящая тишина.
   Машина пробилась сквозь толпу парящих людей.
   — Что это за штука такая? — крикнул водитель в униформе.
   — Войдите туда и посмотрите сами.
   Машина ткнулась носом под арку и исчезла.
   Трое из парящей толпы, толкаясь, торопливо влетели в радужный морок.
   Ни один не появился вновь.
   — «О дивные дети, — декламировал Крейн, — играйте в ваши палочки и ракушки, выбеленные временем и морем...»
   Он медленно опускался вниз, словно призрак всех погибших чаек.
   — «...Но есть черта, которую вы никогда не должны переступать, не доверяя даже гибкости ваших легких тел...»
   С минуту он парил среди них, улыбаясь, затем шагнул сквозь корону света. Они не услышали его последних слов, пробулькавших уже на той стороне:
   — «Ибо дно морское коварно...»