Анастасии снились только вещие сны. Открывая утром глаза, она подолгу лежала в постели, перебирая в памяти подробности ночных путешествий, вылущивала крупицы смысла из шелухи ненужных подробностей.
   В ту ночь ей приснился расстрел. Черный ров в болотистой низинной почве, где на дне вырытой ямы сразу скапливалась вода. Стрекот пулеметов, падающие вниз тела. Она стояла на краю ямы и смотрела. Но те, кто умирал, ее не видели. И те, кто убивал, не видели тоже. Лишь один человек, упавший в яму около ее ног, оказался зрячим. Глаза его на мгновение, прежде, чем померкнуть, впились в лицо Анастасии. А губы, искаженные предсмертной гримасой, дважды беззвучно шевельнулись. Анастасии показалось, что она разобрала по губам: «глаз» и «сердце». Напрасно Анастасия силилась проснуться — сон вновь и вновь возвращал ее к влажной ране в земле, наполненной мертвыми человеческими личинками. Она уже готова была упасть в эту яму и очутиться среди мертвых — живая.
   — Нет! — закричала Анастасия и открыла глаза.
   Несколько секунд она лежала неподвижно, раскинув руки и ощущая невыносимую тяжесть во всем теле. Потом, превозмогая слабость, поднялась и зажгла свечу. Была середина ночи — время, когда до рассвета, даже июньского, бесконечно далеко. Синий потолок с золотыми нарисованными звездами в эту минуту казался настоящим небом.
   Увиденное во сне не походило на пророческое видение — несомненно, это было реальное событие, только Анастасия не знала, когда оно произошло. И кто тот человек, что силился в последнее мгновение ей что-то передать?
   — Что-то стряслось с нашим дерьмовым миром, — прошептала Анастасия. Только пока абсолютно неясно, что.
   Она взяла свечу и подошла к зеркалу. Но вместо рыжеволосой женщины в мешковатой ночной сорочке она увидела паренька лет семнадцати с длинными, связанными в узел волосами. Анастасия покачала головой и поднесла свечу поближе к зеркалу. Теперь появилась девушка в сиреневом плаще с дорогой кожаной сумочкой через плечо.
   — Интересно, — процедила сквозь зубы Анастасия.
   Свеча в ее руке опять качнулась, и теперь в глубине зеркала появился человек неопределенных лет. Он сидел в железнодорожном вагоне у окна. На его желтоватое костистое лицо с резко очерченными скулами падали отсветы проносившихся за окном фонарей. У человека были абсолютно белые волосы до плеч. Он наливал вино в стакан и улыбался.
   — Этого еще не хватало! — воскликнула Анастасия.
   Изображение тут же пропало. В черной поверхности зеркала теперь не отражался даже огонек свечи.
   — И кто же все это объяснит, если я ничегошеньки не понимаю?! раздраженно пробормотала Анастасия.
   Она вышла в коридор, как была, в одной ночной сорочке, со свечою в руке и направилась к соседней двери.
   — Викентий Викентьевич! — Анастасия постучала по фанере костяшками пальцев.
   Несмотря на поздний (или, быть может, ранний) час, в комнате не спали: изнутри доносилась шумная возня, бросанье предметов и ругань. Лишь после третьего стука дверь наконец приоткрылась, и наружу высунулся толстенький коротышка в одних пижамных полосатых штанах, босиком. Он близоруко щурился и поглаживал ладонями круглый, как арбуз, живот, покрытый черной растительностью.
   — Чем могу служить, сударыня? — спросил он с легким поклоном. Случилось что-то экстраординарное?
   — Вот именно. У старухи родился сын.
   — Младенец? — уточнил Викентий Викентьевич.
   — Нет, сразу взрослый. Вор и бродяга.
   — Ну, такое частенько случается. Стоит ли из-за подобной мелочи вскакивать посреди ночи?
   — А если я скажу, что господин Фарн направляется к нам?
   — Фарн?.. — Викентий Викентьевич испуганно обернулся, будто за его спиной тут же возник господин с белыми, как снег, волосами.
   — Не к нам конкретно, — поправилась Анастасия. — А к нам — в город.
   — Может быть, все не так страшно? Образуется, так сказать. — Викентий Викентьевич покосился на дверь, шум за которой ничуть не стихал, а напротив, усиливался.
   — Мы сделаем вид, что нас это не касается, — задумчиво проговорила Анастасия.
   — Как будет угодно, сударыня. — Вновь не без изящества поклонился коротышка. — Решение зависит исключительно от вас.
   Анастасия повернулась, чтобы вернуться к себе, но вдруг остановилась.
   — Послушай, киса, Барсик, а почему ты не называешь меня королевой?
   — Простите, сударыня, почему-то не могу.
   — Не тяну, значит, на королеву?
   — Сударыня, вы же знаете, как я вам предан!
   — Но встречать Фарна на вокзал не поедешь, ведь так?
   — Шайтаниров пойдет, ему такие поручения по душе. А меня увольте, я человек умственного труда.
   Вновь в комнате что-то грохнуло, а следом раздался истошный визг. Барсик вздрогнул всем телом и сделал попытку ретироваться за дверь.