Хремил, увенчанный лавровым венком, и его раб Карион, тоже с венком на голове, идут за слепым стариком в лохмотьях. У Кариона в руках корзина с остатками жертвенного угощения.
Карион (приостанавливается)
О Зевс, о боги! Что за наказание Принадлежать хозяину безумному! Пусть раб дает советы превосходные, Да господин их не желает слушаться, – Терпи, слуга, за это неприятности! Ведь раб владеть не смеет телом собственным, Кто нас купил, тому мы богом вверены. Что так, то так. Но все же бога Локсия,[1] С треножника златого говорящего, Упреком упрекаю справедливым: он, Целитель и пророк, как слышно, опытный, Дал от себя уйти чуть не в безумии Хозяину. Ведь вот он за слепым идет, А должен был бы за собой вести его, Ведь зрячие всегда поводыри слепых! А этот – сзади сам идет и мне велит. И ни словца в ответ мне не прохрюкает!
(Хремил грозит ему.)
Так нет же вот, молчать теперь не стану я, О господин, и если не ответишь мне, Зачем идем за ним – беды наделаю! Ведь не прибьешь меня: венок – защита мне![2]
Хремил
Коль станешь досаждать, то отниму венок. Заплачешь ты тогда!
Карион
Все вздор, и от тебя Не отвяжусь, пока не объяснишь: кто он?
(Указывает на слепого, который присел на камень в отдалении.)
Узнать хочу, тебе ж добра желаючи.
Хремил (останавливаясь)
Ну, так и быть, скажу. Из всех рабов моих Я ведь тебя считаю за сквернейшего.
(Помолчав.)
Благочестив и справедлив я был всегда, Но был и беден и несчастлив…
Карион
Знаю я!
Хремил
Кто ж богател? Безбожники, ораторы, Доносчики и негодяи.
Карион
Правильно!
Хремил
И вот пошел спросить я у оракула, Не о себе, несчастном неудачнике, – Ведь стрел в колчане жизни не осталося, – Спросить о сыне о моем единственном: Не лучше ли ему вступить на новый путь, Не лучше ль стать мошенником, обманщиком? Полезны в жизни, вижу, эти качества.
