В послеобеденный час они сидели в беседке — смотрели на озеро в низких берегах, широко раскинувшее свои заливы, на острова, старые деревья в парке, на отдыхающих.
   Люди двигались двумя потоками: один, торопливый, стремился к ресторану, другой, неспешный, медленно растекался в поисках свободных скамеек в тени. Было жарко.
   В беседке изредка обменивались ленивыми фразами.
   — Какая прелесть наше озеро, — сказала полная блондинка, розовая от свежего загара.
   — Ничего озерцо, ничего Ярве, — ответил плотный рыжеватый мужчина в распахнутой рубашке.
   Профессор Дюжин не любил чувствительной восторженности в своей молодой супруге. Подсмеиваясь, он называл ее порой «Дюшечкой» или «Дюшенькой», что выводил из их фамилии, памятуя рассказ Чехова.
   К природе профессор относился как к фактору, способствующему оздоровлению, но по сторонам смотреть не хотел. Все предобеденное время он отдавал преферансу вместе с другими любителями сидеть спиной к озеру.
   — Рыбы в этом озере маловато, — сказал дочерна прокаленный солнцем мужчина помоложе.
   — У дальнего берега есть, с лодки можно удить, — отозвалась его жена.
   Московские доценты по фамилии Рыбак были удивительно похожи. Оба сухие, прямые, чернявые. Оба в одинаковых шортах, теннисках, кедах. И даже подстрижены одинаково. Они удили рыбу то в одном, то в другом озере и знали о водоемах, окружавших маленький эстонский городок, больше, чем его жители. Добыча рыбаков вялилась, сушилась во дворе дома, где снимали комнаты обе четы, а также использовалась для коллективных ужинов.
   — Не вижу ничего интересного, — вздохнул молодой человек, опутанный ремнями фотоаппарата, полевой сумки и бинокля, через который он наблюдал за противоположной стороной узкого залива в поисках фотодобычи.
   Фотограф был аспирантом Рыбачки и приехал сюда отдыхать по ее совету. Она стесняла его — опекой, а также шортами, открывающими чересчур прямые волосатые ноги. Легко и просто было Игорю с Дюшенькой, но мечтал он о встрече с молодой девушкой. Может, такой, какая сидит здесь в беседке в углу, согнувшись над книгой. Он еще не успел ее разглядеть, но по тонкой шее и худым смуглым рукам видел, что она совсем молоденькая.
   Однако, поглядывая искоса на девушку, он не опускал бинокля.
   — Ого, на горизонте небесное явление! — воскликнул аспирант.
   Все оживились, задвигались — где, что, покажите…
   Оторвалась от книжки и девушка. Откинула темные волосы, оглядела всех строгими глазами — ей мешали читать, — потом взглянула, куда указывал этот аккуратный и, пожалуй, красивый парень.
   По дорожке, вдоль берега, медленно двигалась высокая худая женщина в белом, чуть не до земли, платье. Вытянув руку, она несла торжественно, словно хоругвь или знамя, черный раскрытый зонт. Он плыл перед ней не прикрывая от солнца головы, а на голове кусок белой вуали, концы которой спускаются по спине.
   Теперь биноклем завладела Дюшенька, и Рыбачка тоже нетерпеливо протягивала руку.
   — Бедняжка, как ее жаль, сразу видно, что она душевнобольная.
   — У нее чудовищно нелепый вид, она ступает, словно циркачка на канате, — заметил Игорь.
   — Не смейтесь над несчастной, — остановила его Дюшенька.
   Рыбачка, рассмотрев женщину, подтвердила: она действйтельно психическая больная, изредка появляется в парке в своем странном наряде, из-за которого ее называют «невестой».
   — А по-вашему, милые дамы, длинное платье и черный зонт доказательство сумасшествия? — посмеялся Дюжин.
   — Но ты не видишь, какой это зонт, — испуганно округлила глаза Дюшенька: — Он же обшит белым кружевом! Вероятно, бедняжка потеряла на войне жениха, поэтому и прозвали ее так.
   — Милая моя, не будем ничего придумывать. Прелесть жизни в том, чтобы наслаждаться реальными ее ценностями.
   И профессор поцеловал руку жены.
   Дюшенька опять взялась за бинокль. Почему душевнобольные так притягивают наше внимание? Мы хотим заглянуть в их темный мир и жаждем и боимся неведомого.
   — Где же она? Не вижу!
   Женщина в белом действительно исчезла. Напрасно целились биноклем в тот берег и Рыбачка и Дюжин. Женщина пропала, словно призрак, так же внезапно, как появилась, будто улетела, поднятая своим странным зонтом ввысь.
   Аспирант-фотограф, уступив бинокль, отошел от своей компании. Легко отклонив в сторону книгу, которую читала девушка, он спросил вполголоса, мягко: «Детектив?»
   — Детектив! — ответила она сердито, повернула книгу и приоткрыла титульный лист.
   — «Преступление и наказание», — прочитал он и улыбнулся. — Ничего не скажешь — детектив. Один из самых интересных…
   — Вы читали или только в кино?
   — Вот вы какая…
   — Какая?
   — Злючка-колючка. Вы-то сами до кино читали?
   — Честно — нет. Начинала и не смогла. А сейчас не могу оторваться.
   — Выросли. Вы студентка?
   — А вы?
   После тихой беседы Игорь повернулся к своей компании.
   — Разрешите вас познакомить — Ира.
   — Очень приятно. — Дюжин привстал и снисходительно оглядел девушку. «Хорошенькая, личико узковато, носик островат, но ничего. Ножки длинные. Милая девушка».