АЛБЕРТ БЭЛ
   СОЛЬ
   Он вышел на перрон Рижского вокзала, его черное пальто было застегнуто на все пуговицы до самого подбородка, и оттого черты лица казались мелкими, почти детскими. Под глазами, небольшими, серыми, усталость наложила синеватые тени. Механик завода "Компрессор" жил в районе новостроек, но в этот вечер, после нелегкого рабочего дня, ему захотелось съездить в Саласпилс Ветер кружил на перроне снег. В двадцать три пятьдесят электричка тронулась в путь. Городские огни бежали по обе стороны полотна.
   Еще на вокзале, пока покупал билет, пока шел по тоннелю, поднимался по лестнице, механик чувствовал какую-то пустоту, наверное, от тоски и расстояния Но электричка быстро съедала километры. Вначале механик сидел на скамейке ссутулившись, но чем дальше тем больше выпрямлялся. Дорога сжималась, вливалась в него, совсем как горючее в оскудевшую лампу Была среда второй недели марта, назавтра предстояло вернуться в Ригу и опять на работу. Механик смотрел, как вслед за поездом по заснеженному простору бежали четырехугольные отсветы окон, и пытался разобраться, почему на этот раз он едет в гости в столь необычное время.
   "Я устал, устал", - думал он. Стучали колеса под сиденьем: устал, стал, устал, стал!
   "Я, конечно, тут же засну, она будет мучиться, с чего это вдруг я свалился, как снег на голову. Завтра встанет, не выспавшись, а у нее ведь тоже работа, впрочем не это главное, главное другое, другое, другое".
   Механику казалось, что вместе со снежной пылью мимо проносится это главное, а он мчится дальше. Так что же все-таки главное? На это механик пока еще не мог ответить, но уже было ясно: в его непредвиденную поездку закралось что-то неприятное.
   Электричка остановилась на станции Саласпилс. Механик сошел с поезда и долго стоял на платформе. Было холодно, а тут - рукой подать - в каких-нибудь двухстах метрах чернел домик, светилось окно - подойди, постучи, и будет тепло, и ужин, и ласка, и сон, и прочее.
   Механик вспомнил зимние воскресные дни, когда он, гладко выбритый, отоспавшийся, в красивом спортивном костюме и с лыжами на плече выходил на платформу этой станции. Его любимая была учительницей, к тому же отменная лыжница. Белый снег! Она так любила снег.
   Теперь механик стоял продрогший, с синеватыми тенями под глазами. Он знал, что его руки еще пахнут смазкой, что лицо отмыто не дочиста, что рубашка на нем серая и что в воротнике засели металлические стружки.
   Но не это было главное.
   "Воскресный день! - думал механик. - Наша любовь была праздником, воскресным днем, а я хочу превратить ее в обыденность, в будни. Нет, пускай остается праздником!"
   Механик вдруг понял главное. Ему хотелось быть красивым лыжником среди белого снега, ведь он полагал, его любят только за то, что он лихо спускается с гор и, не моргнув глазом, делает отчаянные повороты.
   И он обманул любовь, убедив себя, что праздник нельзя превращать в будни.
   Он не зашел, не постучал.
   Он сел в электричку и вернулся в Ригу.
   И довольно об этом.
   Она же тем временем сидела за столом. Настольная лампа под голубым абажуром. Рядом со стопкой проверенных тетрадей дымилась чашка с ароматным чаем.
   На тарелке лежали бутерброды.
   Она сидела и смотрела на бутерброды. Маслу не хватало чуточку соли. И уж так получилось, что на кухне не нашлось ни щепотки соли. А к хлебу без соли не лежала душа.
   Далеко-далеко просвистела последняя электричка.