Однажды старушке Марии Магдалине страсть как захотелось молока. Грустит она у окошка, глядь — идет мимо козье стадо, и звучит в ясном утреннем воздухе перезвон бубенчиков.
   — Добрый козопас, — просит она, — налил бы ты мне немного молочка.
   Вспенилось парное молоко в миске, а чтобы в него пыль не садилась и оно дух не потеряло, убрала его старушка в ларчик. Пока суд да дело, озарились крыши, зазвонил колокол. Оделась она и пошла к заутрене. А там на главном алтаре в корзине с нарциссами, лилиями и анемонами спал Младенец Иисус. Но король Фридрих о том дознался, пришел с пышной свитой князей да баронов, с солдатами, вооруженными до зубов, ищет его.
   — За Младенцем пришел? — спрашивают короля. — Он спит себе преспокойно в церкви.
   — Ах, поп, ах, предатель! — закричал Фридрих. — А мы-то гоняемся за этим Иисусом по горам и долам.
   Церковь окружили, тихо ударил колокол. Священник, хоть и носил темную сутану, как все попы, но душой чист был.
   — Беги, сын мой, — говорит он Иисусу, — другого выхода нет.
   Но тот горазд был на выдумки, и пришло ему в голову устроить в церкви переполох.
   — О отец мой, Бог Морокун, сын Аллаха, — говорит он. — Сделай так, чтобы я превратился в мышь.
   И тут же стал мышонком с серебряным хвостиком и смышлеными глазками.
   — Мышь! Мышь! — кричит народ, на коленях молящийся Богу и утренней богине Авроре.
   Что тут началось! Ясное дело, Иисуса не нашли.
   — Ваше Величество, — докладывают солдаты, — все королевство в панике.
   Корзина с нарциссами как стояла на алтаре, так и стоит, а Иисуса нигде нет. Спрятался мышонок Иисус в доме Марии Магдалины, а поскольку был он голоден, то выпил молоко да и улегся спать прямо в миске. Старушка воротилась, открывает ларчик и видит: миска пустая, а в ней мышь спит. Что за напасть! Позеленела она от злости, хвать мышонка — и оторвала ему хвост. Иисус-мышонок проснулся от страшной боли, кинулся бежать, вместо хвоста тянется за ним след кровавый. Гоняется старушка за мышонком по всему дому, а он от нее. Со стола на стул, со стула на комод, с комода на кровать, с кровати на окно, залитое солнцем, с окна на крышу — поди его достань. А Иисус уж и сам себя мышонком считает, жалко ему хвоста.
   — Добрая Мария Магдалина, — плачет он, — отдай мне хвост.
   А ту голод мучает, да и откуда ей знать, что мышонок — это Иисус?
   — Ладно, — смилостивилась она наконец, — принесешь молока — отдам тебе хвост.
   Слез мышонок с крыши, отправился на поиски. Приходит на луг, видит — овечка притомилась от жары, отдыхает.
   — Овечка, овечка, дай мне немного молока.
   — Принеси травы, тогда дам.
   Бродит мышонок по лугам — все луга солнцем выжжены, пришел в дремотный сад, растущий на камнях.
   — Сад, а сад, дай мне немного травы, я отнесу траву овце, овца даст молока, молоко я отнесу старушке Марии, Мария вернет мне хвост.
   — Где ж я тебе ее возьму? Разве не видишь, что вокруг голые камни? Мне бы воды, жажда замучила.
   Мышонок снова в путь: пробежал под тенистой оливой, перебрался через холм, пролез сквозь колючие заросли, вышел к ручью.
   — Ручей-ручеек, дай, пожалуйста, воды. Водой я напою сад, в саду вырастет трава, траву я отнесу овце, овца даст мне молока.
   Отвечает ручей с грустью:
   — Как же я дам тебе воды, если туча не дает мне дождя?
   Мышонку и передохнуть некогда: бежит он через засохшие леса, через выжженные луга, прибегает к тихому морю.
   — Молю тебя, море, сделай так, чтобы из твоих глубин родилась туча! Туча прольет дождь, наполнит ручей, ручей даст воды, водой я полью сад, сад зацветет, зазеленеет, даст мне травы, траву я отнесу овце, овца даст молока для старушки Марии Магдалины, которая оторвала мне хвост.
   Но морю хотелось спать. Нежной и сонной была морская равнина, лишь мелкая зыбь ходила по ней, плавно переливаясь.
   — Ох, мышонок, только тебя мне не хватало!
   — Так я же Младенец Иисус.
   — Ты Иисус? Что-то не верится.
   Сжалилось, однако, море и — ох! — выдохнуло из себя струйку воздуха, до того тоненькую, что только зоркий глаз дельфина заметил. Так появилась тучка, поплыла в небо, покачивается, посверкивает, сверху на море глядит, как оно свои волны на берег катит, о дожде и не думает.
   — Тучка-облачко, облачко-тучка, помоги, — просит мышонок. — Худо мне без хвоста.
   Потянулась туча, зевнула и говорит:
   — Так и быть.
   Закружилась она играючи, завихрилась — пошел из нее дождь, наполнил ручей. Зачерпнул мышонок воды в кувшин, отнес в сад, полил каменистую землю, трава выросла.
   — Сад, родимый, дай мне травы!
   Дал сад травы, отнес мышонок траву овце, овца обрадовалась, дала молока, мышонок взял молоко и бегом к старушке, та перестала горевать, расцвела как роза, получил мышонок свой хвост.
   Мчится он к нашему деревенскому кузнецу Марио Муссо.
   — Приклепай мне хвост. Его оторвала старушка, у которой я выпил молоко.
   — Ладно, только уговор: не ешь моего кота, у него глаза горят как уголья, зимой меня греют.