На воротах красивого старого дома в Пало-Альто было написано: «Владения амазонок». Вывеска сразу бросалась в глаза, очевидно, это соответствовало намерениям хозяйки дома. О ней я тоже кое-что уже знал. Ланетта Холмс, как мне сказали, являлась наследницей скромного состояния и бесстрашной основательницей союза «Гневных амазонок» – весьма энергичного общества, борющегося за равноправие женщин.
   Над высокой каменной оградой, окружающей владения, проходила колючая проволока. Рядом с массивными железными воротами была табличка поскромнее: «Прошу звонить», а недалеко от нее я обнаружил медную проволоку звонка. Решительно дернув за нее, я почему-то вообразил себя маклером, намеревающимся продать холодильник фирме «Дженерал электрик».
   – Кто там? – неожиданно раздался сухой женский голос, усиленный репродуктором.
   – Это студентка-заочница, – ответил я искусственным сопрано. – Зарабатываю на хлеб продажей газет и журналов. Не хотите ли подписаться на «Плейбой»?
   Словно в подтверждение моих опасений, что амазонки – чересчур строгие дамы, в репродукторе пропали даже хрипы – меня не желали слушать. Сначала, собираясь в этот дом, я хотел вообще сказать Ланетте Холмс, чтобы она обратилась к женщине-адвокату. Но потом подумал, что, отказавшись от дела, начну себя корить за проявленную слабость. Да и где она найдет женщину-адвоката с такой квалификацией, как у меня? Ко всему прочему очень хотелось узнать, зачем понадобилась «Гневным амазонкам» юридическая помощь.
   Я дернул медную проволочку еще раз.
   – Это все еще вы? – спросил тот же голос.
   – Совершенно верно, – ответил я басом.
   – О! Какие в вас перемены!
   – Я просто пошутил, и никаких газет не продаю…
   – А что вы продаете?
   – Ничего, я – адвокат, и…
   – Вас зовут Рэндол Робертс?
   – Да. Если хотите удостовериться, я предъявлю документ – мне известно, что далеко не всякий мужчина может войти за эти ворота.
   – Мне кажется, – холодно заметил репродуктор, – вы слишком молоды, чтобы быть адвокатом. Однако рискну.
   – Благодарю за доверие, – буркнул я, ожидая, что вслед за этим ворота откроются, но не тут-то было.
   В репродукторе послышалось предупреждение:
   – Хозяйка дома давно ждет вас, но боюсь, Либби придется не по душе ваш юмор.
   – Тогда, может быть, ей понравятся другие мои мужские достоинства? – я усмехнулся.
   – Их вам вообще лучше оставить за воротами! – отрезала невидимая собеседница. – Когда будете возвращаться – подберете!
   После этих слов раздался металлический лязг и передо мной открылся путь в таинственные владения. Я вошел, за спиной снова щелкнул замок и звук показался мне зловещим в этой полной, невообразимой тишине, господствовавшей за стеной – даже птицы не пели там! Я оказался в довольно запущенном, но очень обширном поместье и это производило впечатление. Да и кто теперь обращает внимание на то, хорошо ли выбриты газоны, когда растет тенденция и на мужчин-то не обращать внимания.
   Белый дом с колоннами и порталом был украшен гипсовыми ангелочками, порхающими между окон. У крыльца стоял автомобиль, и в его кузове я обнаружил Венеру без головы, почему-то подумав, что это – оскверненный труп, превратившийся в камень.
   Под ногами скрипел гравий. Я обогнул грузовик, и, поднимаясь по ступеням, заметил за домом деревья, чьи набухшие почки напомнили о приближающемся лете.
   На пороге меня уже поджидала маленькая златовласая женщина.
   – Мистер Робертс? – спросила она без улыбки.
   – Вы спутали меня с кем-то. Я – продавец газет.
   – Мне тоже не нравятся ваши шутки, мистер Робертс. Вы что, действительно лучший адвокат в Сан-Франциско?
   – Кто вам это сказал? – спросил я, не выказав удивления.
   – Гм, наверное какой-нибудь противник нашего движения, – она скептически осмотрела меня. – Впрочем, мы уже привыкли к злобным выходкам некоторых мужчин, постоянно находясь под обстрелом этих господ!
   – Я всегда полагал, что пьедестал господства следует занимать женщинам, – сказал я с галантной улыбкой.
   – Конечно! – взгляд зеленых глаз метнулся к грузовичку. – Чтобы взирать на нас всегда, как на объект наслаждения! Как на бесправного идола, с которым можно делать все, что угодно, задобрив его подарками! Но кому понравится долго быть вашим идолом? Лично я предпочитаю оставаться живым человеком, способным свободно дышать, чувствовать…
   – Ну-ка, вздохните еще разок, и поглубже, если можно, – попросил я, глядя на ее грудь.
   Под тонким пуловером не было лифчика, но чудесные формы упругой груди доказывали, что не нуждаются в нем. Ткань не препятствовала сиянию ее кожи, и я с наслаждением предался созерцанию, которому не мешал даже значок: рука с обнаженным клинком.
   – Что с вами? – презрительно спросила она. – Вы начитались «Плейбоя» или похотливы от рождения?
   – Ничего подобного. Просто я мужчина, – ответил я скромно.
   – Ну, это еще можно простить! – усмехнулась златовласка.
   Блеск зеленых глаз, сопроводивший реплику, подсказал, что «простить» – не совсем то слово, которое она хотела употребить, но я не настаивал на разъяснениях. Передо мной стояла представительница общества, которое борется против диктатуры мужчин, и все же я был уверен, что в другом месте и в другой час мне удастся убедить ее в своем искреннем восхищении.