Я выглянул с палубы парома «Дан-Лэри» и увидел Ирландию.
   Земля была зеленая.
   Не просто заурядно зеленая, а всех тонов и оттенков. Даже тени были зеленые и блики, игравшие на причале Дан-Лэри и на лицах таможенных инспекторов. Я погрузился в зелень. Я — молодой американец, мне только что стукнуло тридцать, страдаю двумя видами депрессии, тащу пишущую машинку и больше ничего особенного.
   Узрев свет, траву, холмы, тени, я воскликнул:
   — Зеленая! Как на рекламных плакатах. Ирландия — зеленая. Чтоб я сдох! Зеленая!
   Молния! Гром! Солнце скрылось. Зелень исчезла. Огромное небо занавесили дожди. Я опешил, чувствуя, как улыбка сползает с моего лица. Седой, заросший щетиной таможенник подал мне знак.
   — Сюда! Таможенный досмотр!
   — Куда она подевалась? — жалобно сказал я. — Зелень! Она же только что была! А теперь…
   — Зелень, говорите?
   Инспектор посмотрел на свои часы.
   — Она появится, когда выглянет солнце! — заявил он.
   — И когда же это произойдет?
   Старик перелистал таможенный свод.
   — В этих чертовых инструкциях ничего не сказано, когда и где выйдет солнце и выйдет ли оно в Ирландии вообще!
   Он воспользовался своим носом вместо указки.
   — Вот там есть церковь, поинтересуйтесь у них!
   — Я пробуду здесь шесть месяцев. Может…
   — …вы снова увидите солнце и зелень? Есть такая вероятность. Но в двадцать восьмом году дождь лил двести дней. В тот год у нас уродилось грибов больше, чем детей.
   — Это факт?
   — Нет, слухи. Но в Ирландии ничего другого и не надо, кто-то услышал, кто-то сказал, и дело сделано! Это весь ваш багаж?
   Я предъявил свою пишущую машинку и худющий чемодан.
   — Путешествую налегке. Все получилось так быстро. Основной багаж прибудет на той неделе.
   — Это ваш первый приезд в Ирландию?
   — Нет. Я бывал здесь, тогда еще бедный и непечатанный, прибыл на сухогрузе в тридцать девятом, восемнадцати лет от роду.
   — Что привело вас в Ирландию? — Инспектор послюнявил свой карандаш и сделал запись.
   — Безумие, — ляпнул я.
   Его карандаш запнулся, он поднял на меня глаза:
   — Для начала просто великолепно. Но что вы хотите этим сказать?
   — Сумасшествие.
   Довольный, он подался вперед, сгорая от нетерпения.
   — И какого характера? — вежливо осведомился он.
   — Разновидностей две. Литературная и психологическая. Я здесь для того, чтобы освежевать и выпотрошить Белого Кита.
   — Освежевать, — записал он. — Выпотрошить Белого Кита. Это, стало быть, Моби Дик?
   — А вы читаете книжки! — воскликнул я, вытащив из-под мышки эту самую книгу.
   — Когда есть настроение. — Он подчеркнул записанное. — Чудовище проживает у нас в доме лет двадцать. Я вступал с ним в единоборство дважды. Оно слишком тяжеловесное, и объемом, и авторским замыслом.
   — Да, — согласился я. — Я брался за него десять раз, пока месяц назад меня на это дело не завербовала киностудия. Теперь я должен с ним покончить раз и навсегда.
   Инспектор кивнул, снял с меня мерки и провозгласил:
   — Итак, вы прибыли писать сценарий! В Ирландии есть только один киношник. Как его? Высоченный, с таким помятым обезьяньим лицом, красиво говорил. Сказал: «Больше никогда». Сел на паром, чтобы испытать на себе Ирландское море. Испытал. Изрыгнул из себя обед с завтраком. Как побледнел! Едва удерживал под мышкой Китовую книгу. «Больше никогда!» — кричал. А ты, парень, сможешь одолеть эту книгу?
   — А вы разве не одолели?
   — Кит здесь не пришвартовывался. С литературой понятно. А как насчет чего-то там психологического, как вы изволили упомянуть? Вы прибыли понаблюдать, как католики напропалую врут, а унитаристы обнажают грудь?
   — Нет, нет, — поспешил я его заверить, вспоминая мой прошлый приезд сюда, когда стояла жуткая погода. — Между делом, пока я буду заниматься Китом, я собираюсь изучать ирландцев.
   — Это и Господу Богу оказалось не под силу. Вам ли с Ним тягаться? Не стоит и пробовать! — Он поднял свой карандаш.
   — Ну… — сказал я, натягивая на голову черный мешок, завязывая петлю на шее и нажимая на рычаг, чтобы провалиться в люк. — Простите, но это единственный берег в мире, где я мечтаю высадиться. Такой таинственный. Ребенком, когда я проходил по ирландскому кварталу на окраине города, ирландцы колошматили меня. А когда они появлялись в нашем квартале, мы колошматили их. Целых полжизни я ломал голову, зачем мы это делали. Я вырос обескураженным…
   — Обескуражен? И это все? — вскричал инспектор.
   — Да, обескуражен ирландцами. Я не столько испытываю неприязнь, сколько мучусь своим прошлым. Ни ирландский виски, ни ирландские теноры меня не интересуют. Ирландский кофе тоже мне не по нутру. Можно долго перечислять. Я жил с этими жуткими предрассудками и должен от них избавиться. И так как киностудия назначила меня выслеживать Кита в Ирландии, я подумал: Боже мой, я смогу сравнить действительность со своими предубеждениями. Я должен навсегда извести этого призрака. Можно сказать: «Я говорю неубедительно», «Я пришел увидеть ирландцев».