— Юг, — сказал командир корабля.
   — Но, — возразила команда, — здесь, в космосе, нет никаких стран света!
   — Когда летишь навстречу солнцу, — ответил командир, — и все становится жарким, желтым, полным истомы, есть только один курс. — Он закрыл глаза, представляя себе далекий пылающий остров в космосе, и мягко выдохнул. — Юг.
   Медленно кивнул и повторил:
   — Юг.
   Ракета называлась «Копа де Оро», но у нее было еще два имени: «Прометей» и «Икар». Она в самом деле летела к ослепительному полуденному солнцу. С каким воодушевлением грузили они в отсеки две тысячи бутылок кисловатого лимонада и тысячу бутылок пива с блестящими пробками, собираясь в путь туда, где ожидала эта исполинская Сахара!
   Сейчас, летя навстречу кипящему шару, они вспоминали стихи и цитаты.
   — «Золотые яблоки Солнца»?
   — Йетс!
   — «Не бойся солнечного жара»?
   — Шекспир, конечно!
   — «Чаша золота»? Стейнбек. «Кувшин золота»? Стефенс. А помните — горшок золота у подножья радуги?! Черт возьми, вот название для нашей орбиты:
   «Радуга»!
   — Температура?…
   — Четыреста градусов Цельсия!
   Командир смотрел в черный провал большого круглого окна. Вот оно. Солнце! Одна сокровенная мысль всецело владела умом командира: долететь, коснуться Солнца и навсегда унести частицу его тела.
   Космический корабль воплощал строгую изысканность и хладный, скупой расчет. В переходах, покрытых льдом и молочно-белым инеем, царил аммиачный мороз, бушевали снежные вихри. Малейшая искра из могучего очага, пылающего в космосе, малейшее дыхание огня, способное просочиться сквозь жесткий корпус, встретили бы концентрированную зиму, точно здесь притаились все самые лютые февральские морозы.
   В арктической тишине прозвучал голос аудиотермометра:
   — Температура восемьсот градусов!
   «Падаем, — подумал командир, — падаем, подобно снежинке, в жаркое лоно июня, знойного июля, в душное пекло августа…»
   — Тысяча двести градусов Цельсия.
   Под снегом стонали моторы: охлаждающие жидкости со скоростью пятнадцать тысяч километров в час струились по белым змеям трубопроводов.
   — Тысяча шестьсот градусов Цельсия. Полдень. Лето. Июль.
   — Две тысячи градусов!
   И вот командир корабля спокойно (за этим спокойствием — миллионы километров пути) сказал долгожданное:
   — Сейчас коснемся Солнца.
   Глаза членов команды сверкнули, как расплавленное золото.