Янка Брыль
   (Иван Антонович)
   В семье
   Из воспоминаний
   моего ровесника
   Перевод с белорусского А.Островского
   Янка Брыль - видный белорусский писатель, автор многих сборников повестей и рассказов, заслуженно пользующихся большой любовью советских читателей. Его произведения издавались на русском языке, на языках народов СССР и за рубежом.
   В сборник "Повести" включены лучшие из произведений, написанных автором в разные годы: "Сиротский хлеб", "В семье", "В Заболотье светает", "На Быстрянке", "Смятение", "Нижние Байдуны".
   Художественно ярко, с большой любовью к людям рассказывает автор о прошлом и настоящем белорусского народа, о самоотверженной борьбе коммунистов-подпольщиков Западной Белоруссии в буржуазной Польше, о немеркнущих подвигах белорусских партизан в годы Великой Отечественной войны, о восстановлении разрушенного хозяйства Белоруссии в послевоенные годы.
   1
   На серую промерзшую землю беззвучно и густо падает первый снег. Это видно сквозь наши маленькие, по старинке, окна.
   Отец возвратился из местечка после полудня и, как был, в снегу, вошел, согнувшись в дверях, из сеней.
   - Ах, моя долечка! Отряхнись! - встретила его мать.
   А он смеется:
   - Погоди, детям покажусь.
   - Вот тоже умник! Нинка и так больная, а ты...
   Отец вернулся в сени, стряхнул снег с кожуха, с шапки, с усов и снова вошел в хату.
   - А что с ней? - спросил. - Что с тобой, Нина? Иди сюда.
   - Подожди, ты с холода! Нинка, не ходи!
   - Да что с ней такое?
   - Что? Кто ее знает! Головка, говорит, болит с утра и глаза как в тумане. За доктором надо.
   - Ну, так уж сразу! Что с ней, мама?
   Бабушка остановила самопрялку.
   - Простудилась. Набегалась вчера, когда яблоньки укутывали. Много ли ей надо.
   - Ну, я уже теплый. Иди, брат, сюда.
   Нина - грустная, тихая - подошла.
   - Что ж это ты? - спросил отец, взяв ее за подбородок. - Вон уже снега сколько навалило, я санки с чердака сниму, а ты хворать! Голова болит? И в груди? Ну ничего, не бойся. Тебя баба полечит.
   - Я не хочу, тата, доктора, ты не езди. А то как приедет, так я и буду больная...
   - Верно, дочка. И не поеду.
   - Тебе что? - запричитала мать. - Разве у тебя болит! Ты ей голову не задуривай, да и сам не дури, а поезжай.
   Отец поморщился:
   - Ну чего ты?.. Ведь я ж сказал, что не поеду. Что у тебя за любовь к детям - дикая какая-то! Паришь, паришь их во всяких тряпках, а потом чуть на холод - уже и готово. Из-за простуды столько шуму. На это и мама - доктор. Ты, Нина, не плачь, тебя баба полечит. Полежишь немножко, банки поставим...
   - Не хочу банки, тата, я не больная. А то как лягу, так и помру, старая буду-у...
   - А как же, - остановила бабушка прялку, - не хочешь банок, так и помрешь, непоседа ты. Вон пускай мать принесет меду от бабы, да малины заварим. Напьешься себе, как пани, а тогда хоть и банки...
   - Не хочу банки, сказала! - топнула валенком Нинка. А сама уже плачет.
   - Не топай ты, заморыш! Научилась, как коза! Толика разбудишь.
   Толик спит в люльке, за ширмой.
   - Ну, тихо, глупенькая, чего ты, - утешает бабушка, - не плачь. Отец с матерью тоже расходились: у одного дикая любовь, у другого - не дикая. Не плачь.
   Мать подала отцу обедать.
   - Так, значит, Маня, мир, - сказал он, садясь за стол, - и сделаем так, как говорит бабка: лучше не придумаешь.
   И успокоенная мать, не дождавшись, пока перестанет идти снег, накинула большой платок и отправилась в Сосновичи за медом.
   ...Бабушка развязывает баночку с медом, а Нина с вожделением поглядывает на нее.
   И только старуха развязала нитку и сняла бумажку - Нина лизнула ее и радостно:
   - Бабка, лизни!
   - Да облизывай уж сама...
   Но пришлось все-таки лизнуть бумажку, а то ведь Нина не отвяжется. Лизнула бабушка и зачмокала:
   - Ну и шик-смак! Комарова сыть, медвежья сила. Ну, на, лижи... Скорее бы отец ульи покупал.
   Нина лизнула раз и еще раз, как лисонька, и говорит:
   - Буду пить с малиной или с горячим молоком и поправлюсь, бабка, правда?
   - А как же!
   - Когда поправлюсь? Когда будет досюда или досюда? - показывает Нина пальцем на баночке.
   - "Досюда-дотуда"... Ты вот все выпивай, да пускай мама еще принесет, во...
   - Думаете, много у них там меду... - начала мать.
   Но старуха ее перебила:
   - Не помогала бы ты хворому стонать. Не верь батьке: пасечники все скупые. Кабы ту беду встряхнуть хорошенько, так, верно, целая кадушка меду нашлась бы.
   - Бабка, на еще!
   - Перекрестись, коток, все твое лекарство распробуем. Вон кому дай. Уже выспался?
   Это она Толику. Он проснулся в люльке за ширмой и сразу же, как всегда, заплакал.
   - Ну что, ну что, мой мальчик?
   - Дай ему, мамка, меду - замолчит.
   Мать берет Толика на руки, а бабушка зачерпнула ложечку меду - и ему в рот.
   - Кушай, не плачь. А-ах! Еще? На еще, а то забыл уже, каков он, тот мед, - как собака или как кот. Слезы в горошину. Никогда не встанешь без музыки.
   - А что это, бабка, "как кот"? - спрашивает Нина.
   - А это, видишь, один вдовец оженился и взял себе молодую жену. И были у него пчелы. Мачеха сама мед крадет, а на ребят наговаривает. А отец их, как дурень, лупит. Однажды побил он малых, вышел за дверь и слышит: "А какой он, Манька, тот мед - как собака, или как кот?" - спрашивает, плача, хлопчик. А девчинка, старшая, говорит: "Н-нет, Коля, я видела - он как решето. Когда тата из улья вынимал". Так отец давай мачеху бить. "Ах ты, говорит, негодница!"