Страшен был год 2005-й, но год 2006-й был ещё страшнее. Зимою падал снег, белый и пушистый, словно гвардия; летом землю нагревало солнце. Словно чёрные вороны, темнели на улицах вывески на ужасном малороссийском наречии — «мове». Но семья Деникиных словно бы и не замечала этого. Преданные своему горю, Деникины хранили молчание. А кручинить было чему.
   Вот уже 15 неполных лет город Харьков был отрезан от России, осквернён, привинчен к так называемой «Украине». 15 лет Деникиных не пускали в Москву. И 15 лет слышался отовсюду стон и плач русскоязычных людей.
   Тучи сгустились над головой внезапно. Однажды весенним днём, когда природа пробуждается, а деревья на улице Ленина покрываются листьями, профессора Ивана Деникина выгнали из университета. Кафедру научного коммунизма, где долгие годы преподавал он, расформировали. Вместо привычной ему истории КПСС появился чудовищный предмет — «украинознавство». Малороссия погружалась в варварство.
   Деникины стойко перенесли удар. Но впереди их ждало нечто более страшное. Однажды утром, проходя по площади Дзержинского, профессор заметил незамысловатую табличку с невероятной надписью: «майдан Свободи». Неужели переименовали? Но нет, не может быть! Это же Дзержинский! Он знал по опыту, что для малороссов нет ничего святого. Но это, это… Весь день Ивана било лихорадкой. К вечеру он слёг. Даром жена Елена ставила ему водочные компрессы — профессор так и не вышел из оцепенения. Лишь ценой огромных усилий заставлял он себя говорить и даже писать.
   Однажды вечером Елена вновь пришла в его спальню.
   — Я ухожу, — тихо сказала она. — Так надо…
   Деникин понял без слов.
   — Куда? — спросил он тем не менее.
   — К нашим, — вырвалось у неё. — Ты помнишь?
   О, он помнил! Он очень хорошо помнил! Это Елена надоумила его в 1991 году проголосовать за новый союзный договор (будто старый был плох!). И та же Елена в 1994 голосовала за Кучму, который, будто бы, клялся собрать воедино раздробленные НАТО русскоязычные земли. Елена же отговорила его бежать в Москву, когда ещё туда выпускали…
   — По шпалам? — только и спросил он.
   — Да. — её губы скривились, словно от боли. — А там и по буеракам.
   — Пограничники спустят собак, — спокойно предупредил Деникин.
   — Не смейте называть этих тварей «пограничниками»! — возмутилась Елена. — «Прыкордонныкы» — вот их истинное название! Что общего у малороссийских предателей с героями вроде Карацупы и Индуса?!
   Она ушла, хлопнув дверью. Деникин остался один.
   Охолостевшая квартира сделалась своего рода клубом — последним оплотом тех, кто не отрёкся ещё от русского имени.
   — Уверяю вас, господа, что Янукович ещё силён, — пыхтел Иваненков, разливая горькую от холода водку. — Он ещё покажет!
   — Нужды нет, — возразил Деникин. — Янукович давно уж продался украинствующим. Даже «мову» выучил!
   — Не отрёкся он ещё от корня! — вырвалось у Петренкова. — Не забыл ещё поэтессу Анну Ахметову!
   — Он выучил, кто такой «Гуляк-Артемовский», — сухо оборвал Деникин. — А такое простить нельзя.
   — Это какой же Гуляк? — удивился Иваненков. — Не тот ли, который Архипелаг? Как есть, помню: «Архипелаг Гуляк».
   — Не знаю, — осуждающе наклонил голову Деникин. — И, признаться, знать не хочу.
   — Да как же так? — вырвалось у Иваненко.
   — Я русскоязычный человек! И мне ни к чему эти малороссийские «гуляки» и «архипелаги»!
   — Врага следует знать, — произнёс Иваненков. — Об этом и Ленин наущал.
   — А не отведаете ли водочки-с? — предложил молчаливый обычно Сидоренков.
   — Вы хотели сказать «горилки»? — сплюнул Деникин.
   — Да как можно? — возмутился Сидоренков. — Водка «Русский размер». Московская.
   — Как? — с недоверчивой радостью удивились собравшиеся. — Да откуда?
   — Из российского посольства, от Черномырдина-батюшки. Да только молчок-с!
   Подпольщики накинулись на водку.
   — Всё-таки дико, господа, — не удержался Иваненков. — Российское посольство в Малороссии! Кого ж нам из России в Россию посылать?
   — Правильно, — поддержал Сидоренков, — не заслуживают этого младшие братья!
   — Ну, вздрогнули?! — добавил он, опустошая второй ящик «Русского размера».
   — Да ведь геноцид, — вернулся Деникин ко прерванному разговору.
   — Точно, геноцид, — поддержал Иваненков. — Еду вчера в метро. Глядь! А план-то на «украинском»!
   — Какой план? — не сообразил Сидоренков.
   — План метрополитена.
   — Геноцид, — согласился Сидоренков. — Откуда у них столько ненависти ко всему русскому?
   — Это всё Европейский Союз, — пояснил Деникин. — От него ветер дует.
   — И Америка! — поддержал Иваненков.
   Все согласились с ним.
   — А меня лишили русского имени, — пожаловался Петренков. — Был Андрей, а в паспорте записали «Андрій».
   — Мне не лучше, — покачал головой Деникин. — Меня вот тоже записали «Іван» вместо Ивана.
   — Нелюди! — вырвалось у всех.
   — Гитлера вот за каких-то евреев ругают, — сказал Иваненков, — а тут вон как над людьми издеваются! И ничего, сходит с рук!
   — Поплатятся! — побагровел Петренков. — Прорвутся ещё к нам освободительные танки!