На стреловидном силуэте космического корабля нервно дрожал тусклый свет: ощущение было такое, что он в последний раз прикоснулся к холодной обшивке корпуса и сейчас раздумывает, какой курс ему выбрать в невообразимых просторах Вселенной. Но как только корабль повернул чуть вправо, луч тут же врезался в ослепительный поток кипящего, лохматого и смертоносного пламени, которое, остывая, пропадало вдали.
   Нахмурилось Солнце, нахмурилась Земля, и взгрустнули на миг звезды. Холодная космическая темень отразилась в глазах астронавтов.
   В полукруглое помещение бытового отсека корабля вошел молодой черноволосый человек. Натренированные бицепсы четко вырисовывались под плотно облегающим костюмом. Он бросил пронзительный взгляд на приунывших мужчин и, обращаясь к американцу, сказал:
   — Я почему-то ощущаю сильный дискомфорт… А ты, Эдвард, чувствуешь что-нибудь?
   На миг в васильковых глазах высокого американца отразился обыкновенный человеческий страх, но Бейкер быстро подавил непрошенное чувство и довольно спокойно ответил:
   — У меня тоже тяжесть в голове и напряжены нервы. Видимо, на нас что-то давит… Может, вошли в мощное магнитное поле?
   — К счастью, магнитометр не показывает повышение магнитного фона, — проговорил Терентьев, приближаясь к ним. — Боюсь, что мы попали в пучок неизвестных волн… Если это так, то придется объявлять аврал!
   — Надо бы в Центр доложить… — подал мысль Якава.
   — Связь куда-то пропала, черт бы ее побрал!
   В бытовом отсеке установилась зловещая тишина.
   Если бы миром правил всемогущий Бог, то он теперь наверняка пришел бы на помощь астронавтам и изгнал коварное чувство страха, которое внезапно овладело людьми. Но животный страх все более нарастал, заставляя астронавтов приспосабливаться к новой беде.
   Толе Терентьеву вдруг вспомнилось родное село, Большое Чеменево, что лежит, блаженствует на жирной чувашской земле. И чудится ему, что он дома, возле братьев своих… Малышня лопочет по-чувашски, смакуя каждое слово:
   — Салам сана, тете¹…
   В этих словах слышен и далекий зов, и скрип ночной телеги, и запах травы-муравы, и бог весть что еще. И в Терентьеве вновь просыпается желание бороться с тем, что окружает его сейчас в виде махрового страха. Будто в тумане видит он седовласого деда, который шепчет: «Не спеши, внучок, не спеши… Все на свете проходит… Пройдет и страх! Ты ведь в меня пошел, верно?»
   Терентьев осторожно приоткрыл тяжелые веки и засек: Бейкер что-то шепчет, прислонившись к дюралевому креслу. «Что с ним?» — Терентьев поспешил к напарнику.
   — Что с тобой, Эдвард? Тебе плохо?
   — Не беспокойся, Толя, со мной все в порядке!
   — Но вид-то у тебя совсем беспомощный… Ты что, бредил?
   — Читал стихи!
   — Какие еще стихи?
   — Блока. Толковый поэт! Послушай, как он хорошо сказал:

 
«Миры летят. Года летят! Пустая
Вселенная глядит в нас мраком глаз.
А ты, душа, усталая, глухая,
О счастии твердишь — который раз?»
 

   Последние строки Бейкер выговорил так вдохновенно, словно сидел у себя дома, на великолепной вилле в штате Техас.
   — Ну как? — глаза американца, похожие на дикий голубой цветок, загадочно блестели.
   Терентьев растерялся. Он готов был к чему угодно, но только не к стихам средь этого леденящего душу страха. Может, Бейкер просто водит его за нос, выказывая бодрый вид? Но как бы там ни было, американец чувствовал себя неплохо — это не вызывало никаких сомнений.
   — Великолепные слова! — чуть заметно улыбнулся командир.
   «Видимо, падает напряженность поля, в котором пребывали до сих пор…»
   В этот момент зашевелился и Якава. Его смуглое лицо было еще бледным, но губы уже приобрели живой алый оттенок:
   — Ну и ну!.. Раз окунешься в эту круговерть — и считай, запомнишь на всю жизнь!
   — А ты разве чувствовал что-нибудь? — спросил его командир. — Ведь ты же находился в гипнозе…
   — Почему в гипнозе? Для того, чтобы войти в гипноз, необходимо иметь веские причины.
   — Думаешь, мало было причин? Кстати, какие соображения обо всем происходящем?
   — Думаю, что мы врезались в неизвестный пучок волн…
   — Ты полагаешь, что между Марсом и Землей существует поток неизвестных космических лучей? — Бейкер почему-то боялся задавать сей вопрос электронщику.
   — Выходит, существует…
   — Но почему его до сих пор не зарегистрировали наши автоматы?
   Якава лишь пожал плечами.
   — Наверное потому, что они летали совсем по другим траекториям. А мы же сели в корабль в тот момент, когда Марс по отношению к Земле оказался в самой ближайшей точке…
   В это время к кораблю вновь пробились радиоволны с Земли. Заслышав знакомые позывные Центра управления полетом, Терентьев нырнул в соседний отсек, схватил шлемофон и услышал ворчливый, чуть ли не сердитый голос: