Есть люди, которые покоряют вершины, создают империи, наживают себе состояния или пишут классику. Но эту книгу я с любовью посвящаю Биллу Вудфорду, который взял себе в сыновья застенчивого, замкнутого, незаконнорожденного шестилетнего мальчика и ни разу его не подвел. Благодаря своему терпению, спокойной силе и бесконечной доброте он давал своему сыну гордость и уверенность, чтобы тот мог вести собственные войны — и в жизни, и на печатных страницах. Спасибо, отец!

   Трое уже полегли, остальные четверо образовали полукруг около безобразного верзилы в медвежьем полушубке.
   — Хотите знать, как там, на вершине? — гнусаво выкрикнул он и выплюнул кровь на рыжую с проседью бороду.
   Первый из неприятелей, напавший на него, наткнулся на сокрушительный удар в подбородок и растянулся на посыпанном опилками полу. Верзила, нагнув лысую голову, ринулся на трех оставшихся, но поскользнулся и упал, прихватив одного с собой. Чей-то сапог устремился ему в лицо — он размахнулся и сбил противника с ног. Потом взгромоздился на ноги, прислонился к стойке и сощурил глаза: двое оставшихся вытащили из-за поясов ножи. Верзила тоже достал из-за голенища длинный свежевальный нож, обоюдоострый и отточенный, как бритва.
   Трактирщик тихо зашел сзади и нанес верзиле внезапный удар по шее. Глаза великана остекленели, нож выпал из пальцев, и он повалился ничком рядом со своими жертвами.
   — Сейчас я вырву его поганое сердце, — прошипел один из его врагов, выходя вперед.
   — Не советую, — сказал хозяин. — Он мой друг — мне пришлось бы убить тебя. — Трактирщик произнес это тихо, но с уверенностью, рассекшей удушливое облако гнева и насилия.
   Человек с ножом вбил свой клинок обратно в ножны.
   — Кто-нибудь в один прекрасный день непременно убьет его.
   — Как ни печально, но это правда. — Хозяин поднял доску в стойке и опустился на колени рядом с поверженным. — Твои друзья живы?
   Двое павших стонали, а третий пытался сесть.
   — Живы. О какой это вершине он толковал?
   — Не важно. Вон там у бочонка стоит кувшин с пивом. Пейте — нынче я с вас ничего не возьму.
   — Это хорошо. Давай я тебе помогу. — Вместе они поставили великана на ноги и затащили в заднюю комнату, где ярко светила лампа и была приготовлена постель. Уложив приятеля, хозяин сел с ним рядом. У добровольного помощника гнев совсем прошел.
   — Иди пей свое пиво, — сказал хозяин. — Моя жена тебе подаст.
   Человек ушел, и хозяин пощупал пульс своего друга. Тот бился исправно.
   — Ну, хватит притворяться, — усмехнулся трактирщик. — Мы одни.
   Верзила открыл глаза и сел, откинувшись на подушки.
   — Мне страсть как не хотелось убивать кого-то, — сказал он, показав в ухмылке сломанный зуб. — Спасибо, что помешал, Наза.
   — Не за что. Почему бы тебе, однако, не оставить прошлое в покое?
   — Потому что я был там. На вершине. Этого у меня никто не отнимет.
   — Никто и не пытается, — с грустью сказал Наза. Великан закрыл глаза.
   — Но все оказалось не так, как я мечтал.
   — Так всегда бывает. — Наза встал и задул лампу. Позже он и его жена Маэль, убрав кружки, кувшины и тарелки, заперли дверь и сели рядом у догорающего огня. Маэль тронула мужа за плечо, и он с улыбкой потрепал ее по руке.
   — Почему ты ему потакаешь? — спросила она. — Это уже третья драка за месяц, и делу от этого вред.
   — Он мой друг.
   — Будь он тебе взаправду другом, не доставлял бы тебе столько хлопот.
   — Это правда, Маэль, родная моя, — но я чувствую, как ему худо, и его печаль передается мне.
   Она поцеловала его в лоб.
   — Слишком уж ты мягкосердечен — но за это я тебя и люблю, помимо всего прочего. И не жалуюсь больше положенного. Надеюсь только, что он тебя не разорит.
   Наза посадил жену к себе на колени.
   — Что ж с ним поделаешь. Он побывал на горе, а теперь ему некуда податься.
   — На какой еще горе?
   — Худшего толка. Сначала на такую гору взбираешься, а потом носишь ее на себе.
   — Время слишком позднее, чтобы загадывать загадки.
   — И то верно. — Он встал и поднял ее на руки. — Давай-ка я отнесу тебя в постель.
   — В какую постель? В нашу ты уложил своего пьяницу.
   — Верхняя комната свободна.
   — И ты полагаешь, что достаточно молод, чтобы снести меня наверх?
   Он усмехнулся и опустил ее на пол.
   — Я мог бы — но лучше, пожалуй, мне приберечь свои скудные силы. Ступай вперед и зажги лампу — я сейчас приду.
   Наза зашел в свою спальню и стянул со спящего сапоги. Второй нож звякнул об пол. Наза укрыл друга одеялом.
   — Спокойной ночи, — шепнул он и закрыл за собой дверь.

   Семнадцать человек наблюдали за поединком, и не было слышно ни звука, кроме свиста клинков и нестройного звона стали о сталь. Князь, изогнув запястье, направил колющий удар в маску своего противника, но тот опустил плечо, отклонился, и князь едва успел отразить ответный выпад. Некоторое время они вели оборонительный бой, затем князь предпринял молниеносную атаку. Его противник — высокий худощавый мужчина в сером монашеском облачении, кольчуге и маске — защищался отчаянно. Клинки сошлись в последний раз, и острие княжеской шпаги коснулось груди монаха.