Это село связано с миром тысячью нитей — телефоном, электрическими проводами, почтой, госпоставками — шерсти, молока, мяса, сельпо № 15, программой учебного года. Библиотечный техникум посылает селу выпускников, смекающих по части транспарантов и режиссуры, районная контора кинопроката посылает сюда фильмы, районная газета — специальных корреспондентов; а село, в свой черёд, посылает в другие села и в город работящих невест, вплоть до самых родов не выпускающих из рук грабли и вилы, даёт вузам способную молодёжь. Люди, ставшие посредниками в общении села с остальным миром и, помимо работы своей, добровольно взявшие на себя миссию — оценивать всё и вся, эти люди, отзываясь о жителях села Антарамеч, неизменно повторяют с доброжелательной улыбкой — «скромные труженики».
   Пятиклассник в Антарамече решает кроссворд, помещённый в очередном номере пионерского журнала, но ему и в голову не приходит сообщить об этом в редакцию. Он решает кроссворд, откладывает журнал в сторону и идёт в библиотеку за новым журналом или отправляется на ток подсобить трактористу, или в поле — пострелять воробьёв, или в кузницу — раздувать мехи, не отводя глаз от куска раскалённого железа.
   Антарамечские ребята, в летние месяцы приезжающие из города на каникулы, идут прямо в поле. Там встречают их просто:
   — Приехали? Ну и ладно, ступайте, вас серпы уже дожидаются.
   Из Антарамеча вышел даже один генерал. Случается, генерал приезжает среди лета. Ему говорят:
   — Товарищ генерал, берись-ка за грабли, поди покомандуй!
   — Небось и без команды немало наскирдовали, — улыбается генерал.
   А генеральша как-то раз обиделась:
   — Очень уж некультурный вы народ, даже не поздравили нас.
   — С чем это не поздравили?
   — Ну вот, пожалуйста! Ведь его же недавно произвели в генералы.
   — А раньше кем он был?
   — Как это кем? Полковником, конечно!
   — Ну, — серьёзно, без тени улыбки заключили в селе. — Стало быть, генералы делаются из полковников.
 
   В школе не было постоянного учителя немецкого языка. Девушки из института, которых направляли сюда, через полгода-год забрасывали губную помаду, разглядывая себя в зеркале, с отчаянием отворачивались и, собрав пожитки, в слёзах покидали село. В оправдание себе они говорили:
   — Разве это жизнь? В кино в папахах сидят, дымят, горланят…
   И однажды директор школы сказал счетоводу:
   — Ты был ведь на фронте?
   — Сам знаешь, без ноги вернулся.
   — Я не про то. Немецкий ведь знаешь?
   — Как же, два года в плену был.
   — Детей немецкому обучать сможешь?
   — Да буквы вроде бы подзабыл…
   — Не беда, приходи, вместе вспомним.
   Геноссе Манукян вспомнил буквы, и с тех пор выпускники школы на вступительных экзаменах в городе по немецкому получали «пять».
   На пост счетовода заступил сторож тока, тоже одноногий. Между ним и председателем произошёл следующий разговор:
   — Счетовод нам нужен, вот что.
   — Мы что, мы вот сторожим.
   — А со счётами справился бы?
   — Чего же не справиться? Тоже работа.
   — Ну и ладно.
   А сторожем на току… Сторожем на току поставили самого первого председателя колхоза — Абгара, того самого Абгара, который теперь день-деньской возился с внучкой и, уложив её спать, принимался ругать старуху. Старуха в долгу не оставалась — начинала кричать, а самый первый председатель, цыкнув на неё: «Не ори, ребёнка разбудишь», — шёл в правление. Приходил самый первый председатель к нынешнему и говорил:
   — Дай ты мне работу Христа ради.
   — Пойди внучку убаюкай.
   — Убаюкал уже.
   — Пойди старуху свою поругай.
   — Поругал уже.
   — Пойди… — нынешний председатель задумывался, — пойди пенсию получи, выписали уже, печенья внучке купи.
   — У внучки зубов нет.
   — Купи для старухи.
   — И у старухи нет, обе они у меня беззубые.
   И председатели — и старый и новый — умолкали в тяжкой задумчивости.
   — Ну, не знаю, — говорил нынешний председатель, — не знаю, — говорил он. — Не мешай мне, я занят.
   — А помнишь, — не унимался самый первый председатель, — ты был совсем ещё молокосос, под стол пешком ходил, и у тебя всегда текли сопли, а я своим платком вытирал тебе нос, помнишь?
   — Как же быть с тобой? — вздыхал председатель. — Косить — не можешь, скотину пасти — не можешь, на пасеку — не захочешь, мёду в рот не берёшь. Давай-ка смастери для скотины дубовые зажимы.
   — Да я же целую гору наделал!
   — Ещё нужно.
   — Да ведь мы железные получили.
   — Дубовые лучше.
   — Зачем нам столько?
   — Ну, не знаю.
   И вдруг освободилось место сторожа.
   — Не назначай никого! — оживился самый первый председатель. — Погоди, за ружьём сбегаю.
   Старик даже споткнулся о порог. А ведь старики обычно не спотыкаются. В их шагах сочетается опыт взрослого и осторожность ребёнка. И оттого, что он, этот старик, по-пастушьи крепко опиравшийся на палку и обе ноги, споткнулся, вдруг особенно почувствовалась в нём жажда жизни — короткого отрезка времени, пленительного, прекрасного, но короткого.