К.О'ДОННЕЛ
   КАК Я ИХ ОБСЛЕДУЮ
   Перевод И. Гуровой
   "... если так будет продолжаться и дальше, то, на мой взгляд, к 2000 году все население страны разделится на тех, кто получает пособие по безработице, и тех, кто его выдает. Середины, по-моему, быть не может. Достаточно ознакомиться со статистическими данными..."
   Окружной инспектор департамента
   социального обеспечения города
   Нью-Йорка. Январь 1964 года
   Чтобы добраться до этого типа, мне пришлось влезть на пятый этаж. Черт знает что, можете мне поверить. Невеселенькое место - эти старомодные трущобы. А уж дорожки на ступеньках! Вековой давности и скользкие, как черт знает что. Но я не жалуюсь. У каждой работы есть свои минусы.
   Я несколько раз постучал в дверь и услышал, как он там ворчит и покряхтывает. Старая история - они не любят, когда их подымают с постели. Я подождал, а потом забарабанил в дверь кулаком и раза два выругался. Никогда не надо позволять им думать, будто они что-то значат.
   Это помогло. Дверь приотворилась, и в щель высунулась голова и плечи. Он был небольшого роста, подтянутый, с ясными глазами. И выглядел моложе, чем мне казалось, когда я читал его заявление.
   - Что вам надо? - спросил он. Угрюмо. Опасливо. Обычная история.
   Я показал ему черную тетрадь, которую держал в одной руке, и мою служебную карточку, которую держал в другой.
   - Государственная инспекция. Обследование в связи с вашим заявлением.
   - Но я же подал его только вчера. Я думал, что на предварительное рассмотрение требуется не меньше недели.
   - Это новый метод. Мы стараемся не задерживать рассмотрения новых заявлений, а потому собираем данные заранее.
   Тут я несколько отклонился от истины: просто его заявление заинтересовало меня сразу же, как только его положили на мой стол. Хотя каждый год через мои руки проходят сотни, этот обещал что-то новенькое.
   - Ну хорошо, войдите, - сказал он и открыл дверь.
   Я вошел. Комната была гнусная, неописуемо гнусная. Эти люди живут как свиньи, просто трудно поверить. Мусор по всем углам, смятая газета, объедки. Ну и прочее в том же роде. Этому невозможно найти оправдание. Он заметил мой взгляд и сказал:
   - Я совем деморализован. Ну и внутреннему хаосу начинает соответствовать внешний беспорядок.
   Интеллигент. Я кивнул, открыл тетрадь и, осторожно ступая, вышел на середину комнаты, чтобы начать опрос. Мы никогда не садимся там, где сидели эти люди. Остерегайтесь крыс и насекомых! Так нас инструктируют.
   - Я должен задать вам несколько вопросов, - сказал я. Во-первых, имя, адрес и так далее - все точно так, как указано в заявлении? Джон Стейнер, 36 лет, адрес этот?
   - У вас же все это есть. Вчера у меня взяли все данные.
   - Но мы обязаны проверить, действительно ли человек один и тот же, - сказал я. - Иногда они подсылают вместо себя кого-нибудь другого, сочиняют целую биографию. Мы должны охранять интересы налогоплательщиков.
   Прежде чем он опомнился, я достал дактилоскоп, открыл, взял его за запястье, прижал его большой палец к подушечке с тушью, а потом к карточке под крышкой и убрал дактилоскоп.
   - Согласно правилам, - сказал я.
   - Да, - ответил он, - полное обезличивание индивида - вот что это такое. Неужели вы не могли сначала предупредить меня, что вы собираетесь делать?
   - Некоторые возражают, - сказал я. - Они понимают, что попались.
   Я открыл его анкету и, поглядывая на него, прочел описание. Оно довольно точно отвечало его внешности.
   - Ну, а теперь несколько вопросов, - сказал я.
   - С вашего разрешения я сяду.
   - Вы больны? Не можете стоять? Вам нужно отдохнуть?
   - Ничего подобного, - сказал он. - Просто я предпочитаю сидеть, когда со мной разговаривают.
   - Если вы очень больны, то, возможно, мы сумеем поместить вас в категорию получающих полную компенсацию. Никакой разницы для вас и больше денег для нас, - сказал я.
   - Я не болен. Просто у меня угнетенное настроение. Впрочем, для вас это не составляет никакой разницы.
   "Для вас" он почти выкрикнул. Без этой угрюмой враждебности дело никогда не обходится. И если извлекать из нее удовольствие, ее можно считать только плюсом. Я так и считаю. Отлично уточняет наше положение по отношению друг к другу. Ненависть означает страх и уважение, а я люблю, когда меня боятся и уважают.
   Он сел на старый стул посредине комнаты. Проеденная молью обивка, ощущение крохотной ползающей жизни под ветхой кожей и так далее. Он закурил сигарету и выбросил спичку в окно.
   - Нет, - сказал я, - никаких сигарет.
   - Простите, не понял.
   - Я не люблю, когда курят, - сказал я. - И люди в моем присутствии не курят. Во всяком случае, люди, подающие заявления о пособии. Погасите ее.
   - Нет.
   - Выбросьте ее, - сказал я.
   - Не выброшу, я люблю курить, - голос его стал визгливым.
   - Чудесно, - сказал я. - Я ухожу. Мы проведем это по графе "взятые назад заявления".
   Он уставился на меня. И понял, что я говорю серьезно. Помедлив, он выбросил сигарету в окно.
   - Так-то лучше, - сказал я.
   - А ведь вы наслаждаетесь этим, верно?
   - Чем?
   - Властью. Агрессивным характером вашей работы, Она открывает перед вами определенные возможности, дает выход вашему...