Повесть

 
 
 
 

   Вечерело. Погасла жара. Вдоль заборов и у ворот резче очертились тени. Острым закатным бликом заострился крест на церквушке возле кладбища.
   Минька отправился к большому гранитному камню у пекарни Толоровых встречать с завода своего дядьку Бориса. А Минькин дружок, Вася, — по-уличному Ватя — ушел за козой, которую пригонят со стадом с пастбища.
   До революции пекарня принадлежала туркам Толоровым, и с тех пор в Симферополе за ней сохранилось это название.
   С близких холмов Цыплячьих Горок, где были церковь и кладбище, доносился запах цветов лаванды. Лаванду недавно начали разводить на опытных участках для производства духов, мыла и пудры. Рядом с лавандой была плантация чайной розы. Но запаха роз на Бахчи-Эли не слышно: его забивает более пахучая лаванда.
   На камне сидеть тепло. За день его нагрело солнце. К калиткам хозяйки вынесли легкие гнутые стульца, похрустывают присушенными на сковородах тыквенными семечками, поджидают мужей и сыновей с завода и парфюмерной фабрики.
   Голубятники гоняют перед сном голубей, и голуби летают высоко в солнечном закате.
   Во дворах тлеют на древесном угле мангалки, сделанные из прохудившихся ведер. Подогревают обеды в семейных кастрюлях, таких огромных, что, как говорится, через них и собака не перескочит.
   К камню подошли ребята. Кеца — низенький, с плотной шеей, с мигающими жуликоватыми глазами, и Гопляк — ленивый, глаза щелками, мягкие широкие губы.
   Ребята принесли бараньи косточки-ошики со свинцовыми дробинками, вклепанными для тяжести.
   — Ишь ты, — проговорил Кеца, не разжимая зубов. — Казачок урюпинский. Когда приехал?
   — Сегодня.
   — Отец твой и в Урюпинске в начальниках ходит?
   — Ходит. А тебе что? — Минька никогда и ни в чем не доверял Кеце.
   — Мне ничего.
   Гопляк безразличным голосом сказал:
   — Здорово!
   — Здравствуй, — ответил Минька и попросил: — Запиши к себе в бригаду, Гопляк.
   — Тоже на розе захотел подработать? — спросил Кеца.
   — Ну, захотел.
   — Ватя сагитировал?
   — Ну, Ватя.
   — Приходи завтра утром, запишу, — сказал Гопляк.
   Кеца и Гопляк уселись подле Миньки, начали игру.
   — Быр!
   — Икки!
   — Быр!
   — Икки! — подкидывали они косточки и считали очки.
   Гопляк предложил и Миньке принять участие в игре. Минька согласился. За проигрыш били «горячие»: заголяли рукав рубашки и шлепали двумя пальцами по руке.
   Проиграл Гопляк. Минька отмерил ему свои пять горячих. Кеца каждый раз, перед тем как ударить, слюнявил пальцы и бил с оттяжкой. Гопляк молчал, только губы вздрагивали.
   Приплелся Ватя с козой.
   — На старенького возьмете?
   — Какой долгоносик выискался! — сказал Кеца. — Хватит, Миньку взяли. Валяй на новенького.
   Ватя был в мятых, вздутых на коленях штанах и в калошах на босу ногу. Потоптался, подумал и решился.
   Гопляк, как пострадавший, отстукал Вате пять ударов, после чего Ватя подышал на руку и присоединился к играющим.
   Ребята сели, подобрав под себя ноги, и сдвинулись в кружок. Когда подбрасывали косточки, все совались головами.
   — Быр!
   — Икки!
   В пекарне шипела нефть в печах, бряцали чугунные створки. Ухала квашня, опрокидываясь на железный противень. В окнах, запыленных мукой, полыхали багряные отсветы, передвигались силуэты пекарей в нахлобученных колпаках.
   Коза дергала Ватю зубами за воротник рубашки: «Мэ-э!..»
   Ватя щелкал козу между рогами, но коза не отставала и звала домой.
   Ватя снял калошину и стукнул калошиной козу по морде.
   Коза в ответ боднула Ватю. Он едва не слетел с камня вместе с Гопляком.
   — Ах ты, мэмэкало! — закричал обиженный Ватя. — Вот найду дрын и тебе рога обломаю!
   Успокоили козу, успокоили Ватю, игра возобновилась.
   Ватя набрал меньше всех очков. Вскочил и, теряя калоши, помчался прочь. За ним, вскидывая копытами, помчалась коза. А за козой помчались Кеца и Гопляк, желая во что бы то ни стало расплатиться с Ватей.
   Минька остался один.
   Вспомнил Курлат-Саккала и сегодняшние слова Вати о том, что Курлат-Саккал объявился в Симферополе. Может, наблюдает за Минькой, выслеживает, отомстить хочет? Уехать, что ли, обратно в Урюпинск, домой к отцу? Но Борис всегда защитит Миньку!
   Случилось это давно, когда Миньке было четыре года. Отец работал на Бахчи-Эли начальником оружейного склада.
   В Симферополе скрывалась шайка белобандитов, под названием «Бубновые валеты»: они убивали большевиков и комсомольцев. Рядом оставляли игральную карту — бубнового валета. Руководил шайкой Курлат-Саккал, в прошлом есаул атаманов Каледина и Богаевского.
   «Бубновые валеты» устраивали кулацкие мятежи, поджоги, провокации, занимались шпионажем в пользу турецких эмиссаров и мурзаков.
   Это их люди в январе 1920 года предали и расстреляли матроса-большевика Назукина, возглавлявшего подпольный комитет в тылу у Врангеля.
   Однажды Курлат-Саккал хотел выкрасть у Минькиного отца ключи от склада, чтобы вооружить банду.