Геомар Георгиевич Куликов
   ЮРЬЕВ ДЕНЬ
   Многие из вас, друзья, слышали восклицание: "Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!" А знаете ли вы, что слова эти пришли к нам из далекого прошлого свидетелями одной из самых трудных и грустных страниц истории русского народа?
   Событиям той поры и посвящена эта повесть. Действие ее происходит в годах 1580-1581.
   Глава 1
   ТРЕНЬКА
   Среди обширных вотчинных владении князя Петра Васильевича Ro ровского песчинкой малой затерялась деревня Ивантеевка.
   Два двора в ней. Две избы. Одна, вовсе ветхая, пуста. В другой, той, что покрепче, живет семья Поздневых, крестьян княжьих.
   Темно и тесно в избе. Сквозь маленькое окошко, затянутое мутным бычьим пузырем, едва сочится хмурый ноябрьский день. Потому с утра до вечера горит лучина, воткнутая в светец - железную палку, раздвоенную наверху. Под светцом - деревянная лохань с водой, куда падают и, шипя, гаснут угольки.
   Обшарпанная печь с широкими полатями занимает половину избы.
   Вдоль стен - лавки. Подле них - стол. Над столом - черные, закопченные иконы. Перед иконами висит плошка-лампада, которую зажигают по праздникам. Чуть поодаль стоит сундучок, где бережно хранится одежда, что получше.
   Пять человек топчутся в избе: дед с бабкой, отец с матерью и Тренька.
   Шныряют под ногами две курицы. Тычется мокрым носом теленок, выпрашивает поесть.
   И всем-то сегодня Тренька мешает.
   Принялся дед плести длинный пастуший кнут. Тренька к нему. Вроде хитрая ли вещь кнут? А это как поглядеть. У рукояти его надо сделать толщиной едва ли не с Тренькину руку, а чем далее, тем тоньше. Кончиться же кнут должен вовсе плетенкой из конского волоса. И без умения и сноровки здесь никак не обойтись.
   Медленно идет у деда работа. Пальцы не те, что в молодости, плохо слушаются. Да и мало для такого занятия в избе места. А тут еще Тренька крутится. Ворчит дед:
   - Ну, что за диво сыскал? Нетто кнута не видел? Шел бы лучше на волю, чем перед глазами-то мельтешить...
   Шмыгает Тренька носом. На волю! Он бы с превеликой радостью удрал из дому. Кто ж отпустит? Который день льет за окошком дождь. Во дворе грязь по колено.
   - Отлипнешь ли, смола! - кричит дед, которого Тренька ненароком толкнул под локоть. - Сейчас я тебя этим самым кнутом...
   Обиделся Тренька на деда. Подошел к отцу. Чинит тот лошадиную сбрую. Но и у него Тренька виноватый:
   - Куда шило дел?
   - Не брал я шило. Нужно оно мне больно!
   Сердится отец:
   - Сколько раз говорено: не трогай ничего без спросу!
   Одна бабушка Треньке защита:
   - И чего пристал к мальчонке? Сам куда ни то положил, а теперь ищешь прошлогодний снег.
   Тоскливо Треньке. Маетно. Забился в угол, где теленок понурившись стоял, - тоже прогнали, чтоб не мешал. Обнял теленка. Зашептал в самое ухо:
   - Никому мы с тобой не нужны. Уйдем бродить по белу свету, тогда небось спохватятся, пожалеют...
   Глядит теленок на Треньку большими влажными глазами, мотает головой. А про что думает, нешто угадаешь? Теленок ведь не человек.
   Садится бабушка за прялку. Трепаный и мятый лен-кудель скручивает в тонкую нить - пряжу. Потом из этой пряжи будет бабушка с матерью ткать полотно, на рубаху кому аль штаны. Может, ему же, Треньке.
   Приметила бабушка, что Тренька вовсе нос повесил, того гляди, заревет, позвала:
   - Подь-ка сюда, Тереня. Поможешь мне.
   Разом повеселел Тренька:
   - А сказку расскажешь?
   - Коли заработаешь...
   Нет в избе ни единой книги. Редкая и дорогая это штука. А когда и возьмет дед иную в соседней деревне и примется читать вслух, мало что разумеет Тренька. Начинает одолевать его такая зевота - скулы ломит.
   Другое дело сказки аль былины, что рассказывает бабушка. Тут ясно, почитай, все. А коли чего не поймет Тренька, терпеливо объясняет бабушка не чета вспыльчивому, ровно порох, деду.
   Пока думает, наморщив лоб, Тренька, о чем бы попросить бабушку, доносятся до него отцовы слова, обращенные к деду:
   - А Николка-то и впрямь на Юрьев день собирается уходить от князя.
   Плюнул в сердцах дед, на Тренькину мать зыркнул:
   - Известное дело, дурная голова ногам покою не дает.
   Потупилась мать. Словно она сама вместе с родным братом, дядькой Николой, в дедовых глазах виноватой оказалась. Однако на том, к великому Тренькиному разочарованию, разговор окончился.
   Придвинулся Тренька к бабушке. Потихоньку, чтобы дед не услышал, спросил:
   - Чего это ноне все, ровно сговорившись, Юрьев день поминают?
   - Не знаешь нешто?
   - Праздник вроде большой...
   - То не просто праздник - остатки былой воли. Прежде, сказывают, люди не то чтобы легче - посвободнее жили. А ноне привязаны мы к княжьей вотчине, ровно коза к хозяйскому плетню. Ни отойти от него, ни шагу лишнего ступить. Все кругом княжье. Леса, что вокруг стоят.
   Земля, что нас кормит. Двор, на котором живем...
   Засмеялся Тренька:
   - Про двор-то, поди, шутить?
   - Какие уж тут шутки, - вздохнула бабушка. - Изба, в которой отец твой и ты родились, и та княжья...
   Вытаращил глаза Тренька. Избу оглядел. Низкую, невзрачную, где каждое бревнышко, а в том бревнышке каждый сучок, каждую щелку знал.