Давным-давно далеко в горах была маленькая деревня. Кругом стояли высокие горы, а деревня лежала внизу, будто на дне глубокой чаши. Никто из жителей деревни и не помнил, чтобы в ней когда-нибудь дул ветер. Поэтому назвали её деревня Где-никогда-не-дует-ветер.
   Казалось бы, и жизнь здесь должна быть тихой и спокойной. Однако страшная была жизнь у крестьян.
   С Гремучей горы, у которой было девяносто девять крутых вершин, то и дело доносился ужасающий стон, будто разрывалась она на части. И тогда земля в деревне дрожала, а если случалось это ночью, то видно было, как над вершинами горы, озаряя чёрное небо, полыхал таинственный голубовато-лиловый свет.
   А иной раз долетали до деревни раскалённые обломки скал и пепел, уничтожались посевы и огороды, и тогда люди в деревне дрожали от страха, ни живы ни мёртвы.
   Поэтому говорили в деревне, будто поселились на Гремучей горе чудища, а стало быть, выходить из деревни хоть на шаг иль впускать в неё неведомых путников не следует.
   И жили на краю этой деревни старик да старуха. Всю жизнь молили они бога, чтоб послал им дитя, но так и дожили одинокими до старости.
   Держали они от скуки одного коня по имени Куро. Конь жил у них дома — на луг его не пускали, потому как в этой тесной деревушке на лошадях не ездили и не пахали, а держали их взаперти, чтоб получать навоз для полей.
 

* * *

   Однажды, в канун Нового года, случилось так, что в доме стариков не нашлось ни зёрнышка проса, чтоб испечь новогодние лепёшки.
   К тому же повалил густой снег и сильно похолодало, хотя в их краях снег выпадал совсем редко.
   — Охо-хо! Завтра должен Новый год пожаловать, а у нас в доме и лепёшки нет. Печально мы встретим его, — посетовала старуха.
   Стало старику горько от этих слов, и обвёл он ещё раз глазами своё жилище: пусто было в доме, только дремал за порогом Куро. Посмотрел на него старик пристально и говорит:
   — Сведу-ка я Куро, может, обменяю его на лепёшки.
   — Что ты, что ты! Любимого коня менять на лепёшки! Поглупел ты совсем с годами, — возразила старуха.
   — Больно стар я стал. Не прокормить мне коня. Отдам его людям — ему же на пользу.
   — Всё равно не пущу. В такой снегопад не пройти тебе, в ущелье свалишься или поле чужое истопчешь, чего доброго. Сиди дома.
   Так старуха говорила, но не внял ей старик, на своём настоял!
   — Отстань, старуха! Для его же счастья стараюсь, — сказал он и увёл коня в снегопад.
   А снег всё шёл и шёл, так что не видно было ни пути, ни дороги.
   — Ну и снегу навалило! Где же Новый год сейчас? — сказал старик и запел:

 
— Новый год пожаловал!
Куда же он пожаловал?
К подножью Гром-горы.
На чём же он пожаловал?
На листке юдзуриха,^[1]
Как в лодочке качаясь,
В деревню к нам приплыл.
 

   Тут старик споткнулся обо что-то и упал.
   — Что это? Сколько лет по этой дороге хожу, ни разу не падал. Да тут и споткнуться-то не обо что! — проворчал он.
   Огляделся, видит: сидит в снегу старичок — белая борода, глаза сощурил, смеётся.
   — Вот чудеса! Вы откуда будете? И почему в снегу сидите?
   — А тут удобно, мягко. Наконец-то спокойное место нашёл. По правде говоря, я уже во все дома стучал, просился переночевать, да никто не пустил, двери не открыл. Вот и присел тут отдохнуть.
   — Отдохнуть?! — вскричал старик. — Да в такой мороз и замёрзнуть недолго! Вставайте, вставайте, дедушка, и садитесь на лошадь, поедем в мой дом. — И, забыв о своём деле, посадил он старичка с белой бородой на лошадь, вернулся домой.
   Увидела старуха гостя и сказала:
   — Вот как! Путник к нам пожаловал.
   — Стучал, говорит, во все двери, да не открыли, в снегу сидел… Ну что ж, разведём огонь, поедим солёной редьки да запьём кипятком. Так и встретим Новый год, — сказал старик бодрым голосом, а старуха тем временем в себя пришла.
   — Ну конечно! Ну конечно! Хоть и нет ничего, а Новый год встречать надо. Присаживайтесь к огню, — сказала она и подбросила дров в ирори.^[2]
   А дед с белой бородой достал из мешка, который висел у него на поясе, бутыль глиняную и колобки из риса.
   — Вот сакэ и колобки. Вместе встретим Новый год.
   Обрадовались старик и старуха, как дети:
   — Вот радость-то! Вот радость-то!
   Подогрели сакэ, испекли колобки, весело стало в доме. И запели они, отбивая такт о край ирори.

 
— Густое сакэ
В чаши нальём.
Колобки белее снега
В очаге испечём.
Чаши поднимем
И выпьем за счастье!
Новогодняя ночь на дворе.
 

   Пели они и плясали, не заметили, как ночь наступила. Сказал тогда дед с белой бородой:
   — Много лет я прожил, но никогда не было мне так весело на Новый год. Хотел бы я подарить вам что-нибудь на память. Нет ли у вас заветного желания?