Жан-Батист Мольер
   Критика "Школы жен"
   Комедия в одном действии
   Перевод A. M. Арго
   Королеве-матери
   Ваше величество!
   Я вполне сознаю, что посвящения наши Вам не нужны и что, по правде сказать, Вы, Ваше величество, охотно избавили бы нас от этой, изысканно выражаясь, дани нашей преданности. И все же я беру на себя смелость посвятить Вашему величеству "Критику "Школы жен"; я не мог не прибегнуть к этому слабому изъявлению своей радости по поводу Вашего счастливого выздоровления, возвратившего нам величайшую, лучшую в мире государыню и сулящего ей долгие годы доброго здравия. Каждому человеку свойственно рассматривать события со стороны ему наиболее близкой; вот почему я среди всеобщего ликования радуюсь возможности снова иметь честь развлечь свою государыню, чей пример убеждает нас в том, что истинное благочестие не враждебно развлечениям благопристойным, - государыню, которая с высоты своих помыслов и важных занятий снисходит к забавам наших представлений и из уст которой исходят не только жаркие молитвы, но и смех. Я льщу себя надеждой на эту честь, я с величайшим нетерпением ожидаю этой минуты, и когда она, наконец, настанет, то это будет верх блаженства для
   нижайшего, покорнейшего и преданнейшего
   слуги и подданного Вашего величества
   Ж.-Б. МОЛЬЕРА.
   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
   Урания.
   Элиза.
   Климена.
   Маркиз.
   Дорант, он же шевалье.
   Лизидас, поэт.
   Галопен, лакей.
   Действие происходит в Париже,
   в доме Урании.
   ЯВЛЕНИЕ I
   Урания, Элиза.
   Урания. Неужели, кузина, никто к тебе не приезжал?
   Элиза. Ни одна душа.
   Урания. Прямо удивительно, как это мы с тобой провели целый день наедине друг с дружкой.
   Элиза. Меня это тоже удивляет; мы ведь к этому не привыкли; дом твой, слава богу, всегда привлекает к себе придворных бездельников.
   Урания. По правде сказать, день показался мне очень длинным.
   Элиза. А мне так слишком коротким.
   Урания. Это потому, кузина, что люди тонкого ума любят одиночество.
   Элиза. Тонкого ума? Благодарю покорно! Ты же знаешь, что я на это не претендую.
   Урания. А я, признаюсь, люблю общество.
   Элиза. Я тоже люблю, но только избранное. Глупцы, которых приходится принимать, нередко заставляют меня предпочитать одиночество.
   Урания. Ты слишком взыскательна: ты хочешь вращаться только в изысканном обществе.
   Элиза. Нет, я просто не чересчур снисходительна, я не завожу знакомств с кем попало.
   Урания. Я люблю разумных людей, а от причудников отворачиваюсь.
   Элиза. Это верно: причудники скоро надоедают, с большинством из них при второй встрече уже скучно. Да, кстати о причудниках: помоги мне избавиться от твоего несносного маркиза! Неужели я должна весь век с ним возиться и терпеть его вечное паясничество?
   Урания. Но такой язык нынче в моде! Шутки ради так говорят даже при дворе.
   Элиза. Не поздравляю тех, кто так говорит, - они сами устают от этого непонятного жаргона. Чудесное занятие - сыпать в Лувре избитыми каламбурами, подобранными в рыночной грязи, где-нибудь на площади Мобер! Шуточки, как раз подходящие для придворных! Подумай, как это остроумно: "Сударыня, вы до того восхитительны, что вас следует привлечь к суду: вы похитили целый воз сердец". Ах, как изящно, как тонко! Изобретатель подобной игры слов может по праву гордиться.
   Урания. Да никто и не выдает это за остроумие. Большинство тех, кто так изъясняется, сами знают, насколько это нелепо.
   Элиза. Тем хуже для них, если они нарочно стараются говорить глупости, если они умышленно прибегают к плоским шуткам. Тогда это уж совсем непростительно. Будь я судьей, я бы придумала наказание для этих паяцев.
   Урания. Оставим этот разговор - он тебя волнует. Скажи лучше, почему это Дорант так опаздывает? Ведь мы его пригласили к ужину.
   Элиза. Может быть, он забыл...
   ЯВЛЕНИЕ II
   Галопен, Урания, Элиза.
   Галопен. Сударыня, к вам госпожа Климена!
   Урания. Боже мой! Вот еще не хватало!
   Элиза. Ты жаловалась на одиночество - небо тебя и покарало!
   Урания. Пусть скажут, что меня нет дома!
   Галопен. Ей уже сказали, что вы дома.
   Урания. Какой дурак это сказал?
   Галопен. Я, сударыня.
   Урания. Вот я тебя, болван! Ты у меня будешь знать, как отвечать за свою госпожу!
   Галопен. Я пойду скажу, сударыня, что вы уходите.
   Урания. Стой, скотина! Сделал глупость, так уж теперь пусть войдет.
   Галопен. А они еще на улице с кем-то разговаривают.
   Урания. Ах, кузина, если б ты знала, как мне досадно!
   Элиза. Да, эта особа может досадить. Она всегда была мне ужасно противна. Не в обиду ей будь сказано, это глупое животное, которое еще смеет рассуждать.
   Урания. Не слишком ли сильное выражение?
   Элиза. Нет, нет, она его заслужила, и если уж на то пошло, так это еще слишком слабо сказано. Кого еще с большим основанием можно назвать жеманницей в самом худшем значении этого слова, как не ее?
   Урания. Однако она открещивается от этого прозвища.
   Элиза. Пусть открещивается сколько ей угодно, но это не меняет дела. Она жеманница с головы до ног, всем кривлякам кривляка. Можно подумать, что тело у нее развинчено, бедра, плечи, голова словно на пружинах. Говорит она деланно томным голосом, нарочито наивным тоном, делает ртом гримасы, чтобы он казался меньше, а глаза таращит, чтобы они казались больше.