Уилл Мюррей
   "Дестроер"
   Последний крестоносец
   перевод с Л. Хлопова
   Пролог
   В тот день, когда умер аятолла, ракета, пущенная моджахедами из движения "Халк", упала на площади Майдан-сепах, в самом центре Тегерана, едва не попав в лавку торговца коврами, иссушенного годами старика Масуда Аттаи.
   Как только пыль рассеялась, Масуд вознес молитву Аллаху, но, заметив появившуюся в задней стене трещину, забормотал проклятия. Портрет аятоллы, обтянутый траурным крепом, который Масуд повесил всего лишь час назад, лежал на полу с разбитым вдребезги стеклом.
   Он поискал взглядом гвоздь - его нигде не было.
   Масуд вышел наружу и, зажав пальцами нос, чтобы не чувствовать запах пожарища, стал обшаривать груды щебня. После почти десятилетней войны с Ираком, а теперь еще и налетов иранских контрреволюционеров, даже гвозди были на вес золота.
   Наконец среди развалин Музея национального искусства и археологии он нашел то, что нужно - большой гвоздь с массивной квадратной шляпкой. Вернувшись домой, Масуд деревянным молотком вколотил находку в стену на новом месте.
   Он как раз вешал портрет аятоллы, когда в лавку зашла женщина. Масуд сразу же понял, что она чужеземка: вопреки исламским обычаям, ее лицо не было закрыто чадрой. Платье женщины закрывало ноги ниже колен, но икры и щиколотки оставались бесстыдно открытыми. Масуд поймал себя на том, что уставился на нее. Как давно он не видел женских ног - наверное, с тех пор, как произошла революция.
   К изумлению старика, гостья осведомилась о его здоровье на безупречном фарси.
   Ответив на приветствие, Масуд поинтересовался, не ищет ли она какой-нибудь особенный ковер.
   - Нет, - покачала головой чужеземка.
   - У меня есть превосходные ковры, - настаивал старик.
   Взгляд женщины остановился на портрете.
   - Такой огромный гвоздь для такого маленького портретика!
   - Имам заслуживает всего самого лучшего, - нахмурился хозяин.
   - Да еще и старинный!
   - Я нашел его у Музея археологии. Преступники - столько ценных вещей лежит среди обломков!
   - У музея, говорите? Тогда это может быть все что угодно, даже реликвия.
   - Гвоздь как гвоздь, - пожал плечами Масуд Аттаи.
   Женщина с видимой неохотой повернулась к ковру для молитвы. Когда она нагнулась, платье обтянуло плавную линию бедер. Роскошная женщина, подумал Масуд. В ней чувствуется порода.
   Со знанием дела она пощупала угол ковра.
   - А мамлукские ковры у вас есть? - спросила женщина, выпрямляясь.
   - Увы, нет, - ответил старик. - С пятого года не было ни одного.
   Она не удивилась. Очевидно, покупательнице было отлично известно, что теперь в Иране летосчисление шло с начала революции.
   - Я еще зайду, - сказала она и вышла из лавки. На ее хорошеньком личике не было и тени страха.
   Следующая ракета взорвалась через несколько секунд. Она уничтожила зеленую мечеть на улице Фирдоуси, как раз в той стороне, куда направилась женщина. Выглянув в дверной проем, Масуд успел заметить, как его покупательница свернула в проулок и удалилась быстрым деловым шагом. Мелькнувший профиль казался задумчивым. Никаких других чувств на этом лице не отражалось, и Масуд попытался представить, каково было бы остаться с ней наедине прохладной весенней ночью...
   Вернувшись в лавку, он обнаружил, что из-за взрыва портрет аятоллы покосился. Поправив раму, Масуд стер рукавом приставшую к квадратной шляпке гвоздя пыль. Обыкновенный гвоздь. Почему та женщина так им заинтересовалась?
   Глава 1
   Ламар Бу беспокойно ворочался на узкой койке. Он не мог заснуть. Сначала койка, как и все остальные, втиснутые в трюм, покачивалась и скрипела, пока огромный корабль зарывался носом в волны. Потом качка прекратилась, но сон не шел - ведь это означало, что они вошли в прибрежные воды.
   В подтверждение его догадки с палубы спустился Преподобный-Майор.
   - Мы вошли в залив, - говорил он шепотом, проходя между койками и расталкивая спящих людей.
   Проснувшиеся вытянули из-под матрасов балахоны и надели их поверх белья. Облачившись, люди занялись оружием. Вокруг раздавалось щелканье затворов, вставлялись обоймы, проверялись предохранители.
   Преподобный-Майор тронул Ламара Бу за плечо.
   - Мы в Персидском заливе, - прошептал он.
   - Першинговском, - поправил его Ламар. - Когда мы закончим, весь мир будет называть этот залив Першинговским.
   Преподобный-Майор улыбнулся. Это была блаженная улыбка, подходящая скорее не солдату, готовящемуся к сражению, а священнику, указывающему пастве путь к праведной жизни. Тревога, охватившая Ламара, сменилась спокойствием.
   Он потянулся за посохом - в отличие от остальных, он вступит в битву с язычниками безоружным. Присев на край кровати, Ламар положил посох на колени. Почувствовав, что дрожит, он сильнее стиснул пальцы. Посох лежал рядом с ним всю ночь - Ламар не желал осквернять символ веры, который ему доверили нести в сражении с силами тьмы, прикосновением к скользкому грязному полу.
   Ночью он спал, не снимая своей белой туники, и золотая вышивка на груди слегка поблескивала в неровном свете трюма.